Текст книги "Каминг-аут (СИ)"
Автор книги: Chans
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 88 (всего у книги 95 страниц)
– Я не призрак, Маю… Я живу здесь, в Финляндии, мы ходили с тобой по одной и той же улице. Я готовлюсь открыть свой ресторан – хочу расширить бизнес…
– Что?! – не слышно, в висках стучит…
– Расширить бизнес Рабии! Я узнал о тебе в газете!
Теплая ладонь перебрались на незащищенный живот, возводя на грань умопомешательства. Тепло, жар, агония – которых не хватало… Глоток воздуха.
Схватился за сбившийся рукав брата, чувствуя спиной, как тяжело поднимается и опускается грудь Эваллё. У обоих пульс бился где-то в животе, старший брат шумно сглатывал, и Маю чудилось, что он, скорее, распадется на части, чем позволит сну оборваться.
– Жив… и я… – переваливаясь на правое плечо, выдохнул в разлохмаченные волосы Маю, – обязательно найду тебя.
Пальцы крепче сцепились вокруг локтя, не позволяя Эваллё отнять ладонь от живота и прекратить ласку. Маю сотрясало от каждого движения, с которым брат наседал на его спину; из открытого рта вырывались тонкие прерывистые стоны. Навалилась еще большая тяжесть, когда брат перестал опираться о землю, Эваллё слишком резко опустил руку, и Маю тут же получил хлопок по бедру. Ноющая боль только добавляла огня, не позволяя расслабиться.
*
Черная «мазда» влетела в металлическое ограждение, и мужчину за рулем вжало в спинку сиденья, а после бросило на руль. Во рту появился привкус крови, от которого кишки готовы были завязаться узлом. Внизу живота знакомая мучительная боль стянула внутренности. Водитель согнулся пополам, почти касаясь лбом пассажирского сиденья. К горлу подступила рвота. С минуту мужчина успокаивал сердцебиение и сражался с болью в животе. Голова раскалывалась, и сознание как будто расплывалось. Неужели причиной аварии стала эта боль? Похоже, он начал терять сознание и не справился с управлением… Внутренние органы скручивало с такой силой, что в голове мутнело. Вдалеке загудела полицейская сирена. Уперевшись локтем в сиденье, мужчина прижался лбом к руке, тяжело дыша и сглатывая. На коже выступил пот.
Рядом хлопнула дверца.
– Вы ранены? Вызвать скорую?
– Н-нет, ничего страшного… – сдавленно прохрипел мужчина, сглатывая и приподнимаясь. На него смотрел финский полицейский, наклонившийся к окошку. Водитель стер с губ кровь, и коснулся рукой груди, только сейчас заметив, что рубашка на нем расстегнута, а вместо пуговиц торчат белые нитки. Рукава задрались, а галстук развязан. Колотящееся сердце причиняло дискомфорт.
– Вы в порядке? Может, всё-таки вызвать скорую помощь? – настаивал инспектор, с тревогой косясь на него, всё еще держащего ладонь у груди.
– Благодарю… не нужно вызывать скорую, – спазмы затихли, и боль улеглась. Эваллё медленно огляделся по сторонам, будто позабыл, куда направлялся. На мгновение так оно и было.
Теперь придется оплачивать ремонт машины. Холовора взглянул на магистраль, на слепящее солнце, заливающее разграничительную полосу и сухой асфальт. А Маю, стало быть, в Финляндии, его живой теплый запах еще тлел в памяти, у братишки такие холодные руки…
========== Глава XI. Именуемый ==========
Прекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.
Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?
Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти всё мимо, мимо.
Как мальчик, игры позабыв свои,
Следит порой за девичьим купаньем
И, ничего не зная о любви,
Всё ж мучится таинственным желаньем;
Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознанья бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья, –
Так век за веком – скоро ли, Господь? –
Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.
(Николай Гумилёв «Шестое чувство»)
С восточного края в деревеньке протекала речка. Плакучие ивы купали свои ветви в её медлительной воде. Противоположный берег зарос осокой и рогозом. Коричневые початки выделялись среди светло-зеленой с желтизной травы. Со дна поднимались водоросли, покачиваясь от подводного течения. Однако весь пейзаж стирался на фоне наводнивших округу телег и лодок.
