Текст книги "Каминг-аут (СИ)"
Автор книги: Chans
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 87 (всего у книги 95 страниц)
– Извините, а что находится в той стороне? – отводя прилипшие к губам волосы, мальчик указал себе за спину, куда как раз направлялся мужчина, сидящий за рулем «уродки». Маю повторил свой вопрос по-английски.
Водитель непонимающе покачал головой.
Порывшись в памяти, Холовора выдал ту же фразу на жутко исковерканном немецком. Мужчина только руками развел. Потом тоже указал в ту сторону и произнес:
– Четырехсотый километр – Петрозаводск.
– Петрозаводск? – ощущая себя полным дебилом, переспросил Маю единственное, что понял из сказанного.
– В десяти минутах отсюда – будет сан-часть.
Жаль, нет с собой мобильного Интернета – сразу же можно было вычислить, где он находится.
Спину подсветили фары, и мимо пронесся автомобиль, держа путь в нужном Маю направлении. Холовора проводил его глазами.
– А какой ближайший город? Куусанкоски или Коувола?
Как же далеко они с японцем забрались. Стремясь его спрятать, Саёри явно преуспел.
Водитель добавил что-то, но мальчик не разобрал других названий или ориентиров. Когда автомобиль уехал, Холовора доел конфетки.
Следующая попутка затормозила сама, даже руку не пришлось поднимать. За рулем дешевой «Сузуки Марути» оказался мужчина лет сорока, который к огромному облегчению Маю говорил по-фински.
– Подвезти? – бросил он на ходу.
Мужчина увел свой автомобиль на обочину. Перейдя дорогу, Маю остановился слева от «Марути». Незнакомец отпер дверцу со стороны пассажирского сиденья, чтобы мальчику не пришлось обходить вокруг.
– Мне нужно в город, – сообщил Холовора, опуская ладонь на дверцу и слегка нагибаясь.
Лицо водителя плохо просматривалось в слабо освещенном салоне.
– Я заплачу. Меня только довезти до…
– Довезу и даже денег не возьму, – прервал его мужчина. – Я еду в Лахти, могу взять тебя с собой.
Хямеенлинна совсем близко от Лахти. Маю мог только подивиться внезапной удаче.
Незнакомец наклонился вперед, и мальчик увидел улыбающиеся губы и внимательные глаза, взгляд которых ему совсем не понравился. На долю секунды Маю растерялся, вдруг начав усиленно соображать.
На мужчине был горчичного цвета свитер в темную и светлую полоску и, пожалуй, слишком тесные джинсы, наверняка, чтобы выглядеть круче, чем есть на самом деле. Капилляры полопались, отчего белки приняли красный оттенок, издалека и вовсе глаза выглядели налитыми кровью. Вдобавок на лице мужчины отчетливо проступала болезненная краснота. Хуже всего на этом незабываемом лице смотрелись мокрые губы.
В животе образовалась зияющая пустота.
– Откуда же у тебя синяк? – спросил незнакомец, выделяя каждое слово, и уголок его губ дрогнул, как от едва приметной усмешки. – Что за глаза!.. Необыкновенный чистый цвет, никогда раньше не видел подобного.
Если кто еще утром объявил бы Маю, что этот вкрадчивый, успокаивающий голос может принадлежать педофилу, мальчик рассмеялся бы остряку в лицо и пальцем у виска покрутил.
– Простите… я, кажется, ошибся, – промямлил Маю, быстро отнимая ладонь от дверцы. Сердце билось слишком быстро. – Я забыл позвонить…
Какой же он в самом деле больной! Надеялся поймать попутку ночью, посреди леса, в грязной сельской местности, где за целый час проехало-то всего три машины!
Отъетый живот часто поднимался и опускался под грубым свитером. Мужчина перестал ухмыляться, вместо этого похлопал ладонью по сиденью рядом с собой:
– Ну давай, садись.
Маю показалось, что он сейчас выплюнет собственное сердце. И сделал шаг назад от распахнутой дверцы и пугающего света.
Кусок идиота! И когда же он поумнеет?!
– Нет, – отрезал Маю, помышляя о побеге. Только куда бежать-то? Назад по дороге, чтобы этот мужик догнал его?
В болота?
– А тебе не рано еще бродить одному ночью?
Ну почему не отвязывается?!
