Текст книги "Каминг-аут (СИ)"
Автор книги: Chans
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 95 страниц)
– Бывает… Иногда подходят на улицах, у клубов. Мечтают ухаживать за мной.
– Ты говоришь так, словно тебе весело – цеплять всяких… мужиков. – Маю щурился в лучах закатного солнца, неторопливо следуя за братом, и крикнул уже напористее: – Словно всё это кажется тебе развлечением.
– Так и есть. Не нахожу причин воспринимать это всерьез.
– И что предлагают?
– Вспахать поле! – покатился со смеху парень, нагибаясь корпусом вперед. – Маю, ты как маленький ребенок!
– Ну да, я и забыл, что мне тринадцать. Ах, эти чудесные тринадцать!
Мальчик вскинул руку, как раз когда брат, шатаясь, качаясь и переминаясь на месте, обернулся назад. Набрав в грудь воздуха, потряс пальцем и отчеканил:
– Так вот почему ты так странно выглядишь, красишься, тело бреешь: ты же «радуга».
Эваллё секунды две моргал, после чего прыснул.
– У меня есть девушка, ты забыл?
– Конечно, это для отвода глаз.
– Эй, люди!! – заголосил парень, размахивая рукой. Маю ринулся к брату, но было поздно: Валька своим криком привлек внимание зевак. – Я ЛЮБЛЮ СВОЮ ДЕВУШКУ! Я ЛЮБЛЮ ЕЁ! Мы поженимся, слышите, люди?! МЫ ПОЖЕНИМСЯ! Мне будет двадцать, а ей двадцать три! У нас будет шикарная свадьба!
Проходящий мимо парень засвистел. Молодая пара зааплодировала.
Эваллё всё кружил на тротуаре у шеренги припаркованных автомобилей, привлекая взгляды прохожих.
– Такого идиота мне еще не приходилось видеть, – пробормотал про себя Маю, улыбаясь при виде веселящегося брата.
Как пить дать, брат забудет о своем обещании взять Аулис в жены еще до захода солнца.
Когда Эваллё успокоился, и они достигли последней по дороге домой автобусной остановки, и когда небо налилось вечерней синевой, а городские фонари засияли, Маю поинтересовался:
– Теперь куда?
– Есть у меня одна мысль насчет того, что может тебе помочь, – туманно изрек Эваллё.
– Ну давай, рискни.
Маю уже предчувствовал, что очередная затея брата ему не придется по душе.
У парня снова заблестели глаза, когда он целеустремленно нырнул в проходную между домами.
– Куда ты меня тащишь? – не удержался Маю, хотя брат ни то, чтобы не тащил его – не касался. – Сегодня было шесть уроков, я ужасно устал, пошли домой.
– Маю, вечер пятницы… Неужели тебе так хочется домой?
Зайдя в подъезд трехэтажного здания, парень нажал на кнопку звонка, и когда тяжелая металлическая дверь открылась, направился вверх по лестнице. На стенах были навешаны афиши из мюзиклов и театральных представлений, на подоконнике лестничного пролета, по соседству с жестяной банкой, полной окурков, лежали россыпью листовки. Из-за большой, коричневой двери второго этажа доносились мужские и женские голоса, сверху лилась панк-рок музыка. Похоже, Эваллё не мог с собой никак справиться, и начал двигаться песне в такт, а поскольку делал он это, взбираясь по узкой и крутой лестнице, то выглядел не самым лучшим образом, то и дело спотыкаясь и норовя растянуться на ступеньках.
Маю не оставалось ничего другого, как тоже подняться на третий этаж. Судя по уверенности, с которой Эваллё провел брата за собой наверх, был он здесь не впервые.
Маю тихо поднялся за парнем и со смесью чувств взглянул на цветную наклейку на единственной здесь двери.
Стоя на предпоследней ступеньке, Эваллё привалился плечом к стене.
– Пошли, – шепнул парень не самым трезвым голосом.
– Ты читал, что написано на двери? Мне нет восемнадцати.
– Пошли, – повторил брат, дергая дверь на себя. – Подберем тебе что-нибудь.
Эваллё привел его в магазин XXX. «Подберем тебе что-нибудь?»
– Это не самая лучшая затея сегодня.
