Текст книги "Каминг-аут (СИ)"

Берни нужно было прикупить несколько банок консервов. Её мама, заядлая путешественница, существовала на полуфабрикатах и консервах. В холодильнике нагромождение стеклотар, бумажных свертков и пластиковых упаковок. Из хлебницы вываливаются пачки чипсов и кукурузных хлопьев. Целый ассортимент открывалок и термосов. Один раз, Фрэя заночевала в гостях у подруги, так ей пришлось спать в надувной лодке.

Бернадетта разглядывала полки в супермаркете, заставленные банками с зеленым горошком. Время от времени спокойный женский голос просил подойти владельца того или иного автомобиля, либо вызывал кого-то из персонала. На экранах под глухие звуки мелодии отрывался какой-то певец с кучей цыпочек на заднем плане. В следующем кадре одна из цыпочек, обхватив торс ногами, уже лезла к нему на шею. Вокруг взметались брызги, а смуглые тела пестрели яркими купальниками. Что со звуком, что без звука – один хрен: все в шоколаде.

– Жаль, нам ничего не стали объяснять. Такой ужас, мне жалко ребят, они выкладывались по полной программе, а тут…

Фрэя молчала. Подруга не понимала – это месть.

Если бы Берни знала о существовании подлых мерзких выродков, она бы не жалела Рона. Спектакль пришлось прекратить, так как двое ведущих актеров сильно пострадали; костюмы оказались полностью испорчены и не подлежали восстановлению; один из облитых каким-то образом умудрился получить отравление; другому попало в глаза – его отвели к медсестре. Парни, должно быть, поняли, кто стоит за происшествием во время спектакля. Они облили Маю помоями, а в ответ схлопотали ведро смолы, только глупый тут не догадается, в чем дело. Фрэя догадывалась, как Ионэ это проделал, когда их класс вычищал актовый зал в прошлом году, ей и подругам тогда удалось пробраться наверх, на подвесные мостики над сценой. Их не видать из зала, а чтобы разглядеть со сцены, пришлось бы задрать голову. Как у Ионэ получилось попасть на мостик и остаться незамеченным – было сплошной загадкой, вообще как им с братом удалось провернуть свой замысел? В мести каждый по-своему изобретателен.

– Как думаешь, кто мог это сделать? Я ему не завидую. Когда Рон появится в школе, начнет срывать злость на каждом.

Вот что важно. Если парни догадаются, Маю в покое не оставят. Как вообще у Эваллё соображалка работает?

Фрэя топталась около подруги, без интереса поглядывая на стеллажи.

– Директор найдет виновного, я уверена. Зачем так было поступать? По-моему это слишком.

У старшего брата понятие «слишком» имеет весьма размытые границы. Фрэя чуть не сказала это вслух, увлекшись мыслями о Эваллё. По правде говоря, она не одобряла его поступок, но прекрасно понимала, что чувствует человек, братскую честь которого хотели затоптать. Наверное, на его месте она поступила бы также и не пожалела. Маю мало рассказывал о своих проблемах, но держать глаза закрытыми и дальше было бы ничем иным как лицемерием.

– Куисма такая дурочка, – вдруг заявила подруга.

– Чего?

– Она вешается на твоего младшего брата, потому что ей нравится ваш отец.

– Логика? Всем нравится мой отец.

– Ну это же так очевидно. Она сразу подружилась с Маю, стоило тому перевестись в гимназию.

– Да брось… – рассмеялась Фрэя немного удивленно. – Не повторяй чужие слова, если не понимаешь их значения. Куисма – хорошая девушка, мы с ней больше года общаемся. Хочешь знать? Она поступила в гимназию не потому, что узнала, кто мой отец, тогда она не догадывалась, что это я – просто её попросила девочка из Интернета, и этой девочкой была я, сказав, что теперь мы с ней сможем общаться не только через сеть, но и в живую. Я сказала, что это – замечательная гимназия, где учатся талантливые ребята. Мы с Эваллё обычно никому не говорим, кто наши родители, зачем нам это? Я не хочу, чтобы наш дом обступили помешанные люди и били нам стекла, чтобы попасть внутрь. Переезжать мы никуда не собираемся. Какой смысл был говорить об этом? Чтобы повысить собственную популярность в школе? Если бы твой отец был всемирно известным, ты бы, наверное, тоже не хотела распространяться о нем.

