Текст книги "Каминг-аут (СИ)"

Автор книги: Chans

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 95 страниц)

Мальчик сполз на пол и уставился на запертые створки. Полный провал, а он даже еще не получил обещанного подарка от брата. Маю принялся разглядывать торчащие на свитере швы, не смотря на то, что это была лицевая сторона. Если бы ситуация оказалась розыгрышем, это можно было бы еще стерпеть, но вранье родного брата вынести куда тяжелее. Зачем было молоть всю эту чепуху про сюрприз? Так паршиво себя чувствовать первого января еще не доводилось. Думать про парня всякие гадости не хотелось, надо помнить – никто не виноват. Да и всё-таки сложно отыскать виновного в подобной ситуации.

Маю закрыл глаза и, сев по-турецки, попробовал восстановить внутреннее равновесие – этому он научился в академии. Руки на колени. Расслабиться каждой клеточкой. Выровнять дыхание. Ощутить плотность пола. Успокоить сердцебиение. Вспомнить самое приятное, что случилось на днях, задержаться мысленно там. Медленный выдох. Не успел он проделать и половины упражнений, как в тишине всплыл мужской голос.

– Помнишь, экскурсовод сказал, что музей открывается в десять?

Расслабленно опустив руки, старший брат стоял, прислонившись к стене. Явление.

– Утром эти двери отопрут.

Придвинув колени ближе, мальчик хмыкнул. От неконтролируемого приступа плача у Маю задрожал подбородок. Он отвел лицо и, подперев голову, уткнулся губами в раскрытую ладонь. Эваллё не проявлял банальный интерес к его состоянию. Похоже, считает, что всё просто прекрасно. И ни хрена не происходит!

Подросток выразительно округлил глаза, изо всех сил он старался сохранить непроницаемое лицо.

– Откуда ты знаешь? Лично я не понял из его слов ни черта.

– Накануне перелета прочел учебник, – Эваллё примирительно пожал плечами, мол, он не делал из этого тайны, и удивляться тут нечему, каждый мог вот так запросто открыть и прочесть, будь то арабские письмена или китайская грамота.

– В самом деле?

– Я немного говорю по-японски, разве это странно? – усмехнулся парень, приближаясь к Маю. Теперь стало легче разобрать выражение его лица.

– Да нет, в нашей семье знать японский – это обычное дело. Привет Тахоми. Сегодня ты тоже хочешь танцевать? – апатично спросил Маю, чувствуя слезы в уголках глаз, и медленно приподнял лицо. За дверьми было видно, как колышутся деревья, очень смутно, а, возможно, это разыгралось воображение, рисующее картины нескорого освобождения.

Ни про какой сюрприз и речи быть не должно, пускай Эваллё первым признается, ради чего устроил эту дурацкую прогулку, и на кой черт ему сдалось проводить ночь с первого на второе января в запертом музее.

– Не засиживайся, ноги быстро остынут – на лице появятся прыщи, – брат присел рядом с ним на корточки.

– Знаешь, иногда твои шутки меня действительно пугают. Ты этого не понимаешь? – разозлено бросил Маю парню в лицо и задержал свой взгляд. – Кому-то такое развлечение может и придется по душе, но мне оно совершенно не близко.

– Пойдем, прогуляемся, – обхватив Маю за талию, Эваллё резко притянул, и, не давая увернуться, повлек за собой.

Синхронно в ногу они двинулись вперед по коридору. Должно быть, со стороны это выглядело так, будто брат насильно тащит его за собой, но это было совсем не так – Маю шел добровольно.

– Ты расстроился из-за того, что нас здесь заперли? – парень прижимал его к левому боку, крепко удерживая одной рукой.

Маю ощущал тепло, идущее от брата.

– Какая теперь разница?

– Если тебе плохо, давай зажжем свет?

«Плохо… то, что я хочу, чтобы ты своим языком… своими губами отсосал у меня, а потом глубоко и жадно поцеловал… как это уже было» – Маю боялся, что необыкновенным образом его мысли станут ясны брату. Наверное, именно страх мешал полностью расслабиться и извлечь из экскурсии хоть немного пользы.

– Нет, я в порядке. В полном.