– Да не строй из себя…
Парень схватил его за руку и поволок в магазин.
– Эваллё, прекрати, мне действительно не хочется туда идти.
Маю перехватил запястье Эваллё, пытаясь вырвать свою руку из крепкой ладони.
– Тебе понравится, идем.
– Мне больше понравится обратная дорога домой.
Начищенный паркет заскрипел под ногами. От резкого перепада температуры Маю почувствовал себя неважно. Кондиционер в помещении работал на высокой мощности, ощутимо дуло по шее.
Эваллё подвел его к стеллажам с порнофильмами. Рядом стоял шкаф с фигурками хентайного аниме за стеклянными дверцами. Помимо них с братом в помещении было еще двое: девушка-продавец и парень с бейджиком на белой рубашке. Бегло взглянув на посетителей, они принялись за прежний разговор, а Эваллё уже перебирал диски. Заведя Маю в угол комнаты, парень преградил тому обратную дорогу. Мальчик с тоской взглянул на свободный проход, где в конце располагалась касса и двое работников. Все пути отрезали! Маю повернулся к брату.
– Как тебе это?
Валька взял с витрины диск с порнушкой, демонстрируя ему трех школьниц на обложке.
– Никак. По-моему я тоже школьник. Мне всегда казалось, что такие фильмы должны привлекать только старых сморчков. Тебе не кажется, что здесь неприятный запах? – спросил Маю, стремясь взять ситуацию под контроль.
Пахло действительно не ахти. Слишком резкий запах духов, будто ими опрыскивали всю комнату, а потом протирали стекла.
Эваллё показал следующую свою находку.
– Лесбиянки тебя точно не оставят равнодушным.
– Я не любитель лесбиянок. Терпеть не могу, когда они соприкасаются грудями. К тому же используя всякие игрушки, они явно нам проигрывают. Это же…
Старший брат оторвал взгляд от упаковки диска с лесби.
Мальчик облизал губы и слегка пожал плечами, подбирая лучшее слово.
– …имитация. По-моему так поступают ограниченные люди, которые не могут испытывать удовольствие естественным образом.
О чем он только разговаривает с Эваллё?! Скосив взгляд на фигурки на витрине, наморщил лоб. Полураздетые и полностью без ничего фигурки на полке спаривались, терли себя во всевозможных местах, целовались. Смутно верилось в то, что брату удалось затащить его в этот магазин.
– Блевать тянет от их намалеванных слюнявых ртов. И актрис всегда подбирают на роль лесбиянок либо грудастых, либо мужиковатых.
Маю невольно поймал в стекле их с Эваллё отражение.
– Что? Я не могу иметь собственное мнение?
– Не любишь, когда девочки балуются с игрушками? – поинтересовался брат, усмехаясь двусмысленности фразы. – Можешь, конечно. Так лучше.
– Что так лучше?
– Показывать свой характер. Рок-н-ролл у нас в крови, вперед, – Валька согнул ноги в коленях, и с невидимой гитарой в руках вывел низкий аккорд. – Порвем в клочья этих извратов! Добавь драйва!
– А ты разве что-то понимаешь? – рассердился подросток, хватая с полки журнал, чтобы хоть чем занять пальцы и не придушить брата. Замершие в корчах голозадые целки на глянце скалились поддельными улыбками. Либо он траванулся, либо эта блевотная вонь заставляет содержимое желудка скручиваться.
Когда брат протрезвеет, Маю обязательно напомнит ему этот вечер. Валька не имеет права так эксплуатировать его!
– Домашнее видео?
Парень вытащил какой-то сборник на трех дисках с невнятной обложкой, вероятно, качество ленты было не лучше. На Маю уставились две блондинки в компании кавалера – все трое голышом замерли в абсурдных позах.
– Пойдем уже, я ценю твоё рвение мне помочь, но…
– Вам что-то подсказать? – поинтересовалась девушка, выглянув из-за длинного стеллажа с журналами, книгами и мангой.
– Нет, спасибо, мы сами, – брякнул Маю в ответ. – Эваллё, мне не нужна порнушка, – зашептал мальчик.
– А, на мой взгляд, она тебе необходима. Ты хочешь избавиться от своей проблемы или нет?
Брат находил ситуацию комичной, а Маю происходящее с каждой минутой только больше нервировало.