Осознав резкость слов, Фрэя потупилась и подковырнула мыском кроссовка край стенда. Сама виновата, что завелась. Берни – добрый человек, она просто слишком открыто высказывает свое мнение. Хотелось верить в то, что еще остаются добрые, порядочные люди, язык которым служит не для того, чтобы сделать другим больно. Где вы, добрые люди?! Мы разыскиваем вас!

– Теперь мы меньше общаемся, у неё появилась личная жизнь, свидания и всё такое. Но Куисма мне всегда нравилась. По-моему, так можно заподозрить в нечестности каждого человека, который подходит к Маю. Тебе ведь тоже нравится Сатин, но я же не утверждаю, что ты стала моей подругой только поэтому.

Вдумчиво изучая этикетки, Бернадетта иногда оборачивалась, чтоб продемонстрировать свою находку.

– Да я поначалу думала, что вы однофамильцы, пока не наткнулась на заметку о его свадьбе в день американской независимости, тогда еще писали о дне рожденье Эваллё.

– Да, мои родители поженились, когда брату исполнялось семь лет. Два торжества в один день. Рабия думала, это укрепит их брак.

– Сегодня я своим глазам не поверила, а потом смотрю – быть того не может! – девушка прижала ладони к щекам, будто пытаясь унять жар. – Я тебе так завидую, ты можешь видеть его каждый день. Наверное, ему на мыло приходят тысячи писем. Неужели он твой отец?

Фрэя достала нарочно с высокой полки банку с маринованными помидорами, повертела в руках, чтоб чем-то занять глаза и пальцы.

– Как это? А кто еще? – без особого желания отозвалась она. – Братик?

Подруга оторвалась от чтения и окинула её беглым взглядом, потом усмехнулась над чем-то своим, возвращаясь к банке.

Фрэя улыбнулась.

– Мне бы не хотелось вводить тебя в заблуждение, но не из капусты же я выбралась, правильно?

Девушка облокотилась на ручку тележки, пытаясь отвлечься, стала слегка раскачиваться с мыска на носок, ворочая телегу.

– Чем он дома занимается в свободное от работы время?

– Да ничем особенным, тем же, что и остальные. Может, хоть пол дня проваляться на кровати с ноутбуком.

– А это у него настоящий цвет глаз?

– Самый что ни на есть.

– А как твоя мама относится к его… ну… закулисной жизни?

– Настолько ко всему привыкла, что не обращает внимания. Рабии уже самой надоело, что её постоянно спрашивают, а как вы реагируете на то, а как вы реагируете на это… Говорит, она – нормальная баба, а Сатин – обыкновенный мужик, и что вам всем надо от нас?! – протянула Фрэя, копируя тон матери и потрясая рукой.

На что Берни засмеялась. На смех обернулось пару голов, удивленных внезапным нарушением покоя.

Они покатили тележку в соседний отдел с коробками лапши и сухими суповыми порошками.

Фрэя остановилась и с преувеличенным вниманием стала разглядывать залежи полуфабрикатов. Бернадетта склонила голову и встретилась с ней глазами.

– Ты сегодня какая-то странная. Когда мы вышли из актового зала, ты стояла у стены и говорила с кем-то по телефону, мне показалось, ты плакала в трубку. Что-то серьезное?

Фрэя поджала губы и вперила взгляд в пол. Большие сияющие плитки под подошвами кроссовок создавали впечатление ярко-освещенного помещения. Соврать не позволяли собственные нервы, если она сейчас примется врать, то вскоре не выдержит.

– Ужас, – прокомментировала она свое состояние и присела на корточки, прислонившись спиной к пластмассовому контейнеру, заполненному доверху банками с энергетиками. – Ненавижу это… всё, – убрала волосы с лица и зарылась пальцами в их теплую копну.

Не хотелось обсуждать собственные беды с кем-то, взваливать еще свою ношу на подругу…

Бернадетта встала напротив, подбоченившись, наклонилась:

– Ну? Чего ноешь? Ты с кем-то поссорилась?

Фрэя села на пол и вытянула ноги. Помахала подруге, приглашая ту сесть рядом. Берни присоединилась к ней: перегородив проход тележкой, уселась на пол около неё. Желание расплакаться пришло к ней совершенно спонтанно, до этой минуты Фрэя даже не догадывалась, насколько убитой себя ощущала последние полтора часа.

