Текст книги "Каминг-аут (СИ)"
Автор книги: Chans
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 61 (всего у книги 95 страниц)
– Никогда не недооценивай своих друзей. Всегда ведь можно поговорить. Или это не тот случай? – солистка наклонилась к Маю, и он ощутил запах ежевичного блеска для губ. Ему вдруг захотелось узнать, правда ли, что косметологи добавляют в блеск для губ настоящий сок ягод или это только суррогат.
– Кажется, я забыл свой пиджак, – вспомнил Маю, неожиданно остро ощутив пропажу.
Стрельнув глазами в сторону блондина, Провада по-отечески оправил запонки:
– Где ты его оставил?
– В зале, на своем месте, – мальчик чувствовал себя полным дебилом.
Эваллё положил ложку.
– Нет, ты сиди, ешь, я сам схожу, – Саёри уже поднялся и переступил через деревянную скамью, опоясывавшую стол идеальным квадратом.
Сочный огурец захрустел на зубах.
– Посидите одни? Мне надо носик припудрить. – Тахоми потрепала Маю по волосам, мальчик едва не ткнулся носом в тарелку от проявлений её ласки.
– А можно меня не трогать, пока я ем?
– Тебе так идет этот галстук, – невинно улыбнулась японка. – В нем ты стал похож на молодого мужчину, а не так как обычно…
– Каваи-и-и [кавай (kawaii) – милый, славный; прелестный, хорошенький (япон.)], – пропел Эваллё и расхохотался: – Давно хотел это сказать.
Достав из сумочки косметичку, женщина осторожно выбралась из-за стола. За срок, меньший двух месяцев, её живот только слегка округлился, изящно выпирая под шелковым кимоно, когда она надевала в гостиничном номере свой бледно-оранжевый пояс оби.
Ну, разве не сама Фортуна им благоволит? Пускай, несколько минут, но это время их не будут тревожить косые взгляды Саёри и чрезмерная доброта Тахоми, в которой так некстати проснулись материнские инстинкты, она боится за них, переживает, ведь они в том возрасте, когда людей так и тянет попасть в неприятности.
– Ты уезжаешь? – несмотря на пробравший его зверский голодушник, Маю оторвался от своего горшочка, чтобы посмотреть на медленно жующие челюсти Эваллё, на бледные, не накрашенные губы.
– Не сейчас. Я ведь только совсем недавно поступил, они не хотят возлагать на первокурсника, да еще европейца, такую колоссальную ответственность.
Мальчик говорил убийственно серьезно, а старший брат улыбался.
– Ну, в таком случае ты ведь сможешь их очаровать?
– Поедешь со мной? – черные глаза тут же загорелись азартом. – Хоть несколько дней нас никто не будет тревожить, не считая мою команду, и взрослых, которые поедут с нами.
– Юморишь, Валенька? – Маю раздумывал, не спросить ли Эваллё напрямую о том, что произошло между ним и русским с одиннадцатого…
Плевать на Патрика! Еще ссориться с братом из-за этого принцульки! Не нужно, чтобы их отношения хоть что-то омрачало. Всё хорошо.
– Они знают о нас… моя группа… Они обо всем догадались. Да, похоже, дурацкая идея была пригласить их на день рождения нашей тетки.
– Ну ты лось, – Эваллё отодвинул от себя недоеденное набэ. – Маю, даже если бы они не были на дне рождении – ничего бы не изменилось. Наши соседи, твоя группа, Огнецвет, Янке – все вокруг знают о нас, – грустно улыбнувшись, кивнул на тянко: – Хочешь доесть?
– Всё хорошо, Эваллё. Мы всех победим, – Маю обошел стол и присел на скамью верхом.
Быстро, никто даже не заметит.
Губы брата оказались вымазаны бульоном со слегка острым вкусом соевого соуса; язык сладкий от приправы, зубы скользкие. Рот еще хранил теплый овощной привкус тянко. На этот раз Эваллё не касался его руками, приподнял лицо, подставив жадному поцелую, позволяя прикусывать свою верхнюю губу. Маю засасывал тонкие губы, целовал… Парень ухватился за скамейку и закрыл глаза. Ощущая внешнее напряжение, изменившуюся атмосферу зала, Маю раздраженно повел плечами, пытаясь отогнать это настырное тревожное ощущение.
