Текст книги "Каминг-аут (СИ)"

Автор книги: Chans

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 95 страниц)

– У тебя начался опасный жар, но ты оклемался.

Ли Ян пролистывал какую-то худую книжку, привалившись бедром к аппарату с измерителем пульса. В халате и ослепительно-белой водолазке, с этой книжкой в руках он походил на врача, даже в своей манере держаться.

Парни о чем-то тихо переговаривались, Велескан усмехнулся.

– Что это? – спросил Холовора у Ли Ян, стараясь, как можно меньше шевелить губами.

– Твоя медицинская книжка.

– Я думал, она в Хямеенлинне.

Краем уха он уловил отрывок беседы Велескана и Лим-Сивы, обсуждавших недавнее злоключение.

– Нам пришлось её забрать, – заявил китаец, листая чистые страницы. – Я вижу, ты не любитель болеть – сплошные белые пятна. Я тебе даже немного завидую.

– Так и есть. Это первый раз, когда мне приходиться лежать в больнице.

– Ну и кто в итоге оказался прав? Вы или я? – встрял брат Ли Ян, расплываясь в довольной улыбке.

Вероятно, Сатин пропустил какой-то спор.

– Да такому здоровью можно позавидовать. – Тео разразился приглушенным смехом, привлекая внимание ребят, казалось, он просто подавляет тревогу.

– И это говорит молодой парень… – пробормотал Сатин, притягивая к груди ладонь Шенг.

– С вами я ощущаю себя сорокалетним старцем, – пробурчал Тео.

Ли Ян сгримасничал, косясь на старшего брата, и хлопнул того по плечу мед. книжкой.

– Вот черт! – простонал китаец, отходя от края стола и озираясь по сторонам.

– О нет! Он порезал себе палец! – воскликнул Тео и подскочил на ноги, разгибая спину. – Это он мне на зло!

Ли Ян захлопнул книжку и положил на кровать.

– Что за больница! Нигде нет бинта! – рассерженно проорал он, нарочно чтобы подразнить кузена.

– Ничего, не умрешь, – сказал парню Лим-Сива, пожимая мощными плечами. В его ироничном тоне чувствовалось снисхождение.

– Я-то нет, а вот на счет Тео я бы не был настолько уверен, – Ли Ян, якобы не замечая гневного лица двоюродного брата, протянул к нему свою ладонь с алым пятном на пальце.

Под дружный смех Тео отшатнулся, неуклюже хватаясь за кровать. И только когда Ли Ян вышел за пластырем, парень шумно выпустил воздух, всем видом выражая глубокое презрение к глупой шутке родственника.

Всё же братья сумели отвлечь.

– Тебе прописали самое меньшее неделю постельного режима, – сказал Лим-Сива. – Теперь тебе полагается спать в два раза больше.

– Нет, это невозможно. Я не могу провести целую неделю, валяясь в кровати! У меня полно дел!

Прибор для измерения пульса мерзко запищал.

– Сатин, тебе нужно подумать о себе, но не так, как ты обычно это делаешь. Я имею в виду – о своем состоянии. Сегодня воскресенье, ты четыре дня провел в отключке.

Холовора вновь попытался приподняться на подушке. Провод капельницы на правой руке дернулся. Голову сдавили уже знакомые тиски, в ушах зазвенело.

– В среду концерт…

Ладонь Тео в его руке напряглась. Шенг перевел взгляд на ударника.

– Не беспокойся, концерт в Тампере будет отменен. – Велескан поднялся с кровати.

– Вы же не собираетесь удерживать меня здесь силой?

В образовавшейся тишине неожиданный голос прозвучал резко:

– У тебя обнаружили очень неслабое сотрясение мозга и трещины в черепной коробке, – Тео старался придать голосу успокаивающий тон, но вышло не очень убедительно, и Сатин нахмурился. – Ты повредил теменную и затылочную доли. Врач сказал, что есть вероятность риска, разумеется, самая меньшая, однако тебе нужно беречь сердце.

– Но ты ведь жив, а это самое главное, – примирительно заключил Д’Арнакк, как будто стремился убедить не его, а Тео.

Следует радоваться хотя бы тому, что остался жив. Некоторое время Сатин молча переводил взгляд с одного лица на другое. Необходимо обуздать эмоции – это самый лучший вариант на данном этапе.