– Не знаешь, за каким поворотом тебя ожидает несчастье, – сквозь слезы протолкнула девушка. У неё вырвался дрожащий вздох.

Подруга пихнула подошвой кроссовка их тележку. Берни терпеливо дожидалась, пока у подруги не закончатся слезы. Наверное, это был первый раз, когда Фрэя плакала вне дома в присутствии других людей.

– Кто тебе звонил?

Фрэя сделала вздох, позволяя телу расслабиться. Вместе с тем, это была самая короткая в её жизни истерика.

– Сатин позвонил из клиники, где работает Персиваль, – начала медленно объяснять Фрэя. – Это наш семейный доктор. У Рабии в последнее время был сильный кашель, и они сегодня ездили на осмотр. Помнишь, Сатин сказал, что не сможет придти на спектакль, потому что они с Рабией собирались в клинику.

– Начало не так жутко звучит, – не стала унывать подруга.

Фрэя уперлась локтями в колени и наклонилась вперед. Немного помассировала шею, опустив подбородок на локти.

– Сатин сказал, чтобы я не впадала в панику, и что ничего страшного не происходит. Он всегда так говорит, когда случается что-то очень плохое. Прямо в кабинете у Рабии начался очередной приступ кашля, и… на платке у неё осталось много крови.

Берни дернулась в её сторону. Глянула на Фрэю со смесью ужаса и огорчения.

– Рабию спрашивают, замечала ли она раньше кровь на платке или наволочке. Она говорит, что не замечала, но всё могло быть. А остальные симптомы подтвердились, отдышка, быстрая утомляемость, Сатин перечислил все, но я не запомнила. Провели общий осмотр, затем стали делать сначала просто флюорографию, а потом и рентгенографию. Персиваль сказал, что затронуты оба лёгких, распространенность поражения выраженная. И что если сразу же не предпринять никаких мер, то опасность для жизни возрастет. Туберкулез заразен для окружающих, особенно для нас, потому что Рабия теснее всего с нами контактирует.

– Туберкулез? – опешила девушка.

– Представляешь, в каком мы шоке были? Сатин не знает, что делать, он не хочет класть Рабию в больницу. Персиваль утверждает, что так он заразится первым, если будет продолжать упорствовать. У Рабии сильные приступы кашля, и она еще утром при мне брала сигарету в рот! А если я приду сейчас домой, а там уже Тахоми кашляет? Сатин чуть ли не с ума сходит, у него голос так хрипел в трубке, как будто он уже успел принять на душу. Говорил, что не понимает, как они не заметили заболевание сразу. Я даже не знаю, приедут ли они сегодня или в клинике останутся. Персиваль настоят на том, чтобы и Сатину сделать флюорографию, к счастью, та ничего не дала. А если Сатин здоров, то и процент, что мы с братьями заражены, очень маленький – он же с Рабией спит, а не мы.

Фрэя не заметила, как начала тараторить, так, что сама едва поспевала за речью.

– Почему всё самое мерзкое обязательно должно происходить за раз? Это просто злой рок какой-то!

– Твоя мама разве не пошла на осмотр, как только начался этот кашель?

– Да разве бы она стала заострять внимание на мелком недомогании? Она идет на обследование в самый последний момент, когда уже понимает, что без помощи специалистов не обойтись. Вечно она занята на работе, даже времени нет на себя! Даже притом, что Эваллё и Тахоми ей помогают, она все равно самый занятой человек! Помешана на своем бизнесе, точно также как Сатин на своей группе! Они оба – помешанные на работе задроты.

– Твои братья знают?

– Представления не имею. Может, Сатин уже успел им сообщить, приду домой – узнаю.

Фрэя резко умолкла. С минуту они сидели в тишине, только щелканье кассовых аппаратов и пробивание штрих-кодов мешало.

– Твоя мама – сильная женщина. Пока нет мужа, ей удается следить за домом, за вами, за кафетерием. Фактически всё держится на ней одной. Она справится…

– Со всем, кроме себя, конечно же, – встряла Фрэя. – И мы не справимся, Сатин не справится.

Каждый день люди умирают от туберкулеза легких – девушка не решалась произнести это вслух, хотя мысль повисла в воздухе, почти материализовалась.

