412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Chans » Каминг-аут (СИ) » Текст книги (страница 91)
Каминг-аут (СИ)
  • Текст добавлен: 20 апреля 2017, 21:00

Текст книги "Каминг-аут (СИ)"


Автор книги: Chans



сообщить о нарушении

Текущая страница: 91 (всего у книги 95 страниц)

От Вела пахло дождем, чуть влажные волосы поблескивали от влаги.

– Как вы узнали, что я здесь? – спросил мальчик, садясь на кровати. Никогда бы не подумал – лицо у Велескана смуглым выглядело из-за обилия веснушек, которых такое огромное количество, что они сливались и становились неприметными издалека.

– Маю, помнишь, мы же «на ты»? Мой дом находится в трех минутах ходьбы. Я не знал, что ты вернулся, пока не увидел тебя здесь.

Мальчик знал, что Велескан не начнет расспрашивать его про синяк, или про то, что было с ним всё это время.

Холовора подошел к окнам и сквозь пелену дождя увидел размытые фары, освещающие лужайку перед домом.

Д’Арнакк предложил Маю пожить немного у себя, по крайней мере, до тех пор, пока мальчик не решит, что делать дальше.

– Я возвращался домой и увидел свет в окнах вашего дома, – объяснял позже Велескан, изучая полотна Эваллё, пока Маю добирал вещи. – Подумал, возможно, Тахоми приехала на выходные. К сожалению, погода ухудшилась.

Обернувшись на темные провалы окон, оглядев фасад и отблески фонарей на парадной стене, сказал:

– У этого дома расплывчатая аура. Как цветные разводы от бензина на асфальте. Я могу предположить, что у вас в доме смешаны две реальности.

Подходя к глянцево-черной «Импале», Маю заметил спереди мощный «кенгурятник». Через тонированные стекла просачивался собачий лай.

– Твоя собака? – живо поинтересовался Холовора.

– Еще есть кот, – мужчина снял сигнализацию и пропустил Маю в салон. Запахнув зонт, устроился сам.

С заднего сиденья на мальчика уставилась пара собачьих глаз. Здоровая псина едва помещалась.

– Маю, где твой брат? – Д’Арнакк разгладил мокрые каштановые волосы. – Я бы хотел потолковать с ним насчет картин.

– А что такое?

– Я купил бы всю коллекцию. Думаю, деньги были бы для Эваллё нелишним.

– Вам нравится? – восхитился мальчик, словно Велескан только что похвалил не работы брата, а его собственные.

Вставляя ключ в зажигание, музыкант усмехнулся:

– Мне всегда нравились рисунки твоего брата, а теперь, увидев, что они остались здесь, пылятся в старом доме, был сильно удивлен.

Жилище у Велескана оказалось настолько же новым и сияющим, насколько их – древним и старомодным.

– Мой отец живет в нашей резиденции в Хельсинки, где я ходил в среднюю школу и познакомился с твоим папой. Вот там чувствуется дух старины, а этот дом был построен для детей, а когда те разъехались – его хозяевами остались только мы с сестрой. Я познакомлю тебя с ней. Отец не живет с нами, по правде говоря, он меня не выносит, – рассказывал по дороге Д’Арнакк. – Он – проповедник и писатель. Услыхав о моих увлечениях музыкой, он рассердился и отправил меня жить сюда, к старшим братьям.

Сегодня вечером, хотя они жили в соседних кварталах, Маю впервые побывал у Велескана в гостях. Познакомился с его младшей сестрой, совсем еще юной девушкой. Утром следующего дня Велескану пришел факс, с пометкой «для Маю».

«Рейс JL5072. Отправление 1 июня, 17:15. Аэропорт Вантаа, город Хельсинки, Финляндия. Прибытие 2 июня, 8:55. Аэропорт Нарита, город Токио, Япония. Твой брат будет ждать тебя в зале прилета за зеленой лентой, с левого края, напротив табло Toshiba».

*

День был ознаменован пасмурным небом. Несмотря на то, что приближалось лето, погода стояла холодная и дул северный ветер.

