Текст книги "Каминг-аут (СИ)"

Из-за чего вспыхнул пожар в приморском городке? Чем больше он об этом думал, тем сильнее убеждался, что причина отнюдь не заурядная. Слишком много совпадений.

Они единогласно решили, что оставаться на ночь в этом доме не лучший вариант. Возможно, Лотайре скоро потребуется его помощь, он не имеет права оставлять и далее повелителя одного.

Глава Миран предупреждал его; есть множество и других доказательств, что серо-белые воины пошли в атаку. Местонахождение леса уже вычислено, многие из лесного народа понесли суровое возмездие за отступничество. Преданные Первоисточнику оракулы не прощают предательства. Они выжгут леса. Когда будет обнаружено царство повелителя – вопрос времени. Господин не поддастся на уговоры советника покинуть леса и подыскать безопасное место, Лотайра ни за что не станет слушать его. Эти земли… всё, что осталось у них. Собственное благополучие меркло рядом с трагедией леса. Кто они, в конце концов? Лишь горстка пыли на его благословенных землях.

Моисей уводил Фрэю в чащу, прочь от деревни, не прекращая думать о своем.

Непредвиденным образом Янке оказался в горящей деревне. А Фрэя здесь, с ним. Как неожиданно всё повернулось. От огня он способен защитить, но абсолютно бессилен перед страхом. Она боится, что с Янке случится что-то страшное, и не подыскать слов, которыми можно её успокоить.

Не совпадение ли: Янке пришел в деревню, и она тот час вспыхнула?

Янке – мифическая кличка, выдуманная людьми для великого оракула… Альтарота – его настоящее имя. И пока он не хочет принять своё имя и свою судьбу, сгорит еще не один город. Альтарота – мятежник, который вмешал в разборки оракулов ни в чем не повинных людей, смешав расы в клубке неразберих.

Янке, любимый брат подружки советника… Который не хочет признавать свою природу, который мечтает о человеческой жизни, о мире. Скрывается от офицеров Первоисточника, натравленных одним из его главнокомандующих.

И еще одно… определенно лишняя фигура. Холовора. Человек, связанный со всеми крайними точками. Но он-то здесь при чем? Еще одна проблема, из-за которой спокойствие повелителя было подорвано, очередная маленькая неприятность. Упорная неприятность… Остается надеяться, что Лотайра справится с ней до их возвращения.

Икигомисске пытался в уме прояснить ситуацию – пока что доставало черных пятен, оттеняющих всю картину.

Переведя взгляд на Фрэю, бредущую по правую руку, он вспомнил блондинку. Почему та смотрела на девушку с такой неприязнью? Похоже, Фрэя не заметила этого, но у неё появился новый недоброжелатель в лице той самой женщины.

Он положил ладонь девушке на спину. Милое создание. Сладкое милое создание… Благодарное дитя, которое надеется сбежать от него и вернуться в семью.

– Что за «Оскар»? – заметив его внимание, завела старую волынку. Тусклым голосом, без окраски. – Премия что ли? А может, Оскэ… – задумчиво бормотала Фрэя, – или даже Оскэр. У меня нет ни одного знакомого с таким именем.

В воздухе висела густая тьма, и Холовора без его поддержки обязательно бы споткнулась. Завязанные узлом волосы были убраны под касу, широкие брюки и блуза чуть короче, чем принято на западе, делали девушку похожей на крестьянку.

– Есть ли связь между Оскаром и той кобылой?

– Мне кажется, что её нет, – решила Холовора.

После чего размышления Фрэи перешли в другое русло:

– Иначе, почему бы ей кричать именно мне?.. Хотя я не уверена, она могла пытаться успокоить лошадь. Самый простой вариант – то, что это всё же лошадиная кличка, но уж больно это всё сомнительно. У меня голова раскалывается от вопросов…

В лесу неспешно опадали листья, из глубины чащи доносился приглушенный древесный скрип. Треск деревьев словно приветствовал его в лесных владениях. Остро пахло землей и сырым мхом – довольно специфический запах, который нравится далеко не всем.

С левого плеча свисала разноцветная Фрэина сумка, от ткани пахло едой, медикаментами, бумагой и девушкой. Теперь на его ладони тоже остался её запах. Он слишком мало спал, проведя большую часть времени у постели больной, теперь в голове всё плыло. Вместо того чтобы вздрагивать от каждого шороха, переживая, что девушка скроется, ему нужно было восстановить силы.

Скосил взгляд на её грудь, где покоился кулон. Безделушка нагревалась от прикосновения… А не должна.

Он ощущал, как кровь разносится по телу, становится более резвой и горячей.

Продолжая идти, Моисей незаметно сбавлял шаг.

Слишком темно, чтобы разглядеть нападающего. Никто не услышит…

– Тихо, – слегка коснулся её губ, сжимая девичье плечо в железной хватке.

– Мо… – звук потонул в его ладони.

Икигомисске прижал девушку к себе, зажимая ей рот.

– Сказал – молчи, – зашипел Моисей, перестав контролировать свой исказившийся голос.

Под его локтем бешено колотилось Фрэино сердце, он кожей ощущал её желание вырваться. Девушка вся напряглась.

Не поднимая головы, он слушал. Кровь пульсировала в висках, на шее забилась жилка.

Девушка рванулась, но Моисей сжал слабые руки до красноты.

Задевши губами мочку её уха, японец шепнул:

– Мы не одни.

Ухо повернулось на звук, ставший уже отчетливым.

Пахнуло людьми. Двое. Мужчина и женщина.

– Глава Миран, – выдохнул Моисей сквозь заостренные зубы, скорее самому себе, чем Фрэе. – Его соглядатаи, – мужской голос превратился в звенящий клекот, идеально подходящий под переливающийся, мелодичный язык его народа.

Кровь в его теле реагировала на появление врага, почти так же как врожденный инстинкт предупреждал газель о появлении хищника.

Разжал руки, и Фрэя отступила назад, не выпуская его запястье из липких пальцев. Они встали спина к спине.

Икигомисске незаметно тронул запястьем мачете, неприглядное под одеждой.

– Ни шагу от меня! – выдохнул он звенящим раскатистым голосом.

Моисей вглядывался в западную часть леса. Слева качнулись темно-зеленые листья. Из листвы вылетело что-то тонкое. Мужчина пригнулся, утягивая Фрэю вниз, на землю.

– Когда я скажу «беги» – побежишь.

Совершенно забыл, что она плохо видит в темноте.

Очередной дротик вынудил пригнуться к опавшей листве.

Просунув руки в разрезы на бедрах, извлек два мачете.

Отбил третий дротик и пущенный тут же следом – четвертый.

В лесу посветлело – это открылось ночное зрение. На неровную поляну, испещренную ямами, корнями деревьев и корягами, медленно ложились листья: черные, фиолетовые, темно-изумрудные, синие… Моисей не успевал уследить за всеми.

Подтолкнул Фрэю на юг. Свист резал обостренный слух.

Девушку заставлять дважды не пришлось. Моисей волновался, глядя на ускользающую фигуру, – она могла упасть, споткнуться, расшибить лоб. Свист приближался. Бамбуковые дротики рассекали воздух. Икигомисске метнулся за Фрэей, стремительно нагоняя. Сверху ссыпались дротики, усеивая лесную просеку. В мгновении ока их окутал темный вихрь летящих дротиков, от неожиданности девушка вскрикнула.

– Беги! Беги! – выбросил вправо руку с мачете, отбивая сразу несколько дротиков.

Металлические наконечники резали задники сандалий, царапали незащищенную кожу на ногах. Звуки леса потонули в вездесущем свисте.

– Где они?! – её срывающийся голос был еле слышен.

– На деревьях!

Наконечник задел икру на левой ноге, другой – там же разрезал кожу.

Моисей прикрывал девушку, следя, чтобы она бежала впереди. Нашел её ледяную ладошку, втискивая второе мачете.

– Я не умею с ним обращаться! – запаниковала Фрэя.

– Научишься по ходу дела! – бросил в ответ. – Быстрее, Фрэя!

Команда подействовала – девушка перепрыгнула яму и приземлилась на корточки. Моисей, последовав за ней, подхватил под пояс и взлетел на ближайшее дерево. Худой ствол глухо затрещал под их весом. Поток дротиков прекратился, когда они поднялись на самый верх бамбукового дерева. Девушка вцепилась в плечи с таким остервенением, что даже ему стало больно. Ночное небо без единой тучи нависало над головой. Моисей притиснул Фрэю к груди. Левой рукой он прижимал девушку, правой – обвил ствол бамбука. Одновременно пытался не выронить мачете и устоять на балансирующей под ними ветке. Привалившись к нему спиной, Холовора озиралась по сторонам. Каса скрывала от него лицо девушки.

– Они еще здесь? – с придыханием спросила Фрэя, похоже, она еще не успела испугаться.

– Ждут от нас дальнейших действий, – речь переливалась музыкой на каждом слове.

Перехватив Фрэю поперек туловища, метнулся по веткам деревьев. Соскальзывая с одной, он тут же перескакивал на другую, экономя энергию прыжка. Впереди уже начала виднеется лесная протока. До слуха долетал монотонный рокот быстрой воды.

– Ты не боишься?

Не успел он ответить, как девушка в одно мгновение вырвалась из объятий. С соседнего дерева метнулась черная тень по направлению к падающей фигуре. Два удара сердца и Фрэя с пронзительным криком скрылась в темноте.

========== Глава XII. Полноценность ==========

Кроны деревьев частично скрывали небо, покачиваясь на ветру. Здесь ощущалась прохлада. На этот раз ветер пришел с запада.

Земля не успела остыть за ночь.

Глаза не сразу среагировали на свет, что было само по себе странно. Ладонь легла на теплую почву, пальцы вскапнули землю. В лесу легче пережить духоту.

По телу разлилось тепло, прогнав леденящий холод, усталость, даже привычное по утрам чувство легкого голода.

Совсем недолгое время тело тоже было частью природы… Рука, испачканная в земле, легла на живот. Ничтожно маленький срок для вечности, живущей в этих краях, тело было землей и деревом, а кровь – древесным соком. Мужчина помнил, как постепенно, капля за каплей сливался с твердыней под ним, чахлым деревом – за спиной, растворялся в древесном аромате. Сердце билось в пролетавшей в небе птице, а взгляд поднимался из-под земли. Его боль передавалась всему, до чего он дотрагивался, – живым деревьям, живой траве, живому кустарнику, живым камням. Их соки на несколько часов стали его собственными.

Согнул правую ногу в колене, тут же повалился на бок. Ребра слабо хрустнули – их не пронзила острая разрывающая на части боль. Во всем организме ни следа не осталось от вчерашней пытки. Кровь больше не сочилась по подбородку. Онемение прошло, и ноги свободно двигались, пронзенное бедро слегка покалывало от разливающегося по органам тепла.

Подполз к дереву, ощущая его раненую сухую кору, привстал на коленях. Кора под пальцами вмиг разлетелась в труху, срываясь со ствола, будто хлопья пепла, на дереве оставались только застарелые шершавые полосы, испещренные бороздами. Одно долгое мгновение он был деревом, к которому сейчас прижимал ладони, видел своё умирающее тело со стороны, ощущал биение лесного пульса. Мужчина привалился к дереву. Было ранее утро – ни сонливости, ни озноба, лишь тепло, от которого в голове не всё на своих местах. Однажды довелось испытать нечто подобное, когда его коснулась обезьянка-хиппи.

Между крон просачивался тусклый солнечный свет. Осмотрев землю, не увидел брызги свернувшейся крови, на чистой сухой коже не оказалось даже травяных пятен. Волосы сами расплетались – ни спутанности, ни засохшей крови. Трава примялась только в том месте, где он лежал полминуты назад. Так и не нашел тех кустов жимолости, в которые упал, – вокруг стеной смыкался лес.

Рубашкой теперь разве что полы мыть. Изрезанная, исполосованная. Ткань не плоть, чтобы стремительно зарасти вновь. В прорехах виднелась его залеченная кожа. Холовора просунул пальцы в прорезь чуть ниже пупка и рванул в стороны. От смертельной раны – один намек. Розоватые гладкие следы покрывали ребра, грудь, плечи. Увеличил разрыв на джинсах и дотронулся до неощутимого ножового следа на бедре – лишь бледно-розовый росчерк говорил о том, что здесь когда-то распороли плоть. Сатин поднялся с земли и приподнял полы рубашки, открывая правый бок, куда вошло лезвие. Прощупал кожу, поднялся вверх, к ребрам.

Мужчина не испытывал облегчения от увиденного зрелища. Тело его… но этот лес и тем более человек не должен быть властен над смертью. Возвратить к жизни никому не под силу. Похоже, он упускал из виду нечто ценное. Было во всём этом что-то неправильное. Как исцелилось его истерзанное тело? Он умирал… кровь вытекала из ран, сначала онемело бедро, потом плечи, и холод распространялся всё дальше и дальше. Он помнил, как в раны задувал теплый ночной ветер.

Не мог он родиться в сорочке… но… это неправильно… но в памяти отчетливо всплывал день рождения, люди, в тот час окружавшие его. С легкостью воспроизводил в голове и последующие дни. И не было в них ничего странного или противоестественного, всё, как у других людей.

Отвернувшись от злополучного дерева – оно единственное в пролеске оказалось с желтеющими листьями, – двинулся в сторону, где как ему помнилось, должна быть площадка внутреннего двора рёкан. Глядя под ноги, напрасно выискивал капли засохшей крови. То ли земля впитала, то ли кровь вернулась в тело. Хотелось бы верить, что земля.

Давно Сатин не чувствовал себя настолько бодрым, что пешая прогулка казалась пыткой, напряженные мышцы требовали скорости. Холовора вышел к зарослям у песочной насыпи, не понимая, как сумел преодолеть ползком, истекая кровью, будучи уже на пороге смерти, такое длинное расстояние. Здесь росли карликовые деревья и кустарники, лес по ту сторону выглядел совсем иначе. Коренным образом изменилось освещение – бескрайнее небо, с каймой багрянца на востоке, постепенно голубело, крыша гостиницы утопала в предрассветной дымке. Однако на площади густели сумерки, скрадывая его тень.

В голове мелькнуло: первым делом отыскать зеркало и проверить, не увеличилась ли грязь, но тут он замер, уже начиная заносить ногу на ступеньку террасы. С отчетливым шорохом отодвинул дверь влево. Где-то далеко лаяли собаки.

Из-за перегородки доносились едва различимые шаги, кроме Тео там некому было расхаживать. В следующее мгновение парень показался в дверном проеме. Вероятно, услыхал, как Сатин вошел. Глядя на него огромными глазами, сделал шаг вперед. Ужасный вид: под покрасневшими глазами набухли мешки, волосы всклокочены; кажется, парень начал подносить ладонь ко рту, остальное мужчина не успел разобрать. Быстро пересек комнату и обхватил Шенг руками.

– Сатин… – выдавил Тео с недоверием, утопая в его объятиях.

Обнимая китайца за плечи, Холовора прижался щекой к растрепанным волосам.

– Всё хорошо. Теперь всё будет в порядке, – бормотал мужчина, левой рукой обвивая талию. Китаец явно был обескуражен его порывом. – Всё хорошо.

– Ты… где ты был всю ночь? Я слышал какой-то грохот, и не я один, – у парня сильно билось сердце. – Я так испугался за тебя! Что с тобой было? Почему у тебя разодрана одежда?

– Всё прошло. Теперь не о чем беспокоиться, – обхватил затылок Тео, погладил по шее, опустил ладонь на плечо.

Парень дрогнул, стискивая его ремень и не размыкая рук.

– Успокойся… я рядом, – прошептал, касаясь губами мягкой, бархатистой щеки.

– Ты был ранен!

– Теперь уже нет. Со мной ничего не случилось, – чтобы подкрепить свои слова, уверенно заглянул Тео в глаза, и снова порывисто обнял. – Я знаю, где Фрэя. Я даже предположить не мог, что она там! Всё это время мы искали по деревням, даже не догадываясь, что она может быть в лесу!

Китаец всхлипнул и рассмеялся. Похоже, Тео так и не ложился сегодня спать.

– У тебя очень измученный вид, – произнес Сатин, водя пальцами по прилипшей к спине черной майке.

– А ты как?

– Как я? – глубоко вдохнул Холовора немного сальный запах волос. – Чувствую себя великолепно! Лучше и быть не может! Давно себя так не ощущал! Во мне буквально всё кипит! – зажал удивленное лицо Тео в ладонях и отпустил.

Парень смотрел на него аршинными глазами.

Заправил прядь за ухо и потрепал Тео по щеке.

– Может, я сошел с ума, но… – наклонился к приоткрытому от удивления рту, – но дороже тебя… вряд ли кого… – поцеловав легко и свободно, обнял Шенг за талию и чуть приподнял, – способен отыскать.

– Ненормальный. Ты спятил, что ли?

Китаец засмеялся. Немного кислое дыхание и ставший уже неотъемлемым запах табака. Сатин облизал свои губы, и на языке остался привкус сигарет.

– Когда я думаю, что с тобой стряслось нечто страшное, ты снова меня удивляешь, – смуглый палец, пожелтевший от никотина, провел неторопливую линию по носу, по губам.

Так они с Шенг простояли довольно долго – во дворе значительно убавилось тени, защебетали птицы.

Сатин рассказал, что произошло ночью, не утаивая и не привирая. Поделился своими наблюдениями.

Слушая, парень тронул красный след внизу живота.

– Поцелуй меня, – попросил Тео.

Через открытую дверь проникал свет с улицы, наполняя комнату оранжевым маревом. Пока еще не чувствовалась жара, но и прохлада быстро разогревалась от тяжелого, душного воздуха. Пахло травяной заваркой, деревом и песком со двора.

Сцепив пальцы под его рубашкой, Шенг расслабленно замер. Сатин ощущал теплые ладони у себя на пояснице. Языком прочертил на шее Тео влажный символ.

– Вчера я нес полный бред…

– Забей, я тоже был хорош… – поцеловал горло, мягко прижимаясь губами к коже, перебрался на другую сторону, вынуждая Шенг запрокинуть голову.

– Пойдем… там один человек тебя хочет видеть. – Сатин отстранился, и парень продолжил заторможенным голосом: – он уже давно тебя ждет, я не придумал ничего умного, что ему сказать, – Тео пошатнулся, когда из руки расцепились.

Тем, кто дожидался Сатина, оказался светлый доктор Персиваль.

Михаил в позе сэйза [традиционная поза во время японского чаепития] сидел за кухонным столом и попивал чай, когда в комнату ворвался Холовора.

– Где ты был, когда я нуждался в тебе?! – набросился с порога Сатин. – Ты должен меня оберегать, это твоя работа! Мне грозила смертельная опасность! Меня пытались убить!

– Сдается мне – тогда ни о какой опасности и речи не шло. Ситуация была у тебя под контролем.

– Под контролем, говоришь? – Сатин взялся за отвороты рубашки и развел в стороны, показывая раскрашенную грудь. – Ко мне подослали убийцу, чтобы тот выпустил мне кишки. Это ты называешь – под контролем?

– И, тем не менее, ты жив и невредим.

– Почему ему не удалось меня убить? Что со мной, черт возьми, творится?! Ты видел мои глаза?! Я уже сам себе не принадлежу! Посмотри на меня! – прикрикнул на Персиваля, пока тот пил чаек, и более тихим голосом добавил: – Я что, похож на мертвого? – доктор лишь глаза поднял, продолжая смаковать напиток. – Может, я бьюсь в предсмертной агонии? Да ты только взгляни, – присев на колени, вытянул руки и уперся ими в стол, – на мне ни единой капли пота не осталось!

– Я так понимаю, ты не рад, что остался жив? – Михаил повертел чашку в руках.

– Перестань! – с раздражением отмел Холовора. – Ты прекрасно знаешь, что я рад, – откинувшись на спинку, Сатин развалился на ближайшем к входу сиденье. Согнул правое колено.

– Я принес тебе тут… – говоря это, доктор протянул через стол крупный пластиковый контейнер, закрытый крышкой, после чего навалился локтями на стол, переплетая пальцы.

Холовора взял контейнер.

– Зачем оно мне? – поинтересовался Сатин, исследуя предмет внутри пластиковой коробки.

– Когда доберешься до места – подними руку к небу, – Персиваль, не разнимая рук, указал пальцем на потолок, – и нажми на курок. Так мы отследим твое местопребывание и уничтожим земли Лотайры вместе с пресловутым царем улья. Здесь подобраны особенные пули, они разомкнут защитный барьер.

– То есть ты хочешь, чтобы я сдал вам Лотайру? – подняв глаза, пробормотал Сатин.

Персиваль, не мигая, следил за ним.

– Я не знаю, где прячется Лотайра, – сжав правое запястье, доктор постучал пальцем по столешнице, – а ты поможешь нам его отыскать.

Вскрыв плотно пригнанную крышку, Сатин поднял оружие. Повертел, проверил магазин – всего четыре патрона, как же… – и направил на сидящего справа доктора.

– Михаил, ты ведешь сложную игру, – на выдохе воскликнул Холовора, – пух! – прикрыв один глаз, в шутку выстрелил Сатин, изображая губами поцелуй, и усмехнулся. Голос зазвучал по-старому: спокойно и прохладно, – не забывай, на бойню меня отправили из-за твоих людей. Ты пустил меня на убой, как и остальных заключенных. С какой стати МНЕ делать ТО, что говоришь мне ТЫ?

На лбу пролегли морщины. Светлые песочные глаза моргнули.

– Я не дал бы даже волоску упасть с твоей головы, – было заметно, как Персиваль напрягся после его замечания.

– И снова ты хочешь мной воспользоваться. Ты не находишь свои методы грубыми?

– Я исполняю приказ.

– Откуда мне знать, что твоим приказом не является так же избавиться после от меня?

Персиваль сохранил хладнокровное выражение лица.

– Это не так-то просто, Сатин.

Уже вставая с пола, Холовора замер и обернулся к доктору.

– Моя жена… ты не помог ей. Нет, ты думал о барышах, которые выручил бы, если б вовремя продал нас в военную лабораторию.

– Повстанцы уважают тебя, – заговорил Персиваль, но Сатин его прервал:

– А ты, стало быть, работаешь и на левых, и на правых… до тех пор, пока не припрут к стенке, да? – встал на ноги и направился к дверям.

– За то, что Янке тебе благоволил, тебя и твою семью уважают. Потерявшим надежду – ты вернул её.

– Море оваций и что… всё это мне? – Сатин не ждал ответа, направляясь к выходу с кухни, где за обеденным столом они собирались в компании хозяйки рёкан.

– Сатин, твою жену забрал Моисей и его подручные. Полагаю, она умерла уже в их логове.

Задвигая за собой дверь, он чувствовал себя обманутым. Привалившись к разрисованному стеклу сёдзи, прижался щекой к деревянной решетке.

Пластиковый контейнер прихватил с собой.

*