В деревню прибыли торговцы. Их лодки проплывали вверх по реке. Женщины и мужчины везли ящики, кули, корзины, подносы с фруктами, овощами, корнеплодами, соевыми и бобовыми продуктами, травяным чаем и минеральной водой, торгуя прямо с воды. Но львиная доля провианта приходилась на экзотические фрукты и редкие плоды, названия которых девушка не знала. Говоря по правде, еще утром Фрэя не назвала бы и половины привезенных товаров. Все знания ограничивались несколькими видами яблок, бананами, ананасами да красной капустой. Возможно, к этому списку еще добавились бы цветные сливы, груши и манго… Девушка предпочла не распространяться о том, что большинство фруктов, она видит впервые в жизни. Моисей, похоже, и так считает её непроходимой тупицей. Она выросла на севере, с детства кушала свёклу и картошку, откуда ей знать, что там лежит за круглый, желтого цвета кочан, напоминающий по форме тыкву, только тверже и сочнее, к тому же не имеющий с тыквой ничего общего!
– Это называется «плавучий рынок» или «рынок на воде», – раздельно провещал её сопровождающий, наблюдая за потоком лодок на широкой реке. – Сегодня базарный день.
Моисей исполнял роль её сопровождающего или, как прозвала его девушка, персонального конвоира, просто ПК.
– То, что эти люди привезли сюда фрукты и овощи, может означать только одно – где-то лесная защита дала сбой.
На её невысказанный вопрос Моисей ответил:
– Я говорил тебе раньше – в лес может попасть только тот, кто знает, как это сделать, или тот, с кем будет один из местных.
– То есть… если бы я очень захотела, то все равно не смогла бы войти в лес?
– Теоретически ты смогла бы войти… в лес, но не нашла бы там ничего примечательно и, скорей всего, вернулась бы обратно. Обычный человек сюда не пройдет. Дело в том, что ты никак не связана с силой, пронизывающей эти земли, каждое деревце, каждый камень, каждую захудалую деревушку. Лес живет по определенным законам. Кланы вынуждены поддерживать защиту своих владений, чтобы внешние силы не нарушили порядок здешних краев. Одному, конечно, не справиться со всем лесом, поэтому и была введена система господ и крестьян. Крестьяне нас кормят, а мы обеспечиваем их защиту и помогаем осваивать эту землю. Как видишь, мы не стремимся к захватническим войнам и насилию, но мы и не стараемся жить вопреки своей природе, полагая, что отыскать компромисс, подчас гораздо важнее.
– Что ты имеешь в виду под «внешними силами»?
– Засуха, землетрясение, наводнение, война, радиация, человеческие болезни, инфляция, – на последнем слове мужчина растянул губы в саркастической усмешке, – любой вредный фактор, связанный с человеком и способный нарушить баланс.
– И твой повелитель – один из тех, кто поддерживает этот баланс?
– Верно.
– А ты?
– Я лишь его глаза и уши.
Холовора автоматически взглянула на острые удлиненные уши спутника. Она так и не успела привыкнуть к тому, что они реагируют на звуки, уникальными их делал гребень, окаймляющий ушную раковину. Моисей был вынужден неоднократно срезать этот гребень, а значит, и лишать себя слуха, только из-за сомнительной возможности выходить за пределы леса и скрываться среди людей. Сейчас легкий ветер сносил пряди назад, выставляя уши на всеобщее обозрение, но, судя по занятым своими делами японцам, внешность её спутника не являлась ни для кого откровением.
– Расскажи еще что-нибудь, – попросила Фрэя японца. – Что это? – поднесла к глазам сладко-пахнущую лепешку, которую ей из лодки протянула девушка в белой панамке и белом же фартуке.
– Кукурузный блинчик с медом, – поймав её растерянный взгляд, произнес по слогам, окрашивая каждую гласную.
– Заплатишь? – невинно поинтересовалась девушка.