Он легонько прижимался к тонким губам Эваллё своими.
Невинный, едва ощутимый поцелуй, мальчик хотел коснуться брата, зарыться в его волосы, нащупать под просвечивающей рубашкой твердые соски, провести тыльной стороной ладони по гладкому подбородку, хотел, чтобы Эваллё склонил свою голову, устраиваясь щекой на его ладони… Но не мог позволить себе испортить чистый поцелуй своими жирными пальцами в тянко.
Медленно Маю оторвался от брата, пытаясь зафиксировать его вкус в памяти. Неподалеку замерла потрясенная до глубины души Тахоми. В её карих глазах – непонимание, осуждение; губы сжаты в жесткую линию. Гости застыли, с недоумением глядя на парней. Кажется, весь мир уже знал, что на самом деле они братья, только лишь они немного отставали от этого мира. Грозился грянуть грандиозный скандал. Одной даже самой жалкой статейкой их могли уничтожить, уничтожить репутацию Тахоми, репутацию их семьи, оклеветать фамилию, запятнать позором обоих братьев.
Маю облизал свои губы, сглатывая пряный вкус Эваллё. Он ожидал, что брат укажет на него пальцем, обвинит в грязном домогательстве. Вместо страшных домыслов брат опустил ладонь ему на затылок и, притянув к себе, обнял.
– Я люблю тебя, – прошептал Эваллё, закрывая его от папарацци.
Спрятав лицо, Маю вдыхал запах одежды брата.
Подоспел Саёри, нелепо застыв на месте, словно персонаж абсурдного кино.
– Я люблю тебя, всё хорошо, – повторял брат тихо. – Всё хорошо.
Известная мангака Тахоми Холовора закрыла лицо руками. Саёри в бешенстве метнулся к «звездным детям», расталкивая газетчиков, обрадованных новой скандальной сенсацией, мимо агентов и спонсоров, сумоистов с их женами, мимо гостей. Лучшего места для разоблачения и придумать нельзя: легендарный нацу басё, собирающий все сливки общества…
Это его позор, не брата. Эваллё тут ни при чем.
– Хватит! Прекратите снимать! Уберите камеру!
– Успокойтесь! Провада-сан, успокойтесь!
– Вы не имеете права, убирайтесь! Это частная жизнь!
*
Колёсики тележки загромыхали по начищенному полу. Остановившись у двери Янке, девушка постучалась и, не задумываясь, надавила на дверную ручку.
– Янке? Я оставила Морфею корм в банке, там в холодильнике. Скажи Тахоми, когда они вернутся с борьбы, ладно? Она поймет где, – выровняв чемодан, придвинула его к стене. – Янке?
Фрэя приоткрыла дверь, и приблизилась щекой к стене, стараясь не заглядывать в комнату.
– Я ненадолго. К фестивалю вернусь, хочу, чтобы вы с Моисеем посмотрели номера моих одноклассников. Я быстро вернусь.
– Зачем ты идешь к нему? – какое-то шевеление в углу.
Дверь отъехала еще на ладонь, открываясь внутрь комнаты.
– Не знаю… Я, правда, не знаю, Янке, – в сумраке она уловила его темный силуэт: коричневую кожу, округлый лоб, бледно-карие глаза, похожие на бразильское розоватое дерево.
Парень сжал пальцами загривок, уткнувшись во внутренний сгиб локтя. Помимо дырявых гольфов и трусов – ничего. На полу у коричневых пальцев ног – черный револьвер. Девушка не сомневалась в его подлинности – у Янке водились деньги, много денег, он мог позволить себе любое оружие.
– Не против, если я добавлю в твою коллекцию игрушек свою?
Янке чиркнул зажигалкой, прикуривая:
– Не против.
Фрэя принесла из гостиной свою плюшевую панду. Смахнув с кровати упаковки таблеток, пакетики со шприцами и пепел, Янке привалился к краю. Усаживая панду на освободившееся место, девушка села на пол возле него. В покрывале – дыры, прожженные сигаретными бычками; засохшие пятна шоколада и мороженого. Парень навалился локтями на постель, не в состоянии сидеть прямо. От него исходил тяжелый запах мокрой пепельницы, старых газет, его собственного тела и давно немытых волос. Взяв его руку, на покрасневших участках кожи Фрэя рассмотрела множество крошечных дырочек, оставленных иглами.
