Текст книги "Каминг-аут (СИ)"

Автор книги: Chans

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 95 страниц)

– Ты что-то сделал с собой, выглядишь иначе? – вдруг подал голос мальчик.

– Аулис меня подстригла, – односложно бросил парень, вспомнив, что попросил подругу подрезать ему волосы, но по-прежнему закалывал челку заколкой.

– Тебе идёт.

– Благодарю.

– Я вам помешал проводить время вместе?

У парня дрогнуло сердце, Маю всерьез решил, что он может кому-то помешать на этой планете с семью миллиардами людей. Эваллё вздохнул – только появляется желание надрать мальцу задницу, как тут же возникает причина, не позволяющая этого сделать, и сразу же опускаются руки.

– Не слишком, мы смотрели телевизор.

Маю поглядел на брата снизу-вверх, предельно ясно на его лице читался вопрос: «И это всё?».

– От тебя несет спиртом. Подростки по субботам не ходят в «Римскую рапсодию» – это заведение для взрослых и студентов. Хочешь сказать, не знал, чего ради люди приходят сюда?

– Знал, но меня совершенно не трогает, что ты об этом думаешь. Школьный спектакль и сейчас – это моя жизнь, она тебя не касается.

– Я ведь могу и лесом тебя послать после таких слов… Знаешь-ка что, мистер важный помидор, я придумал для тебя наказание, – усмехнулся парень, не зная, сердиться ему на заявление Маю или смеяться.

От холода у Маю посинел нос, румянец окрасил щеки.

– Будешь меня пытать? – хмыкнул мальчик, мелко дрожа.

– Ну почти.

Мерзкий запах алкоголя и табака смешался с запахом женских выделений и сладких фруктовых духов, это было уже чересчур для одного сумасбродного мальчика. Внезапно Эваллё ощутил первый приступ паники, уже подозревая, что за ним последует второй.

Поймав его пристальный взгляд, Маю фыркнул:

– Я тебя убью и в землю зарою, если расскажешь Рабии, что я был в «Римской рапсодии». И не раскаюсь.

– Какая забота о моем будущем, – буркнул парень, чувствуя, как внутри всё обмирает.

Лишь с небольшим отрывом опасность уловил и Маю, что буквально заставило его окаменеть на месте.

– Ты слышишь? – насторожился мальчик, испуганно всматриваясь в темноту улиц.

– Нет, ничего не слышу.

Вероятно, музыкальный слух Маю был острее, чем у него.

Эваллё не на штуку встревожился, опасность буквально пропитала воздух на улице, источник которой он даже не замечал.

– Это мотив одной песни, – пояснил Маю и промурлыкал несколько нот.

Вскоре и он сам услышал, как кто-то пел. Подростковый, тонкий голос, неясно кому принадлежащий.

– Знакома?

– Да… – проговорил с запинкой Маю, – мы разучивали её в академии.

Эваллё алчно вглядывался в кроны высаженных у дороги деревьев, словно опасность исходила от них. Рука сама отыскала локоть Маю, пальцы крепко сжались на кожаной куртке.

Маю встревожено глядел на него в поиске разъяснения. По побледневшему лицу брата можно было с легкостью судить о степени тревоги. Вдвоем, крутясь на месте в поиске источника угрозы, Эваллё ощущал, что они с братом – загнанные звери, отчаянно ищущие выход из тупика.

В округе люди как вымерли. Пение доносилось с противоположной улицы. Странная русская журналистка – голос, не было сомнений, принадлежал ей. Проблема в том, что Эваллё даже не был уверен в том, что она – журналистка или что она русская, это мог быть кто угодно, ко всему прочему, её внешний вид почти выветрился из памяти, позже удалось убедить себя, что она просто померещилась, до этого момента именно так он и полагал.

– Плачем волн объятый молился ты… ммм… солнцем обагрены мы изорвали крылья, купаясь в золоте солёном… остров обетованный и крестом, и небом стал для нас… – с придыханием напевал Маю. – Проклятьем заразились – вода не принимает… огонь не обжигает… молния лаской шепчет… хищный зверь стороной обходит…

Зачем детей учить такой мрачной песне?