– Я не помню, – спустя минуту гробовой тишины сказал он, – что со мной было, помню только, как всё завертелось и почернело…

– Не думай сейчас об этом. Тебе нужен отдых, – произнес Велескан. – Сюда может кто-нибудь прийти из персонала и сказать, что мы дурно влияем на твое самочувствие. А мне бы этого очень не хотелось.

Сатин коснулся щекой подушки.

Тео сел рядом на кровать и прилег около него. Волосы у корней шелохнулись от дыхания китайца.

Сатин взглянул на Лим-Сиву.

– Что там произошло?

– Автомобиль перевернулся, но девушка, что была за рулем, жива, – последовал деликатный ответ.

– Тогда почему у тебя убитый голос?

Казалось, минула вечность, прежде чем Лим-Сива нашелся с ответом.

– Она во втором реанимационном отделении.

Уставившись пустым взглядом в потолок, Сатин сглотнул.

– Это – нечастный случай, – пробормотал себе под нос Велескан.

Тео поджал ноги, стараясь не запачкать одеяло, и придвинулся еще ближе.

Штора колыхнулась и в прореху просунулся Ли Ян. Сатин заметил удивление на смуглом лице, когда парень обвел беспокойным взглядом свою группу.

– Сатин, пойми, – Тео глухо бормотал, прижимаясь губами к одеялу, – этой девушке лучше сейчас… Наверняка, она даже не видела твоего лица и не знает, что там был ты. Каждый день кто-то попадает в аварию, такие несчастные случаи не редкость. Я хотел сказать, что бы ты не питал иллюзий на её счет. После такой травмы… Перевернуло, протащило… Люди, которые её привезли, были с ног до головы заляпаны кровью. Машина вся покорежена, стекла разбиты. Чудо, что помощь вовремя приехала, говорили, там всюду был дым.

– Ты не понимаешь. Это из-за меня она оказалась в реанимации.

Ребята смотрели на него с немым вопрошанием. Чего они ждали?!

– Нам сообщили про выстрелы, – заговорил Ли Ян, – но дыры от пуль были обнаружены только на твоей «Хонде», автомобиль почему-то не тронули. Как думаешь, всё было спланировано заранее?

– Ты хочешь узнать, было ли это покушением? – спросил в свою очередь его брат.

– Это станет ясно только в том случае, если мы вычислим мотив. – Лим-Сива перекрестил руки на широкой груди.

Сатин почувствовал прилив злости.

– Ничего странного в том, что меня хотели убить. Допустим, у меня много недоброжелателей. У тебя еще есть вопросы? – скользнул по лицу Ли Ян усталым взглядом.

В ответ парень нахмурился и всплеснул рукой:

– Возможно, тебе стоит подумать над тем, чтобы нанять телохранителя.

– Вот черт! Сатин, ты поехал без шлема?! Ты с ума сошел! – простонал Тео, прерывая младшего брата.

– Пора заканчивать этот разговор, он тебя нервирует, – кашлянул в кулак Лим-Сива.

– В любом случае, ты не сможешь выступать, – отметил Велескан.

Холовора потер лоб и прикрыл глаза, не отпуская прохладной ладони от раскаленной кожи.

– Мы еще вернемся к этому разговору. – Лим-Сива стоял у изножья кровати, и когда Ли Ян с Велесканом вышли, сказал: – Нам позволили ненадолго забрать это, – приблизившись к больному, мужчина протянул в раскрытом виде водительские права.

Сев прямее, Тео перевел заинтересованный взгляд на цветную фотографию.

– Какая экзотика! – выпалил тут же парень.

Девушку, попавшую в аварию, звали Янке. Пышные иссиня-черные кудри по старой моде уложены в объемную стоячую прическу. Темный, каштановый цвет кожи и глаза необъятной синевы – настолько редкое сочетание в природе, которое можно увидеть всего раз за целую жизнь.

– Здесь сказано, что она уроженка Финляндии… Мы выяснили, кто она. Информации нашлось мало, видимо, кому-то не на руку светить её прошлым.

Сатин понимал, что теперь её лицо будет возникать в памяти всякий раз, как он закроет глаза.

