Текст книги "Каминг-аут (СИ)"

Автор книги: Chans

сообщить о нарушении

Текущая страница: 57 (всего у книги 95 страниц)

– Очарованы? – лукаво поинтересовался Моисей. – Магнитола включена, вам нужно только нажать на кнопку «enter», – подсказал мужчина, касаясь её плеча и привлекая внимание.

– Сейчас разберусь! А можете, быстрее?! – девушка развернулась и облокотилась ладонью о приборную доску.

Токио встретил Фрэю своим рокотом, весенним теплом и «Porsche Cayenne» цвета кофе. Пальто она оставила на Хоккайдо, надев черную спортивную кофту на молнии с серебристыми узорами и короткую темно-коричневую юбку.

Машина разгонялась на пустынной полосе, бесшумно проскочила под мостом, лихо сворачивая на повороте.

– Всё так круто, что я не хочу просыпаться! – она нагнулась к магнитоле, пытаясь разобраться в крошечных серебристых символах на кнопках.

– Тогда я не буду вас тревожить.

– Просто разбудите перед последним ударом часов, чтобы я знала, когда карета превратится обратно в тыкву. Тик-так, тик-так, – Фрэя уже качала головой в такт песни, которую скрутила на j-rock-волне.

– Уже третий час, боюсь, вы опоздали, – усмехнулся Моисей.

Отправив Химэко к дедушке с бабушкой на квартиру, Икигомисске забронировал два номера, а потом весь вечер после работы катал Фрэю по городу. Позже в номере, Моисей спросил:

– Из окон вашей квартиры не такой вид?

Девушка стояла у окна и смотрела вниз, на ночной Токио. Она покачала головой. Вспоминая свою комнату, она представляла предрассветное небо на востоке, над уровнем воды, и череду пальм. Здесь она видела огромный город и темное небо, подсвеченное крышами небоскребов. Время от времени там вспыхивали блестящие точки самолетов.

– Полный восторг, – прошептала Фрэя, отходя от окна. – Спасибо, Моисей.

– На здоровье.

– Я оставила мобильный у вас дома, – она отстегнула пряжку ремешка и сняла черную босоножку.

– Что? – Моисей недоверчиво сузил глаза. – А что если мне потребуется срочно с вами связаться? Или вы потеряетесь в аэропорту? – он бросил Фрэе пульт от телевизора.

– Я решила, если вдруг позвонит Тахоми, то я не смогу побороть соблазн сказать ей, как здесь здорово, естественно, я начну рассказывать про Токио, а мы же не хотели никому говорить, куда отправляемся… – девушка отстегнула второй ремешок и скинула босоножку.

Было видно, его не устраивал подобный ответ. Икигомисске какое-то время молча смотрел на неё. После чего хмыкнул, позволяя осмыслить всю глупость её поступка.

– Мы завтра после вашей работы поедем кататься на машине? – дожидаясь ответа, она включила телевизор. – Покажете мне те улицы, где собирается молодежь?

Моисей судорожно вздохнул. На мгновение его лицо превратилось в ожесточенную маску. Он постоянно чем-то звенел в кармане, и когда Фрэя раздраженно перевела взгляд на его правый карман, Моисей вытащил оттуда ключи от номера и повернулся лицом к двери, собираясь уходить. Теперь кричи, не кричи вдогонку – он не услышит.

– Моисей, вы за это на меня рассердились? За то, что я не взяла свой мобильник?! Моисей, я не потеряюсь, не беспокойтесь! Я от вас ни на шаг не отойду! Буду сидеть в номере, пока вы не выведете меня на прогулку, как комнатную собачку… – пробурчала напоследок Фрэя. Она не предприняла ни одной попытки подняться с кровати и остановить его.

– Спокойной ночи, – в его голосе сквозила злость, он даже не пытался её замаскировать. – Не намерен отвлекать боле от созерцания прекрасного сна, – дверь громко хлопнула, кажется, все соседи слышали этот грохот.

Девушка натягивала одежду. За что Моисей на неё вдруг обозлился? В офис ему только к одиннадцати, мог бы и заглянуть к ней, пропустили хотя бы по чашке кофе… Даже не поздоровался… Ведь телефон – это только предлог соблюдать дистанцию.