Опустив ладони брату на плечи, Эваллё почти вплотную придвинулся к его спине. Мальчика била крупная дрожь, внешне Маю стал похож на мертвеца. Поверх его головы Эваллё высматривал между деревьев обладательницу голоса, казалось, тот доносится сразу в нескольких направлениях. Угроза была настолько очевидна, что Эваллё, мечтая увести брата, не сразу осознал, что перешел на скорый шаг.

Эваллё сорвался с места, утягивая за собой Маю. От силы рывка тот едва не споткнулся.

Пульс стучал на шеи как сумасшедший, веко нервно подергивалось. Замечательно, у него появился свежий повод для опасений – целого воза проблем с братом было уже недостаточно. Парень не отпускал руки Маю, пока они бежали сломя голову по тротуару прочь от клуба, но и прочь от дома. Тротуар плясал перед глазами, сердце колотилось.

По мере отдаления тревога спадала, но сердце продолжало заходиться от быстрого бега.

Какая-то глупая песня! Всего лишь песня! Абсурдность ситуации выводила из себя и сбивала с толку.

У самого футбольного поля, куда парня привела привычка, Маю начал задыхаться. Выпустив руку брата, Эваллё затормозил. Ноги ныли от жажды скорости, со страхом пришел адреналин.

Маю смотрел перед собой шальным взглядом.

– Как ты?

– Че-чего? – пытаясь отдышаться, прохрипел мальчик, после чего забойно выругался. Маю, как перепуганный олень, измерял землю шагами в своей мнимой клетке. – Ты её почувствовал? Запах, я имею в виду. Хоть что-то, может, успел разглядеть?

– Нет, она находилась где-то на другой стороне улицы, слишком далеко.

Оглядевшись, Маю недоуменно покачал головой:

– Зачем мы здесь? Я думал, ты хочешь отвести меня домой.

Эваллё не сразу сориентировался, что хочет от него брат, постепенно возвращая ясность сознанию. Их с Маю взгляды пересеклись, Эваллё вспомнил, что приготовил брату возмездие за испорченное свидание с Аулис.

– Я собираюсь немного побросать мяч, составишь мне компанию. Лови, – не думая, парень подкинул мяч высоко в ночное небо и отошел.

– Ты серьезно? – опешил Маю, заторможено наблюдая за тем, как мяч возвращается прямо к нему в руки. Вместо того чтобы подхватить, мальчик нахмурился. С места Эваллё было плохо видно лицо брата, только свет стадионных фонарей рассеивал мрак над газоном. – Ты не будешь звонить домой?

– У меня аккумулятор разрядился, позвони сам.

Мяч шлепнулся на поле в метре от брата.

– Сатин знает, что ты со мной, я оставил записку. Он не станет волноваться.

– Ты так в этом уверен?

– Абсолютно. В записке я взял полную ответственность за твои действия.

– И что?

– За меня он волноваться не станет, а за тебя сегодня отвечаю я, поэтому все претензии он предъявит потом мне, а не тебе.

– Да почему?

Маю было непросто убедить. Коротко вздохнув, парень вернулся за мячом. Заряженный недавней гонкой, Эваллё чувствовал себя превосходно, мышцы требовали дать напряжению выход. От холодного кислорода в голове прочистилось. Если журналистка сунется за ними на футбольное поле, ей, по крайней мере, негде будет спрятаться от них. Возможно даже, что это самая настоящая репортерша, выискивающая скандальный материал для статьи.

Эваллё внезапно передернуло, плохое предчувствие не покидало. Прежде чем поднять мяч, парень на мгновение заколебался.

– Я не хочу играть, – заскулил брат. – У меня нет настроения на эту беготню.

Маю не любил признаваться в своих слабостях. Эваллё знал, что брат терпеть не может выходить на поле, мяч всегда пролетал мимо его рук, норовя выбить из игры. Маю боялся мяча, вот в чем заключалась его основная проблема.

– Тебе нужно согреться, – закинул наживку парень. Подбрасывая мяч правой рукой, Эваллё стрельнул улыбкой. Отбежав в сторону ворот, подкинул мысом кроссовка футбольный мяч, чтобы не дать тому коснуться поля. Размявшись слегка, оттолкнулся подошвами от травы и подбросил тело вверх, в ловком пасе отправляя стремительно летящий мяч точно в ворота. Удар вышел такой силы, что Эваллё не удержал равновесия и завалился на бок. От движения по телу разлилось покалывающее тепло, заставляя кровь нестись быстрей. Мяч врезался в сетку и откатился по траве.