Маю Холовора осматривал кирпичный дом. Первый этаж тыквенного цвета, второй – выкрашен в умеренно-желтый. При его виде создавалось приятное теплое впечатление. Второй этаж украшал орнамент из коричневых продольных и поперечных перекладин. Участок небольшой, без особых изысков. Зеленая спутниковая тарелка и телевизионная антенна на железной крыше бросались в глаза еще из машины. Запущенные клумбы, кое-как обнесенные мелкими камнями, поросли дикой травой. Старые детские качели почти полностью скрывал куст можжевельника. Маю не мог ни признать – в этом присутствовала своя красота, несовременная, неповторимая, но дом супругов-психиатров мальчик представлял по-другому: больше порядка, строгих линий, вычищенный газон, новый почтовый ящик. Похоже, хозяевам не доставало времени на занятия домашним хозяйством.

О чем он собирается говорить, Маю не представлял, но этот разговор был ему необходим. В глубине души сознавал, что таким образом пытается изжить чувство совестливости, которое испытывал, всякий раз думая о своем вмешательстве в будущее брата и девушки, живущей в кирпичном доме. Брат лишится радости отцовства, только за одно желание быть с ним, не говоря уже о симпатии соседей, уважения со стороны коллег, друзей. Чего, на самом деле, отнимает он у Эваллё? Конец нормальной жизни, но если они любят друг друга… и что если Лотайра был прав, сказав, что из-за страха неудач люди сами разрушают собственное счастье.

Холовора отвернулся от входной двери, так и маячащей перед глазами строгим видением. Ради чего всё это? Он что, серьезно думает поговорить с Аулис? Объясниться и попросить прощения?

Поспешив снять куртку, Маю теперь страшно мерз. Скрестив руки на груди, мальчик обернулся на дом. Вел ждет в машине, а он тут ворон считает… Зарылся подбородком в воротник своей толстовки с оленями.

Пока не успел остыть, быстрей надавил на черную резиновую кнопку звонка и подержал недолго. По дому разнесся громкий звон. Никто не открывал, пришлось позвонить еще раз, наконец, приглушенные шаги начали приближаться, и через несколько долгих мгновений, дверь открыла очень бледная женщина.

– Да? – не сразу спросила она, щурясь от дневного света. Русые волосы с проседью она заколола шпильками, от чего узкое лицо с длинным тонким носом приобрело сходство с учительницами младшей школы. На ней был тяжелый, на синтепоновой подкладке халат поверх простой домашней юбки и блузы. Изящные ноги в чулках и пушистых тапочках смотрелись немного странно.

– Да? – повторила женщина. – Я могу вам чем-то помочь?

По всей видимости, сейчас он беседовал с матерью девушки. Как же её? Что-то с «ле»… Юле… Ильма… Елена… Элиза… Эйле!

– Я пришел к Аулис. Она дома?

– Да. Мне позвать её? – госпожа Эйле щурилась, рассматривая незваного гостя. Благо, Велескан дал какую-то мазь, чтобы синяк быстрей проходил.

Холовора задумался и так долго думал, что женщина, устав ждать, посторонилась и пропустила мальчика в дом.

– Сейчас позову её, – пообещала она, закрывая за Маю дверь. – А вы…

– Маю Холовора. – Тут узкое лицо женщины вытянулось. – Скажите Аулис, что я хочу поговорить.

– Вы – Маю Холовора? – переспросила Эйле потрясенно, вероятно, не веря своему счастью, мальчик лишь губы поджал. – Я знаю вас, Аулис много рассказывала. Ну, давайте, тогда проходите, Маю.

Аулис говорила о нем? Интересно, хорошего или плохого?

Спустя пять минут он уже сидел в комнате девушки, на втором этаже, и созерцал обстановку. Окно с южной стороны, напротив компьютера, и два окна на западной – что почти занимало всю стену. Короткие желтые занавески, собранные воланом по краям.

– У тебя уютная комната, – Маю решил начать с комплимента, кажется, девушки это любят.

– Сама обставляла и занавески выбирала. Так о чем ты хочешь поговорить? – спросила Аулис рассеянно, садясь на вертящийся стул у окна, из которого был виден соседский гараж и дом. Опустила полноватую руку на стол, где у неё стоял монитор. На девушке была просторная футболка и маркие джинсы.

Мальчик некоторое время молчал, потом резво заговорил:

– Если честно, о вас с моим братом.

