Текст книги "Каминг-аут (СИ)"

Автор книги: Chans

сообщить о нарушении

Текущая страница: 85 (всего у книги 95 страниц)

Тахоми замерла, точно ей стало сложно говорить. Потом опустила взгляд в свою тарелку и проткнула вилкой салатный лист.

Неужели не рада? Почему она просто не может сказать: «Да, Маю, приезжай»?!

Аппетит тут же испортился.

Что Саёри еще успел наговорить про него? Ясное дело, Провада и на пушечный выстрел не подпустит его к младенцу, если Тахоми, конечно, позволит Саёри и дальше верховодить в доме! Как пить дать, Провада испугается, что Маю окажет на их пока еще ничего не смыслящего ребенка дурное влияние. «Маю, ты слишком долгое время был плохим, чтобы мы подпустили тебя к детской кроватке» – вот, что скажет ему японец.

– Наш ребенок должен сначала окрепнуть, а только после мы будем принимать гостей, – заговорил Саёри, глядя на Маю, как на блоху. Всегда так смотрел.

– Постойте, ребенок еще даже не родился, а вы уже спорите, что для него будет лучше! – вскинула покрасневшее лицо тётя.

Провада Саёри разместился за другим концом угрюмо-темного стола с мрачной же скатертью. В комнате тускло горела люстра, а обилие мебели оттеняли растения в горшках, стоящие как в самой гостиной, так и на площадке из камней за окнами. Идеально сервированный высокий стол частично заслонял щуплого японца. Было такое чувство, будто пришел на прием в Букингемский дворец. Разве что дышать можно было.

Ладно… что толку сейчас говорить об этом… Тахоми права. Маю исподтишка осмотрел завалы мебели в гостиной. Мальчик чувствовал себя неуютно в этой гостинице.

Гостиная с множеством углов и окон, из которых виднелся пляж, внутренний садик, и пышные заросли со стороны черного входа. Надо сказать, довольно дорогое удовольствие – проживать здесь.

Маю сгодилась бы и пещера в пустыне, и юрта посреди занесенной снегом равнины, только чтобы к нему не лезли.

– Всё, я понял, что вы не хотите, чтобы я приближался к вашему гнездышку, – пробормотал мальчик, отстранено глядя на суп со сливками. Ему с детства нравились эти нежные супы со сливками – грибные, луковые, лососевые – любил, как их готовили в родной Финляндии. Но здешний суп напоминал слабо пахнущую зеленью и луком воду.

– Маю, ну что ты говоришь? – набрала в грудь воздуху тётя.

Саёри её перебил:

– Научись самоконтролю. Только так ты станешь мужчиной.

Холовора понял, что надул губы, как обиженный ребенок, который сейчас заревёт.

– Хватит уже намекать мне, что я не такой! – Маю отодвинулся со стулом и поднялся из-за стола, держа спину прямо. – Вам так нравится издеваться надо мной?!

– Сядь, – кратко велел Саёри, смотря куда-то ему в живот. И добавил: – Сядь, пожалуйста, на место.

Маю посмотрел на тётю. Та расширила глаза и не сводила с племянника обеспокоенного взгляда, но молчала. Почему она молчала? Почему она всё время молчит?! Пускай скажет, что Саёри не имеет права указывать её племяннику!

Только ради неё Маю опустился на стул и вернулся к супу.

– Так гораздо лучше, – пробубнил японец из-за дальнего конца стола.

А пошел этот Саёри!

Маю взялся за ложку и принялся глотать суп. Ну, что он говорил! Вода она и есть вода.

– Я не издеваюсь над тобой, но ты должен понять, что натворил, – строго вещал японец, передвигая к себе огромную салатницу.

– Да вы даже не представляете, что я натворил, – холодно отозвался мальчик. – Но я никогда не делал того, в чем вы меня обвиняете.

Видно по нахмуренному закрытому лицу: Саёри ему не поверил. Да и кто вообще способен поверить в такую нереальную теорию?

– Хорошо, ладно… – Японец потер глаза, облокотившись о стол. – Жить с этим одному тебе. Я рад, что ты поступишь в ту замечательную школу, которую я для тебя подыскал. Освоишь языки, а там, глядишь, устроишься на приличную работу. Я сам оканчивал эту школу, благодаря тамошним учителям, я так свободно говорю по-английски.

