Текст книги "Каминг-аут (СИ)"

Сатин рассчитывал, что когда Михаил проснется, то будет уже далеко от озера, для чего потребовалось усыпить бдительность доктора. Обыскав Михаила, взял из его бумажника сумму, достаточную чтобы обеспечить себя новой одеждой взамен испорченной старой, баней, где Сатин мог смыть с себя всю грязь и кровь, а также приличным номером в гостинице. Он по-прежнему остается собой, и должен выглядеть подобающе, свежая газетная сенсация вовсе ни к чему. На обеспечение себя всем необходимым и ушел последний день. Естественно, он собирался возвратить деньги. По правде говоря, впереди был долгий разговор с доктором Персиваль. Теперь к его преступлениям добавится еще одно – кража.

Несмотря на высокое качество обслуживания, Сатин мечтал поскорее убраться из этого номера и объясниться с женой.

Оказалось, в этой гостинице на нулевом этаже есть отличный бильярд. Тут же возникло желание отправиться поиграть, а затем провалиться в сон без сновидений, но Янке не захотела пойти с ним. Этот рисковый человечек… Конечно, никакая бы женщина не была столь прелестна, притворяясь мужчиной.

Оставлять Янке в одиночестве было не лучшей мыслью, но больше беспокоило то, что она попросту могла уйти в его отсутствие. Поэтому они всего-навсего дождались подноса с едой и поужинали. Вернее, ела одна Янке, при этом она старалась всякий раз прятать глаза, чтобы не замечать его синяков. В ванной висели халаты, так как номер был выбран двуместный, то и халатов тоже было два. Приняв душ, набросил банный халат и позвонил Рабии. Просил её не волноваться и ложиться спать. Он умолчал о том, где сейчас находится, чтобы вскоре Рабия не появилась в дверях их с Янке номера, вместо этого описал обстановку комнаты, дав понять жене, что он действительно ни в чем не нуждается. Послушав их более чем странный диалог, Янке, должно быть, подумала, что они оба сумасшедшие. Говорили с женой довольно долго, за это время дождь усилился, небо полностью обложили черные тучи, однако свежести это не принесло.

В газете говорилось о последних совершенных убийствах, журналисты не обделили вниманием и недавнее происшествие после концерта «Храма Дракона».

Как он заснул, Холовора не помнил. Как и прежде ему приснился двойник из бабушкиного дома. Разбудил Сатина грохот за окном. Сонную идиллию прерывал лишь ветер, бьющий в окна, и ливень с громом – стихия всё еще бушевала. Ему, откровенно говоря, было плохо, он уже двое суток ничего не ел, и желудок выворачивался наизнанку. Спать больше не хотелось, да и организм вряд ли бы дал теперь отдохнуть.

Мужчина тихо прошел в ванную и включил там верхний свет. Пустил в раковину тонкую струю холодной воды и смочил лицо. В следующее мгновение Сатин бросился к унитазу, чувствуя, как спазм сдавливает горло. Желудок выдавил из себя желчь и желудочный сок, но и это не принесло организму желанного облегчения. Воспоминания о недавно пережитом кошмаре заставили внутри всё скрутиться в новом приступе рвоты. Сатин облокотился о крышку унитаза, опустив чугунную голову на плечо. Тошнота временно отступала, чтобы потом появиться вновь. Вскоре к постоянным приступам добавилась головная боль, – как и прежде болезненно ныл затылок. Сатин уже не мог вспомнить, пил ли накануне, а может быть, это старая травма давала о себе знать. Похоже, краткое пребывание под водой сказалось не лучшим образом на его здоровье.

Внезапно пол содрогнулся, Холовора не удержался на коленях и упал на живот. Больно ударился и чуть не вырвал себе клок волос, пытаясь подняться и путаясь в своих волосах. Наконец приподнялся на руках и уловил отражение люстры в напольных плитках. В глазах всё двоилось. Новый подземный толчок сотряс здание.

Один раз ему довелось пережить землетрясение, когда музыкальный тур проходил за границей, однако удивлению от происходящего не было придела. На нетвердых ногах Сатин поднялся и привалился к раковине. Вода продолжала литься из крана. Тошнота сильно измотала и без того изможденный организм.