Холовора не хотел показаться грубияном и не собирался напирать на девушку, вообще он пришел сюда не спорить. Он немного терялся в её присутствии. Она была старше Эваллё – на сколько, Маю не помнил, – и производила впечатление девушки собранной и аккуратной, а такие всегда казались самоуверенными и всюду лезли доказывать свою точку зрения.

– Я давно не общалась с Эваллё, – задумавшись, пробормотала Аулис. – Мы с ним расстались, ты знаешь? Он уезжал, в Японии у него был университет и работа, мы не могли больше встречаться, меня родители не отпустили бы за границу, во всяком случае, до тех пор, пока не окончу обучение и не устроюсь на работу. Рутина бы убила чувства, и мы решили разойтись.

За что она уже нравилась – отпала надобность задавать кучу вопросов, девушка сама начала обо всём рассказывать.

– Может тебя интересует что-то конкретное, раз ты спрашиваешь? – короткие черные кудряшки делали её похожей на маленького растрепанного эльфа. Маю вовремя поймал себя на мысли, что пытается отгадать, какой у неё размер бюстгальтера, с такой грудью, наверное, неудобно спать на животе… Вовремя спохватился и поднял со стола увесистый талмуд. Книжка пестрила карикатурами и художественными вставками, но от этого ясней не стало, – весь текст был на итальянском.

– Ого, а ты – молодец… – протянул мальчик, вернув книгу на место, он заметил на столе так же много пособий на военную тематику. – Когда окончишь университет, хочешь работать в «горячих точках»?

– Есть немного… – смущенно выдала Аулис, улыбаясь. – У меня профессия такая. Возможно, буду вести переговоры в качестве переводчика.

– Смелая, – сказал Маю и снова погрузился в свои мысли.

Аулис некоторое время смотрела по сторонам, потом сказала:

– Перед отъездом Эваллё признался кое в чем: вроде как есть человек, который ему очень нравится. Я пыталась представить её… – после этих слов девушка слегка улыбнулась, – Эваллё не говорил тебе, кто это может быть?

– Скорей всего, его знакомая Анна, – пробормотал мальчик отстранено, поднимая взгляд на Аулис. – Она еще приезжала на день рожденье моей сестры в январе.

– Знаешь, я рада, что ты зашел, хоть так внезапно получилось, совсем не ожидала тебя увидеть… Мы так и не успели с тобой толком пообщаться… Хочешь кофе? У нас молотый.

И как брат мог променять эту девушку на него? Что он способен дать помимо заботы? Даже толком ухаживать не умеет. У него нет далеко идущих планов, как у этой девушки. Он ничего не знает о мире.

Положив ногу на ногу, Маю скрестил руки на коленях и утвердительно кивнул.

*Я просто увидел сон:

Она была на берегу реки,

Одинока, одета в белое,

Бледная от холода

Ступала по ледяной поверхности

В воспоминаниях о днях триумфа.

Иди,

Иди вперёд,

Встреть меня на другом берегу.

Однажды день вернется, после траура…

(Kamelot – После траура (Иди вперед))

========== Глава XIV. Царство ==========

Наступило лето, его приход должен был ознаменовать устроенный Лотайрой праздник.

Фрэя не знала, хватилась ли её Тахоми. Последние недели девушка была отрезана от внешнего мира, оставаясь во дворце гостьей или пленницей.

Повелитель всюду ходил со своей стражей, среди которой находился и Моисей Икигомисске. Девушка вынуждена была обходиться компанией служанок, так же навязанных ей Лотайрой.

Советник иногда разделял её общество, и тогда Фрэя замечала, как потускнели его глаза, на лице прибавилось морщин. Закутанный до самого горла в тонкий прочный материал, Моисей не показывал правую руку, пряча под одеждой. Длинные рукава скрывали изувеченные ладони, высокий воротник закрывал горло. Фрэя сердцем чувствовала, что Лотайра распорядился наказать провинившегося слугу, только не догадывался повелитель о том, что вины Моисея в её побеге нет.