– Если у тебя появится аппетит, и ты начнешь есть, при этом не отравишься, я буду только рад, – Икигомисске вскользь потрепал её по распущенным волосам, отливающих медью в свете дня.
– Правда? – Холовора проследила за его отдаляющейся рукой. Затем быстро сунула завернутое в салфетку угощение в свою сумку, спеленатую на манер узла.
– У меня давно не было слушателя, – равнодушно заметил мужчина, одновременно отсчитывая деньги.
– А города здесь есть? Не могут же все эти японцы жить в селениях? – её голос прозвучал уязвлено, всё-таки господский советник мог обращаться с ней менее пренебрежительно. Его сарказм и неторопливая речь, безучастное выражение лица и глаза, смотрящие куда угодно, только не на собеседника… словно ему нет ни до чего дела – ни до самой жизни, ни до разговоров… иногда грозились довести до белого каления. Такого пустой болтовней не проймешь, но ей-то, собственно, какое до всего этого дело? Она не собирается его завлекать, всё, что ей требуется, – усыпить бдительность Моисея и не имеет значения, как она будет при этом выглядеть и какую чушь говорить. А пока она составляла план и проигрывала в голове возможные варианты B и С, на ум приходило еще больше вопросов, которые хотелось бы разрешить до того, как они распрощаются. Например, что же интересует Моисея Икигомисске в этой жизни? Или он не придает ей особого смысла? Сильно ли он отличается от смертного? Были и другие, более глобальные вопросы, которые Фрэя приберегала на потом. Практически все они касались Лотайры, от ответов зависело очень многое. Ей нужно было знать, почему наставник Маю следил за их семьей.
– Фрэя, ты слышишь, что я тебе говорю? – вывел её из раздумий тихий голос. – О чем ты думаешь? – Холовора подняла взгляд на его бесстрастное лицо. Моисей стоял к ней вполоборота, любуясь течением воды. На левой радужке неровной паутиной расходился придающие цвету фиалковый оттенок, голубоватые прожилки, отчего глаз казался ярче.
– О тёте, – не задумываясь, созналась девушка, не сообразив в тот момент, что с Моисеем лучше не заводить разговоров на личные темы, чтобы собственные слова не стали ей же боком. Однако язык уже сам трепал: – Как она там? А вдруг что не так с ребенком. После исчезновения родителей мы с ней часто ссорились, но она же моя тётка… Ах да… Ну так, у вас есть города?
Икигомисске долгое время не отвечал, видимо, задумавшись над её словами. Он-то не она, не лепит, прежде ни подумав как следует головой. После чего Фрэя услышала его вздох.
– Если несколько крупных деревень располагаются рядом, то они могут быть признаны городом. Тесно соседствуя друг с другом, рано или поздно они сливаются в единый город. В устье этой реки есть подобные селения, они заполонили долину и, нам пришлось вырубить в тех местах деревья, которые, кстати говоря, и пошли на строительство города и отделку предметов быта. Земля, на которой ты стоишь, по истине не имеет границ.
– Это я уже поняла, – пробубнила себе под нос девушка, видя, как солнце скрывается за текучей вереницей облаков.
А о чем думает сам Моисей?
Скучает по принцессе так же сильно, как Фрэя – по братьям? Но так спросить она, само собой, не могла. Лишнее упоминание братьев только выдаст её желание поскорее вырваться отсюда. Тяжело, когда нет возможности открыть свои переживания кому-то, в старые добрые времена недостатка в слушателях у неё не было, девушка с легкостью могла довериться Эваллё или Маю, даже Янке. Старший брат умел слушать и давать ободряющие советы, он ведь у неё такой мозговитый! Маю всегда поднимал настроение. Янке убеждал её, что вокруг еще много такого, ради чего стоит проснуться пораньше, хотя, похоже, в собственных силах он так не был уверен. Или её подруга Берни…
Седовласая женщина с загорелыми руками взвешивала целлофановый пакет с цветной капустой для присевшей на корточки японки с берега. В соседней лодке пожилой японец в широкополой шляпе перекладывал помидоры, упакованные в одноразовых поддонах и полиэтилене. На небольших картонках были начертаны расценки за овощи и фрукты. Сами «ценники» крепились к деревянным палочкам, просунутым между корзинами и тарами.