– Она танцевала стриптиз в ночном клубе. Я знаю этот клуб, но мне не доводилось её там видеть. – Лим-Сива забрал у него «права» и тихо вышел, оставив их с Тео вдвоем в тишине.

Минут через пять вернулась медсестра и сняла неудобную трубку. Она велела звонить, если понадобится ослабить боль. Пока женщина делала укол, китаец старательно отводил глаза от бледной руки Сатина. Хоть она и разрешила Тео остаться, он должен был уйти, как только увидит, что больной начал засыпать.

Тео пробыл с ним еще какое-то время, постепенно его шепот стих, лишь измеритель пульса был слышен и трепет жалюзи. Сатин не заметил, как остался в одиночестве, понял это, только когда в комнате сгустились продолговатые тени. Свежий дождливый ветер принес душистую прохладу.

========== Глава IV. Паранойя ==========

Проходя мимо детского сада, Эваллё кинул взгляд через плечо.

Заметив, что парень на него смотрит, дедок тут же отвел взгляд. Сквозь редкие белоснежные волосы проглядывал розовый череп, однако грубая обветренная кожа на лице была смуглого оттенка. Поначалу Эваллё показалось, что у пожилого человека шарообразные глаза просто каких-то сверхъестественных габаритов, но это оказались всего лишь огромного размера круглые очки с толстенными стеклами. Ничем не примечательная образцовая внучка и её любимый дедушка. Заботливо поддерживая старика под локоть, девушка, в васильковой куртке и вязаной шапке, говорила по-русски, но так быстро, что едва ли возможно было разобрать этот поток слов.

Отвернувшись, Эваллё ускорил шаг и завернул в крытый проход, край неба тут же застлал низкий потолок.

Напротив кирпичной проходной, возвышалось двухэтажное здание с геометрическим орнаментом из темно-красной древесины на фоне белых стен. Выйдя на свет, Холовора пересек внутренний двор и, не останавливаясь, чтобы окинуть улицу беглым взглядом, поднялся по лестнице на второй этаж. Дверь за его спиной затворилась с мягким щелчком. Эваллё направился к боковому столику, сбросил сумку на свободное место и сел на соседний стул. В первом часу, как обычно, было многолюдно.

Холовора убрал локти с белоснежной клеенки, снял синие очки и откинулся на спинку стула, покручивая очки за дужку.

В помещении было тепло, с первого этажа слабой струйкой вился табачный дым, вкусно пахло горячими блюдами и выпечкой. Эваллё отвлекся на душистый запах грушевого пирога, – повара немного переборщили с корицей, и не помешало бы добавить щепотку соли в замешанное тесто. Судя по легкому подгорелому запаху, внизу пирог немного поджарился и налился золотисто-коричневой корочкой, так приятно хрустящей на зубах. Стекший за время выпекания сахар затвердел.

Разложить аромат грушевого пирога на составные части для Эваллё не составило труда, точно так же как уловить запахи двенадцати посетителей, сидящих на первом этаже, и резкий голубиный дух с улицы, стоило двери приоткрыться на пару сантиметров. Казалось, можно даже почувствовать, как взъерошенные голуби бродят по лужам во дворе, чей мокрый запах то приближался, то отдалялся. Однако большую часть жизни парень предпочитал блокировать свои способности, для чего нужно было хорошенько сосредоточиться и представить, что всё неважное и мешающее закрывается на замок где-то глубоко внутри. Дар свой Холовора объяснял как следствие долгих медитаций.

После тренировок на ринге просыпался зверский голод, но местные кушанья были ему не по карману. В поисках бумажника Эваллё похлопал себя по одежде, и тут его взгляд привлекли два знакомых лица: по лестнице на второй этаж поднималась та самая пара иностранцев, старик и девушка. Их можно было видеть через восточные окна, напротив которых сидел Эваллё. Вот открылась дверь… Старик указал на ближайший к выходу столик, и девушка выдвинула для него стул. Дед устроился спиной к двери и боком к Эваллё, внучка плюхнулась на стул напротив. Девушка сняла шапку, и по плечам рассыпались прямые светлые волосы, почти до самого пояса. Про себя парень усмехнулся: вряд ли этим двоим достанет денег, чтобы угоститься здесь.