– Хватит выделываться.

По интонации брата Эваллё стало ясно, что тот доволен увиденным. Повалявшись на сухом газоне, парень поднялся на ноги и отправился было к воротам, как рядом возникла фигура брата с мячом.

С ветром прилетел запах Маю, это способен был учуять какой угодно зверь. Пасовав Эваллё, подросток приготовился отразить удар. Послав мяч ударом ноги в ворота, парень с замиранием сердца наблюдал за братом. Либо по лбу, либо пролетит рядом. Но Маю не собирался защищать ворота, вместо этого он попробовал повторить маневр брата. Мяч задел кроссовок брата наотмашь и проехался по газону, застряв на полпути к воротам. С первого раза у Маю не вышло, но с шестой попытки мальчику удалось в прыжке отбить мяч коленом, запустив тот в живот Эваллё. Но парень был рад даже такой победе брата. Уже спустя недолгое время с момента их прихода на поле, Маю вошел в раж. После третьего удачно отбитого гола, мальчик вскинул кулак вверх и закричал ужасно довольный собой, а Эваллё с трудом сдержал улыбку. Брат быстро научится, надо только набить руку.

Теперь глаза подростка горели азартом. Ветер разлохматил волосы, и Эваллё ощущал запах шампуня. Щеки Маю налились здоровым румянцем, не имеющим ничего общего с осенним холодом. В ноябре на поле будет уже по-настоящему холодно ночью. Эваллё удержал эту мысль. Раньше ему не приходилось играть с Маю в футбол. Надо ценить момент.

Светло-русая голова Маю была видна издали. Постепенно движения брата стали замедляться, пропускал мячей теперь он гораздо больше, чем отбивал. Эваллё загонял его до полного изнеможения, но мальчик не жаловался на усталость. Проворонив очередной пас, Маю расставил ноги и повалился прямо на поле. Эваллё хотел согнать его, сказав при этом, что братишка отморозит себе зад, но прочитав на лице Маю неприкрытую благодарность, сам улегся рядом.

– Я думал, прореву до утра, – тихо признался брат, – или что ты наорешь на меня и сдашь предкам на усмирение.

Маю смотрел в небо, заложенное тучами, но, быть может, для одной звездочки на необъятных небесах найдется немного места. Эваллё выискивал звезды, ощущая жесткую траву под собой и ветер на разгоряченной коже лица.

– Мне повезло с заботливым братом.

Эваллё сместился вниз, чтобы его голова оказалось на одном уровне с головой Маю. Парень прижался щекой к траве так, чтобы лучше видеть Маю.

– Мне так повезло, Эваллё, – прошептал брат, скосив взгляд в его сторону.

– Ты так считаешь? – зашептал в ответ парень.

В руках оставался мяч. Покидав тот слегка, выронил на траву небрежным жестом.

– Если не хочешь, чтобы я шатался где-то по ночам, скажи, и я перестану.

– Зачем мне это говорить? Я хочу, чтобы ты сам для себя уяснил, сколько неприятностей доставляет необдуманность и спешка.

Маю поджал губы.

– Та, с которой ты ходил на свидание, поехала домой?

– Да. Она дождалась твоего появления.

Мальчик открыл рот, чтобы добавить что-то, но лишь облизал искусанные губы. Запах подруги Маю почти выветрился, другой незнакомый запах был слабее, о, там, оказывается, была вечеринка – братишка принёс на себе целый букет женских ароматов. Эваллё рассматривал лицо брата, мысленно запоминая, как мягкие линии сменяются острыми. Краснота румянца не могла скрыть веснушек, различимых даже в полутьме. Веснушки редели и перетекали на горло. Ресницы и брови у брата были темнее волос на голове.

Затылок коснулся травы, и Эваллё прикрыл глаза, позволяя легкому ветру щекотать сомкнутые веки. Сопящий звук, очевидно, исходил от брата.

– Помнишь, ты мне должен вопрос, – выдохнул струю горячего воздуха прямо ему в щеку Маю. Дыхание брата отдавало алкогольным коктейлем и чем-то сладким.

Эваллё приоткрыл глаза.

Подросток зашуршал в кармане пачкой сигарет, вытащил ту на свет и, лежа на спине, прикурил.

– Курение тебе не к лицу, – заметил Эваллё. – Точно также как мужицкий мат. Не с такой внешностью, как у тебя.