– На быстрой воде эти лодки покрывают огромные расстояния, – снова подал голос Икигомисске.
– И что, они разве не боятся перевернуться вместе с товаром?
Мужчина ничего не ответил, видимо, сочтя вопрос нелепым.
Двигаясь вдоль реки, они с Моисеем вышли на торговую площадь, заставленную ларьками и лавчонками.
По словам Икигомисске, к завтрашнему дню Фрэя достаточно окрепнет, чтобы продолжать путь, и, надо полагать, совсем скоро она вернется во дворец.
Они остановились у лотка. На столе были выложены лоскуты ткани и украшения, в основном – бусы и кулоны. Моисей коснулся крупного камня, украшенного плетением из грубых нитей. Фрэя встала рядом.
– Необычная субстанция… там, внутри камня, – она указала на кулон, который выбрал японец.
Вложенный в соломенное с красным плетение камень был заполнен водой и густой, вязкой жидкостью, по типу чернил переливающейся внутри и создающей затейливый фигуры.
Смотреть на то, как синяя жидкость переливается внутри кулона, отражает свет от сиреневых стенок и принимает различные формы, – можно было бесконечно долго.
Мужчина опустил украшение на ладонь.
– Красивый узор, – девушка коснулась шершавого плетения и тоже, как и Моисей, не удержалась от соблазна прикоснуться к гладкому камню.
Икигомисске взялся за концы цепочки и поднес к груди Фрэи.
– Скажи мне, что не собираешься сбежать, – японец испытующе взглянул на девушку. – Боюсь… тебе придется терпеть мое общество вплоть до того момента, пока мы не вернемся во дворец.
Глаза его недобро блеснули, под светло-серым небом они были одного цвета с жидкостью в кулоне.
– Моя доброта не бесконечна, – сказав это, он приветливо улыбнулся женщине за прилавком. – Мы возьмем кулон.
Тут её взгляд привлекла одна дама. Та опиралась локтем на загон для лошадей и о чем-то переговаривалась с усатым японцем, стоящим по другую сторону ограждения. Незнакомка отличалась от собеседника хрупким загаром, способным раствориться после приема ванной, и стянутыми на затылке в аккуратную, немудреную прическу светлыми волосами. На лице красовались огромные очки от солнца, лоб прикрывала соломенная шляпа с лентой. В остальном блондинка была одета как для верховой езды. Фрэю, в первую очередь, привлек цвет волос, светлый с небольшой долей песка. Девушка невольно вспомнила платиновую блондинку, устроившую снегопад у здания «Шатла».
Надвинутая на лоб шляпа отбрасывала тень на лицо, карамельно-коричневые брюки-галифе прекрасно сочетались с подобранной цветовой гаммой и оттенком кожи. Фрэя так таращилась на иностранку, что Моисей тоже повернул лицо в сторону загона.
С этого края площади Холовора толком не могла рассмотреть незнакомку, и направилась сквозь толчею, вдоль ряда лотков с бижутерией. Чтобы уж совсем не выглядеть невежливой, девушка изредка бросала взгляды по сторонам, без особого интереса посматривая на разложенный товар. Всё её внимание захватила та женщина. По мере приближения, Фрэя поняла, что незнакомка невысокого роста, может даже ниже среднего. Миниатюрная и стройная. Вскоре поле зрения загородила чья-то широченная спина, и заборчик скрылся из глаз. Лавируя между японцами, девушка стремительно продвигалась к загону для лошадей. Моисей, молча, шел за ней.
Внезапно объект её интереса сместился влево. Женщина разогнула спину, с улыбкой на губах сказала что-то японцу и направилась к гнедой лошади, гарцующей у входа в ангар. Отворила калитку.
Икигомисске протиснулся в толпу и провел девушку за руку, кажется, в нем начало просыпаться любопытство.