За окном собирались тучи. День был пасмурным, но теплым и свежим. Тянуло поскорее выйти на воздух.

Скитаясь по улицам Токио, она старалась не отходить далеко от гостиницы. Как вдруг наткнулась на пирсинг салон. В деньгах не ощущала недостатка – захватила с собой с учетом дороги и проживания, перестраховалась на тот случай, если Моисея по каким-либо причинам не окажется рядом. В ушах у неё была стандартная пара сережек с топазами, подобрав себе украшения, девушка пробила еще три дырки в правом ухе, две снизу – на мочке, одну сверху. Проколола губу. Вспоминая пирсинг брата, его два шарика на языке и штангу – в брови, поняла, что не хочет повторяться и непременно сделает что-то своё. Касаясь полосатого колечка в верхней губе, обходила витрину с украшениями и обдумывала дальнейшие действия.

– Пять проколов, красавица, – выйдет приличная скидка, – мастер потер ладони в медицинских перчатках.

Она не хотела делать пирсинг на носу, потому что часто страдала насморком, или на языке из соображений удобства, но этот день был особенным. День, когда она наплевала на собственные ограничения. В результате девушка отважилась на серебряное колечко в пупке.

Доставая пачку стодолларовых купюр – деньги, которые оставила Тахоми, плюс собственные накопленные сбережения – с удовольствием отметила, что проколы ноют, а значит, она не скоро забудет о своем маленьком приключении. Где же лучше всего промотать это добро, как не в салонах Токио?

Расстегнула спортивную кофту, выставляя на обозрение обтягивающую белую майку-топик и кольцо с крошечным ярким камнем в пупке.

Фрэя долго созерцала вывеску тату-салона, гадая, зайти, не зайти. Здесь рисовали картины на живом теле. До того, как Моисей хватится её, ещё был фактически целый день.

Цветная татуировка «Иридзуми» в виде злого духа, который завладел японским героем, в старинном шлеме с плюмажем и невероятно живыми глазами. Композиция плавно перекатывалась со спины на бедро и правую ягодицу. Кололась она по старинке, специальными иглами, прикрепленными к палочкам бамбука, однако Фрэя пребывала в состоянии, близком к эйфории, и поэтому чувствовала себя превосходно. Края татуировки сделали более яркими, пробелы заполнили геометрическими орнаментами. Создание первого этапа композиции, «Судзи», когда наносится эскиз мотива при помощи туши и цветных красителей, заняло большую часть дня. Четыре-пять дней – самое быстрое для такого размера татуировки.

Когда тату-мастер увидел паспорт Фрэи, он широко улыбнулся и пообещал иглы и боль. Сегодня её еще не тыкали иглами. Вся работа строилась в пять этапов, процесс был очень напряженным и требовал колоссальной концентрации от художника, который никак не мог позволить себе спешку. Завтра, на второй фазе «Отсуми» он должен был выделить и закрепить контур рисунка, на третий фазе «Бокаси» с помощью множества игл, собранных в пучок, наложить тон. Пока предполагалось использовать черный и красный сегменты; желтый, зеленый и бронзовый – по мере необходимости. Естественно отложенных денег не хватило бы и на первые три этапа.

Когда девушка вышла из мастерской, поняла, что потеряла свой главный ориентир – пирсинг салон. Стемнело. Выстукивая каблуками нервный ритм, Фрэя направилась в ту сторону, где, как ей казалось, должна была находиться гостиница. Они выбрали самый оживленный район Токио, и вполне возможно, что их гостиница была на соседней улице, за зданием универмага. Она спрашивала дорогу у таксистов и прохожих, которые выглядели сведущими в расположении улиц. Пока она старательно выбирала себе новую жертву, собираясь узнать дорогу, зажглось еще полсотни вечерних огней. На высокую колотую европейку в короткой юбке с голым животом оборачивались заинтересованные лица, кто-то останавливался, оборачивался ей вслед.

Фрэя медленно переставляла ноющие ноги, пока не поняла, что обходит одну и ту же улицу в третий раз. Теперь лучше не возвращаться, иначе Моисей её точно поколотит, а потом позвонит Тахоми и сдаст как особо невменяемую преступницу.