– Да пойми ты, что мне не смешно!
Эваллё поднял взгляд и, заметив злобное выражение на его лице, отложил диски.
– Хорошо, извини, я переборщил сейчас… с этим.
Парень бормотал невнятно и едва мог досказать собственную мысль до конца, так не похоже на обычного Вальку, что Маю решил не принимать его слова близко к сердцу.
– С чего ты решил, что порнушка мне поможет, если когда меня пытается привлечь женщина, я становлюсь похож на вяленую рыбу?
– Ты слишком сильно реагируешь на то, что с тобой происходит.
– Конечно, меня это заботит! – повысил голос до громкого шепота мальчик. – А вдруг со временем я стану импотентом.
– Маю, это так неестественно слышать от шестнадцатилетнего подростка…
Первый раскат грома прокатился над крышей. В открытое окно повеяло запахом дождя. Меньше всего Маю хотелось застрять с братом на час или два в магазине для взрослых.
– Извини, это была плохая идея, – повторил Эваллё, растирая покрасневшие глаза.
Да что с ним такое? Почему Валька перестал высыпаться? И если подумать, то когда Маю еще жил в академии, в своих электронных письмах брат ни разу не жаловался на бессонницу.
– Мне не следовало выпивать при младшем брате…
Эваллё выглядел совсем измотанным, и теперь пришел черед Маю чувствовать себя виноватым перед братом, только неясно за что.
За окном сверкнуло, и Маю сразу же переключил внимание на грозу. После сегодняшней духоты она пришлась как нельзя кстати.
Девушка закрыла окно, заглушив грохот с улицы.
– Ты не считаешь, что между тем золотым коконом, что висел над домами несколько дней назад, и голограммой на концерте есть связь? Они были похожи.
Мальчик смотрел через решетку на потемневшее небо – вечер за считанные минуты превратился в ночь. Следующий удар грома был такой силы, что Маю невольно вздрогнул.
Эваллё тёр лоб, точно пытаясь отогнать сон.
– Пойдем домой, – отозвался брат. – Тут пару кварталов. Успеем добежать.
– Ты едва на ногах стоишь.
– Хочешь заночевать на улице под дождем?
Подталкивая Маю к выходу, парень вытащил свою красную кожанку.
– Ты что делаешь? Там дикая жара!
– Иди вперед.
Забросив лямку на плечо, Эваллё пошатнулся. Несмотря на свое желание поскорее добраться до дома, брат бежать был физически не способен.
Мелькнула яркая вспышка в окне лестничного пролета. У Маю резче забилось сердце.
На улице стало ясно, зачем брату его старая кожанка. Набросив её на плечи Маю как дождевик, Эваллё сам нырнул под импровизированное укрытие. Придерживая куртку над их головами, повел мальчика между спешащих людей. Вокруг распространился запах Валькиного дезодоранта.
Проследив глазами за братом, Маю поднял лицо. Сейчас вспомнил, что у Вали родинка прямо на правой мочке уха, как уголек. Когда старший брат был маленьким, его глаза казались просто огромными – вечно распахнутые и очень внимательные, теперь они были направлены словно в глубь себя, едва ли замечая, что творится вокруг. Как у пса-спаниеля, преданно ждущего возвращения хозяина.
По кожаной куртке накрапывало. Маю перехватил правый край кожанки, и Эваллё ничего не оставалось, как опустить освободившуюся руку брату на плечо. Ладонь соскользнула по спине на поясницу и, наконец, на талию, где и оставалась до самого дома.
Гроза всегда воспринималась Маю как вестник скорых перемен, или как слепое напоминание о том, что должно произойти.
========== Глава IV. Аномалия ==========
«И возвратился дух ее; она тот же час встала» (Лук. 8, 55).
Ад преисподний пришел в движение ради тебя,
чтобы встретить тебя при входе твоем;
пробудил для тебя Рефаимов, всех вождей земли;
поднял всех царей языческих с престолов их.
Все они будут говорить тебе:
и ты сделался бессильным, как мы!
и ты стал подобен нам!
В преисподнюю низвержена гордыня твоя со всем шумом твоим,
под тобою подстилается червь, и черви – покров твой (Ис. XIV, 9-11).
