Текст книги "Каминг-аут (СИ)"
Автор книги: Chans
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 54 (всего у книги 95 страниц)
========== Том 4. Глава I. Ананке ==========
Ты моё от неба Воздаяние,
Ты мой свет среди обманутых надежд,
Ты моё, моё спасение и страдание,
Ты любовь моя и ты мой крест…
(С. Михайлов)
Глава I. Ананке*
На платной парковке Син-Титосэ их дожидался белый SsangYong Rexton. Вычищенный до блеска при дневном свете внедорожник выглядел как с фотосессии. Шипованная резина «Nokian Hakkapeliitta Sport Utility» на мощных колесах.
– Три ряда сидений! Аа, так много! – без стеснения принявшись ощупывать внедорожник, Фрэя совсем забыла, что господину Икигомисске её восторженные вопли могут быть не слышны. – О, это же «медвежьи когти», старая добрая резина!
Автомобиль как раз для непролазных окраинных дорог, заваленных снегом. Настоящий динозавр на колесах, с чешуей и шипами.
– Еще один мой офис: часто приходится работать в пути, – пояснил Моисей. – По зимним дорогам от моего дома может быть удобен только один вариант, – ответил он на молчаливый вопрос.
– Другими словами, – попробовала она перевести его слова на человеческий язык, – только на таком автомобиле вы можете добраться до города?
Белоснежно-белый, похожий на контейнер с мороженым.
– Зачем вам семиместный автомобиль? – спросила Фрэя, обернувшись. – Я всегда считала, что японцы предпочитают японские марки автомобилей другим.
– Нет, это вовсе не так. Мы не настолько ограничены в своих взглядах.
– О-о, он такой хорошенький! – заглядывая в салон, почти прижалась щекой к затененному стеклу.
– Вы мне запомнились менее эмоциональной девушкой. Благодарю за доставленный моим автомобилем восторг.
Икигомисске помог Фрэе забраться на сиденье, пристегнул ремнем безопасности и перетащил её чемодан на второй ряд сидений. Девушка наблюдала, как проступают жилы на его руках, когда Моисей поднимал и опускал тяжелый чемодан. Дверца с мягким щелчком захлопнулась, Икигомисске обошел сзади, критически оглядывая авто.
Не переставая озираться по сторонам, девушка с довольной улыбкой откинулась на спинку сиденья.
– Он ведь способен на 180 км/ч?
Забравшись в салон, Моисей захлопнул дверцу.
– Не думайте, что для вас это возможно. Дороги обледенели. Когда со мной вы, я не имею права на экстремальное вождение.
Здесь приятно пахло – чуть морского аромата от освежителя воздуха и как будто запахом специй. В какой именно момент они тронулись с места, Фрэя не поняла, просто за окном сместился пейзаж. Ни радио, ни магнитофона не было и оно нисколько не удивляло, зато над приборной панелью имелся небольшой экран – точно не для мультиков. Моисей включил свет в салоне, погрузив задние сиденья в полумрак.
– Вы уже расплатились по кредиту за машину?
Моисей усмехнулся чему-то.
– Давно, пожалуй. Фрэя, вас так впечатлил мой автомобиль?
– Вы только сейчас это поняли?
– Простите меня, но я не смогу далее одновременно читать по вашим губам и смотреть на дорогу.
Рядом с её чемоданом в беспорядке лежали детские игрушки, по которым было очень сложно определить возраст ребенка. Тряпичные куклы, простенькие кубики-головоломки и вовсе странные – с множеством узелков, пуговок, шнурков… Так сколько его дочери лет?
Холовора нашла стопку чистых листов и указала на них.
– Я специально раскидал здесь бумагу, чтобы нам было легче. К тому же, если вы действительно хотите освоить японскую речь, вам каждый день необходимо упражняться в правописании, – сдабривая серьезность тона милой улыбкой, достал из кейса карандаш-маркер.
«А ваша дочь? Где она и как её зовут? Я её увижу?» – записала Фрэя.
– Я думал… вы не захотите слышать о ней, – произнес он, взглянув на её корявый почерк.
Девушка удивленно пискнула.