– Езжайте, – пискнул Холовора. С ужасом он глянул на задние сиденья, заваленные коробками, слева у дверцы стояли два пластмассовых ведра, закрытых плоскими крышками. Зашел за машину, якобы освобождая дорогу. Маю стремительно отступал в тень, спеша скрыться из виду. Сошел по обочине вниз. Оставалось молиться, чтобы водитель «Марути» не последовал за ним. Холовора смотрел наверх, на край дороги, где в любой момент могло возникнуть лицо того мужика, с капающей слюной или вытаращенными глазами. Не став дожидаться финала прискорбной истории, рванул вдоль дороги в обратном направлении. Потом придется снова возвращаться, но жизнь дороже потерянного времени. Ботинки чавкали по грязи, лужи брызгали под ногами. Частое дыхание жгло горло. Днем бы сегодняшнее приключение выглядело блекло, а скорое отступление – признаком трусости, но Маю до чёртиков хотелось убраться подальше, рубашка уже промокла от холодного пота, серьезно, но тряслись коленки.
Вспомнились блестящие губы, растянутые в безобразной усмешке, и Маю почувствовал, что сейчас завопит от ужаса или расплачется. Уйдя на приличное расстояние, выбрал место посуше и направился в лес. С правой стороны дороги болотистая почва затягивала ноги, и движение несколько замедлилось.
Так глупо попался! Можете подвезти? «Я всего лишь тут один, проходил мимо по темноте, и, знаете, не заметил по пути ни одной живой души».
Проплутав так с минут двадцать, снова вышел к дороге, предварительно убедившись, что там никого нет, и оглядел свои замызганные джинсы. Сказочно выглядит. Края штанин насквозь мокрые и грязные, шнурки промокли, на носах ботинок подсыхала грязь, рыжая кожаная куртка на резинке задралась, и ветер спокойно себе обдувал потную голую поясницу.
К утру Маю добрел до автобусной остановки. Лес с правой стороны отступил, дав место полям, куда вывели пастись коров. Луж там было меньше, зато зеленела молоденькая травка и цвела мать-и-мачеха, украшая унылый пейзаж желтыми шляпками. Накрапывал дождь. Маю вытащил из-под куртки капюшон толстовки, и набросил на голову.
Расписание автобусов на жестяной табличке от времени и влаги облезло и стерлось. Лоскуты отрывных объявлений и цветные вкладыши рекламы мотались на ветру. Деревянное сиденье частично отсутствовало, вместо него были продольные железки.
Бедность. Для Маю это слово ничего не значило. До сих пор он считал, что рос в обеспеченной семье или хотя бы принадлежал к среднему классу. Сев на целую дощечку, согнул ноги и уперся подошвами в железки. Провел целую ночь без сна, а до этого прожил один очень емкий на события день. Спал он, значит, суток двое назад… может, поэтому у него так туго голова работает? События ночи казались полубредом, полусном.
Сколько осталось сидеть? Есть ли вероятность, что автобус здесь ходит?
Глаза слипались, во рту стояла жуткая сухость.
За то время, что он просидел под крышей остановки, в сторону Петроводска… что-то с Петром… пронеслось две машины и одна «газель» без окон.
Как поведет себя Провада, если наткнется на него тут? Потащит обратно, в военное училище и самолично отдаст в руки тамошних командиров? Начнет просить прощения… нет, вряд ли. Проедет мимо?
Очнувшись, Маю соскочил с лавки, сбрасывая остатки дремы. Обошел остановку, и, привалившись к покрытой выцветшими мокрыми объявлениями стенке навеса, взглянул на поля, где разбрелись коровы и лаял пёс.
Кое-как спустился со склона и, шатаясь-спотыкаясь на неровной рыхлой земле, направился прямиком к пастуху.
Дождик капал по носу. В отдалении носилась пастушеская овчарка и повизгивала.
Послышался гул летящего самолета.
– Вы не знаете, здесь проезжают автобусы? – окликнул мальчик небритого мужика в телогрейке на меху.
– А как же! – гаркнул в ответ пастух с легким акцентом, окидывая Маю ленивым взглядом и сплевывая семечки в метре от его ботинок. – Проезжают! Раз в час ходит один автобус, ты подожди, скоро должен быть!
– Спасибо вам, – выпалил Холовора совершенно искренние слова. – А сигаретки у вас нет?