Брат скривился в ироничной ухмылке, продемонстрировал крупную ямочку на щеке.

В воздухе медленно стелился туман, обещаясь к утру засосать весь город в призрачную воронку. Клубы сигаретного дыма легли в узор.

– Так что за вопрос ты хочешь задать? Я слушаю.

Маю тщательно облизал губы и затянулся.

– Я могу спросить, о чем захочу?

– По нашему уговору выходит так.

На тыльную сторону ладони посыпалось что-то щекотное – это Маю принялся общипывать газонную траву.

– Мне нужно кое-что уточнить у тебя.

Нечеткое облако луны, будто флуоресцентные краски на асфальте, грани расплывались. Синева ночного неба, поддернутая зыбкой дымкой тумана, медленно гасла. Пока окончательно округу не затянул туман, им следовало поторапливаться домой.

– Что было между вами с Ионэ?

Из всех круживших вокруг вопросов и загадок вселенной Маю выбрал именно этот.

– Ты нас подслушивал тогда в школе?

– Нет, это вышло случайно. Тебе трудно признаться в том, что ты би?

– Маю, я не би.

– Но тогда это не имеет смысла. Сатин даже использует ориентацию как часть имиджа, публике нравятся мужчины, которые испробовали и то, и другое. А ты скрываешь то, что и так, по-моему, очевидно.

– Откуда тебе известно, что публике это нравится?

– Услышал от бабушки.

– А-а… – не удержался от сардонического возгласа. – Тогда мне всё понятно, такое могла сказать только женщина.

– Ионэ был твоим бойфрендом?

– Да.

– Ты мне больше ничего не скажешь? Мы же не чужие люди, расскажи, – тон Маю стал просительным.

Эваллё сообразил, что задержал дыхание. Кончики пальцев начали замерзать.

– Когда мы жили в Хельсинки, я встречался с Ионэ. С Аулис я познакомился значительно позже, и вскоре мы с родителями переехали сюда. В тот момент ты был на первом курсе академии.

– Долго вы встречались?

– Года полтора, началось с дружбы, незаметно перетекло в страсть.

Яростно потерев глаза, так что на них выступили слезы, Маю сел на траве. Брат опустил взгляд на недокуренную сигарету, зажатую в пальцах. Его длинные волосы сносило ветром и откидывало за спину, северные порывы ерошили короткие пряди на макушке и у висков – словно корона у лебедя.

– Страсть?

– Нам было хорошо вдвоем, – просто ответил парень. – Постепенно привязанность упрочнилась, и мы уже не могли друг без друга. Со стороны это выглядело так, как если бы мы продолжали оставаться лучшими друзьями. До Ионэ я ни кем не увлекался.

Маю начинал замерзать. Мальчик смотрел на него, будто собирался протаранить взглядом.

– Вы разбежались из-за Аулис?

– Нет, а может быть и да, – продолжать не хотелось, но Маю бы не успокоился, до тех пор пока не получил бы свою порцию информации. – Бабушка умерла, мы переехали, Сатин фактически всё время проводил на гастролях, мы с сестрой начали ходить в другую школу… там много всего происходило.

– Ионэ… ты влюбился в него?

– Нет – он был мне дорог.

По лицу брата Эваллё догадался, что тот не осознает разницы. Маю докурил и обхватил колени руками, чтобы согреться. От ветра глаза у него начали слезиться. У обоих изо рта вырывался пар.

– И кто из вас был ведомым?..

– Успокойся уже, ладно?

– Тебе нравилось проводить с ним время?

– Естественно.

– Тебе может понравиться парень?

– Маю… давай, – Эваллё широко зевнул, прикрыв рот ладонью, – уже прекратим этот разговор.

– Ответишь на вопрос?

– Ты задал мне уже их целый воз.

Глаза слипались, Эваллё подавил очередной зевок и заложил руку за голову.

– Почему ты скрывал свои отношения с Ионэ?

– Маю, ничего я не скрывал, но не с десятилетним же братом мне об этом было говорить?

– Я хочу научиться… Покажешь?

Эваллё почти заснул, поэтому смысл сказанного не сразу до него дошел.

– Показать – что?

– Как это… бывает у парней.

В груди бешено стучало.

– И что же именно я должен буду тебе показать? – ужаснулся старший.

– Ну… что там может быть настолько приятного?