– Потому что… короче говоря, если я буду постоянно твердить о своей дочери…
Что это с господином Икигомисске? Эта тема ему неприятна? Или что?.. Она еще не слышала, чтобы он путался в словах, вот так прищуривая глаза.
– Моя дочь – Химэко. Хотите её увидеть – вы её увидите, – казалось, он волнуется. – Вам не жарко? Можете снять верхнюю одежду, дорога займет немало времени, – левой рукой расстегнул верхнюю пуговицу сорочки и ослабил галстук, сосредоточенно глядя на дорогу.
Фрэя не поняла его реакции на невинный, казалось бы, вопрос и вывела на бумаге:
«Уверена, мне понравится не только ваш автомобиль, но и ваша дочь, Икигомисске-сан».
Что вроде только сильнее озадачило его. Спорить готова, Моисей не был напряжен, когда подвозил её на такси в тот жуткий вечер в Хямеенлинне, когда дома начала твориться какая-то чертовщина.
В результате Моисей зачеркнул суффикс «сан», давая понять, что не желает официального общения между ними.
Внутри автомобиля действительно разогрело, по ногам шпарила печка, ступни вспотели, и уже через пару минут, девушка отстегнулась и сняла ярко-синее пальто.
Когда Моисей протянул руку, чтобы помочь застегнуть ремень безопасности, девушка ощутила запах еловых шишек, исходящий от его одежды.
«Какая она? Химэко».
Икигомисске покопался в бардачке и извлек пачку «Marlboro». Управляя машиной левой рукой, зубами стянул прозрачную упаковочную обертку, выбросил куда-то назад. Зубы, кстати, у него были и в самом деле чуть кривоватыми – те, что с боков, а передние – нет.
Моисей определенно нервничал.
В небе скопились облака, готовые в любую секунду разразиться снегопадом. Светать будто и вовсе не собиралось.
«Я думала, вы не курите?»
– Сигареты – нет.
«А чем же вы сейчас заняты?»
– Не берите в голову.
«Расскажите о своей дочери», – попросила девушка, она смотрела в окно на отражение Моисея и вместе с тем пыталась запомнить дорогу. Она ведь сможет в случае чего добраться самостоятельно до аэропорта?
Мрачное небо не умоляло красоты здешнего леса. От занесенного снегом пейзажа клонило в сон. Тишина. Чем дальше увозил Моисей, тем глуше становилось вокруг. Чем притягивает тишина в его положении? Но ответ был так прост и очевиден, что Фрэя невольно ощутила себя дурой. Ведь тихое захолустье для него должно быть как норка для лисицы.
– Химэко ждала встречи с вами, Фрэя, она всё просила привезти вас. Она очень хочет познакомиться. Хочу предупредить, у вас много ошибок в словах, даже я не в состоянии всё понять.
«У вашей дочери красивое имя».
– Спасибо, – Моисей сделал только пару затяжек и, затушив сигарету о край пепельницы, опустил в ней дотлевать. Девушка взглянула на горку потрепанных недокуренных сигарет. Интересно, он столько выкурил, когда ехал в аэропорт? Думал ли он тогда, что обратной дорогой поедет уже не один, а с ней?
«Сложно одному воспитывать ребенка?»
– Я не один, не забывайте о дедушке с бабушкой.
«Как вы думаете, я ей понравлюсь?»
Моисей сбавил скорость и посмотрел на Фрэю, и вновь на дорогу.
«Надеюсь, я не похожа на вашу покойную жену?»
– Вы слишком молоды. Она была намного старше.
«Она была красивой?»
Девушка следила, как на его лице расцветает улыбка. Вспоминая о жене, он смеялся. Возможно, Моисей был счастлив с ней.
– Вам бы она представилась безобразной. Она – альбинос, – морщины на лбу разгладились. – Моя жена любила трудности, любила их создавать, она не работала, днями гуляла, голову себе забила приключениями. Она не могла усидеть на месте и пяти минут, всё время лезла куда-то.
«В лес? В горы?»
Глаза постепенно закрывались. Что говорить, она проснулась сегодня в три часа и уже не смогла заснуть. Похоже, она переволновалась накануне поездки. Вчера весь день крутило живот, словно перед экзаменом. А может, она до сих пор не отошла от всех этих школьных тестов, из-за которых едва не осталась на второй год. Еще пыталась следить за дорогой, но понимала, что заснет прямо посреди разговора. Листы бумаги пристроила на коленях, чтобы успеть записать вопрос, прежде чем тот вылетит из головы.