– Это место… это мой персональный ад, где я отрабатываю свой срок.
– Тахоми уже подобрала тебе новое место. Две комнаты на втором этаже.
Парень хотел отдернуть худую руку, будто состоящую из переплетений жгутов, но сил не хватило, кисть лишь дернулась в пальцах Фрэи.
– В съемном доме. У тебя появится много друзей, тебе будет с кем поговорить. Я буду навещать тебя, буду приносить тебе шоколад… столько, сколько ты пожелаешь, – она наклонилась и поцеловала его руку.
– Можно я тоже тебе кое-что оставлю?
– Конечно.
– В тумбочке, в верхнем ящике. Возьми… – Янке, упираясь локтем в покрывало, с трудом приподнял руку и погладил девушку по щеке, заправляя отросшую челку за ухо. – Не забывай о своей непутевой сестрице… Не забывай о Янке. Помнишь? Имя из четырех букв.
Янке никогда не вызывал у неё отвращения, он действовал на мозг притупляюще, разжижал кровеносную систему. Девушка могла спокойно смотреть на его худое лицо, даже запах сальных волос и грязной кожи не раздражал.
Фрэя встала с пола и подошла к тумбочке, стоящей рядом с футоном. В верхнем ящике лежал небольшой конверт с закругленными краями. Сунув конверт в карман, она вышла из комнаты, ощущая на себе взгляд покрасневших от чрезмерного употребления героина тусклых глаз. Лопнувшие сосуды, серая пепельная кожа, волосы на полу и выпирающие кости. Она знала, как поступила бы Тахоми: залила бы всё керосином и бросила зажженную спичку, погребая в огне все эти красивые инсулиновые шприцы, дорогие игрушки, измятые потрепанные временем газеты, которые забыли поведать прошлое одному человеку.
*
Натянув на голову белую шляпку с японским узлом из салатового шелка, Фрэя обернулась к Моисею:
– Ну что, мне идет? По форме она похожа на японскую соломенную «касу», только у неё нет острого конца, она более сглаженная и похожа на европейскую панамку, – специально для Химэко пояснила девушка и рассмеялась: – Я в ней ничего не вижу! Моисей, можно я сама её куплю, Саёри дал мне денег, он думает, что вы меня одними сигаретами кормите?
Икигомисске в ответ рассеянно кивнул, по натянутой интонации можно было судить, что он давно обдумывал этот вопрос:
– Останемся в Токио?
– Нет, я хочу поехать на Хоккайдо, вернуться в ту тихую и спокойную деревню, подальше от своей семьи.
Моисей доверил девушке вести Химэко за руку. Выйдя из шляпного магазина, в котором на самом деле продавались еще и зонты, перчатки, сумки и кошельки, они двинулись вдоль блестящих витрин токийских магазинов. На случай, если Химэко устанет, Моисей положил в машину детскую коляску.
– Смотрите-ка, – улыбнулся Икигомисске, разворачивая лицо Фрэи в сторону очередной чистенькой витрины. – Турнир сумо между роботами. Хотите, сыграем с вами?
– А можно?
Моисей проигнорировал её смущенный голос.
Фирма игрушек-роботов проводила демонстрацию нового товара, и всем желающим было разрешено поучаствовать в состязании двух новеньких роботов, запрограммированных на элементарные удары, принятые в сумо. Фрэя встала с пультом с одной стороны стола, на котором было расчерчено круглое поле, Моисей – с другой. Персонаж Фрэи – механизм красно-черного цвета, похожий на героя «лего». Его противник – серебристо-серый робот. Игрушки забавно подпрыгивали на месте, часто-часто переступая квадратными ступнями. Их движения походили на спортивный бег с согнутыми коленями.
Правила этой игры такие же, как и в борьбе сумо: вытолкнуть соперника за ограничительный круг или заставить его коснуться поля любой частью тела кроме ступней.
Красный робот аккуратно опустился на свои механические колени и коснулся предполагаемыми ладонями крышки стола.
– Какие забавные игрушки! У них определенно будет успех! – незнакомая японка с блокнотом в руке повернулась к напарнику.