– Рад за вас, – в тон Саёри сказал мальчик.

– В самом деле, это превосходная для тебя возможность, – кивнула племяннику японка.

– Не сомневаюсь.

По правде говоря, он был не против открывшихся перспектив. Может быть, тогда он будет достойным, чтобы без зазрения совести называться членом семьи Холовора. Он начнет учиться, чтобы стать порядочным человеком и сделать хоть что-то полезное. Всё в его руках, он может вернуть утерянное доверие и любовь близких. И, наконец, в этой закрытой школе, где никто не знает о его поступках, он будет вдали от прошлого.

– Я рад, что мы с тобой договорились, – произнес Провада, накладывая себе салат пластмассовой ложкой-щипцами.

Недолгое время они молчали, слышалось только звяканье ложек и похрустывание. Маю решил, что второго шанса, у него, скорей всего, не будет.

– Сегодня ночью звонил Сатин, – без обиняков заявил Холовора.

Потребовалась доля секунды, чтобы загорелое тётино лицо из карамельно-оливкового стало зеленым.

Саёри, напротив, даже не пошевелился, одни лишь глаза хищно вперились.

– Я бы сказал и раньше, но, судя по вашим лицам, от этого ничего бы не изменилось.

– Что?.. Как это может быть? – не сразу подыскала нужные слова, Тахоми. Пока Маю не мог понять, обрадовало её это известие или нет.

– А до того… на прошлой неделе, во время соревнований… Сатин был здесь, он приезжал на Гонолулу. И я видел его.

– Маю! Как ты можешь такое говорить?

– В смысле? – растерялся мальчик. – А что я должен говорить?.. Мамы с ним не было, и…

Тётя оборвала его громким криком:

– Как ты можешь так упоенно врать?!

На несколько секунд Маю утратил дар речи.

– Я не вру, – от возмущения даже дыхание сбило.

Переводя взгляд с Тахоми на Проваду, он не верил своим глазам.

– Вы думаете, что я выдумал это?! Но зачем мне врать, что я виделся со своим отцом?! Что это за бредятину ты гонишь, тётя?!

– Закрой рот, Маю! – взревел японец, опуская ладонь плашмя на скатерть. Его тусклые карие глаза на выкате являли не самое приятное зрелище.

– Твои отец и мать мертвы. На их поиски снарядили целую команду, их искали повсюду. Они исчезли без документов, денег, еды и питья, с острова посреди океана! Там был один песок! На этом острове даже деревья не росли! Все их вещи были оставлены в коттедже, паспорта! Они не взяли с собой ничего! Как они, по-твоему, передвигались? По воздуху или, может быть, вплавь? Ты думаешь, местные могли их отвезти в деревню и держать там как зверей?!

– Значит, как-то всё же смогли! Я разговаривал с Сатином, у меня даже сохранилось письмо, написанное его рукой!

– Почерк можно подделать, – вмешался Саёри.

– Да перестаньте уже! – не на шутку разозлился Маю. – Мой отец жив.

– Это враньё. Ты снова что-то сочиняешь, – парировала тётя, и мальчик только очень большим усилием заставил себя не подскочить на стуле.

– Я думал, эта новость обрадует тебя. И еще… Эваллё, тот, который прилетел с нами в Нагасаки…

На этот раз подорвался Саёри:

– Не желаю слышать про твоего брата! Мне уже хватило вас обоих!

– Тот Эваллё – подделка. Это был актер, который притворялся моим братом! И что хуже всего: я знаю, кто этот актер! Он богатый и влиятельный землевладелец.

– Достаточно! Ужин окончен! – японец швырнул на стол тряпку, которой вытирал руки, резко встал, с шумом отодвигая стул, и направился вон из комнаты.

Тётя осталась сидеть, с немым ужасом и недоверием глядя на племянника. Женщина выглядела так, словно Маю объявил ей о собственном отпевании, которое состоится в пять.

– Я не понимаю, почему ты отстаиваешь свою правоту? – смягчила тон Тахоми, тоже поднимаясь из-за стола. Покрытые лаком деревянные ножки скрипнули по полу, когда она отодвинула стул.

– Наверное, это потому, что я говорю правду.