Однажды вечером, когда она со служанками наблюдала за подготовкой к празднику, повелитель проплыл скользящей походной мимо. Девушка взглянула на него с вызовом и до ломоты стиснула зубы. Лотайра замер, просто глядя на неё. Моисей, как преданный телохранитель, остановился рядом с господином, смотря куда-то за её спину. Повелитель в тот вечер накануне празднования пребывал в отличном распоряжении духа. Низкого роста, с копной коротких кудрей, зачесанных на затылок в непонятной прическе, он уже не походил на худосочного подростка. Почуял власть… Его потрясающе расшитое малиновое кимоно слабо трепыхалось от ветра. Зрачки казались неправдоподобно суженными, как у кошки. Одно его скучающее пожелание – и голова Фрэи полетит с плеч.

Потрескивали факелы, установленные в урнах по всей площади, на которой было решено провести цирковые, танцевальные и прочие представления. Девушка слонялась между урнами, как тень. Актеры готовились к выступлениям, господский эскорт дожидался прибытия труппы бродячих артистов. А Фрэя думала, сильно ли мучался Моисей. Лотайра не дал шанса переговорить с Икигомисске наедине. Либо за ними ходили служанки, либо солдаты, либо Моисей был слишком занят актерами, чтобы уделить ей время.

Фрэя смотрела на Лотайру с презрением, он не стоил даже жалкого ненавистного слова!

– Расскажи мне о том, что ты видела на базарный день, – бросил ей повелитель издалека.

Девушки за её спиной испуганно зашевелились, еще чуть-чуть, и они в страхе схватятся за руки.

Моисей поднял на неё заторможенный взгляд. В его невероятных глазах мелькнуло что-то, отдаленно напоминающее мыслительный процесс.

Откуда Лотайра знает про базар? Икигомисске что ли, рассказал? Или повелитель выведал у него эти сведения под пытками?

Холовора перевела взгляд на высокого японца, пытаясь понять, на чьей он стороне.

Отблески пламени переливались на смуглой коже, при свете огня вдвое темнее обычного; на волосах, спадающих на закутанные плечи. Под дымчато-фиолетовым, расписанным золотыми нитями кимоно, стянутым вокруг талии на манер платья, проглядывала черная водолазка и такого же цвета брюки. Фрэя раньше никогда не видела, чтобы мужчины носили подобную одежду, да раньше она много о чем не догадывалась, например, о том, что Икигомисске может оказаться таким уязвимым. Немало изменений претерпела его воля за неестественно долгую жизнь. Волосы точно так же, как кудри Лотайры, переливались разными оттенками. Что и говорить – выглядел Моисей сногшибательно.

Где-то вдалеке, за пестрым куском ткани, растянутым между шестами, ударяли в барабаны. Если прислушаться, то можно услышать и легкую рябь струн. Нестройная мелодия была едва заметной, неторопливой, протяжной. Вероятно, она нравилась повелителю, и поэтому тот слегка улыбался.

Моисей и Лотайра даже были чем-то похожи, почти неуловимо.

Господин сделал шаг по направлению к девушке, и, когда кимоно распахнулось, на секунду оголились стройные ноги, будто бы загорелые.

– Расскажи мне про женщину, – сегодня повелитель был на удивление терпелив. – Что она говорила?

– Я не разобрала, что-то вроде «Оскэр» или «Оскар».

Девушка не хотела говорить о взбесившейся лошади, Лотайра мог заинтересоваться этой деталью, и начал бы выспрашивать у неё подробности, о которых совершенно не было настроения рассказывать.

– Да? Мой слуга передал мне, что женщина закричала, после того как увидела тебя. Лошадь та околела, – задумчиво произнес повелитель, расслабленно опуская руки вдоль тела. – Ты знаешь об этом?

Фрэя неосознанно распахнула глаза. Сердце застучало быстрее. Только после она немного пришла в себя и успокоилась. Как пить дать – Лотайра заметил её шок, у него даже уши развернулись в её сторону, так громко она дышала.

– Также лошадь стала неуправляемой, как только увидела тебя, проходящей мимо, – японец говорил тихим, размеренным голосом, не стараясь её обвинить или напугать. Здесь она была благодарна Лотайре. – Женщина, которую ты встретила, звала вовсе не тебя.

– Кого?

– Что, – поправил Лотайра. – Некое существо Оскель. Я ничего не знаю об этом, но имя мне знакомо. Ты слышала когда-нибудь об Оскель?

– Никогда, – созналась девушка. – Первый раз слышу.

Пламя игралось отсветами на кимоно Лотайры.

– Так вполне могли звать и лошадь, – подтвердил её мысли повелитель. – Так или иначе, ты не можешь быть Оскель.

Мысленно Фрэя усмехнулась, да уж, она себя не перепутает, еще пока узнаёт. Необычное имя, не сталкивалась… Теперь ясно, почему она не так произносила, у Лотайры тоже получалось не ахти как благозвучно, мягкая «ль» сливалась в «эр», довольно распространенная ошибка, из-за которой иногда возникают трудности в понимании иностранцами местной речи.

– Откуда это имя? – спросила Холовора, морща лоб. Оно ей понравилось, и девушка долго еще смаковала имя на языке.

– Его придумали древние греки. Иного мне не известно.

Повелитель медленно повернулся к ней спиной, и Моисей сразу же опустил ладонь себе на бедро, где всегда носил мачете. Готовый защищать своего господина даже от неё. И надо отдать должное солдафону – тайная мысль воткнуть что-то острое в спину Лотайры всё же возникла, правда, девушка не была готова расстаться с жизнью. Страстно хотелось, чтобы Моисей верил ей безоговорочно. Откуда это непостижимое желание?! Почему мнение Икигомисске стало для неё настолько важным?!

Лотайра махнул рукой, давая негласное распоряжение. Процессия двинулась дальше, а Моисей остался стоять и вытащил из складок одежды длинный нож, рукоять которого была обмотана лоскутами кожи двух цветов.

– Продолжим? – подал голос мужчина. Той ночью, когда их окружили у реки, его голос зазвучал по-новому. К сожалению, воспоминание об его звучании выветрилось из головы, она только могла вспомнить, что… нет, совсем никаких воспоминаний.

Холовора достала то мачете, которое осталось с их стычки в долине. Моисей так и не попросил его вернуть.

Каждый второй вечер на протяжении последних двух недель он давал ей уроки владения мачете. С дозволения Лотайры, конечно.

Икигомисске говорил, что желал бы взять Фрэю себе в ученицы. А это означало для девушки только одно – Моисей хочет видеть её рядом с собой и не сердится.

– Что это – Оскель? Ты ведь понял, что именно она кричала, – привыкшая к любви Моисея ко всякого рода умалчиванию, девушка спросила лишь из упрямства.

– Я не обманываю тебя, – внезапно мягко произнес японец, сдвигаясь с места. Полы кимоно взвились в воздух и опали, полетев за своим хозяином. Мужчина прошел мимо, направляясь на их привычное место: твердую площадку яйцевидной формы у черты бамбукового леса, слегка присыпанную желтым песком.

– Тебя не удивляет, что из-за моего вмешательства пострадала лошадь? – Фрэя шла рядом, отдергивая себя всякий раз, когда взгляд опускался на его ладонь, сжимающую мачете. – Я хочу сказать, что я люблю животных, и нарочно бы такого не пожелала.

– Удивляет, – согласился японец. – Лошадь могла оказаться больной или дикой, не принимай на свой счет, – и снова – ей не послышалось – в его голосе была мягкость, настолько непривычная, что резала слух.

– Твоя рука… сильно болит? – из глаз потекли слезы.

С какой стати вообще она вздумала сейчас плакать?! Что за сопли тут развела?! Фрэя отвернула лицо вправо, сделав вид, что её привлек шатер.

Чуть в отдалении за ними неотступно следовали Ю и Каоко, их обувь шуршала по траве.

Подруга бы дала ей хороший пинок, если бы увидела сейчас!

Ю по секрету рассказала, что у Моисея отняли дочь. Да-да, она не забыла, что девочка приемная, но Икигомисске относился к принцессе как к родной дочери. Нужно было поговорить об этом, сказать что-то ободряющее, однако Фрэя не могла подставить свою горничную за то, что та пускает сплетни и влезает в дела господ, поэтому приходилось держать язык за зубами.

– Как долго она будет заживать? Твои уши быстро отросли… – говорить получалось с трудом, трудно было скрыть плач в дрожащем голосе, изо рта вырывался жалостливый писк.