– Господин Холовора, вы там? – донесся из-за запертой двери негромкий бархатистый голос Янке. – Вы в порядке?

Сатин поднял взгляд на мелко дрожащий потолок. Плоский светильник пару раз мигнул и погас, погрузив комнату во мрак.

Настенные часы показывали четверть второго. Глубокая ночь, вот только ресторан почему-то был открыт, и там маняще горел яркий свет. В духе «Фетто Фраско» стены украшены узорными решетками, огромный зал заставлен столами темного дерева, массивные квадратные колоны подпирают невысокий потолок, много зелени, крошечные букетики в вазах на столах и разлитая в воздухе свежесть. За глянцевой стойкой бармен наводил чистоту, свет отражался от начищенных до блеска стекол, слепя глаза.

В голове раздавались чьи-то голоса, звучавшие наперебой. Один и тот же голос, перекликающийся сам с собой. Экспрессивный голос, окрашенный в яркие тона. Находясь рядом с Янке, Сатин слышал шепот, о происхождении которого не имел ни малейшего понятия, но сейчас было совсем другое. Это были чужие мысли. Из-за них в голове становилось так тесно, что он едва мог соображать. Для двоих в голове было слишком мало места. Он словно растворялся в самом себе. Внутри себя, где остались только одни потемки и еще этот голос.

Может всё-таки стоит что-то съесть, раз пришел сюда в такой час.

Официант не заставил себя долго ждать и, кажется, нисколько не удивился тому, что у кого-то из посетителей разгулялся аппетит посреди ночи. С полотенцем через локоть парень подал ему меню в коричневой кожаной обложке и поинтересовался, не желает ли он выпить шампанского или, быть может, лучше принести вермута. Сатин вспомнил свои сны и двойника, который пил только шампанское – его выбор был предопределен заранее. Оглядываясь по сторонам, заметил, что совершенно один в ресторане «Фетто Фраско». Сатин слушал, как ярится природа за опущенными шторами, когда прозвучал незнакомый голос:

– Доброй ночи, могу я составить вам компанию?

На столик упала тень, и Сатин нехотя поднял взгляд. Напротив него застыл невысокий парень в беретке, сдвинутой на лоб, и широких просторных одеждах поверх легких светлых штанов, абы как сидящих на худом складном теле. Неподшитые края, распяленные нитки швов, примитивная бижутерия – вся его одежды носила налет небрежности. Золотистые волосы были забраны в крупный живописно-растрепанный узел на затылке. С овального лица на мир взирали огромные небесно-голубые глаза.

– Конечно, присоединяйтесь, – отозвался Сатин. – Вы знаете, отчего произошел подземный толчок?

– Я насчитал три захода, – признал безымянный. – Это было не что иное, как ураган. Вы могли заметить, что пол некоторое время дрожал. К чудесам природы невозможно привыкнуть…

– Вы иностранец? – вдруг спросил он белолицего собеседника. Тонкий, изящный нос с горбинкой придавал облику сходство с древнегреческой статуей из белого камня. Андрогин.

Незнакомец так красноречиво молчал, что захотелось снять с себя одежду.

– Почему вы так решили? – уголки пухлых темных губ приподнялись в обескураженной улыбке.

– У вас оригинальное сочетание черт лица… Вы – полукровка?

Нетипичные для восточных людей голубые глаза без примесей, немного раскосые и словно лишенные верхнего века. От незнакомца пахло цветами и еще чем-то съедобным, во всяком случае, запах казался Сатину приятным на вкус. Юноша не ответил на его вопрос, вместо этого сказал чуть напористо:

– Вы, должно быть, художник, раз так внимательны к мелочам?

– Нет, я не художник.

– На самом деле я здесь говорю с вами, потому что один человек очень хотел вас видеть. Кстати, вы ничего не ели. Не желаете ли отведать моих угощений? Позвольте мне вас угостить, у вас такой истощенный вид.

К их столику приблизился официант с бутылкой шампанского. От двоякого гермафродитного голоса его сумел отвлечь только другой, знакомый до боли голос:

– Давно не виделись. А я уже заскучал тут.