Соревнование проводилось на турнирном столе шестиугольной формы с металлическими набалдашниками на углах. Топот ног по его поверхности и приглушенные зудящие звуки механизмов приводили Химэко в восторг, хоть она и не могла видеть игры, она улыбалась всякий раз, когда зрители начинали смеяться, хлопать или одобрительно кричать.
Фрэя засмеялась, когда её робот, присев на колени, вытянул вперед руки и пихнул серебристого. Выровняв своего героя, Моисей хитро взглянул на девушку. Его робот пританцовывал вокруг красного, потрясая руками. Попытался столкнуть, но красный уперся в него своей приплюснутой головой, оттесняя. Серебристый подрезал ему ноги, и красный шлепнулся. Вновь оказавшись на ногах, красный бочком подкрался к серебристому и врезал вращающимися руками. Отойдя на приличное расстояние, разбежался и понесся прямо на противника, повалив его и свалившись сверху. Хохоча, девушка попыталась поднять своего героя на ноги, но тот снова повалился, нечаянно опрокидывая серебристого. Парень с бейджиком растащил роботов. По мере выигрышей роботы эволюционировали в более сильных, высоких персонажей, наделенных соответственно большим числом техник и имеющих расширенные возможности.
Поскакав на красного, серебристый перекувыркнулся через себя, и выбросил вперед ногу, вдарив красному по промежности. Зал покатился со смеху. Фрэя развернула свою игрушку и бросилась в атаку.
– Вы деретесь, как мальчишка, – Моисей так близко подошел к турнирному столу, что едва не склонялся над ним, остервенело надавливая на кнопки пульта управления.
– Вы тоже.
Тяжело было оставлять Янке, но внезапная любовь Саёри и Тахоми тяготила гораздо больше, чем совестливые мысли о том, что она бросает парня в не лучшем состоянии. Тем не менее, она верила, что с ним всё будет в порядке.
Вместе с Моисеем она вернулась на северный остров, где всё пело в природе от прихода весны. В первый же день они отправились в долину с рестораном и чайными домиками-беседками, наводненную сетью быстрых ручьев, тающих сугробов и прошлогодней черно-бурой травой.
Девушка сидела за столом, на деревянном помосте у самой речки, с нависающими ивовыми ветками и цветущей черемухой. Несколько метров быстрой воды отделяло Фрэю от леса. Моисей зашел в беседку и поставил перед ней кружку с какао.
– Какао? – девушка с сомнением уставилась на пальцы, сжимающие кружку.
Привыкнув к традиционному стилю жизни Моисея и его консервативным привычкам, она была крайне удивлена этим жестом.
– Какао-порошок из магазина, – усмехнулся японец, присаживаясь напротив неё. – А вот за молоком пришлось сходить на ферму и подоить корову.
– Серьезно? – отпив первый глоток, она облизнулась. Напиток оказался горячим, естественно не обошлось без специй, свежайшее молоко и нежный вкус какао-бобов обожгли горло. – Вы доили корову?
Мужчина рассмеялся кротким мелодичным смехом, будто она сморозила очередную глупость. Его смех Фрэя сравнивала с неповторимым глубоким голосом того старика, который наигрывал на барабане и тихонечко пел в тот давний весенний день, в ресторане с деревянной сценой.
– Вас это шокирует?
– Своими руками?!
– Само собой руками. Корова мычала и топала, не желая подпускать меня к вымени. – Моисей погладил затылок, как будто там была шишка. – Вашему организму необходимо молоко, и чушь, что взрослые не пьют молока. Вы расцветаете, как эта долина. Когда, вы приезжали весной – здесь стояла оттепель, таял снег, природа просыпалась от зимней спячки, а теперь, хотя только начало мая, пришло лето с его пышным цветением и контрастом цветов, так же и вы… Простите за пошлое сравнение.
– Да нет… меня еще никогда не сравнивали со временами года, – Фрэя опустила глаза на ворот рубахи Моисея, подвязанной широким поясом.
– Допивайте, а после прогуляемся по долине.
– Моисей, а ведь у меня тоже кое-что для вас есть.
Получив заинтригованную улыбку в ответ, девушка подняла со скамьи узелок, в который бережно завернула блюдо.