– О, Господи! – Эваллё рывком сел, мгновенно стряхнув остатки сонливости. – Ты совсем глупый?!

Своей просьбой брат ошарашил, даже дыхание перешибло.

– Маю, должно же быть у человека самоуважение!

Глядя в лицо подростка, не сводящего с него глаз, Эваллё не мог поверить в то, что эти невинные губы способны говорить настолько шокирующие вещи.

– Ты в своем уме? Или тебе алкоголь в голову ударил?

Мальчик потирал плечи. Эваллё снова бухнулся на темно-зеленый травяной ковер. Без шарфа, это он так быстро схлопочет воспаление горла. Сложив руки на груди, парень постарался удержать тепло, но ему было больно наблюдать за дрожащим на ветру братом. Не пора ли им уже уходить? Туман вокруг поля собрался такой плотный, что не было видно трибун. Максимум, что им удастся проделать, это угодить под колеса встречного автомобиля. Теперь если появится убийца, они с братом окажутся в западне. В естественной западне, сплетенной природой, чтобы стереть их с лица земли.

В тумане голос зазвучал более интимно:

– Давай-ка так… поскольку мне, как и тебе, ничто человеческое не чуждо, не станем заострять внимание, и будем считать, что тема исчерпана.

Эваллё подобрался к брату и для крепости духа опустил ладонь ему на спину. Какой же холодной стала его куртка! Не в силах и дальше пренебрегать здоровьем Маю, парень приобнял брата за плечи, приникнув к спине.

– Мы не сможем отыскать обратную дорогу в глубоком тумане, – сообщил Эваллё очевидное.

Крепче сжимая брата, он опустил голову тому на плечо, чувствуя, как сон берёт верх.

– Т-ты не п-пнял? Т-то, ч-что я ск-сказаал – это б-была шутка, – дрогнул в его руках брат, только по этому Эваллё и понял, что Маю ухмыльнулся, поскольку речь сопровождалась клацаньем зубов, разобрать вложенные в неё чувства стало сложнее. – А т-ты т-таак с-серьезно вос-спринял, даж-ж заб-баавно.

– Ну хорошо, если так.

К сильному запаху сырости примешалась привычная уже вонь табака, согревая, заполняя внутренности. Маю представления не имел, как ему повезло, что эти слова всего лишь неудачная шутка. От куртки исходил аромат новой кожи, от расстегнутого воротника – тень привкуса пота и геля для умывания. Запах раздразнивал сосущую тоску в животе. Звериный нюх позволял Эваллё слой за слоем избавляться от одежды, расстегивать молнии, забираться в самые дальние уголки, куда нет хода всем остальным. Тепло убаюкивающей волной просачивалось в клетки. Парень не видел лица своего брата – только профиль, линию подбородка, щеки и кончик прямого, тонкого носа. Маю не делился мыслями, Эваллё не догадывался, что может крыться в его подростковой голове. Погружаясь в кошмар, сквозь пелену тумана и собственных ресниц еще видел ямочку на нежной щеке.

*

В сон назойливо прорывался холод. Сновидения всякий раз были столь отчетливы, что не верилось в существование остального мира. Пальцы на руках и ногах сводило от холода, как только Маю сбросил пелену сна, озябшее тело прошил озноб, впиваясь сотнями иголок. Не до конца сознавая, что происходит, мальчик просто лежал, обхватив себя руками. Горло саднило, несмотря на то, что было больно глотать, очень хотелось пить.

Ветер исчез. Туман плыл над футбольным полем, складываясь в невесомый полог, сквозь который проступал бледный диск месяца. Более реальными, чем ночью, стали очертания трибун. Маю порылся в карманах одежды, разыскивая мобильный телефон. Когда ледяной корпус скользнул в ладонь, по руке прошла дрожь. Поднеся тот достаточно близко к глазам, мальчик постарался сфокусировать сонный взгляд на дисплее. Глаза слипались, потирая их, Маю сел с телефоном в руке. Похоже, тот разрядился на холоде. Который час? Подняв взгляд на голубые, предрассветные сумерки за дымкой тумана, боковым зрением мальчик уловил силуэт на траве рядом с собой.