Маю не мог вести себя рационально, когда ему не верили. Другие люди реагируют на подобные недоразумения спокойно, а он начинал яростно спорить и доказывать, чтобы ему, наконец, поверили. Чувство преданности казалось невыносимым.

– Дорогой, я многое могу понять, или хотя бы попытаться понять, – сказала женщина, не отводя взгляда от его лица, – но это уже слишком. Когда же ты научишься разграничать свои неуемные фантазии и реальность?

С ума сойти! Тётя начала говорить в точности как Саёри.

– Ты не хочешь верить мне, но зато ты с радостью слушаешь своего японца. Так спроси у него, ведь это он первым взял трубку, когда звонил мой отец. Саёри не хотел, чтобы я знал и вообще подходил к телефону, – прибегнул к последнему аргументу мальчик.

Тахоми устало вздохнула, составляя рядом его тарелки.

– Нет, Маю. Саёри не подпускал тебя к телефону совсем по другой причине. Я скажу тебе почему.

Японка выдержала паузу. Воздушное платье цвета коралла, стянутое под грудью, колыхалась у коленей, открывая полные, но красивые ноги. Хотя, как по Маю, так любые ноги сгодятся. Женщина растянула губы, как будто улыбалась, но лицо оставалось печальным, и опустила глаза.

– Чтобы ты не нашел способа связаться с Эваллё, и с любым другим мужчиной, – объявила она, и Маю стиснул зубы, чтобы не послать её на три буквы на пару с японцем. – Тебе кажется, что я слишком многое позволяю Саёри. Но пока мы с ним придерживаемся схожего мнения насчет вас с братом, я не увижу причин, почему Саёри был бы не прав.

– Я же сказал уже, что это был не Эваллё. Это был мой наставник, – сообщил мальчик то, в чем не решался признаться до сих пор, – он водил нас за нос. С моим настоящим братом сделали что-то ужасное, только чтобы наставник мог занять его место…

– Маю, ты хоть слышишь себя со стороны?.. – она окинула его сердобольным взглядом. – Мне по-настоящему жалко тебя.

Закончив на этом их разговор, Тахоми отправилась за мусорным ведром, где вскоре окажутся все недоеденные Маю продукты.

Тахоми считает его больным. Дожил.

Тогда неудивительно, что она хочет отделаться от него. Он же ненормальный. Пытается убедить её в том, что люди летают. Тем лучше будет, если он уедет. Родная тётка от него отказывалась. Наивный глупенький Маю, он-то думал, добрая тётя всё поймет, простит и утешит.

Маю вернулся в свою комнату добирать оставшиеся вещи. У продолговатого зеркала на дверце шкафа попытался поправить прическу, но волосы от его прикосновений разлетались в стороны, как наэлектризованные. Самые короткие пряди по-дурацки топорщились петушиным гребнем, петушились. На лице вскочил прыщ, который только добавил безнадежной картине завершающих штрихов. Точно посредине лба, как будто звезда во лбу. Глаза казались глубокими, яркими и водянистыми. В полутемной комнате, после долгих часов пляжа и солнца, – темнее, чем обычно. Крошечные как рисовые зерна зрачки. На правой щеке сильнее, чем на левой, выделялась ямочка. Как можно выглядеть серьезным с ямочками?! Интересно, а у взрослых есть ямочки на щеках?.. У Сатина в точности такая же улыбка, только без этих чертовых ямочек! И у Фрэи их нет. Где же тут справедливость?! Пригладив легкие волосы пальцами, после чего взъерошил и снова пригладил.

Завтра его уже здесь не будет. Ну и чудесно. Плюхнулся на софу, потянувшись, подхватил с низкого овального столика пачку сигарет и зажигалку. Гладкая скользкая поверхность стола скрипела под пальцами. Вытянул ноги, скрестив лодыжки, и вытащил сигарету из упаковки.

Саёри запретил курить в номере. В прошлый раз японец закатил скандал из-за зеленых серёжек, которые ему оставил лже-Эваллё, на самом деле, серьги принадлежали брату. Маю вспомнил, как ему было тошно. В ушах он носил серьги призрака, длинные и звенящие. Как они попали к Лотайре – можно только гадать. Он-то мог и с покойника их снять и не побрезговать. Маю тогда всю ночь просидел на полу ванной, мучаясь тошнотой.