– Вы любите рыбу и я, поэтому приготовила сёмгу так, как принято у меня на родине. Я умею вкусно готовить по нашим рецептам – вы не отравитесь, – заверила девушка. – Я хотела принести извинения за ресторан в Саппоро.
– Фрэя, вам нездоровилось, не следует думать о себе как о виноватой передо мной.
Она протянула ему увесистый узелок, приятно согревающий ладони. Хотелось знать, каким окажется лицо Моисея.
– Могу я поинтересоваться, где вы готовили?
Когда после длительного колебания, японец развязал полотенце и развернул фольгу, над столом поднялся аромат копченой рыбы. Пускай Моисей перестанет угрюмиться, глядя на результат её трудов, и уже порадуется.
Вероятно, оттого что желудок давно не получал любимой копченой рыбки, разыгрался аппетит.
– У вас на кухне. Там я нашла всё необходимое, а рыбу купила в деревне. Домашнее копчение очень популярно, хотя мой отец всегда повторял, что это не женское дело. Поскольку вы не едите руками, для удобства порезала на кусочки.
Его лицо просветлело. Взгляд был опущен на сёмгу, потому сложно судить, доволен он или смущен.
Фрэя передала ему палочки для еды, обернутые бумагой.
– То, что я до сих пор нахожусь в этом чудесном месте, и, наконец, могу отдохнуть от всего, что свалилось на голову, – это благодаря вам.
– Не смею противоречить вам. Обязательно попробую.
– Вы смущены? Возьмите немного, – этих слов японец не услышал.
Моисей боролся с соблазном отведать вкусной рыбки, медленно разламывая палочки. Заправил прядь за ухо и поднял взгляд на девушку.
– Должен вам признаться, у этой рыбы приятный запах.
Пока он подносил ко рту первый кусочек, Фрэя огляделась и шумно вздохнула.
– Рада, что приехала сюда. Будет, что вспомнить, когда вернусь в Хямеенлинну.
Моисей ответить не мог. Когда Фрэя произнесла это, он, не спеша, жевал. Буквально ощутив напряжение, возникшее по другую сторону стола, девушка объяснила:
– Я собираюсь окончить школу в Нагасаки, но работать, наверное, вернусь в Финляндию. Не думайте, что я останусь с тетей и её будущим мужем – мне это не нужно. Первые пару лет им будет не до меня. Рада, что родится племяш… Я люблю Японию, но не стремлюсь сюда, как Тахоми. Мы переехали из-за тети – она намеревалась сменить обстановку. Меня до сих пор иногда пробирает злость.
– Тахоми-сан желает вам добра, – произнес мужчина тихо.
– Я понимаю. Моисей, знакомство со мной не было напрасным? – спросила девушка, вглядываясь в его яркие глаза, слегка приподнятые к вискам, как и у Химэко.
– Я первым влез в вашу жизнь, – снова пошел на попятную Икигомисске. Фрэя уже привыкла к его привычке извиняться за себя и оправдывать других. Человек-Загадка – что с него взять? – Вы представляете для меня интерес, я только не хочу казаться любопытным.
– А как вам понравилось у нас?
– Вкусно кормят. Я считаю, приготовленное с душой угощение – залог гостеприимства.
Икигомисске удобней перехватил еще кусочек и отправил в рот, уже без стеснения.
Позже, оставив вещи на столе, они решили прогуляться.
Моисей и Фрэя брели среди моря сочной зеленой травы, по тропке, выложенной камнями.
– Вы ждали прихода лета?
– Я хотел оттянуть этот момент. Мне жаль, что не получилось приехать на праздник вашей тети.
– Она на втором месяце беременности… Думаю, Тахоми была бы счастлива, если бы сейчас все мужчины вдруг сгинули, – Фрэя скривила губы в шуточном ужасе. – Она стала такая раздражительная, на любого парня реагирует как на взрыв атомной бомбы. Извините.
– Да нет, меня еще не сравнивали со взрывом атомной бомбы.
– Почему вы не хотели лета? – неожиданно серьезным тоном спросила Холовора.
– Признаюсь, я надеялся, что оно никогда не наступит, и весна будет нескончаема.
– Зачем так жестоко? Я, например, люблю лето.