– А то как же нет! – похоже, это была коронная фраза пастуха, уже полезшего во внутренний карман за пачкой. – Только куда тебе курить-то?! Смотри, зубы какие белые и цвет лица здоровый. Бросай ты эту затею, пока не поздно, а то кожа дряблой станет, да и всякое бывает, – похлопал мальчика по правому плечу, и Маю сразу стало легче, словно пастух выбивал из него страдания, боль и холод. – Поверь мне, бабы не поведутся на то, что у тебя во рту эта швашка.
Мужик протянул Маю сигарету «Magna» и, склонившись к нему, указал пальцем на дорогу, проходящую высоко за спиной мальчика:
– Ты только не свети тут. «Фараоны» не очень-то жалуют курящих детей, – мужик снова похлопал его по плечу, после чего разогнулся и повернулся боком к стаду. – И выше нос.
Дождик приминал редкие рыжеватые волосы, но пастух не обращал на это внимания. Подошвы высоких резиновых сапог, коричневых от грязи, топтали мокрую траву.
Уже докурив и поднявшись к остановке, Маю обернулся на пастуха, бредущего по полю среди так и пышущих здоровьем, тучных коров. С высоты дороги открывалась панорама на море ярко-желтых цветов мать-и-мачехи, еще более насыщенных в дождевых сумерках.
Мужчина в меховой телогрейке внезапно остановился, прикурил и двинулся дальше. За широкой спиной покачивались два белых крыла. На них отражались несуществующие блики солнца, вызолачивая оперение. Маю разом забыл про сон, щуря глаза и жадно всматриваясь в фигуру незнакомца. Тут же вспомнился Аконит. Холовора вспомнил, как хорошо ему было от тепла и ласковых речей фатума. Если бы Аконит мог навсегда остаться с ними…
Крылья разверзлись, давая тень и почти скрывая от Маю мокрую лохматую голову пастуха. Мужчина гладил своих коров по блестящим спинам. И мальчик почувствовал укол зависти – он хотел, чтобы коровы слушались его, как слушаются того незнакомца, шли за ним будто за пророком.
Про себя Маю называл подобных существ чудотворцами, способными успокоить смятенное сердце и душу, дать покой и облегчить тяготы. Как и в прошлый раз он с легкостью отыскал объяснение увиденному, сославшись на переутомление и слабые нервы.
Мальчик поскреб пыльное окно в автобусе. Кроме него в салоне не было пассажиров, только пустые продавленные сиденья, обитые старой кожей, пахнущей перегаром и лошадьми. На часах было пять шестнадцать утра, и чихающее радио уже вещало ранние новости: шестого мая начался сезон круизов; в ближайшее время ожидается открытие оружейной ярмарки Hamina Bastioni Gun Show; ближе к концу июня, двадцатого числа, состоится высадка на берег Микки Мауса и мышки Мини. Под радостный голос диктора Маю вскоре задремал. Сельский «Икарус» трясся, гудел, а там, где сидел мальчик, еще и досадливо дребезжали входные двери. На каждой колдобине Холовора невольно вздрагивал.
Еще день не успеет закончиться, как он доберется до дома.
*
Маю ехал по знакомой улице, похожей на американский пригород. Коттеджи, с внутренней отделкой из сосны. Ютящиеся на лесистых участках просторные дома… Когда он приехал сюда на поезде, погода стояла солнечная, теперь же лил дождь, барабанил по стеклам. Дворники с хлопаньем разгоняли нескончаемый поток воды.
Добравшись до Туулоса на сельском автобусе, мальчик пересел на другой, следующий в Хямеенлинну. Невзирая на усталость, Холовора обратил внимание на чистоту, царящую в салоне, на выстиранные занавески на окнах, на мягкие не оплеванные сиденья, отсутствие мусора и надписей, ничто не свистело, не дребезжало, и сквозняк не дул в спину. За окном – ни грязи, ни опрокинутых урн.