Это парню лучше бы поостеречься. Каждый раз при взгляде на Эваллё сердце начинало колотиться сильнее. Вероятно, следует поблагодарить космос – брат не догадывался, что за помойка творилась в голове у самого близкого человека.

Старший отодвинул дверь перед собой, пропуская его в комнату.

– Не нужно включать свет? – уточнил парень. – Многие чувствуют себя в темноте заболевшими.

Маю устало вздохнул.

– Это же так увлекательно, настоящий урок истории. Можем обследовать каждый закуток дворца, и никто нам не воспрепятствует.

Взволнованно-радостный голос Эваллё перешел в горячий шепот:

– Дух старины! – он целенаправленно вел Маю куда-то. – Когда еще у нас будет возможность осмотреть дворянские покои?

– Надеюсь, никогда.

– Маю, я не понимаю, почему ты злишься на меня? Это так страшно, что нас заперли?

– Я не злюсь! – застыл на месте Маю и метнул свирепый взгляд на парня. Брату, который обнимал его за плечи, также пришлось остановиться. – Как я могу злиться на тебя, ты же хотел сделать мне приятное. За такое на людей не следует злиться.

Парень не намеревался подогревать спор, вместо чего лишь крепче обнял и, встретившись с ним взглядом, согласный со сказанным кивнул.

Впереди возникла очередная расписанная пейзажем дверь. Они подошли так близко, что стал виден горный массив.

– Мы пришли.

Маю повертел головой, отмечая увиденное.

– Там стоит табличка. Дверь, наверно, закрыта…

Однако брат опередил его. Перешагнув через канат, с шорохом развел двери.

– Но я думал, она закрыта. Ты хочешь туда зайти?

Шагнув вслед за братом, Маю понял, что снова оказался в коридоре, перед еще одной огороженной канатом дверью.

– Разве там есть на что посмотреть, если туристов не пускают внутрь?

– Именно та комната, которая нам нужна.

– Ты можешь определить, что это за комната? По-моему, они все одинаковые, эти двери.

– Хочешь взглянуть на свой подарок? – вдруг спросил парень.

– За дверью для меня приготовлен сюрприз? – оживился Маю, в нетерпении глядя на рисованный бамбуковый лес, которым был украшен вход. – Мне закрыть глаза?

Эваллё мягко рассмеялся.

– Не нужно.

В один момент внутри поднялась досада на самого себя. Он не должен был вести себя, как вечно недовольный всем баран, и уж тем более сердиться на брата.

– Я долго выбирал место, лучшим вариантом, на мой взгляд, была бы нестандартная обстановка.

– Причем тут обстановка? Ты хочешь написать мой портрет в покоях японского чиновника? Но я не вижу дальше своей руки.

– Здесь проведено электричество.

– Еще скажи, что ты заплатил, чтобы нас здесь заперли. Почему было не показать мне эту комнату днем? Валь? – Маю сцепил пальцы в замок, фактически повиснув у брата на плече. На Эваллё была женская, приятная на ощупь кожанка – облегченный вариант рокерской куртки, которая бы скорее подошла для клуба. – Там бальный зал, и ты заставишь меня танцевать? Или фуршетный стол?

Правая дверца бесшумно отъехала в сторону. Когда Эваллё включил освещение, ноги словно приварились к полу. Предметы мебели одел неяркий свет. Привычных уже задвигающихся окон Маю не обнаружил. Подросток так и застыл на пороге, не решаясь войти.

– Эваллё, слушай…

Брат взял прохладной ладонью Маю за руку и повел в центр комнаты. Облизал губы у самого его уха.

– Самое красивое помещение во всем дворце. Здесь всегда теплее, потому что это спальня.

Прерывистое дыхание щекотало шею, затылок.

– Я собираюсь предложить тебе начать встречаться.

Эваллё потерся щекой о его волосы, достаточно отросшие, чтобы не царапать нежную кожу лица. Подросток прикусил губу, слегка оборачивая голову.

– Я хочу быть с тобой. Маю…

Дышать оказалось совсем непросто. В горле засаднило, и подросток сглотнул слюну.

– Мы с тобой – близкие…

Изнутри подымалась медленная агония. Теперь, когда табу недозволенности было снято, Маю терялся в вихре ощущений.

– …родственники, – заворожено глядя на огромную постель напротив них с Эваллё, пролепетал он.