Потребовалась минута, чтобы Фрэя взяла себя в руки, глубоко вздохнула, незаметно вытерла глаза. Не будет она плакать!

– Еще некоторое время, – наконец ответил Моисей, – а пока я не чувствую правой руки.

Ну что он говорит?! Он точно надумал довести её до слёз! Она своей милостью сделала его калекой! К тому же он – правша, как он теперь без правой руки?!

– А Миран? Лотайра уже предпринял что-то? Ведь это Миран подослал к нам убийц!

– Мы с тобой убили их, – откликнулся японец, поднимая лицо к небу и вздыхая.

Это «мы с тобой» языком Моисея звучало необычно, как «Киндр сюрприз» в устах Папы Римского.

– Я ни слова не сказал повелителю об этом, но велел моим людям усилить охрану. Глава Миран пробудет у нас до окончания празднования, до тех пор Лотайра вынужден быть обходительным с ним, чтобы о нас не просочились нежелательные слухи в другие «дома знати».

На площадке Фрэя достала своё мачете.

– Покажи мне настоящее лицо, которое ты ото всех прячешь.

– Ты еще ребенок, чтобы на это смотреть, – отозвался японец, взмахивая клинком в воздухе.

– Это так ужасно? Так страшно и жутко? Брось, Моисей, я видела тебя всего в крови, что может быть ужаснее? У тебя ноги кривые или есть хвост?

– Я совсем не это имел в виду. Увидев меня раз, ты перестанешь быть собой. Нужно ли тебе это? Думаю, нет. Ты потеряешь голову, и должен тебя разочаровать, отнюдь не от страсти, возможно, даже сойдешь с ума и забудешь, кто ты есть на самом деле, – скороговоркой быстро выдал Икигомисске, рассекая воздух перед лицом и приближаясь к ней. – Увидеть тело и увидеть истинное лицо – две разные вещи, я бы даже сказал, взаимозаменяющие.

– Взаимо что? – она отшатнулась назад, когда Моисей ударил сверху.

Фрэя вскинула обе руки, зажимая в них мачете, и отбила, нелепо повалившись на жесткую землю. Поднялась, испачкав руки в песке.

– Ты можешь прыгать? Или ты привязана к земле?! – разозлился японец, нанося один удар за другим и оттесняя её к краю площадки. Песок под ногами заскрипел.

– Прыгать как ты? По деревьям? – выдавила сквозь зубы, и получила пас рукоятью в грудь. Задохнулась и полетела на землю.

– Давай же откройся мне! – навис над ней Моисей, яростно замахиваясь. – Кто ты такая, Фрэя?!

Его вопрос звучал в ушах. Девушка могла только уползать, вскакивать и снова падать. Кто она такая? Кто она?

– Я хочу увидеть это! Давай же! Покажи, кто ты есть на самом деле?!

Неясно было, серьезно он или просто настраивает на драку. Знала только – Моисей пытается вывести её из себя, чтобы дралась в полную силу. Это происходило постоянно. Неясно, чего добивался Икигомисске, натаскивая её. Только злит.

Подсек снизу, девушка качнулась назад, удар и, закрутившись, как юла, пролетела метр и, падая, уже у самой земли сумела изменить угол падения и приземлилась на колено. Дыхание сбилось, хвост сполз с затылка.

Японец схватил её за ворот длинной рубахи и швырнул от себя, девушка начала заваливаться, но устояла на ногах. Однако не успела вздохнуть, как Моисей выбросил здоровую руку вперед, и она схлопотала мощный удар в живот.

*

Ближе к утру резко похолодало, температура стремительно опустилась, и Фрэя увидела, как усмехнулся Лотайра, также как и она, оценив штучки природы. Повелитель взглянул в небо, раскрашенное оранжевыми и синими огнями фейерверка. Сверху посыпался сноп красных искр, и все сразу радостно загалдели, только девушка заметила, что всегда такой неуравновешенный повелитель пребывает сейчас в полном спокойствии и ехидно поглядывает на небо.

Холовора зябко поежилась, зарывая руки в огромные рукава праздничного кимоно. Ладони в белых прозрачных перчатках, несмотря на холод, вспотели.