Икигомисске отыскал её буквально сразу, стоило только задуматься о возможном наказании. Девушка умудрилась оставить за собой кучу «следов»: во-первых, прохожие и выходившие покурить работники магазинов и салонов, уж не говоря о полицейском, чуть было не забравшем Фрэю в участок. Каким чудом она додумалась взять с собой все свои документы вплоть до билетов на самолет Хоккайдо-Токио от тридцатого марта? Обо всем этом мужчина сообщил ей при встрече.

Не тратя время на разбор полетов, Моисей схватил девушку за запястье и потащил за собой. Фрэя едва ли не бежала, не поспевая за его широким шагом в своих босоножках. Как по команде, две женщины, стоящие за конторкой администрации отеля, обернулись на высокого японца, тащившего за собой иностранку. Моисей ударил по кнопке второго этажа так, что та вдавилась в панель, и пришлось выправлять ногтем, иначе лифт застрял бы между первым и вторым. Всю обратную дорогу Икигомисске хранил молчание, а Фрэя не решалась заговорить первой. Потом снова схватил её за руку и повлек к барной стойке.

Дрожащими руками принимая свою порцию коктейля, Фрэя смотрела в одну точку на поверхности стола. После четвертого бокала более-менее успокоившись, Моисей повел её в номер, на шестнадцатый этаж, где замахнулся на Фрэю. Он явно выпил лишнего, желая успокоить взвинченные нервы. Моисей долго вглядывался в неё.

– У вас всё хорошо? – спросила Фрэя.

Моисей опустил руку.

– Ну же!

– Если вы думаете, что я никогда не бил девушку, то вы ошибаетесь.

– А я по жизни заблуждаюсь. Мне свойственно глупить.

Взгляд Моисея сверлил в ней дыру, когда Фрэя отвернулась, чтобы поднять кофту с пола и перебросить на кровать.

Он словно зачитывал смертный приговор, перечисляя её самые тяжкие злодеяния. Моисей просунул два пальцы за пояс юбки, отогнул жесткую ткань, оттянул резинку, изучая будущую татуировку. Еще сильнее опустил юбку, выдохнул воздух и, взявшись за её плечи, развернул к себе лицом. Грубой формы плечи потонули в его ладонях, шероховатые пальцы с коротко подстриженными, почти до мяса, ногтями скользнули по её лопаткам, едва ли не вдавливаясь в кожу.

– Вырядились, наделали дырок в теле, гуляете по вечерним улицам в топике и коротенькой юбочке… Почему вы норовите сбежать от меня? Хоть раз я позволил себе переступить черту? Хоть раз ударил? Если я сказал что-то не так, простите меня. Но почему вы постоянно ускользаете у меня из рук, Фрэя?

Он дышал через нос, плотно сжав губы.

– Мне жаль, что ввела в заблуждение, я не сбегала, – густо багровея, пролепетала Фрэя. Губы расплывались в улыбку. Захотелось истерически расхохотаться – расхохотаться или расплакаться, разбирало странное безудержное возбуждение.

– С чего вы вдруг решили, что я буду вас бить? – Моисей теребил пальцем её предплечье, то ли поглаживал, то ли массировал. – Я даже не знаю, чем вы больны. Что причиняет вам такую боль? – смотря на надутое от распирающего её приступа гогота лицо, Моисей прищелкнул языком. – Можете не отвечать, но вы определенно не в себе. Вы спрашивали, откуда мне известно о ваших родителях… Мне кажется, это и так понятно. Вы живете не своей жизнью, окружающие давят на вас, а вы зарываетесь глубже в песок, позволяя им топтать себя ногами. По принципу «Fuck you», но вы отвергаете это в себе. Вы не должны игнорировать сигналы боли в глубине себя. Сигнал на то и дан, он несет для нас послание.

Фрэя опустила голову, волосы скрыли её радужный румянец.

– Моисей, не надо делать из меня депрессирующее эмо. Вы не знаете меня так хорошо, как я сама. Не стройте из себя заботливого дядю.

Да, думала девушка, второго, с кем бы она могла общаться так же, как с Икигомисске, не найдется для неё больше нигде, в этом смысле Моисей – уникум.