– Тем лучше, – низкий голос Эваллё зазвучал тише. – Мы ведь всегда рядом, даже комната одна на двоих. Совместными усилиями нам будет легче преодолеть возможные трудности.

– Это испытание на прочность, а потом всё произойдет, как с Содомом и Гоморра.

– Ты знаешь притчу о Содоме и Гоморре? – прошептал Эваллё, согревая его своим дыханием.

Конечно, Маю знал. Сатин рассказал ему еще в детстве, наверное, хотел, чтобы Маю намотал на ус.

– Верно ты знаешь, в чем заключена её главная мораль? – и, не дождавшись ответа, Эваллё заговорил: – Чтобы разобраться в творящихся на улицах Содома бесчинствах Бог ниспослал на землю двух ангелов. В Содоме их встретил праведник и провел к себе в дом. Он хотел укрыть их на ночь, но местные жители узнали об ангелах и потребовали у праведника выдать им гостей дома его. Выйдя к толпе, праведник предложил своих двух дочерей, а взамен Содомляне не должны трогать странников, обретших защиту в стенах его дома. Содомляне отвергли предложение праведника и ворвались в дом, тогда Бог вывел семью праведника из города, а Содом сравнял с землей. Он поступил так, не потому что жители погрязли в пороке и разврате, не потому что в городе процветал блуд и мужеложство. Праведник даровал ангелам укрытие на ночь, пригласив их в свой дом, он даже готов был пожертвовать дочерьми ради своих гостей. Представь, он очень сильно любил дочерей. Содомляне же повинны были в том, что нарушили закон гостеприимства, они вознамерились оскорбить не только ангелов, но и самого праведника, приютившего их, они не стерпели, что какой-то иноземец указал им, как жить. Они нарушили правило гостеприимства, тем самым они навлекли гнев Господень.

Эваллё крепко сжал его руку, призывая вернуться к реальности, но в голове по-прежнему всё плыло в сладком тумане.

– Когда ты говорил, что долго выбирал место…

Остановившись у кровати, парень развернулся к Маю лицом и принялся расстегивать на себе кожаную куртку, которую купила ему мать. Пробрала дрожь. Казалось, такая ерунда, как купленная заботливым человеком одежда, отозвалось в сердце тоской. После этой ночи они с братом уже не смогут, как прежде безбоязненно смотреть в глаза родным.

– …это место было для…

Эваллё медленно стянул с пальцев три серебряных кольца и опустил в карман кожанки. И рубашка вот уже оказалась расстегнута. Глазам предстала гладкая светлая кожа.

Не сводя глаз с оголенного тела, Маю дрожал от адреналина, струями бьющего в крови, напополам с возбуждением.

– Ты так спокоен. Не хочешь броситься ко мне? – спросил Эваллё, казалось бы, своим обычным голосом, каким желал доброго утра и спрашивал о самочувствии, но ранее незамеченная сексуальная интонация сейчас была очевидна.

Эваллё провел языком по тонким губам, изучая Маю с ног до головы. Брат неоднократно раздевался в его присутствии и раньше, однако сейчас его действия были чистой воды провокацией. Пальцы расстегивали кожаный ремень на брюках, взялись за пуговицы. Показалась бордовая ткань трусов.

Оставаясь в брюках и рубашке, брат подошел почти вплотную и потянул за молнию на крутке. Так же неторопливо Эваллё спустил ненужный теперь элемент одежды с плеч Маю. Проследив за движениями его рук, подросток заглушил в себе волну смеха. Про них впору складывать анекдот, так медленно развивались события.

И тут Маю не выдержал томления. Окунулся в свежий морской запах. Потопив вздох в рубашке брата, мальчик обхватил его голову ладонями, зарываясь пальцами в гладкие, расчесанные волосы.

Уже не было нужды скрывать свой трепет от чужих прикосновений, тело изнылось по ласкам. Хотелось чувствовать тепло. Сколько раз он представлял, как эти руки гладят его кожу, сколько раз со стыдом заклинал себя остановиться!..

Эваллё провел вдоль позвоночника, сжимая, сминая свитер. Вторую ладонь переместил ниже, массируя ягодицы, и чуть подсадил.

– Хочешь получить меня? – выводящий из равновесия голос затих, когда брат прижался ртом к горловине свитера.

