Текст книги "Каминг-аут (СИ)"
Автор книги: Chans
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 95 страниц)
Не имея желания обрывать разговор с братом, мальчик заколотил в дверь черного хода, которую закрывали каждый месяц в разные часы, но в последнее время всё раньше, наверняка, для того, чтобы ученики не разбредались с наступлением темноты. Вскоре замок отперла их школьная сторожила, с возгласом удивления уставившись на подростка. Не извинившись за свое позднее возвращение, Холовора грубо протолкнулся мимо махонькой, сутулой старухи, извечно пахнущей косметическим маслом и деревом, словно от старости она сама пустила корни в школьном коридоре. Старуха не бельмеса не понимала ни по-фински, ни по-шведски, её костяному языку поддавались лишь некоторые фразы из английского, тем не менее, этого было достаточно, чтобы докладывать на учеников. Поначалу старуха еще мелко семенила за подростком, горланя ругательства на своём крикливом диалекте, а потом, видимо, выдохшись, осталась стоять на месте.
– Вы-то уж не лезьте! – резко оборачиваясь, звонким голосом ответил ей на том же языке.
Было уже глубоко до фонаря, что старожила пойдет жаловаться на него. Пускай, хоть всю школу на ноги поднимет!
Миновав застекленную галерею, громко хлопнув дверью, Маю зашел в туалет, чтобы поправить то, что еще можно было поправить.
Из зеркала смотрел подросток с напряженным лицом и прямым, как угольник, носом. Спутанные волосы у основания черепа когда-то были собраны в косу, сейчас почти полностью расплелись, остальные, стриженные, покрывала засохшая грязь. Растянутый пуловер с закатанными рукавами и затасканные серебристо-серые джинсы, с рисунками Анубиса, по бокам украшенные дюжиной дырок. Когда он откинул с глаз челку, увидел округлое лицо с глазами цвета тропических листьев. Лицо нездорового оттенка. Кривая светлая челка лезла в глаза. Правую бровь рассекала титановая штанга.
Нажав отбой, Маю не слишком бережно разобрал корпус телефона и спустил сим-карту в унитаз, благо, памяти хватало, чтобы удержать в голове все самые важные номера. Сунув мобильник в задний карман, принялся отскребать кровь с рук. На полу оказалось множество следов от грязных подошв. От безысходности положения разбирала злость, гремя ведром, Маю разлил по кафелю воду.
Сердце неистово забилось, когда каждой клеточкой Маю ощутил чужое приближение, как будто в последний момент сработало «шестое чувство».
Примечания:
Рауталанка (фин. rautalanka) – финская разновидность сёрф-рока, где большинство мелодий основаны на народных и эстрадных песнях (шлягерах).
========== Глава II. Близкие люди ==========
Эваллё отвел челку со лба и, как обычно, закрепил её заколкой. По лицу скользнул теплый луч. Закрыв входную дверь, парень перевернул табличку «Открыто» и задернул дверное окошко занавеской.
Через распахнутые окна просачивался прохладный воздух, смешиваясь со сладкими запахами «Шоколадницы».
– Решил прогуляться? – заговорила Рабия, и Эваллё обернулся на голос.
Женщина стояла за прилавком и оттирала столешницу.
В сумеречном помещении кожа у матери казалась загорелой, как только женщина сдвигалась вправо – закатное солнце окрашивало руки в кремовый цвет.
– Разве ты не хочешь поздравить брата с выпуском? – Рабия энергично терла прилавок, размазывая порошок по темному дереву.
Эваллё хотелось как можно быстрее покончить со всеми возгласами по случаю радостного события. Пришлось обойтись сегодня без джипа, чтобы не присутствовать в тот момент, когда входная дверь распахнется, и на пороге появится Маю.
– Нет настроения. – Парень смотрел на очертания улицы за занавеской.
– Хочешь – дождись Тахоми, тогда возьмешь джип? – предложила Рабия, бросив губку на дальний стол, подальше от стойки продавца, поставила туда и банку чистящего средства. – Мне будет неспокойно, если ты будешь разгуливать по улицам.
Эваллё взглянул на мать, но ничего не ответил.
– У меня к тебе убедительная просьба: не лезь к соседям напротив. Сегодня утром они снова вызывали полицию, – сказала Рабия, прыская на стол из пульверизатора.
– Как мне это надоело. У них, каждый раз, как кошка пробежит или еще какая-нибудь ерунда случится – сразу начинается приступ паники.
– Я не шучу. – Материн взгляд потяжелел на два фунта.
– Какие тут могут быть шутки?
– Уже не в первый раз я слышу от соседей, что мой сын – бессовестный хулиган. Зная твой характер, я понимаю, что все их слова – чушь собачья. Просто будь осторожен, – она улыбнулась, разряжая обстановку.
– С каких это пор внешний вид таких, как я, побуждает людей звонить в полицию?
– Если что-то будет не так, ты уж постарайся вспомнить наш номер телефона, – поддела сына Рабия, и парень хмыкнул, припомнив, как один раз, второпях сочиняя отговорку, брякнул, что забыл домашний номер.
Мать выглядела растерянной. Она вытерла руки полотенцем и бросила на сына внимательный взгляд:
– Я понимаю, у тебя не так много свободного времени, но я бы хотела тебя попросить не как сына, а как старшего брата. Ты уже обвыкся здесь, помоги теперь Маю. Мне не хватает ресурсов, чтобы управиться со всеми делами, поэтому я рассчитываю на твою помощь, – однако в полном энергии голосе не прозвучало даже намека на усталость или сожаление. – Прояви к Маю хоть немного понимания.
– Я готов проявить к Маю сколько угодно понимания. Но сейчас у меня правда не то настроение, чтобы развлекать вас за столом. У нас с братом будет достаточно времени, чтобы надоесть друг другу. Ладно, мам, пока. У меня свидание.
К вечеру совсем распогодилось. Солнце окатывало лужайку размытым светом. Несмотря на ясное небо на улице заметно похолодало, в воздухе уже ощущалось осеннее веянье – видимо, конец лету. За домами что-то жгли: дымок просачивался из-за деревьев и тек в сторону пешеходной дорожки. Пахло травой и опавшими листьями.
Недавний звонок Маю стал для семьи приятной неожиданностью. Он учился в академии для детей среднего школьного возраста, окончив ту после четвертого года обучения экстерном.
В этом году будет особенное Рождество, которое они встретят всей семьей.
С тех пор как они переехали в Хямеенлинну, прошло четыре года. Переезд – это всегда сложно. Новая школа, новые знакомые.
В Хельсинки жизнь казалась несколько иной, Маю не был охвачен своими идеями – как любила повторять мама: идеями о том, чего на самом деле нет, никогда не было и, вероятно, уже не будет. Идеями о выдуманных событиях и ненастоящих людях, о громоздком занавесе, папье-маше и муляжах, шепоте из-за кулис – театре. Семья тогда жила в родовом особняке Холовора, и никто не знал, что однажды их фамилию узнает весь мир – если не весь, то большая его часть.
Эваллё опустил взгляд на дисплей телефона, высветивший имя Ионэ. Сдвинул крышку и поднес мобильник к уху.
– Алло! – послышался бойкий голос в трубке. – Дорогой, знаешь, что происходит, если сталкиваются два упрямых лба и каждый из них пытается перетянуть одеяло на себя?
– Здравствуй, – непринужденно откликнулся парень. – Нет, но догадываюсь. Тебе отказали в работе?
– Соображаешь. Я задавил «начала»* своим авторитетом. А потом они начали подчищать хвосты, чтобы сократить число внештатников, ну и, разумеется, пошла проверка документов, «начал» мне прям так и заявил – фирма не нанимает людей, имевших до того проблемы с законом. Всё, я сказал. Забыли.
Что означало – приятель не намерен дальше развивать тему увольнения.
– Заглянешь ко мне, дорогой? Сегодня у меня никого нет.
Эваллё улыбнулся кокетливому тону Ионэ, хоть собеседник и не мог видеть его лица.
– Я собираюсь в Хельсинки к Аулис, потом зайду к тебе.
– А чего тебе Аулис к себе домой не забрать? Не пришлось бы мотаться каждый раз в такую даль.
– Нет. Будь всё так просто, думаешь, я бы медлил? У Аулис в этом году очень серьезные экзамены, к тому же мать так просто её не отпустит. Я слишком хорошо знаю эту женщину, чтобы быть уверенным: она никогда не простит Аулис побега из дома.
Проходя мимо дома вышеупомянутых соседей, Эваллё сделал глубокий вдох:
– Ко всему прочему, сегодня возвращается из Театральной академии мой младший брат.
– Дорогой, я понял. Какой-то мелкий шкет будет путаться у вас под ногами. – Ионэ, скорей всего, распознал в его голосе удрученность, заговорив более серьезным тоном: – Зачем ты встречаешься с Аулис? Нет, дорогой, без обид, она тебе не подходит. Как бы тебе сказать… Аулис не нашего полёта, у неё голова забита одной учебой. Даже для тебя это слишком.
– Даже для меня? – рассмеялся Эваллё пораженно. – Что бы это могло значить?
– Который год ты с ней уже встречаешься? – вопросом на вопрос ответил Ионэ, окончательно запутав Эваллё. – Знаешь, как это выглядит со стороны? Будто ты с ней, потому что вбил себе в голову, что она – единственная на всем белом свете. Из-за любви… Так знай – бабушку свою ты любишь, а вот Аулис – нет. Ты с ней, скорее, по привычке. Только морочишь себе и ей голову. Я туплю, но не понимаю, почему ты выбрал именно её. Найди себе кого-нибудь другого. К кому хотя бы не придется мотать в другой город. Я это к тому… зачем тебе всё это надо, а, дорогой?
– Если мне случится полюбить, я, по крайней мере, буду уверен, что с моей стороны не придется ожидать никаких фортелей, дорогой, – усмехнулся Эваллё.
– В нашем мире еще сохранилась моногамия? Хотел бы я на это посмотреть. Тебе вызвать такси? – не унимался Ионэ.
– Нет, не нужно. Я уже почти на месте.
– Ну покедово тогда!
Попрощался и нажал отбой.
Эваллё шел по тротуару в сторону таксопарка – минуты четыре пешком, только перейти дорогу и свернуть к лесу. Из-за холодной ветреной погоды вокруг не встречалось ни души, хотя было еще достаточно светло для вечерних прогулок. Впереди, на небольшой улочке к свежевыкрашенному забору были приставлены леса, вокруг валялись осколки кирпича. В стороне кто-то сложил аккуратными стопками новенькие доски.
Отвлекшись на раскиданные по асфальту пучки скошенной травы, Эваллё услышал популярный рингтон и поднял лицо. Прохожий не смотрел по сторонам, всецело поглощенный своим телефоном, а врезавшись в Эваллё, даже головы не повернул.
– Осторожней! – вырвалось у парня, однако мужчина вновь никак не отреагировал.
Еще несколько шагов Эваллё проделал под мелодию, пока та не оборвалась.
– Давно не виделись, птенец! – прорычали ему в спину, и Холовора обернулся на знакомый голос.
Эваллё опустил взгляд на коренастую фигуру со скрещенными на груди руками. Свинец в бледных водянистых глазах. Под нижними веками залегли тени, делавшие взгляд хищным. Да еще эти обвислые усы. Над ключицей виднелась часть татуировки. Вот оно – дитя трущоб. Не часто в их район захаживают такие. Лекка, главарь городской банды.
И его приятель Сенджи.
Второй вышел из-за угла, отрезая дорогу вперед. Миловидный парень в кожаном плаще и сигаретой в зубах.
Обоим слегка за тридцать.
Не то чтобы Эваллё был низкого мнения о типах, гоняющих на байках и распивающих пиво по гаражам, – такая жизнь казалась бессмысленной тратой времени. Прожигая молодость с призрачной иллюзией свободы, так недолго и дни свои закончить как бездомная дворняга. Да и какие могут быть высокие идеалы, если в голове один лишь ветер? Но даже таких людей можно уважать.
Голос Эваллё был обыкновенно ровным и чеканным:
– О чем вы? Мы раньше не встречались. – Парень сделал шаг вперед, собираясь обойти Сенджи.
– «О чем вы?» Как мы теперь говорим-то. Семёрки плести тут будешь… – уязвленный холодным приемом главарь скривил рот, будто собирался плюнуть. – Тогда вникай по ходу.
Сенджи оставался в стороне, явно не горя желанием участвовать в чужих притирках. Подошел к забору и затянулся сигаретой.
– Вот соскучился по тебе и прикатил, – сострил байкер на немой вопрос Эваллё, его дружок усмехнулся и тряхнул головой, откидывая волосы со лба. – Решил перекантоваться на стоянке, а тут гляжу – гребешь! – Лекка развел руками. – Куда собрался, детка? – двинулся прямо на него.
Эваллё развернулся вполоборота.
Байкер сплюнул на асфальт.
– Думаешь, в этом сраном городе всё будет по-другому? Сколько бы вы не переезжали, ничего не изменится. Я-то тебя насквозь вижу. Делаю тебе последнее предупреждение. Еще чего-нибудь вякнешь про нас – дерьмо заставлю жрать.
– Мне не нужны неприятности, – предупредил главаря Сенджи, не стремясь подойти ближе, перевел внимательный взгляд на Эваллё.
Удар пришелся вскользь, но и этого хватило для того, чтобы парень отступил.
– Что, падла? – рявкнул байкер. – Немного подпортило шкурку, а? Ничего, мамочка заштопает.
Эваллё смахнул с лица прядь волос и вытер губы. Под подошвами заскрипела кирпичная крошка.
Солнце осветило лицо, и Эваллё тут же поймал солнечного зайчика.
Лекка зацепил его кастетом. Отшатнувшись к забору, парень налетел на газонокосилку. Байкер схватил его за горло. Металлический мыс ботинка достал до левого колена. Раздался треск натянутой материи. На секунду Эваллё замешкался. Обхватив сжимающую горло руку, оттолкнулся коленом от живота байкера. Удар пришелся в солнечное сплетение, Лекка, не удержав ношу, разжал пальцы. Эваллё упал на спину, задев головой раздробленный кирпич. Жесткая ткань брюк досаждала, царапая ссадину на колене.
Сенджи молчаливо глядел на них.
– Давай-давай, детка, – раздразнивал байкер, – поднимайся. Кувыркаться будешь в постели.
Болела шея. Эваллё обхватил кубатон**, понемногу вытягивая его из рукава и прижимая к ладони большим пальцем. Вот такие игрушки, вроде полицейских дубинок, приходится иметь при себе детям знаменитостей. Медленно поднялся с земли. У лица блеснул кастет. Только благодаря приобретенным навыкам Холовора увернулся и не получил сотрясение мозга. Выбросив вперед кубатон, блокировал удар кулаком.
На лице Лекки промелькнуло удивление. Посмеиваясь, главарь выдал:
– С каких это пор подростки носят с собой холодное оружие? А, бестолочь?
Парень перевернулся на живот. Ткань прилипла к колену, болезненно притираясь о место ушиба.
В горле пересохло. Не боль пугала – ушиб недостаточно серьезный, чтобы переживать по этому поводу. Бывало гораздо хуже.
Эваллё испугала кровь. Ее тяжелый запах, густой цвет…
Рядом, на досках валялся выроненный кубатон. Парень с трудом поднялся на здоровое колено, оттолкнувшись от земли, встал на ноги, дрожа мелкой дрожью: от запаха крови начало мутить. С одежды и волос посыпались стружки и пучки скошенной травы. Его качнуло в сторону забора. Еще какое-то мгновение – и вывернет наизнанку.
Похоже, колену досталось, и ладони расцарапал в кровь.
Ни трава, ни древесина – ничто, не могло перебить этот запах. Каких-то пару капель – мутнеет в голове.
Было нелегко сдерживать тошноту. Что было сил, Эваллё ударил Лекку по физиономии. Загремели доски. Байкер очутился на асфальте, неуклюже хватаясь за забор одной рукой.
– Мне уже реально обрыдло твое идиотство! – не выдержал второй, бросая сигарету и направляясь к главарю. – Ты хочешь, чтоб нас загребли в участок?! С ребятами уговор был – этого, – напарник глянул на Эваллё, – не трогать!
Сенджи помог приятелю встать и толкнул того в живот, Лекка не сопротивлялся, только таращился на Холовора.
Легкие сдавливало, не хватало кислорода. В такие минуты Эваллё становилось страшно, он боялся неожиданного приступа, и не мог никак прекратить рези в горле и животе.
Кое-как совладав с собой, Эваллё отступил, медленно переставляя заплетающиеся ноги. За болью всегда следовала слабость. Голова все еще кружилась. Постепенно возвращалась ясность сознания. Больше не трясло, только волна за волной накатывала слабость. Со слабостью обычно приходила и сила, как у алкоголика. Только если алкоголик мог и не ощутить удара – Эваллё отлично чувствовал боль, просто прекрасно, лучше всего.
Кровь запачкала брюки на колене. Горло сдавило рвотным спазмом – и Эваллё сглотнул слюну.
Вернуться так, чтобы не привлекать внимание, он не мог. Как объяснил бы матери свой внешний вид?
Он поднял с земли оброненный кубатон и засунул за пояс брюк.
– Какие мы нежные, твою мать! – заорал Лекка. – От крови шарахает!
– Заткнись уже! – Сенджи оттеснил приятеля на проезжую часть, не давая тому снова наброситься на Эваллё. – Мы сваливаем. Держи за зубами язык, понял? – бросил на парня нетерпеливый взгляд. – И про «колёса» ни слова.
– Чертов извращенец! – Главарь передернул плечами, оправляя куртку.
Сенджи махнул кому-то на другой стороне улицы.
– Погнали. Холовора, чао!
Парень прислонился к лесам. Краски вокруг стали болезненно-яркими.
С детства Эваллё пугала кровь. В младших классах он с трудом переживал моменты сдачи крови: живот начинало скручивать, в легких вдруг заканчивался воздух, в голове появлялись необъяснимые рези. Позже научился контролировать свое состояние, даже пытался заниматься йогой. Но Эваллё никогда не мог избавиться от дурноты и слабости, которые накатывали всякий раз при близости крови.
Пальцы дрожали, колено ныло. Парень моргнул и прищурил глаза – цвета не потеряли своей интенсивности.
Мир, полный насыщенных тонов и красочных оттенков… как Эваллё ненавидел этот мир, воссозданный его внутренним «я», и страстно желал стать нормальным.
*
Как и обещал, Маю добрался на поезде, по первому пути. На станции его встретили Фрэя с тетей, и помогли привязать огромный чемодан к крыше отцовского «Чероки».
Дом с вывеской «Шоколадницы» оказался последним по счету и соседствовал с крупной полупустой парковкой у входа в продуктовый магазин. Тут пахло свежескошенной травой с газонов и дымом, когда налетел ветер, Маю учуял аромат ёлок, а еще вечернего тепла.
Из глубин живота возникло легкое беспокойство. Ничего особенного, должно пройти.
Жили они в пяти минутах езды от ближайшей к дому автобусной остановки, в той части острова, где подавляющим большинством оказались частные постройки. Участок не был огражден, Маю немало удивился, сделав это открытие. До этого дня ему еще не приходилось жить в домах, не имеющих, по меньшей мере, забора вокруг, не говоря уже о чугунных оградах высотой в два человеческих роста и камеры видеонаблюдения на входе. Точно также не были огорожены и соседние коттеджи, стоящие поодаль друг от друга. Прямо за домом начинался еловый лес. Двухполосная дорога, делящая дома на четные и нечетные, никак не могла претендовать на уровень шоссе. У трехэтажного коттеджа соседей была деревянная пристройка, наверняка, место для принятия паровых ванн. У них такой пристройки не было. У дома напротив Маю заметил гриль-домик, мальчик уже и забыл как это – аромат жареного мяса и маринада на свежем воздухе.
Внутри царили полумрак и тишина, только из коридора доносилось неутомимое тиканье часов.
Стены были обклеены обоями рябинового цвета, украшенными деревянными панелями. Композиция из полок в форме «змейки» висела здесь с умыслом визуально расширить пространство. На каждой полке стояло по одному предмету.
Маю задержался взглядом на двухметровом зеркале рядом с желтым бра. Пожалуй, слишком быстро отвел глаза от потерянного двойника в тяжелой раме. Просто нужно расслабиться. Он вернулся домой. Он действительно дома. Вот на такой ноте, пожалуй, можно вздохнуть с облегчением.
Внутри оказалось не только тесно, но и жарко. В воздухе ощущался сладковатый запах цукатов и кардамона.
Фрэя стояла у напольной вешалки с верхней одеждой, давая Маю время осмотреться. На девушке была длинная рубашка и хлопковый кардиган с драпировкой. Глаза оттенка зеленого чая и слегка крупные черты придавали овальному лицу сестры почти детскую мягкость. Медно-каштановые волосы навевали мысли об осеннем листопаде.
– Еще до того, как начать ремонт, Сатин приглашал знакомого светотехника, чтобы тот создал подходящее освещение для каждой комнаты, – сказала девушка. – Дом больше чем кажется. Нам потребовалось два года, чтобы привести здесь всё к тому варианту, который ты сейчас видишь, – было видно, что сестре приятно говорить об этом месте.
За время пребывания в Театральной академии у Маю возникла привычка к роскоши. Еще до этого – в особняке Холовора, когда была жива бабушка Сатина.
– Вон за той аркой шоколадная лавка, прямо за ней – кухня, совмещенная со столовой, – быстро перечисляла Фрэя, уводя брата за собой. Она везде зажигала светильники. – С черного хода находится веранда и буфет.
Просторная комната в жилой части дома была отделана всё в той же красно-коричневой цветовой гамме с добавлением розового, что делало её больше похожей на спальню, чем на гостиную.
– Если идти по этому коридору, то можно, не встречаясь с посетителями, попасть прямиком в столовую. Всё очень хитро устроено, – объясняла девушка.
Коридор закончился глухой стеной, утопающей в тени, и неприметной дверью с гравировкой на стекле.
– В качестве основы для декора помещений и самого магазина Тахоми выбрала декаданс. Мы добавили гламура и смешали новые течения с «северным модерном»***. Получилась немного дерзкая и грубая романтика, – направляясь к лестнице, бросила на ходу сестра.
Девушка бегло показывала второй этаж, распахивая перед братом двери.
– С этого боку моя комната в стиле хай-тек – самая крайняя к лестнице. Так дальше… Тут ванная комната, внутренняя дверь – это туалет. Напротив моей спальня Рабии под арт-деко: увидели на картинке в каталоге и решили оборудовать точно так же. Следующая по счету – комната Тахоми, в дальней части коридора.
Пришлось отвечать на множество вопросов. Маю держался бодро, но сегодняшний день его порядком измотал. Заснуть в трясущемся вагоне было невозможно, а тамошняя еда казалась несъедобной, возможно, из-за нервного перевозбуждения. От волнения порой перешибало всякий аппетит. Не так легко влиться в чей-то давно устоявшийся круг и при этом остаться незамеченным.
Рабия приготовила мясо омаров в кляре под зеленью.
Не дав опомниться, женщина обхватила сына за плечи и повела за стол. Маю и забыл – Рабия на голову выше, впрочем, такая же худая, как и он. Он с сестрой не унаследовал «монгольскую складку», а вот у Эваллё глаза были точь-в-точь как у матери – черными и зауженными.
– Нормально доехал? – спросила Рабия, крепче обнимая его одной рукой, за него же всё решила и сама ответила. – Да? Ну, хорошо, я хочу отпраздновать твое возвращение.
– А может…
– Нам стоит запечатлеть этот день. И мы не отметили твой день рождения. Шестнадцать лет – ты у меня уже почти взрослый, – Рабия убрала с его лба волосы.
– Шестнадцать исполняется только однажды – событие, которое нужно отметить, – подхватила её сестра, украшая стол фамильным хрусталем. Сама тетя – полноватая и маленькая, в своем широком пончо похожая на облако.
– Да, но если оно бывает только однажды, зачем его повторять? Оно было в прошлую пятницу, уже несколько дней прошло.
Рабия ослепительно улыбнулась:
– Ты мне еще «спасибо» скажешь! Вот когда тебе стукнет лет сорок…
– Мам, я не доживу. – Маю совсем смешался.
Тахоми налила Маю сливового напитка, выключила плиту и уселась на один из четырех стульев.
– В среду, седьмого, состоится финальное выступление, завершающее концертную программу турне, и Сатин некоторое время будет свободен, – сообщила тётя.
Маю удивленно округлил глаза и взглянул на сияющее лицо Рабии.
– Я не знал. Значит, я тоже смогу пойти?
– Конечно, – согласилась она. – Мы уже выбрали для тебя новую школу. Завтра четверг, поэтому решай сам – пойдешь на этой недели или в понедельник. От тебя-то, собственно, требуется роспись, и ты зачислен. Но, на мой взгляд, лучше сначала обжиться немного здесь, – Рабия обвела глазами столовую, где расположилась семья, – а с началом новой недели приступишь к занятиям. Думаю, сейчас не самое лучшее время нагружать тебя уроками.
Отлично… новый класс да еще посреди семестра. Здравствуй, школьная жизнь! Фу, сколько пафоса!
– Тебе ведь нравилась академия! А может тебя выгнали? – с подозрением глянула на брата Фрэя. – С трудом верится, что ты добровольно захотел вдруг всё бросить.
Маю сидел, уставившись себе в тарелку, и жевал.
– Поначалу меня вообще не порадовало это место. Земли те выкупили, или сами хозяева разорились, короче, земля пошла с молотка. Прежний владелец оказался большим любителем искусства, выстроил театр. Жаль, что вы мало там пробыли. – Маю опустил взгляд в тарелку, обхватывая пальцами хрустящий кляр. – Нам еще повезло, что новый хозяин не стал сносить театр и открыл школу. А малый театр похож на цыганский балаган. Еще там поднимают шатры: каждый год к нам приезжал цирк с животными и акробатами. Короче, было круто. К нам даже иностранцы приезжали. Там попадаешь в такую атмосферу… словно оказываешься в далеком прошлом.
– Да, я помню, какое это захолустье, – ввернула Рабия, подперев голову кулаком, – особенно хорошо запомнилось, как мы встали посреди сельской дороги, где выгуливали коров.
– Уже давно за полночь, надо подумать, куда тебя можно заселить. – Тахоми навалила в крынку кузнечиков и опустила рядом жабу. – Единственное подходящее место – мансарда, – у тети на лице застыло крайне нелепое выражение, точно она неожиданно поняла, что перепутала кузнечиков с красной икрой.
– А что не так? – спросил Маю, засыпая на полуслове. По большей части всё было безразлично, так хотелось остаться в полном одиночестве и расслабиться.
Рабия поднялась из-за стола.
– Пойдем, покажу тебе.
Женщина взбежала по винтовой лестнице, уводя Маю в ту часть дома, которую он еще не видел.
Щелкнул выключатель, залив лестничный проем ярким светом. Выпрямившись в полный рост, Рабия надавила ладонями на квадратную дверь в потолке, расположенную под наклоном, и откинула ее куда-то вверх.
Поднявшись на мансарду, Рабия зажгла настенную лампу слева от входа, прямо у дверей стенного шкафа. Лампы хватало, чтобы осветить часть комнаты – дальняя стена и потолок были погружены в полумрак.
Несомненно, Рабия привела его в комнату брата. Чья еще это могла быть комната?
Маю прошел вперед и включил настольный светильник. На третьем этаже витал приятный мягкий запах ароматического масла, деревянных досок и пропитанной масляными красками холстины. Окно невероятных размеров занимало восточную и южную стены. В качестве освещения брат выбрал точечные потолочные светильники. Из мебели: деревянный комод, двухъярусная кровать, напротив окна – письменный стол. Вся мебель из темного дерева. Рядом с комодом висело зеркало в человеческий рост. На столе – засохшие кисти, пятна краски, въевшиеся в прочную деревянную поверхность стола, листы тонкой полупрозрачной бумаги – калька? – тюбики краски… Не обошлось без полинявшего несуразного ковра. У восточной стены, завешанной крупными полотнами, поместился второй стол, на котором стоял монитор, рядом – офисный стул на колесиках. Заваленное барахлом кресло-качалка, заскрипевшее от одного прикосновения Маю. Однако, несмотря на беспорядок, в комнате было чисто.
Женщина указала на кровать, застеленную «мятым» краше, там же, на стене висел набор восточных клинков.
– Мы позже купим тебе кровать, а пока будешь спать здесь. У Эваллё замечательная кровать. Верхняя – свободна, можешь занять её на некоторое время.
– Два этажа, какая экономия места, – шумно выдохнул Маю. – Предлагаешь мне спать в этой комнате?
Мальчик смотрел на набор клинков. Чем был продиктован столь странный выбор – в качестве настенного оформления выбрать холодное оружие – он не представлял, в конце концов, есть и немало любителей вешать у себя головы бедных животных или охотничьи ружья.
Становилось не по себе от мысли, что здесь спальня старшего брата. А что если на него разозлятся и захотят прогнать? Здесь было царство Эваллё, и уже одним своим присутствием Маю нарушал покой этого места, чувствуя себя вором в чужом доме.
– Зачем это Эваллё такое огромное зеркало? Спиритические сеансы проводит или это… как Элспит из «Белоснежки»? «Свет мой, зеркальце…»
– Вот и спроси у него, – предложила Рабия, безупречно исполняя роль заботливой матери, подошла и поцеловала сына в лоб.
Рисунки и вправду были чудо как хороши. Те, кто льстил его брату по поводу бурной карьеры, точно знал, о чем говорил.
Одна из работ привлекла особое внимание: здесь она была самой яркой. На фоне лазурного неба и бело-золотых облаков, волны ветра переливались разными оттенками, смазывая горный перевал. Если Эваллё рисовал с натуры, и такое место действительно существовало – хотелось бы там побывать.
Какими еще талантами блистал его старший брат-эстет?
– Мам. У вас в гостиной я видел диван, так почему бы…
– Ты не будешь спать в гостиной, – мгновенно отрезала женщина. – Не говори ерунды. Гостиная для гостей, а ты – член семьи, а не гость. Эваллё не будет против, не беспокойся. Он – сообразительный парень и сможет войти в наше положение.
– Да? – усомнился Маю. – Он что, еще ничего не знает?
В комнате было полно статуэток – в основном животные и дети. Маловероятно, что его брат до сих пор играл в игрушки, тогда к чему они? Маю уселся за стол с монитором и развернул фигурки золотоволосых мальчика и девочки в народных костюмах, чтобы они соприкоснулись носами. Так и оставил стоять.
Медленно крутясь на стуле, мальчик фиксировал в голове увиденное. Ни одной знакомой вещи, много предметов поддержанных или устаревших, но ведь и дом, по словам сестры, они купили уже не новым. Здесь полно антиквариата и ненужной мебели, требующей починки или сваленной в чулан за безнадобностью. Но нет ничего знакомого с детства, такого, чтобы навевало положительные воспоминания. Маю думал спросить, где они держат их старые вещи, но промолчал.
– Я уверена, Эваллё будет тебе рад. Вы с ним замечательно поладите. – Рабия уже разворачивалась, чтобы уйти. Подавив зевок, она добавила: – Для матери нет большего счастья, чем осознавать, что дети живут душа в душу. Ну всё, устраивайся. Да, еще я купила тебе газовый баллончик. Так, на всякий случай. Оставлю с твоими вещами.
– Зачем он мне?
Однако Маю слишком вымотался, чтобы спорить с матерью. Верхняя кровать, так верхняя, газовый баллончик, так газовый.
Рабия так же жизнерадостна как раньше. Как жаль, что эта черта не передалась ему.
Мальчик заперся в ванной на втором этаже, где долго умывался и тщательно чистил зубы, словно нарочно оттягивал момент возвращения в комнату. Оказалось не так-то просто понять себя: с одной стороны он рад, что дома, с другой – что-то не дает покоя. Нужно было дать себе немного времени обвыкнуться здесь и собраться с мыслями. Когда Маю поднялся в мансарду, чемодан и старая сумка-рюкзак выцветшего салатового цвета уже были там. На рюкзаке нашелся баллончик. Материнское сердце не ошибается, но мальчик точно знал – газ ему тут не помощник, кто-кто, а он имел самое четкое представление об этом убийце. Что бы она сказала, если бы узнала, что её сын набил рюкзак газетными статьями, связанными с делами рук городского маньяка? Дорогой он скупал газеты, узнавая из них о перемещениях убийцы. Маю уже давно перестал плакать из-за этого, поняв, что его слезы – феромоны для маньяка. Убийца очень хорошо знаком с всемирной паутиной, оставалась слабая надежда на то, что в сеть не просочится информация об их точном местожительстве, но об этом можно узнать от родных и друзей, если тем хватит ума проговориться. Интересно, сколько стоит излечиться от паранойи? Но в полицию пойти было страшно. Доказать что-либо он все равно не докажет.