Тахоми наведывалась в Хямеенлинну где-то раз в месяц, чтобы посмотреть, что да как, забрать вещи или поработать в саду. Зная, что в доме нет ни горячей, ни холодной воды, Маю запасся двумя трехлитровыми бутылками воды, которые еще был в состоянии дотащить до дома, он купил бы и больше, но не хотел сминать документы и пихать в рюкзак эти здоровые бутылки. На первое время ему хватит, а после того, как он отоспится, пойдет еще раз в магазин. Сейчас он слишком измотан. К счастью, им было проведено электричество, за которое оплатили до конца весны, а значит можно включить обогреватель или приготовить еду на одной из двух плит, так же, как и просто вскипятить электрический чайник.
Вода булькала и бултыхала в баллонах, которые Маю поставил на соседнее сиденье. Один из двух баллонов он уже вскрыл, всласть напившись.
В автобусе ехали два школьника, класс пятый не больше. Ребята уселись на разные ряды и трепались, свесив ноги в проход. Не такая уж существенная разница между пятым и девятым… разве что в количестве домашнего задания. Школьники спорили, мутузили друг друга, смеялись, не оставаясь без движения ни минуты. Когда мальчики подхватили свои ранцы и сменку, шумно засобирались на выход, протискиваясь в проход с огромными рюкзаками, Маю улыбнулся одному из них, потому что всегда улыбался детям, потому что ему так хотелось, потому что дети излучают счастье, в свое время он перенял эту привычку у лже-брата и охотно пользовался ей. «Улыбнись счастью, и оно не пройдет мимо» – говорил парень, и эти слова запали Маю в душу.
– Ух ты! – незнакомый мальчик в упор глядел на Маю. – Какой красивый!
Второй школьник вцепился в спинку сиденья, чтобы не упасть, когда автобус затормозит.
– Прямо как принц с другой планеты, из той стрелялки, помнишь?
На выход заковыляла грузная бабушка с сумками.
– Мальчики, вам, кажется, здесь выходить, – сказала она, поторапливая детей.
Капюшон промочило насквозь, и по лицу текла дождевая вода. Скользкими пальцами Холовора пытался отпереть дверной замок. Связку заливало, она так и норовила выпасть из мокрых ладоней. Он не хотел думать об этом, но мысли о том, что Эваллё, возможно, заходил сюда после их отъезда, не шли из головы. Сможет ли он понять, что брат находился здесь? Почувствует, может быть, что-то? Но, если быть до конца честным с собой, то последний раз он видел Эваллё в «Шатле».
Открыв дверь, Маю толкнул её рукой и протащил внутрь баллоны с водой. Отодрал от головы капюшон и огляделся. Помещение утопало в сумерках, из прихожей было слышно, как стучит дождь по стеклам в комнатах.
К немалому своему огорчению, мальчик не мог позволить себе оставаться здесь надолго. Тахоми могла нагрянуть сюда в любой день, и тогда не избежать долгих объяснений. Совсем скоро ему придется искать себе новое местожительство и работу. Холовора с грустью искал изменения в доме. Обстановка в комнатах оставалось прежней, только гостиная одна пустовала. Большинство предметов мебели покрывали белые скатерти и покрывала, остальные устилал толстый слой пыльцы. Тахоми не прибиралась здесь с апреля, по всей видимости, этим придется заняться ему самому, заодно будет время проверить крышу.
Бегом устремился через весь первый этаж, хватаясь за пыльные поручни, взбежал по лестнице. Поднявшись на последнюю лестничную площадку, мальчик поднял руки и надавил на квадратную дверцу. Дверь открылась внутрь и осталась лежать на полу, вернее, до пола ей не хватало нескольких сантиметров. Маю поднялся по ступенькам, взбираясь на мансарду. Первое на что наталкивался взгляд: огромные окна, выходящие на две стороны света, под стеклами, загороженными съемными решетками. Давно нестираные занавески неаккуратно прикрывали оконные рамы по краям. Кровать на столбиках, придвинутая к стене по правую руку. Пустующий стол для компьютера слева у входа. Многого не хватало, в том числе оружия и книг в толстых переплетах, одежды на спинках стульев. Брат столько времени обживал эту комнату, а потом сюда ворвался бесшабашный ненормальный подросток… Это было первое, что хотел увидеть Маю по возвращении на родину, – их с братом комнату. Здесь хранились зачехленные полотна, мольберты, на столе напротив центрального окна еще виднелись засохшие цветные мазки, въевшиеся в древесину и скрытые под слоем пыли. Это принадлежит Эваллё! Его настоящему брату! Только его…
Очутившись в нижней части дома, перерыл кухню и буфет на террасе в поисках продуктов, которые могли храниться долгое время. Нашлись покоричневевшие с боков яблоки, кукуруза, завернутая в фольгу, упаковка шоколадного печенья и «ореховый школьный ирис» с арахисом, дубовый как камень. Во всяком случае, сегодня с голоду он не пропадет. Кукурузный початок Холовора отложил, намереваясь её после отварить. В буфете еще попался миндаль, зажаренный с сахаром. Перелив воду из одного баллона в чайник, включил плиту. Старый электрический чайник еще нужно было найти и отчистить от накипи, если только тётя не увезла его в Нагасаки. В кухонных шкафах отыскал чайные пакетики. Плеснув купленной воды на подсохшее мыло с ужасным ароматом гвоздики, тщательно вымыл руки и лицо. Минут через пять, как чайник вскипел, залил кипяток в чашку и бросил туда пакетик зеленого «Greenfield». Аромат чая немного выдохся, ну и ладно. Переложив на поднос всё, что поместилось, Маю вернулся на мансарду.