Долгое время Моисей безуспешно пытался медитировать, Фрэя не могла усидеть на месте, бродя между деревьями и шурша травой, крутясь вокруг Икигомисске, она всеми силами отвлекала его внимание на себя. Наконец он оставил это занятие.
– Когда вы медитируете, мне начинает казаться, что вы отчаливаете куда-то очень далеко. Поговорите со мной, – она присела на траву рядом с японцем.
– Вечером у нас будет особый ужин.
– Будут гости?
– Именно.
Девушка шумно выдохнула.
Моисей прикрыл глаза, любуясь красотами природы:
– Вам нужно подобающе одеться, накраситься надлежащим образом и приукрасить волосы. Это будет беспрецедентный ужин, на котором вы должны выглядеть на все двести.
– Вы меня заинтриговали. Это будет кто-то с вашей работы?
– Можно и так сказать, – мужчина качнул головой. – Вы ослепите гостя.
– Одного гостя?
– Нет… двое, трое… Я все равно не скажу. Это сюрприз.
Фрэя улыбнулась и откинулась на траву. Когда она открыла глаза, Моисей обнажился по пояс и прикрыл её верхней частью своего кимоно, точнее это была длинная рубаха изящного покроя из прочного шелка.
– Наслаждайтесь теплом и запахом лета, Фрэя. Сегодня хороший день для прогулки.
Девушке показалось, что она забыла, как закрывается рот. Под солнцем бронзовая кожа переливалась, гладкая и подтянутая, под её слоем перекатывались мускулы, созвучно гармонируя с аристократическими и в то же время солдатскими манерами Моисея. В таком цвете он еще не представал её глазам.
– Вы разделись, чтобы продемонстрировать свою… – тут девушка осеклась и проворно села. – Моисей, откуда у вас шрамы?
Бедра покрывали косые светлые шрамы, уходящие за пояс брюк. Фрэя протянула руку, не решаясь прикоснуться.
– Попал в переплет, немного порезали, – Моисей перехватил её руку за запястье и поднес к своей коже. – Видите, со мной порядок?
Его кожа действительно оказалась гладкой, натянутой на стальные мышцы. Выпуклые затвердевшие отметины на ней ощущались, по крайней мере, необычно.
– Немного порезали?
– Да, тесаки, – японец отпустил её запястье, и, скользнув пальцами по выпуклым белым полоскам, девушка поспешно отдернула руку.
– Я думала, вы не участник драк, предпочитаете им пыльный офис.
– Это сделали не люди. Мельничные жернова.
– О, Господи!
– Чего только не случается в деревне… Шестеренка отлетела, и мне задело бедро, а вы уже вообразили полчища самураев с катанами, да?
– У вас, как у моего старшего брата Эваллё, неясный юмор.
– Один раз меня едва не переехал грузовик – или это был трактор… не помню.
– Вы не жалеете себя, да? – с раздражением пробормотала Фрэя и откинулась на траву.
Моисей лег рядом.
– Муравьи изгрызут вам всю спину.
– Им не удастся прокусить мою кожу, – он съехал чуть вниз, чтобы оказаться на одном уровне с её плечом.
Фрэя отгоняла от себя воспоминания о раскаленной коже, её запястье ныло, помня его прикосновение.
– Пожалуй, я возьму свои слова обратно.
Ветер раздул листья, разгоняя их по траве, растрепал шевелюру Моисея. Она уже успела забыть, что он глухой, так легко он с ней разговаривал.
– Слова? – от его волос отходил сильный кедровый запах со смесью мускуса.
– Вы похож не на самурая, а на фараона, – она спрятала свои руки подальше, чтобы ненароком не коснуться его обнаженной груди. – Знаю-знаю, фараон из вас тоже никудышный, не надо на меня так смотреть, – по телу пробежал статический заряд.
– Вас устроит, если мы перейдем «на ты»?
– Должно ли это означать, что ты принял мой комплимент?
– Фараон, ах да…
Девушка подглядывала за ним через щелку в сёдзи. Моисей рылся в капоте внедорожника. В плеере играла песня Nanne Grönvall. Сняв левый наушник, Фрэя раздвинула сёдзи и вынырнула из темного помещения на яркий дневной свет.