Провада-сан конкретно зверел, когда Маю надевал женские сережки или извращался подобным образом. Мальчика же забавляло, а, возможно, и доставляло удовольствие. И чтобы он сказал всем этим взрослым, которые думают, что знают о детях абсолютно всё? «Сорри, но я слишком долго слушался маму. Не приведи Господи вашим детям быть такими же».

Что ж теперь и у Саёри будет на одну проблему меньше. Как всё удачно сложилось. Больше не нужно будет краснеть за маленького глупенького Маю.

Пододвинул пепельницу. И тут послышался тихий вскрик. У Маю затряслись поджилки. Вскочив в одно мгновение, подлетел к двери и рванул за ручку. Забыл избавиться от сигареты, а заметил, уже когда дымок окурил комнату.

– Отвечай! – услышал гневный возглас Саёри.

Маю распахнул дверь, вваливаясь в гостиную, где они недавно ужинали.

– Женщина, отвечай мне!

Глаза расширились, когда японец занес руку и влепил Тахоми крепкую пощечину, от удара тётина голова качнулась в сторону. Следующий удар был силен настолько, что женщина попятилась, не удержав равновесия.

Маю сначала показалось, что он забыл, как дышать, а потом постепенно совладал с собой.

Тётя повернула лицо; обе её щеки болезненно-красные от ударов, но слёз не было.

Только сейчас Провада заметил мальчика, ошалевшего от увиденного. Маю выругался и бросился на Саёри, который снова начал было заносить кулак над Тахоми.

– Пиздец, как ты меня достал! – Кулак Маю врезался в скулу японца и тот неловко отпрянул назад.

Тётя сдавленно ахнула.

И мальчик понял самое худшее: Саёри его ни капли не боялся. От чего Маю так разошелся, что крыша поехала.

Провада развернулся вполоборота, демонстрируя безразличие.

Кулак съездил по челюсти, снова по скуле, левой рукой Маю засветил в солнечное сплетение, чтобы эта дрянь кишки свои выплюнула!

– Падаль, как ты смеешь бить Тахоми?!

Японец среагировал на его слова, выбросил вперед руку, выбив из легких Маю весь кислород. Дал так в грудь, что мальчик отшатнулся к стене.

– И ты полагаешь, я прощу тебе оскорбления? – отварил Провада, глядя вытаращенными глазами, как Холовора, привалившись к стене, выравнивает дыхание.

Грудную клетку жгло, в майку врезались шершавые, точно посыпанные камешками, декоративные обои.

– Вы не имеете права бить женщину, – процедил Маю хрипло. – Тем более, если вы эту женщину любите.

– Ты собрался меня учить? – Саёри остановился в двух шагах, таращась на Маю. Какой удачный момент, чтобы врезать!

Тахоми отняла ладонь от щеки.

– Маю… мы сами бы разобрались.

– Да как бы вы разобрались?! На кулаках?! Он тебя избивает! А мне что, смотреть, что ли, на это?!

– Маю, – чуть громче повторила тётя, – иди собирать вещи, вам скоро на рейс.

– Мы еще вернемся к разговору о твоем поведении, – с каменным лицом кивнул ему Саёри, когда мальчик обернулся.

И злой, расстроенный он пошел собираться. Только надтреснутый сиплый голос Тахоми звенел в ушах.

*

О неудачной стычке Маю думал всю дорогу, но даже не спросил, из-за чего Провада ударил тётю, да какая, собственно, разница! Мужчина по определению не имеет права бить беременную женщину.

После того, когда они прибыли в Нагасаки, а затем, поднялись в квартиру, возникли новые проблемы. Янке нигде не было, зато в почтовом ящике помимо кипы почты обнаружилось его письмо. В комнате, принадлежавшей парню, творилось черти что, похоже, Янке окончательно выжил из ума, перевернув всё вверх дном. Потом пришлось ехать через полстраны, в Осаку, где они снова сели на самолет.

Летал он за свою жизнь всего пару раз, а столько перелетов и переездов за одни сутки истощили весь пыл, и школа Саёри уже не представлялась такой замечательной. Провада, оказывается, был дальновиден, предложив Тахоми остаться на Гонолулу, пока он не закончит с делами. Да и Маю так спокойней, когда он точно знает, что с тётей и ребенком полный порядок.