– Я не держу вас, гуляйте по Токио, сколько душе угодно, вы ведь приехали сюда именно за тем, чтобы увидеть город… Я даже согласен оплатить татуировку, я буду держать вас за руку, когда вы будете реветь от боли. Я всего лишь чуть с ума не сошел, когда увидел вас одну в провокационном виде. – Повторил отчетливее: – Одну в незнакомом городе, с кольцом в пупке, с голыми ногами… поздно вечером. Наша страна, разумеется, отличается от той, какой хотите видеть её вы.

Зачем он говорит так? Чтобы она чувствовала себя виноватой?

– Я не поняла, какое право вам дает командовать мною?

– Одевайтесь, – бегло скользнув взглядом по её телу, отвернулся и вышел, позвякивая связкой ключей. – И не забудьте надеть под майку лифчик, если не хотите, чтобы я сам его на вас надел! Что за привычка?.. Жду вас в ресторане на пятнадцатом. Сегодня на ужин холодный бульон с морской капустой и креветки в кляре с миндальными хлопьями. Будете есть с ложечки, чтобы не повредить губу. Скажите, Фрэя… я вас чем-то напугал?

– Когда вы молчали всю обратную дорогу и тогда в баре – это было са-амое страшное, – Фрэя выдавила устрашающую улыбку, очень надеясь, что Моисей улыбнется вслед за ней.

В гостиничном ресторане они выбрали столик недалеко от окна. Помещение ресторана огибало кухню, что находилась в центре, и все желающие могли наблюдать процесс приготовления блюд прямо со своих мест.

Столики отражалась в огромных окнах во всю стену. Ночь за окном распускалась миллионами неоновых цветов, рождая посреди Токио сказочный сад.

– Куда завтра? – её голос прозвучал сценично, а вопрос – как хорошо заученный монолог.

– Поедем туда, где устраивают демонстрации косплееры. Вы ведь хотите увидеть ту улицу?

– Очень!

– Можем сходить в суши-бар.

– Слушайте, отличная идея!

– В кино? – упавшим голосом предложил Икигомисске. – На Акихабару?

– Я за.

– Вы со всем соглашаетесь, Фрэя. Это ваш способ заключать перемирие?

– Я же не виновата в том, что ваш безупречный вкус полностью совпадает с моими пожеланиями, – Фрэя легонько пихнула японца.

– Конечно, я хотел, чтобы вы воспряли духом, наелись, отдохнули, во всяком случае, это лучше, чем торчать в номере и пребывать в апатии, пока я на работе. Но это не означает, что вы должны беспрекословно меня слушаться. Не хотите – мы никуда не пойдем и будем сидеть в гостинице.

– Да вы золото! Я из вас просто-напросто деньги выжимаю, – иронично вздохнула Фрэя, пытаясь определить своё состояние, когда холодный разваристый бульон попадал на верхнюю губу, – а вам хоть бы хны, еще и поучительные лекции читаете, как эффективнее нажраться.

Она искренне огорчалась, что Моисей тратит на неё свои деньги.

– Все расходы в Токио: проживание в гостинице, бензин, питание – всё это мне оплачивает фирма, – не согласился Икигомисске, подбирая палочками колечко сладкого зеленого перца и шляпку шампиньона.

– Но я чувствую себя неудобно, когда вы тратитесь на меня.

Моисей теперь с легкостью читал по губам, иногда девушка даже забывала, что у него проблемы со слухом. Она тщательно проговаривала за ним слова, пытаясь копировать произношение.

– Фрэя, не начинайте. Вам восемнадцать лет, в этом возрасте естественно брать у старших деньги и позволять оплачивать свои развлечения. Если хотите знать, мои родители до сих пор высылают мне деньги.

– Но квартиру-то им купили именно вы, – не унималась её совесть.

– Они присматривают за Химэко.

– И что? Они её близкие родственники, это их обязанность – заботиться о своих внуках. Мы проходили в конце триместра. В школьном учебнике так написано.

– О, какая замечательная у вас школа.

Моисей сходил ей за ежевичным йогуртом.