Приминая джинсами траву, Маю согнул ноги в коленях. Нижняя часть тела почти онемела, и только когда зашевелился, приток крови пошел быстрей. Неловко подобравшись к брату, мальчик заметил, что тот крепко спит. Течение мыслей в голове было настолько слабым, что Маю весьма смутно представлял себе происходящее, еще труднее было вспомнить о вчерашнем дне.

– Валь, – сонно позвал, легонько толкая брата в плечо. Холодный и как будто влажный плащ пропитался туманом. Эваллё походил на призрак. Черное тело, волосы и белесое лицо и ладони.

Маю оглянулся на дорогу за полосой саженцев. Большую часть шоссе закрывали трибуны, в проходе между ними в сторону автобусной остановки шла утрамбованная земляная дорога.

– Валь, поднимайся, – Маю навис над парнем, теребя за плечо. – Замерзнешь до смерти, просыпайся.

С шоссе доносились редкие звуки проезжающих автомобилей. Что там за бортом сна? Воскресенье, раннее утро.

Эваллё так крепко отрубило, что пришлось вложить силу в хлопки. Меловые щеки казались холоднее снега. Еще сонный, со слипающимися глазами и гудящей головой, Маю тряс брата. Повернувшись корпусом к парню, он перенес вес на левую сторону и привалился боком к Эваллё.

– Эваллё, вставай, ну! Вставай, вставай! Вста-вай! – монотонно заладил Маю, начиная уставать от неудобной позы.

Веки брата были плотно сомкнуты, губы посинели.

На дальнем краю поля стоял киоск с напитками, ночью Маю даже не обратил на него внимания. Движение происходило на механическом уровне. Поднимаясь с колен, промочил в росе джинсы, ладони теперь стали влажными. Отправившись неверной походкой через поле, Маю ощущал себя полностью разбитым и опустошенным. Заодно проверил лоб, пытаясь убедить себя, что не простудился. Спотыкаясь на ровном месте, как заведенный, не соображая, принялся дергать холодильник с напитками за дверцу. Естественно та не подавалась. Не сразу понял, что таким макаром никогда не доберется до бутылки воды. Ларек пока не открылся. Не взламывать же ящик с водой! Хотя можно было бы разбить стекло и оставить деньги где-нибудь в таком месте, где продавец обязательно бы их увидел. В кармане еще оставалось немного – хватило бы на завтрак в пиццерии, либо на такси до дома. А если брат вот прямо сейчас проснется, то мальчик лишь выставит себя дураком, пытаясь добыть тому воды. Ждать открытия тем более было бы глупо.

По полю бродил дедок с рыжим колли на поводке. Маю уже бегом метнулся к ним. Завидев бегущего человека, собака принялась истошно лаять. Такой лай и мертвого поднял бы из могилы. Мальчик пошел медленнее, следя за собачьим оскалом. Собака рванулась на него, но поводок уберег Маю. Не собираясь тратить драгоценное время на какую-то спятившую шавку, мальчик спросил про воду. Дедок в руке держал банку газированной воды вместо водки, как удачно! Клыкастая тварь исходила слюной. Маю не питал к собакам ненависти, но и приязнью это сложно было назвать. В детстве кто только его не пытался загрызть: и мелкие тявкающие моськи, и здоровые, натасканные на уток монстры, и вполне довольные жизнью, пассивные, старые псы. Они всегда встречали Маю рыком и пытались добраться до его глотки. Впрочем, к Фрэи и Вальке клыкастые твари тоже не питали теплых чувств. Сейчас собачий лай здорово играл на нервах.

До какое мне, черт, до тебя дело?! – хотелось прокричать прямо в клацающую пасть.

Здесь пахло сыростью, дождем и травой, в тумане фигура Эваллё была надежно укрыта от собачьих глаз.

Маю стал объяснять, что его брат не просыпается, и нужно чем-то плеснуть тому в лицо. Должно быть, стороннему слушателю эти слова показались бы немного странными. Дедок наверняка решил, что его брат мертвецки пьян, а сам Маю под кайфом, рыщет здесь для них с братом опохмел. Слегка пошатываясь под напором собаки, рвущейся вцепиться в Маю зубами, дедок сначала шагнул вперед, пытаясь удержать равновесие, потом всё же сумел отступить на пару шагов, оттаскивая своё чудовище.

Глядя на Маю, как на неизвестный науке летательный объект, старичок без лишних слов протянул руку с банкой газировки над собачьей спиной и, заметив нерешительность мальчика, слегка подкинул банку. Подхватив ту налету, Маю поблагодарил и начал медленно отступать, не хватало только, чтобы эта сбрендившая собака рванула за ним.