На табло было много иероглифов, и Маю не мог ничего понять, устало волочась за Саёри, он предоставил японцу решать всё самому. Всё-таки в какой-то степени приятно быть несовершеннолетним, когда взрослые берут на себя все заботы и улаживают формальности. Нескончаемые переезды, аэропорты, толпы людей и смена часовых поясов сводили его с ума. Мальчик успел пожалеть, что не съел тот суп. Зато надо отдать должное японцу, тот довез их до аэропорта Осаки в рекордные сроки, тогда Маю не придал этому особого значения, хотя и недоумевал, к чему такая спешка. Слишком был поглощен своей усталостью и голодом, а еще приходилось управляться с тяжелым чемоданом. Знал бы, что им предстоит столь насыщенная дорога, взял бы вещей поменьше. Ко всему прочему, ему ни разу не удалось покурить по-человечески. Накануне он плохо спал, и, уломав себя, задремал в самолете. Только когда на английском объявили, куда они направляются, мальчик растерял весь сон, почувствовав, как внутри переворачиваются внутренности, и лезет вверх по горлу тошнота. Живот скрутило от нехорошего предчувствия.

В аэропорту Хельсинки прошел дождь, и посадочная полоса лоснилась от вылитой на неё воды. Из-за сильной облачности день казался похожим на вечер. Продубленный свежестью кислород смешивался с запахом мокрого металла и бензина. Ветер приносил далекие запахи еды и листьев. Желудок участливо заурчал.

– Пипец, – только выдал мальчик, оглядываясь по сторонам, когда они спустились по трапу.

Маю превосходно помнил рекламный буклет хваленной школы, куда по легенде его должен был привезти японец. Книжонка из плотной бумаги с фотографиями, двадцать восемь страниц, на обратной стороне – печать заведения. И почему-то ни о какой Финляндии там не было и слова сказано.

– Что это значит, Саёри-сан? – ледяным тоном протянул Маю, разворачиваясь к своему будущему отчиму или опекуну, или еще черт его знает кому. – Вы решили завезти меня в Хельсинки, чтобы я попрощался с домом, или как?

– Нам нужно подыскать гостиницу, – обрадовал его японец. – Я не собираюсь брать на себя ответственность, если ты вдруг умрешь от голода.

– Вы в своем уме?! – опешил мальчик.

Ему стало страшно. Среди этих шатающихся людей, мотающихся туда-сюда такси, грязно-синего неба, заложенного тучами.

– Я не щенок, от которого можно избавиться, если он вдруг надоест!

Прохожие, мужчина и женщина покосились на Маю.

Саёри направился к зданию аэропорта.

– Да у вас как, с головой всё в порядке?! – в голос кричал Холовора, ощущая что-то неладное, словно он забыл о важном экзамене или о дне рождения лучшего друга. Что задумал Провада? Зачем они проделали весь этот путь? Ради чего?

Им следовало забрать багаж и поймать такси.

Маю прошел за японцем, сверля взглядом спину Провады.

– Может быть, вы всё же мне объясните, что происходит? Или я должен сам догадаться? – на порядок тише заговорил мальчик. – Тогда я хочу вас огорчить: я слишком глупый, чтобы понять, что здесь нахрен творится!

Хоть он и глупый, но сдаваться без боя не собирался! Провада слишком обнаглел, раз думает, что привезти его в Хельсинки и ничего не говорить, это самое нормальное поведение!

Устав от его воплей, Саёри схватил Маю за правый локоть и поволок за собой на паспортный контроль.

– Что-то не так? – поинтересовалась крашенная женщина за стойкой.

Не очень-то ласково подтолкнул Маю к стойке Провада, улыбаясь работнице:

– Мальчик давно не был дома, никак не может прийти в себя.

– Лживый ублюдок, – процедил Холовора, получая из рук Саёри свой паспорт.

– Проходи за мной, – распорядился японец, не отступая от Маю.

Женщина в громадных очках профессионально улыбнулась и забрала паспорт.

– Добро пожаловать в Хельсинки… – светлые глаза округлились, под стать стеклам очков, – Маю Холовора… – повисла пауза, и женщина уставилась на подростка. Потом медленно повела глазами сверху вниз, насколько позволяла высота стойки.