– Могу сводить вас в стриптиз-клуб? – присаживаясь за стол, спросил он будничным тоном. Не сводя с неё пытливых миндалевидных глаз, он словно оценивал степень её боевой готовности. Вернее, это ей показалось, что глаза Моисея пытают, сверля её долгим взглядом. – Поговорим откровенно?

Фрэя вмиг забыла думать о своей губе.

– Я думала, вы выше. Стриптиз, всякие там гейши, ублажатели мужской похоти с мочалками и прочими инструментами, дорогие рестораны с музыкальным сопровождением, молоденькие японки… Простите, с кем я общаюсь? – покачала она головой. Фрэе нравилось дразнить его.

– Эй-эй, не спешите клеймить! Подождите, что еще за молоденькие девочки?

– Поговорим откровенно? Вы хотите, чтобы я пошла с вами? Туда?

– Узнаете подробности моей личной жизни. Приобщитесь к столичной жизни, – раздельно проговорил Моисей.

Фрэя уставилась в тарелку с супом. Проколотая губа ныла, но голод победил.

– Расскажите про свой первый раз, – вновь подняла лицо.

Он быстро моргнул.

– Что?.. – черед Моисея открывать рот в изумлении.

– Любопытно знать. Раз мы общаемся на равных, почему я не могу задать личный вопрос? Или это было очень давно, – не удержалась и хохотнула. Вот сейчас он пошлет её куда подальше…

– Это как на допросе в суде, когда начинают задавать вопросы, которые вы не можете себе даже вообразить – вопросы с подвохом.

– Так вы собираетесь делиться или нет? – помешивая суп ложкой, Холовора подперла голову рукой, должно быть, её щеки полыхали как наливные яблоки. – Это было приятно? На что это похоже? – она сильно волновалась, и ложка то и дело звонко ударяла о дно тарелки. Поняв, что Фрэя больше не собирается есть этот суп, Моисей отобрал у неё ложку, и воцарилась тишина.

– Лучше чем во второй раз? Откуда мне знать, когда вы будете так же откровенен со мной, как сейчас, – теперь она вертела в пальцах упаковку йогурта.

Почему он может ставить её в неудобное положение, а она его – нет? Моисей – первый человек, с которым она говорит о чем-то подобном. В каком-то смысле к Янке она стояла гораздо ближе, но не была с ним настолько откровенной. Приложив ледяной кулак к своему лицу, она почувствовала, как горит щека.

Моисей согнул указательный палец и, касаясь им переносицы, подпер лоб ладонью.

Она ведь хотела соблюдать дистанцию, не подаваться на провокацию его обаяния, а теперь сама лезет в частную жизнь, а это означает, что она приблизилась достаточно близко, чтобы принимать его всерьез. Возникла ответственность за свои слова, своего рода тайна, которая скрепила их. Но Фрэя до сих пор колебалась: этот высокомерный японец, который на деле оказался человеком разумным, имеет своё «второе дно».

– Первый, двадцатый… не в этом суть. У каждого это по-своему. Большое значение имеет только ваше собственное отношение, – он подтолкнул её локоть, чтобы она ела йогурт, – ешьте, пожалуйста. Попробую объяснить… В общем, – Моисей улыбнулся, и как всегда, смуглая кожа на скулах собралась в крошечные складки. – Если вы знаете, что потеряете любимого человека… – он еле заметно покачал головой, – в общем, когда вы знаете о том, что ваше время истекает – всё получается гораздо…

– …гораздо? – Фрэя ковыряла йогурт.

Моисей поднял на свет грибок, подцепленный палочками.

– …гораздо лучше, – наконец подыскал нужное слово.

– Ну! – обиделась Холовора. – Я ждала истории.

– А что вы ожидали услышать? Что это самый улётный, чумовой, охрененный секс в моей жизни? Когда теряешь кого-то и понимаешь, что больше никогда не прикоснешься к ней, даже такая вещь, как секс принимает несколько иные очертания, более светлые и чистые.

– Выглядит, наверное, очень красиво? – вдавив в пустой стаканчик крышку, Фрэя отставила йогурт на край стола. Спрятала под стол ладони и зажала их между коленей.

– Да, красиво, – Моисей изучал полосатое колечко, которое мешало Фрэе сосредоточиться на еде. – Не тревожит? – он переплел пальцы и указал на её губу.

