Текст книги "Каминг-аут (СИ)"

Автор книги: Chans

сообщить о нарушении

Текущая страница: 79 (всего у книги 95 страниц)

Внутри накипала злость. Почему парень не понимает элементарных вещей? Конечно, может картонная упаковка и не спасет Фрэю, но они, по крайней мере, узнают, что за дрянь хранится в доме Икигомисске. Сгодится любой странный препарат, а если это просто таблетки от расстройства кишечника или что-то в этом роде, хотя бы станет понятно, что здесь никто не пичкал его дочь всякой химической дрянью. Если выяснится, что Икигомисске дурно обращался с его дочерью, он разнесет весь дом к чертовой матери. Его дочь и только его.

Стена накренилась, пол оказался чересчур скользким, чтобы устоять на ногах. Сатин сделал пару нетвердых шагов в сторону вращающихся перед глазами сёдзи. С мягким шуршанием раздвинул.

Дощатый пол расплывался под ногами. Оставляя свет зажженным, Сатин шаркал ногами по полу, будто и вправду доски покрывала корочка льда.

Это была её спальня. Свет из коридора высветил в углу чемодан с опущенной сверху крышкой и открытым замком. Сатин снова потер лицо руками, стараясь смыть наваждение и немного расслабиться. Всё происходило как в его снах, разве что с потолка не сыпал снег. Он искал в темноте своих пропавших детей… Осторожно опустил палец на кнопку выключателя, внутренне приготовившись к самому худшему. Если свет не зажжется, он останется в темноте наедине с предметами этой комнаты, где еще недавно спала его дочь. С вещами пропавшей дочери. Его пугали какие-то вещи. Конечно, ведь в темноте они принимали особенное значение. Фрэя была в этой комнате, а теперь её здесь нет. Её могли замуровать под половыми досками… её кости могут быть зарыты во дворе или закопаны в одном из цветочных горшков…

По спальне разлился свет.

Подхватив из коридора табурет, приблизился к туалетному столику. Раздался звон бьющегося стекла. Крушил всё, до чего мог дотянуться. Вазы, зеркало, глиняные скляночки на туалетном столике – весь пол был в осколках. Сухие поломанные цветы рассыпались, сверху по ним растеклись краски. Отшвырнул табурет. В приступе бешенства сорвал с кровати покрывало, взялся двумя руками за простыню, располосовал ножницами и рванул со всей силы, раз, второй. Несколько быстрых движений, топот ног, и он почувствовал, как чьи-то пальцы сцепляются замком у него на груди.

– Остановись! Что ты вытворяешь?! – парень и тряс его, и дергал, и колотил, бормотал какую-то чушь, чтобы привести его в чувство. Парня колотило от страха, похоже, Тео тронула его выходка. Толкнув китайца локтем в живот, высвободил одну руку. Шенг повис на нем, пальцы крепко вцепились в одежду. Дыша в спину, мальчишка выдавил сквозь зубы ругательство. Сатин медленно вырвал вторую руку, ожидая, когда Шенг его отпустит.

– Хватит уже! Ни хера не соображаешь!

Сатин поднял брошенный табурет. Подойдя к сёдзи, ударил по ним табуретом. Ударил снова. Он бил пока стекло с треском не раскололось и не вывалилось в коридор, образовав в дверях приличную дыру. Ударил по косяку. Табурет, грохоча, обрушился где-то в коридоре, приминая под собой обломки сёдзи.

– Ты мог меня зашибить этой сраной табуреткой! Чертов ненормальный! – китаец тяжело дышал. Вытерев лоб, согнулся пополам, обхватывая живот. – Сатин, что на тебя нашло?! Икигомисске ведь заботился о Фрэе, а не на кресте распинал! Черт возьми! – просипел Тео и надавил на виски. Глянув в окно на машину с распахнутыми настежь дверцами, парень окинул его с ног до головы мрачным взглядом. – Ладно, валим отсюда. Из-за тебя, – перебрался через разбитые двери и оттолкнул с дороги кусок разрисованного картона, – нам придется вернуться сюда еще раз.

Развернувшись, Тео пару секунд буравил его уничтожающим взглядом:

– Ты меня бесишь! – потом ударил кулаком по стене, признавая тщетность попыток ввернуть всё в прежнее русло.

Затылок прожгло, и комната снова заплясала перед глазами.

Сатин опустился на пол, облокотившись спиной о кровать, и провел рукой по шершавой ткани покрывала. По расписанному шелку пододеяльника, смятого на полу. Люстра заливала комнату мягким размеренным светом. Нет, ткань не была шершавой, это его пальцы огрубели. Он боялся заснуть в этой комнате, боялся, что погаснет свет. Черт возьми! Но он был благодарен этому неведомому Моисею. Потер виски. Фрэя – всё, в чем он нуждался, и он не намерен делиться ею с кем бы то ни было. Даже если её больше нет в живых.

Выматерив его, Тео немного остыл.

– Ты просто тронулся на своих поисках. А я говорю, Лотайре нужно только, чтобы ты угодил в их западню. Может быть, у него и нет твоих детей.

Не хотелось слышать ничего про западню… про свою опрометчивость. От всех этих разговоров голова начинала болеть сильнее, мешая сосредоточиться, заставляя ощущать себя страдальцем… ничем. Пустышкой.

– Если у тебя есть идеи лучше – выкладывай. Я пересмотрю все возможные варианты. – Дождь за окном гипнотизировал. – Я прекрасно понимаю то, что ты хочешь сказать. Для Лотайры это своеобразный спорт, где призовые места занимают живые люди, не для того я вышел на свободу, чтобы из раба становиться чьим-то презентом.

– Не понимаю, о чем ты говоришь. Я ведь тоже влез во всё это не просто так, от большого ума. Твое несчастье для меня не пустой звук. Не говори, что я не оставил тебе выхода, когда увязался за тобой. У тебя всегда был выбор. Я ведь такой же живой человек, как ты. У меня тоже есть амбиции.

Прямота Тео не являлась недостатком. Когда парень слетал с катушек – начинал говорить… потрясающие вещи. Китаец умел говорить и порой делал это незабываемо.

В дверь номера постучали. Кто бы их ни потревожил – Сатин был благодарен ему за прерванный разговор.

– О! Врача вызывали? – парень оглянулся на него и засеменил к двери. – Я открою.

Проводив его взглядом, Сатин вернулся к изучению двора рёкана, где во всю хлестал ливень.

Тео провел в комнату низенького японца в квадратных очках на закругленном носу. Парень поклонился и подвел врача к переносному столику, поставленному на деревянное возвышение у окна. Сатин оторвался от созерцания дождя и поймал себя на малоприятной мысли, будет ли Тео так же обходителен с ним, когда ему перевалит за шестьдесят.

Кивнул в знак приветствия. Он старался избегать контакта с людьми этой профессии, чтобы те случайно не передали ему какое-нибудь заболевание. При общении с больными, врачи перенимают на себя часть их зараженной энергии. Это не означает, что они подвержены инфекции, вовсе нет, врачи вырабатывают иммунитет, но они могут передать зараженную энергию незащищенному носителю, проще говоря, инфицировать здорового человека остаточной энергией больного. Такой контакт мог бы убить Эваллё. Персиваль как-то упомянул, что наиболее ярко-выраженными примерами остаточной энергии являются несвертываемость крови, рак, или образование благоприятной среды для проникновения микробов, иными словами – гниение. Ведь, в конце концов, у любой энергии должен быть сосуд.

Холовора улыбнулся гостю и присел около стола.

Врач долго и старательно изучал инструкцию к применению.

Сатин предоставил Тео возможность вести разговор.

– Он говорит, это похоже на обычные детские витамины, – объяснил Тео. – Но в их составе присутствует один компонент, который может быть вреден детскому организму.

Парень перешел на громкий шепот, чтобы не отвлекать японца:

– И кто только изобретает подобные препараты! Если исходить из того, что витамины назначены детям, не понимаю, зачем в них добавлять что-либо подобное.

Японец взглянул на Тео, потом на него и положил коробку на стол.

– Это только мои предположения, – перевел парень. – Это сильное обезболивающее, которое нейтрализует мозговую активность и вызывает легкую слабость во всем теле. Его прописывают только в критических ситуациях. Опасно тем, что вызывает привыкание. Достать в магазинах практически невозможно, чаще всего заказ поступает на место изготовления.

Сатин не стал спрашивать, зачем нужно выпускать подобные препараты. Опустив локоть на столик, подпер щеку.

– Врач спрашивает, не нужно ли тебе чего? – Тео чуть склонил голову.

– В смысле?

– Он говорит, у тебя истощенный вид.

Врач кивнул.

– Нет, – тут же отстранился Холовора, откидывая со лба волосы. – Благодарю, не нужно.

Выбросив упаковку в мусорное ведро и завязав мешок узлом, сполоснул руки, заодно плеснул в лицо холодной водой.

– Я бы и не заметил… но ты и, правда, выглядишь изможденным. Слушай… не надо было на тебя давить. Извини, лучше бы я дал снести в том доме всю мебель, – Тео так и не снял своей черной майки, убрав волосы за уши, он зачесал челку на правую сторону. – Будешь есть? Я кое-что смыслю в здешней кухне… Так поболтал с кухаркой. Приятная такая женщина, – подошел к Сатину и привалился к стене у зеркала. – Странный сегодня денек. Может, это духота так на тебя подействовала? К завтрашнему отпустит.

– У меня так колотится сердце, будто я пробежал стометровку, – Сатин снова окатил себя водой. – Я устал.

– Устал – иди, ложись спать, а завтра чуть свет – продолжим поиски, – предложил Шенг.

– Но ты ведь не устал, – возразил Холовора. – Ты не встанешь завтра раньше десяти.

– Точно, во всем виновата смена климатического пояса. У моей матери тоже самое: не переносит резкой смены погоды. Не хотелось тебя напрягать… но в доме этого японца я обнаружил еще кое-что интересное.

Выйдя из ванной, первым делом Сатин налил себе стакан воды.

– И что это? – спросил он, делая несколько быстрых глотков.

– Ты как-то странно выглядишь. У тебя взгляд немного размытый. Не знаю, как тебе объяснить… точно ты сейчас вырубишься, – парень указал на пол.

– Перестань, я прекрасно себя чувствую, – это было неправдой, он ощущал себя полностью разбитым. Присаживаясь на широкий подоконник, пододвинул к себе рыбное блюдо. – Так что ты нашел?

– А! – опомнился Тео, смотря, как он разрывает рыбу на две половинки. – Опиум. Целая бадья. Такая разукрашенная урна с длиной трубкой. Прикольная вещица.

– Злоупотребление ни к чему хорошему не приведет. У него весь дом в наркотических парах, – отхлебнул вина. – Тео, мои денежные запасы не бесконечны.

– Но вино-то хорошее, – состроил оскорбленное лицо Шенг. – И ты богатый. Я знаю, ты очень богатый.

– Да брось, – Сатин впился пальцами в мягкую рыбью тушку, на тарелку закапал майонез. Рыба – то, что нужно. С этой нервотрепкой аппетит то пропадал, то резко возрастал… В последнее время и правда возникает странное чувство… какое-то смутное беспокойство глубоко внутри. – Я еще не выплатил Анне-Лизе компенсацию за ущерб. Наверное, ей пришлось вложить в отстройку немалые деньги.

– И ты что же, столько времени думал об этом?.. Не переживай, Рабия это сделала за тебя. Мне ребята сообщили, – спустя некоторое время добавил китаец, хватаясь за бутылку хереса, припасенную специально для ужина. Для ужина… только не на краю света, в захудалой японской деревеньке. – По-любому бы старушку Анну уболтали.

– Не пей много: мне завтра понадобится твоя ясная голова, – и тоже замолчал, отщипывая от хорошо проваренного белого мяса маленькие кусочки. Взял вилку.

Каждый думал о своем. С минуту Сатин прислушивался к стуку дождя по черепичной крыше, потом взглянул на парня, жующего зажаренную креветку.

– Она умерла.

– Да. Я знаю, – буркнул Шенг. – Тебе совсем необязательно объяснять, я это сразу понял, когда встретил тебя на Гонолулу. Я был удивлен тем, что встретил тебя, – бормотал Тео без какого-либо выражения, – я обрадовался… ты не представляешь, как.

Китаец избегал прямого взгляда. Выбирая из общего блюда самые лучшие куски и наливая еще из бутылки, Шенг кривил губы. Тишина усугублялась, и росло напряжение.

– Довольно, – Сатин потянулся, чтобы отобрать стакан, но парень резко оттолкнул его руку.

– Если напьюсь – тебе-то какое дело! Может, тебе тоже есть резон напиться, нэ? А то, похоже, из нас двоих ты тут самый здравомыслящий… и это учитывая то, что у тебя шарики немного за ролики… – повертел пальцем у виска, но взгляда так и не поднял. – Мне надоело, что ты постоянно кого-то корчишь из себя! – прикрикнул уже порядком поднабравшийся Тео. Оставалось только глазами хлопать, как парень умудряется пьянеть за полстакана.

– Если я кого-то и строю из себя, то только идиота, согласившегося взять тебя с собой, – зло бросил Сатин в ответ.

– Не-а, я нужен тебе, – растянул блестящие губы в деревянной улыбке Шенг. – Я же играю роль поисковой псины, а ты только командуешь. Сюда, мой пёсик, нет, не сюда – туда.

– И что это значит? – прищурился Сатин и убрал со стола бутылку, намереваясь вернуть её обратно на кухню. И вовремя перехватил взгляд парня, устремленный на бутыль вина, в которой еще оставалось немного на донышке.

По крыше барабанил дождь.

– Тео, ты пьян и не понимаешь, о чем говоришь, – встав из-за стола, оправил ворот кимоно.

Сейчас бесполезно пытаться что-либо объяснить – Тео не в состоянии оценить ситуацию здраво.

– Так-то и не понимаю… – удивленно поднял брови китаец, поднимаясь вслед за ним. – Сегодняшний твой срыв меня просто взбесил! Ты готов каждого, кто дотронется до твоей дочери, по стенке размазать! – Не без труда Тео поднялся на ноги. – Я торчу здесь, пытаясь тебя вразумить, но, по-моему, это ни к чему хорошему не приведет.

– Ты взваливаешь на себя то, о чем я тебя не просил. За такую помощь я не собираюсь тебя благодарить.

– Единственное, что я делаю, пытаюсь делать, это защищаю тебя от тебя же самого, – прошептал парень, всматриваясь в его лицо.

– Как благородно! – пришлось повысить голос.

Возникло непреодолимое желание разбить бутылку, зажатую в пальцах. Алкоголь отбирает у него единственного понимающего человека!

– Я поехал с тобой, но до сих пор никто мне не объяснил, какого хрена ты добиваешься, гоняясь за призраками!.. Да у тебя в груди – огромная дыра! – выкрикнул китаец и, сглотнув, чуть склонил голову. Смотря на него безотрывно, прижал ладонь к тому месту, где билось сердце.

Отхлебнув из горла, Сатин грязно выругался, и повисло тяготящее молчание. Желудок понемногу наполнялся теплом.

Пальцы крепче обхватили горлышко бутылки. Пришлось навалиться на столик. Двор за окном превращался в болото.

– Эти твари, каннибалы, кем бы они ни были, они реагируют на людей, как животные. Если замешкаемся, они убьют нас. Можешь принимать меня за сумасшедшего, но я видел, на что способно их племя. Они живут дикими инстинктами, они не знакомы с человеческими понятиями. Говори, что я брежу…

Тео замахнулся и въехал ему по скуле. Парень дышал на него хересом, слегка покачиваясь от всколыхнувшейся злобы.

Сатин поднял лицо, но заставить себя посмотреть на Тео так и не сумел. Щека горела, к лицу прилила кровь.

Рука поднялась неосознанно. Удар кулаком пришелся на лицо. Шенг отнесло назад. Не устояв, парень неуклюже завалился.

– Зараза! – Тео с трудом перевалился на живот, пытаясь отдышаться. Мальчишке повезло, что он не ударил бутылкой, которую сжимал в другой руке.

Холовора присел около Тео. Скривил рот, как будто съел дольку лимона:

– Нравится оскорблять меня? Ну, давай!

Матовые губы искривились в подобие усмешки. Хрипло дыша, Тео растянулся на полу:

– Поверь, я не лучше тебя.

Что ж, пускай, если Тео так больше нравится. Пускай! Пускай позлится на него, все равно на утро ничего не вспомнит, кроме головной боли. Пора бы уже осознать, что в жизни дается далеко не всё, что хочется. Пора бы Тео это понять. Пора бы понять, что он не вещь на торгах, чью любовь можно купить за грош! Вся проблема парня в том, что Тео так же, как и другие смотрел на то, что видел перед глазами, и точно также обломал зубы об острые камни. Но в этом нет вины Тео.

Сатин ослабил хватку, позволяя забрать у себя бутылку.

– Я сам уберу. Ты устал… и кухарка меня уже знает, я сам схожу на кухню. Скажу спасибо за еду, – пролепетал Тео, отводя глаза и пытаясь подняться.

На кимоно расползались темные пятна, влага проникала под одежду, стекая по коже. Мокрые волосы облепили шею. Носки вмиг промокли, подошвы хлюпали по каменистой насыпи. Сатин набросил на машину перкалевое покрывало. Дождь стекал по лицу, попадал в глаза и скатывался по щекам. Стучал по стеклам автомобиля. Нужно вернуть его до одиннадцати утра. В такую погоду… Мужчина обходил автомобиль, поправляя покрывало. Так сиденья высохнут гораздо быстрее.

В огромных окнах рёкана горел свет, высвечивая внутренний двор, мощенный светлым камнем. У густых зарослей жимолости площадка переходила в песочную насыпь. За чередой кустов темнел влажный лес. Сюда выходило несколько дверей. По периметру одноэтажный дом огибала полоса дощатой террасы, укрытая от дождя черепичной крышей, из-за влаги казавшейся темно-сизой, почти черной. Небо заволокли грозовые тучи. Казалось, земля и океан поменялись местами, сплелись в единое целое. И рокочущий океан бушевал над головой, грозясь пролиться и затопить землю.

Оторвавшись от панорамы темного неба, Сатин расправил складку на промокшем покрывале. Машина может постоять и до утра, ничего с ней не случиться. Он еще раз должен вернуться в тот дом на окраине, еще раз всё внимательно проверить, исследовать каждый угол, каждую доску. Сегодня они даже не осмотрели двор Икигомисске. Там слишком много подозрительных мест, чтобы успеть справиться до дождя. Теперь грязь размокнет, и будет вдвое труднее найти то, что они ищут.

Как можно найти одну девушку в этом огромном мире? Сатин скосил взгляд на лобовое стекло, с облепившим его грязно-серым мокрым перкалем. Он был уверен, Фрэя искала его. Она, так же как и Рабия, доверяла ему, она верила в него, она знала, что он где-то есть. Тео прав. Без помощи он бы не справился, он бы до сих пор кидался в волны, пытаясь забыться, и искал там свою жену. Тео толкал его вперед. Сам того не осознавая парень помогал пережить утрату, учил не оборачиваться, а двигаться вперед. Всё время – только вперед, не оглядываясь на прошлое.

Сейчас он не мог оставаться подолгу один. Долгие месяцы ада так повлияли на него. Ужасала перспектива остаться один на один со своим прошлым. Хотелось забыться. Раствориться в дожде, запахе риса с мясом. Хотелось заботы, ласки, тепла, но сердце будто окаменело. Если кто-то рядом – он уже не одинок.

Положив ладони на дверцу, оперся о машину. Дождь хлестал в лицо, влага стекала за шиворот.

«– Не я ли бегал по аптекам, пока ты болел? Нет, наверное, наш сосед! Так с какой стати ты предъявляешь мне свои претензии?» – в голове замелькали размытые картины. Ярость застлала всё. Хотелось сделать больно. Тогда он думал, что прав.

«– Да тебе было плевать на меня!» – чем глубже он погружался в свои воспоминания, чем громче барабанил дождь по каменной мостовой, тем более размазанные были мелькавшие в голове картинки.

«– Почему мне так сложно с тобой разговаривать, Эваллё?»

Сатин обернулся, будто и вправду его звал мягкий успокаивающий голос, но встретил лишь свет пустых окон.

«– Не бойся, Сатин. Я стану ангелом тьмы и приду за тобой, чтобы тебе не было одиноко…»

– Не хочешь говорить со мной? – прислушался к звуку собственного голоса в шуме капели. Отрешенный взгляд вперился в одну точку, Сатин слегка повернул голову.

«– Эваллё сказал, что тебя искала русская журналистка – хотела взять интервью. Она преследовала Эваллё всю дорогу от Паули. Даже в кафе за ним пошла», – словно наяву Рабия изучала выложенный плиткой угол. С бумажной салфеткой в руке склонилась над раковиной.

Эти двое, иностранец и журналистка… Рабия упоминала, что женщина плохо изъяснялась по-фински, но выглядела как европейка, а вторым, стало быть, и оказался Лотайра. Первая встреча с Эваллё… Или не первая? Как долго они следили за их семьей? Что им было нужно от Эваллё?

«– Зачем ты сидишь здесь в темноте? Я зажгу свет» – скрип пола. Фрэя перешагнула порог кухни и замерла, преграждая путь к отступлению.

«– Начинаешь думать, вот она – светлая полоса в твоей жизни, а потом звон в ушах проходит, и виденное ранее открывается с обратной стороны», – услышал он в сознании свой раздосадованный голос. Дочь пыталась убедить, что её всего лишь подвезли, но никто не слушал её. На самом деле он хотел, чтобы Фрэя ушла и оставила его в покое.

Дверь кухни исчезла. Подул холодный ветер с запахом мороза. Зимний сад и дорога, присыпанная гравием. Золотисто-желтые новенькие доски с оттенком карамели, пахнущие сосной, только что отстроенный коттедж Лим-Сивы и его жены.

И крик…

«– Сатин, возьми трубку в гостиной! Что-то произошло! Быстрее!»

Рабия всё время улыбалась, даже когда её впервые лежащую на носилках погружали в фургон «скорой помощи», за спиной шептались обеспокоенные соседи. Всегда она возвращалась стойкая и полная жизни.

– Я сделал, как ты хотела. Отвез тебя к океану. Но ты умерла.

Казалось, она будет жить вечно. Она не оставляла его мысли, не выходила из головы. Покой не приходил. Сатин понимал, что, не желая отпускать Рабию, он не позволял ей уйти и упокоиться с миром. В конце концов, два месяца прошло, её срок давно истек, им было дано время, и оно закончилось. Но он не мог примириться с её смертью. Может и хорошо, что он не видел, как жизнь покинула её, не видел серой каменной маски вместо лица, не касался твердого, как земляная порода, ледяного тела. Она не хотела, чтобы он видел это, момент смерти. Она всегда беспокоилась о нем, улыбаясь, когда сердце разрывалось, чтобы он не догадался. Она хотела, чтобы он перестал тревожиться за неё и жил для себя. Жил дальше. Рабия бы хотела этого.

Теперь Тео помогал ему подняться. Слова парня наполняли новой жизнью, не имеющей ничего общего со старой. Благодаря Тео он мог дышать полной грудью, не боясь оступиться и сорваться, он снова мог парить в небе. И теперь ему решать – присоединяться к стае птиц-падальщиков или одному бороздить просторы небосвода. Однако он еще привязан к земле. Тео хочет, чтобы он жил дальше. Но сердце еще не залечило свою рану, сердце ноет, её смех… её улыбающиеся губы… не отпускают его. Нет, это он сам не может проститься с ней, и всё еще ползает по земле.

Сатин почувствовал радость от дождя, дождь словно смыл накопившуюся за день агрессию, раздражение, тревогу, сделав его чуточку чище. Он мысленно представил себя с высоты полета птицы. Ему казалось, что он слышал стук сердца. Сначала этот стук не совпадал с биением его сердца, постепенно возникало впечатление, что два сердца звучали в унисон, одно вторило другому, потом их клокотание слилось в одно, в его собственное, и в то же время – это было чужое сердце. Застыв на месте, он будто слышал топот чьих-то ног, заглушенный опавшей листвой, глухой звук от касания подошв по влажному ковру из листьев. Чувствовал хриплое тяжелое дыхание от быстрого бега, ноющую боль в подгибающихся ногах, но тревоги больше не было, ей на смену пришел покой. Щеки коснулось что-то липкое и холодное, зашелестело, сминаемое головой. Подтолкнув колени к подбородку, чтобы согреться, он погружался в сон…

========== Глава V. Влюбленный в мужчину ==========

Из транса вывел хрипящий голос Тео, не дав свалиться на землю.

– Что ты делаешь под дождем? Не видно ж ни черта!

Оказывается, он продрог до костей. Очнувшись, как ото сна, зябко поежился.

– Посмотри на себя!.. Ты весь посерел! – Тео прикурил от зажигалки и небрежно уселся на пятки.

– Не хотел, чтобы залило сиденья в машине, – рассеянно проронил, не удосужившись проверить, услышали его или нет.

– Она и так была вся мокрая, – вспыхнул оранжевый огонек, и Тео закашлялся. – Кажется, это твоя бабушка говорила, что я курю дешевку, и если травить себя, то со вкусом. Говорила она и доставала с антресолей свой старинный портсигар. Твоя бабушка курила как паровоз, моя бы её и на порог не пустила. Моя бабка – вот где настоящий шабаш.

– И к чему это сказано? – Сатин поднялся на одну ступеньку, ступив на дощатый пол веранды. Тео немного отошел от ссоры, но, похоже, так и не успокоился.

– Да просто так.

Да. Как это похоже на Шенг. Просто так…

Холовора присел рядом.

– Ну что рад, что вымок под дождем?

Убрав мокрые волосы с лица, присмотрелся к парню: усевшись, как лягушка, Тео старательно покусывал нижнюю губу, могло показаться, что это занятие отнимает все умственные силы. Шенг успел сменить излюбленные джинсы на просторные трикотажные штаны с лентой вместо пояса, кокетливо завязанной бантом на бедре. Бант, подумать только… Ничего, нормально смотрится.

Слушая, как с волос капает вода, и от ветерка позвякивают сережки, Сатин выжимал рукав. Сначала правой руки, потом левой. Неожиданно Тео хихикнул, закусил губу, но всё равно не удержался и рассмеялся.

– Ты чего? – Сатин оставил рукава в покое и уставился на парня.

Тео засмеялся еще громче. И выдавил сквозь смех:

– У тебя… у тебя такой вид… Правда, зачем ты туда поперся? – Этот вопрос не требовал ответа. Парень отвернулся, всё еще посмеиваясь. – Я убрал еду и отнес бутылку, можем идти спать, – опустив на ладонь пепельницу, взял сигарету. – Она ведь и Маю пыталась научить курить свои сигары, – доверительно зашептал китаец минутой позже, снова возвращаясь мыслями в далекое прошлое.

– О, надо же! – Сатин накрыл лоб ладонью. – Я так и думал! – рассмеялся шелестящим смехом.

– Пока ты был занят, она успела его многому научить. – Парень стряхнул пепел, изящно придерживая пепельницу костлявыми пальцами. – А когда делала уборку, она заметала мусор под ковер, – отрапортовал китаец, покусывая ноготь на мизинце.

– Это для меня не новость.

Их освещал электрический светильник. Далекий мокрый лес и влажно поблескивающие камни обширного двора. Дождь хлестал по ступеням. Вода сочилась с крыши, целые ручейки сбегали по песочной насыпи в противоположной стороне двора, к кустам, дрожащим от напора ливня.

Шенг вглядывался в даль. Его черные волосы обдувал ветер, принесенный с дождем.

– Относилась ко мне, как к родному внуку. Поразительная была женщина. Мне кажется, ты унаследовал её лень и тщеславие. – Тео покрутил кольцо на большом пальце и вытянул руку, позволяя дождю залить сигарету. – Хорошее было время. Сатин, пообещай мне, что когда всё закончится, и мы найдем твоих детей – всё будет как прежде… Я думаю, дорогие нам люди живут в нас. И этого достаточно… Знаешь, мне нигде не было так хорошо, как в твоей сумасшедшей семье… среди людей, одержимых своими идеями.

– Похоже, ты болен, Тео, – без тени неприязни пробормотал он. – Невозможно, чтобы всё было как прежде. Однажды всё меняется. Я не могу тебе этого обещать.

Не мог он вернуться, не готов был встретиться с тем, что, казалось бы, давно минуло. Тео пока еще не понял, как одинок каждый человек, и, что, сталкиваясь с различными людьми и ситуациями, он все равно остается после один, сменив очередной этап своей жизни, и всё время быть так, как было прежде, просто не может, однажды жизнь кардинально меняется. И он поведет себя жестоко, если пообещает Тео.

– Но тебе необязательно переживать по этому поводу. Я буду рядом, пока тебе не надоест. Пойдем спать. – Сатин искоса глянул на парня, сминающего сигарету в пепельнице.

Сейчас он не хотел оставаться один.

Резко поднялся, вытирая шею и лицо. И протянул шатающемуся парню руку. Шенг обхватил его ладонь и кое-как поднялся.

– Поразительно. После всего, что произошло сегодня… ты так спокоен. – Покачиваясь, Тео заковылял прямиком к раздвижным дверям, а в хриплом голосе будто бы промелькнула злость.

Дождь прекратился в час ночи, и установилась мертвая тишина, только с крыши назойливо капало. Прохлада быстро сменилась теплом. Сатин отвернулся к голой деревянной стене. Щекоча кожу, сквозняк теребил волосы. Сон всё не шел.

Тео ворочался с боку на бок, с каждым новым поворотом всё яростнее взбивая подушку. Лежать на жестком полу оказалось удивительно приятно, в этом было что-то надежное. Откинув одеяло, Сатин перевернулся на спину. То, что пробудилось в нем сегодня вечером – смутная тревога, накатившая на него одной сплошной волной – крепко спало, а вот он не мог никак заснуть. Пролежав еще так с минуту, уловил тихое хрипение. Затаив дыхание, повернул голову в сторону соседнего футона. Тео лежал на боку, повернувшись к нему спиной, и едва ли не упирался головой в деревянную стенку подоконника. Из-под одеяла доносился слабый дребезжащий звук. И чем внимательнее Сатин прислушивался, тем громче становился звук, но скоро и он прекратился. Снова засудачила капель.

– Тео, – позвал он, чувствуя, как колотится собственное сердце.

Дребезжание внезапно повторилось, и Сатин поневоле отшатнулся. Из его приоткрытого рта вырывалось прерывистое дыхание. Перебравшись ближе к источнику звука, присмотрелся к Шенг.

– Ты спишь? – тихо спросил, нависнув над китайцем. С беспокойством осмотрел неестественную позу парня, завернутого в одеяло, как в кокон. К тревоге прибавилось смятение.

Шумно дыша через нос, парень прикусил зубами подушку, свернутую наподобие рулона. В уголке рта скопилась слюна.

Кое-как содрав одеяло, стараясь не потревожить Тео, Сатин смахнул с гладкой щеки, скользкой от пота, прядь волос. Жилка на коричневой от загара шее подрагивала.

Глаза невольно расширились.

На шее парня проступили жилы, и не только на шее, еще на лбу, руках, судорожно вцепившихся в матрас. Кожа блестела от пота.

Внутри нарастала паника. Мышцы напряглись.

– Да что с тобой? – Дотронулся до плеча, легонько потряс. С ужасом отметил, что глаза у Тео широко открыты.

Присев, Сатин перевалился через парня, чтобы лучше рассмотреть лицо.

– Ты меня слышишь? – мужчина приложил прохладную руку к горячей щеке Тео, вытер потный лоб тыльной стороной ладони.

И тут парень глухо застонал, из остекленевших глаз брызнули слезы.

– Тео, ты что, нарочно? Если ты разыграл для меня жалкий спектакль, не жди, что это сойдет тебе с рук, – взволнованно пролепетал Сатин. Наблюдая странное поведение парня, он не был уверен в силе своего негодования.

Привалившись к взмокшему боку, уперся локтем в матрас и легонько сжал плечо Шенг.

Надрывно вздохнув, Тео заплакал, тихо глотая слезы.

– Почему ты плачешь? – Паника отступила, и он коснулся волос китайца, погладил по голове, провел по лбу.

Только что помирились… только Тео начал улыбаться… ведь со дня встречи на Гавайях они только и делали, что препирались, отравляя друг другу существование.

Сатин поднялся с футона и быстро сходил в ванную. Принес смоченное под краном полотенце и протер лоб, а заодно и зареванные веки. После чего насухо вытер лицо Тео.

– И долго ты так рыдаешь?

– Я всё еще не верю, что это ты, что ты здесь, – выдавил парень, переворачиваясь на спину. Из глаз снова потекли слезы. – Как ты узнаешь, что я не Лотайра?

Вопрос застал его врасплох. С чего вдруг Тео вспомнил про Лотайру? Сатин вздохнул. Конечно, он рассказал Тео о превращениях Лотайры. А что ему еще оставалось?