– Холовора… – протянула ему документ, всё еще оценивающе разглядывая земляка, – у вас всё в порядке.

– Да… э-э, спасибо… – Маю суетливо забрал родной паспорт, переходя на финский. Какое счастье, что Саёри не знает этого языка.

Благодаря ей, мальчик почти забыл о существовании японца. Очередь сдвинулась, но работница всё еще буравила Маю глазами. Еще бы! Сам Маю Холовора пожаловал! Круто!

– Идем, – рявкнул Провада, опуская ладонь ему на плечо и уводя. – Достань свой номерок, мы заберем твой багаж.

– Хватит мной командовать! – дернул плененным плечом, пытаясь сбросить руку японца, но Саёри лишь крепче вцепился в кожанку. А зря. Чем больше Маю вырывался и ругал мужчину, тем равнодушней тот себя вёл.

– Не волнуйся, я тебе ничего не сделаю, – сказал Провада, когда они уже устроили чемодан в багажник и садились в такси.

– Да только попробуй! – окрысился Маю, в десятый раз поправляя соскальзывающую с плеча лямку старого светло-зеленого рюкзака, с которым точно так же стоял и не знал, чего ожидать от завтрашнего дня, когда впервые приехал в Хямеенлинну. На душе скреблись кошки, в голове всё перемешалось, да и без того, было паршиво.

Забравшись в салон под присмотром японца, Маю уселся позади водителя.

– И что? Куда ты собрался меня везти? – зло выспрашивал Холовора. Устроил на коленях влажный рюкзак и отодвинулся от Саёри как можно дальше, едва ли не вжимаясь в дверцу. За окном мрачнело с каждой минутой, по стеклу попадали редкие косые капли.

Через опущенное стекло Саёри протянул шоферу лист бумаги, вырванный из пухлого еженедельника, и что-то отрывисто бросил на английском, так, что мальчик не разобрал слов. Нет, не на английском – на шведском. Черт! Высунувшись из окошка, пересел на заднее сиденье, рядом с Маю и хлопнул дверцей.

Такси тотчас загудело и поехало.

Можно было бы на ходу распахнуть дверцу и вывалиться наружу, но Маю готов был побиться об заклад насчет этой двери – её наверняка заперли, чтобы непослушный подросток ненароком не угодил под колеса.

– Вы что-то затеваете, – сказал то, что давно свербело на языке, неприятное, как гнойная язва. – Не убить же вы меня собрались?!

– Маю, я уже говорил, кажется… – Саёри снова положил ладонь ему на плечо и легонько похлопал, по инерции движения автомобиля нагибаясь вперед, – что желаю вашей семье только добра.

– Уберите, пожалуйста, руку, – со слезами в голосе попросил мальчик и сглотнул, когда Провада, откинулся на спинку сиденья.

– Я тебе ничего не сделаю, – повторил японец, но Маю начал бить озноб. Холовора придвинул ближе полупустой рюкзак, сдутый и легкий. – Я хочу, чтобы в твоей жизни было только хорошее и светлое. Ведь ты мне почти как родной.

– Да хватит сказки рассказывать! – Маю выглянул в окно. По стеклу катились струйки воды.

Водитель поднял боковое стекло у переднего пассажирского, и стало чуть теплее. Холовора задрал воротник, уткнувшись в него подбородком, мальчика по-прежнему морозило.

Снова неприятности. Но теперь он даже не уверен, что в состоянии контролировать ситуацию, и Саёри с него глаз не спускает. Завезет куда-нибудь на окраину, а Маю даже не представляет, что будет тогда делать.

– Вы с самого начала не хотели отдавать меня ни в какую школу, – упавшим голосом пробормотал мальчик.

– Не совсем так.

– Хотите от меня избавиться? – задал мучающий вопрос. – Можете не отвечать, я и сам всё прекрасно понимаю.

За окном проносился город, мелькали мокрые спины автомобилей, фур и автобусов. Уж никак не думал, что приезд домой окажется настолько… безнадежным.

– Такой извращенец, как я, никому не нужен, правда ведь?.. – Глаза начало покалывать, но Маю прогнал досадные мысли. – Вам неприятно, что я живу с вами под одной крышей. Конечно, для такого рассудительного человека, которого вы изображаете, Саёри-сан, я – грязное пятно на белой манжете.