Мимо прошел покупатель с корзинкой в руке. Посмотрел на девушек и покосился на наручные часы. Наверняка, прикидывает, не начался ли комендантский час. Пора им пошевеливаться, если они с Берни еще хотят зайти в пару магазинов. Этот дурацкий ужесточенный приказ всё же принес плоды: за вчера и за сегодня в окрестных лесах пропал лишь один человек, и то старый пьянчуга вряд ли заинтересовал бы серийного маньяка, разделывающего подростков. Небось нажрался так, что глаза в кучу сбивались.

Покупатель завернул в соседний отдел вин, и Фрэя невольно повеселела, как будто услышал, о чем она думала. Прямо над тем местом, где они сидели с Берни, мигала лампочка, девушка только сейчас уловила её тихий треск.

– Смотри-ка туда, – Фрэя поднялась с пола и указала в проход между стеллажей. Быстро провела рукой по влажным щекам, стирая следы плача.

Подруги синхронно нагнулись в сторону, чтобы лучше видеть. Фрэя тут же позабыла о своих слезах.

В отделе детского питания маячила одинокая фигура. Захваченный своим занятием он перебирал высокие картонные коробки с яркими обложками, нарисованными зверьками и солнышками, весьма комичный во всей своей серьезности, с которой он передвигался по отделу. Роста в нем было под два метра. Мужчина двигался неторопливо, вместе с тем, с определенной долей очарования и растерянности в плавных жестах.

Фрэя потянула Бернадетту за собой. Девушки неторопливо прошли стеллаж с распашонками и выглянули из-за угла. В четырех метрах замер объект их интереса. Похоже, он читал какую-то инструкцию или рецепт, или любую другую бумажку. Видна была только его спина. Наконец, через какое-то время он оторвался от чтения и, откинув волосы с лица, опустил на дно своей тележки в дополнение к разным коробочкам и пакетикам, полторалитровую бутылку молока.

– Ой, это он зря, – прошептала Фрэя, ощутив острую потребность высказаться по этому поводу, – хорошего молока в супермаркете в такой час не достать, оно наверняка окажется просроченным. Или это только мне попадается просроченное.

Фрэя заметила детские личики на этикетках тех продуктов, что лежали в его тележке.

– Одно детское питание… – протянула она.

– Наверное, дети есть, – высказала Бернадетта их взаимную догадку.

– А возможно и кто похуже, кто-то типа жены, – добавила Фрэя шепотом, прижимаясь плечом к подруге. – Повезло же кому-то, – вздохнула она и тут же осеклась.

Незнакомец намотал локон на палец и отпустил. Девушки остолбенели. Фрэя смотрела то на локон, то на пальцы. Наверняка этот жест получился неосознанным, или мужчина просто задумался, судя по морщинке между бровей. Волнистые волосы, лиловой кошачьей расцветки, при перемещении теней становились, считай, серыми. На нем был короткий аквамариновый плащ невероятно чистого, насыщенного оттенка. Мужчина обернулся. Увлеченный своими «раскопками», он и вовсе их не замечал. Перешел к стеллажу напротив – даже шагов не было почти слышно. Бернадетта и Фрэя, уже не скрываясь за углом, вышли и наблюдали за незнакомцем из прохода между стеллажами. Их разделяло всего три метра и одна загруженная под завязку тележка.

– Просто невероятен… – прошептала подруга. – Вот это цвет волос, я понимаю. Такой краски даже в продаже не видела. Это галлюцинация, порожденная моим стойким желанием выйти замуж за азиата. Если бы я была парнем, у меня бы стояк не проходил.

– Наверняка, модель или телезвезда, – Фрэя не следила за языком, болтая, пожалуй, чересчур громко. – Только что делать телезвезде в нашем скромном супермаркете?

– Тише, – но вопреки опасениям человек в плаще не обернулся. – Ясное дело – что. Покупать молоко для своих детей. Между прочим, мы сейчас находимся в большом городе недалеко от столицы. Дай мне окончательно потерять от него голову.

Фрэя и сама готова была потерять голову, но вовремя спохватилась, что судит о человеке по одной внешности. Девушка обводила незнакомца с ног до головы пристальным, изучающим взглядом, жалея, что не может в тот момент одновременно думать и не краснеть. На вскидку лет тридцать пять, хотя кто разберет этих азиатов, с тем же успехом ему могло быть и сорок пять. Продолжая неторопливо изучать этикетки, мужчина не поднимал взгляда, не давая заглянуть себе в глаза.

– Умеет читать на финском?

– Давай познакомимся? – предложила подруга.

Фрэя замотала головой так рьяно, словно от этого зависела её жизнь.

