Текст книги "Каминг-аут (СИ)"

Перетащив чемодан в коридор, Маю в который раз за сегодняшний день приготовился к долгому путешествию.

Почему не исчезает ощущение, что его отправляют в исправительную колонию?

Таща в руке неуклюжий старомодный чемодан, Холовора шел к лифтам. Провада неотступно следовал за мальчиком. Багаж японец не брал, да и зачем Саёри лишний груз, когда его дело лишь доставить Маю, после чего он сможет вернуться к Тахоми? Дожидаясь любой из двух лифтов, они не спешили нарушать молчание. Холовора беспокойно поглядывал то на своего равнодушного попутчика, то на двери лифта, то на мигающие цифры этажей.

На нулевом этаже располагалась машинная стоянка, откуда только что отъехало такси, готовое забрать их у главного входа.

Двери раскрылись, и из лифта тут же высыпала толпа людей, человек шесть, не меньше. Скорей всего, одна семья или друзья из соседних номеров. Маю протиснулся в лифт и столкнулся с девушкой-официанткой, на этот раз на ней был простой черный свитер с оригинальной вязкой у горла и лавандовая юбка. Волосы крепились заколкой на затылке. Если бы по привычке, пытаясь спрятать синяк, Маю так и не поднял бы головы, то наверняка не узнал девушку. На мечты времени не оставалось, за мальчиком зашел Саёри, оттеснив того к дальней стене, и развязно нажал на кнопку первого этажа. Холовора поставил чемодан у ног и стиснул зубы. Или пан, или пропал. А, возможно, случайная встреча, ведь финка ничего не обещала. Она могла и просто спускаться на первый этаж по делам. Её смена закончилась или еще что. Десятки возможных вариантов вихрем крутились в голове.

Лифт остановился на первом, и двери неумолимо начали разъезжаться. Маю не знал, чего он ждал, пока они спускались, чуда, наверное. Но девушка даже не взглянула на него, не проявляя вообще никаких признаков узнавания.

Первым из лифта вышел Саёри. Холовора пропустил вперед финку. Ему уже было все равно. Откуда-то с этажа появилось двое парней, один в строгом костюме управляющего, другой в уличной одежде. Оба загородили японцу проход с обеих сторон. Продвигаясь к дверям, светловолосая девушка на мгновение обернулась:

– Мальчик, мы его задержим, насколько получится, – прошептала она Маю. Во взгляде мгновенно появилась тревога. Тревога за него.

Управляющий что-то быстро говорил Саёри на английском языке, уводя того от дверей лифта в сторону. Второй парень дружелюбно засмеялся и тоже заговорил. Девушка громко поздоровалась со всеми, давая Маю дорогу.

Толком не соображая, мальчик подхватил чемодан и вышел из лифта на негнущихся ногах. Обогнув четверых человек, боком заскользил за угол стены, торопясь уйти из поля зрения. У него есть несколько секунд, чтобы добежать до выхода из гостиницы. Перед глазами замелькали фигуры, углы, ступеньки, ковры, люстры. Чемодан не позволял бежать в полную силу, рюкзак соскальзывал.

Дальше, дальше, дальше! Прочь от Саёри!

Люди спешили убраться с пути.

Маю подлетел к автоматическим дверям, выглядывающим в темно-синее небо. Казалось, двери открывались целую вечность. Подуло с улицы. Мальчик проскочил в дверной зазор, не дожидаясь, пока они окончательно раскроются. Пронесся по небольшой металлической решетке у входа. Впереди стояло три такси, поджидая клиентов. Успеет ли? Слишком долго объяснять водителю…

Ноющая боль, тяжесть чемодана, колотящее сердце и нехватка кислорода – всё это нещадно крало драгоценные секунды. Перейдя на быстрый шаг, Маю взглянул влево, вправо, прикидывая, куда дальше. Нет, только не с чемоданом! Выбора нет. Во дворах легче скрыться. Свернул налево, побежал вдоль гостиницы.

Успел сделать несколько стремительных шагов, как его схватили сзади. Опустив полубезумный взгляд, Маю узнал широкие смуглые ладони, сдавливающие его грудную клетку. Рядом уже сигналило заказанное такси.

========== Глава X. Саёри ==========

Таксист услужливо распахнул заднюю дверцу «мерседеса». Наверняка, ему заплатили, чтобы не вмешивался.

Чемодан и рюкзак повалились на тротуар.

Маю пытался освободиться из хватки, но Саёри уверенно волок его к машине. Спиной не посопротивляешься. Заехал правым локтем назад, но угодил в пустоту.

– Что вы смотрите?! Не хотите мне помочь?! – выкрикнул Холовора по-фински. Таксист направился за багажом, и Маю выругался сквозь зубы.

Согнул ногу в колене и впечатал пятку в колено Провады. Покачнувшись, японец уткнулся лицом в воротник его куртки, но только сильнее налёг на плечи, сдавливая в объятьях. И рванул Маю к открытой дверце. Холовора ударился лопатками о верх машины. Неужели этот урод так уж сильнее его?! Саёри сжал затылок и ударил Маю в живот, стремясь сложить его как гармошку и пропихнуть в салон. Давление на голову вынудило нагнуться, и мальчик повалился внутрь такси.

Играла мелодия: бубны, трубные, шарманка, пианино, как на карнавале шутов. Когда кружится карусель и… его, что за клоуна принимают?!

Завалившись на сиденье, Маю рванулся к ближайшей дверце.

Позади хлопнула крышка багажника, куда, судя по всему, удачно поместился чемодан.

Японец бросил ему рюкзак и забрался следом, грузно плюхаясь на сиденье.

Мальчик дернул раз, второй. Блокировка! Надавил, приподнял ручку – без толку. Ход один – через Саёри.

– Какие дети пошли, неугомонные, – усмехнулся водитель такси.

Чья-то судьба решается, а водитель смеется!

– Поехали, поехали! – заторопил Провада, хлопая дверцей.

Маю повернулся к боковому стеклу, всматриваясь в очертания незнакомых домов. Гостиница осталась позади, скрываясь за поворотом. В окне со стороны Провады мелькали здания магазинов и бутиков.

– Хватит крутиться! – рявкнул на него японец, снимая кожаное кепи с головы и приглаживая волосы. – Пристегни ремень!

– Боитесь, что этот чокнутый водитель нас угробит?

Снова такси, и снова его куда-то везут. И как в прошлый раз Саёри замышляет нечистое.

– Хорошо, ладно! – яростно хлопнул ладонью по запертой дверце Маю. – Предложите свою цену за мою свободу!

– Ты еще хуже, чем я думал, – пробормотал мужчина зло.

– А знаете, мне срать на то, что вы обо мне думаете! – Холовора прижимался спиной к дверце, на каждом люке или «лежачем полицейском» болезненно морщась. Ушибленный копчик пронзала острая боль. – Ну так что? Хотите, чтобы я больше никогда не увиделся с Тахоми и забыл дорогу к вашему дому? Мой отец не узнает о вас. Не будет никакого судебного разбирательства! Что? Говорите! Назовите цену! Деньги вам не нужны, что тогда?! Или презрение для вас важнее? Всю жизнь презирать кого-то… вам это нравится? А я не могу так! Не могу! Я не собираюсь презирать вас до самой старости! Давайте спокойно разойдемся!

– Не выйдет. Суд… Ха-ха, – японец расхохотался. Но в его смехе не было души, не было ничего человеческого. – Думаешь, я боюсь? Думаешь, ты знаешь меня? Так, Маю?

– На моей стороне гораздо больше правды! А вы – ничтожество, которое крушит всё прекрасное налево и направо. Которому нравится собственными руками ломать чужие судьбы! Вы – ущербный человек, который всего боится! – Мальчик в бессилии привалился затылком к стенке, не сводя глаз с японца.

Смех постепенно затих, и вызывающая мелодия карнавала заполонила салон.

– Раньше я думал, что мне просто не повезло, – сказал Маю задумчиво. – Но теперь мне кажется, кому не повезло больше, так это вам, господин Провада. Вы так глубоко несчастны, вы унижаете женщину, которая вас любит, чтобы чувствовать себя этаким падишахом над человеком, не способным постоять за себя… Вы как тиран.

Мальчик повернул лицо к уносящимся пешеходам, женщине с коляской, парню в толстых музыкальных наушниках. От витрин отражался свет фонарей, отливая желтизной на тротуар. Расстегнул молнию у шеи и согнул высокий воротник. Долго смотрел в заднее окно. Рюкзак забился в проход у запертой дверцы, куда Маю его затолкал.

– И что дальше? Приставите к горлу нож и насильно отправите в военное училище? Ну, вперед тогда… – Холовора еще сильнее загнул матерчатый ворот, оголяя шею. – Мне жаль вас разочаровывать, Провада-сан, но ни одна школа в мире меня не исправит, и ваши старания пропадут зря.

Он продолжал смотреть назад и не видел лицо Саёри. Ему было все равно.

«Мерседес» встал на светофоре.

– Моя жизнь слишком заурядна, чтобы о ней рассказывать, – негромко произнес японец. – У меня нет ни братьев, ни сестер. Я никогда ничем особенно не выделялся, да, если честно, я и не нуждался в этом. Даже проблемы обходили меня стороной. Я неплохо рисовал, но не более того. Не занимался специально, не развивал свой дар, не интересовался работами других художников. Как-то так вышло, что я не брал в руки карандаш несколько лет. От меня тогда было мало проку. В двадцать один год я болтался в подвешенном состоянии. Много говорил и ни черта не делал. Я не мог предложить этому миру ничего и прятался за чужими спинами, виня других в глупости. Не самое приятное впечатление, не так ли? Потому я и стал мангакой, чтобы дарить окружающим то, что нельзя компенсировать словами или поступками.

Японец замолчал. Похоже, Саёри всё же удалось его успокоить. Маю лишь отстранено наблюдал за тонущем в темноте городом иск. Таксист увел машину в менее респектабельный район, в сельскую местность, и асфальтовое шоссе сменилось грубыми зацементированными блоками, выложенными цепочкой. Жилые здания и бесконечные вереницы магазинов, обступающие дорогу с обеих сторон, перешли в строения деревенского типа.

– Скоро наши пути разойдутся, и я хочу сказать, зачем это делаю, – поделился японец.

– Делаете что? – Маю в недоумении повернул лицо.

Мужчина почесал заросший подбородок.

– Я ведь догадывался, что это был твой отец. У вас похожая интонация и тембр голоса, и сразу начинает казаться, что подобный голос ты уже где-то слышал.

– Догадывались и все равно утверждали, будто я всё выдумываю?.. А, проехали, – покачал головой мальчик. – Вы не ответили на вопрос.

Провада расстегнул заклепку у горла. Черная дутая куртка делала худого миниатюрного японца визуально шире, а смуглая загорелая кожа – старше. Под нижними веками выделялась природная мешковатость, делающая некрасивые глаза еще более выпуклыми. Да уж, позариться не на что, мстительно отметил Маю.

И долго он так собирается молчать? Но тут Провада кашлянул, будто прочищал горло.

– Делаете что? – мальчик повторил казавшийся нелепым вопрос.

– Из кожи вон лезу, стараясь разлучить вас с братом, а теперь отправляю тебя в училище как можно дальше, где не догадаются тебя искать. Выбрасываю твой мобильник, чтобы никто не знал, где ты находишься. Я понимаю, тебе хочется наслаждаться своей юностью, развлекаться, влюбляться, ходить на свидания… и не думать ни о чем.

Холовора не сразу нашел, что сказать, некоторое время переваривая информацию.

– Что ж вы тогда творите, раз прямо всё-всё понимаете?..

– Я избиваю тебя, ругаю, запираю на ключ, не даю есть по много часов…

Маю согнул правую ногу и опустил на сиденье, сцепив пальцы вокруг колена. Стыдно признаться, но болит именно «пятая точка»! Привалился плечом к спинке, обтянутой аляповатой материей.

– И ради чего вы только утруждаетесь? – это был риторический вопрос.

Кособокие домишки закончились, со всех сторон хлынул лес. Не дремучий, но глухой – уж точно. Туда не сходишь на прогулку солнечным днем. Там даже опавшие листья с прошлого года лежат, а где-то в глубине, скорей всего, еще не весь снег сошел. В болотах вода даже не начинала прогреваться.

– Чем больше на твоем пути препятствий, тем ответственней ты становишься. Маю, – японец тоже взглянул на черный лес, – я вынуждаю тебя действовать, бороться, защищать свои интересы и интересы любимого человека.

– Я сейчас не понимаю…

– Как ты говоришь: «издеваюсь над тобой»… только ради того, чтобы ты оставался верен себе. Не сходил с намеченного пути и следовал своей природе.

Мальчик опустил ногу и подался к Саёри навстречу:

– Вы меня разыгрываете!

– Нет, меньше всего мне хочется играть с тобой. Ты и сам не заметил, как упрочнились твои силы. Ты можешь быть неуязвим к боли, которую причиняют тебе люди вроде меня. Я лишь направляю тебя, подталкиваю в нужном направлении. А растешь и развиваешься ты сам. Когда я только познакомился с Тахоми, я и не предполагал, что узнаю такого как ты. И уж тем более я не догадывался, ЧТО ты преодолеваешь каждый день, КАК отчаянно сопротивляешься. Я подумал: этот мальчик еще проявит себя, дай-ка я ему помогу. В твоем возрасте я так не смог бы – сломался. И снова я убеждаюсь, насколько мы с тобой непохожи. За пару недель ты сильно изменил мои взгляды. Да… внешность, правду говорят, обманчива. Я боялся, что рано или поздно под натиском ты сдашься, но этого не происходило.

– Вы всё специально подстроили, чтобы… я продолжал бороться?

Японец вскользь улыбнулся, впрочем, не выражая этой улыбкой какой бы то ни было радости.

– И даже решили отправить меня в военное училище?

– Именно так, Маю.

– Но я не понимаю, зачем вам это нужно было? Только, чтобы я не проживал свои лучшие годы так, как вы?

Провада полностью отвернулся к окну и махнул таксисту:

– Остановите здесь.

Мальчик выглянул в окно, куда смотрел японец. Видимо, впечатлений на сегодня было еще недостаточно. Автомобиль встал в десятке метров от сплошных ворот, обвитых сверху колючей проволокой, у фонаря. Широкая дорога с канавами по краям проходила под воротами и скрывалась с другой стороны. На земле отпечатались крупные борозды от шин, уводящие под металлические ворота. Здесь проезд для гражданских был запрещен. Судя по тишине, царящей в лесу, само военное училище располагалась гораздо дальше. У ворот слева околачивалось двое в военной форме с автоматами на плечах. Они почти не разговаривали друг с другом, лишь изредка перекидывались фразами.

– Я сейчас вернусь, – бросил японец, открывая дверцу и ступая на размякшую дорогу с чавкающим звуком. Закрыв дверцу, Саёри достал из внутреннего кармана куртки плоский кожаный бумажник для документации. Люди в форме без спешки направились к «мерседесу».

Таксист убрал ладони с руля и повернул голову так, чтобы встретиться с мальчиком взглядом. Да, на студента военного командного училища он походил меньше всего.

Провада завел разговор с теми, в форме, и Маю проглотил ком в горле. Японец развернул какие-то бумаги и указал в сторону такси. Один мужчина, с подвернутыми рукавами, кивнул. Столь угодно много благих целей ни преследовал бы Саёри, а входить через эти ворота абсолютно не хотелось.

Второй финн взял из рук Провады бумаги и просмотрел, пока мужчины о чем-то говорили.

Водитель такси наклонился вправо – видимо, шнурок на ботинке завязать или поправить съехавший носок… Темноволосый затылок скрылся за спинками передних сидений.

Дрожащей рукой мальчик потянулся за рюкзаком, правой – надавил на дверную ручку, пригибаясь и медленно переползая на пустующее сиденье японца.

Провада бегло говорил, повышая голос и иногда качая головой. Его фигура в черном меркла посреди земляной дороги. Фары такси высвечивали стального оттенка высокие ворота.

Обивка выпрямилась, когда Маю приподнялся, сильнее толкая дверь от себя. Он почти распластался на сиденьях, выставляя вперед правую ногу, чтобы вскоре сделать один стремительный рывок, и не дыша.

Мужчина за рулем выпрямился, но тут же опять нагнулся, похлопывая по брюкам. Маю ловил каждый звук. Шаркнула подошва по полу, и, не поднимая головы, таксист протянул руку за щеткой для обуви.

Щелчок. Маю приоткрыл рот и закусил нижнюю губу, всем телом подавшись в сторону выхода. Дверь беззвучно отъехала, впуская в салон холодный кислород. Водителю, отгороженному сиденьями, было тепло рядом с печкой, скорей всего, поэтому он не ощутил перемены. Нога коснулась земли, и мальчик выбрался из машины, прикрывая дверцу. Он не стал захлопывать.

Стараясь не глядеть по сторонам, Холовора зачавкал ботинками, угодил в колею, полную жидкой дорожной грязи. Голоса трёх мужчин стали отчетливыми, как и холод, забравшийся в расстегнутый ворот куртки.

Сердце хлопало. Деревья сливались в темную непроходимую массу. Сойдя с дороги, Маю отошел на семь шагов, стараясь не задевать рюкзаком и плечами низко растущие ветки, не хрустеть, не оступаться, не паниковать. Отойдет от дороги еще немного и только тогда побежит… За спиной удачно смыкались жидкие кроны, которые, однако, не спасут его от луча фонарика. Глубже в лес, дальше от дороги, ниже с горки. Ноги уводили вперед и вниз. Вперед и вниз. И Маю сорвался с места. Так быстро, как позволял тесный лес и темнота.

Проскакивая между деревьями, мчался параллельно дороге и чуть влево, в обратном направлении, откуда они приехали несколько минут назад. Кто знает, свети солнце, и Маю, возможно, не удалось бы скрыться… Мальчик врезался в колючую стену тонкоствольных деревцев, растущих так тесно друг к другу, что пролезть через заросли не представлялось возможным. Он практически ничего не видел перед собой.

Сейчас необходимо пройти как можно дальше в лес, и при этом не заблудиться в темноте. По дороге еще предстояло вернуться в город.

Холовора отводил от лица ветки. Не время останавливаться, к тому же он нисколько не выдохся. Продел руку во вторую лямку. Разве что глотнул бы воды, пока пить не захотелось сильнее. Обойдя кусты, стал уже внимательней продвигаться по лесу. Маю представлял, на кого будет похож, когда выберется на шоссе. Было неприятное ощущение, что повысилась температура, но это, конечно же, не так, просто воздух очень холодный, а кровь от бега разогрелась.

Да что же это происходит?! Репейник! Мальчик рванул руку, на ходу отрывая колючки от манжет. Потом прибавил шагу и побежал.