Повелитель Хинокава восседал на примитивном троне на помостах, установленных квадратом вокруг дощатой площади.

Девушка сидела по левую руку, Моисей – по правую. Перед ними возвышался стол с угощениями для высокопоставленных гостей. Глава Миран со своей свитой спустился вниз, на площадь и наслаждался праздником среди танцовщиц, солдат, слуг и артистов. По краям сидели музыканты. Там же на площади были установлены столы, заставленные блюдами ничуть не хуже господских.

Спустя пятнадцать минут в одних носках и деревянных тапочках замерзли ступни. Раннее утро второго июня обещало оставить о себе не самые лучшие воспоминания. Фрэя налегала на еду, надеясь, хоть так поднять себе настроение. Конечно, когда у девушки скверное настроение, она налегает на еду.

Музыка прекратилась, и тогда стал слышен общий гул: высокие женские голоса, низкий мужской смех, тонкие радостные крики, шорох тканей, стук множества тапочек по паркету и деревянным помостам. Заиграли следующую композицию, в ней отражался подлинный Восток, чей-то нестройный прерывистый голос, будто имитация женского каприза, просто напев, без слов, легкие флейты, едва уловимые «цудзуми» [барабаны], то тише, то выше, раз-два, раз-два, с разных сторон, перебирание струн, снова дуновение «сякухати» [китайская бамбуковая флейта сяо], переливание мелодии струн японской цитры [щипковый музыкальный инструмент, имеет также название «кото»] и вновь бой барабанов. Добавился новый звук: тонкие воздушные трели духовых и словно капель – перестук палочек.

Фрэя исподтишка взглянула на Икигомисске. Скорей всего, он даже умеет танцевать и знает народные танцы.

У подмостков продолжалось гулянье.

– «Ветер, взметающийся из бокалов», – разлилось по площади пронзительное, как осколки, сопрано. Девушка вспомнила книгу Такамура Котаро [(1883-1956) Великий японский поэт XX в. Снискал славу публикацией дебютного сборника «Дорожная даль» (1914). Поэтическая манера отличается уитменовской широтой мировосприятия, пластичносью, богатством колорита. Тяжкая душевная болезнь любимой жены Тиэко наложила трагический отпечаток на позднее творчество Такамура Котаро. Пойдя на сотрудничество с тоталитарным режимом в годы монархо-фашизма, он впоследствии опубликовал поэтическое покаяние в форме исповедальных элегий] и Янке, которому очень нравилась его поэзия. Песня была на стихи Котаро.

– «Раскачивает бумажные фонарики Пана, [Греческий бог Пан был своего рода тотемным покровителем токийского «Общества Пана», в древнегреческой мифологии – бог пастушества и скотоводства, плодородия и дикой природы]

Пестрые огни мечутся, мелькают…

Аромат миндаля и груш Бергамо.

Цветы – гелиотропы, Помпеи.

Четыре молоденькие гейши

Мерно притопывают, в лад напевают

И пляшут, пляшут!

Эй, эй, эй-я-са!

Хисагику и Горомару,

Бонкоцу и Саруноскэ,

Раскрасневшиеся, потные, хмельные! Демоны разгула,

Цветные татуировки,

Приказчик из заведения Каваути,

Неразменная стойеновая кредитка,

Местный колорит,

Семена жизни… Словно вытканная на шелку картина,

Словно сценка на старинном гобелене.

Пир горой, дым коромыслом!» – подлетел высоко вверх хрустальный голос.

Фрэя не разбирала половины слов, слитых в единый, надрывный, крикливо-дерзкий напев, однако прекрасно помнила строки из «Presentation» [Представление (фр.)].

Лотайра наклонился и что-то быстро сказал советнику, после чего Моисей плавно встал из-за стола и по светлым лестничным доскам устремился вниз. На нем были широкие черные брюки и расшитая цветным бисером блуза до пояса. В своей более чем современной одежде он выделялся на фоне разодетых, разукрашенных гостей Лотайры, будто оживших на старинном японском полотне. Заколотые волосы Икигомисске всё так же переливались в свете фонариков, развешенных везде над подмостками.