Зад уже ныл от этих рук. Эваллё мял, гладил его сквозь джинсы.

Чувствуя, как затвердело у того в брюках, Маю придвинулся теснее, поняв, что начинает с ума сходить от нетерпения.

Увлекая за собой, Эваллё случайно оступился, но успел ухватиться за кроватный столбик. Балдахин заколыхался. Повалившись на брата сверху, Маю наклонился к его приоткрытым губам. С пульсирующей в висках кровью развел полы рубашки, сильнее обнажая светлую грудь.

Над верхней губой блестела влага, Маю прижался ртом и вскоре почувствовал соль на языке. Грудная клетка часто поднималась и опадала. Изнывая от желания, Маю сомкнул пальцы на запястье брата и потянул его руку вниз. Ногти Эваллё царапнули по ширинке. Не давая тому вырвать руку, мальчик заставил опустить её себе между ног и слегка сжал бедрами.

Как умел, принялся ласкать Эваллё шею, корчась, немея от его прикосновений. Мягко обхватил губами ключицу. Когда язык прочертил линию до крохотной складки кожи у подмышки, парень запрокинул голову назад, поддаваясь всем телом навстречу Маю. От частого соприкосновения с лезвием бритвы, кожа у Эваллё здесь стала нежнее и чувствительней. Маю поцеловал в складочку у правой руки, слабо прикусил. У брата вырвался шумный вздох. Провел языком рядом, ниже, к ребрам и вновь поддался вверх, целуя впалое кольцо между ключиц. Эваллё метался и горел от этих касаний. Шея. Еще. Нежная мочка.

С одного плеча скатилась рубашка. Прикусив горячую кожу над соском, вцепился брату в плечи, для удобства раздвигая свои колени шире. Когда хваткая ладонь Эваллё оказалась под бельем, голова стала плохо соображать. Маю всё так же нависал над братом. Уперевшись в покрывало по обеим сторонам от лица парня, он привстал на дрожащих коленях. Опора под ним становилась менее прочной.

Движения мужской руки, ласковые, уверенные и легкие вынуждали задыхаться. Голос, казалось, пропал, и Маю понимал, что может лишь хватать ртом воздух. Сквозь пелену он смутно видел лицо брата, нежно-зеленые стебли бамбука на обоях напротив. Прикованный к Маю, обжигающий взгляд не отпускал.

Покачивая бедрами навстречу руке, вцепился в покрывало. Из горла вырвался утробный хриплый звук.

Под свитером майка насквозь пропиталась потом, прилипла. Мышцы плечей были напряжены, и руки дрожали. Маю повалился еще до того, как они перестали держать.

Эваллё вытащил ладонь из-под белья и поднес к своей груди, точно хотел напоказ выставить доказательство их связи. Мокрые полусогнутые пальцы брата подрагивали – часто моргая, Маю видел это сквозь слипшиеся ресницы.

Кадык поднялся и опустился. Сжав ладонь в кулак, Эваллё опустил руку поверх обнаженной груди. Затрудненное дыхание говорило о том, что он всё ещё на взводе.

С трудом приподнявшись, Маю стянул через голову потный свитер и скомканный швырнул на пол. Полудикий взгляд окинул его тело.

От осознания того, что вскоре должно последовать, начало потряхивать. Старший брат настолько уверен в его способностях? Духу не хватало порвать одежду. Картонные пальцы не слушались. Под выжидательным взглядом Маю осмелел. Взялся за расстегнутый пояс. Потянул вниз, как обертку. Сдернул до пят.

Ладонь накрыла твердую плоть. Ощутив биение пульса под хлопковой тканью, облизал сухие губы. Языком провел линию по сильно выступающей тазобедренной косточке, до красноты укусил, вырвав из брата сдавленное мычание.

Когда он дошел до пупка, погрузив язык в теплую ямку, Эваллё согнул разведенные колени. Зашуршало сминаемое покрывало. Вот так… брату не отвести лица.

Обеими руками. Оттянул резинку трусов.

Хотелось слышать родной голос… Стать ближе. Крепче связать себя.

Резкий запах. Где золотисто-каштановые волоски… Кожа здесь совсем бледная. Чуть выше темная родинка. Широко раскрытым ртом Маю приник к тому месту. Выпуклая родинка, пятнышко. Короткие волоски щекотали подбородок. Мокрая кожа отдавала солью.