На улице хлещет как из ведра. Запах нагретой земли смешивается с ароматом ливня. Это низвержение воды даже дождем-то не назвать. В карманах пусто, есть хочется очень, а ведь ты могла поесть, когда предлагали, но ты легкомысленно отвергла предложение.
А ты очень не хочешь подыхать! В твоем виде даже в магазин войти неловко. И ты понимаешь, если тебя обнаружат здесь – тебе крышка, но ты продолжаешь идти, не представляя, как сможешь здесь выжить, не имея ни гроша за душой, а ведь уже октябрь.
Замечаешь в зеркале на стене здания свое отражение. Отводишь со лба завитки потемневших от влаги волос – неровно состриженные кудрявые локоны прилипли к голове и шее.
Ты думаешь о том человеке, который ехал на мотоцикле. Тебе удалось сбить звезду, ты по-крупному вляпалась, крошка. На нем не было мотоциклетного шлема, заметила, что волосы у него черные. Еще ты видела, как он упал на асфальт, как его протащил мотоцикл, как кувыркалось тело. Эти воспоминания никогда не сотрутся.
Тебе нужно время, ты замираешь, сжимая пальцами лоб. Иногда ты слышишь чьи-то голоса, они звучат хаотично в твоей голове. Воспоминания о прошлом давно стерлись, ты ничего не знаешь о себе прежней, о тех людях, чьи голоса теперь являются тебе.
Прохожие прячутся под зонтами и капюшонами, им нет никакого дела до чужих проблем. Никто даже не смотрит в твою сторону, а если и взглянет, то лишь с жалостью. Жалость – это отвратительное чувство, изобретенное для того, чтобы чувствовать себя великодушным, все понимающим ублюдком! Тошно от всего этого.
Улицы незнакомые, одни рестораны, банки… отели… Фешенебельный район. Такое ощущение, что бродишь по кругу, по одному и тому же кругу, набившему оскомину, с утра до вечера, а дорогу запомнить не можешь, как ни старайся. Без конца одно и то же, только вывески и названия, как заговоренные, сменяют друг друга.
Не знаешь, куда тебе идти. У тебя никого нет. Даже крыши над головой, чтобы переночевать. Верхом глупости было покидать ночлежку, в которой ты провела последние двенадцать месяцев. На что ты собственно рассчитывала? Можешь обратиться к какому-нибудь делегату или нефтянику, молить о поддержке. Но тогда ты станешь обыкновенной попрошайкой. А можешь пойти приживалкой к кому-нибудь из старых знакомых. Только не улыбается тебе снова видеть их рожи, раздавшиеся от неясной тебе торжественности. Ты не можешь себя пересилить. Хотя многим из них хотелось заманить тебя в свои апартаменты, но ты не пожелала ввязываться в эту авантюру. Большинство твоих товарок так и заканчивают, содержанкой в чьем-нибудь роскошном номере или пакгаузе посреди лазурного моря – игрушкой старого извращенца. Перспектива, несомненно, просто прекрасна, но это ведь еще хуже, чем быть попрошайкой. А ты? Ты этого не хочешь. Ты была обаятельна, а больше ты ничего не умеешь. Но что это значит по сравнению с голодом, когда начинаешь осознавать частью себя, что умереть голодной смертью не так сложно, но, главное – мучительно, и ты идешь под проливным дождем и тихонько улыбаешься безрадостным мыслям.
Есть еще. Самый простой путь: поднять руки и сдаться на милость боссам, и если после всего они оставят тебя в живых – вернуться в свою комнатенку и сидеть там, пока не чокнешься. Вот так, пока ты востребована, тебя на руках носят: завтрак в постель, золотые чайные сервизы и шелковые простыни, – и, вспомни, тебе ведь нравилась твоя жизнь, она тебя и сейчас привлекает. Но окажись ты на улице, голодная, продрогшая до костей, без денег, без связей, и что тогда у тебя получается? Что никому не нужна ни твоя красота, ни твоя добродетель. Тут ты рассмеялась. Напрасно.
А тебе смешно. Ты вдыхаешь запах тротуаров, дождя, ты ощущаешь свою неуязвимость и уникальность, ты словно Колобок из русской сказки: «Он от дедушки ушел, и от бабушки ушел…» Теперь ты одна и побираешься на улицах роскошного района. Ты счастлива?