Она хотела поговорить о сегодняшнем ужине и о том, как лучше одеться, но Моисей, нагрузившись её чемоданами, направился в сумрак помещения. Привалившись к капоту, Фрэя терпеливо его дожидалась, надеясь, что Икигомисске не избегает разговора с ней. Нащупав что-то в кармане, издалека она услышала мяукующий звук. Кошка. Толстое животное опасливо шипело на другом конце двора. Не желая быть расцарапанной, Фрэя поманила кошку, но та лишь громче зашипела. В кармане нашлась помада, подарок Моисея, которым она так до сих пор и не воспользовалась. Повертела тюбик в пальцах и сняла колпачок. К её удивлению помадой уже пользовались.
– О, ты меня не удивляешь, Янке… – рассмеявшись, она покачала головой.
Кто же еще, как не Янке? Наверняка он пользовался помадой, может неоднократно, когда одалживал у неё косметичку. Самый верх был немного стёрт, на помаде обнаружилась крошечная лунка, как от ногтя. При мысли о Янке, девушка улыбнулась и сжала тюбик крепче. Поднеся к носу, принюхалась. Запах был очень приятным, даже немного съедобным, как детская косметика с запахом фруктов, ягод или орехов… Фрэя никак не могла оторваться, точно там были добавлены какие-то феромоны. Возможно, пришло время эксплуатации. Для званного ужина.
Неожиданно подловила себя на том, что слушает эту песню уже в третий раз, полезла в задний карман за проводами, приподняв длинные полы рубашки и прижав их подбородком, попыталась нащупать свой плеер. Тут помада выпала из рук и покатилась по земле. Девушка не сразу заметила, пальцы продолжали крепко сжимать колпачок. Только когда двор пересекло что-то маленькое и мохнатое, она подняла глаза и увидела, как быстро катится помада, а за ней стремглав несется кот. Не успела Фрэя возмутиться, как котяра вцепился в тюбик когтями.
– Пф! Игрушку себе нашел! – девушка подумала, что лучше забрать помаду у кота до того, как их увидит Моисей, чтобы не оказаться в нелепейшем положении, ведь она так и не успела воспользоваться его подарком.
Кот валял тюбик по двору. Судя по всему, ему тоже понравился вкусный запах. Закатив помаду в яму, оставленную тяжелыми шинами, кот сомкнул на ней зубы. Фрэя отстранено наблюдала за его проделками, раздумывая, как ей отогнать кота и не получить когтями в глаз. Шагнув вперед, она тут же услышала утробный рык, заглушенный её помадой.
– Да мне-то все равно, только играй где-нибудь подальше отсюда!.. Эй, котяра!
Не внимая её словам, кот мурыжил новую игрушку, видимо, пытаясь разжевать. Девушка не хотела, чтобы кот подавился или проглотил пластмассу, но животное не подпускало к себе. Вздыбив шерсть, и не отпуская добычи из слюнявой пасти, кот недобро буравил настороженным взглядом.
Вскоре, как и следовало ожидать, кот утратил интерес к игрушке и принялся тщательно вылизывать толстую шкуру. Ритуал умывания продлился с минуту, после чего котяра разлегся. Мохнатая лапа вновь накрыла тюбик помады. В дело пошли зубы.
Внезапно тот захрипел и выплюнул пожеванную помаду на темную землю.
Фрэя внимательно наблюдала за котом. Всё-таки обожрался.
К розовой помаде примешалась влажная клейкая грязь. Издав серию хлюпающих горловых звуков, кот засопел. Он словно пытался смахнуть что-то с носа, невольно раздирая его своими когтями. Из пасти потекла слюна вперемешку с пеной.
Девушка плавно осела на корточки.
– Что с тобой, котяра?
Агонизирующее животное повалилось в грязь. Пушистая длинная шерсть вся была в липких комьях грязи. Девушка опустила ладони на землю, пригибаясь вслед за умирающим котом. Прежде чем она ощутила слезы, прежде чем смысл дошел до неё, она протянула руку к несчастному животному, пачкая чистую одежду. Пена хлопьями скатывалась с его разжатых зубов, взгляд застыл. Подобравшись к трупику, Холовора вытащила из грязи и песка тюбик помады. Ясная голова работала с невообразимой быстротой. Даже сквозь слой налипшей грязи, кошачьих волос и слюней, она различила тонкий притягательный аромат, аромат самой смерти.