Ощупью отыскал запястье брата – руки Эваллё покрылись мурашками.

На теле брата влажно блестела его слюна.

Задержав дыхание, провел кончиком языка вдоль. Постепенно продвигаясь к основанию. Длиннее, тоньше. Смакуя вкус, поиграл шариком пирсинга.

– Полижи, Маю…

Липкий живот то вздымался, то опадал.

Шипящий вздох перешел в долгий, едва различимый стон.

Влажные губы сомкнулись вокруг. Работая языком. Быстрее. Легонько надавливая на промежность, раздразнивая. Быстрее.

Металлический шарик тронул самый верх. Так липко…

От запаха и вкуса усиливалась тяга в паху. По лицу текло.

Маю отгородился от всего, что знал о сексе, подавшись инстинкту. Всегда будут одним. Не разожмут рук.

Давление губ и языка нарастало. На секунду оторвавшись, мальчик взял так глубоко, как мог, обвел языком, закрывая глаза. Дрожащие вздохи Эваллё пробирали душу. От осознания собственных возможностей голова шла кругом. С мужчиной самоотдача сильнее, его тело горче. Пьянит. Сильнее, порывистее.

Маю опустил руки, огибая его бедра. Обхватил горячие ягодицы, сжал.

Протянул брату ладонь. Их пальцы крепче переплелись.

Сглотнул, глубже проталкивая в рот. В горло ударила струя, смягчая сухость. Прежде чем брат прикрыл воспаленные, блестящие глаза, Маю успел поймать расфокусированный взгляд.

*

– Мост богини Солнца, – Эваллё развернул брата в направлении гавани Нагасаки и указал на подвесной мост. – Там, под опорами находятся синтоистские алтари. Для поклонения живущим в них божествам. Я восхищаюсь синтоизмом , он окутан ореолом природных чар.

Маю задумчиво посмотрел на соседний остров.

– Я хочу посмотреть пляж.

Эваллё погладил брата по щеке и притянул за подбородок:

– Мы должны вернуться домой, Тахоми наверняка изводит себя от беспокойства. Ведь мы оказались в чужой стране, в незнакомом городе. Она переживает.

– Мы же не покажемся прямо так? – лукаво прощебетал мальчик, гуляя пальцами по животу Эваллё. Спутанные волосы взъерошены, кожа блестит, одежда смята, Эваллё даже не удосужился заправить рубашку в брюки. – Она решит, что мы бухали.

Губы обхватили мочку уха, бархатистую кожицу, которую приятно посасывать, кусать, теребить языком.

– Но еще так мало времени, – канючил Маю, – хотя бы спустимся к воде. Я так хотел прогуляться с тобой по пляжу в солнечный день… Ты думаешь, тетя до сих пор нас ждет? Если Тахоми всю ночь не сомкнула глаз, то сейчас она точно спит, как сурок. Скорей всего заснула прямо за столом.

Когда утром отперли двери и обнаружили двух иностранных парней, им, конечно, принесли сотню извинений, тем не менее, не смогли скрыть встревоженных взглядов, оглядывая более чем компрометирующий вид молодых людей.

Маю ближе придвинулся к брату, зарывая улыбку в отворот воротника. Запоздало рассмеялся и смеялся долго, не в состоянии прекратить. Так хорошо обнимать любимого, упиваться его запахом.

«Ведь не было ничего», – уверял себя подросток. Воспоминания о проведенной с братом ночи сейчас, в часы завтрака казались вымыслом. Они лишь немного поиграли.

А на что он собственно рассчитывал, что Эваллё сразу же, как раскроет чувства, захочет подставиться младшему брату?

Сейчас заметил тот же расслабленный, влажный взгляд, которым был у Эваллё, в то время как мальчик водил своим языком вокруг его члена.

Парень вел Маю за руку, поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони.

– По дороге давай зайдем в баню.

+8 на уличном термометре. Лучи слегка пригревали – ничего общего с летним солнцепеком.

При дневном свете Эваллё снова казался сдержанным, взрослым и непробиваемым, а перед внутренним взором уже плыли картины того, как извивался любимый брат, запрокидывая голову, как вздрагивал от прикосновения к наиболее чувствительным зонам, как шипящий воздух вырывался сквозь его стиснутые зубы. В памяти прочно отложилось, как горяча Валина кожа на ягодицах и груди, его особенный ритм ударов сердца и сбитое сиплое дыхание за несколько мгновений до оргазма.