– Не знал, что тебе интересуют лошади. Или тебе интереснее блондинка? – тут он не сдержал желание усмехнуться, и Фрэя ответила ему точно такой же усмешкой.
Мужчина картинно возвел глаза к небу, с его комплекцией это должно было выглядеть дурашливо и по-детски, а оказалось легкомысленно и грациозно. Девушка еще долго могла бы препираться с Икигомисске, со словами и без, но её отвлекло пугающе громкое ржание кобылы.
Обернувшись, Фрэя увидела, как лошадь встает на дыбы и молотит передними копытами воздух. Темная челка перепуталась, упав на глаза испуганному животному.
Женщина отшатнулась влево, быстро отступив к ограде, вжалась в заборчик спиной. Японец поспешил к разбушевавшейся кобыле, выкрикивая какие-то приказы хорошо поставленным голосом.
Блондинка крикнула. Фрэя уловила несколько слов и тонкий высокий голос, почти болезненно зазвеневший в образовавшейся тишине и ржание лошади.
Кобыла ударила копытами по земле, подняв облачко дорожной пыли. Ржание оборвалось, лошадь фыркнула, и в груди образовалось неприятное ощущение, что та готовится к прыжку, резкому и стремительному. Захотелось убежать, раствориться в толчее. Холовора шумно задышала, боясь сорваться на крик.
Из ангара выбежало двое мужчин с веревками и поспешило на подмогу. Блондинка сжалась в комок, медленно оседая у внутренней стороны забора, не имея возможности убраться с дороги у фыркающей кобылы. Животное исходило потом и не сводило выпученных глаз с Фрэи. Моисей, вероятно, тоже что-то почувствовал, кинувшись к девушке, за два шага преодолел разделяющее их расстояние. Прохожие шарахнулись от него в разные стороны, освобождая пятачок вокруг девушки. Кобыла понеслась вперед, прямо на хлипкую оградку – единственное, что отделяло Фрэю от неминуемой смерти. Горячие пальцы Моисея сжались вокруг плеча; японец дернул девушку в сторону. Лошадь скакнула на ограждение загона, тут же в воздух взвились две страховочные петли. Одному загонщику удалось накинуть на лошадиную шею веревку. С треском кобыла повалилась на ограду, ломая прутья, калеча длинные ноги. Она заливалась ржанием. В образовавшемся в толпе зазоре Холовора уловила лицо той женщины, в черных очках и шляпе.
Фрэя не могла видеть глаза, но раскрывшийся рот она даже если б захотела, то не могла бы ни заметить. Блондинка тяжело дышала, глядя на неё. Кажется, подбородок даже дрогнул. Похоже, незнакомка была напугана не меньше её. Икигомисске тряс девушку, стремясь привести в чувство. Кобыла неистово билась в путах, взрыхляя землю передними копытами. Втроем японцы пытались усмирить животное, налегая с разных сторон. Усатый японец махнул блондинке, прося ту выйти за ограду.
Холовора слышала, как шумит кровь в голове. Вцепилась в руку японца, позволяя увести себя подальше от хрипящей кобылы. Поломанные перегородки перекатывались под мускулами лошадиного крупа.
– Оскэ!..
Фрэя дернулась от звука высокого голоса.
Нет… женщина кричала что-то…
– Оскар!
Из-за криков и возни девушка не могла разобрать это слово.
Оскар?
Блондинка поднялась с земли, пошатываясь и хватаясь за ограду. Шляпа сбилась назад, оголив лоб. Накрашенные губы дрожали, когда она повторяла своё:
– Оскар?..
Девушка так и не смогла разобрать.
Незнакомка будто сама себе не верила, что выкрикивает это вслух.
Протяжное ржание внезапно оборвалось протяжным всхлипом, но уже вскоре возобновилось.
Оставшаяся часть прогулки прошла как во сне. Перед глазами отчетливо стояла картина водночастье обезумевшей кобылы, сломавшей ограду. Та блондинка тоже не шла из головы.