Наверное, ты слишком глупа, чтобы задумываться о тех ужасах, что ждут голодранку, променявшую весь мир на один краткий миг свободы. Постой, это же твой портрет!
Мокрые волосы раздувает ветер, принесенный с дождем, капли летят во все стороны. Стук каблуков тонет в потоках дождя и шуме проезжающих мимо автомобилей.
Ливень, кажется, решил свергнуть небеса на землю. Небо цвета вод Ниагара с сиреневыми вкраплениями, стайками мальков по нему проносятся разваристые тучи. Словно небо и земля поменялись ролями, наверху время ускорилось, на земле, наоборот, замедлилось.
Душный воздух большого города обдувает лицо. Запах накаленного асфальта, свежесть дождя. Бутики манят светом из окон, там внутри сухо и попутные машины не стремятся обдать градом брызг. Работают «дворники», размазывая дождь по стеклам автомобилей.
Что-то подсказывает тебе обернуться. И в этот момент раздается визг шин на мокрой дороге и грохот столкновения.
Внутри холодеет.
Буквально в двух шагах от тебя темно-серебристый «Пежо» въехал в фонарный столб.
– Эй, куда ты прёшь?! Совсем жить надоело?!
Из машины выбирается мужчина, тут же вскидывая над головой черный зонт. Пораженно оглядывает покореженный бампер «Пежо», тебя, людей вокруг.
– Ты вообще как? Цела? – понижает тот голос, замечая, что на вас стали оборачиваться прохожие. – Такой дождище! Ни черта не видать!
– Простите, я не смотрела, куда иду! Я расплачусь за ремонт машины… У меня совсем нет денег… но я… я всё верну, как только…
По губам стекают дождевые капли. Часто моргаешь и щуришь глаза.
– Слушай сюда, девица! Меня не волнует, что у тебя нет денег! Это тачка мне дорого обошлась! Ты не представляешь, сколько я за неё выложил!
Какой злой голос… Тебе доводилось встречать людей и похуже, но что пробуждает в людях злость так и остается извечной загадкой для тебя.
– Мне правда так жаль!
– Ей жаль! Да ты вообще соображаешь, что вместо столба там мог находиться твой тощий зад! А меня бы потом по судам затаскали!
– Вечер добрый. Я заплачу за ущерб, – слышишь ты сквозь шум дождя другой мужской голос у себя за спиной. Над головой возникает прозрачный зонт, укрывая тебя от дождя.
Незнакомец останавливается рядом с тобой, и ты переводишь на него взгляд. Исходящая от мужчины энергетика заглушает даже рассерженный голос водителя. Все равно, что жар от пламени, который невозможно игнорировать. Однако здесь что-то чуждое. Теплое и вязкое, но тепло совсем иного сорта, оно избирательно, оно перетекает по телу, словно выискивая наиболее уязвимые места, как если бы оно обладало самостоятельным разумом.
Под тонкой, явно не дешевой рубашкой проступают контуры его тела. Высокие ребра, отчего талия кажется уже, а бедра – немного шире. Мужчина с подобным телосложением понравился бы твоим заказчикам.
– Ты кто такой?
– Это не имеет значения. Девушка же сказала, что она не собиралась бросаться под колеса. Давайте уже закроем этот тему.
У мужчины звонкий, сильный голос, он звучит даже в этом шуме отчетливо.
Ты невольно озираешься на прохожих, стремясь увидеть на их лицах те же чувства, что переполняют тебя. Идущие по своим делам люди не испытывают ничего подобного – чувствуешь это. Они смотрят в вашу сторону, но никто даже не осознает, что с ним происходит на самом деле. До прохожих долетают лишь отголоски той силы, что ты способна ощутить во всей полноте, просто находясь рядом. Наблюдая один внешний облик, никто не догадывается, что за энергия скрывается под кожей этого человека, что и делает его столь привлекательным. Обычный человек не может отказать себе в удовольствии взглянуть в его сторону либо оказаться ближе к сосредоточению этого тепла.
На его пальце замечаешь обручальное кольцо, когда мужчина передает тебе зонт, а сам открывает бумажник и вынимает несколько сотен.
Непроизвольно твой рот приоткрывается.