Валька собственнически обхватил за талию и притянул к себе. Раскрытая ладонь накрыла поясницу. Завладев губами, старший брат крепче сжал руки, оторвал его от земли и поставил на бордюр, как на подставку, а сам остался стоять на тротуаре. Разница в росте значительно сократилась. Маю опустил ладонь на плечо, затянутое кожаной курткой, непроизвольно начиная массировать сквозь рукав.

Закрывая глаза, брат подался вперед. Скользкий язык раскрыл Маю рот, тронул шарик пирсинга, вынудив раздвинуть губы шире.

К счастью, Эваллё не намерен был извиняться за доставленное удовольствие и уверять, что всё было огромной ошибкой, и вообще весь мир разобьется вдребезги, если повторится что-либо подобное.

Город постепенно отходил от недели праздников, начиная с Рождества. Понемногу возвращалась прежняя деятельная жизнь. Ветер теребил верхушки пальм. Рядом белела площадь с памятником в центре и выставкой клумб, составленных из растений, цветущих в зимнее время года.

С трудом подавил в себе тягу прижаться губами к трепещущим векам, подросток ласково провел пальцами по уголкам чуть растянутых глаз, дотронулся до темных ресниц, отвел ладонь. Черные, как плодоносная земля, глаза вновь приоткрылись, и Маю увидел собственное лицо, с непривычным влюбленный выражением. Разнотонные русые пряди переливались на солнце. Натуральный цвет волос вкупе с унаследованным от предков-саамов монголоидным разрезом глаз у брата производили странный противоречивый эффект.

– После бани, – старший лизнул в уголок рта, – накормлю тебя, – припал губами к губам Маю, жадно заглатывая его сбитое дыхание, – курочкой.

Они соприкасались одними губами, отрываясь, снова игриво захватывали губы друг друга.

– Маю…

Солнце обожгло глаза. Эваллё поцеловал шею, прикусил губами кожу у кадыка.

– Курочкой? Я люблю курочку.

Мальчик откинул голову назад, Эваллё наклонился к его лицу, заслоняя обзор.

Отвлек запах выпечки. Желудок заныл.

На парней смотрели с любопытством. Внешне они не были схожи, если Маю можно сравнить с белкой, то Эваллё – с куницей либо кротом. Однако обманываться всю жизнь, что в них не признают братьев, – легкомысленно. До тех пор, пока никто не узнает их тайну, их непохожесть – их спасение.

Не хотелось думать, что всё лишь выдумка, одна из сказок, сочиненных для облегчения жизни.

Их лица погрузились в тень, пятно света скользнуло по гладкому лбу Эваллё, обогнуло лимфу и перекатилось через ключицу, пропало.

Такова нынешняя реальность.

Сдвинулись лишь на пару шагов, как поцелуй повторился. Маю обхватил лицо брата ладонями, чувствуя под пальцами слегка выдающиеся скулы.

Бани Нагасаки, ресторан, комнаты для отдыха, а также стоянка и сад камней, далее, за забором простирался парк. Они дошли как раз до ограждения. Эваллё притиснул брата к кирпичной стенке. Оба были накалены до предела.

Громко переговариваясь, из ворот вышли двое, неся с собой сумки с банными принадлежностями.

Чтобы не застонать в голос, мальчик уткнулся лицом в твердую грудь брату, потерся щекой, как благодарный зверек.

– Войдем? – еле слышно произнес Эваллё, плотно прижимаясь к телу младшего брата, сбегая пальцами вниз по руке, перехватывая запястье.

Обтерев всё тело полотенцем, смоченным холодной водой, Маю попытался унять дрожь. В одной комнате было несколько горячих ванн, о-фуро. У небольшой стенки находилась кадка с краном и скамеечкой, настолько крупная, что в нее могли поместиться до пяти человек. Рядом на разных уровнях – крошечные глубокие бассейны с деревянными лесенками. Маю их даже не замечал, скинув на пол маленькое полотенце теннугуй, ступил на верхнюю ступень.