После десяти минут глубоких раздумий девушка не выдержала и спросила:
– Ты понял, что она повторяла за слово? Там было слишком шумно…
Икигомисске обернулся на неё и в свою очередь задал другой вопрос:
– Меня больше волнует другое – почему лошадь, увидев тебя, повела себя так странно?
Фрэя помалкивала, ответить было нечего. Откуда ей это знать? Однако её не покидало ощущение, что произошедшее на площади – это очень важно, только не могла объяснить – почему.
*
Как и обещался, Икигомисске весь вечер провел с ней, отслеживая каждый шаг. Похоже, ночевать он тоже собирался в этой комнате. А он не глуп, – с тоской думала девушка, играясь со своим новым кулоном. Даже к телефону её не подпускал, наверняка, велел хозяевам унести тот с глаз долой. Но ведь спать он должен, хоть изредка, она сама видела, там, в лесу, а теперь – мало того, что выхаживал её всю ночь, потом носил еду в постель и провел еще одну бессонную ночь у изголовья её ложа, там, вдобавок ко всему, сходил с ней на рынок. Тогда, возможно, он спал, когда она дремала.
Холовора сидела на полу в позе лотоса, привалившись спиной к тахте, почти такой же, как в Нагасаки, только гораздо проще, без яркой обивки. Напротив, в метрах в двух стоял телевизор, поэтому девушка перебралась в эту комнату, несмотря на то, что здесь была спальня Моисея. Когда путешествуешь с человеком по лесам и деревням – какие-либо формальности стираются.
Старенький телевизор, которым снабдили их хозяева дома, показывал через канал, и уж ни о каких мультиках и речи быть не могло. Ну да, она любит мультсериалы, что в этом такого? Многие взрослые их любят. Пускай попробуют прожить в глуши, без Интернета и музыки с неделю, и тогда даже старый, захудалый ящик покажется манной небесной.
Моисей расположился у девушки за спиной и следил за кулинарной передачей на экране. За последние двадцать минут он ни разу не открыл рта. О чем можно столько времени молчать? Она изредка посматривала на него, но Моисей тут же перехватывал её взгляд, и она отворачивалась. Эти немые диалоги её уже утомили!
– Спасибо, за кулон, – нарушила тонкое душевное спокойствие японца Фрэя, прервав его молчаливое бдение. Девушка подняла глаза на экран и ухватила окончание передачи, где все стали подниматься из-за длинного стола и аплодировать. – Смотри, похоже, я его нагрела.
Внезапно Моисей подался вперед и дотронулся до безделушки, а она уже было решила, что Икигомисске снова утратил слух, заодно и интерес ко всему живому.
– Действительно, – Моисей потер камешек между пальцев. Вынув кулон из её рук, уперся локтями в колени, продолжая разглядывать побрякушку.
Камень был непросто горячим – от него шло непонятное покалывание.
– Это – болезнь, – констатировала девушка. – Кто прикасается к этому кулону, больше не может от него отвязаться, – сказала Фрэя в шутку. До японца, вроде как, её юмор не дошел. Мужчина потер лоб и вернул ей кулон.
– Там внутри энергия Первоисточника, – пробормотал Икигомисске так тихо, что ей пришлось навострить уши. – Эманации душ поглощают энергию леса. Этот кулон не тонет в воде, не остывает и не горит в огне.
– Эманации душ – что это? – раз на Моисея напала разговорчивость, нельзя упускать шанс выведать что-то интересное.
Икигомисске переплел длинные пальцы, всё еще опираясь локтями на колени и смотря в экран телевизора.
– Это сгусток положительной или отрицательной энергии. Или остаточная энергия, которая скапливается в месте пребывания существа. Например, в доме, где покойный убийца творил свои злодеяния, может появиться злой дух. В данном случае злой дух будет ни чем иным, как остаточной энергией убийцы, его яростью, ненавистью, жаждой крови и страданиями жертв, их отчаянием, страхом и болью. Такие духи жрут энергию в огромных количествах. Духи могут появляться и после самоубийства или утраты любви, от большого горя или радости, способов их появления на свет такое огромное количество, что я не смогу тебе все их перечислить. На планете, откуда эта субстанция, – Моисей указал переплетенными пальцами на кулон в её руке, – недолгое время занимались искусственным выращиванием этих духов, считая, что они лишены человечности, которая мешает в достижении военных целей. Их создавали, как оружие и силу, способную защитить планету от вторжений и внутренних конфликтов, обеспечив при этом безопасность лидеров.