Мужчина отдает деньги водителю и поднимает на тебя глаза. В голове начинают метаться чужие голоса, сплошной монотонный гул, ты не различаешь слов. Узнаешь глаза, ты точно видела их раньше.
Кольцо на пальце. В уме не укладывается, что у источника силы может быть семья.
Водитель иномарки, вполне довольный собой и жизнью, залезает обратно в машину, на прощание оценивающе окинув взглядом щедрого незнакомца.
Он мог умереть, но остался жить, как и ты. Но он – кто? Обычный человек, и это сбивает с толку. Вряд ли он обладает такой же силой, что и ты, способной заживлять смертельные раны и видеть энергии других людей.
Он напоминает тебе саму себя: растерянный, с таким же выражением лица, полным удивления. Яркое пятно в серых сумерках. Загнанная, одинокая душа… Тебя тянет к нему, как металлические стружки – магнитом. В нем есть что-то… близкое, знакомое…
– Господин Холовора?
Мужчина снова поднимает на тебя взгляд и, забрав зонт, отводит от края дороги. Он – суомалайнен [финн]. Тебе по вкусу его светлая кожа и тебе нравится, когда на костях немного жировой прослойки, но это всё издержки твоей профессии, – белые люди всегда казались тебе нежнее и мягче.
Ниже тебя ростом, но глядит свысока, так, что у тебя не возникает сомнений – ваша разница в росте ему ничуть не доставляет дискомфорт – нет, она начинает доставлять дискомфорт тебе.
Ты пытаешься подобрать слова.
– Я вас знаю. Вы известны.
– Не сомневался. Как ты здесь оказалась? Разве ты не должна сейчас находиться в больнице?
Это вопрос, и ты вынуждена ответить:
– Если бы я задержалась там еще на некоторое время, скрывать тот факт, что я жива, стало бы труднее, и меня начали бы искать. Вам это тоже могло повредить.
Тебе о многом нужно его спросить, но ты даже не знаешь, как завести разговор о самом простом.
– Зачем вы сделали это? Зачем заплатили ему? – спрашиваешь немного резко, неуверенно, замечая его замкнутость.
– Потому что у меня есть деньги.
Забываешь о дожде, о городе, о том, в какой одежде сейчас мужчина рядом с тобой, остается только ощущение его присутствия – колебания тепла на коже, что приводит тебя в восторг.
– Это ведь вы оплатили моё лечение? Я стольким вам обязана. Я думала… – твой голос дрогнул, – что так и умру в больничной палате.
Твоё внимание может показаться ему невежливым, ты слишком пристально его разглядываешь, не зная, как нужно себя вести с тем, кто, считай, спас твою жизнь.
Ты надеялась, что когда-нибудь его обязательно увидишь, хотя бы издали.
*
Сатин снял номер в гостинице «Фетто Фраско». Это спокойное место, довольно унылое в дождливое время и слишком тихое в этот поздний час, но здесь царит приятная умиротворенность. Огромное фойе, с древесной плиткой, высоким потолком и окнами во всю высоту стен, украшенными конструкцией из решеток, на полах – ковры. Первый этаж «Фетто Фраско» больше подошел бы для картинной галереи, если бы только не выглядел так мрачно.
Сейчас в «Фетто Фраско» набился народ. И на вас глазели. Неудивительно, должно быть, Сатина здесь многие знали в лицо, а в компании тебя его положение было более чем прозрачно.
Согласись, сначала ты дурно о нем подумала. Слишком много ты перевидала людей, подобных ему. Решила, какой скользкий тип, глаза холодные, лицо непроницаемое, и держится весь так свысока.
До ключа он тебе даже дотронуться не дал, сам запер дверь на две щеколды и цепочку. У него было такое обеспокоенное лицо, словно ожидал увидеть за собой разгневанную жену… Если бы он собрался тумбочку или шкаф придвигать к двери, ты бы помогла без разговоров.
Мужчина распахнул окно, дав комнате проветриться. Всякий раз, когда Сатин пересекал комнату, ты не могла глаз отвести от его фигуры. Тебе стало интересно, каким представлялся этот мужчина другим людям, всем незрячим и глухим к той тайне, что он скрывал.