Холовора посмотрела на фигурное печенье, которое в огромной таре пододвинул ей Лотайра, и решила, что праздник определенно не плох, и она уже начинает входить во вкус. Одно печенье было круглым и в форме смайла :), со своей кремовой улыбкой. Пожалуй, к роскоши она тоже начинала привыкать. Для полного счастья разве что не хватало Гакта [Гакт Камуи – японский певец и композитор, также известен как актер, фотомодель, писатель, продюсер, дизайнер, пробовал себя в качестве сэйю и ведущего на радио, кроме того, был задействован при создании трех компьютерных игр].

– «Бородатый Пан, увенчанный гроздями винограда,

В пламенеющих руках протягивает огромную чашу.

Кто-то подходит, поджигает пунш в чаше.

«Permettez-moi de vous presenter…[Позвольте вам представить (фр.)]» – продолжала петь японская певица, которая возникла в поле зрения, только когда танцующие разошлись в танце, и посреди площади стала видна сидящая в громоздком кимоно женщина с мраморно-белой кожей.

Когда песня окончилась, небо окрасил очередной фейерверк, огненным дождем осевши наземь.

Фрэя страшилась и вместе с тем предвкушала, как Лотайра с ней заговорит.

Что за странное платье? Объемное и белое, точно сахарный песок, поверх широкой более темной юбки. Приятный цвет кимоно, отражающий свет. Расшитый бледными цветами подол. Только зачем ей дали такое сложное и роскошное кимоно, которое без чужой помощи она ни в жизнь не надела бы. Неужели Лотайра хвалится ею, как презентом из внешнего мира? Именно так она и считала, бросая на повелителя косые взгляды. Ему нравится устраивать грандиозные представления и быть в центре внимания.

Голые колени под юбкой замерзла, и девушка села нога на ногу.

– Почему ты не спустишься к ним? – поинтересовался Лотайра, указывая рукой на танцующий люд. Повелитель явно был склонен к громким жестам.

Заиграли на кото, позже добавилось высокое звучание гобоя и флейт.

– Я не знаю здешних танцев, – сказала на чистоту девушка и перевела взгляд на площадь. Это был танец без пары, но, наблюдая с помостов, можно было заметить, насколько целен и созвучен танец, словно все гости сплотились в нем. На раскрасневшихся лицах светились улыбки.

– А-а, чувствуешь, как изменилась погода, – снова заговорил повелитель, поднося к губам нелепую чашечку с носиком.

Сидеть за одним столом, буквально рядом, с человеком, у которого почти желтые глаза да еще с вертикальными зрачками, и разговаривать о погоде… непередаваемые ощущения.

– Хочешь, скажу одну вещь? – надавил на любопытство господин, загадочно улыбаясь. У него оказалась щербинка между зубов, а сами – маленькие и на вид некрепкие. – Здесь, – он окинул неторопливым взглядом округу, – самое безопасное место рядом со мной. Для такой как ты, – и снова Лотайра растянул тонкие губы в таинственной улыбке.

Фрэя увидела на лестнице Моисея, тот поднимался к ним. Руку скрыл от посторонних глаз под удлиненным рукавом. Брюки перекатывались на нем при каждом шаге, податливая ткань будто перетекала.

И тут поднялся Лотайра. По всей видимости, повелитель дожидался советника, чтобы огласить какую-то новость.

Разом умолкла музыка, все развернулись к повелителю. На лицах была радость, но в глазах виднелась настороженность, а кто-то уже успел набраться и принимал всё за очередной аттракцион веселья. Икигомисске тоже замер, подняв лицо на своего повелителя.

– Дамы и господа! – провещал маленький господин. Он стоял так близко, что при желании девушка могла протянуть руку вправо и коснуться его. – Приход этого лета!.. – разносился во всеобщем безмолвии его певучий звонкий голос, – мы ознаменуем еще одним радостным событием!

Тишина усилилась, глава Миран вышел вперед.

Слова Лотайры прокатывались по всей площади громким перезвоном:

– В свете последних событий, я вновь убедился во мнении, что мир и благоденствие для этого леса – наша первоочередная задача, – повелитель тепло улыбался своему народу и гостям. – Прошу вас!

Девушка не поняла, кому предназначалась просьба, в толпе пронеслись восторженные вздохи, тоже совершено неясного назначения.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю