Текст книги "Каминг-аут (СИ)"
Автор книги: Chans
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 75 (всего у книги 95 страниц)
– Повелитель, могу я сказать?.. – зажурчал знакомый голос: Моисей снова предпринял слабую попытку повернуть разговор в нужное русло, впиваясь глазами в видимую только ему одному точку.
Лотайра подошел к занавесям, поднял руки вверх и слегка повис на украшениях. Все его плавные движения сопровождала мелодия звякающих бус.
– Она чужая здесь, – сказал мужчина, не глядя ни на кого конкретно, но в голосе прозвучал нажим. – Она здесь не нужна. Не такая, как мы, она может внести волнение в ряды Ваших подданных, мой повелитель.
Верно. Она чужая здесь. Так чего же они ждали, приведя её сюда?
Лотайра задрал острый подбородок и, раскрыв рот, улыбнулся. Он будто хотел что-то сказать, но потом передумал. Или… быть может, повелитель ждал подобных слов.
Фрэю окончательно запутал их диалог. Почему Моисей так хочет её выдворить из дворца, не он ли это всё начал? Разве благосклонности Лотайры недостаточно, чтобы обеспечить ей маломальскую защиту в этих стенах, но, может быть, Моисея её защита как раз не интересует, и он просто хочет поскорее избавиться от пленницы?
– Ты сам виноват, – вдруг сказал Лотайра, снова переходя на «старушечий» скрипучий полушепот. – Женщина жива и она здесь… Но я придумал ей достойное применение.
В груди словно бескрылый птенец забился. Фрэя сглотнула и смахнула с лица прядь волос, опустила ладонь на шею.
– То есть вы не станете меня убивать? – встряла она, пытаясь разглядеть в лице Моисея хотя бы искру дружелюбия, обернулась к Лотайре. На этот раз Икигомисске не предпринял никакой попытки надавать по шеям чересчур болтливой гостье.
Щелчок языка и снова потрескивание бусин.
– Именно. Есть кое-что получше. Я вижу представление можно сделать намного интереснее… Скажем так… есть одно обстоятельство, способное добавить этому шоу остроты, – почти ласково посмотрел на Моисея – или только показалась, что в том взгляде была ласка.
– Повелитель… – мужчина поднял глаза на Лотайру.
– Молчи, Моисей! Хватит мне перечить! Завелось слишком много блох, и они мне досаждают. Ну вот… – поднес к лицу платок.
Как будто сейчас заплачет, но нет, Лотайра лишь вытер нос и губы. У него что, насморк? От этого и речь звучала странно, с придыханием.
– О! Кажется, я забыл представиться… – повелитель коснулся лба тощим запястьем. – Моё имя Лотайра… – и замолчал, дожидаясь от неё бурных оваций.
Разумеется, она знала это имя. В устах Моисея оно прозвучало куда как музыкальней, а у повелителя «л» была похожа на корявую «р».
– Фрэя, – кисло брякнула девушка.
Не успела и глазом моргнуть, как её подхватили под локти и повели к выходу две девушки. В движениях их гибких тел – изящество и грациозность. Обернулась на японца: Икигомисске по-прежнему смотрел вперед.
*
– Ну, что, Моисей… наигрался? – Лотайра отшвырнул занавеску от себя и вышел в открывшийся зазор, бросая к его ногам побуревший от крови носовой платок, который он тут же заменил другим. – Блохи! Их нужно давить, а не цацки разводить!
– Что с Вашим носом?
Волосы повелителя спутались, лоб влажно блестел от пота.
– Эта семейка постоянно встает у меня на пути! Они так пекутся… А ты! Что делал ты всё это время?! – парень отодвинул чайный столик и, опираясь на безупречно-гладкую – без единой шероховатости или царапины – поверхность, лег на подушки, подняв лицо кверху, чтобы остановить кровотечение. – Конечно, ты и раньше не всегда исполнял мои приказы… Я смотрел на это сквозь пальцы. Позволял тебе вольности, но почему, когда дело касается женщины, всё так оборачивается?! – стенал Лотайра, махая одной рукой, а второй прижимая к губам хлопковый платок.
Моисей поднял с пола испорченный лоскут, смял и повертел в пальцах.
– Эта кровь по твоей вине. И ты еще стоишь тут?! И не оправдываешься передо мной?! Не катаешься по полу, моля меня о прощении!
Ему хотелось сказать, что повелитель слегка преувеличивает, но воздержался и неспешно, с достоинством (а вернее, с полным безразличием, отточенным до автоматизма) опустился на колени.
– Так-то лучше… Похоже, я дал тебе излишнюю волю, – окинул его усталым взглядом Лотайра.
– Вы предоставили мне немую роль.
Парень комично поморщился.
– Нет, Моисей! Тебе надо было очаровать её! Сразить наповал своим обаянием и шармом! А потом убить. У тебя было право поиграть немного, если тебе угодно… но в конце – убить! Что ж, превосходно… ты просто… неподражаем. Ты – актер, Моисей, а не герой восточной сказки! А теперь её ненаглядный папочка готов всё испортить! Он явится сюда за ней, ага!
Моисей согнул спину в поклоне и коснулся скрещенных ладоней:
– Повелитель, отдайте ему девушку, и он уйдет и больше не побеспокоит Вашу милость.
– Да черта с два не побеспокоит! Ты не сталкивался с этим человеком… Если он вообще человек. Разыскал мятежного оракула… Привел к себе домой. Я слишком долго наблюдал за его семьей, было время навести справки, знаешь ли. Его оберегает один из великих фатумов, целитель… Неплохо устроился, да? – продолжал ныть парень, закатывая глаза и встряхивая плечами. – Этому фатуму известно слишком многое, но Михаила не убить, зато можно попробовать убить его протеже. Человек с легкостью раскроет меня при первой же возможности… Представляешь, чем нам обернется его вмешательство? Я уверен, он придет не один… Если бы не он, Маю ни о чем бы не догадался, он здорово подпортил нам планы. Но он как ядовитое соцветие, влекущее своей обманной красотой, притягивает людей, как магнит. И тебя притянет, хоть ты и не человек, но какая разница! – Лотайра присел, чтобы лучше видеть лицо Моисея, и кольнул его острым взглядом.
– Меня? – Моисей разглядывал заостренные уши Лотайры, его спутанные локоны, так, словно видел впервые в жизни. Бронзовые, точно поросшая мхом коряга, золотящая на поверхности воды, неестественный для людей цвет и такой обыденной в природе. Повелитель нарочно тянул время, желая продержать его на коленях как можно дольше.
– Не влюбись в него, Моисей, – предостерегающе пробормотал Лотайра, прикрывая глаза.
– Он что же… чародей – влюблять в себя других людей?
– Нет, к сожалению, а, к сожалению потому, что будь он чародеем, я знал бы, что за чары он использует, и я бы давно истребил эту заразу. Но он смертный человек с тяжелым детством и как далеко он может зайти, мстя за своих детей, я не представляю.
Моисею хотелось закрыть эту тему, позвать врача, чтобы он подлатал нос повелителя. Нервировал сам предмет беседы, нервировало и то, что теперь сон господина будет нарушен раздумьями об этом смертном. Состояние Лотайры тревожило. Претила мысль, что теперь всё может пойти под откос, после стольких лет мира и благоденствия, из-за какой-то парочки млекопитающих. На чуть дрогнувших руках четче проступили вены.
– Вы можете одолеть человека его же силой. Если разрешите мне сблизиться с ним… – успокаивающе шептал Моисей, прежде всего, успокаивая самого себя.
Этот мир, созданный повелителем – его родной дом. Живущие неподалеку люди боятся их, но они никогда не убивали смертных ради забавы, столетиями создавая благоприятную атмосферу, выращивая этот лес; они рядились для смертных и устраивали представления им на потеху, пытаясь доказать, что их народ неопасен, они берегли этот хрупкий мир. Когда Лотайра только пришел к ним, он был зол, он был отравлен собственным ядом, но лес исцелил его раны. После многих лет мира и процветания появился Маю – еще одно нежелательное лицо, – и Лотайра изменил своему рассудку, бросившись в погоню за призрачной мечтой. Дело даже не в мальчике, а в нарушении спокойствия всего двора, вызванном опрометчивыми действиями Лотайры. Отныне Маю не сможет вмешаться в жизнь цветущего леса – уже одна эта мысль согревала сердце Моисея. Как бы отчаянно ни боролись люди, а на руках народа Лотайры всегда будет пара выигрышных карт.
– Хватит самодеятельности! Ты уже раз провалился… с его же дочерью, между прочим, так зачем повторять старые ошибки?.. Будешь сидеть во дворце и стеречь Фрэю. Глаз с неё не спусти, а не то очень сильно пожалеешь. Ты упустил свой шанс избавиться от неё, так теперь сам с ней и нянькайся. Самый доверенный мне человек не должен быть рохлей, который не способен пырнуть ножиком в девичью грудку. Ты не хочешь, чтобы твоя блестящая карьера при дворе полетела к чертям собачьим из-за какой-то женщины, – уверенно заявил парень.
– Нет, мой повелитель, не хочу, – сглотнув, коснулся лбом скрещенных ладоней.
– Нет, не хочешь. Точно так же, как я не хочу, чтобы этот лес пылал. – Лотайра ловко вскочил на ноги. – Только благодаря мне ты одет в шелка и парчу… ешь из драгоценной посуды, спишь на пуху, и дочь твоя ни в чем не знает нужды. Ты хотел воспитывать эту девочку. Что же… я предоставил тебе такую возможность. Даровал тебе титул. Я всё делал для тебя, – маленькая рука легка на его плечо. – Моя вера в твой успех подорвана из-за твоей же слабости. Мне подыскать замену на твое место?
– Нет, мой повелитель, не нужно, – он не поднимал головы.
– Молодец… Ответ верный, – радостно пискнул Лотайра. – Не подведи меня снова. Узнай кто-нибудь, что ты не осмелился убить какую-то белую девку, тебя вмиг бы разорвали на части, и я уже ничего не смог бы поделать. Заметь, не я один пекусь о занимаемом тобой положении, есть много желающих, мечтающих согнать тебя с насиженного места. Они и вовсе необузданны… Мне благоволить им? Может в этом есть резон, и мои приказы наконец будут выполняться?!
– Простите меня, я не хотел доставлять Вам неудобства… у меня и в мыслях не было причинить страдания Вашей милости.
– Я знаю, Моисей. Ты предан мне, как никто другой, поэтому я закрываю глаза на твои промахи, – мурлыкал парень. – Надеюсь, впредь ты не позволишь себе расстраивать меня.
– Разрешите мне пригласить доктора, он остановит кровотечение и вправит кость, а я пока распоряжусь, чтобы подготовили Вашу комнату…
Моисей уже было собирался вставать, но Лотайра его остановил:
– Не спеши. Я слышал не всё.
– Что Ваша милость хочет от меня услышать? – Моисей внутренне напрягся, сидя на коленях, он чувствовал себя провинившимся крестьянином, отказывающимся каяться в горсте припрятанного риса.
– Причина. Назови мне причину, по которой женщина еще жива. У тебя было столько времени войти к ней в доверие, приманить… – золотистые с темной каемкой глаза прожигали. Почти желтые, с мелькающим искрами в глубине.
– Эта девочка не опасна, – осторожно начал Икигомисске. – Мне показалось… что лучше научиться налаживать отношения с людьми, нежели нападать на них.
– Но, Моисей, – Лотайра с некой долей досады всмотрелся в его глаза, – наш лес живет по законам равновесия, и порой приходится приносить кого-то в жертву для поддержания баланса.
– Чаши весов могут и колебаться время от времени, свешиваясь то в одну сторону, то в другую.
– Моисей, ты же убийца! Что за телячьи нежности?! – словно разочаровавшись в нем, фыркнул Лотайра.
– Нежности? Нет, мой повелитель, вы ошиблись. Нежность не мой удел. Но если убийство совершается только ради самого убийства… кем же мы будем после этого? Такими же монстрами, как наши предки. – Моисей уже привык к болезненной реакции повелителя на любое упоминание его корней, но слуга умел великолепно апеллировать фактами – и не сомневался в победе. – Позвольте мне доказать истинность моих убеждений.
– То есть, что эта женщина безвредна? Да, это я и так понял. Она готова следовать за властным сильным человеком хоть на край света. В ней есть характер и рвение, но она, как и все смертные – уязвима. Трудно подается чужому влиянию, но сильно привязывается к людям и нередко попадает к ним в зависимость. Не любит проигрывать. Своевольная, дерзкая, упертая, любопытная, но абсолютно безвредна. Может быть жестока к другим, но и к себе не ждет снисхождения. Кремень, стоит его обтесать, и он может ужалить руку самого мастера. Вот такая у меня сестра, – усмехнулся парень.
– Тогда будет ли мне позволено узнать, чем вызван Ваш интерес?
– Я хотел услышать это лично от тебя, а именно, что побудило тебя ослушаться моего приказа… Но и твое слабоволие можно использовать с толком. Ты прав, Моисей, она не только совершенно безвредна, но и пригодится нам.
– Она просто восемнадцатилетняя девочка, как она может послужить Вашей милости? – усомнился Моисей, холодея внутри. – К тому же она наша пленница… похищение человека – это поступок, который чреват последствиями.
– Гостья, Моисей, гостья.
– Узница.
Заскрипел пол.
– Как хочешь, – Лотайра обошел вокруг него, провел по волосам. – Ты должен будешь раскрыть её силы. Если она такая же, как братья, я более чем уверен – шкатулка с потайным дном. Она будет слушаться тебя. Хочешь, обучи её ходьбе по канату с завязанными глазами или танцам, а хочешь – пению, мне все равно, главное, чтобы она не уличила тебя. Дитя иной природы, танцующая под нашу дудку… звучит поэтично, не находишь? Что молчишь, Моисей? Ты смеешь утверждать, что мой замысел не гениален? – блеклые, как поганки, пальцы Лотайры перебирали его волосы.
Моисей не мог обернуться и взглянуть на лицо повелителя, но он спиной чувствовал слащавую улыбочку, сулящую крупные неприятности в случае неповиновения. Но вместе с тем Моисей не мог не согласиться, что Лотайра умел вынуждать.
– Нет, нет… Ваша милость. Я не смею, – пробормотал мужчина прохладным тоном, мечтая схватить Лотайру за руку и оторвать от своей спины. Поднял лицо и расправил плечи.
Карминно-красный рукав, расписанный блестящими темно-голубыми нитями, зашелестел по воротнику Моисея.
– То, что она войдет в наш круг, упрочит её положение… или нет, зависит от неё. – Маленький повелитель склонился к нему. – Доверить эту работу мне больше некому; видишь ли, в чем дело: ни с кем из моих людей она не поведет себя так, как с тобой. Она одарена, точно также как её братья и отец, если возникнут трудности, я уверен, ты справишься с ними. Учти, если что-то пойдет не так, я сразу же узнаю об этом. Ты же не хочешь пожалеть о принятом решении? О том, что сохранил ей жизнь.
Моисея словно окатило из бочки.
– У Фрэи есть способности, я хочу, чтобы ты раскрыл их. Дай ей пару дней, пускай пообвыкнет в новом доме, а потом я жду результатов, и очень надеюсь, что они будут меня радовать. Ты же меня знаешь, я не выношу, когда что-то идет не так.
– А Вы уверены, что я справлюсь с этой задачей? Что если Фрэя не захочет поддаваться?
– Так убеди её! – всплеснул холеной рукой Лотайра. – Она с легкостью отвлекается на то, что видит перед собой.
– Она больше мне не поверит, – отрезал Моисей, осознавая, что запас аргументов уже на исходе. – Теперь… когда она презирает меня и… боится.
Осторожно поднялся на ноги, ожидая, что повелитель его остановит.
– Она и так тебе не очень-то доверяла, согласись, – отмахнулся Лотайра, возвращаясь в будуар и чинно садясь на подушки, тем самым давая понять, что разговор окончен и обсуждать здесь больше нечего. – Конечно, Моисей… Как она может верить тебе? После того, что ты сделал с её семьей. О, Моисей, ты замарался по-страшному. Фрэя чувствует это… «За что?» – говорят её глаза. Просто она еще не поняла.
Японец сглотнул подступивший к горлу комок, и дышать сразу стало легче.
– Она, должно быть, просто мечтает вырвать твое черное сердце, это вполне справедливая плата, чтобы называться вершителем человеческих судеб, такими, как мы. Фатумы не оставят в покое ни меня, ни тебя, ты ведь знаешь… но останешься ли ты со мной, когда они придут сюда? Будешь ли верен мне так же, как прежде? Я очень рассчитываю на твое благоразумие, Моисей. «Ах, как хороша была принцесса, окручивая шута лаской нежных рук…» – замурлыкал себе под нос слова из песни, популярной среди балаганных артистов.
– Я позову лекаря, – Моисей задержался в дверях. – Вам нужно переодеться, повелитель.
Покинув покои Лотайры, замер с каменным лицом напротив раздвижных дверей. В коридоре стояло двое понурых слуг, Моисей даже не взглянул на них.
Его народу был присущ звучный певучий голос и уникальный музыкальный слух. Пение Лотайры завораживало глубиной и полнотой звуков, такого не услышишь в человеческой среде. Голоса его народа – чисты как проточная вода.
– «Ах, как хороша была принцесса, окручивая шута лаской нежных рук. Но фокусы надоели, и принцесса загрустила. И тогда приказал король повесить шута. Рассыпались разноцветные шары по полу. Девушка горевала недолго… стоило музыке зазвучать вновь…» – доносился из-за дверей трепещущий голосок. – «Но то был брат погибшего шута, как жаль, не разглядела она за маской его лица. Отомстить он пришел. Ах, как хороша была принцесса… как мила…» – словно набат раздавалось в такт биению сердца чарующее пение.
Одурманенный песней Моисей какое-то время недвижно стоял в ярко-освещенном коридоре, на фоне разрисованных узорами обоев, драгоценных канделябров, хрустальных фонариков, утопая подошвами в мягком ковре.
*
С двумя служанками Фрэя дожидалась Икигомисске в маленькой гостиной. Странно, девушки ей показались обычными японками только с непривычной для людей грацией. Если бы она не оказалась на волосок от гибели, и если бы ей было смешно, то непременно рассмеялась. Вероятно, эти девушки обладали какими-то навыками боя или просто насмотрелись на других жителей дворца, про это она ничего не могла сказать наверняка, ведь всё знание, которое она имела, ограничивалось кабинетом Лотайры и этой комнаткой. Или те девушки – обычные танцовщицы, похищенные из деревни. Неужели они здесь и людей держат! Они ведь гурманы, не брезгают и человекоубийством ради насыщения желудка, – ужаснулась Фрэя, краем глаза поглядывая на чуть склонивших головы японок. Они прикрыли глаза и, казалось, погрузились в транс. Но даже хорошо, что эти служанки – человеческие девушки, она не вынесет, если к ней приставят каких-нибудь длинноухих монстров.
Сёдзи разъехались, и из коридора вышел Моисей. Выглядел он не очень.
– Зачем ты приволок меня сюда?! – крикнула девушка, когда Икигомисске пересек порог малой гостиной. Слуги, стоящие в коридоре, с легким щелчком затворили створки.
Мужчина прищурился.
– Как невежливо, Фрэя. Тебе надо быть со мной ласковее, – происшедшая в нем перемена поражала, видимо, попав в родной край, Моисей больше не скрывал истинного обличия. Он снова был не таким как прежде. Фрэя старалась думать о своей ненависти, но не могла оторвать взгляда от Икигомисске.
– С какой это радости еще? – в голосе проскользнуло сомнение.
– Ты у меня дома, – веско заметил Моисей. – Никто под этой крышей не смеет мне дерзить, но если ты будешь чуточку добрее ко мне, обещаю, я пойду на некоторые уступки, что облегчит твое существование, и твоя жизнь во дворце станет лучше. Ты не представляешь, куда угодила. Я просил за тебя, но моя просьба была отклонена. Лотайра повелел стать твоим сопровождающим и обеспечить тебе надежную охрану, а она тебе пригодится за стенами дворцовых комнат. Эти девушки будут прислуживать и во всем слушаться тебя. – Мужчина пересек помещение, и приглушенный свет ламп отразился на его коже, заиграл в волосах, и, наконец, замер в узких глазах. – Тебе надо отдохнуть с дороги. Я провожу тебя в комнату.
Маленькая гостиная, наполненная золотом лотосов и зеленью бархата, являлась так же и сквозной комнатой, несмотря на роскошь цветов и материалов, незатейливой красоте и простоте стиля она была обязана ни преданности поданных и бережливости слуг, ни зажиточным чиновникам, и даже ни богатству Лотайры, а искусству мастеров, поработавших над дворцом. Раздвижные двери, ковры, коридоры со слугами, комнатки вроде этой – настоящий лабиринт. Стоит закрыть на мгновение глаза, и внутренний план здания тут же изменится, и коридор, откуда вышел Моисей, возможно, исчезнет или приведет куда-нибудь в другое место. Она заплутает в двух комнатах, не говоря уже о том, чтобы отыскать кабинет Лотайры, из которого вышла несколько минут назад. Вероятно, со временем она привыкнет, и не будет путаться.
– Да кто ты такой, черт возьми?! – девушка видела этот жест, которым он предложил ей проследовать за ним, но не сдвинулась с места. – Что вы все за существа? Такие, как вы… я видела… – Фрэя взглянула на его правое ухо. Никакой это не дефект. На месте сруба кожа сморщилась и побелела. Всё было именно так, как говорил Икигомисске. Ему отрезали заостренные уши, чтобы он мог жить среди людей.
Моисей встряхнул головой, и волосы попадали на лицо, спрятав малопривлекательные обрубки.
– …слуховой паралич. Пройдет еще некоторое время, прежде чем мой слух полностью восстановиться, а увечье… зарастет уже через несколько дней, – без особого воодушевления в голосе пробормотал мужчина, впиваясь в неё прищуренными глазами.
И каким бы глупым ни казался вопрос, она всё-таки не сумела удержаться, чтобы ни спросить:
– Вы, правда, существуете?.. Вы…
Ей нравилось, как стучат подошвы по деревянному полу, этот звук придавал ей уверенности в собственной крепости.
– Всего капля крови и ваш человеческий генофонд претерпевает необратимые видоизменения, – размеренным голосом пояснил Моисей, отвлекаясь на служанок.
– То есть? – Фрэя отдернула руку в тот момент, когда тоненькая волнистая прядка задела её ладонь. Невероятный по сути цвет его волос отливал перламутровым блеском, локоны в беспорядке спадали на пышный воротничок черной рубашки, белый пиджак бросался в глаза. Шелк – как раз то, в чем нужно путешествовать по здешним лесам и перелазать местные речушки.
– Если мои кровяные клетки смешаются с твоей кровью, все твои дети будут такими как я. Ты ведь этого не знала. Мы живучи, как бактерии.
Стройные, словно деревца, прислужницы зашевелились, видимо, тоже почувствовали возрастающее напряжение. Если бы Фрэя не старалась выглядеть такой уверенной в себе, то наверняка шарахнулась бы от Моисея.
– Просто кошмар! – фыркнула девушка, поворачиваясь к нему спиной и отходя к окну. – Но тогда… может мне убить тебя сейчас, чтобы ты не заразил меня? – когда Фрэя обернулась, в её руках поблескивала шпилька. Одна девушка, с бледной персиковой кожей, шумно ахнула. – А? Око за око… Учти, я буду драться изо всех сил, – пальцы перехватили шпильку и крепко сжали, даже костяшки побелели. – Мне теперь терять нечего. Все равно, что в клетке.
– А я-то думал, у тебя… – Моисей поднес палец к губам, стараясь не двигаться, чтобы не провоцировать в ней еще больший гнев.
– Что ты думал? – прошептала девушка, выпячивая нижнюю губу.
– Немного другой голос.
– Уж прости, что разочаровала, как-то выбирать не пришлось.
– Я представлял его по-другому. А он грубый и резкий, как ты сама. И по-японски ты говоришь просто безобразно. Ты здесь лишняя, только, похоже, мой повелитель этого не понимает.
Больше задевала не холодность Моисея, не жесткий тон сказанных слов, не безжалостность, с которой он смотрел на всё вокруг. Ему было позволено коснуться её мира, войти в доверие к её семье, даже сблизиться с родными, а теперь он считает её ненужной здесь, он не хочет подпускать её к тому сокровенному… Он не хочет делиться с ней тайнами. Она лишняя и не в праве находиться в лесу, но он осмелился разрушить её вселенную, то, во что верила или, по крайней мере, хотела верить, он разбил её прошлое, и сделал несбыточным будущее, по его милости она застряла здесь, в этом времени. Когда её время истечет, что она будет делать? Когда-нибудь от неё устанут… что тогда?
– А ты поползай у него в ногах, авось еще передумает, – выплюнула девушка накипевшую обиду ему в лицо.
– Не смей выпендриваться, если еще дорожишь своей головой, – прохрипел Икигомисске.
Вот такая радужная перспектива её совсем не радовала. Значит, от неё не должны устать. Она будет рассчитывать только на собственные силы. Ей сохранили жизнь, а это уже немалого стоит, пускай, не её личное достижение, но разве это не повод продолжать борьбу за свое существование в совершенно чуждой ей среде?
– Я думала ты кто-то достойный уважения, а ты всего лишь клоун, отплясывающий канкан вокруг своего бесподобного господина, – съязвила Фрэя, кривя лицо как можно безобразней. – Солдафон, который настолько труслив, что не может убить какую-то девку, которая к тому же поливает его грязью. А потом превращает её жизнь в кошмар, типа ради благих намерений, – она выбросила руку вперед, указывая на него пальцем. Голос сорвался, глаза увлажнились, если она моргнет, по щеке непременно скатится слеза, но Моисей не заслуживает её слез. Не дождется! Какое он имеет право доводить её до слез! Больше ни одному мужчине она не позволит довести её до истерики! Она будет выше этого. Она станет сильнее и выберется из этого места ради тех, кто ей небезразличен, ради памяти родителей, она не позволит Моисею так с ней обращаться, он не получит ни одной слезинки, пускай хоть удавится! – Думаешь, спасаешь меня от гнева своего повелителя? Делаешь добрый поступок? Да ты – избалованный ребенок, который думает, «как бы повернуть всё так, чтобы меня одного любили и утешали… хочу, чтобы всё было по-моему, а если нет – начну беситься…» – девушка растянула губы в жидкую улыбку. – Посмотри на себя со стороны! В тебе воли не больше, чем у камня!
Моисей открыл крышку неожиданно погасшей лампы и с деловым видом занялся фитилем, словно то обстоятельство, что ему желали смерти, его ничуть не заботило. Та циничность, с которой он воспринимал её, выводила девушку из себя, но разве не она первая начала его недооценивать и посмеиваться над его внешностью, в которой просто не могла отыскать изъяна? Рука со шпилькой медленно опустилась. А он еще молодец: спокойно реагирует на оскорбления. По комнате растекался пряный запах кардамона, едва ощутимо покалывая губы и оставляя на них остроту вкуса. Какое-то странное вещество… ароматические пары? Жар лампы разогревает запах? У Фрэи закружилась голова, и она сжала челюсти.
– У камней есть душа. Ты ведь буддистка, это есть и в вашей философии, – гладкие губы изогнулись в тонкой усмешке.
Фрэя сосредоточилась на его лице, уверенная, что на его губах тот же вкус, что и на её. Но от осознания того, что она думает о его губах, стало вдвойне хуже, как будто она проиграла какую-то битву.
– Я невнимательно слушала на уроках. Да что ты понимаешь в нашей философии?! Ты мне всё время врешь! Даже фамилия твоя противоречит твоей лживой бессердечной бездушной натуре! – плевалась словами, как колючками. – Но… если, как ты утверждаешь, в нас столько общего, зачем ты гонишь меня? – ей сложно стало произносить его имя, будто это оказалось ругательное слово, или просто оно зазвучало теперь так же фальшиво, как и приторный голос его господина и повелителя. Приторный, как эта простая и уютная обстановка, умышленно не нагнетающая цветовая гамма, приторный, как излишне сексуальное шуршание кимоно и трепыхание дорогих тканей на ветру, удушающе-приторный как велеречивые засахаренные речи, все эти томные взгляды, которыми награждал её Моисей, будто орденами особого почета.
– А ты и вправду язва, Фрэя. – Он оторвался от своего занятия, глянул на служанок, отступивших к дальним дверям, и быстрым шагом направился к ней. Девушка рефлекторно попятилась, она и не представляла, что ноги способны выписывать такие кренделя. – Посидишь у себя и подумаешь над своим поведением. Я велю, чтобы ужин тебе сегодня не приносили, возможно, тогда в твоей голове освободится место для небольшого раздумья на тему, какая ты плохая девочка, – схватил её за левое запястье, намереваясь потащить за собой. Её окутал слабый, но стойкий аромат горного воздуха, талого снега и хвои. Пару секунд Фрэя смотрела на его пальцы, потом моргнула.
– Пусти меня! – рванулась, но Моисей и не думал разжимать хватку, повлёк её к выходу. – Отпусти руку! – девушка уперлась каблуками в ковер, отклоняясь назад всем корпусом, Икигомисске дернул её на себя, и Фрэя, едва не упав ему на спину, покачнулась, но устояла.
– Депрессирующая дурочка.
Фрэя оторопела, услышав его шипение. Она своим ушам не поверила, но это действительно было шипение. Растерявшись, она споткнулась и ударилась лицом о его спину. Зубы заныли, щека впечаталась в горячую претвердую спину. Девушке показалось, что она уловила запах его кожи, пропитавший пиджак. Занесла руку с правого бока. Ну, посмотрим, какой он непробиваемый. Вогнала шпильку в широкую грудь. Мгновенно пришло осознание. Фрэя отшатнулась и отступила, неровным шагом увеличивая дистанцию между ними. Она не ожидала… что его броню так легко пробить… нет, не это! Ужаснуло то, как реально оказалось причинить боль, как близко. Своими руками – не так как из рогатки… Чувствуешь трепет…
– Еще ни один человек так не выводил меня, как ты! – зло воскликнул Моисей, разворачиваясь к ней вполоборота и выдергивая из испорченного шелка тонкую шпильку, только слегка поморщился. В его словах было столько горечи, как будто она собственноручно плюнула ему в душу. Похоже, Моисей был обижен на неё гораздо сильнее, чем она на него. Смуглые пальцы легли на небольшое влажное пятно на рубашке. – Отведите эту ненормальную в её комнату! Видеть её не могу! – бросил на ходу служанкам, шумно раскрывая двери, добавил пару фраз на «цокающем» шустром языке, сшиб двери друг о друга и покинул гостиную. Те слова прозвучали как обжигающая пощечина.
Чувствуешь трепет, чувствуешь, как убиваешь…
Она хотела попросить прощения за шпильку, но язык как-то всё не поворачивался.
«Прости, прости, прости, прости», – мысленно твердила Фрэя ему вслед, не решаясь раскрыть рот.
– Идиотка!
Низкий звучный голос Моисея еще долго преследовал её. Он что и в самом деле обиделся на неё? На минуту Фрэя даже забыла, что находится в логове врага, так велико оказалось потрясение, но скоро к потрясению примешалась гордость. Она дала отпор. Её маленькая победа.
– Вы такая смелая, госпожа. На господина Икигомисске мы даже смотреть не решаемся, он очень зол, – зашептала японка трепещущим голосом, с глазами, похожими на кофейные зерна. – Господин Икигомисске хоть и добр с нами, но он здесь всех в узде держит, – тревога в голосе отразилась и на побледневшем хорошеньком лице.
– Вот как, а я-то с ним чай пила.
Фрэя с удивлением рассматривала худенькие узкие плечики, обернутые многослойным кимоно. Девушки были ниже на целую голову и такие тоненькие… Служанки красивы, хорошо одеты, накрашены, сыты. Фрэя была приятно удивленна своему окружению, но по-прежнему ломала голову над странностью этого царства и его востроухих обитателей.
– Господин слушает только нашего повелителя и никого больше. Хорошо, что вы здесь, вы сможете его образумить, – добавила вторая девушка тихо, не сводя с неё блестящих глаз. – Я еще не видела, чтобы господин спускал с рук подобную дерзость.