– Маю, ты принимаешь всё близко к сердцу…

– Вы же сказали, что дадите мне шанс. И мы попытаемся притвориться семьей.

С Финляндией связано столько поворотных моментов его жизни, и радостных, и грустных. Здесь он оставил что-то очень ценное, дорогое и любимое, где-то в этих краях забыл частицу самого себя. Рано или поздно, Маю догадывался, что вернется сюда. Всё же он надеялся, что возвращение будет иным. А его точно выживали из одной страны, чтобы добить в другой. Почему всё так обернулось?

– Да, но твоё поведение не оставляет мне выбора, – вырвал его из мыслей Саёри.

– Ага, тогда попробуйте меня расстрелять. Может, вам легче станет от этого! Один, два и нет проблемы.

– Ты – обаятельный и смышленый молодой человек, зачем ломать себе жизнь в самом начале пути? – отстранено глядя в окно, спросил японец тихим задумчивым голосом.

На что Холовора не нашелся, что ответить.

Привалившись к стеклу, Маю полностью ушел в созерцание Хельсинки. Саёри привез его именно сюда, в тот город, где он родился.

Его жизнь совершенно неправильная. А теперь он еще и по уши увяз.

В гостинице, куда японец, оказывается, заранее сделал бронь на два номера, были толпы народу. Вернее, людей было просто много. И Маю ощущал себя чуть спокойнее. С недавних пор он любил толпы, массы, ему не доставало человеческого общения, он хотел представлять себя частью чего-то большего. Хотелось иметь кучу друзей, как у брата.

Что бы ни задумал меркантильный японец, Маю это решительно не нравилось. Не собираясь обживать комнату, мальчик сидел на кровати как на иголках. Меньше чем через полчаса планировался ужин в ресторане на первом этаже.

Может сбежать? Документы при себе, отцовские деньги еще есть… Но вдруг Саёри и в самом деле не замышляет ничего криминально, а всего-навсего чуть изменил своим планам и нашел для Маю другую не менее престижную школу или колледж. В конце концов, есть ли разница, в какой стране учиться? Если учитывать его пофигистское отношение к учебе. Наверняка за ужином Провада всё ему объяснит, произнесет воодушевляющую речь. Единственное, чего сейчас не доставало, так это того, чтобы кто-то ободрил его и поддержал.

Предварительно постучавшись, в комнату зашел Саёри. Японец еще не успел переодеться, только слегка закатал рукава белой рубашки, торчащие из-под свитера. Маю обратил внимание на маленькие руки и широкие ладони.

– Вы, наконец, скажите… – с лёту начал Маю, вставая с кровати, как получил удар по лицу. Левый глаз обожгло болью, в голове застучали молотки. Выдохнув, мальчик отшатнулся, накрывая глаз ладонью.

– Полагал так быстро сбросить меня со счетов?

– Вы ненормальный, раз бьете женщин и подростков! – Маю смотрел на Саёри целым глазом, зажимая второй. Было больно, в первую очередь болела кость, куда угодил кулак, в глазу плясали звездочки. От неожиданности даже руки затряслись.

– И твои соплячьи оскорбления я тоже не собираюсь выслушивать.

Провада схватил качающегося Маю за плечи и оттолкнул от себя.

Не удержавшись, Холовора копчиком налетел на угол тумбочки. Непроизвольно раскрыл покалеченный глаз, взгляд помутнел. Сначала перед глазами потемнело, потом посыпались искры. Едва сдержался, но слабый стон всё же прорезался.

– Чем я заслужил такое обращение?! – выплюнул мальчик, слушая, как нарастает шум в голове.

– Ах ты еще не понимаешь! – японец взялся за ремень, и земля у Маю ушла из-под ног.

Навалившись на тумбочку, мальчик разжал челюсти.

– Если слова не помогают… – вытащил ремень из шлевок и согнул в руках. – Это давно надо было сделать, чтобы вышибить из твоей головы все любовные бредни!

Полагаясь на удачу, Холовора кинулся к японцу, стремясь отобрать у того ремень. Последняя надежда – на себя самого.

Пальцы схватили мальчика за волосы и рванули назад, отпустили. Саёри вцепился в его рубаху, толкнув Маю на кровать, и вскинул руку с ремнем.