Музыкальный голос Моисея убаюкивал:
– В воду. Преимущественно, это была вода. Я боялся, что она провалится под лед… я всё время боялся за неё.
За окном расстилалась обширная долина. С редкими клочками прошлогодней травы, отрезками влажной земли, заросшей цветами, похожими на лилии с круглыми лепестками; цветы пробивались на свободу, преодолевая липкие сугробы – не чудо ли? Сеть ручьев венчали деревянные помосты и чайные домики-беседки, бег воды колебал высоченные погнутые травы цвета засохшего гороха, вдалеке трясся на ветру облезлый лес. Ограждение, конечно, не позволяло разглядеть долину как следует. Моисей, видя, что она засыпает, не стал заворачивать, продолжая ехать прямо. Однако у японцев своеобразное понимание красоты. Помнится, она позаимствовала это суждение из японских сказок. Неожиданно для самой себя, проезжая мимо, Фрэя оценила всю притягательность здешних полудиких красот. Тут любой обрел бы умиротворение.
«На кого из вас двоих похожа Химэко?»
– На меня, но в ней, несомненно, есть что-то от матери.
Под его негромкое бормотание Фрэя благополучно задремала.
Проснувшись, Холовора с удивлением обнаружила, что сидит на переднем сиденье белой громадины, сжимая в руках остывшее пальто. В салоне ощутимо похолодело, печка больше не согревала ноги. Недоумевающий взгляд задержался на Моисее.
– Фрэя, – тронув девушку за плечо, он медленно отстегнул ремень. – Вы свободны.
– Мы приехали?
Моисей на мгновение прикрыл свои необыкновенные глаза, похожие на китайские фонарики. Выходит, да.
Фрэя успела заметить, что его взгляд не меняется, что бы ни происходило вокруг, значит, он так привык ко всему, что с ним происходит, и уже перестал удивляться.
Дождавшись, когда девушка застегнет пуговицы, Моисей выбрался из машины и вытащил её багаж. Делал он всё с явным нежеланием. Похоже, он помимо прочего еще и ленивый. Невольно почувствуешь себя не к месту. На её вопросительный взгляд, Икигомисске лишь вежливо улыбнулся, что могло означать что угодно.
Расставаясь с нежеланием вновь натягивать пальто, девушка спрыгнула на землю и едва не задохнулась от порыва ледяного ветра.
– Будьте осторожны, здесь гололед, – видя, что она не поняла последнего слова, мужчина направил палец в землю, – ледяная земля.
В свете дня его волосы выглядели как талый снег, только намного розовее – среднее между светло-каштановым и румянцем на щеках. Рада бы сказать точнее, только не думала, что так сложно подыскать подходящие слова, способные описать этот цвет.
Уже знакомый дом с черепичной крышей-пагодой, низкое крыльцо с одной ступенькой и деревянная веранда, огибающая дом по периметру.
– Поднимайтесь в дом, Фрэя, – мужчина отпер дверь, пропуская гостью вперед.
Низкая притолока в прихожей вынудила склонить голову.
– Прошу меня извинить, я пойду потихоньку… мне нужно затворить ворота, и тогда я занесу ваш багаж.
Часы на табло аэропорта, когда она спорила с Саёри и теткой, часы на запястье Моисея, тикающие часы у него в гостиной, крошечные золотые часики – в отведенной для неё спальне, звук тиканья в глубине дома, часы с заводным механизмом на кухне. Она не помнила, что происходило между этими промежутками времени.
Если по дороге сюда Фрэя рассчитывала, что Моисей на протяжении её пребывания здесь будет развлекать гостью, то она глубоко заблуждалась о манерах хозяина. Но сейчас девушка даже была рада такому повороту – можно было от души выспаться и побездельничать. После экзаменов в новой школе понадобится не один день реабилитации, чтобы привести мысли в порядок.
Проспав до вечера, девушка перекинулась парой фраз с Тахоми по телефону, после чего покинула комнату, предоставленную в полное распоряжение. Слоняясь по дому, Фрэя нашла Моисея в дальней зале, в самой теплой и темной. Задвинув скользящие двери, гостья посчитала себя в праве зайти без стука, и нельзя сказать, что мужчина сильно обрадовался такому вторжению.
На полу были расстелены ковры, на стенах – японская живопись, пейзажные зарисовки тушью и маслом, гравюры «укиё-э », у стены – бумажные перегородки «фусума», с изображенными на нем гейшами, пьющими чай. В комнате не было окон – и стояла ароматная дымка. Моисей сидел на полу и раскуривал тонкую трубку, перед ним на переносном столике лежал черный ноутбук. Здесь этот предмет выбивался из общего ансамбля. Хозяин дома успел переодеться в утепленное юката [юката – это легкое хлопчатобумажное кимоно следует запахивать слева направо, левой стороной на правую]. Сквозь треугольный вырез Фрэя наблюдала смуглую кожу его груди.
В этой комнате в своих вытертых на заднице джинсах и двусторонней кофте с Кинг-Конгом, одетой наизнанку, девушка чувствовала себя, мягко говоря, чудаковато. На ноги Моисей натянул просторные штаны с завязками на щиколотках. Несмотря на холодное время года, он ходил босиком. Возможно, под полом дома было устроено отопление. Ну сама-то она пришла в любимых носках.
Бумаги в комнате не обнаружилось, и девушка стала оглядываться по сторонам в поисках того, на чем можно малевать. Взгляд снова задержался на гейшах. Казалось, расстегнутые одежды могут в любой момент соскользнуть с их округлых плечей. Моисей развернул к ней ноутбук, на экране мигал курсор. Клавиатура была чисто англоязычной. Какой же кошмар, когда не можешь говорить на родном языке! Вслух!
Она набрала:
– «Что вы делаете?»
– Курю.
– «Я это поняла»
– Я раскуриваю опий, если вас это волнует.
Моисей посмеялся над возмущенным выражением её лица.
– «…полутемные задымленные помещения, голые гейши… опий, сладковатые запахи. Вы – не унывающий человек. Могу я навести у вас порядок прямо сейчас?»
Мужчина приглашающе развел руками.
В первую очередь, отобрала у него трубку, затем опустила в глиняный горшок и закрыла специальной крышкой с отверстием. Вероятно, он не будет против, если позволил забрать у себя трубку.
– Фрэя, успокойтесь, я же не травиться собрался. В малых количествах, в очень маленьких…
Девушка быстро набросала текст:
– «Мне все равно, в каких количествах. Дело ваше. Не можете себя сдерживать? Нет силы воли?»
– У меня есть сила воли и больше чем у других.
– «О чем вы думаете, беря в рот эту дрянь? Вам нравится это, да? Этот запах? Все мужчины думают только об удовольствиях?»
– Не так уж вы разборчивы в этом, да? Вам понравился этот аромат.
Да пускай катится ковром… или веером, как ему там больше нравится.
Моисей засмеялся, мягко прищурив глаза.
– Прошу меня извинить. Я – опиумный курильщик. Могу предложить вам чаю или вас устроит что покрепче? Хозяйка приготовила нам ужин. Должен вас уведомить – звонила Тахоми, я записал её звонок на автоответчик, – с этими словами Моисей положил на стол свой мобильный телефон. – Кто знает, насколько богатое воображение у вашей тети, любой бы человек на её месте уже насочинял бы, как мы с вами тут кувыркаемся.
О, Будда, да в озере полно чертей, оказывается!
Пытаясь распутать взлохмаченные волосы, Фрэя двинулась по кругу.
– А это что? – в руки попалась стеклянная коричневая форма, забитая пахучими шариками, способными, наверное, очистить воздух даже в коровнике. Запах был сладким, как нуга или пастилки. Повертев в пальцах, сообразила, что на самом деле взяла. Сосуд для шариков по форме идентичный мужскому половому органу тут же вернулся обратно на комод. Моисей проводил её действия невозмутимым взглядом. Вот ведь непостижимый человек!
– «Я определенно разделяю ваш вкус», – что для самой стало откровением. А звучало, скорее: «я хорошо понимаю ваш вкус».
– Благодарю за внимание ко мне. Пойдемте, я познакомлю вас с Химэко.
Девушка взглянула на его наручные часы, поймав блик на гладком металле.
– Что, в таком виде?
Похоже, Моисей пытался читать по губам.
– Как раз так лучше всего. Со сна вы кажетесь очень уязвимой.
Неужели это прозвучало словно комплимент?
Опустив крышку ноутбука, мужчина поднялся с пола и просочился мимо Фрэи скользящей походкой. Подпоясанное юката облегало его фигуру и шелестело в ногах.
– Сегодня у моей дочери на обед было жареное мясо. Химэко очень любит мясо. А вы, Фрэя?
*
Химэко в декабре исполнилось три года. Теперь Фрэя поняла, как отчаянно Моисей нуждался в некой «хозяйке», готовящей еду и убирающей дом, которую она, кстати, пока не видела. Маленький ребенок требовал к себе постоянного внимания, и вряд ли осознавал, почему папа не приходит по первому зову и вынужден работать.
Очаровательный ребенок с каштановыми волосами и мутными сиреневыми глазами, сочетавшими, по всей видимости, розовый цвет глаз матери и фиолетовый – отца, была слепа. Она сидела в детской комнате на подушках, огороженная фусума с рисунками животных, в обыкновенных европейских распашонках, в которые одевают миллионы детей по всему миру. С потолка свисали зеленые и фиолетовые фонарики, разные погремушки. Девушка заметила бутылочку с молоком среди игрушек.
В таком юном возрасте… и слепая. Поневоле ощутишь себя везунчиком.
Белое, как молоко, личико девочки, с едва заметными пятнами; крошечные ручки вцепились в деревянного пони. Девочка восседала на подушках в окружении этих красивых дорогих побрякушек как самая настоящая принцесса.
Химэко смотрела прямо перед собой, сосредоточившись на лошадке, которую теребили её белые пальчики. Наверное, она услыхала шаги и шелест кимоно, почувствовала чужое дыхание, одно размеренное – отца – и одно беспорядочное. Мягкие волосики, лежащие на плечах, должно быть, очень гладкие на ощупь, спадали на плечи, скрывая нежные детские щечки. В тот момент, когда Фрэя смотрела на эту маленькую жизнь и на Моисея, она испытала небывалое потрясение. Захотелось оказаться на месте Икигомисске, подойти к маленькой бледной принцессе, развеселить, взять крошечным ладошки в свои, говорить только о добрых вещах. Пока не наступит уверенность, что девочка здорова и ей не угрожает опасность. Фрэя с благоговением смотрела на ребенка.
Химэко подняла головку.
– Папа? – прорезался слабый детский голосок.
Моисей видел, как шевелятся её губы. Понимал.
«Бьюсь об заклад, он понимает всё, что говорит Химэко, но он не может слышать её голосок, тонкий, высокий и хриплый…», – думала девушка, наблюдая, как Моисей целует дочку в крохотный лобик, гладит по волосам.
В атмосфере мира и благоденствия скромной семьи Икигомисске Фрэя чувствовала себя лишней.
– Химэко, я привел Фрэю, ту самую девушку, про которую я тебе рассказывал. Она в этой комнате, рядом со мной.
– Фрэю, – повторила девочка, растягиваю крохотный ротик в растерянной улыбке.
Девушка села напротив Химэко, разрешая потрогать своё лицо, с отпечатками подушки на щеке, растрепанными волосами, мятым воротничком.
Исключено, чтобы такой маленький ребенок знал что-то помимо японского, но и сказать тут было нечего. Фрэя мучительно подыскивала нужные слова, наконец, она понадеялась, что Моисей не умеет читать с затылка.
– Химэко, – она пыталась подражать интонации Моисея, но, скорей всего, пока не опробует на собственной шкуре, что значит быть родителем, никогда не заговорит так же. – У тебя замечательные игрушки, твой папа очень о тебе заботится. Ты у него красавица, – Фрэя очень переживала, что этот акцент на внешность, то есть на то, что непосредственно можно увидеть только глазами, заденет девочку.
Мягкие теплые ручки коснулись щек, век, очертили остро-выведенные брови. От детских ладошек пахло молоком.
Глухой отец и слепая дочка. Он никогда не услышит её детский плач или смех, она никогда не увидит его лица. И она, Фрэя, клином вошла в их сонное безмятежное царство.
– Ты не уедешь? Не бросишь нас? – девочка водила ладошками по её жёстким распущенным волосам.
– Фрэя поживет у нас на каникулах, если захочет, – Моисей обхватил Химэко с боков и, усадив на сгиб руки, прижал к груди, свободной рукой придерживая за спинку. – У нас для Фрэи приготовлен подарок, правда, малыш?
Химэко оживилась.
– Покажи госпоже Фрэе подарок! Покажи!
– Подарок, но в честь чего? – девушка перевела взгляд с ребенка на отца.
Моисей с девочкой на руках пересек комнату, ловко огибая разбросанные по полу игрушки.
– Мне лестно, что иностранная девушка, недавно зачисленная в старшую школку Кюсю, с успехом прошла экзамены.
– У нас в стране очень популярна Япония. Я не делаю ничего сверхнового.
Вряд ли Моисей слышал её, отвернувшись к детскому столику. Не так-то его интересовало чужое мнение.
– Вам понадобится расширить словарный запас, и я решил, что этот диск окажется вам полезен, – вручив обещанный подарок, Икигомисске очень странно взглянул – будто хотел передать некое послание посредством одних лишь глаз. – Предвосхищая возможные вопросы, отвечу: я записал для вас собственные уроки произношения, буду признателен за ваше старание и труд.
Вроде это ей следует сказать «спасибо». Немного огорошил его подарок, конечно… совсем забыла поблагодарить. Фрэя разглядывала покрытый цветами диск-болванку в прозрачной обложке. Ну надо же, никаких коробочек-бантиков и поздравительных конвертов, как ей привычней. Даже диск купил девчачий – и всё-то у него на мази.
– За ваши знания. А теперь угощу вас ужином.
*
Моисей уложил девочку спать, а они с Фрэей отправились за стол.
Как и прежде, его речь по капле проливалась, вводя слушателя в состояние дрейфующей на волнах русалки. Не то чтобы Фрэя тряслась от восторга, но сам факт того, что она в гостях у образованного, судя по всему, и гостеприимного господина Икигомисске услаждал «эго» только так. Да, она дальновидная и хитрая, но ни то, ни другое не мешает быть девушке искренне благодарной.
– Ей одиноко. Привожу Химэко из Токио сувениры, иногда беру с собой на прогулки. Вы ведь можете понять, как мне поначалу было сложно. Разбираться во всех этих премудростях обращения с младенцами, ей нужно было молоко, постоянно, а еще уход, внимание. Дети отнимают много времени. Если она проснется среди ночи и заплачет, будет звать меня – ничего этого я не могу слышать. Поначалу было так: я клал её рядом, чтобы в случае надобности мог сразу почувствовать её шевеление и проснуться. Сейчас я ориентируюсь только на свои ощущения и интуицию. Я хочу дать ей самое лучшее, но извечная нехватка молока… Я нанимал столько женщин… чтобы они кормили её грудью, но каждый раз, меня выводило из себя, я не мог видеть, как совершенно незнакомые люди касаются моей дочери… С какими мыслями они приходят в этот дом, что думают о Химэко… я не мог спокойно на это смотреть, но сейчас она подросла, и нам стало легче общаться.
«Вы хотели, чтобы она жила с вами в этой деревне, на краю полуострова?»
– Да, это именно то, чего я хотел… раньше. Иногда мне действительно начинало казаться, что я осуществил свою мечту, но ребенок растет, а я не хочу, чтобы её жизнь была наполнена лишениями, чтобы Химэко чувствовала себя обделенной, увечной… В десять, я хочу, чтобы у неё были друзья, как у других детей. Чтобы она стала подростком, хочу видеть, как вокруг неё начнут вертеться парни, но вместе с тем я знаю, что никогда не отдам её в обыкновенную школу, а значит, она уже никогда не будет такой как все.
«У вас далеко идущие планы. Первый ребенок всегда самый любимый, хотя последнего обычно балуют больше всего. А Химэко совмещает в себе всё и сразу, и она – то, что осталось у вас от жены, я права, Моисей?» – Фрэя обхватила свои колени. Для неё было в новинку говорить с взрослым человеком о его собственных детях, ведь она сама еще чувствовала себя ребенком. Но дело в том, что его интересовало её мнение.
– Вы знали, что у Химэко отставание в развитии? – Моисей точил нож. Это было так странно – наблюдать, как человек точит нож и при этом рассуждает о ребенке. Фрэя перевела взгляд на идеально-ровный шарик белого риса на тарелке.
– Нет.
– Опишите мне её голос, – он проникновенно взглянул на девушку, узкие фиалковые глаза стали как щелки. – Нет, уберите это, – шершавая ладонь накрыла её, когда Фрэя взялась за бледно-голубой лист бумаги.
– Я говорил, что хочу научиться читать по губам. Говорите, пожалуйста, только по-японски, как умеете, а я уж как-нибудь пойму.
– У Химэко птичий голос, – медленно проговорила девушка. – Как и у всех детей в её возрасте. Такой же голос был и у моего младшего брата, нам казалось, что он вообще никогда не научится говорить нормально, он продолжал пищать даже в третьем классе. А вот, Эваллё, мой другой брат, он, наоборот, долгое время никак не мог научиться говорить… мне так рассказывали. Ваша дочь не отсталая.
Моисей расхохотался, чем несказанно озадачил девушку. Черт возьми, он покатился со смеху!
Откинув волосы со лба, он всё еще смеялся. Переложив бифштекс с огромной чугунной сковородки, несомненно, баснословно тяжелой, на доску, разрезал жареную говяжью вырезку на несколько внушительных кусков. Из сердцевины разреза заструился горячий пряный пар – запах перца, бамии, бобов и соуса, в котором смешалось большое количество незнакомых Фрэе ароматов.
– Ладно, слушайте. Развитие Химэко заторможено, для моего рода несвойственно замедленное развитие тела: увеличение роста, удлинение конечностей – чтобы вам объяснить. В моей семье умственные процессы всегда формировались рано, если кратко, то уровень развития наших детей в три года разительно отличался от уровня Химэко. По вашим меркам такие дети считаются одаренными. Химэко недостаточно развита для своих лет.
Девушка потянулась за ручкой и бумагой, но Моисей остановил её жестом.
Холовора устало вздохнула и произнесла по слогам:
– Ваши родители умели сочинять стихи в три года? – подцепив кусочек говядины, обмакнула в соус в керамической миске.
– Нет, не умели. Я привел этот пример, чтобы вы поняли, – мужчина собрал со стола все ножи и убрал подальше от своей гостьи и легкой полуулыбкой произнес: – Они до сих пор не умеют сочинять стихи.
– Я все равно не понимаю, как можно требовать большего от слепой трехгодовалой девочки?
– Химэко не три года. Я сказал так, потому что она действительно выглядит на два-три года. Ешьте, я не хочу, чтобы вы голодали.
– Но здесь там много еды, что при всем желании я не буду голодать, – в тон ему ответила девушка, приподнимая бровь.
Поднесла кусочек ко рту, вдохнула его насыщенный аромат и почувствовала… как к горлу подступает волна тошноты.
– Что это? Что это за мясо? – рука с палочками задрожала, кусочек соскользнул обратно в широкую светлую тарелку, залитую непонятным соусом.
– Говяжий бифштекс, прожаренный с кровью и овощами. Не любите с кровью?
– Н-нет, я не о том… этот запах… – Фрэя покатала во рту не до конца прожеванный кусок, боясь, что если выплюнуть его прямо сейчас, Икигомисске расценит это как удар ниже пояса. Всё-таки дань уважения поварихе она может принести и попозже…
Благодаря соусу, пряностям, маслу и запаху зелени, она не почувствовала этот горьковато-сладкий запашок… словно прокопченная печень. Живот разболелся сильнее, в него как будто впилось что-то острое, девушка судорожно сглотнула.
Моисей с тревогой покосился на неё.
– Я не видел, как хозяйка это готовила, возможно, она добавила туда какой-то ингредиент, который ваш организм не принимает. Вы впервые в Японии, многих продуктов вы не пробовали…
Мутило, и процесс общения был не самым приятным занятием в тот момент. Икигомисске перегнулся через стол и коснулся её лба, скорее для успокоения, чем если бы и впрямь собирался измерить температуру.