Помада упала и скатилась во вмятину от шин.
Фрэя подползла к коту и погладила влажную шерсть. Смерть была так близко… Эта кошка спасла её… А смерть была так близко. Но ведь Янке тоже пользовался ею… да, но откуда ей знать наверняка, возможно, Минако увидела у него элитный флакон и решила тайком намазать свои губы… точно так же, как хозяйка, укладывая её пальто, случайно залезла в карман и вытащила этот тюбик. Только они с Янке не успели… Разрозненные кусочки мозаики наконец обрели целостность. Прикрыв рот грязной рукой, девушка судорожно ахнула и расплакалась. Столько зла от одной помады… тем более Моисей не должен знать об этом, не должен знать о том, что она догадалась. От этого внутри становилось промозгло и сыро, как под дождем.
– Моисей…
Надо спрятать труп, иначе Икигомисске поймет, как умерло это животное.
Моисей… почему?.. Почему?!
Она знала, что надо подняться с земли, прекратить истерику и унести кота в лес, но продолжала ползать вокруг него и убиваться от горя.
Почему Икигомисске хотел убить её? Он её совсем не знает. Откуда такая ненависть? Её начало колотить, а что если он смотрит сейчас в окно, может, он уже готовит ей следующее испытание? От мысли о том, что сегодня вечером ей предстоит сидеть за одним столом с убийцей и его гостями, уже становилось плохо. Беззвучно всхлипывая, Фрэя привстала с земли.
Ноги не слушались, в кроссовках хлюпала вода или грязь, шнурки развязались. Сунув отравленную помаду обратно в карман, она вышла со двора с кошкой на руках и зашагала к лесу, грязная, испуганная. Человек, с которым она ассоциировала каждый последующий день, пытался её убить. Ну что ж, у него ничего не вышло, но так ли она этому рада? Правда оказалась неприемлема к зарисовкам майских каникул.
Поднимаясь по корням деревьев, заходя всё дальше в ельник, она искала место, где можно похоронить кота вместе с доказательством вины Моисея. Однако какой бы ни оказалась земля мягкой или рыхлой – закопать всю правду не было никакой возможности. Натыкаясь на червей и ломая ногти о зарытые в недра земли острые камни и корни, не чувствовала ни гнева, ни боли, ни отвращения, она просто выкапывала могилку. Скользкие мягкие черви – ничто по сравнению с тем, что близкий друг желает смерти. Фрэя почти не осознавала, что делает, вместо этого в голове четко вырисовывалось всё то, чего она не замечала раньше.
Кинув в неглубокую яму злосчастную помаду, присыпала могилу землей и навалила сверху обломанных еловых веток. Расправившись с невеселым заданием, она присела рядом и уткнулась лицом в колени. Надо взять себя в руки.
Не удивительно, что Моисей просил её сразу не красить губы, якобы, чтобы не испортить макияж… Но он не предвидел того, что Минако соблазнится вкусным запахом, а горничная случайно наткнется на помаду, наводя порядок в комнате. Но был один неясный момент, Фрэя вспомнила об этом, подумав о горничной… Когда Икигомисске попросил свою хозяйку приодеть её в кимоно и ярко накрасить для ресторана, он попросил использовать только их косметику… Почему не предложил накрасить губы отравленной помадой? Боялся быть разоблаченным? Струсил? Конечно, он мог ударить её тогда в номере… Он проделывал это, и не раз, он сам об этом вспоминал. Он хотел разбить машину по дороге в кукольный театр. И мясо то наверняка оказалось отравленным, он мог спокойно впрыснуть яд после того, как Химэко поела, и смотреть, как Фрэя корчится на полу, смотреть, как медленно закрываются её глаза. Если бы тогда не стошнило проглоченным куском – лежать бы сейчас в земле вместо кошки. А себе он отложил нетронутый шмат и съел с большим аппетитом, дожидаясь, когда же она, наконец, отбросит коньки и перестанет мучить его и себя. И что же… Моисей задумал убийство с самого начала?
– Это самое лучшее, что у тебя есть? – Икигомисске с сомнением окинул беглым взглядом Фрэину одежду, разложенную на кровати.
– Ты помнишь, в этом платье я была на дне рожденье? – девушка сидела на подушке перед зеркалом.