В первое мгновение огненная вода ошпарила кожу. Не отрывая ступней от досок, Маю неловко шаркнул ногой, опускаясь на ступеньку ниже. Он еще никогда не оголялся перед братом, не считая детских лет. От вида обнаженной порозовевшей спины Эваллё у Маю свело челюсть. Днем всё выглядело иначе – реалистичнее и в месте с тем, рискованней.

В помещении братья были не одни – из-за разделительной стенки доносилась японская речь. Вероятно, там отдыхали после купания.

Эваллё опустил подбородок на скрещенные на бортике руки, ссутулив спину. Не было видно его лица – только гладкие бока и блестящую распаренную кожу спины.

Потребовалась минута, чтобы тело привыкло к повышенной температуре воды, и стало легче двигаться.

Не отдавая отчета рукам, провел по телу брата. Когда тот повел бедрами навстречу и, прикрывая глаза от нахлынувшего удовольствия, Маю выставил вперед колено.

Эваллё разрешал себя трогать, ласкать, гладить горячую кожу, намоченную шевелюру, бриллиантовую от капель воды. Из-за дальнего угла послышался низкий смех, и Маю вздрогнул. От горячей воды стучало в висках.

– Тебе здесь нравится? – спросил старший брат с придыханием, отводя плечи назад и распрямляя спину. Мокрая она прижалась к груди Маю.

– Да, еще больше мне нравится здесь… – понимая, что откровенно наглеет, быстро проскользнул пальцем от жесткой косточки копчика, по выпуклой ленте позвоночника, к шее… Захотелось приникнуть к ней, провести языком.

– Здесь нельзя заниматься сексом, – напомнил брат, и его хриплый голос оцарапал щеку. – Маю… слышишь меня?

– Можно я повторю, когда выйдем? – мальчик не узнавал себя, рот быстро наполнялся слюной, язык размяк и едва ворочался, отчего голос звучал глуше.

– Мне нравится… когда ты прямолинеен. Скажи, ты трахнул бы меня прямо в раздевалке?

Эваллё провокационно прижался ягодицами к его паху.

– Тебе же не нравилось, ты… ты сам утверждал, что мне не идет, когда я выражаюсь. Ты говорил, таким языком разговаривать только не с моей внешностью, помнишь? И постоянно клялся, что напоишь меня зеленкой, если я не заткнусь.

Эваллё медленно обернулся.

Голова закружилась, когда колючие волосы защекотали низ живота.

– Ну отчего же?.. Выражайся, – Эваллё вытянул руки со сцепленными в замок пальцами над головой и потянулся.

От воды в бассейне шел пар.

Проглотив выдох брата, Маю накрыл поцелуем влажные губы. Подушечки пальцев стали мягкими и шершавыми от горячей воды.

Мужчину любить труднее, во всех смыслах… но и взамен дается много больше, страсть опьяняет, и этому нет конца.

Прижатые ко рту Эваллё его губы шептали:

– Мы теперь… – обвел лоб, поглаживая крохотные мягкие волоски, поднялся к маленькому уху, очертил плавный контур носа. Эваллё так и норовил отвести лицо. Дурачась, брат перехватил его палец губами, – …будем делать это каждый день? – привстав на носочки, очертил языком блестящую от пара кожу у самой брови.

Однозначно вопрос загнал брата в тупик. Эваллё забавно щурил глаза, вглядываясь в его лицо, обведенное влажным паром.

– Ответь!

Крик привлек других отдыхающих. Из-за перегородки выглянуло изумленное лицо. Маю представления не имел, что в соседней ванне кто-то моется.

Японец проследовал на выход, суетливо повязывая на талию мокрое полотенце. Мужчина шуровал прочь, не глядя по сторонам. Видимо, здесь не принято лезть в чужие дела и разглядывать иностранных гостей, и вообще разглядывать кого бы то ни было.

– Нам необязательно торопиться, – зашептал Эвалле. – Для начала попробуй разобраться со своими мыслями.

На ступеньках чуть не поскользнулся. Тело разомлело, и хотелось поскорей развалиться на чистых простынях. Пропаренный размякший Маю с трудом выбрался из воды. Сразу закружилась голова. Он чуял взгляд Эваллё. Считая учащенное сердцебиение, схватился за полотенце.