– Нет! Не надо!

– Но почему нет? Смотри, у него кольца нет, может, разведен.

– Мне пофигу, пойдем лучше.

В проходе затесалась женщина с тележкой, полной продуктов. Обогнув девушек, заметила их взгляд, и тоже посмотрела на незнакомца.

Фрэя старалась найти рациональное объяснение, почему ей так нужно было уйти и выбросить этого незнакомого мужчину из головы. Но по-прежнему оставалась за линией разума, в районе интуиции.

Слишком взрослый, незнакомый, с ребенком, красивый, а значит, испорченный и дурной. Всё объяснялось элементарно. Не все красивые люди испорчены – твердил второй, тихий голос сердца, а руки мысленно расстегивали пуговицы на аквамариновом плаще.

– Купишься на красивую внешность и останешься ни с чем, небось от женщин отбоя нет, – сказала она расстроено, вместо того, чтобы казаться собранной и настороженной.

– Смотри, ты сама себя уговариваешь, – предупредила Бернадетта. – Потом пожалеешь, что не познакомились.

– Пофиг, – тяжело дыша, пересилила себя девушка. – Уже стемнело, валим отсюда.

Собрав всё необходимое, мужчина взялся за ручку тележки и на миг поднял глаза на девушек. Фрэя поняла, что открыла рот и не может его теперь закрыть обратно. Тело вспыхнуло. Этот мужчина не может просто так разгуливать по улицам, его нужно держать под постоянным надзором, чтобы не украли.

– Фиалковые глаза… – вырвалось, однако незнакомец снова никак не отреагировал на её слова.

Правый глаз темнее, левый ярче. Скорей всего, линзы, но ведь бывают же люди с фиалковыми глазами. Должны быть.

Когда незнакомец поравнялся с девушками, Фрэя отметила его впечатляющий рост. Мужчина проплыл мимо, как прекрасный, галлюциногенный сон. Такой сон придет после третьего бокала шампанского. На глаза навернулись слезы, девушка тихо вздохнула, невольно опуская взгляд на ладони, направляющие тележку, как будто всерьез решила удержать сон за руку. Отдаляясь к кассам, он не задержался ни минутой боле.

Может быть, баскетболист? Точно! Спортсмен мирового класса. Вот только очень маловероятно, чтобы мир баскетбола принял человека с ушами, заклеенными марлевыми повязками.

– Глухой?

========== Глава VIII. Плен ==========

Маю взглянул на часы над туалетным столиком: уже скоро подъедут девушки. Мальчик обернулся на прикроватную тумбочку, крепленную к стенке, венчавшую родительскую постель. Руки тут же прекратили шарить по полкам.

На тумбочке лежали упаковки таблеток и пузырьки с лекарствами. Рабия останется дома, но Персиваль регулярно будет навещать её, отслеживая то, как протекает болезнь и эффективны ли препараты. На всякий случай им всем сделали прививки от туберкулеза, лучше поздно, чем никогда. Большую вероятность подхватить эту болезнь от матери имел естественно он, над остальными зараза пока не возымела действия, а Маю лишь недавно появился в доме и неизвестно, как пребывание вблизи больной подействует на него. Мог бы оставаться в академии, да он что, провидец – знать обо всем на свете?

Дом тщательно вычистили, продезинфицировали личные вещи и постельное белье. Рабия взяла отпуск на время лечения, «Шоколадница» теперь была на плечах старшего брата и Тахоми, когда у той случался перерыв в рисовании. Впрочем, это не помешало пригласить сегодня вечером Аулис на ужин. Рабия пообещала, что не потревожит ребят. Фрэя ушла к подруге на всю ночь, любезно предоставив брату и его девушке свою комнату. Зачем было приглашать Аулис домой, пускай сходят в ресторан. Маю этого никак не понимал. Рабия, конечно, глотку перегрызет тому, кто из-за неё будет подрывать свой обычный режим, и слышать она ничего не хочет, про то, что ей нужен особый уход. Она не хотела, чтобы в ней видели больного человека, как и не желала сдаваться болезни. «Ничего не изменилось» – говорила она. – «Пускай остается так, как было». Узнав, что у неё туберкулез легких, Маю начал допытываться у Персиваля, как тот собирается лечить его мать, пока не понял, насколько бессмысленно это занятие. Одна из причин, по которой доктор Персиваль вызывал злость.