Снял кожанку и бросил её в кресло-качалку.
Телевизор Тахоми забрала из ниши, как и остальную технику, чтобы случайным ворам нечем было поживиться в доме. Забравшись на кровать, Маю последние силы потратил на то, чтобы съесть добытый провиант. В трех с чем-то метрах от него, за окном гнездились тучи. Ливень прекратился, теперь лишь накрапывало по крыше и водосточным трубам. Кровать была не застелена, помимо старого покрывала Маю не увидел ни наволочек, ни простыни. Спальню еще нужно было проветривать, но мальчик не хотел, чтобы косой дождь залил половицы или попал на мебель. Стянул низкие ботинки, не развязывая шнурков, с которых сыпался песок, похоже, это засохла грязь. Мокрые носки полетели на пол, осталось только ноги хорошенько просушить.
На покрытой палью столешнице, где раньше стоял монитор Эваллё, повернутые лицами друг к другу две фаянсовые фигурки отчего-то остались нетронутыми. Брат сохранил только свою уменьшенную копию и Маю.
И, наконец, Холовора почувствовал, как к глазам подкатывают слезы.
Всё не должно было так закончиться, где-то они ошиблись… Их дом не должен пустовать, он не может просто взять и забыть своих хозяев. Отчаянно хотелось, чтобы пустые комнаты снова огласили чьи-то вопли, зазвучал смех, по первому этажу разнеслась болтовня. Интересно, как к такому пожеланию отнесется Санта-Клаус, если Маю додумается послать тому открытку на Рождество? Наверное, добрый дедушка сочтет послание шуткой… Очнуться ото сна и понять, что всё встало на свои места – вот чего хотелось больше всего.
– Маю, поговори со мной, – смутный, бесконечно далекий голос звал… Результат истощения организма – начинают мерещиться голоса.
Приоткрыл глаза и тут же заморгал от яркого света. Обнаженные ступни обносил ветерок, и щекотали… постойте, да это же стебли!
– Ма-аю! – нетерпеливый, взволнованный голос подлетел вверх, и Маю заморгал с удвоенной силой. Кто-то почти с детской обидой звал его.
Стремясь защитить глаза от слепящего света, прикрыл рукой, коснувшись ледяными пальцами лба. Поверхность земли под ним казалась неровной, словно он лежал на краю склона или отлогого холма.
Либо у него конкретно поехала крыша, либо…
– Как же ты оказался совершенно один?! Почему с тобой никого не было?! Куда смотрел Саёри?! Ты подвергался опасности! Стоило мне ненадолго отвернуться, и ты снова попал в передрягу!
Что за бред еще?
Маю пошевелился и в ту же секунду уловил душистый запах травы и пшеницы. Ему так хорошо спалось, кто его будит в несусветную рань? Он до того устал накануне и всё еще хочет спать… Мальчик потянулся, не открывая глаз, и улыбнулся самому себе. Он мечтал о подушке и одеяле, пышной мягкой подушке и теплом овчинном одеяле.
Опустив подбородок, в щелку чуть приоткрытых глаз Маю увидел, как солнце окрашивает мёдом и золотом пшеничные колосья у подножия склона. И они мягко стрекочут, качаются… Спросонья он никак не мог взять в толк, что же больше настораживает во всем этом…
– Открой же глаза! Скорее! – на сей раз в голосе переливался смех, ликование, предвкушение.