Подошла официантка. Собирался отказаться, но живот предательски заурчал, да и сидеть за пустым столом как минимум странно.

– Пельмени со сметаной, будьте добры. И кофе без сахара, без молока, больше ничего не надо, благодарю, – скороговоркой проговорил парень, боковым зрением отмечая, что девушка посматривает в его сторону.

– Сколько штук?

– Простите, что? – отвлекшись, Эваллё поднял глаза на официантку.

– Ну, пельменей… сколько штук? – пояснила девушка, выжидающе глядя на него.

– Смотря, какие пельмени.

«Внучка» всё не сводила оценивающего взгляда, точно собиралась бросить Эваллё вызов.

Официантка пару секунд обдумывала ответ:

– Тридцать центов за пельмень. Они все одинаковые. Если поджарить, то выйдет дороже.

С такими расценками можно быстро остаться без гроша. Притом, что он никуда не собирался заходить по дороге, – если бы не эта пара, следующая за ним по пятам, Холовора давно бы пришел на автобусную остановку, но ему очень не хотелось, имея за собой «хвост», садиться ни в какой транспорт.

– Десять штук, жарить не надо, – брякнул Эваллё, не подумав, как следует. – И не забудьте кофе. Спасибо, – извинительным тоном добавил чуть погодя.

Вероятно, официантка не сомневалась в его математических способностях и, не став уточнять, согласно кивнула и направилась к другому столику, приняв еще один заказ, девушка двинулась в сторону кухни.

Пока готовились пельмени, Эваллё ненавязчиво рассматривал пару. На сухощавом старике – светло-коричневый плащ-парка на пуговицах. Не менее худая девица, она расстегнула молнию на поношенной весенней куртке и демонстративно уставилась в меню. Старик безразлично смотрел по сторонам, пока девушка выбирала. Несомненно, уходить они никуда не собирались.

То и дело встречаясь с пристальным взглядом старика, Эваллё дожидался, когда диковинная пара соблаговолит уйти. То, что они выбрали место у выхода, было крайне неудобно, в любом случае нельзя было уйти отсюда незамеченным, однако, если дедок и девушка проделали весь путь от дома Паули в надежде, что Эваллё приведет их в какое-нибудь кафе… В таком случае, откуда им было знать, что он направляется именно сюда? А что если они обычные туристы и хотели узнать у него дорогу?.. Скорей всего, нет – нормальные люди давно бы уже спросили.

Принесли заказ. Эваллё вдохнул горячий аромат жирного соленого бульона, натекшего с пельменей. Добавили зелени, хоть никто и не просил. Запахло кофе. А их столик пока что пустовал. Отложив очки на клеенку, парень взял тюбик с горчицей, добавил немного болотистой пасты на тарелку. Жидкая горчица быстро растеклась, смешавшись со сметаной. Тугие мягкие пельмени были громадными и едва помещались на тарелке, горчица слабая и не вызывающая доверия, сметана густая и жирная – от блюда отходил непередаваемый запах. Живот завел протяжную трель, пока Эваллё изучал пельмени.

Девушка выглядела лет на семнадцать и носила вязаную шапочку с помпоном. Что-то было в незнакомке странное, но что конкретно, он не мог объяснить. Эваллё не сдержал улыбки: Рабия вязала им с Фрэей точно такие же шапки, до сих пор вяжет, во всяком случае, сестре такие вещицы по душе, но на вкус и цвет, как говорится…

За их столик принесли заказ. Старик с девушкой о чем-то жарко переговаривались, нет, похоже, спорили. Говорили, очевидно, по-русски. Из их диалога Эваллё не вынес для себя ничего интересного.

Солнце покинуло улицу, куда выходили передние окна, и он перевел взгляд влево, рассматривая окна ближайшего дома. Когда на тарелке осталось пять пельменей, Эваллё вспомнил про остывающий кофе. После первого глотка на языке остался привкус горечи. Открывшаяся на пару мгновений входная дверь заглушила звуки, потом зал снова наполнили голоса посетителей и звяканье посуды.