– Лидеров, то есть оракулов, да, ты мне уже рассказывал, – Холовора вытянула ноги и прислонилась спиной к краю тахты.
– Эти духи созданы из энергии Первоисточника, как и их хозяева – оракулы, по своей природе нейтральны. Они также питаются от сотворившего их истока, – заметив на её лице интерес, мужчина сказал: – Я бы назвал истоком каналы энергии, пронизывающие ту планету и наш лес. Это как подзарядка для духа.
– Нейтральные духи, на что они похожи?
– Не имею представления. Но я знаю их общее название – кумо, что означает…
– Паук, – перевела девушка, обрадованная своей догадливостью. – Почему их называют «кумо»? Они как-то связаны с пауками? Или они и есть пауки? – Фрэя так увлеклась разговором, что напрочь позабывала о дневных тревогах.
– Тебе я не советовал бы сталкиваться с кумо. Они обладают властью не только над душами людей, но и над мозгами… к сожалению, создатели кумо заметили это слишком поздно, не сумев остановить проникновение кумо на эту планету.
– А кто создал духов-кумо?
– Оракулы. Оракулы ответственны за создание всех слуг. Кумо – лишь очередной эксперимент.
– Могут кумо причинить вред оракулу?
– Ты недооцениваешь власть оракулов, способных творить своими руками целые миры. Не переживай, по-настоящему сильных кумо, так же как и оракулов – совсем немного. Думаю, все они уместились бы в этой комнате. Оракулы обладают иммунитетом к силам кумо, но если по каким-либо причинам силу оракула обезличивают – у вас это зовется наказанием – до полного её восстановления оракул становится уязвим для кумо, как любой человек.
– А остальные? – не унималась Фрэя. От восторга даже кровь прилила к щекам. – Ты сказал – по-настоящему сильных, значит, есть и другие?
Впервые за вечер Моисей улыбнулся свободной, лишенной сарказма улыбкой.
– Есть и другие. Но те – лишь гибриды, отростки от тела Первоисточника, не готовые к самостоятельному существованию. Подобные кумо не имеют даже сотой доли той силы, которой обладают первые кумо, и практически сразу погибают. Оракулов же всегда было мало, они никак не стремились увеличить своё число, оракулы сильно отличаются от людей, их заботят совершенно иные цели. Кумо же выведены вручную, поэтому бесплодны.
Удобный случай, чтобы задать скользкий вопрос.
– Как часто ты ешь человеческое мясо?
У Икигомисске расширились глаза.
– Просто ответь, – склонив голову набок, упрашивала Фрэя. – Я не скажу об этом нашему политическому лидеру.
– Когда угодно, – произнес японец негромко.
Удовлетворенная широтой ответа, Холовора снова повернулась к телевизору.
Рядом с Моисеем, на покрывале лежал поднос. Японец раздобыл специально для неё черничного варенья и белого хлеба. Угощение для него непривычное, зато девушка с охотой уплетала самолично приготовленные бутерброды. Редкие и потому особенно ценные разговоры с ПК раздразнивали зверский голод.
– А сейчас… тебе хочется? – вновь подала голос Фрэя, перестав жевать.
– Есть желание проверить? – холодно откликнулся Икигомисске, расправляя плечи. Сцепленные руки исчезли из виду.
– Мерзость! – со злостью выплюнула девушка, устав терпеть бесчувственное равнодушие советника Лотайры. – Когда тебе хочется, ты идешь и отрезаешь кому-нибудь руку или ногу.
Она спиной ощущала его колющий взгляд. Отложив недоеденный бутерброд на салфетку, отодвинула чайное блюдце и выдала низким голосом:
– Меня мутит от этого.
Среагировал Моисей мгновенно. Тихое бормотание телевизора заглушил грохот удара.