За что?! Почему?!

Мальчик лишь успел закрыть лицо ладонями. Удары сыпались по пальцам, по голове, спине, ягодицам. Маю перекатывался по кровати, пытаясь хоть как-то уберечься от ремня. Одежда не спасала.

– Ты у меня выкинешь из головы эту дребедень! И в следующий раз призадумаешься, прежде чем лезть в чужую постель!

Маю отбил один удар локтем и резко выпрямил ногу, достав до живота Саёри.

Провада тяжело дышал, но руку уже опустил. Быстро вдев ремень, вышел из номера, напоследок громыхнув дверью.

Мальчик уткнулся в смятое покрывало и простыню. Подушка валялась на полу. Холовора изо всех сил саданул кулаком по матрасу. А потом еще. Спрятав лицо, затих.

По сути Саёри был прав. Прав на все двести процентов. Прав! ПРАВ!! Маю не заслуживал ничего кроме порки.

*

Подносы разносили девушки в национальных костюмах с уложенными под тыккимыссы [шелковая кепка без козырька, прикрывающая, главным образом, затылок] прямыми волосами. Форма официанток лишь немногим отличалась друг от друга. Стены и пол из темного дерева, разбавленного мягкими сиденьями, с плюшевой обивкой цвета золотого песка, оставляли тягостное впечатление, что на улице идет дождь, как бывает в метро. У каждого столика на стене висел светильник, рассыпая по столу и стульям золотистый свет. Большинство столов, застеленных белоснежными скатертями, пустовало. Маю готов был хохотать, кружиться по залу, раскинув руки, пуститься в пляс. Он обожал декор этого зала и улыбчивых официанток, и тяжелые потолки из грубых досок. Просто не верится, он дома!

Саёри запер его в номере, лишь перед самым ужином дверь отперла специально подосланная горничная. В те минуты он был серьезно настроен сбежать из-под опеки Саёри. Окна выходили на проезжую часть – спускаться с третьего этажа на шоссе казалось полным сумасбродством, – а в уборной массивное высокое окно не поддавалось, зато Маю наставил дополнительных синяков на коленках, когда взбирался на тот подоконник.

Японец приветствовал его незначительным кивком головы и смерил долгим изучающим взглядом. Не хватало одной шляпы, чтобы отсалютовать в ответ.

– Ты задержался. В чем дело? Ты же так хотел есть.

Холовора выдвинул для себя стул и сел за тяжелый квадратный стол с массивной сложной крышкой. Раньше мальчик не предполагал, что копчик может болеть так сильно. Усидеть на стуле стало немалой проблемой.

– Скажешь что-нибудь? Маю, ты в родной стране и не хочешь поделиться своими впечатлениями?

Маю поднял глаза на Проваду, ощущая себя бельчонком, угодившим в капкан, а удав, между тем, уже близко.

– Синяки сойдут, – по-отечески ласково произнес японец, и мальчика передернуло, как от сквозняка. Сатин никогда не поднимал на него руку, только в шуточной борьбе. По правде говоря, Маю не мог припомнить, чтобы когда-нибудь папа обходился с ним грубо.

Кровоподтек у левого глаза теперь долго будет сходить, и его нельзя было никак скрыть, оставалось терпеть, как на лицо без конца пялятся люди.

– Съешь пока яблоко, – Саёри налег грудью на стол, пододвигая Маю пластмассовое блюдо с яблоками, разрисованное цветами и соловьями. – Что же ты на меня так испуганно смотришь?..

– Извините, – прохрипел мальчик, переступая через свою гордыню, – за то, что грубил вам.

Чтобы еще больше его уязвить, Провада приподнял бровь в преувеличенном удивлении, продлевая момент.

– Похвально, но твоих извинений мало, – Саёри раскрыл на столе кожаную папку с меню и опустил глаза. – Даже для тебя еще не всё потерянно, вот как.

– Зачем вы привезли меня сюда? – Холовора выбрал большое зеленое яблоко. Гордость гордостью, но оставаться и далее голодным он не собирался. Сок хлынул в рот, и мальчик набросился на яблоко, как изголодавшаяся собака.

Назад к карточке книги "Каминг-аут (СИ)"