*

Маю поглощал сочное куриное крылышко. Кроме того, на десерт его ждали любимые сдобные кексы, шоколадные, с вкусной темной глазурью внутри, и кусок чизкейка. Будет честью всё это умять за чужой счет.

Сидеть в кафе-кондитерской у окна с видом на залив, наедаться до отвалу и болтать с братом можно было бы не один час, пока у кого-то из них не кончились бы деньги.

– Ты стал лучше питаться, – произнес Эваллё, подставляя лицо солнцу. – Смотрю, у тебя возрос аппетит – раньше тебя приходилось заставлять поесть хоть чуть-чуть.

– Да? А можно я попробую тебя? – мальчик перегнулся через стол.

– Маю не требуется моё разрешение, – Эваллё улыбался ему, слегка прикрыв глаза, будто зазывал к себе, нарочно опаляя требовательным взглядом. – Пробуй, сколько влезет.

– Нафига мне тогда курочка…

– Как спалось в чужой спальне?

Подросток вздрогнул и с громким стуком опустил локоть на скатерть, пытаясь удержать равновесие. Своей грудью он едва не припечатал их завтрак к столешнице. Эваллё плотоядно ухмыльнулся и протянул к брату руки. Бережно пальцы легли на плечи.

– На нас все смотрят, – не без довольства отметил Маю.

Размеренное дыхание защекотало губы, и подросток смежил веки.

Неважно кто – он, она… если любовь захлестнула, как океанская волна.

Во рту Эваллё был медовый вкус, вкус прослойки бисквитного торта. На губах – арахисовые орешки, в углах рта – карамель или патока. Начатое крылышко чуть не выскользнуло из покрытых куриным жиром пальцев.

Лизнул брата в щеку. Карие глаза распахнулись.

Сам себе не дает поесть спокойно.

Эваллё надкусил бисквит, и его рот окрасился темной шоколадной массой, не успел он проглотить кусок, как Маю впился в губы. Курица оказалась приправлена шоколадным соусом.

– Прошу прощения, ваш телефон зарядиться, – окликнула их девушка в бело-желтой, «цыплячьей» униформе официантки. – И ваш, – она протянула Маю второй мобильник.

– Эваллё… – прошептал в забытьи. Коря себя за то, что так небрежно распускает язык, не хватало еще ляпнуть, что они братья. Фамилию так же лучше не упоминать, мало вероятно, что здесь кто-нибудь слышал о них, но фамилию могут ведь и узнать.

– Благодарю, – сдержанно отозвался Эваллё, кидая на девушку спокойный взгляд.

– О Боже… – чувствуя, что вспотел, мальчик вернулся на свое место, – я забыл покурить.

Старший брат сложил руки на столе, обхватывая пальцами запястье.

– Нежный… – Эваллё провел ладонью по его щеке.

Три верхние пуговицы на неаккуратно натянутой рубашке были расстегнуты, и сквозь вырез выдавался треугольник обнаженной кожи. Маю обвел указательным пальцем гладкую твердую ключицу, совсем как ребенок, который рисует пальцем в альбоме.

– Где твой крестик? – неожиданно для себя самого спросил мальчик.

Брат сощурил глаза.

– Никак не могу найти среди привезенных вещей. Вероятней всего, крестик остался в Хямеенлинне. Когда Тахоми поедет туда, я попрошу её поискать.

Мальчик опустил свою ладонь поверх Валиной, приговаривая:

– В последнее время столько всего пропало…

– Это не должно тебя волновать, – игриво пожав плечом, Эваллё выхватил курочку из его липких пальцев и, вместо того, чтобы откусить от неё, провел языком по ладони Маю, слизывая. Горячий мягкий язык Эваллё, скользкий и влажный, внутри рта старшего брата было так сладко…

С раздражением Маю вытащил из кармана вибрирующий мобильник и посмотрел на дисплей. Номер определился. Удивленно подняв глаза на Эваллё, Маю приложил трубку к его уху и зашипел:

– Это Велескан. Поговори с ним. Я не-хо-чу.

Перехватывая телефон, парень растянул губы в улыбке.

– Здравствуй, Вел, – бодрячком отозвался он. – Так здорово, что ты позвонил, мы с Маю как раз говорили о том, как было бы замечательно, если бы старые друзья наведались к нам на новоселье.

Назад к карточке книги "Каминг-аут (СИ)"