От страха девушка повалилась на пол, прикрывая лицо руками. Изо рта вырвался сиплый вздох облегчения.
Икигомисске поднялся с тахты, выпрямляясь во весь рост.
Лежа на боку и упираясь коленом в дощатый пол, Фрэя подняла взгляд к лицу Моисея.
– Думаешь, мне не хотелось, чтобы ты был обычным? – немного хриплым голосом спросила она. И родной матери Фрэя побоялась бы сознаться, как в тот момент испугалась, что Икигомисске ударит её в живот.
– Не уверен, что тебе достанет ума не повторить свою ошибку, – мыском ступни он отодвинул тарелочку с бутербродом, видимо, для того, чтобы девушка не наткнулась на неё локтем. – Заруби себе на носу: если впредь подобное повторится, я устрою тебе такую сладкую жизнь, что ты еще долго меня не забудешь, – и ничто в его голосе не было такого, от чего можно было бы усомниться в правдивости сказанного.
Сев на полу, Холовора правой рукой отвела волосы с глаз.
– Я – расплата за твою ложь. Но в общем… спасибо.
– За что ты благодаришь того, кто не способен говорить правду?
– Спасибо, что не ударил. Но я удивлена.
– Мой мир возведен в благоденствии, а не в боли и мучениях, как ваш. Я почти забыл, но твое присутствие здесь… из раза в раз напоминает мне об этом. Тот лук со стрелами… Стрелы в нем поддельные, они не для войны, как я уже говорил ранее.
– А для чего же тогда?
– Они погружают в глубокий сон. Если бы ты попала в меня, я проспал бы пару суток в том лесу, а коль ты сама не была здорова – крепко спала бы рядом со мной.
Губы слегка задрожали, готовые сложиться в улыбку.
Как бывало раньше, когда её ругали, и она осознавала свою вину, – захотелось покаяться, но Фрэя только смотрела на ладную фигуру Моисея, мечтая, чтобы он простил ей все грехи, чтобы говорил только добрые слова. Почему-то ей было важно знать, что он не держит на неё зла.
Наверное, на лице отразилось что-то, раз его взгляд прояснился. Смуглый лоб разгладился, все незначительные морщинки под глазами растаяли. Как бы ей хотелось верить, что он понял её без слов и больше не сердится. В жизни Моисея столько жестокости, что там почти нет места для нежности, и нет никакой надежды, что однажды всё переменится.
Они долго смотрели друг на друга, и девушка, наконец, отвела глаза. Моисей отошел к приотворенной сёдзи, выходящей в лунную ночь и, подняв с пола куль с вещами, принялся там что-то искать. Девушка понимала его желание уйти и бросить ей тут в одиночестве, только японец не мог сейчас оставить её без присмотра.
Поднявшись с пола, Фрэя подковыляла к телевизору и села на корточки. Переключая каналы, она искала передачу поинтересней. Прощелкав каналов десять, с тем же успехом пошла в обратную сторону.
Моисей метнул ей купленную с лодки блинную лепешку, Фрэя поймала её на лету.
– Спасибо. Я уже забыла о ней, – тут же ляпнула Холовора, ища его внимания, но Икигомисске уже успел отвернуться. Девушка села на пол у экрана телевизора. – Хорошо, Моисей, – твердо сказала девушка, сгибая левое колено и опуская сверху руку. Фрэя смотрела на свою вытянутую руку. – Я прошу прощения. Я не должна была отзываться о тебе в такой ключе.
Оторвавшись от раскапывания пожиток, Икигомисске повернул лицо в её сторону, но отстраненный взгляд блуждал по комнате.
– Я собрала вещи, как ты просил, – она указала подбородком на кулек, а потом вернулась к перещелкиванию каналов.
Пол заскрипел, когда Моисей прошел в обратном направлении, бросив вещи на тахту, направился к сидящей у телевизора девушке. Остановился прямо у неё за спиной. Постоял так, подумал.
– Приготовь мне чай, – распорядился Икигомисске, с присущей ему пофигистической интонацией.