Сила просачивалась сквозь кожу, по всей видимости, та служила проводником, даже одежда не являлась для неё преградой, и походила на нектар, вобравший в себя весь аромат и свежесть плода. Наверняка эту силу можно попробовать на вкус. Оставалось только гадать, насколько сочной и сладкой может та оказаться. От Сатина исходил её слабый, экзотический запах, смешанный с запахом тела. Загадка была глубоко внутри, и она искала путь наружу.
Он к тебе равнодушен. Ты можешь судить о настроениях людей по энергетике их тел. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что испытывает к тебе человек. Ты чувствительна к чужим эмоциям, так же, как твоя голая кожа – к летящим из окна брызгам.
– Говорите, что мне делать.
Ты остановилась у окна, зябко обхватив себя за талию. В комнате было темно, только зыбкий в потоках дождя свет гостиничных фонарей разгонял здесь тени. Этого было вполне достаточно, чтобы видеть выражения лиц друг друга.
– Что ты сказала?
– Что вы хотите, чтобы я сделала?
Ты опустила руки. По тому, с каким превосходством он держался, ты могла судить о том, что этот человек любит довлеть над партнером, вплоть до полного подчинения. Но отдельные мелкие детали выдавали в нем избалованного ребенка, которому нравится, когда его опекают, нередко такие люди отличаются жестокостью и эгоцентризмом. Ни то, ни другое не вызывало воодушевления. Тебе захотелось уйти.
Сатин остановился у двери в ванную комнату.
– Постойте… разве вы привели меня в номер не для этого?
Несколько секунд он глядел на тебя в упор, после чего рассмеялся.
– Выходит, я вас неправильно поняла.
Лучше бы тебе прикусить пока язык. Ты присела на диван, мечтая избавиться от промокших чулок. Сдвинула ступни вместе.
– На улице идет дождь и уже поздно. Полагаю, никто из нас не хочет оставаться на улице. Но если хочешь, сними одежду. Так ты можешь простудиться, лучше отойти от окна.
Мужчина зажег настенную лампу у трюмо, где, на гладкой деревянной поверхности, лежал телефонный аппарат.
– У тебя усталый вид, пока можешь отдохнуть здесь. – Сатин положил ключи на стол, поворачиваясь к тебе спиной. – Что ты хочешь заказать? – спросил мужчина и занес руку над телефоном, взглядом из-за плеча окидывая тебя с ног до головы. Всего лишь взгляд, так бестактно тебя изучающий, – словно твердил: «повернись, мне плохо видно».
Долго ли он собирался притворяться добреньким, но его неожиданная щедрость пугала тебя еще больше. Его спокойствие напускное, об этом можно было судить по нервозным движениям, выдававшим человека неуравновешенного и вспыльчивого. Даже прямая осанка казалась скорее напряженной позой собранности перед атакой.
Его внешний вид был безупречен, да и на вопрос, зачем он это делает, Сатин ответил, что у него есть деньги. Ты долго пялилась на его серебряные серьги, камни в них сверкали, как настоящие. Бесплатным этот сыр точно не мог быть.
– Мне не хотелось бы затруднять вас… – что-то ты там промямлила.
Вероятно, он всегда старается выглядеть надменно с незнакомыми людьми, и тебе отчего-то кажется, что в глубине души Сатин очень мягок, но ему приходится защищаться от других людей. Кого такому, как он, опасаться? Это тебе надо сваливать отсюда.
– Называй меня по имени, – попросил он, изучая твое потерянное лицо. – Никаких вы, вам, вас, ладно? Ты ведь проголодалась?
Ты опустила глаза на свой чулок, стараясь не смотреть на благодетеля. Ты не хотела, чтобы тебя поняли превратно. Ты в принципе не любишь лощеных типов, особенно не любишь быть им обязанной.
– Ну, хорошо… – наконец согласилась ты. – Выберите вы.
Вся еда была из местного ресторана.
Ты привыкла вести разговоры под музыку или, вернее, молчать, когда кто-то заполняет паузы своим грубым властным голосом. Возможно, ты ждала подобных действий и от своего молодого благодетеля.
Сатин вышел в ванную и принес оттуда большое банное полотенце и халат – всё это он выложил на диван.