Время тянулось, а пара не спешила покидать заведение. Эваллё снова полез за кошельком. Пересчитав деньги, подпер голову рукой, исподлобья посматривая на девушку. Ощущая его взгляд, она поежилась и пару раз пыталась отвести лицо. Сидеть с пустой тарелкой еще глупее, чем греметь мелочью. Мусоля последние две пельмени, и щедро подбавляя горчицы, Эваллё понимал, что попросту тянет резину. Она всего лишь девочка-подросток, тогда отчего это тревога? Холовора открыл сумку, с пришитым к ней матерчатым чехлом, и достал телефон. С минуту копался в телефоне, но это занятие быстро наскучило, и пришлось снова взяться за пельмени. Окуная пельмень в масло на дне тарелки, Эваллё чувствовал, как терпкий запах зелени и мяса рассеивается. Блюдо давно остыло, а пара неспешно продолжала свою трапезу. Что-то подсказывало – встань он сейчас и выйди через дверь – они последуют за ним.

Пельмень стал склизким и лип к вилке, кофе превратился в холодную несъедобную жидкость с мутным осадком и отдавал горечью.

Эваллё знал, что ведет себя глупо, но те иностранцы не давали ему покоя.

Скоро подошла официантка. У него не хватило бы денег заказать что-то еще, к тому же Рабия просила купить рыбы. Он и без того выглядел неубедительно, уже минут тридцать гоняя по тарелке несколько пельменей.

Официантка задержала удивленный взгляд на его ногтях, когда Холовора взял в руки чековую книжку.

Оторвавшись от созерцания чека, Эваллё уставился на пустой стол. Пара исчезла. А не примерещилась ли те двое? – возникла шальная мысль.

Направляясь к выходу, парень окинул быстрым взглядом место их трапезы и мысленно обругал сам себя. Похоже, это нервное, а ведь он считал себя вполне уравновешенным человеком и особой подозрительностью не отличался. Но в них было что-то не так, едва уловимый диссонанс, интуиция не могла подвести. Отвернувшись, парень накинул сумку на плечо и протиснулся в дверь, столкнувшись на пороге с очередным посетителем, от которого разило алкоголем. Извинился, отводя глаза, и под пьяный бубнеж спустился по лестнице.

Хотелось проверить, последуют те двое за ним или нет, для чего пришлось сделать крюк. Эваллё облизал губы и свернул на бездорожную окраину, где ни за что не пошел бы в любой другой день. Осенняя грязь ошмётками липла к обуви, перегнившая еловая труха и обрывки мокрого почерневшего сена приставали к подошвам, по-дурацки волочась по земле.

Эваллё несильно ускорил шаг, так чтобы не бросалось в глаза. Вокруг не было ничего, кроме далеких деревьев и луж, – совершенно пустынная местность. Волосы и одежду теребил холодный ветер, под ногами хлюпала жидкая грязь, очень предусмотрительно было обуть старые кроссовки, а не замшу.

Не таясь, обернулся на своих преследователей. Девушка сверлила Эваллё внимательным взглядом. Внезапно старик закряхтел и полез в карман за платком, а внучка заботливо погладило того по старческой руке.

Всё выглядело бы довольно комично, если бы не внушало неясную тревогу. Эваллё рассчитывал отделаться от парочки – до остановки оставалось пройти совсем немного, и если успеет добраться до неё, то, скорей всего, преследователи оставят его в покое, но от таких мыслей Холовора испытывал еще большую растерянность – он же не сможет забыть возникшее чувство тревоги, будет постоянно прокручивать в голове сегодняшний день. В конце концов, убегая, он так и не узнает, зачем им понадобился.

– Эй! – вдруг подала голос русская. – Мне показаться, ч-что вы помочь, – отрывисто бросила девица, не сводя с Эваллё блеклых глаз. Её речь была с паузами, свойственными всем иностранцам, плохо владеющим языком. А еще от пронизывающего ветра она попадала зубами о зубы.

– С радостью вам помогу, – дружелюбно пробормотал Эваллё, пряча левую ладонь глубже в карман и снимая очки.

Старик с помощью внучки, наконец, нагнал его.

– Спасибо вам за то, что уделяете нам немного своего времени, – прохрипел дедок, с трудом сгибаясь в приветственном поклоне. Поклон, как старомодно!

Девушка тот час протянула парню свою ладонь:

– Я – журналистка. А это, – она любовно понизила голос, исполненный сердечной ласки, – мой отец.

Отец девушки с нескрываемым интересом разглядывал Эваллё.