Сатин вздрогнул. Новая волна тошноты подступила к горлу.

– Ты не представляешь, как же тоскливо быть мертвым! Обретаюсь на чужой планете – по правде говоря, такое паршивое место, без обид, Аконит, – бесхитростно доложил Ли Ян, затягиваясь своими любимыми сигаретами. Склонившись к Сатину, парень поднял со стола бокал и наполнил его пенящийся жидкостью. – Знаешь, я по тебе соскучился. Мне очень не хватало твоих сумасбродных выходок и тотального оптимизма.

Китаец мельком глянул на него и снова устремился взглядом куда-то в трехмерное пространство.

Все мышцы лица словно окаменели – не моргнуть, не пошевелиться. Он не мог оторвать взгляда от Ли Ян. Живот подвело.

Отставив бутылку и вытащив изо рта сигарету, парень присел на свободный стул.

– Мне даже дышать не приходится. Не правда ли забавно, – обыденным тоном продолжил парень, – если бы ты осуществил этот свой план с озером, то чуть позже присоединился бы к нам. Ну что же ты молчишь? Поужинай с нами, Сатин. Наши повара для тебя стараются.

Ли Ян посмотрел на него и выпустил навстречу колечко дыма. В помещении ресторана курить строго воспрещалось, но, похоже, на призрак это правило не распространялось.

– А я знаю, ты не можешь говорить. Ты настолько рад меня видеть, что потерял дар речи. Вот раньше телепал языком без остановки, расплёскивая свой яд, а теперь тебе даже сказать нечего… Это как-то невежливо.

– Как мила человеческая жизнь, – продолжал их разговор голубоглазый блондин, казалось, мечтая выставить всё как можно безумнее. – Не осознаете этого, пока сами не умрёте.

Чистая душа, для меня она пахнет, как самый восхитительный цветок или как самый сладкий пряник. Эта душа благоухает, вы не можете этого чувствовать, потому что вы всего лишь человек. Вы никогда не задавались вопросом, почему среди безумных людей совсем нет красивых лиц? Безумие искажает черты. Выражение лица становится уродливым, потому что в мыслях творится невообразимый бардак. В безумца точно вселяется что-то чужеродное, что отравляет его организм, лицо приобретает нелепое выражение, – продолжал ладным слогом тот, кого Ли Ян назвал Аконит.

– Что же ты не пьешь? – улыбнулся китаец лукаво.

В стенке бутылки из-под шампанского отразилось его ошеломленное лицо. Сатин отпрянул назад, и отражение тоже несколько отдалилось.

– Нет… этого не может быть… не может… – он решался на эти слова несколько изматывающих минут.

Китаец прищелкнул пальцами.

– Верно! Этого не может быть! – проскандировал Ли Ян, усмехнувшись своей прежней недовольной улыбкой, словно выдвигал ему претензии, впрочем, как и раньше.

Он сходит с ума.

– При жизни ты всегда давал пустые обещания и никогда их не сдерживал, – обвинил его китаец. – Ты всё время лгал окружающим. Ты совсем не думал, когда предавал чьи-то идеалы. Нет, Сатину не понять. Он слишком высокого мнения о себе. Он влюблен только в себя и в свое отражение в зеркале, – твердил Ли Ян уверенно.

Сатин уставился на парня, не отрывая взгляда от его простого широкоскулого лица.

– Ну что же… Выпей, очисти свою голову от лишних мыслей, это ведь так просто для тебя – напиться, – осклабился Ли Ян. – Умер не ты, а я, так зачем же страдать? – низкий голос обличающе подскочил вверх.

Он смотрел в светло-карие глаза Ли Ян. Долго, пристально, но оторваться уже не мог. Его сознание постепенно заволакивало. Успел ощутить неладное, прежде чем мужчина в голове закричал. Сатин зажал уши и застонал. Связь с Ли Ян тут же разорвалась, и туман рассеялся, крики в голове стихли.

Некоторое время Сатин зажимал уши руками, боясь, что взрыв голосов повторится вновь. Ли Ян истолковал это по-своему.

– Тут что-то есть? – подколол китаец, постучав пальцем по своему лбу. – У блондинки обнаружили мозги?

