Текст книги "Каминг-аут (СИ)"

В модном показе участвовали настоящие профи, модели со стажем, но было также отобрано трое ребят из нескольких десятков претендентов: один парень и две девушки-японки, желающие подзаработать. Эти трое подошли по всем параметрам и были допущены до дефиле на равных условиях с остальными моделями.

Янке побывал на двух репетициях, устроенных для того, чтобы научить «внештатников» правильно ходить по подиуму и проверить их, собственно, в деле. Оба раза парень возвращался домой за полночь, еле держась на ногах, с покрасневшими глазами и зверским насморком.

В день презентации новой коллекции им велели явиться на место в пять утра, хотя само дефиле должно будет пройти только после обеда.

Предстояло пять выходов. Пять совершенно разных костюмов, разной тематики, различные по стилю, каждый из которых имел свою историю.

Янке сидел в гримерной, где над ним работала женщина с суровым лицом и колючим взглядом. Девушке, в соседнем кресле, наводил марафет другой визажист. И вот, что странно, без косметики та казалась совершенно безликой, но мгновенно преобразилась, стоило нанести на её лицо легкий полупрозрачный макияж.

Парень наблюдал за другими моделями, у всех один и тот же взгляд, изможденные лица и худые руки-веточки.

Высокая японка порхнула к своей сумочке, воздушной походкой, только каблуки по полу цок-цок. Тонкие узловатые пальцы, в точности, как у Янке, замельтешили над молнией. Девушка достала упаковку таблеток и пачку сигарет, салфетки – она торопилась и старалась удержать все мелкие предметы в руках, не рассыпать. Глянула на парня, улыбнулась мимолетной улыбкой, похожей на неожиданно потухший огонь свечки. Её волнистые волосы цвета жженой умбры колыхнулись за плечами.

Янке повернулся к своему отражению в зеркале, «колючая» женщина расчесывала щеткой его кудри. Зализала назад челку и положила на косой пробор, обильно намазав волосы муссом, пахнущим цитрусом, скорей всего, танджерином, закрепила невидимками. Набелила пудрой бледно-коричневое лицо парня. Пудра тоже чем-то пахла, названия этого запаха он не знал. Кожа непривычно заблестела. И чем это всё отличалось от того, что он делал в обычной жизни? Та же маскировка.

Спустя десять минут прибежала костюмер и, схватив его за руку, потащила за собой.

Переодевались все в одной комнате, в жуткой тесноте. Повсюду – вешалки, низенькие скамьи, обшитые толстым слоем поролона и кожи.

Никакого нижнего белья, только если этого требует костюм. Женщина, помогающая Янке натянуть его первую композицию, смотрела на его тело, как на безголовый манекен, равнодушно, с легкой неприязнью и толикой сосредоточенности. Именно таким его видели окружающие.

В суете примерочной, где каждую минуту кто-то впадал в истерику, поначалу происходящее не казалось чем-то выдающимся. Девушка в изумрудно-фисташковой композиции кричала на свою помощницу. Судя по тому, как крикунья теребила куски ткани, врезающиеся в подмышки, платье было неудобным, и она отказывалась выходить в нем на подиум. Только очень востребованные модели могут себе позволить закатить скандал по поводу неудобства предложенной им одежды. Девушки громко препирались, волосы в куртуазной прически модели растрепались, она принялась размахивать руками и отрывать пуговицы. Такой же шум, как в его голове.

Другая девочка-модель, крошка с пышным бюстом и слезящимися глазами – здесь непременно глаза начинали слезиться, – тайком пила сакэ, прикрывая рот маленькой ладошкой. Навскидку лет четырнадцать. Дети так быстро вырастают.

Девушка в зеленом, вконец разругавшись с помощницей, разревелась и, размазывая темно-розовую помаду по бледному, намалеванному румянами лицу, зашагала к выходу.

Кроме Янке парней здесь было четверо, все, как на подбор, бесполой внешности, японцы, возраст которых стерся, как только они переступили порог модной студии.

Кутюрье Шан, мода 2010. Янке рассматривал себя в зеркале. Узлы, швы, острые углы, плавные линии, бисерные и стеклянные украшения, немыслимой длины и величины ленты, сложная драпировка… Пожалуй, без чьей-либо помощи он бы не справился. Коллекция не вызывала интереса, но на теле смотрелась неплохо, подчеркивая поджарую фигуру. И сам наряд приобрел какую-никакую, а всё-таки четкость, словно парень вдохнул в него жизнь.

Неужели он пошел на это из-за денег? Точно, из-за них самых. Янке очень надеялся, что его считают погибшим за рулем им же угнанной «Ауди», любимой тачки старого толстосума. Несчастный водитель скончался на месте. Если бы японский журнал с фотографиями этой коллекции попался на глаза какому-нибудь барону S.K., Янке бы не узнали.

На груди складки гипюра слегка топорщились, короткие бриджи с завышенной талией и подтяжками, сзади – бесконечные сугробы гипюра едва ли не до самого пола. Упомрачительно высокие шпильки, очень плотные чулочные колготки с цветным рисунком, сплошные крайности, где красота граничила с уродством. Легкий шарф яркого сапфирового цвета, собран складками на плече и плавно перетекал на локоть. Такая тонкая деталь, но она бьет точно по глазам.

Когда под музыку он вышел из-за кулис, сразу стало не по себе. Пугали ни вспышки фотоаппаратов, ни внимательные взгляды публики, ни высокий подъем обуви – пугало собственное безрассудство. Эти бледные полумертвые девицы со своими уродливыми ступнями и дряблой кожей… совсем другие в роскошных платьях.

Что если S.K. придут за ним? Узнает ли его кто-нибудь под этим гримом? Вряд ли. Баронов не интересует подобная дешевая красота. Никому из них даже в голову не придет, что их ненаглядный выкормыш свяжется с миром высокой моды.

Парень прошелся до конца подиумных подмостков, развернулся вполоборота. Да, определенно, моделью быть нравилось, нравился этот безобразный стиль, даже эти тесные колготки ему нравились.

Девушка в зеленом всё-таки вышла на подиум, с заново построенной прической. Прикрывая опухшие глаза, она гордо прошествовала за Янке, ни разу не подняв взгляд. Смирилась.

А потом она умерла.

Янке безотрывно смотрел на девушку, распростертую у его ног. За тот день выход в зеленом у неё оказался последним, после чего японка выпила немного сакэ, закурила, поболтала с подружками и выбросилась из окна. Неожиданно она сорвалась с места и перепрыгнула через подоконник, так всё и было. Именно в тот момент, когда Янке направлялся к машине нового знакомого. Красивая японка в изумрудно-фисташковом платье с разрезом, самая красивая модель, которую только видел здесь Янке. Девушки, столпившиеся вокруг, отводили глаза, многие хныкали, прижимали ладони к лицу. Мертвая японка лежала на животе в изломанной позе. Крупные карие глаза оставались открытыми, из разбитого черепа вытекала кровь.

Новый знакомый нетерпеливо коснулся плеча, но Янке не мог сдвинуться с места. Когда он появлялся, окружающие люди начинали сходить с ума.

Самая красивая модель, даже с раскроенным черепом – безумно красивая, именно той красотой, которая после смерти гаснет не сразу. Янке заворожено смотрел на её фигуру, невероятно гармоничные яркие цвета, просто прекрасные шею и плечи, набеленные белой пудрой.

Скоро новый знакомый усадил Янке в свою машину. Японец не назвал своего имени, не спрашивал и своего не называл. Как выяснилось позже, на подиуме парень произвел на этого японца «неизгладимое впечатление». Естественность, грация, простота. Незнакомца это возбудило.

Они сидели на заднем сиденье шикарной тачки класса «люкс». Кем был этот богатей, парень понятия не имел, скорей всего, кто-то из мира моды. Янке было плевать, даже, если это сам Шан.

– В женском облачении ты выглядишь настолько сексуально мужественно, что просто невозможно было пройти мимо. Скажи же что-то? – японец неприятно зажал его подбородок.

– Конечно…

Солидный тип, широкоплечий, высоченный, в костюме цвета воблы, с галстуком в косую полоску – вещи дорогие, сшитые на заказ, по последнему писку моды. Мощная спина, как у статного мустанга, сильные ноги, крепкие бицепсы.

– Занимаешься спортом? – спросил Янке, потирая рельефное предплечье.

– По четвергам и пятницам хожу в тренажерный зал, в выходные дни бегаю трусцой, играю в гольф, занимаюсь фитнесом, и всё время сижу на диете. Ты, как модель, отлично понимаешь, насколько сложно бороться со своим желудком, – опустив локти на спинку сиденья, развел ноги пошире. Мужчина занимал фактически половину сиденья, большой и уверенный, как раз такой и нужен был Янке. – Ты как себя чувствуешь? Та девушка была твоей знакомой?

– Нет. Просто девушка.

– Тебя как зовут? – мужчина говорил вежливым спокойным тоном, чуть склонив голову.

На ум пришел один анимационный фильм, который они смотрели вместе с Фрэей не так давно. Вчера.

– Тихиро.

– Так ты японец?

– Только наполовину.

– Понятно, – мужчина взмахнул ладонью, сделав знак водителю трогаться, точно подкинул вверх мяч. Расстегнул верхнюю пуговицу пиджака и ослабил ворот черной рубашки. – Неплохо говоришь по-японски, Тихиро.

Водитель протянул японцу две банки пива с голограммой высшего качества.

Мысленно парень окрестил их: японец номер один, тот, что качок, и японец номер два, тот, что шофер японца номер один. У первого волосы были похожи на вату, плюшевые белые кудри, взбитые, как сливки, они начинали расти от середины черепа, его голый исполинский лоб блестел, точно натертый воском.

Сжимая в пальцах ледяную банку пива, парень уставился в одну точку. Пока банка не опустела, у него есть немного времени подумать. Тут же всплывает вопрос: для чего? Чтобы Янке доказал кому-то, что он гораздо лучше, чем есть в действительности? Только на чужую потеху подавлять свою истинную сущность. Может, он сам не дает себе вспомнить прошлое? Потому что пытается выдать себя за кого-то другого. Совестливого… благородного. Кто это? Кто этот Янке? Его и не было никогда. Всё выдумано.

«Неважно, кто ты, главное то, что ты делаешь, и как хорошо ты это умеешь делать, – говорили ему, – и только когда это поймешь, ты станешь кем-то».

– Тихиро, пей, – приказал японец номер один, заметив, что Янке нервно крутит свою банку. – Лет-то сколько?

– Восемнадцать, – выпалил парень и нервно сглотнул. Выдуманный возраст для фальшивых документов.

Расслабься.

– Хм, – мужчина снова приложился к банке пива. – Ну, – смачно вытер губы рукавом из дорогущей материи. – Ну, тогда ладно. Не хотелось бы связываться с малолеткой. Знаешь, у меня жена и две дочери, а еще родственники жены… уже в печенках сидит… – качок осторожно забрал у Янке недопитое пиво и выхлебал за несколько глотков.

Пальцы действовали с такой силой, что любое прикосновение отдавалось во всём теле электрическим разрядом. Янке тут же захотелось сдаться этим рукам. Парень закрыл глаза. Когда его раздевали, казалось, всё тело вздрагивает от резких настойчивых движений.

– Ааа… – широкая ладонь терла обнаженную грудную клетку. – Наконец-то, что-то стоящее.

Новый взгляд – всё исказилось, поблекло.

В сознании мелькнуло чье-то лицо – почему оно? Эваллё сердится, смотрит с негодованием. Разворачивается, взбегает по ступеням. Ты – нежеланный здесь, понимаешь.

Над головой всплывает прозрачный зонт, укрывая от ливня. Яркое, как звезда, чувство узнавания. Подвижное лицо. Этот взгляд ты видел раньше.

Страшный грохот. Сердце до сих пор заходится в страхе. По инерции от удара тебя бросает на приборную панель. Знаешь, что скоро умрешь, но ты выживаешь.

Первый день на твоей памяти. Не понимаешь, что происходит, как здесь очутился. Не понимаешь языка. Тебя приняли за пьяного. Трясут, пытаясь привести в чувство.

Янке открывает глаза, зажмуривается. Мучительно. Он словно ходит вокруг да около, всё повторяется вновь и вновь, и очень напоминает замкнутый круг, но Янке не может вспомнить. Он видит только то, что ему выдает сознание, и больше ничего.

Ты – участник длинной процессии, женщина держит тебя под локоть. Может быть, это матушка?..

Среди детских игрушек сидит юноша – лет четырнадцати-пятнадцати, у него в руках мертвый кролик, рядом шесть кроличьих тушек, ему жаль несчастных животных. Ты сопереживаешь и чувствуешь его горе. Юноша поднимает глаза, полные слез, непрерывно смотрит на кого-то за твоей спиной. Зрачки у него узкие, как у камышового кота. Волосы покрывает ткань.

– Почему ты убил их?! – разбивается чей-то хрустальный голос о хор чужого бормотания. – Почему ты убил их?! Твой создатель не имел права сохранять тебе жизнь! Полукровка, где твой создатель?! Почему он не придет сюда?!

В памяти встает имя. Цицерон. Имя того юноши, с покрытой головой.

Оборачиваешься, хочешь проследить за взглядом Цицерона.

Водитель поднял звуконепроницаемую, затемненную перегородку между рядами сидений и включил музыку.

По спине градом тек пот. Левую ногу качок перекинул себе через плечо, одним махом приподнимая парня за пряжку ремня. Широкая ладонь легла на пояс брюк, погладила коричневый живот. Янке забрался рукой под рукав черной рубашки, коснулся поверхности кожи с пенно-белыми волосами.

Японец улегся на спину. Мужчина гладил его живот, грудь, ягодицы, поясницу. Схватил парня за локти, вынудив сесть на мускулистый подтянутый живот.

Янке согнулся и поцеловал того в губы, пахнущие дорогим и качественным пивом. Кадык перекатился под блестящей оливковой кожей, и парень начал целовать в губы, выплескивая свой жар.

Аккуратно насадил себя. Осталось ухватить рукой за потолок в машине, другой – за защитное стекло.

Всё повторилось в гостиничном номере. Ужин, способный утолить голод самого привередливого гурмана, лицензионное качество спиртного, презервативы, которых даже не выпускают для продажи в магазинах.

То, что они делали в машине, отличалось от того, чем они занимались сейчас только тем, что всё стало куда серьезней. Мужчина оказался неуемным в своих желаниях властным тираном. У Янке сложилось впечатление, что его просто имеют, жестко, грубо, быстро.

Позже японец номер один вызвал двух девушек, припасенных специально для vip-персон. На глазах у качка они оголились и начали ритмично ласкать друг друга, и Янке пришлось ублажать разгоряченного их забавой японца. Потом качок долго наблюдал за тем, как обессиленный Янке трахается с двумя крошками, вместе и по очереди.

На столе – столпотворение бутылок, в шершавых обертках, перевязанных веревочками. Парень окосел настолько, что глаза начисто перестали видеть, пол, словно только что выдраенная палуба, ходил ходуном, Янке то и дело спотыкался на толстом ковре, мягком, как перина, с длинным ворсом.

Девушки покусывали друг друга, шипя и скалясь, как две дикие кошки в брачный период, Янке же стоял на коленях и отсасывал беловолосому японцу, тот облокотился на кровать и широко раскинул свои ступни, невероятно правильные и маленькие, чересчур изящные для такого качка. Как сзади подошла одна из проституток, Янке не заметил, только почувствовал её липкие пальчики на своих бедрах. Нечаянно показал зубы, за что получил ремнем по лицу. А потом мужчина оттолкнул его, подзывая к себе девушку. Та заняла место Янке, но задора, с которым с этой работой справлялся Янке, в ней явно не хватало.

Янке провел языком по налитым грудям второй девушки, слегка сминая её волосы, приятно пахнущие шампунем. Ей пришлось самой натягивать на него презерватив, потому что парень давно был не в состоянии справиться с этой задачей.

И вот они уже вчетвером кувыркаются на кровати.

Утро наступило неожиданно. Солнце пряталось за серыми облаками. Проспав всего два часа после многочасовой оргии, Янке, ударяясь обо все стены, стулья, косяки, добрался до стола, из горла выхлебал какое-то перебродившее поило, в которое, чтобы сбавить прокисший привкус гнилых ягод, было добавлено столько специй и разных ароматических добавок, что они скапливались на языке горькой кашицей. Поплелся в ванную, облегчился, умылся, побрился, почистил зубы, выдавив пасту прямо на пальцы, для верности еще раз почистил. Когда он вернулся, девушки спали в обнимку. Японец номер один лежал на животе, вытянув руки вдоль тела, его маленькая подтянутая задница блестела в тусклом утреннем свете холодного дня.

Зрение прояснилось, трехцветную палитру красок разбавили яркие цвета.

Как был голым, нашел одежду японца, торопливо обшарил карманы, отыскал бумажник и выудил оттуда все деньги, две золотые кредитки, даже билеты на детский фильм, на который, по всей видимости, японец собирался пойти с дочерьми. Выскреб подчистую мелочь, помятые чеки, удостоверение постоянного клиента гольф-клуба. Украденной суммы хватило бы на безбедных два месяца.

Перерыл все ящики в номере, пока не нашел стопку листов и ручку. Долго прикидывал в уме, как правильно написать имя иероглифами… В итоге вывел несколько символов и спокойно оделся, без спешки, без паники, аккуратно натянул колготки, сидя голой спиной к спящим девушкам, встал с кровати, распихал захваченное добро по карманам, накинул рубашку, расчесался, пошел в ванную и выбрал самую лучшую туалетную воду.

Аккуратно застегнул пуговицы, продел в шлевки ремень. Напоследок пригубил японского виски. Не заметив рядом стоящую бутылку, на повороте задел её краем пальто. Бутыль с гиканьем прокатилась по столу, расплескивая итальянскую граппу.

Тот мужчина не виноват, что ведет разгульный образ жизни, и дочери его не виноваты в том, что у них такой отец. Ему лишь не повезло столкнуться с Янке.

В опустошенный бумажник Янке вложил записку.

– Посмотрим, как ты выйдешь из воды сухим.

Вполне неплохую кандидатуру он выбрал, чтобы заплатить за свои грехи.

«На тот случай, если захочешь меня найти и вернуть свои деньги, подпишусь своим настоящим именем. Желаю удачных поисков.

Холовора Эваллё».

*Это призывает, это соблазняет –

Из артерии этой силы льётся страсть.

Если нищета – властитель прежнего времени,

То это будет продолжаться.

Приди,

Позволь твоей душе возродиться, словно фениксу.

Я – начало

Я – завершение

Я – мир, я – вечность

Я – солнце, я – Большой Взрыв

Я – лава, я – огненный шторм.

(«Лава» исполнителя Das Ich).

**Ali Project – Aka to Kuro.

========== Глава IX. Омиягэ ==========

С собой на остров пришлось взять дубленку, а из обуви выбрать что потеплей. На Хоккайдо шел снегопад, в результате рейс задержали на два часа.

В рёкан[рёкан – одно– двухэтажные гостиницы, построенные в традиционном японском стиле] им предоставили стандартный номер на двоих: одна большая комната с полом, устланным татами [татами – циновка или мат из рисовой соломы стандартного размера чуть больше 1,5 кв.м. Служит для настилки полов в японском доме, одновременно являясь мерой площади], на месте дверей – скользящие сёдзи [сёдзи – раздвижные перегородки из плотной вощеной бумаги в традиционном японском доме, главным образом между комнатой и верандой-энгава] с деревянными решетками. В центре просторной комнаты – низенький столик, у стены размещена прямоугольная ниша, токонома, отделанная полированными деревянными панелями, с помещенной в неё икебаной и надписью-изречением, какэмоно – на настенном свитке.

«От аэропорта – на юг. От пересечения 3 и 4 – прямо, не сворачивая. Перейти мост – ехать поездом. Шестая от центра…

Икигомисске».

Они проделали весь этот путь, оставалось найти человека с такой фамилией.

– Этот господин Икигомисске нас всё еще ждет, как думаешь? – Тахоми отряхивала лыжную шапочку.

– Я думаю, наоборот, он не ждет нас так скоро. Ты только подумай, мы ведь и не знали тогда, что вообще переедем жить в Японию. Простое совпадение?

– Что же еще, Фрэя? Если мы сами тогда не знали, то ему, тем более, откуда было знать? Кукушка накуковала?

– Он мне показался человеком скрытным, у такого, наверное, очень непростой характер. Но вопрос в том, зачем мы приехали к нему на Хоккайдо да еще в это время года? Ты уверена, что мы вообще сможем оттуда уехать, и дороги будут проходимыми?

– Отнесись к этому с долей авантюризма. Пойду скажу им, что вернемся вечером. Попрошу принести футоны ближе к этому времени.[Футон – японская постель. Днем футон убирают в стенной шкаф. Тонкий матрас раскладывают на татами сверху стелят простыню затем кладут шерстяное одеяло имой – с грелкой и в завершение – толстое стеганое одеяло; летом его заменяет банная простыня. Подушки маленькие жесткие и наполнены нречневой шелухой].

Пока тетя договаривалась с домоправителем, Фрэя дожидалась её во дворе гостиницы.

Ветки деревьев покрывали белоснежные хлопья, на заборах выросли молочные шапки снега. У обочин скопились сугробы. За деревней пролегали дикие края, а еще дальше – Охотское море. И над всем островом, как разбухшие отруби, застыл свинцовый небосвод. Хотя бы ветра не было.

– Жизнь здесь кипит во всю… – изо рта вырвался белый пар.

– Ты никогда не жила в деревнях, – сказала Тахоми. – В деревнях по большей части вся работа происходит под открытым небом, у всех на виду.

– Поэтому я и люблю города, – Фрэя повесила на плечо рюкзак-мешок из рогожи.

– Ты заговоришь по-другому, как только мы найдем его дом.

– Ну да.

Тахоми указала рукой на равнину, которая неожиданно обрывалась и переходила в лес:

– Название этого места переводится как «Железный дол». Там в лесу, у подножия гор есть рудник по добыванию железной руды.

– Ты уверена, что мы отыскали дорогу правильно? – замялась Фрэя, поглядывая на лес. – Четкого адреса не было… Тут весь край – одна сплошная деревня, чем дальше, тем глуше. А, знаешь что, сдается мне, что это всё еще город, а настоящая деревня «Железный дол» гораздо дальше, у северного хребта.

– Ты компас взяла?

– Нет, вместо него взяла спасательный огонь, – без доли смеха пошутила Фрэя.

– Мы не собираемся соваться в тот лес. Там метровые сугробы и сплошные овраги, а в горах не развернуться, гололед на спусках и опять-таки там шагу не сделать.

– А если пойдет снег, то мы заляжем в этом лесу до самого лета.

– Ничего, оттаем, тут полно горячих источников, – приободрила девушку Тахоми, обнимая за плечи, и чуть встряхнула для согрева. – Обернись вокруг, мы направляемся дальше по страницам сказки.

– Хорошо, если господин Икигомисске не окажется сказочным невидимкой, – против воли оттаяла Фрэя.

Проходящая мимо женщина, услышав незнакомый язык, медленно подняла глаза.

Пешком дошли до постоялого двора. Их провели в комнату с кожаными креслами, вдоль вереницы окон с видом на местный пейзаж: равнина, лес, горы – всё, как на картине суми-э . По их просьбе, принесли телефонный справочник.

– Такой фамилии здесь нет, – протянула Фрэя недовольным тоном. – Ни человека, ни телефона, ни адреса. – Видимо, действительно придется спросить у кукушки, да, Тахоми?

Вечером того же дня, после целого дня поисков по заснеженной деревне, Тахоми и Фрэя остановились в ресторане, построенном на сваях над ручьем с быстрым потоком.

Японка делала пейзажный набросок на листе рисовой бумаги, который захватила с собой из рёкан. В этом месте тетя стала заметно более спокойной и молчаливой.

Всё свободное время Тахоми рисовала мангу на дому и подыскивала себе подходящий офис, куда бы она могла приходить в любое время и уходить, когда ей заблагорассудится. Маю по-прежнему был её любимой моделью, тетя, кажется, всерьез занялась его стилем.

Жаль, не удалось уговорить братьев поехать с ними на Хоккайдо. Маю говорил, что ему не достает привычной зимы.

Фрэя глядела в окно. Наслаждаясь красотами, она уминала огненные блинчики, когда их потревожила официантка.

– Извините за беспокойство, – тихо произнесла женщина. – Мы нашли адрес человека по фамилии Икигомисске. Его дом прямо за деревней.

*