– Вам кажется это уродским? – спросила девушка с полным безразличием.

– Вы меня тоже не знаете.

Фрэя скрестила щиколотки. Обута она была в свои любимые мартинсы от TSE, которые ей подарили на день рождения родители подруги и которые вызвали столько протестов во время укладывания чемоданов.

– Например?

Икигомисске опустил лицо и подпер мизинцами виски.

– В курсе, что такое «Принц Альберт»?

– У вас..? – Фрэя вытаращила глаза, понижая тон: – У вас «Принц Альберт»? – губы сложились буквой «о», затем она выдохнула.

– Hafada.

Девушка подалась вперед.

– Это что?

– Барбель в коже мошонки. Было еще кольцо Tugbuk… но я его вынул.

– Tugbuk – это… ниже «Альберта», под… уздечкой… – неимоверных усилий стоило произнести это ровным голосом.

– Мыслите в нужном направлении, – засмеялся Моисей негромко.

– Вот уж не думала, что там находится «нужное направление».

– А вы думали, за мной нет грехов… и что я буду против вашего безобидного пирсинга. Вот если бы всадили себе колечко посерьезней, тогда уж пришлось бы прочитать вам нотацию.

– Наверное, это очень…

– Вы правы, это очень.

– А вам это не мешает?

– Фрэя, ну как это может мне мешать?

– Откуда мне знать?! Только не говорите мне, что вы это сделали, чтобы ублажить партнершу?!

Моисей призадумался и опустил взгляд.

– У меня… в семье этому уделяют особое внимание.

– Слушайте, кто вы такой, а?

– Теперь вы будете называть меня животным.

– Вижу, у вас есть чем крыть карты. Когда у вас день рожденье? Вы зимний или летний – не могу понять?

– Пускай мой возраст останется загадкой еще ненадолго, – через силу улыбнулся Икигомисске.

– Значит, день рождение, оно уже не за горами.

На Акихабара Моисей смотрелся выгодно. Незнакомые девушки бросали на Фрэю завистливые взгляды, а той, в общем-то, было до фонаря, за кого их принимают.

Они держались за руки, пробираясь сквозь массу молодых людей с волосами всех цветов радуги, в пестрых костюмах и школьных униформах. Еще минуту назад болтали… Она ела протеиновый батончик шоколад-арахис и пряталась от солнца за стеклами очков. Выбросив фантик, Фрэя крепче ухватила Моисея за руку, так она точно не потеряется.

В начале апреля на Акихабара полно людей. Анимешники, косплееры, неформалы, и просто японские тинейджеры – всё пространство было забито молодыми людьми, кто сидел прямо на земле, кто на ступенях, кто у фонтанов. Фрэя закрыла зонт. Тряпичная сумка с каймой болталась у неё за спиной, шлепки-платформы ударялись о пятки. Солнце пекло, и на площадь слетались голуби. Туристы и все желающие фотографировали ребят.

Навстречу попались две девочки, та, что помладше – с длинными волосами карамельного цвета, пушистой челкой и пандой Чанг-Кии серии «Skelanimals». Фрэя проводила девочек долгим взглядом.

– Ну, хотите, куплю вам такую же панду? – Моисею надоело, что она каждый раз виснет у него на плече, спешит куда-то, дергает за руку, о чем он, само собой, не раз напоминал. Фрэя же и бровью не вела. Мог бы раньше догадаться, что будет, если привести её в большой город.

– Я буду выглядеть глупо с игрушкой?

– А для вас существует разница? – задал встречный вопрос Моисей.

– Вы – мастер делать девушкам комплименты. Купите мне панду в память о Акихабара. Только обыкновенную панду, не скелета. И не забудьте о Химэко. А потом пойти смотреть на мой любимый косплей.

– Пойдемте смотреть, а не пойти смотреть. Осторожно, машина, – Икигомисске повел её прочь от шоссе.

С растрепанными волосами, лезущими в лицо, снимая очки, в изнеможении Фрэя опустилась на скамейку. Целый день на платформах – это не шутка.

Принесенная Моисеем панда в одной лапе сжимала бамбуковую палку. Долго рассматривала игрушку – эти грустные глаза густого темно-карего цвета, черно-белую морду – и вспоминала Янке. Достала из кошелька монету для телефона-автомата.

На Хоккайдо они вернулись накануне дня рождения Тахоми. Химэко осталась у дедушки с бабушкой, Холовора не видела её со вторника, с тех пор, как они с Моисеем обустроились в гостинице.

Янке так и не перезвонил. Зато Тахоми заливалась слезами и матом в телефонную трубку, после того, как Фрэя поставила телефон на подзарядку.

Первое, что почувствовала девушка, зайдя в дом Икигомисске – знакомый и в то же время незнакомый запах, не резкий, но ощутимый. На базе Очику она столкнулась с запахом протухшей еды, грязи, засохшей крови; не так давно, уже в этом доме её преследовал запах испорченного жареного мяса – и на базе, и здесь ощущалось присутствие смерти и разложения.

На кровати, где обычно спала она сама, поверх покрывала лежала хозяйка. Если бы не запах, можно было принять женщину за спящую. Дескать, утомилась после трудного дня и решила прикорнуть часок-другой в гостевой комнате, пока не вернется госпожа. Хозяйка пролежала на застеленном одеяле двое суток. Диагноз – смерть от поверхностного отравления. В углу комнаты стоял чемодан Фрэи, поверх которого лежало аккуратно сложенное ярко-синее пальто.

Моисей позвонил Тахоми, и та вместе с Саёри примчались в тот же день.

В окно заднего вида Фрэя смотрела на него, видела, с каким лицом её провожает Моисей, как подъезжает машина скорой помощи и полицейский фургон. Икигомисске дорожил этой женщиной, а теперь он остался без поддержки. Несмотря на очевидное, он долго не мог поверить в смерть хозяйки. Сперва он кинулся к женщине, заботливо перевернул на спину и беззвучно открывал рот, не в силах что-либо произнести. Женщина определенно была убита. Кто это сделал? И зачем? В назидание Моисею? В назидание самой Фрэе? Смерть преследует её по пятам, а теперь еще Моисея втянула в эту свистопляску.

Укладывая её вещи в багажник и сажая девушку в машину, взятую на прокат, Саёри избегал на неё смотреть, будто она одна была виновата. Пускай думает, что хочет. Должно быть, он впервые почувствовал угрозу, которую сулит связь с их фамилией.

– Помните обо мне в следующий раз. Легкого пути, – Моисей склонил голову. Молодые люди поклонились в ответ.

У ворот дома сновали люди в белых халатах поверх курток и полисмены в форме. Послышался лязг носилок по дну фургона скорой помощи. Хмурые сосредоточенные лица – от напряженной работы эти люди состарились раньше положенного срока.

Обратно в Нагасаки, где предстоит делить жилплощадь с теткой и её ухажером.

*I see the wet planks ahead of me

Part of them already snapped away

In the surges of river are the graves of the dead

Among them would my place be?

I close my eyes, I dare not look

When I can’t see the another shore

Nor feel the land under my feet

I walk lonely steps

And now between the dark sky and the stream

I’m asking you to help

refrain

And when the bridge swings in the wind

I was already ready to give up

I felt how your fingers grabbed

At my powerless arm

And when the ropes under my bridge collapse

Even then you didn’t let go

Refrain

(Отрывок из песни Hold my hand (с) Indica)

========== Глава III. Тихе на стороне правых? ==========

Накануне отъезда на Хоккайдо Тахоми вела себя странно, забывая элементарные вещи, она мерила шагами пол, после вспоминала, тут же неслась куда-то, рассеянно улыбалась Янке, задавала неуместные вопросы, даже зазывала его поехать вместе с ними, и когда она наконец закрыла за собой дверь, а гул колесиков тележки прокатился по всему коридору, парень вздохнул с облегчением.

В воскресенье у него по расписанию должно было состояться репетиционное занятие с одноклассницей Фрэи. Лицо сестренки мелькало в сознании, когда парень сбрасывал свои каблуки в прихожей, когда мерил комнату шагами, толкуя о различиях между английским английским и английским американским, даже когда раздвигал ноги своей ученице.

Она лежала на кровати и смеялась над ним, она была возбуждена, когда он касался её, когда погружал пальцы в тепло женского тела.

Девушка, не чета Минако, оказалась крайне способной. Янке любил японок, их гладкое тело, любая растительность на котором смотрится чрезвычайно сексуально, любил их крошечные ступни, особенно ему нравилось облизывать их пальчики с накрашенными ногтями и кольцами.

После сдачи экзаменов он купил Фрэе серьги с желтыми топазами, которые великолепно гармонировали с цветом глаз и по легенде должны были побороть вожделение к Моисею.

Пока главным желанием было то, чтобы Икигомисске не появлялся на предстоящем торжестве по случаю тридцатилетия Тахоми. И хотя последнее, что женщина успела сказать Янке на этот счет, пребывая в своем зомбированном состоянии, – её пожелание, чтобы «праздник прошел в тесном кругу близких друзей», – парень все равно рассчитывал увидеть там Моисея, как неустанного стража Фрэи. Если Янке напьется, будет крайне сложно контролировать кулаки, но совесть заставит думать о Фрэе и не позволит причинить вред Моисею. Бессилие сводило с ума.

Думая об этом, Янке трахал ученицу, не в состоянии в полной мере сосредоточиться на своих ощущениях. Почему бы ему не похитить её и не сбежать на край света? Но разве силой можно сделать человека счастливым?

Девушка билась спиной о матрас и стонала, трогала его, влажные губы приоткрывались, обнажая стиснутые блестящие зубы, она закатывала глаза и запрокидывала голову. Янке откинул с липкого лба волосы.

Худыми руками Янке водил по изгибам тела японки.

– Что?.. Почему ты остановился?.. – тяжело дышала японка. По лбу катился пот, в глазах блестели слезы.

Янке только сейчас обратил внимание, что её стройное тело покрыто красными пятнами, похожими на кровоподтеки. Голова закружилась. Он согнулся на кровати, кончая себе в ладонь. Девушка возмущалась, а ему было плевать. Тонкие розоватые отпечатки пальцев ожерельем прокатились по хрупкой шейке. Он начинал терять контроль над собой. Наоставлял ей кучу отметин, укусов, синяков.

От дома ученицы он направился в центр мгновенного загара, где собирался загорать до черноты. Посмотрев на себя в зеркало, парень обратил внимание на сильный контраст ослепительно-белоснежных белков и темной кожи цвета земли.

Повязав перед зеркалом вьющиеся волосы неприметной черной лентой, подхватил сумку и, покачивая бедрами, направился на выход из солярия. Купил банку джин-тоника.

После секса он не стал принимать душ, ему нравился свой запах, ему всегда нравился запах разгоряченного тела, терпкий аромат возбуждения.

Именно так пахли братья. Эваллё собирался куда-то уезжать. В тот момент, когда парень просил Янке приглядеть за Маю в его отсутствие, от него пахло точно так же. Этот полностью животный натуральный запах, который будоражил мысли. Именно тогда закрались подозрения. Раздражал его вездесущий внимательный взгляд, отслеживающий каждый шаг, но «старший брат» не знал, что за ним тоже ведется наблюдение. Однако Эваллё уезжал, и проверить теорию пока не выпало возможности, а Янке желал, чтобы сами братья подкинули ему доказательства своей аморальной связи. Эваллё, подозреваемый в неестественном влечении к младшему брату – похоже, в руках оказался ключ к страшной тайне. Выпал шанс немного почувствовать себя распорядителем чужих судеб.

Идея похитить Фрэю в этом хаосе казалась еще более заманчивой. Увезти так далеко, чтобы её никто не нашел. Он закурил на ходу, с черными ногтями и титановыми украшениями он казался жителем далеких южных морей.

Повернув за большое каменное здание музея, парень привалился к стене, заведя руку за спину. Зажав бычок сигареты и банку между пальцами, попытался сосчитать, сколько таких банок он сегодня уже успел опрокинуть… Разве Фрэя захочет иметь дела с пьяницей? Как Эваллё может вожделеть родного брата? Такого быть просто не может! Это полный абсурд! Похоже, выпивка хорошенько промыла мозги, и он начал путать реальность и измышления.