– Вы жили с нами. Припоминаете? – обратился к нему Аконит. – Со мной и другими детьми. А потом пришел мой брат, и сказал, что ему нужны еще образцы. Много-много образцов, – бестолково рассуждал Аконит. – Мы были очень возвышены. Все восхваляли нас. Совместными усилиями мы создали чудо из чудес.

– Вы тот самый… что был на концерте… – Он смог сосредоточиться, только когда голос в голове начал редеть. – В ореоле света…

– Верно. Вы видели меня и поняли, что это я обрушил потолок, но не стали прислушиваться к чужим объяснениям. Вы попросту не поверили своим глазам, вы и сейчас, должно быть, сомневаетесь в собственном рассудке. Я тот, кого вы называете судьбой, известный как фатум. Я не причиню вам вреда, однако в вашу жизнь вторглись, и я вынужден ответить за поступки моей расы.

От внутреннего напряжения ладони дрожали. Сатин ощущал, как его разрывают на части чьи-то клешни, как в тело вонзаются теплые зубы. Они тянули его, каждый в свою сторону. А еще это тело… Словно он забрался в чужую душу и тайком выглядывает из-за её застенок. Двойник рвался из него, стремясь потопить Сатина в многоголосье звуков и красок, пестрящих в голове.

– Я покажу вам свой мир. Так вам легче будет смириться с существованием таких, как я. Вам известна притча о верховном фатуме и жене оракула? Фатумы недостойны касаться вещей оракулов, фатумы лишь прибирают за своими господами, многих несчастных эта история ничему не научила… так быть может, мои слова научат чему-нибудь Сатина?

Ли Ян в привычной для него манере усмехнулся, но решительно промолчал, давая Аконит возможность высказаться.

Сатин зажмурился, борясь с головной болью.

– Научит никогда не связываться с оракулами. Они пристращаются к тому, что они считают своим, так же самозабвенно они лгут. Их дела чужды, как и смертным, так и таким недостойным созданиям, как фатумы. Всякая война расплывается большим пятном и становится необратимой катастрофой, способной засорить любую нацию, и будет неважно, есть у тебя четыре крыла и жезл всевластия или нет. То, что мы хотим поработить всё их племя и отвоевать свою планету – это не миф. Но и фатумам есть в чем покаяться. Мы, их преданные слуги, влюбляемся в оракулов и спим с ними. С тех пор, как только были созданы фатумы, мы стремились стать ближе к оракулам. Мы отдаляемся от своего истинного предназначения – привносить в ваш уединенный мир свою бесподобную красоту. Ну ладно, хватит об этом. Откройте глаза, Сатин.

Как ни странно, но ему стало теплее: от тела Аконит исходил мощный заряд энергии, который в мгновении ока согрел отмершие косточки.

– Вы по-прежнему уверены, что видите лишь диковинный сон? Вы не хотите мириться с тем, что тело этого прекрасного мужчины принадлежит вам? – сладкий аромат этих слов, казалось, их можно съесть на десерт с шариком мороженого, настолько они были притягательны.

Сатин открыл глаза и первое, что он увидел – отражение своего лица в бутылке. Нет, не своего – то было лицо двойника из снов. Медленно отвел ладони от ушей.

Его карие глаза и короткие волосы. Сатин словно примерял на чужое лицо маску собственного.

– Присмотритесь, это ведь вы. Возможно, в этом теле поубавилось жизни… но оно еще согревается горячей кровью. – Фатум опустил свою узкую ладонь на его грудь, на колотящееся сердце.

– Если вас интересует моё мнение… – обронил Ли Ян, – кем бы ты там себя ни считал, голубь мой, но то, что вижу я, определенно мне нравится, правда, руки дрожат, да и чересчур бледен, но всё остальное – в самый раз.

– Что? То обаяние, которым вы гордились, теперь вам не в милость? – продолжал фатум певуче. – Не можете смотреть на себя в зеркало, так вы себе стали отвратительны? – Аконит наклонил его голову набок, как бы предлагая взглянуть на вещи под иным углом. – О, вы не правы! Я – дарование, ваше дарование. Меня нет, пока вы не верите в меня, но вы не сможете не верить себе, глядясь в зеркало.