От бега тело немного согрелось. Приближаясь к брату, мальчик раздумывал, неужели собачья истерика не разбудила Эваллё. С бьющимся сердцем Маю остановился. Сделав приличный глоток, упал на колени рядом с парнем и плюнул газировкой тому в лицо. Даже вкуса не ощутил. Самому хотелось пить, но взгляд приковало неестественно бледное лицо Эваллё.

Повторив попытку, Маю склонился над самым лицом брата. Брызги газировки медленно стекли по щекам. Веки не шелохнулись.

– Валя, что ты делаешь? Вставай уже! – слова сами сорвались с языка.

Маю так низко склонился над братом, что рассмотрел кристаллики бледных, почти выцветших теней на веках.

Мальчик плеснул липкой газировкой в бесчувственное лицо, не решаясь строить догадки.

– Вставай! Вставай! – проглотив сухой ком в горле, Маю ощутил горячие слезы в глазах. А внутри разрастался леденящий кровь ужас. – ПОДНИМАЙСЯ! Давай же…

Это его вина – мысль причиняла адскую боль. Маю издал всхлип и до боли прикусил нижнюю губу. Внутри нарастал неконтролируемый крик.

Он и хлестал брата по щекам, и хрипел что-то, и молил, и тряс, и колотил по груди Эваллё. Брат замерз во сне по его вине, они оказались здесь по его вине!

Неподалеку в траве лежал мяч Эваллё, влажно мерцающий в свете призрачного солнца.

Дрожащая ладонь отбросила на лицо парня тень. Не ощутив дыхания, Маю быстро приложил пальцы к пульсу на запястье. Отдернув руку, понял, что не может вытолкнуть из себя ни слова. От шока пропал голос. Рыдания раздирали горло, но мальчик лишь ловил ртом холодный, сырой воздух.

Убил… своего… Опершись ладонями о жесткую траву, секунд десять слушал удары собственного сердца. Потом прижался ухом к груди брата, чувствуя, как текут слезы по щекам. Расстегнул плащ и попробовал снова.

Почему… почему сердце не колотится?!

В забытьи приподнял брата за плечи, усаживая на земле. Голова парня тот час свесилась Маю на плечо. Едва под тяжестью Эваллё не опрокинулся навзничь, и пришлось снова уложить его. Как лишенная опоры кукла.

– Валя?..

Врезавшись лбом в землю, Маю начал выдирать пучки травы, обдирая костяшки. Вой и рыдания разрывали на части. Хотелось перерезать себе горло. Прикоснувшись губами к шраму на щеке брата, мальчик расплакался, глуша истерику в коже Эваллё. От сильного выплеска эмоций закружилась голова. Поле плыло и качалось, словно палуба гигантского корабля на краю бездны.

Маю прилег рядом с братом, сдавливая пальцами его плечи и плащ.

Теперь до конца века не избавиться от режущего на части ощущения вины. Утирая глаза, Маю отпустил парня и, подобрав под себя ноги, сел. Плевать на всё, отвезет брата в госпиталь, а там пускай делают с ним самим что хотят. В тот момент он ненавидел себя.

Не отойдя еще от шока, как во сне поднялся на ноги. Желание причинить себе боль, возможно, даже сильный вред, вынуждало метаться, не зная покоя. Сжечь себе пальцы зажигалкой, прожечь глаза до самой кости.

Какими словами объяснить, что он убил своего брата? Бредя в сторону дороги, часто оглядывался на Эваллё, боясь, что того унесет туман. Собачий лай приближался. Из дымки выплывал машинный остов. Махнув рукой, мальчик раскрыл рот, уже готовясь попросить о помощи. Автомобиль зашел на поворот и вынырнул в просвет. Вскоре перед Маю распахнулась дверь пассажирского сиденья, и оттуда показалась голова владельца автомобиля. Маю застыл в просвете между трибун, в легкой дымке тумана. Мужчина не дал ему и двух фраз связать:

– Где твои часы? Обалдел?! Иди живо домой! Хочешь, чтобы я отвез тебя в полицию?!

Тут Маю, сам того не ожидая от себя, воплотил в жизнь давнюю мечту. Неловко зацепившись за край деревянной трибуны, полетел вниз. Спину прожгло, в локти отдалась сила удара об землю, отчего те онемели. Глаза оставались приоткрытыми, будем считать, легкий обморок. Ну что за талант!

Водитель выбрался из машины. Подбежав к Маю, лежащему на спине, с перекошенным от ужаса лицом навис над ним.

– Эй, парень! Ты как? Говорить можешь?

Водитель присел на одно колено и коснулся локтя Маю. Мальчик наградил его отсутствующим взглядом, сквозь ресницы ловя эфемерный свет солнца. Он только сглатывал слюну и перебирал губами беззвучные просьбы помочь брату.

– На тебя напали? Что с тобой стряслось? Держись, я вызову скорую!

Вскоре Маю уже ехал в фургоне скорой помощи, наблюдая за тем, как брату оказывают первую помощь. Санитар успокоил, сказав, что Эваллё обязательно станет лучше. Пульс очень слабый, но если бы Маю выждал хотя бы секунд пять, прежде чем отдернуть руку, то уловил бы его биение. Переохлаждение, острая недостаточность сна, а также истощение организма привели к подобному исходу.

На вопрос, что влечет за собой истощение организма, Маю не получил внятного ответа. Возможно, имели место сильные физические нагрузки, либо отрицательные последствия возникли в связи со слабой нервной системой, стрессовым состоянием. О чем говорил санитар, мальчик не понимал. Его сдержанный, волевой брат не был неврастеником! Хладнокровию Эваллё иногда можно было позавидовать. Маю еще в малом возрасте убедился, что все врачи – шарлатаны и параноики, данная ситуация лишь доказала то, что и так считалось ясным, как белые облака.

Глядя на лицо спящего брата, Маю думал о том, как непрочна человеческая оболочка, и что чуть было не лишился Эваллё. Острая недостаточность сна? Выходит, брат страдал бессонницей или осознанно не давал себе заснуть, или слишком загружал себя, чтобы вспоминать иногда о необходимости спать по ночам.

Шок, который Маю испытал, когда стало понятно, что у него не получается разбудить брата, сохранился в обрывистых, бессмысленных жестах. В висках пульсировала кровь. Не сразу получилось объяснить, что произошло, поначалу Маю лишь вздрагивал и всхлипывал пересохшим горлом. Совершенно не хотелось переживать что-либо подобное еще раз.

Маю хотел прилечь рядом с братом, чтобы не выпускать его из виду ни на секунду, чтобы ощущать рядом, но койка, на которую уложили Эваллё, имела боковые ограждения, фиксируя тело пострадавшего и не давая тому упасть. Что за сон никак не хочет возвращать ему брата? Что это такое, раз удерживает Эваллё в своих сетях?

Заметив назойливый взгляд одного из медбратьев, выглядывающего из кабины через окошко, Маю подавил желание прильнуть к брату. Вот бы они все провалились! Желание прикоснуться к Эваллё оказалось такой силы, что на глаза навернулись слезы. Да не смотрите же! Отвернитесь! Не смотрите на то, как ему больно!

К Маю на скамейку присела женщина-ассистент, увидевшая, как он беззвучно плачет. Попросила рассказать о Эваллё. Кем тот приходится Маю? Что они вдвоем делали ночью на футбольном поле? Женщина не придиралась ни к чему, она лишь хотела поддержать и успокоить.

Маю соврал обо всем, ему было плевать, что подумает эта женщина. Еще полчаса назад он считал, что виновен в смерти брата, казнил себя за это, собирался выцарапать собственные глаза, зная, что не вымолит себе прощения, даже сделав это.

Его напоили горячим чаем, кто-то из сотрудников, работавших в ночную смену, поделился пирожным. После третьей чашки крепкого зеленого чая с жасмином Маю уже реагировал на происходящее не так остро, недавней истерики словно не бывало. На вопрос, не нужно ли ему принять душ, мальчик отрицательно покачал головой, от чашки горького черного «Яккобса» он также отказался, помня, что в академии кофе с утра всегда провоцировал тошноту. Оставшееся время он просидел перед дверью в палату, где лежал брат, дожидаясь, когда с ним заговорят о состоянии Эваллё. За окном совсем рассвело, в коридорах госпиталя ощущался химический запах чистящих средств, от которого свербело в носу.

Назад к карточке книги "Каминг-аут (СИ)"