Текст книги "Каминг-аут (СИ)"
Автор книги: Chans
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 95 страниц)
– Привет, – Маю слегка помахал ладонью в перчатке, полагая, что обязан тут что-то сказать.
– Здравствуй, милый, – последовало кокетливо-заигрывающее в ответ.
Чё-о-орт! – так и понукало брякнуть. Еще один Янке. Янке 2.
– Как дела в школе, мальчик-с-пальчик?
– Не называй его так, это обидно, – прошептал Эваллё, но вышло довольно громко.
– Ну, я что-то не вижу, что бы Маю особо обиделся, да, милый?
– Будь человеком, оставь его в покое, – мягко бурчал брат, выразительно глядя на друга. Этот бархатистый, всегда вежливый голос не вязался с обидой, которую вкладывал Эваллё в свои слова. – Иди в дом, – попросил брат. – Тахоми мне голову оторвет, если ты снова не поешь.
– А ты долго здесь сидеть будешь? – от мороза язык начал заплетаться.
– Может ему посидеть с нами? – предложил Ионэ. – Маю не против? Мы говорим о всяких серьезных вещах.
Подросток поежился.
– Слишком холодно, – покачал он головой, не желая показаться невежливым. – Я… пожалуй, домой.
Как им только не холодно торчать здесь? И хоть бы кто вздрогнул – сидят, разговаривают, как нечего делать.
На краткий миг Маю представил этих двоих в постели:
«– Ну прекрати, – повторяет брат.
– Что ты, милый? – твердит Ионэ.
– Да хватит уже!
– Да не хватит.
– Ну что ты делаешь?
– Милый меня не любит?
– У милого дел невпроворот».
По тому, наверное, как мальчик на него смотрел, Ионэ и заподозрил неладное.
– Вы уже говорили обо мне? Что ж, я польщен. Почему бы вам не поделиться со мной?
Холовора поднялся со ступенек, отряхнув пальто. Повернувшись к друзьям, Эваллё отвернул рукав и опустил взгляд на наручные часы:
– Боюсь, не выйдет, потому что я возвращаюсь в лавку.
– А мы отправляемся играть в карты, – нисколько не огорчился Ионэ.
– Играешь в карты? Брось это, ясно? – еле слышно пробормотал он, глядя на Ионэ снизу вверх. – Не хочу, чтобы ты вмешивал моего брата.
– Видишь, даже Маю понимает, – припечатала парня Анна. Окончание фразы Маю не расслышал.
Саша пожал Эваллё руку, Ионэ резко поднялся на ноги и, пританцовывая, спустился с крыльца.
– Аннуш, идем-идем, – пропел парень, нарочно задевая Маю локтем. Как будто нельзя обойти – сугробы они регулярно расчищают – на лужайке у дома море места! – Старших в доме надо слушаться.
Кровь бросилась в лицо.
– Иди уже! – приподняв тонкие брови, удивленно воскликнул Эваллё, подгоняя Ионэ. Казалось, брату стоило немалых сил, чтобы не захохотать над его надутым уязвленным лицом.
Камни обледенели, узкая тропка до парадной двери превратилась в полосу препятствий, даже слой свежевыпавшего снега не помогал. Маю, конечно же, поскользнулся перед входной дверью, в очередной раз, едва не уткнувшись носом в раскатанный снег.
Крепкой рукой брат ухватил за плечо в самый последний миг, помогая принять вертикальное положение.
– Будь здесь осторожен.
Ионэ причмокнул губами, копируя поцелуй, и подмигнул:
– Пока-пока, Маю. Завтра мы снова придем. Я принесу тебе что-нибудь вкусненькое. Дорогой, что любит твой очаровательный брат?
– Погорячее, – пробубнил Маю себе под нос.
*
За соседним столиком сидел знакомый молодой человек. Он тихо переговаривался по телефону. В руке дотлевала сигарета. Здесь нередко обедали сотрудники фирмы, где Тахоми занимала должность секретаря-референта. Заметив её, парень подмигнул.
Янке устроилась на подработку в танцевальный ресторан. Рабочий день у официантов до двадцати двух, затем Янке идет в клуб проматывать чаевые, большую часть зарплаты она отдает Тахоми, поэтому у той нет к Янке претензий.
– Я сегодня мою посуду, – предупредила она, передавая меню. Хоть на улице стояла зима, Янке надела белую блузку с коротким рукавом и классические брюки до колен. Серебряный ремешок опоясывал стройную талию. Явно в ударе – сегодня глаз, направленных на их столик, еще больше, чем обычно. – В этом нет моей вины – посудомойка сегодня не смогла выйти.
Бегло пролистав меню, женщина сообщила свой выбор.
– Хорошо, работай. Только я тебя умоляю, не звони в дверь, когда придешь – я буду спать.
– Мне нужно передать повару заказ, – налегая руками на стол, Янке поднялась со стула, медленно, так, чтобы посетители оценили её пластичность. Иногда действительно сложно отличить от настоящей женщины.
Пока той не было, Тахоми с удовольствием вынула из прически все заколки и отстегнула часы. Пригладила торчащие в разные стороны взъерошенные волосы.
Скоро вернулась Янке и опустила перед женщиной тарелку с салатом и горшочек с жульеном, после чего с довольным видом уселась на своё прежнее место, положив нога на ногу.
– Кушай, – улыбнулась несимметричной улыбкой – значит, еще долго проживет – и подперла щеку ладонью. – Потом принесу десерт.
Еще одна закономерность: Янке оставалась довольна и жизнерадостна, даже когда получала нагоняй за нерасторопность. Янке была довольна всегда. Скорей всего, из страха выглядеть неблагодарной. Тахоми казалось, что всё дело в потере памяти, изменившей её характер. Янке ничего не знала о себе и пребывала в благостном неведении.
– Ты знаешь, почему Эваллё так меня ненавидит? – после затянувшейся паузы спросила она, наблюдая за обслуживанием зала. – Вероятно, он не понимает подлинную причину моего появления. Я вовсе не хочу становиться яблоком раздора.
– Эваллё всегда был замкнутым, но в то же время он проницательный парень. – Тахоми в подтверждение своим словам рассекла ладонью воздух: – Буквально с первого взгляда решает, кому он сможет довериться, а кому нет. Для него, я почти уверена, первое суждение – самое правильное. Но ты не принимай близко к сердцу.
Янке молчала.
Далеко не сразу она перешла с официального «вы» на более формальное «ты», еще с меньшей охотой стала называть членов новой семьи по именам. То замечание, что Эваллё холодно отнесся к появлению темнокожего трансвестита в их семье, отнюдь не было преувеличением, Эваллё считал, что привести Янке к ним в дом, было верхом кретинизма. Рабия была против того, чтобы Янке работала, но Тахоми не видела ничего криминального, если та найдет себе заработок, вот только с появлением денег эта артистка совсем изжила страх, что её могут выставить за дверь в любой момент.
Порой Тахоми не доставало волевых черт сестры, чтобы как-то повлиять на Янке.
Отправив племяннице сообщение, чтобы та не задерживалась, стрельнула сигаретку у коллеги по работе.
– Этой весной мне стукнет тридцатник. Можешь в это поверить? – без интонации произнесла японка, разжевывая вареный язык. Она любила этот ресторан за то, что все продукты здесь высокого качества.
Янке намазывала тост массой из сыра и творога для неё.
– Да нет, признайся, за последние месяцы я постарела лет на десять.
– Зачем мне признаваться, если я так не думаю? – удивилась та и расплылась в улыбке.
Тахоми опустила глаза и протяжно вздохнула, продлевая паузу.
– Мне тут пришла идея… надо с тобой посоветоваться.
Янке кивнула, выражая свою готовность слушать.
– Не знаю, с чего начать…
Наверное, на лице отразились смешанные чувства. Янке поджала нижнюю губу, отчего стала выглядеть почти трогательно.
– Больше двух недель прошло, как он улетел на острова. Ведь можно было найти способ связаться с нами. Он вынуждает нас… сходить тут с ума. А вдруг что произошло, как мы тогда узнаем?
Подождав, пока она соберется с мыслями, Янке уточнила:
– Ты говоришь о Персивале? Тот человек, который приходил к нам несколько раз – осматривать твою сестру? Он предупреждал насчет того, что мобильная связь на островах плохая.
Она не хотела говорить этого Янке, но кто предполагал, что ситуация так повернется, и теперь другого выхода нет кроме как рассказать.
– Янке… ты знала, что моя сестра умирает?
Темно-синие глаза округлились.
– Умирает?
Японка опустила взгляд на горшочек с жульеном. Зачерпнула ложкой ароматной грибной массы. Поднесла ко рту.
– Не… не понимаю, как… до сих пор было скрыто.
Когда плутовка волновалась, то начинала говорить необычно. Иногда её бывало трудно понять.
– Значит, не знала, – резюмировала женщина. – Моя сестра очень тяжело больна, болезнь начала прогрессировать с начала осени. Когда мы узнали об этом… Сатин обзванивал клиники, искал, искал врачей-специалистов повсюду. Мне было жаль его, он так переменился. Если был хоть грамм надежды, он цеплялся за неё. Сначала думали не говорить об этом детям.
После звонка Сатина, Персиваль тут же приехал к нам, но так ничего и не объяснил, похоже, он сам не до конца понимал, в чем дело, только сообщил, что сразу от нас поедет в аэропорт… Янке?
Та вперила взгляд в одну точку, побледневшее лицо стало похоже на маску.
– Так она умерла? Умрет?
– Боюсь, что из-за этого Сатин задерживается. Извини, эта новость стала для тебя слишком неожиданной. Не хотела тебя шокировать. Я бы и раньше рассказала… всё-таки ты тоже имеешь право знать.
– Как же это? – накрашенный рот дрогнул. – Как же… как она справлялась с этим? Ведь, когда они уезжали, Рабия выглядела спокойной.
– Янке… – попробовала вмешаться Тахоми.
– Она была спокойна. Всё это время я не видела её даже плачущей!
– Муж возил её к врачу. Мы старались лишний раз не говорить об этом, – японка накрыла узкую ладонь Янке, сжавшуюся в маленький кулак. – Зачем усугублять чужое горе?
– Чужое? – Янке поперхнулась и скользила по её лицу блестящим взглядом. – Ты думаешь, что Сатин потом сам расскажет детям, что произошло с их матерью? Ты правда так думаешь? Этот человек дал ощутить мне опору под ногами, я никогда не переложила бы на его плечи ответственность за принесенную дурную весть. – Янке смотрела на неё так, будто видела впервые в жизни. – Не говори, что он не заслуживает соучастия, только потому, что хочет казаться достаточно стойким в тяжбе.
– Принеси десерт, я уже доела, – женщина протянула Янке пустую тарелку с грязной салфеткой. Буквально впихнула в её заторможенные руки.
– Так Сатин не знал о том, что его жена, возможно, скоро умрет? – гнула свою линию Янке, не сводя с неё осудительного взгляда. – Как вы двое, ты и Персиваль, могли позволить ему отправиться в этот круиз? Это бесчеловечно. Детей вы хотя бы удержали на расстоянии, но взгляните на ситуацию их глазами…
– Янке, да что ты можешь знать о моем зяте, кроме того, кем он пытался быть для тебя? Или о его детях. Мне нужен твой совет, а не порицание. Послушай, я начала с того… Персиваль уверял, что моя сестра не переживет декабрь, но я не могу до него дозвониться. В клинике, где работает Персиваль, говорят, что он еще не вернулся с островов. Я хочу сама слетать на Сейшелы . Я успею до Рождества. Планирую к этому времени подыскать себе квартиру, а тебе предлагаю выбор – ты можешь уйти прямо сейчас, я позабочусь, чтобы у тебя было своё жилье, или можешь остаться со мной и детьми.
Янке сглотнула и вдруг сказала:
– Сатин прыгнет со скалы в океан или бросится под пароход?
– Нет, моя дорогая. Он так не поступит.
– Сейчас ты пытаешься угадать.
– В общем, мне надо самой убедиться, что с ними всё в порядке, а заодно повидаться с Персивалем. Я не думала, что их поездка затянется надолго. Я поеду, а ты подумай над тем, что я тебе предлагаю.
Но Янке будто её не слышала, заворожено глядя перед собой.
Чуть позже взволнованная чем-то девушка поманила Янке за собой в кухню.
*
Суббота. На улице еще не посветлело, но Тахоми уже проснулась и успела принять душ, хотя горячая вода бодрости ей не прибавила.
Еще не до конца проснувшись, женщина никак не могла взять в толк, почему Эваллё упорствует.
– Можешь мне объяснить, чем вызвано твое нежелание переезжать? Тебе плевать на мое стремление хоть как-то повлиять на вас?
Она размышляла, что бы приготовить на субботний завтрак, Эваллё ее сбивал – японка отвлекалась на парня и пыталась думать о еде, чувствуя подступающую мигрень. В доме стоял холод, и женщина поверх свитера из мягкой шерсти набросила теплый халат зятя, который был велик в плечах, но едва сходился на груди.
– Нет, – последовал простой ответ. Эваллё было плевать.
– Очень рада, – пробубнила Тахоми.
Она уселась за стол и потерла виски, взлохматила волосы, пытаясь привести себя в чувство. Задребезжал холодильник.
– Если тебе не все равно, почему ты считаешь мою затею бессмысленной?
– Почему ты спрашиваешь у меня – спроси у моих родителей?
– Да, черт возьми, Эваллё!.. Ты не понимаешь…
– Объясни.
– Со мной у тебя будут перспективы в будущем. Пойми ты наконец. Ты хочешь оставаться здесь со своим отцом? Я знаю, как он к тебе относится. А я помогу устроить тебе свою жизнь.
– Для чего? – Эваллё скрестил руки на груди и прислонился к разделочному столу.
– Для чего? – изумилась женщина, подливая в чайник со вчерашней заваркой кипятка. – Для чего? Я забочусь о тебе! – она поежилась, как будто её пробрал мандраж. – Твоя мать оставила завещание, – вытянутая рука, сжимающая ручку чайника, дрогнула, и Эваллё перехватил его, пока Тахоми не выронила или не плеснула на себя кипятком.
– Я уверен, она скоро вернется.
– Нет, родной. Почему ты не хочешь поверить? Твоя мать всё знала, она предвидела, что так выйдет… да это действительно был её почерк. Это ведь всё их деньги, и этот дом. Я не могу здесь оставаться, с твоим отцом мы никогда не были хорошими друзьями. Предлагаю поехать со мной.
– Поддержи нас, – пробормотал Эваллё тихо. В тот момент Тахоми не видела его лица, так как нацеживала себе сахару в чашку с чаем.
– Ты упрямишься из-за брата с сестрой? Сатин приедет и со всем разберется.
– Ты нас просто кинула.
Черные тени, за счет которых он выделил глаза, оставили на веках слабое мерцание. Что за нелепая мода?!
– Эваллё… – заготовленная реплика уже готова была сорваться, но Тахоми резко оборвала себя. – Я давно планировала купить квартиру за рубежом, очень кстати друзья твоего отца помогли мне подыскать удобное жилье. Ты понимаешь меня, Эваллё, поэтому я очень рассчитывала на тебя. Раньше меня с этим местом связывало многое – моя сестринская любовь, но теперь у меня есть только вы, и я вынуждена снова у тебя просить…
Хлопнула входная дверь, Тахоми дернулась, потом сообразила, что это всего лишь Янке. Продвижение по дому сопровождалось оглушительным грохотом. К вящему неудовольствию обоих, Янке направлялась на кухню, наталкиваясь на косяки, спотыкаясь и сшибая мелкие предметы на пути. Тахоми помассировала лоб, затем опустила в чашку лимонный ломтик и сонно уставилась на чаинки, плавающие на поверхности.
Эваллё посмотрел на Янке, как на пустое место. Не говоря ни слова, та распахнула дверцу холодильника и вытащила бутылку с ледяным йогуртом.
– Это уже что-то, – прокомментировал появление Янке парень.
Тахоми с силой сжала кулак.
– А теперь наш чудо-мальчик. И мы с ложечки примерно кушаем всё, что он болтает.
Янке проигнорировала выпад и, не закрыв дверь холодильника, развернулась к японке. Глаза были налиты кровью, от неё сильно разило перегаром.
– Ты уезжаешь… мне могут понадобиться деньги до зап… запл…
– Зарплаты. Давай же, дай ему денег. Как будто ему зарплаты не хватает на свои запои.
Мышцы лица задвигались.
– Почему ты говоришь такие ужасные вещи, Эваллё? Решил меня довести?
Янке, видимо, устала стоять, и навалилась на стол, перенеся часть веса на правую руку:
– Ну, так что, дашь мне денег, или мне самой взять? – нахально поинтересовалась грубиянка.
– Вот видишь, Янке много значил для Рабии, так где же твоя сестринская любовь? Отстегни ему деньжат.
– Эваллё, дай ей время.
– Кому – ей?
Тахоми встала из-за стола и направилась в коридор. Но скольких сил ей это стоило! Она вся горела негодованием, но не сказала племяннику ни одного обидного слова в ответ, ни закатила скандал, ни набросилась с упреками.
– Нам всем непросто, не считай, что тебе приходится тяжелей остальных, – японка обернулась и бросила на парня хмурый взгляд.
Эваллё взял нож для разрезки фруктов и покрутил в воздухе, подкидывая лезвие. Янке двинулась было в сторону кофеварки, но тот пресек её движение по кухне, выставив вперед ногу и упершись подошвой в сиденье стула:
– У меня нож, зая. Сам точил – мне будет приятно проверить качество заточки.
Янке покривилась.
Одной со всем не управиться, в этом доме Тахоми уже начинает задыхаться. Ночью появилась бессонница, в результате днем – сонливость.
*
Вспыхнул верхний свет. Маю перевернулся с живота на бок и приподнял пульсирующую голову с подушки.
В комнате разлился аромат полевых растений – немного сладкий, слегка резкий, как сок.
– Валь, ты чего?
Маю потер слипшиеся глаза, но яркий свет мешал сфокусировать взгляд. Жмурясь, мальчик сел на кровати.
– Спи, еще рано, – вполголоса отозвался брат. Наверняка надеялся уйти незамеченным. А вот и не выйдет, – с хитрой улыбкой подумал Маю.
Двигался Эваллё очень быстро: подсел за компьютер, крутанулся на стуле, зажег лампу-плафон. Системный блок мягко зашумел, пропела система Windows, приветствуя своего пользователя.
– Мне вчера приснилось, что мы переехали.
– Правда? – парень замешкался, не сводя взгляда с экрана монитора. – Ты запомнил куда? Это крупный город?
– Я не знаю.
Мальчик решил, что брат не хочет продолжать разговор, но тот удивил, ответив с легкой заминкой:
– Как странно получается. Зачем нам переезжать сейчас? – длинные пальцы бойко семенили по клавиатуре.
– Чудак, это ведь мне приснилось.
– Верю, что на сны моего брата стоит иногда обращать внимание.
Через минуту, парень выключил компьютер и отсоединил шнур.
– Такая рань… – Маю закутался в покрывало, его морозило. – Что-то случилось?
– Нет, ничего не случилось, засыпай. – Эваллё пересек комнату, выдвинул ящик с одеждой. На мгновение его лицо приподнялось, и Маю различил грязные дорожки на щеках брата, смазанные, как будто Валька тер их пальцами. В горле встал ком.
– Ты уходишь?
Парень нервозно рылся в ящике комода, перебирая аккуратно сложенную стопками одежду. Стоя вполоборота к постели, одним рывком стащил через голову свитер, веселенькая майка, с изображенным на ней бразильским карнавалом, задралась, обнажив ребра и плоский живот.
– Мне нужно к Аулис, – глухо промычал парень, уже натягивая на себя черную вязаную кофту с помпонами и орнаментом из белых ромбов, и Маю неудержимо захотелось стать этими помпонами.
– Ладно, путешествуй, раз так хочется.
Мальчик старался, чтобы его голос звучал как можно сочувственней, но получался лишь детский лепет:
– Почему ты плакал?
Он наблюдал за тем, как брат энергично водит деревянной расческой по волосам. Смотреть на свое отражение позади брата было уже не так здорово: заспанный, с отпечатками подушки на щеке и пылающим лицом. Маю поднес тыльную сторону ладони ко лбу, потом перевернул ладонь. Так и есть – поднялась температура. Наверное, потому что вчера он сильно вымерз и выпил много сока из холодильника. Еще после душа температура, наверное, поднялась очень высоко. Умудрился заболеть перед новогодними каникулами…
– Я могу как-то помочь?
Парень взглянул на Маю с размазанной улыбкой. Валя не стал отвечать, зато произошло кое-что более приятное: брат коснулся своих губ кончиками пальцев и послал ему воздушный поцелуй, разом лишив чувства реальности.
========== Глава II. Успокоение ==========
– А ты мне больше нравишься, когда пьешь.
– И ты мне больше нравишься, когда я пью.
Из кинофильма «Солдат Джейн».
Эваллё ушел, как раз когда Маю собирался начать ныть про то, что заболел, и просить брата остаться с ним. Вместо этого подросток сидел минуты три со счастливым видом и глядел в зашторенное окно.
Проблема влюбленности в брата должна с легкостью разрешиться, как только Маю отправится в какой-нибудь ночной клуб, познакомится там…
Завернувшись в одеяло, мальчик еще долго лежал без сна. Чувствовалась слабость в теле, и очень хотелось пить. Оттягивая момент, когда придется вылезти из-под одеяла, Маю пытался рассуждать здраво.
Так нельзя, не следует оставаться под одной крышей с человеком, который приходится родным братом, и испытывать то, что испытывает Маю – эту гамму чувств, основанных на жалости к самому себе, страхе быть отвергнутым и жгучем стыде. Нужно винить свои некстати разбушевавшиеся подростковые гормоны. Если Эваллё уедет, уйдет… со временем страсти в душе улягутся, и Маю снова заживет нормальной жизнью. Но без старшего брата.
На самом деле, у него нет ничего, только чувство сыновей любви и влечения к брату. А если он откажется от второго, у него останется совсем немного.
Голова налилась свинцовой тяжестью, но Маю не хотел спать, вместо этого он вознамерился немного размять пальцы и разучить новую композицию. Идея заняться на тяжелую голову музыкой изначально была никудышной, к тому же Янке ошивалась где-то поблизости, не хотелось, чтобы она мешала.
Потребовалось не меньше десяти минут, чтобы собраться – натянуть домашние слаксы, ботинки и дутый жилет. Маю двигался заторможено, и дважды пришлось возвратиться на кухню – за стаканом питьевой воды, потом за пластиковой литровой бутылкой. Голова, казалось, сейчас вспухнет, лицо горело. Но только не спать, чтобы снова не приснилась какая-нибудь чепуха.
Недавно пришла идея освежить интерьер в подвальной студии. У изголовья старого продавленного дивана появилось новое кресло, удобное тем, что сидя на нем, можно было закинуть ноги на стол. Хотя в декабре спать в подвале стало невозможно, Маю уже убедился, что здесь самое надежное место во всем доме.
Опустив специальную плоскую сумку на стол, потянул за молнию и вытащил дорожный лэптоп Сатина.
Брат отправился к своей девушке, Тахоми с сестрой уехали, поэтому можно немного пошуметь.
Пальцы запорхали по клавишам, воспроизводя легкую мелодию в электронном стиле, но совсем скоро Маю сбился с ритма, пришлось начинать заново.
Он в полголоса напевал песню, хоть в голове мелодия звучала четко и ясно, на деле же музыка никак не хотела зазвучать также. В качестве припева он взял два коротких четверостишия – последнюю неделю он занимался тем, что работал над ними – поэт из него такой же, как из брата – монтажник.
Маю бормотал первую строчку, ставшую названием песни. Стремясь облегчить понимание, мальчик использовал английский язык.
Чувствуя, что больше не в состоянии оставаться в стоячем положении, он прекратил попытки и забрался с ногами в крутящееся кресло. В драмкружке сказали, что у него чересчур попсовый голос, после чего Маю твердо решил, что не будет сочинять текстов о любви.
В сохраненных файлах на жестком диске нашлось несколько звуковых дорожек, над которыми в последнее время работал Сатин. Информация была не засекречена, и Маю с легкостью зашел в папку с заготовками будущих песен. Ноты, слова, черновые зарисовки стаккато , слаженные мелодии, файлы с пометками от других участников группы, и многое другое.
Эти воспоминания зарядили положительными эмоциями, и мальчик, крутанувшись на стуле, внимательно глянул на синтезатор – может быть, если пойти у отца на поводу и позволить тому заняться музыкальной карьерой сына, Сатин проявит толерантность по другим вопросам. Один уголок рта приподнялся вверх, на щеке появилась ямочка.
Вдев в ухо наушник, протянул провод к колонкам. Напевая слова песни, Маю тихо заиграл, для начала выбрав минорную мелодию, одну из записанных на локальном диске. Сатин бы его прирезал за это, а может, наоборот, порадовался. Это было довольно просто – повторять ранее услышанное, но неожиданно система начала перезагружаться. Не хватало еще на нездоровую голову угробить чужой компьютер.
Маю выдернул наушник и отбросил. Кажется, ему ясно дали понять, что пора лечиться, пока температура не подскочила выше. Даже не удосужившись отключить электронику, повалился на диван. Полосатый диванчик настолько ветхий, что его нельзя было собрать, с того раза как Маю его раздвинул, так и простоял.
Интересно, девушек до сих пор нет? Наверное, в супермаркете делают закупки перед предстоящей поездкой: продукты для дома, крем для загара… Может, еще куда-то решили заехать, – думал Маю сонно.
Какое-то время он внимал тишине, пытаясь различить, где снег неслышно касается земли, а где мороз чертит на стеклах узоры. Щелкая суставами и массируя запястья, кажется, проваливался в беспокойный неглубокий сон, но поспать Маю так и не дали: опустив за собой металлическую дверь, в подвал спустилась Янке. Мальчик старательно симулировал крепкий сон. Через закрытые веки он ловил свет ламп. Отбросив на лицо тень, Янке пересекла комнату. От неё пахло ненавистным Маю мылом «Камей», а еще спагетти, которые утром впопыхах разогревала Тахоми.
На секунду он приоткрыл правый глаз. Янке чуть согнулась над синтезатором. На ней были чулки-стрелочки – мальчик мысленно закатил глаза.
– Спишь? – равнодушно спросила Янке, обходя синтезатор и падая в кресло. – А мне скушно… – пожаловалась она.
Маю демонстративно отвернулся к стене.
– Я слышала, как ты играл и пел. Извини за открытую критику, но мне кажется, синтезатор не твоё, тебе больше подойдет вокал. У тебя нет чувства ритма, и ты сбиваешься, когда нервничаешь.
Маю продолжал игнорировать Янке.
– Слушай, у тебя подымить не найдется? В магазин идти лень.
– Слушай, отвали, – механически отозвался мальчик, уставившись в стену. – Если тебе скучно, развлекай сама себя.
Янке рывком поднялась с кресла и подошла к Маю. Уперев правую ладонь в полосатую обшивку рядом с его плечом, заговорила тише:
– Ты чего такой недружелюбный? Поругался с бойфрэндом? – лукаво ухмыльнулась Янке.
– Нет у меня никакого бойфрэнда, – заявил Маю и посмотрел на тонкую смуглую руку в перчатке в мелкую сеточку. – А с чего ты вдруг решила, что у меня есть бойфрэнд? – Маю напрашивался на спор.
Нарушительница спокойствия быстро сбросила обувь и, привалившись спиной к стене, устроилась рядом на диване лицом к Маю.
– Оставь меня здесь одного, мне неприятно, когда чужие люди вторгаются в мое личное пространство, – оскорбился мальчик.
– Подумаешь, разок… Тоже мне, несчастная Спящая Царевна. Ну и где же твой принц? Выбирает букет роз?
– Я, кажется, тебе понятным языком объяснил, что я не встречаюсь с парнями, Янке.
Какое-то время та сидела в глубокомысленном молчании, но продолжалось это сравнительно недолго.
– Мне действительно одиноко, и я хочу курить. Поговори со мной, Маю, – сказала почти нормальным голосом, но Маю так просто не поведется на её уловку – я такая одинокая, никто меня не любит. Старая любимая песня Янке.
От её одежды исходил слабый табачный душок. Сегодня никакой подкладной ваты – отчего-то Янке не надела бюстгальтер, и свитер обтягивал её абсолютно плоскую грудь, что не очень-то вязалось с накрашенным лицом. Должно быть, именно подобранный умело макияж делал это лицо женственным и привлекательным, впрочем, откуда ему знать наверняка. В целом Янке выглядела заморенно. Маю даже успел проникнуться сочувствием – повезло же натолкнуться на недовольного всем подростка.
В груди екнуло, когда её согнутые ноги выпрямились и уперлись в колени Маю. Опустив взгляд, мальчик уставился на эти два недоразумения, затянутые черными колготками. Янке тут же перестала его пихать.
– Можно я тебя поцелую?
Рот едва сам собой не открылся. Взгляд уперся в хорошо очерченные темные губы, крупные и чуть приоткрытые. Вот сволочь!
– Да пошел ты, – прошипел мальчик, удивляясь, насколько тихо и испуганно прозвучал собственный голос.
– Ты всегда такой неуступчивый, Маю?
– А какого хрена мне с тобой целоваться?!
– Потому что у меня есть всё для этого. Я не оморфна. И я кое-что знаю про тебя. Например, ты запал на мои ноги, я это чувствую. Не хочешь взглянуть на них без колготок?
Ну да, не сегодня ли утром он уговаривал себя пойти в клуб, чтобы подцепить кого-нибудь, – сыронизировал про себя Маю. А теперь до смерти испугался какого-то поцелуя.
– Знаешь… а ты недурно поешь, – сменила тему Янке. – Ты здорово умеешь передавать эмоции и настроение песни, и голос у тебя приятный. Мне понравилось, как ты пел.
Тон Маю потеплел на пару градусов:
– Я четыре года проучился в Театральной академии, там учат таким вещам.
– Мм… Наверное, ты очень даже хорошо понимаешь эту странную музыку своего отца. Во всяком случае, лучше, чем другие. Ты так не считаешь?
Маю промычал что-то нечленораздельное, уткнувшись губами в кулак, и уже собираясь продолжить сбитый сон.
– Твой отец ведь ответственный за всё сочинительство группы, да?.. Хотя лично я думаю, что тот, кто пишет такие песни и музыку не в ладу с собственной головой и другими частями тела, – мрачно усмехнулась Янке.
Тут Маю подскочил, как на пружинах, и резко подался к грубиянке.
– Не смей такое говорить! Ты не имеешь ни грамма уважения к тем, кто дал тебе крышу над головой!
Заметив бурную реакцию на свои слова, Янке растянула темные губы еще шире:
– О, надо же, оказывается, меня слушают, а то я уж было подумала, что наш Спящая Царевна меня игнорирует, – развеселилась Янке. – Ты знаешь, что я его фанатка? Я не просто его уважаю – я боготворю.
– Мы тебя выносим только потому, что так хотят мои родители. Помни об этом.
– Не знаешь, что про них говорила твоя тетя? Золотко, твоя мама не вернется. А Рабия оказалась такой щедрой, меня даже в завещание вписала, так что теперь я полноправный член этой семьи, и избавиться вам от меня никак не получится. А без мамочки тебя некому будет защищать.
Маю поднялся на коленях и отвесил Янке неслабую затрещину, вложив в удар всю свою злость. Щека запылала, и Янке накрыла её ладонью.
– Идиот! Хоть думай, что мелешь, – процедил мальчик, наслаждаясь ступором Янке. Захотелось еще немного позлить ту, и Маю занес руку, якобы намереваясь ударить по второй щеке. Янке рефлекторно прикрыла глаза, ожидая боли.
Губы скривила усмешка. Так ей!
– Чертов сопляк! – Янке повалила его на спину, стиснув запястья с такой силой, что Маю сморщился от боли. Черт, и вправду парень… – По закону теперь этот дом принадлежит мне в равной степени, как и тебе, поэтому нам лучше договориться. Мм?! – Янке крепче сжала пальцы, силой придавливая руки Маю к дивану.
– Убери клешни, придурок! Ты мне руки хочешь сломать?!
Янке замешкалась, видя, как напряглось его лицо, и медленно ослабила хватку, а потом и вовсе отпустила покрасневшие запястья. Маю тут же начал их растирать.
– Совсем сдурел?
– Извини, я не ругаться сюда пришла. Я не хочу с тобой ссориться, – Янке обхватила подбородок Маю двумя пальцами, приподнимая его лицо. – Так что, могу я тебя поцеловать?
– Нет!! – взревел мальчик и вырвался.
Янке отсела к стенке, обратив на него пристыженный взгляд:
– Многие люди не думаю о чувствах, они просто берут… и получают удовольствие. Или ты еще слишком маленький, чтобы это осмыслить?
– Никакой я не маленький! – воскликнул Маю уязвлено. – А тебе никогда не стать похожим на девчонку! Ты это и сам знаешь!
– Ну и?.. Я не жду чужого одобрения, – пожала плечами Янке, сползая с дивана. – Призна-айся, ты думал об этом. У тебя на лице всё написано, мальчик со зверским аппетитом. У тебя есть кто-то, кто тебе небезразличен, я угадала? – Янке приблизилась к нему сзади и схватила за плечи.