Существует некий чертог. Там ожидают своего часа особенные души в обличии детей. Эти дети отличаются от земных. Данное людям от рождения тело, очень непрочное, с множеством изъянов, в человеческом понимании. Не правда ли оно доставляло вам массу хлопот? Нет, тот человек, которого вы видите, не ваш двойник, он даже не брат вам. Бытует поверье, что раздвоение души – это следствие отказа от себя.

– Досадно. Жаль, что ты не можешь ненавидеть меня, только потому, что я похож на моего придурка-брата. – Ли Ян безрадостно рассмеялся. – Если бы ты меня ненавидел, стало бы легче, поверь. Знаешь… когда попадаешь в Царство мертвых, приоритеты ощутимо меняются. Можно сказать, становишься совершенно другим человеком. Всё, что волновало при жизни, уже не имеет прежнего значения.

Китаец попытался дотронуться до его волос, но пальцы прошли насквозь. Ли Ян отдернул руку и пожал плечами: во всех движениях парня присутствовала некая замедленность. Заметив его взгляд, мертвец объяснил:

– Будучи мертвым, за безнадобностью пропадают все телесные рефлексы, в том, чтобы пожимать плечами, улыбаться, вертеть головой, уже нет нужды, хотя тело еще помнит эти движения, но шевелится только по привычке. Когда я стану привидением, если, конечно, этому будет угодно случиться, то прекращу двигать конечностями, а может, и вовсе забуду, как это делается по-настоящему.

Сатин не хотел в один прекрасный день увидеть приведение по имени Ли Ян Хо.

– Я здесь, – парень окинул взглядом помещение ресторана, – долго не задержусь. У тебя своя дорога, у меня – своя. Хотя, наверное, я сам виноват… Не приходи на мои похороны, не хочу тебя там видеть. На дурацком кладбище. Наверняка пойдет дождь.

Уголки тонкогубого рта Ли Ян скривились.

– И забери вот это. – Парень раскрыл полупрозрачную ладонь, на которой едва заметно трепыхалось человеческое сердце. И хоть рука Ли Ян оставалась бестелесной, сердце было материально. Китаец сбросил на его ладонь влажный теплый сгусток. – Мой пустоголовый брат отдал его мне, словно его сердце может для меня что-то значить, а оно должно принадлежать тебе. Это – сердце Тео. Мой брат – влюбленный дурак, а кто, когда любит, не совершает глупостей? Это всё, чего я прошу у тебя, – позаботься о нем, раз уж я не смог этого сделать в свое время. И еще… Сатин, вспоминай меня изредка.

Какое-то время они просто смотрели друг на друга, а после, осторожно высвободив пальцы, Ли Ян убрал руку и завел свой долгий монолог:

– Вспоминай меня, можешь иногда позлословить на мой счет. Прими мою смерть как должное. Этому необходимо было произойти.

Аконит откинулся на спинку стула. Ли Ян прикрыл огонек зажигалки ладонью, закуривая новую сигарету, щелкнул крышкой и выдохнул дым.

– Просто будь счастлив, не запирай себя в темной чулане. Ведь самый важный момент для подлинного счастья, только этот. Ну всё, цыпа. Проваливай-ка ты в свою Хямеенлинну. Там еще осталось много живых дурней, которым ты нужен. Это же надо так!.. То, что ты вытворяешь, Сатин… – убрав одну руку в карман джинсов, и отставив другую с зажатой между пальцев сигаретой, парень нагнулся над столом, слегка приблизив своё лицо к его, – это уму непостижимо! Ты сам стал как приведение!

Сатин осушил бокал, чтобы унять жажду. Напряжение проходило. В голове стояла тишина.

– И всё же я хочу, чтобы вы поели. Ли Ян, будь так добр, принеси что-нибудь горячее, – распорядился Аконит.

Спустившись в ресторан на первом этаже «Фетто Фраско» на утро, Сатин увидел разбитое стекло, опрокинутые кадки с землей, пару поломанных стульев, нигде в ресторане не горел свет – чувствительные предохранители отреагировали на пробой изоляции, когда еще вечером разразилась гроза. По залу передвигались люди, делясь впечатлениями от случившегося. Уборщицы торопились убрать беспорядок до прихода первых посетителей.