Сто процентов из ста – Саёри будет его искать. Ездить вдоль леса и подстерегать. Теперь исчезновение Маю принципиально значимо для японца, на которого возлагалась вся ответственность за жизнь и благополучие подростка. Холовора даже пожалел себя, в шутку, конечно: бедный Маю, заблудившийся вечером в лесу, замерзший, оголодавший, какая страшная участь его ждет, а сколько опасностей таит в себе ночной лес! А из головы всё не шли слова Провады. Теперь мальчик не знал, как относиться к японцу. Возможно, Саёри во всём признался, потому как считал, что больше не увидится с ним. За правду… за правду Маю был благодарен. Провада-сан переживал за него, своеобразно, на свой манер… И мальчик всё же был не одинок, всё это время был человек, который втайне приглядывал за ним.

Оттолкнув очередной репейный куст, Холовора дальше двинулся шагом, отчужденно смотря вперед. Между стволами образовался просвет, как будто Маю шел по возвышенности, и с левой стороны просачивался свет, скорей всего, слева пролегал овраг.

Саёри желал, чтобы он стал закаленным, как сталь. Прошел до конца эту школу жизни. Японец оказал ему незаменимую услугу, такому не научат в школе. Но Маю еще очень хорошо помнил, как ужасно себя чувствовал, наблюдая за разрушением собственного мира.

Может статься, что японец предполагал его побег. Думая о Саёри, мальчик брел по лесу, не зная, радоваться ему или сожалеть. И сожалеть о чем? О том, что не слушал Проваду и Тахоми, считал их слова неверными, неправильными только по той причине, что они ему не нравились? Здорово же умеет разбираться в людях! За собой и слона не углядит.

Кровь перестала приливать к лицу, и Маю снова побежал.

Его брат неплохо разбирался в людях, к несчастью, того не было рядом. Но, Саёри прав, еще ничего не кончено, и надо продолжать бороться. Чтобы не омрачать память о брате, чтобы никто не смел называть его брата совратителем, ублюдком, недостойным. Саёри, пускай, не вмешивается, – это только его личные разборки, и больше никого не касаются.

Ноги разъезжались и скользили по торчащим корням, пока Маю взбирался по насыпи.

Удачно это он прихватил с собой рюкзак! Не придется потом возвращаться за документами. Помимо паспорта и загранпаспорта в рюкзаке валялся кошелек, связка ключей, еще немного мелочи в карманах.

Споткнувшись о ствол березы, нелепо погнутый влево, мальчик остановился. Впервые за долгое время. Ледяными, еле гнущимися пальцами за две попытки расстегнул молнию на кармане и выудил сигареты. Ствол слегка осел под ним. Одним концом поломанное дерево упиралось в землю, на изломанных ветках до сих пор распускались почки. Холовора прикурил и вперил взгляд в лесную чащу. Пожалел о шерстяном шарфе, который остался в чемодане. Замотать лицо было бы нелишним. Уши уже отваливались. Какими же холодными могут быть ночи в мае! Помимо сигаретного, изо рта вырывался и другой парок. Тишину прерывал только тихий треск дерева, на котором примостился Маю, упершись ступнями в землю. Только на втором зевке осознал, насколько умаялся за день. Ведь еще не выспался накануне!

С рюкзаком за плечами было теплее. Растянув манжеты куртки, опустил рукава на замерзшие пальцы.

До рассвета еще нескоро, но и сидеть в лесу не дело. Докурив вторую по счету сигарету, Маю поднялся на ноги. К бахроме на дырках джинс пристали репейники, пришлось их отдирать. На секунду ледяные пальцы коснулись кожи в прорези, и Холовору передернуло. Копчик болел до сих пор! И не так, чтобы просто не обращать на это внимание. Оставалось надеяться, что ничего серьезного нет – простой ушиб, который скоро пройдет.

Посмотрел вниз, Маю убедился в своих догадках: в расщелине лежал снег, а деревья, между тем, вовсю зеленели.

Сомнительно, что Саёри начнет искать его по лесу да еще в темноте.

Уши замерзли, голова совсем остыла, и хотелось спать, даже ветер не мог взбодрить, но если лечь прямо здесь, то, возможно, он больше никогда не проснется, а это слишком высокая цена за пару часов сна.

Табак более-менее заглушил голод, но воды… воды бы где раздобыть!

Справа дорога должна разветвляться, следовательно, когда он выйдет из чащи, прямо перед ним раскинется сельское шоссе. Там он сможет поймать попутку и доехать до ближайшего города, где сядет на поезд или автобус, и прощай тогда, Провада-сан, прощай этот придурошный лес!

Неужели он обрел свободу?

Вернулся домой…

Начать всё с начала и быть свободным? Как прозаично.

Лес уходил влево и пролегал вдоль равнины. Приглядевшись, мальчик увидел поселковую дорогу. Небо, полное кучевых облаков, испещренное и изрезанное, не пропускало луны.

Маю не хотел, чтобы на него случайно натолкнулся Провада, проезжая по этой дороге. Шоссе приподнималось над уровнем поля. По обеим сторонам от дорожной полосы землю развезло. Мальчик предположил, что внизу с другой стороны от дороги тоже есть лужи, большая доля вероятности, что где-то там образовалось непроходимое болото. Справа лес продолжался, скрывая линию горизонта. Думая, как быть: спускаться вниз, к лужам и идти по направлению движения, в предполагаемый город, или же, не скрываясь, выйти на дорогу, где его легче всего обнаружить. Он не хотел лазать по колено в грязи только чтобы спрятаться от кого-то. Не из-за гордости. Просто Маю не хотел угодить в болото, где безвозвратно погибнет рюкзак с документами, сигареты и прочее. Без денег тоже толку не было бы никакого. Не радовала перспектива поскользнуться на жидкой грязи и вывихнуть лодыжку.

Холовора брел по обочине против движения, не сомневаясь, что первый же пьяный водитель размажет его по земле. Усталость давала о себе знать, и думать уже не казалось такой первоочередной важностью. Маю прикурил, пытаясь хоть чем-то прогнать сонливость. За пятнадцать минут пешей прогулки не проехало ни одного автомобиля. Должно быть, Саёри завез его в слишком глухую местность, может даже и не в Финляндии. Холовора выдыхал холодный воздух через приоткрытые губы. Икры и подошвы ныли от постоянной ходьбы, от копчика по ногам распространялось ощущение покалывания. На организме как никогда сильно сказывались часы перелета.

Так и не докурив, выбросил горящую сигарету и нагнулся вперед, стаскивая со спины легкий рюкзак. Поставив на колено, Маю принялся рыться в карманах. У него могла быть жвачка. Пальцы судорожно переворачивали всё, что только попадалось, но ни леденцов, ни жвачки не нашлось. Перепроверив в третий раз, Маю уже было сдался, как вспомнил про второе дно. Залез пальцами в потайной карман, отогнул складку на самом дне и наткнулся на вторую молнию, которую сам же и пришил на разорванном месте. Помимо мусора, фантиков, оберток, старых карандашей и всякой фигни там затерялась коробка с жевательными леденцами. Несколько штук, но до первого магазина хватит. Сунул в рот цветной шарик, не то синий, не то оранжевый. Нет, он ошибся, это не жевательные леденцы, а конфетки с шипучей начинкой. Тем лучше. Кажется, на шипучку его подсадили Фрэя и Янке… кто-то из них.

Вдалеке показались зажженные фары. Навстречу ехала машина, она так гремела, что слышно становилось за версту.

К сожалению, ему нужно было совсем в другую сторону. Вздохнув, мальчик вскинул руку. Автомобиль определенно иностранной марки, с уродливым квадратным капотом, как будто сверху на машину случайно уронили двухэтажный дом. Круглые парные фары высвечивали на дороге все борозды, лужицы, ямки и колдобины. В здешних убогих краях только на таких убогих машинах ездить. Кряхтя и дребезжа автомобильный кошмар остановился, и Маю опустил руку. Разглядел логотип с лодкой под парусом.