– Мы, на самом деле, преследовать вас, вы простить, – продолжила русская. – Это очень некрасиво.

Девушку сносило ветром, практически по слогам она произнесла:

– По-ни-мае-те, мы искать одного че-ло-ве-ка…

– Увидев вас в городе, – перебил дочку старик, – я подумал, что, может быть… простите мне мою дерзость…

Эваллё невольно улыбнулся.

– Что вы, что вы.

– Тот человек, которого мы ищем… Вы очень похожи на его сына, Эваллё. Но, значит, мы обознались. Мы искали музыканта.

Ветер пробирался за ворот и растекался ледяной струей по спине. Эваллё прищурился, от сильных порывов заслезились глаза.

– Извините… – приоткрыл он рот, – но вы и вправду обознались. Я не люблю музыку, предпочитаю лепку из глины, – соврал Холовора.

В таком преклонном возрасте старик должен был знать, что пешая прогулка по бездорожью его вымотает. А девушка для журналистки слишком робкая. Кем бы ни оказались эти двое, похоже, им действительно был нужен отец Эваллё.

– Вы приняли меня за другого. Мой отец – архитектор.

– О… раз так, – отвел взгляд старик.

– Вы проделали такой долгий путь ради этого, поэтому теперь мой долг помочь вам, – Эваллё непринужденно улыбнулся, так и застыв с приклеенной улыбкой.

– Да-да! С-сейчас. У меня с собой его фотография.

Девушка начала копаться в папке, обернутой целлофановым пакетом. Совсем как школьница перед зачетной контрольной, такая же перепуганная. Потом неуклюже вытащила фотографию, чуть не уронив папку. В это мгновение Эваллё в лицо ударил порыв ледяного ветра, так что парень едва не задохнулся, и остро повеяло запахом мокрого мха и земли. Невольно отшатнулся, чуть не угодив в лужу. Эти двое будто выбрались из-под сырой земли. Холовора уловил аромат нечто такого, чему не знал определения, что-то природное, кисло-сладкое… как сок. Рефлекторно открылся рот – захотелось вдохнуть чистого воздуха, чтобы перебить запах сырости. Эваллё незаметно сделал крошечный глоток кислорода и сглотнул слюну, почти ощутив на языке привкус холодного мха.

Быстро опустил взгляд на снимок, стремясь не выдать смятение.

– Я хотеть взять у него интервью. А мой отец намного лучше меня знать эти края… Я плохо говорить, поэтому отец согласиться меня сопровождать, ему давно хотеться быть здесь.

Холовора поднял глаза на девушку. Но вот что странно – она совсем не была похожа на своего отца. Эваллё запомнился её мягкий благозвучный акцент в странном тонком голосе и блеклые глаза, выдающие в ней европейские корни, старик же был смуглокожим и кареглазым.

Парень продолжал улыбаться, когда журналистка протянула ему снимок.

Фотографию сделал фотохудожник-портретист для финского модного журнала. На прямоугольнике глянцевой бумаги был запечатлен Сатин. Определенно не самый худший снимок. Узнав мебель из гостиной, Эваллё ощутил внутри холодок.

Девушка зябко поежилась и подняла ворот куртки.

– Как жаль! Мы принять вас за Эваллё Холовора.

Слишком неестественно выглядело: пустынная окраинная дорога, пронизывающий ветер и эти двое, будто знали, кого и где нужно искать.

– Всё же… боюсь вас разочаровывать, я не знаю этого человека. Мне так жаль, что я не смогу вам ничем помочь, – продолжал врать Эваллё, изображая глубокое сожаление.

Он не любил, когда журналисты совались в их жизнь.

Оставалось еще кое-что, требующее разъяснения – зачем этой неприглядной самозванке понадобился Сатин? Вероятно, он переспал бы с ней, но уж точно не стал бы отвечать на её вопросы. Если эта «мышка», или, скорее, крыска и вынюхивала что-то, то она должна была обладать как минимум козырным тузом в рукаве.

Клонясь в сторону, старик промычал что-то своей дочке.

Эваллё попрощался и только сделал пару шагов в сторону леса, как дед окликнул его:

– Вы, юноша, очень похожи на его сына. Хотя, знаете, – вдруг рассмеялся старик, – для меня все иноземцы на одно лицо.