Ты взяла полотенце вызывающе резко и промокнула им мокрые волосы. Ты наследила на ковер, замочила кровать, обшивку дивана, и чувствовала себя не в своей тарелке. Чем больше нервничала, тем больше суетилась, и брызги сыпались во все стороны.
– Не беспокойся, я не зайду.
Он закрыл за собой дверь ванной комнаты, и ты осталась сидеть одна в полутьме, слушая, как барабанит дождь о подоконник. Мысли о сухой одежде и вкусной еде быстро вывели из строя твою осмотрительность. Пускай, ненадолго, но ты смогла ощутить себя в безопасности.
Когда ты переоделась, позвала его. Он вышел, опуская взгляд, в ореоле света, и не остался не замеченным красноватый ушиб на белой коже лба. На голой шее четким был след от удушья. Раз, всего однажды, тебе пережали трахею, после чего ты одно время не могла говорить – хрипела, и ты рефлекторно поежилась, вспомнив об этом эпизоде своей жизни.
Не хотелось лезть с расспросами, но черствость никогда не была чертой твоего характера.
Мужчина не стал переодеваться, но и насквозь вымокшем, как ты, изначально он не был.
– Тебе нравится блестящая одежда и паетки? – Он указал на твои сваленные в кучу, мокрые тряпки. Твои духи почти выветрились, несмотря на все протесты твоей клиентуры, – ты пользовалась мужскими.
– Я должна была выглядеть заметно. Как и у вас, моей работой было привлекать внимание других людей.
Испугалась, дурочка, что он воспримет твои слова агрессивно, а ты лишь хотела сделать комплимент и найти между вами сходство.
– Ты мне виделась в латексе и коже.
– Я ненавижу боль, – чуть резче, чем следовало, брякнула ты, надеясь, что правильно истолковала намек. – Почему вы так сказали? Это из-за цвета моей кожи?
– Цвет твоей кожи не имеет значения. Наша страна свободна от пережитков расовой дискриминации.
– Вы любите сладкое?
– В меру.
– А я терпеть его не могу. Я не люблю, когда меня бьют ногами, это чертовски больно. Мне следует следить за фигурой, иначе меня призовут к порядку, поэтому я полюбила острое и соленое.
– На твою радость я заказал жаркое с перцем. Нелюбовь к сладкому связана с применением физической силы?
– Я не должна была набирать в весе. Всё, чем меня угощали, я тщательно скрывала. Меня обыскивали, вы можете это себе представить?
Сатин сел в кресло в дальнем углу, у окна. Лицо потонуло во мраке, а волосы слились с обивкой кресла.
– Янке?
Сатин снял сначала правую сандалию и отшвырнул к стене, затем левую.
– Почему ты выбрала стриптиз?
– Это лучше чем мыть посуду за гроши. Ты был когда-нибудь посудомойкой?
Мягко зазвучал его смех, в эти чистые звуки хотелось завернуться, как в меховое манто. Хотелось застать выражение его лица в тот момент. Ты его развеселила и тоже улыбнулась, поняв, как глупо прозвучал вопрос.
– Вы жалеете, что оплатили лечение девушке, танцующей у шеста? Вам бы хотелось, чтобы на её месте оказался кто-то другой? С дипломом бакалавра и с более устойчивыми моральными принципами…
Он подался вперед, и лицо немного осветилось. На бледных губах играла улыбка, – у него белые зубы.
– Мои принципы также далеки от идеала. Как бы там ни было, я рад, что ты невредима.
Давно с тобой не говорили так откровенно, а если быть до конца честной, из своего окружения ты не могла довериться никому. Этот мужчина был другим, – он проявлял открытый интерес к твоим словам. Он говорил о тебе, о твоей жизни, даже о твоей одежде – никто никогда не давал тебе и рта раскрыть, не то, что побеседовать по душам!
– Но как тебе удалось оправиться так быстро? – вдруг спросил он. – Мне сказали, ты получила серьезные ранения.
– Бывает… – ты совсем не умеешь говорить с людьми. Однако от тебя ждали конкретных объяснений и немедленно.
– Бывает? Бывает, кто-то попадает в аварию, ломает кости, разрывает себе внутренности, приходит в себя и убегает?
– Нет, не совсем так. Я еще немного повалялась на кровати в гипсе и бинтах, – заторможено ответила ты.