– По правде говоря, моя хозяйка готовит только с учетом ребенка, о ваших вкусовых предпочтениях она не знает. Например, я не переношу чеснок… от некоторых видов круп мне становится плохо, аллергическая непереносимость цитруса.
– ЧТО?! – Фрэя отняла ладонь ото рта и уперлась руками в стол, медленно отъезжая вместе с сиденьем. – Те мандарины… стыд какой!
– Если не хотите, можете не есть мясо, просто я не знаю, чем вас кормить… – в его голосе скользила неприкрытая тревога, его заботило её состояние. Широкая горячая ладонь до сих пор лежала у неё на лбу. И понемногу тошнота начала отступать.
– Наверное, вы правы… Что это за соус, всё хочу спросить? – Фрэя прикрыла глаза. Так спокойно и уютно, словно сама богиня солнца Аматэрасу снизошла до нее.
– Обыкновенно в соусе присутствует лимонный сок… но мы не используем. Там добавлен сею, соевый соус… шоколадная глазурь, даси – бульон для супов и один тогараси, хотя я в этом не уверен, повар я никакой, только иногда контролирую процесс готовки.
– А что такое тагараси? – девушка сняла его ладонь и уже более дружелюбно посмотрела на зажаренное мясо.
– То-га-ра-си – это острый красный перец. Знаете, мне кажется, я понял, на что у вас аллергия. На бамию, то есть на мальву, впрочем, это родственные продукты. Такая полезная экзотика, – Моисей разгладил пояс и уселся на свое место, отгородившись кучей тарелок.
– Полезная экзотика? – тупо переспросила Фрэя.
– Экзотический овощ из Африки.
Девушка почувствовала новый приступ тошноты. Африку она не переваривала в любом виде.
– Хотите пить?
Покачав головой, Фрэя взглянула на свою порцию. Моисей спокойно ел. Уж больно не хотелось расстраивать. Невежливо отказываться за столом – да еще в гостях, да еще на Хоккайдо – от еды, приготовленной с такой любовью, а любви этой, девушка не сомневалась, было добавлено в говяжий бифштекс с избытком, потому что хозяйка готовила специально для маленькой девочки. Для маленькой слепой дочки Моисея. Поэтому Фрэя старательно прожевала один кусок, убеждая, что пахнет он весьма и весьма вкусно. Всюду видится заговор, кто бы мог подумать – она решила, что Моисей нарочно подал ей это мясо! И теперь нафантазировала про этот бифштекс, какой-то запах примерещился. Глупо воображать всякие ужасы за роскошно сервированным столом. Если бы рядом был Эваллё с его потрясающим обонянием…
Проглотила кусок. Зажала рот ладонью. Тошнотворный привкус. А Моисей его даже не заметил.
– Давайте, я отведу вас в туалет, – он уже тут как тут и склонился над ней. – Вы ужасно выглядите… Я непременно узнаю рецепт этого блюда, – молвил Икигомисске, помогая ей подняться. – Простите меня, Фрэя, ради нашей дружбы, я был невнимателен к вам за столом. Простите меня. Я совсем отвык принимать гостей.
Во рту оставался сладкий рвотный вкус. А Моисей съел и ничего…
В туалете стошнило этим самым мясом. После чего Фрэя ни один раз тщательно почистила зубы, выдавив из тюбика столько пасты, что хватило бы на пару дней.
– Моисей, что-то не так… – вместе с испорченным продуктом она проглотила еще и непонятный липкий страх. Страх, который выжил её как лимон. Казалось, что она вся потная и грязная. Срочно принять ванну. Обычная говядина.
– Меня всё еще тошнит. Я умудрилась испортить наш первый ужин.
– Не махайте руками. Ничего вы не испортили. Не подходите ко всему слишком самокритично. Плохо, что ваш организм что-то не принимает… – Моисей отвел её в предбанник, где стоял деревянный чан с водой. – Пока побудьте здесь, а я подготовлю вашу комнату. Сможете сами найти всё необходимое?
Фрэя устало кивнула.