Запрокинув лицо, Маю увидел небосвод, а поверх – густо покрытый травой склон. В небе парили воздушные змеи, облака замерли в причудливых фигурах.
Змеились бумажные драконы и хлопали крыльями фантастические, рогатые бабочки. Вверх по склону неслись дети, они будто порхали вместе со змеями.
– Посмотри, Маю, – кто-то, сидящий рядом, простер руку в направлении резвящейся детворы.
Мальчик перевел взгляд на руку, зависшую прямо над его лицом.
До слуха долетали детские голоса и звуки непонятного языка.
– Они так счастливы и бесхитростны, они лишь хотят жить и быть свободными, но им не дали на это права. У тех детей, пожалуй, есть одно отличие: у них никогда не было семьи. Они могущественны, но одиноки, и поэтому стремятся к человеческому теплу.
Мальчик обхватил руку, ощущая легкий цветочный аромат… этот запах… как пыльца для бабочки, как мёд для пчелы. Это что же?.. Запах души? Потому что… потому что… этого запаха больше нет… он исчез, он не может быть настоящим!
Только таких цветов не растет на земле. Их нет ни в одном розарии, ни на одном поле. Так пленителен запах души… Любой бы цветочник хотел бы такой себе в магазин. Люди так любят аромат цветов и, они падки на яркие цвета, стремясь разбавить своё тусклое существование.
– Не надо, не говори ничего! – Маю обнял сидящего на траве, крепко сжимая, пока не ощутил исходящее от кожи тепло.
– Отчего же мой брат настолько бестолков? – засмеялся бархатный голос.
– Дурак! – закричал Маю, набрасываясь на говорящего с кулаками и лупя по груди, плечам, спине. – Что же ты наделал?! Я такого про тебя наслушался! Дурак! Дурак! Дурак! Почему ты так поступил?! Ты не должен был уходить! Мне столько всего надо тебе высказать!
Клеверный ветер раздувал короткие пряди темных волос. Брат держал его в объятиях, всё это время, слушая вопли. Как же сильно изменился! Снова перекрасился в старящий его черный цвет. Пряди слегка накручены, как изящно… Почему оделся так… строго?
Маю резко привстал на коленях, обхватывая лицо брата ладонями. Только одно колечко на пальце – ни следа от того прежнего Эваллё. Любимый брат стал походить на всех этих японцев – сотни, тысячи японских мужчин, которых за полгода успел перевидать Маю, которыми был уже сыт по горло.
– Какой же ты дурак! – заревел Маю как можно громче, отпуская брата. – Ты хоть понимаешь?! Своей жертвенностью ты чуть не угробил меня!
Эваллё всё еще улыбался. Мальчик схватил его за галстук и притянул к себе:
– Ты вынудил меня спать с Лотайрой, с этим сумасшедшим! Пускай ты не знал об этом, но я убить тебе готов! Разорвать голыми руками! – вскочив на колени, Маю второй рукой вцепился в выхоленную рубашонку Эваллё.
Брат разжал губы, показывая зубы цвета слоновой кости.
– Ах ты! Ты… тебе смешно! Я думал, это был ты! – глядя на эти зубы, на почти бесцветные губы, охрипшим голосом причитал Маю.
– Маю…
Точно разъяренный бык, мальчик яростно выдохнул горячий воздух в лицо Эваллё:
– Я не знаю просто, что сейчас с тобой сделаю!
– Маю, Маю! – просил его Эваллё. – Послушай… Мне пришлось уйти, чтобы не произошло непоправимого. Я хотел сделать тебя счастливым, я хотел дать тебе шанс прожить нормальную жизнь. Ты не пустое место для меня, ты дорог мне.
Маю с трудом выслушал объяснения, готовый взорваться в любой момент.
– И ты называешь это нормальной жизнью?! Да у тебя также как и у него, мозги набекрень!
– А ты еще не понял, зачем я оставил тебе свой телефон?.. Зачем просил проверить почту, уходя из «Шатла»? – Эваллё погладил его по щеке, по волосам. Не сводил с него взгляда. – Ты мог бы меня презирать…
– НЕТ! Ни за что! Ни за что, слышишь? – сглатывая, мальчик встряхнул брата, и вдохнул воздуха.