Спустившись в зал, Сатин замер в растерянности, глядя на снующих туда-сюда уборщиц. Помещение ресторана выглядело именно так, как положено выглядеть месту, перенесшему землетрясение.

========== Глава V. Откровение ==========

Землетрясение не причинило дому значительного ущерба, по большей части пострадал только сад: погибла существенная доля растений. На следующий день после ливня, утопая подошвами в мягкой жидкой земле, пришлось обследовать участок и навести там порядок. В пруд натекло много грязи, каменная оградка вокруг пруда оказалась разрушена в нескольких местах. Двор представлял собой свалку: отломившиеся ветки, пласты черепицы, кирпичи, доски, булыжники. Поверхность пруда покрывал слой листьев. Эваллё и Тахоми попытались спасти то, что еще подлежало восстановлению, и всё утро, чуть свет за окном, проковырялись в грязи.

Небо было заложено облаками. Смена погоды принесла прохладу. К обеду пошел град, после чего на город опустилась тишина, и стало удивительно тихо, словно люди готовились к чему-то, ожидая новые нападки с небес или из-под земли.

После разборок в саду, вдвоем с Тахоми они сидели на кухне за кофе. Рабия еще спала. На столе остывали две пустые чашки, вокруг разливался приятный запах крепкого черного кофе. По радио шел музыкальный хит-парад.

К часам к одиннадцати вернулся Маю и сообщил, что Фрэя осталась в гимназии, собираясь участвовать в приготовлениях к осеннему спектаклю.

Дома переобул резиновые сапоги и отправился с Маю в подвал, после пребывания там у брата возникла идея оборудовать в подвале студию. На взгляд Эваллё эта идея заслуживала внимания. Нужно было проверить, как отопление, и решить, что делать с освещением, остальным мальчик пообещал заняться сам. Пока младший брат копался в куче старья, он думал про фигурки у монитора на своем столе. Накануне вечером, когда мальчик провалился в глубокий сон, Эваллё зачем-то добавил к паре златоволосых ребятишек еще двоих, в шутку заметив, что эти двое, наверное, фаянсовые копии Маю и Куисмы. Чтобы увеличить сходство, парень раскрасил салатовой краской глаза миниатюрному Маю. Вчерашняя прогулка не выветрилась из памяти, теперь предстояло придумать, в какой именно форме он принесет извинения брату.

Температура держалась восемнадцати градусов. Эваллё решил, что они могут прокатиться через сквер, вдоль небольшого нагорья до пристани. Маю сначала кочевряжился, всецело поглощенный раскопками, но протесты эти были слабыми, и скоро тот сдался.

Братья проехали половину дороги до причала и оказались у земляной насыпи, на которой богато разросся лиственный лес.

Эваллё ехал посредине шоссе, левее и чуть спереди. Ему достался горный велосипед, старый и собственноручно перекрашенный дешевой краской. Эваллё любил красить, их забор в саду он покрасил, иногда мог сообразить что-нибудь и баллончиком с распылителем.

– Я вчера себя слишком грубо вёл? – спросил Эваллё, ему хотелось услышать, как брат это скажет.

– А ты не помнишь?

– Помню, что ты мне рассказывал про Куисму.

Маю ехал по краю склона и сквозь мелькавшую полосу деревьев, растущих у самой дороги, разглядывал далекую линию воду. В мерно бегущей воде текла пелена облаков и отражались клочки кварцевого неба.

– Да нет, не грубо… просто… мне тяжело становится с тобой говорить, когда ты напиваешься.

Эваллё долго молчал.

– Драмкружок собирается ставить «Малые деньги» Сиркку Пелтола, – сообщил Маю.

– На дне открытых дверей?

– Да. На Фрэин класс легла ответственность за подбор музыки. У них там вроде как есть своя рок-команда.

– Из твоего класса кто-нибудь задействован в постановке?

– Не-а. В основном ребята из одиннадцатых и двенадцатых классов, мы типа еще новенькие и не проверенные временем. Приходите с Тахоми на спектакль.