Перед тем, как отправиться домой, Эваллё зашел в рыбный магазин и купил для Рабии несколько щучек на рыбный пирог, взял две банки лососёвой икры. Немного поразмыслив, захватил заодно и любимую ряпушку Фрэи.

По дороге встретился золотисто-рыжий кот с коротким хвостом и малахитовыми глазами. Упитанный кот смотрел на Эваллё с подозрением, и парню казалось, что в малахитовых глазах отражается застарелая кошачья злость. Парень ощущал на своей одежде запах свежевыловленной рыбы и морепродуктов, однако стоило приблизиться к коту, как животное зашипело. Шерсть встала дыбом. Эваллё демонстративно развернул специальный пакет для рыбы, стараясь не порвать, и выудил за хвост одну ряпушку. Тут кот заорал, по кошачьему тельцу прошлась волна дрожи. Холовора взвесил рыбину на ладони и аккуратно бросил её коту. Но кот не притронулся к рыбе, вместо этого он не прекращал выть, не отводя взгляда от мнимой опасности, потом вой перешел в глухой утробный рык. Животное не хотело лишаться добычи, но и к человеку не смело приближаться, и чтобы избежать кровопролития пришлось уйти. Сейчас еще, можно подумать, повезло – обычно коты просто шарахались от него.

У входной двери громоздились запакованные коробки со склада. В доме держался стойкий аромат запеченного теста, и память тут же воскресила грушевый пирог из кафе.

– Привет, родной.

Рабия как всегда полнилась энергией и желанием строгать деньги.

– Тебя задержал Паули?

В ответ Эваллё улыбнулся, думая, что улыбка, смягчит неприятный осадок после встречи с журналисткой и её отцом:

– Да нет, встретил по дороге каких-то чудаков.

Рабия переносила из буфета в магазин продукты, обернутые калькой, и на мгновение задержала взгляд на сыне:

– Что еще за чудаки? Как же я не люблю, когда ты ходишь один!

Говорить правду Эваллё не собирался. Узнай Рабия, что он добирался окольными путями, когда все и так стоят на ушах после выпусков новостей, то глубоко разочаровалась бы в благоразумии сына. Рассудительный Эваллё – вот как его называла Рабия. Разве он мог обмануть её ожидания? Как и любая другая мать, она хотела оградить своего ребенка.

Обещал ни при каких обстоятельствах не подвергать свою жизнь опасности, потому как ничто не имеет такую ценность, как человеческая жизнь. И уже во второй раз за последние дни не сдержал своё слово, если не принимать в расчет прежних «разов».

– Ты сегодня одна? – удивился Эваллё, вспомнив про груду коробок в прихожей. Снова наверняка будет разгружать во время обеденного перерыва, вместо того, чтобы нормально, а не абы как, пообедать.

– Ну почти, – неохотно призналась Рабия. – Тахоми поехала в редакцию: снова в погоне за нанимателями. А как твое утро?

– Давай лучше потом. – Эваллё быстро стащил обувь и, продев ступни в тапочки, направился следом за матерью в лавку. – Я купил рыбу, что ты просила. Отнесу на кухню.

Рабия обернулась на сына:

– Спасибо, родной. Я отложила тебе мармелад, возьмешь в холодильнике. Скоро придет Маю, пообедайте с ним. Обед я оставила на плите, нужно только разогреть.

– Хорошо, без проблем.

У прилавка парень заметил пожилую леди в длинном пепельного цвета пальто с шарфом, сидевшую нога на ногу. Та попивала горячий шоколад и, вероятно, поджидала его мать, чтобы продолжить начатый разговор, да вот только Рабии было не до разговоров за всей этой стряпней. Эваллё уже видел ту женщину, когда она приходила к его матери поболтать.

Гостья оперлась руками о стол и вывернула шею, чтобы лучше видеть обладателя мужского голоса.

– Валька? – это её оригинальный способ сказать: «добро пожаловать». И вам тоже «здрасьте». Оглядев Эваллё с ног до головы, вынесла вердикт: – Что за чудесный ребенок, и слова грубого не скажет. Видела, ходит тут одна, ну прямо невеста. Крепенькая, сама как тыковка. Да ты не смущайся, знаем мы…

Фыркнув, он поприветствовал пожилую женщину, и, сложив руки на груди, привалился плечом к дверному косяку.

– Деток-то, наверное, хочется? Валюха детей любит, – просветила дама, под возглас Рабии: «Бабуля, ну какие дети? Ты взгляни на меня, в тридцать три и бабушка!». Но та уже начала гнуть свою линию: – В каких классах ты репетитором по шведскому подрабатывал?

– С третьего по восьмой.

Вкратце привел несколько забавных случаев из своей рабочей практики.

– И Аулис такая же. Умница. С её подходом к делу, не сомневаюсь, что недолго предложения нам ждать.

Несколько минут слушал о том, насколько интересная девушка Аулис, и пока гостья не свернула на заезженную тему свадьбы, поинтересовался у матери, успел ли уже придти Маю. После чего бросил одну неловкую улыбку, подхватил свою сумку и зашел на кухню. Голоса женщин были слышны даже отсюда.

Опустив сумку на стул, Эваллё выглянул из кухни.

– Думала, твой уже вернулся.

Левой рукой Рабия удерживала поднос, правой раскладывала на столе свертки.

– А моего мужа здесь нет.

– «А моего мужа здесь нет», – передразнила гостья и усмехнулась чему-то своему, видимо, возобновился прежний разговор, начало которого Эваллё не слышал.

– А что я могу поделать? У меня полно своей работы. У него – своей. Я радуюсь уже тому, что мы в одном часовом поясе.

– Вы молодые, у вас впереди еще много времени, это нам, старикам, только и остается, что вспоминать о своих ошибках.

– Бабуля, о каких ошибках речь? Я счастлива со своим мужем.

Гостья поджала губы, выражая сомнение в наиболее вежливой форме. Эваллё был уверен в том, что милая пожилая леди, несмотря на разницу в возрасте, приходила к ним ради задушевных бесед с Рабией. Женщина бывала колкой на язык, но совершенно точно не хотела огорчать и тем более порицать его мать.

– Вот ты, молодая, всегда так говоришь: что я могу сделать, а в старости будешь лить горючие слезы. А этот твой… сколько лет мужику, а до сих пор танцы, музыка, да и бабка его, небось, была такая же, выучила пацана… да его ремнем лупить надо было, только пара крепких, мужских рук в хозяйстве зазря пропадает, – беззлобно произнесла та, и женщины рассмеялись. Гостья махнула рукой и подула на горячий напиток. – Где остальные-то? Как-то пусто у вас здесь. Смотри, а то совсем одна останешься.

– Не беспокойся, бабуля, не останусь, – произнесла мать с улыбкой, и Эваллё тоже улыбнулся. Некоторые люди обладают потрясающей способностью – придираться к тому, о чем с восхищением рассказывали в прошлый раз, например, как же повезло Рабии с мужем. И деньгами обеспечивает, и сам – красавец, а уж какой отец – загляденье, дети его обожают.

Пожилая дама поняла, что спорить с Рабией бессмысленно и вернулась к напитку.

– Валька-то каким важным стал. А как на мать похож… Меньшой-то где?

– Маю необходимо заполнить форму о поступлении, – ответил Эваллё. Подойдя к матери, оперся о стойку. Он уже привык слышать о себе в третьем лице.

Рабия раскладывала по кругу нарезанный пряный имбирь, украшая огромное блюдо, подняла на сына нежный взгляд.

– Накормлю Маю, помогу тебе с заказом, – сказал Эваллё, и Рабия, погладив его щеку, заправила черную прядь за ухо. Включив опцию очарования, незаметно стянул один кусочек имбиря с тарелки.

Сразу после того, как за гостьей закрылась дверь, раздался телефонный звонок. Повесив табличку с надписью «Закрыто», Рабия задернула занавеску. Подхватила с кухонного стола белую трубку радиотелефона, попутно заглядывая в расчетную книжку.

Эваллё затягивал мешки с мусором, дожидаясь пока вскипятится вода в чайнике. На столе и полу валялись полураскрытые коробки, грязная посуда громоздилась в двух раковинах, в кухне смешалось множество запахов. Несмотря ни на что, Рабия выглядела безупречно. Она должна была выглядеть идеально для своих посетителей.