– Маю, это был не вопрос.
– Этот спектакль под названием «Я плевать на всех хотел»… И ты рассчитывал, что я в него поверю?!
– Когда мужчина отворачивается и уходит, у него есть на то причины. В электронном письме я изложил ВСЁ, что считал нужным сказать. Если бы ты его прочел, ты бы разобрался во всем. Я никуда не исчезал. Просто ты не знал обо мне. Но я и предположить не мог, что ты вернешься в Хямеенлинну! Нам обоим необходим был этот шанс – попробовать другую жизнь, без искажения.
Во рту совсем пересохло, на крики не хватало дыхания. Холовора еще раз с глухим шлепком врезал Эваллё по груди, и снова, но без прежнего энтузиазма.
– Если бы ты правда хотел быть со мной, то наплевал бы на всё, как сделал это я!
– И не подумал бы о тебе? О твоем благополучии? О твоем будущем?
– Но мы живем всего лишь один раз! Как я теперь без тебя?! Ты знаешь, меня чуть не заперли в военном училище?! Всё из-за того, что ты… ты не захотел пачкаться.
– Нет, это не так, – привставая, Эваллё обнял брата за талию, гладя по волосам, перебирая. – Я не хотел запятнать тебя.
– Заставил же я тебя помучиться… – признал мальчик осипшим голосом, ни на секунду не отрывая взгляда от лица Эваллё. – Ты стольким пожертвовал ради меня… Тебе пришлось пойти против себя, и ты был один, пока я развлекался. Ты не мог даже на глаза показаться, ты оставался в одиночестве и оплачивал моё счастье, – бубнил Маю, вдыхая запах брата.
– Мы виноваты в одинаковой степени, – прошептал Эваллё. – Я догадывался, на что иду.
– Ты умер! Погиб для меня! Как мне теперь собрать всё?! Когда ты перестал мне сниться, я подумал, что тоже скоро умру…
По правой щеке Эваллё скатилась слеза.
– С того дня, как ты появился на свет, я любил тебя больше жизни. Ты был очень маленьким, чтобы тогда это понимать. Знаешь, я взял твой плеер с собой, чтобы оставить себе хоть частицу тебя и не вызвать подозрений. Отдавая телефон, я обрывал всякую связь. Я так волновался, потому как был уверен, что вижу тебя в последний раз…
– Я по ошибке заблокировал себе доступ, я не видел твоего сообщения, прости меня, я такой идиот, – просипел Маю, глотая слезы. – Я даже не подозревал, что Лотайра за тобой наблюдает! Это из-за того, что я сбежал из академии!
В угольно-черных глазах отражались блики солнца, они переливались в зрачках и создавали блеск.
– Пойдем, я покажу тебе частицу того мира, в котором мы могли бы оказаться, – с этими словами Эваллё прижал мальчика и повлек его за собой, вниз со склона, в море золотящейся пшеницы.
Солнце опускалось в сонм колосьев. Но так не бывает. Люди не летают, а Эваллё парил, парил без крыльев, удерживая Маю обеими руками. Белая рубашка брата парусила от ветра, вызванного медленным падением. Они уходили вслед за солнцем.
– Просто не отпускай меня, – старший брат перевернулся на живот, погребая Маю по собой, в потоке воздуха.
Маю видел, как они опускаются, падают куда-то.
В том месте быстрая река уходила в лес. В долине стоял крупный двухэтажный дом с просторным крыльцом, и теплый воздух был напоен летом.
– Здешний лес особенный, его пронизывает потоки энергии.
Он растерялся, не понимая, что происходит вокруг.
Эваллё улегся на траве, смотря на дом, а Маю продолжал голосить:
– Когда я проснусь, этого уже не будет! Всё исчезнет! И ты исчезнешь! Зачем тогда мне всё это показывать?! – голос срывался от злости. – Я хочу остаться здесь!
– Ты же знаешь, Маю, это невозможно.
– Пожалуйста, Эваллё! Что это за место?! Почему здесь стоит эта бандура?! – мальчик вцепился в горловину рубашки брата. – Объясни мне!
Парень согнул ногу в колене, и ветер игрался с краем светлых брюк, то и дело обнажая худую лодыжку. По мягкой щеке скатилась еще одна слеза. Маю встряхнул брата, не позволяя себе растрогаться.
– Чей это дом?! Говори же, не таи!
– Я изредка прихожу в этот дом. Мысленно, как сейчас.
– Я ни черта не понимаю, объясни же мне, наконец!
Эваллё оттолкнул его, и мальчик рванул брата за рубашку, отрывая напрочь пуговицы.
– Зачем тебе приходить в какой-то дом? Почему здесь?!
Этот лес неподалеку…
– Что ты мне не договариваешь?! Я вижу по твоим глазам!
Помятая рубашка распахнулась, Эваллё в изумлении уставился на мальчика.
В следующую секунду старший брат накинулся на него и сгреб, придавливая к земле, выдыхая жаркий воздух в лицо, в шею. Маю уронил руки на траву, смотря снизу верх на парня. Эваллё давил на него своим весом, вжимая в траву. Было трудно дышать. Тираня взглядом, старший брат тяжело вздыхал. Парень весил гораздо больше, чем представлялось Маю.
Подлинный Эваллё был другим, Лотайра лишь предоставил объедки с барского стола, перебив аппетит. У настоящего Эваллё никогда не было родинки на лобке, ну, конечно, Маю этого не знал.
Отведя лицо, мальчик уперся руками брату в грудь, пытаясь спихнуть с себя. Сначала легонько, потом сильнее. Брат резко толкнул его руки, зажав ноги своими коленями и продолжая сжимать, чтобы Маю не мог вырваться. А Маю с ума сходил от давящей на него силы.
– Откуда Лотайра узнал о твоей татуировке? Ты что, голым попался ему на глаза? – взревел мальчик, брыкаясь и отталкиваясь пятками от земли, желая вырваться из тисков.
– Откуда мне знать?! – прохрипел брат, стряхивая кулаки Маю со своей груди. – Мы могли столкнуться в бане, в раздевалке у Паули, если он следил за мной.
– Чего?! А он не додумался выбрать другое место, чтобы тебя подстеречь?!
Маю весь сжался и одним рывком снес брата. Уже успел подзабыть, что у них огромная разница в росте и весе. Эваллё упал на траву, и Маю ударил кулаком по спине. Братик с легкостью перехватил его кулак и подмял Маю под себя, каким-то образом Эваллё снова оказался на коленях, а Маю – в зажиме крепких рук.
– Ненормальный псих! – мальчик пытался отвести от себя длинные руки брата, оттесняя Эваллё назад.
– Маю, это тавтология!
– Учить меня собрался, как раньше?! – Маю вскрикнул, протестующе и зло, когда брат повалился ему на спину, в очередной раз пригвоздив мальчишку к земле. Копчик напомнил о себе привычной болью. – Для меня ты – призрак, Эваллё!
И это его вежливый, молчаливый брат, блестящий ученик и преданный друг?
Пальцы забрались под шерстяную рубаху, в которой Маю приехал в Финляндию и завалился спать. Прошлись по обнаженной спине, забираясь вверх, к лопаткам, и Маю застонал. Он еще пытался кое-как отпихнуть руку брата, не желая сдаваться. Эваллё уперся коленями в землю, в этот момент мальчик слабо дернул ногами, шалея от удовольствия и цепляясь пальцами за траву. Брат не отпускал, заставляя лежать на животе, и лаская Маю под рубашкой, очерчивая ребра с боком, пробегаясь легким касанием по голой коже. Прерывистое дыхание Эваллё смешивалось с запахом травы, в которую носом уткнулся мальчик. Губы где-то рядом – на закрытых веках, на щеках, на ресницах. От брата пахло чистой кожей и одеколоном, Маю сглотнул слюну, не понимая, откуда у призрака взялся запах.
– У меня тоже к тебе масса вопросов! Например, откуда у тебя этот синечище под глазом?!
От частого сумасшедшего дыхания Эваллё стало душно, тело ныло от близости брата, горело под одеждой. Правой ладонью парень упирался в землю рядом с лицом Маю. Ременная пряжка задела ушибленный копчик, Эваллё подался вверх, и холодный ремень защекотал спину. Маю готов был кусать землю от желания, спина сама выгибалась. И согрешить ради такого не страшно, с призраком, с галлюцинацией. Кажется, он выкрикнул что-то в слух, потому что Эваллё тут же горячо зашептал над самым ухом:
