Текст книги "Каминг-аут (СИ)"

Автор книги: Chans

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 95 страниц)

Природная полусвет-полутень сумерек, льющаяся из отверстий под самым потолком, преломлялась на дивной коже.

Маю с трудом фокусировал взгляд, но всё же разглядел, как Аконит поднял руку, как из нее вырвался свет и коснулся его лица, сдув со лба челку.

Маю прикусил нижнюю губу, ожидая вспышки боли, но ее не последовало. Пальцы тэнсая источали свет, и сила, ведомая золотым светом, оказалась неожиданно теплой, покалывающей, бодрящей. Свет имел крошечные ладошки, пальчики ласкали лицо, остужая нежным теплом горящую кожу, и Маю невольно осознал, что сделал шаг вперед.

Это создание заставило чувствовать себя легче, Аконит убрал угнетенность и сонливость, отмел все сомнения, отвел даже печаль.

– Вы необыкновенны! Вы – люди, руководствуясь своими чувствами и порывами, живёте в гнёте амбиций и нелепейших установок, называемых моралью! Маскируете ложь! Подавляете себя! Вы уже не верите себе!

– А разве у вас нет морали, которую вам навязывает ваш бог?! – выкрикнул Велескан хриплым голосом.

Что-то колыхнулась в воздухе, и Маю ощутил, как теплая сила, удерживающая его на ногах, почти болезненно сходит.

Аконит отвел руку – свет иссяк, вернулось ощущение жары.

– Бог? У нас есть кое-что сильнее бога. Мы – верховная каста, приближенных к совершенному источнику! Я могу показать тебе всё это, – тэнсай устремил свой необыкновенный взгляд на Велескана. – Стоит только пойти мне навстречу…

Мастер дарований подскочил вверх, точно его внезапно дернули за руки. И завис в метре над столом, приняв позу «лодочки».

– Поэтому я и здесь! Я не враг вам, – обнажил маленькие белые зубки. Его слова попадали в самую душу, действуя как бальзам, такие верные и единственно правильные.

– Чего ты хочешь? – потребовали из толпы.

Тэнсай склонил голову на бок, толстая коса промелькнула прямо перед его лицом и унеслась за спину, как изворотливая змея.

– У меня множество вопросов.

Маю, не отрываясь, смотрел на протянутые руки Аконит в паре десятков шагов.

– Я восхищаюсь вами, а вы желаете любоваться нашей запретной красотой! Меня оставил наш создатель! Он присоединился к молчаливому бдению звезд! Мы так похожи!.. Мы остались одни…

Неправда… – в каком-то полубреду подумал Маю, отходя за спины взрослых. Пугала схожесть одурманивающей силы чудовища из кошмаров и этого совершенного создания в золотой оболочке. У обоих был привкус кошмара.

Это просто страшная сказка.

– Майре, не скрывай от меня лицо! – Аконит округлил глаза, отчего и так огромные зрачки стали еще больше, почти заполнив яркую радужку. – Майре! Ты хочешь ко мне?!

Да. Больше всего на свете.

Нет! Это просто страшная сказка!

Руки всё еще были маняще вытянуты. Только любоваться точеными линиями… Две угловатые кисти заполонили разум, сделав голову чересчур тесной для остальных мыслей. Если там, откуда пришел мастер дарований, все такие, он не против, чтобы им помыкали…

Всё его существо обратилось навстречу Аконит. Просто стать частью бескрайней силы, утонуть в ней, как в море.

– Маю? – призыв Огнецвета, словно через толщу воды.

Материнские руки, теплые и мягкие, согревающие лаской… Маю уже грезил об этих руках.

Коже, похожей на яичную скорлупу.

Чудилось, что этот громогласный голос звучал только лишь для него одного:

– Ты хочешь подойти ко мне, – это не вопрос. Предложение, уверенность.

Живот подвело. Еще немного, и ноги подкосятся.

– Майре! – кричал кто-то. – Стой на месте!

Тело подалось вперед. Безуспешно. Ноги точно налились свинцом. Каким-то шестым чувством Маю подметил, как Велескан поднял руку, пытаясь остановить его.

– Неужели ты настолько лучше меня? – уже спокойней продолжал тэнсай, едва ли не ласково. – Уникальное творение нашего мира предпочло тебя МНЕ! Ведь он не вернулся ко мне, выбрав какого-то маленького человека… тебя, Маю… но не меня. Он грезил об ученике. С этой целью он построил Академию искусств, он ждал, когда придет кто-то вроде тебя.

– Не верь ему!

Аконит сжал полные губы и нахмурился. Подняв левую ладонь и растопырив пальцы веером, он ударил пучком темно-золотого света как электрическим разрядом. Сила потекла вверх, обвив металлические стержни крепления своими ручками с крошечными пальчиками. Под раскаты песни с потолка попадали балки. В облаке пыли люди рванули врассыпную. Велескан и Маю оказались по разные стороны баррикады.

– Ко мне…

– Да инопланетян вообще не существует, – зачарованно прошептал Маю. – Так какая разница…

Это существо хотело вернуть Лотайру обратно на свою планету. Лотайра принадлежит их миру. Школьный учитель – один из них… Однажды не очень смелый мальчик испугался правды и сбежал, наивно полагая, что семья сможет защитить от всех тревог.

Кем бы оно ни было, создание внушало всепоглощающую любовь, сулящую обернуть жизнь сказкой.

Маю заворожено тянул руку вперед, хотелось потрогать миниатюрные крылья, растущие по контуру ушей, и пушистые перья на шее. Узнать, какова на ощупь эта замечательная кожа.

Притягательно… Не устоять.

– Не останавливайся, – шептали сладкие губы.

На ватных ногах Маю двинулся навстречу фатуму.

Примечания:

«Enkeli» – «Ангел» (фин.).

«Пиктографические» знаки – стилизованные графические изображения, по форме напоминают объекты, которые они представляют, например, изображенная на вывеске булка и рогалик могут означать: «Булочная», «Хлебопекарня», «Пекарь» и др.

«Comme cultivées!» – «Как вырос!» (франц.).

«Maya peut être» – «Можно (называть) Майю» (франц.).

========== Глава VIII. Ненависть ==========

В комнате стоял полумрак, в воздухе парили клубы пыли.

Аулис и Эваллё замерли у приоткрытых входных дверей, за которыми музыка била по ушам особенно сильно, становясь просто оглушительной.

В соседнем зале проверяли свет. Долетая сюда, зеленые и серебристые лучи выхватывали из темноты сломанные балки, сорванный кабель, перевернутые стулья, разметанную по полу посуду; нельзя было оценить масштабы разрушения: лучи постоянно проносились мимо. Над длинным столом клубился шар света, верней, то была человеческая фигура в мерцающем коконе, от поверхности кожи которой исходило свечение – целые волны света. Можно было решить, что это голограмма или, что еще мало вероятней, преломление лучей. Если именно такими задумывались спецэффекты, то это уже перебор.

Напротив застывшей фигуры мелькнула знакомая шевелюра. Брат оказался в радиусе света и в опасной близости от подвешенного в воздухе человека.

– Подожди… – невольно вырвалось у Эваллё, казалось, даже собственное сердце в груди подскочило.

Он изо всех сил побежал к Маю, расталкивая застывших людей. Да что это с ними?! Прикрывая нос и рот ладонью, чтобы не дышать пылью, проворно обхватил брата за плечо и трясанул так, что у того голова запрокинулась назад. Мальчик напоминал тряпичную куклу, пришлось отвесить брату пару пощечин, чтобы вернуть к реальности. Сам же Эваллё не чувствовал ничего, будь то гипноз или массовая галлюцинация, она никоим образом не влияла на него, парень почти верил, что это иллюзия. Сатин, бывало, приглашал на концерт иллюзионистов.

Маю с трудом оторвал взгляд от объятой светом фигуры, тогда Эваллё перестал его трясти и охватил лицо ладонями. Волосы и лицо брата покрывали пятна пыли.

– Ты цел? Цел?

Мальчишка вытаращил на него глаза, словно видел впервые в жизни.

Эваллё переставил правую ногу вперед, преграждая Маю путь к столу.

– Забыл предупредить: это МОЙ брат! – крикнул Эваллё, фокусируя взгляд на коконе.

Как объяснить непростые вещи простым языком? Человек был изящен, как поток воды, и пластичен, подобно листьям дерева, да и был ли он человеком? Но гармония иллюзорного тела завораживала.

Эваллё заглянул брату в глаза, опуская ладони тому на плечи и слегка встряхивая.

– Не вздумай слушать его, Маю… Это просто иллюзия. Этого нет, также как нет НЛО и марсиан. Маю, мы же разумные люди, давай не будем верить всяким выдумкам!

Пришелец развернулся вполоборота, скрестив руки на груди. Хоть губы его и не были растянуты в улыбке, по интонации можно было определить то, что человек улыбается.

– Я выдумка ничуть не больше тебя! От чего ты заслоняешь собой брата?! Я не причиню ему вреда! Люди – моя страсть, я не вершить зло явился к вам!

Его немного плоские глаза по форме напоминали миндаль. Пронзительные лазоревые глаза с огромными зрачками щурились. За спиной извивались длинные растрепанные косы. Шесть золотых косиц с висков и со лба оплетали корону с оранжевыми рунами, выложенных на манер узорной гравировки. Тонкие стеклянные бусы чуть позвякивали на лбу. Золотоволосое существо стремительно, как ящерица, переводило взгляд с одного лица на другое.

Невольно просыпался интерес к неповторимому телу, хотелось узнать о нем как можно больше. Эвалле опустил взгляд.

– Почему вы отворачиваетесь от меня – вашего возможного будущего?! Я пришел не за враждой!

Под потолком начали рваться провода. Над головами раздался шипящий треск, и посыпались искры. В темноте пронзительно закричала женщина.

Не задумываясь, Эваллё схватил брата в охапку. Аулис осталась стоять позади, скорей всего, её даже не задело, но Маю в данную секунду был ближе.

С молниеносной быстротой приходили догадки, одна нелепее другой. Возможно, этот человек, это создание обладало телекинезом или другой силой, раз способен на такое.

Маю будто парализовало. Но Эваллё по-прежнему не ощущал ничьего воздействия.

– Теперь-то я здесь. Не о чем волноваться, – бормотал парень, с тревогой наблюдая, что брат не реагирует на его присутствие. Маю не пытался вырваться, он, казалось, и вовсе не замечал Эваллё.

– Твои мысли закрыты и не ясны. По какой причине ты закрываешь от меня сознание? Ты способен противостоять мне? Кто ты? Имя твое скрыто от меня.

Парень помотал головой, отгоняя наваждение. Крепко зажмурился, слушая журчание крови в паутине венок и легкое дыхание Маю. Мальчик будто спал.

По-прежнему скрещивая руки на груди, пришелец легонько взлетел на нагромождение порушенных перекладин.

Эваллё чувствовал потоки силы, заточённые внутри тела. Это чистая душа существа, именно так она и выглядит, от неё исходит благоухание… Перворожденный дух, не обличенный мирской плотью.

– Пойдем со мной туда, где предназначение каждого – любовь и красота. Я могу показать тебе это совершенное царство. Ты забудешь про боль! Не будет противоречий!

– Что-то непохоже, что ты пришел за ответами на свои вопросы! Ты ведь хочешь заполучить кого-то из нас! – раздались крики возмущения.

– Говорите – кого-то из вас?!..

Пришелец поджал губы.

«Ту-дум… ту-дум… ту-дум, ту-дум», – сердце судорожно сжималось; во рту пересохло. Запах пришельца ударил в мозг, аромат этого существа, похожий на марципаны и благоухающие на солнце тюльпаны, покачивающиеся у воды, обдуваемые ароматным ветром, сладкий запах спелой тыквы. Одежда стала слишком тугой, ногти и волосы впились в тело, а кожа иссохла, словно испарила всю влагу.

– Ты сильно болен, я чувствую это в тебе! У меня есть для тебя лекарство!..

Эваллё ощутил на языке терпкий аромат цветочной долины.

– Девятнадцать лет ты боролся против своего недуга! Никто не знает, как вылечить твоё заболевание! Верно?! Но теперь оно переросло в нечто большее, оно завладело тобой!

У нас нет смерти! Мы не умираем, мы переходим в иное состояние! Я позволю тебе отведать наших чудес!

Парень крепко зажмурил глаза, но вероломный запах потек по горлу.

– Хочешь пойти со мной?.. Ничего прекраснее ты не найдешь на земле!

Эваллё проглотил слюну.

– Нет! Не двигайся, Эваллё!! Ты слышишь меня?! Не смей!! – кричал ему Велескан издалека.

Но Эваллё уже находился подле парящего духа.

Голос стал тише.

– Я дам тебе лекарство, я дам тебе столько, сколько ты попросишь.

Теперь музыка «Храма Дракона» была еле слышна, Сатин больше не пел, зажгли освещение.

– Не прикасайся к нему! Эваллё!.. – слышал он обреченный голос Велескана. В интонации угадывалась мольба.

Огнецвет попытался оттолкнуть Эваллё, но его отбросило потоком силы, которой не было никакого мыслимого предела.

Эваллё облизал пересохшие губы и почувствовал привкус крови на них. В беспамятстве он начал кусать собственные губы.

– Ты по-прежнему противишься мне?

Голова закружилась. Овал бледного лица превращался в пятно размытого света. Кровь из носа закапала на пол, и парень задрал лицо к потолку. От голоса пришельца путались мысли. Один вид крови должен был вызвать боль во всем теле, но вместе этого по телу разливалось покалывающее тепло, разносясь по организму. Это было иллюзией, обещавшей стать явью, стоит Эваллё только захотеть.

– Избавлю от боли… И впредь не придется матери смотреть на то, как страдает дитя.

Сделав над собой усилие, парень обернулся, слепо ища брата.

Прямо перед Маю с потолка упало какое-то устройство, удерживающее хрупкую конструкцию, блоки и рычаги, отъединившись от своей опоры, повисли на шнурах.

Но видение мистического лица заставило забыть о брате. Кожа, похожая на яичную скорлупу, источала сияние. По телу будто струился мед, в глазах переливалось бескрайнее небо, в волосах золотело солнце. Тепло дыхания, как южный ветер.

Воздух вокруг стал мягче пуха.

Лицо духа могло оставаться неподвижным сутки напролет, такое же мертвое, как и живое. Пришелец напоминал каменную статую, для которой нашлись стихи у случайного поэта, способные воспеть её совершенство.

Какой окажется эта кожа? По рукам, от кончиков пальцев до локтей прошла дрожь, понукая Эваллё коснуться дивного лица.

– Я знаю, что с тобой. На земле для тебя нет места. Я не стремлюсь напугать тебя, но ведь и сам знаешь, что я прав.

После этих слов Эваллё поперхнулся, губы задрожали. Привалившись к деревянной колонне, парень начал оседать на пол, зажимая уши ладонями.

Из носа текла кровь. Пытаясь подавить приступ тошноты, парень крепко-крепко стиснул зубы. Как назло, нюх обострился, и комната наполнилась тысячами запахов: человеческие, горькие, теплые, сладковатые, зеленые, пряные, тонкие, табачные, даже истертый временем и дизентерией запах крыс; мускусные, густые и тяжелые; переливающееся тонкой струйкой уже знакомое благоухание духа; зловоние мусора.

Эваллё сложился пополам, внутренние половые органы скрутило так резко, что перешибло дыхание. Боль пробралась вверх, сдавила грудь и добралась до горла. Глазные белки прожгло.

Эваллё поднял слезящиеся глаза. Рядом трепетали светлые одежды духа, разгоняя мрак своим мерцанием. Воздух приобрел цветную окраску, словно включили блеклую подсветку, тем самым подтвердив, что Эваллё выдает желаемое за действительное, наблюдая лишь проекцию своих грез.

– Не будет боли. – Бледная рука коснулась плеча, и стало легче, Эваллё смог дышать.

Темная масса мелькнула за спиной пришельца, с шипением в лицо Эваллё хлынула пена, обдав их обоих мощным потоком. Попало в глаза.

Сквозь поволоку образ пришельца начал меркнуть, одежда и волосы всё так и развевались, а тело уже совсем растаяло. Изображение исказилось, пошли помехи, и дух исчез, забрав с собой и свет. Стало по-настоящему темно.

Почему только Эваллё почти сухой, ведь пена должна была пройти сквозь голограмму? Ладонь, его коснувшаяся, была осязаемой, могло ли так быть?

Это был человек?

Спазмы прекратились так же внезапно, как и начались. Но на лице осталась кровь, от этой мысли тошнота стала вдвое сильней.

Пытаясь понять, что произошло, и кто достал баллон огнетушителя, Эваллё медленно разогнулся и привалился спиной к колонне. Он не доверял сейчас своему организму, опасаясь, что живот снова скрутит.

Когда свечение рассеялось, всё произошедшее походило больше на массовую галлюцинацию или сон. Ощущение силы в воздухе исчезло, как и несуществующий ветер, и манящее тепло. Вокруг было темно и пыльно. Люди выбирались из-под завала. Стоял гул голосов. Звали друг друга по именам, спрашивали, что произошло, просили зажечь свет, доносился до слуха чей-то кашель, кто-то даже смеялся, вероятно, от потрясения, но ни слова о присутствии создания из другого мира. Похоже, что-то ввело всех в состоянии гипноза, внушив одно и тоже, только Эваллё оказался нечувствителен к чужим фокусам.

В голове стояла такая несусветица, что парень задался вопросом, а была ли проекция вообще.

Эваллё видел в темноте так же хорошо, как и на свету, до сих пор не зная, чем вызвано это умение. С трудом сдерживая позывы к рвоте, он пытался отыскать среди завалов и спин разгибающихся людей кого-то знакомого.

Маю направлялся к нему, легкомысленно вытянув перед собой руки и не утруждая себя смотреть под ноги. Только сейчас Эваллё заметил, как накалился воздух в зале.

Поднялись тучи пыли. И без этого было душно, а теперь еще и дышать приходилось пылью.

Мальчик, точно слепой котенок, задрал голову в тот момент, когда наверху раздался такой звук, как если бы дерево резко треснуло.

Внутренняя фиксация крыши пришла в движение. От потолка отлетела тяжелая балка. Эваллё, оказавшись на четвереньках, толкнул Маю в завалы пустых коробок. Мальчик не устоял на ногах и повалился на картонную коробку с продуктами, примяв это всё своим весом. Судя по запаху, в коробке еще оставалось карпаччо из лангуста. Эваллё стиснул зубы и постарался дышать как можно меньше, чтобы только не ощущать запах съестного, от которого в желудке оседала тяжесть.

Рядом раздался голос Огнецвета.

– Ну ты как, цел?

Гитарист улыбался, глядя на Маю совершенно дикими глазами. И улыбка вышла полубезумной. Мальчик неуклюже приподнялся на локтях. Запах усилился, и Эваллё накрыл рот ладонью. Опозориться перед столькими людьми, да когда твой отец еще и знаменитость, совершенно не хотелось.

Огнецвет хлопнул в ладоши:

– Кто жив – отзовитесь!

Эваллё глядел на потолок. Обвал потолка объяснял замыкание, но могла ли конструкция просто взять и обвалиться? Вряд ли это здание настолько старое.

– Огнецвет, ты меня спас, – послышался очень удивленный голос Маю.

– Замечательно! Значит, я не зря ем свой хлеб в группе, – усмехнулся музыкант и, подобрав мальчика на руки, поставил того на пол. – Хн… Ты, случаем, ни на какой диете не сидишь? Что-то ты исхудалый больно… Моя девчонка и то больше твоего весит. Ты же – парень! А парней не должно сносить ветром. Видать, ты совсем заучился в этой своей академии, ничего мать тебя быстро откормит. А «спасибо» сказать надо не мне, а твоему брату.

Огнецвет чиркнул зажигалкой. Глядя на её прерывистый огонек, Эваллё почувствовал, что замерзает. В духоте да после дневного пекла.

Создавая море шума, оскальзываясь и спотыкаясь, показался Велескан.

– Свет! – Ударник направил на них луч фонарика. Свободной рукой музыкант отбрасывал от себя картонные коробки.

Велескан быстро отыскал Эваллё, направив луч света прямо в лицо. Свет ударил по глазам, и парень отвел взгляд.

Торопливо пробравшись к брату, Маю протянул ему руку.

– Валь, какое счастье, что ты…

Он больно ударил братишку по пальцам.

– Не трогай меня!

Маю недоуменно отпрянул. Смотрел прямо на него круглыми глазами и нервно сглатывал.

– Я рад, что ты оказался рядом, – уже без прежнего энтузиазма повторил Маю, глядя на брата с высоты своего роста. – Благодаря тебе меня не убило, – ему удалось сказать это твердо, несмотря на пришибленный вид.

Парень не ответил, просто потому что тошнота – это было всё, о чем он мог думать в тот момент.

А вдруг Маю считает, что его брат сходит с ума? Принимает наркотики, а от них разлагается мозг. Подобное происходило с одним школьным приятелем Эваллё. Тогда Маю понимает, что его брату нужна помощь.

Оставшиеся в помещении люди начали медленно наводить порядок, а по большей части только ходили вокруг да около, обсуждая, что делать дальше. Открыли задние двери, ведущие на задний двор.

– Надо вывести тебя на свежий воздух, – сказал Велескан, поглядывая на наручные часы.

Неожиданно Эваллё закашлялся и зажал рот рукой.

– Пускай лучше тебя вырвет, чем ты будешь держать это в себе, – сказал ему Велескан – и был прав, во всё прав: сейчас он вел себя как слабонервный ребенок.

Огнецвет присел около парня.

– Ты бледный, как поганка.

Эваллё, прикрыв глаза, вытер рот.

Огнецвет утешающим тоном пробормотал:

– Зачем ты так с Маю? Он ведь волнуется за тебя.

Меня просто мутит, – хотелось сказать Эваллё. Никого он не стремился обидеть, тем более Маю.

Огнецвет попросил, чтобы ему передали салфетки со стола, если там еще что-то сохранилось.

– Давай, парень, надо что-то делать, а не сидеть сиднем на полу.

– Мы тут не для того, что посмеяться над тобой, так что не надо стесняться своей слабости. – В принципе Вел сказал то же самое, только более вежливо.

Вскрыв упаковку, гитарист достал салфетку и встряхнул, отдав Эваллё.

Когда Холовора отнял ладонь ото рта, Огнецвет присвистнул, а потом спохватился.

– Нет, лучше не трогай руками, грязь может попасть, щеку еще раздует.

Огнецвет, как любит говорить напрямую то, что думает.

– У тебя на щеке глубокая царапина, – Велескан, согнувшись в поясе, уперся ладонью в колено, а другой смахнул с его лба пыль. – На левой скуле останется шрам.

– Шрамы красят мужчину, – усмехнулся Огнецвет, стараясь разрядить обстановку.

Холовора, не дыша, стер кровь над верхней губой, ощущая, как дрожат руки. Маю косился на него с таким лицом, что Эваллё захотелось успокоить брата и сказать, что это всего лишь пустяк.

– Ну что, встаем? – полуутвердительно сказал Велескан.

Эваллё снова кивнул.

Но этот запах…

Присутствие отца Эваллё осязал через весь зал и закрытые металлические двери.

За дверьми стали слышны громкие голоса и дробь шагов. Распахнули двери. Стробоскоп пустил в помещение вспышки света, от которого тот час заломило виски. Над головами прокатился глухой толчок мощной музыки с улицы. На пороге замерли: Холовора, а слева и справа, будто его телохранители – Тео и Лим-Сива.

Сатин и Шенг обменялись быстрыми взглядами.

– Мы с Тамарой ходим парой, – усмехнулся Огнецвет.

Вслед за Сатином и Тео появился администратор группы.

Лим-Сива первым прошел в зал, супротив злости, вспыхнувшей на лице Тео, он был просто удивлен.

– И кто из вас объяснит мне, что здесь было? – продекламировал Сатин, с непроницаемым лицом оглядывая разрушенные балки, оторванные провода, рассеянную вокруг пыль, пластами отколовшуюся краску, поломанную аппаратуру, раскачивающиеся под потолком шнуры, кабели и всё остальное.

Сжав ладонь в кулак, Сатин поднес ко рту, и, разгоняя свободной рукой пыль, сделал шаг вперед.

– Потолок обрушился, затем полетели прожектора, – начал объяснять мужчина, ответственный за пиротехнику.

– Здание старое, оно разваливается на глазах, – подхватил еще чей-то голос.

– Сатин, Эваллё немного задело! – крикнул Маю, видимо надеясь, что отец сразу же забудет про обвал и переключится на сына. А может, мальчик просто беспокоился за брата.

Глядя на опешившего Тео, Огнецвет примирительно выставил перед собой руки:

– Без паники, мы еще не разорены! Здесь всё можно починить!

Сначала у Тео не нашлось, что ответить, он только открывал рот, переваривая увиденное.

– Да мы не расплатимся за это здание! – Шенг поддел мысом ботинка фанерный лист. Плюнул на пол. – Млять…

Сатин, перешагивая мусор и связки проводов, подошел к тому месту, где сидел Эваллё.

– Где Аулис? – спросил Эваллё, обводя глазами музыкантов. – Она была со мной.

Огнецвет огляделся по сторонам, точно ощущал себя неуютно под его взглядом.

– Да я её только за вами послал.

– Хорошо послал, – отозвался Тео, стуча по карманам в поисках пачки сигарет.

Сатин присел на корточки возле сына.

– Кто-то ударил Аулис по голове, но она уже пришла в себя, – объяснил мужчина и взглянул на Маю с тревогой.

Мальчик улыбнулся отцу.

Невзирая на ободряющие слова, Эваллё чувствовал себя ужасно, и не столько физически. Конечно, Маю же «золотой ребенок», неудивительно, что Сатин так беспокоится за своего баловня. Всё лучшее – детям или точнее младшим братьям.

– Мы не поняли, что произошло. Замыкание, что-то упало, свет погас, – бормотал Маю. Сатин выглядел довольно спокойным, слушал, не перебивая. Лишь при взгляде на Эваллё, между бровей пролегла морщинка. – Всё произошло так неожиданно. Ребята тут ни при чем.

Тео кинул брату пачку сигарет, тот поймал на лету.

– Это проклятое место! – загудел Огнецвет, подражая вою приведения. – У Ли Ян в гримерке труп Мери Шелли!

Эваллё невольно улыбнулся.

– Даидиты, – пробормотал Ли Ян, доставая сигарету из упаковки и прикусывая её зубами. Запалив кончик, вытащил сигарету изо рта и чертыхнулся. – Совсем чокнулся!

Эваллё показалось, что эти братья курят слишком много. И позволяют себе тоже слишком много. Причем Тео, как успел понять Эваллё за время общения с группой, не нравился ни Огнецвету, ни Велескану, что нельзя было сказать о двоюродном брате парня. Ли Ян слыл темной лошадкой, но человеком был спокойным и уравновешенным.

В глазах Сатина читалась плохо скрываемая злость. На что? На то, в чем Эваллё как всегда не виноват? Или на то, что старший сын вновь доставляет неприятности? Отец аккуратно отвел волосы с его лица. Эваллё представил, какой у него, должно быть, амебный вид, и неохотно опустил взгляд. Не хотелось, чтобы его разглядывали в таком состоянии.

А знаешь, пошел ты, папочка…

Велескан молчал, видимо, ожидая, что Сатин взбесится.

Огнецвет вразвалочку приблизился к Тео.

– Что, старик, пригорюнился? Расшиби себе лоб, и Сатин также будет ухаживать за тобой.

– Веселишься? Я вижу, у тебя совсем мозги в сторону поехали!

– Тео, зайчик, послушай, что я тебе скажу. Эваллё поступил как настоящий мужчина, так, что тебе и не снилось.

Манеры Тео всегда раздражали Огнецвета, оставалось загадкой, как парни терпят друг друга.

– Чего ты мелешь?! Вас всех бы тут засыпало к чертовой матери! – в ужасе воскликнул Тео. Даже сложно представить, понял ли он намек в словах Огнецвета.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Лим-Сива.

Огнецвет посерьезнел, впервые за вечер.

– Эваллё сберег брата, несмотря на то, что ему самому досталось. Твой сын, Сатин, чудесный человек.

Сатин взглянул на Маю, будто искал на его лице подтверждение сказанному. Разумеется, давайте послушаем, что же скажет наш «золотой ребенок»?

Эваллё вытер нос ладонью, ощущая, как кровь уже спекается на коже. Пыль в воздухе стояла так густо, что, вдохнув глубже, он зашелся кашлем.

– И долго вы собирались здесь прохлаждаться? – заговорил Сатин, опустив глаза на его пальцы, заляпанные кровью. – Тебе нужно выйти отсюда.

– Помолчал бы ты лучше. Не посади голос перед самым выходом, – не слишком вежливо отозвался Ли Ян, шепелявя с сигаретой в зубах. – Не ставь под удар всю сегодняшнюю программу. Мы так долго её готовили.

– Замолчать? Ты просишь меня замолчать? – отчеканил Сатин, мгновенно вскипая. Стоило только подуть на огонек свечи, как вспыхнул весь дом. – Хочешь сам разгребать этот завал?! Ты меня уверял, что опоры надежны!

Ли Ян подавился сигаретным дымом:

– Ты офанарел?! Думаешь, я виноват, что крепление не выдержало? Мне что, его нужно было поддерживать руками?! Я тебе не Атлас Греческий!

– Он разбил тебе сердце, – подвел итог Огнецвет и, проходя мимо Ли Ян, состроил тому страдальческие глаза.

Холовора проигнорировал Ли Ян и подал Эваллё руку, помогая подняться на ноги. Сатин благоухал, ни запаха перегара, ни крови, ни курева, ни сальных волос, ни пота.

Отец приобнял его за талию и вывел на свежий воздух через заднюю дверь, ведущую к земляной площади. По правую сторону стояли металлические контейнеры для сбора мусора. К ним и подвел парня Сатин.

Отдышавшись, Эваллё привалился к контейнеру плечом. В руках еще оставались салфетки. Оттерев губы, парень почувствовал себя лучше. Вдыхая чистый, вечерний воздух, Эваллё огляделся по сторонам, позволяя себе расслабиться.

Эта территория была огорожена забором с воротами в парк «Enkeli». Эваллё бывал здесь, именно на этой площади устраивали рыцарские и конные соревнования заезжие артисты. Прямо на воротах в виде орнамента было выведено название парка.

Стемнело, но прохлады совершенно не ощущалось.

Фанаты скандировали название группы.

Тут, на задворках, где кроме них с отцом никого нет, можно больше не ломать комедию.

– Onnitelen, Satiini.

Сатин посмотрел на парня. Светлые глаза сияли в предвкушении лаврового триумфа.

– С чем ты меня поздравляешь?

– С грандиозным успехом твоей группы, с чем же еще? Сюда понаехали репортеры. По дороге я видел ребят с транспарантами. Анонсы к концерту напечатали в «Soundi»*… Вам даже удалось отвоевать этот парк на одну ночь.

Эваллё не дожидался слов благодарности – Сатин скуп, как торгашка.

– Ты в курсе, что произошло с Аулис?

– Она лежала на полу, мы откачали её нашатырем. В данную минуту сидит в шашлычной и ест. Она не одна.

Сатин оглядел сына с головы до ног и скрестил руки на груди.

– Аулис набросилась на еду. Люблю людей с отменным аппетитом, тебе есть чему поучиться у неё.

– Не волнуйся, я хорошо питаюсь.

– Не хочешь к ней пойти?

– Вот только не надо меня гнать.

– По-твоему, значит, я прогоняю? Давай я тебя еще уговаривать тут начну, чтобы ты сходил убедился, что с твоей девушкой всё в порядке.

Они не разговаривали, а натянуто перебрасывались словами.

– Значит, весь парк сейчас в вашем распоряжении, со всеми его аттракционами, залами, забегаловками, ресторанами, автоматами, тирами?..

Сатин нетерпеливо кивнул:

– Да.

Парень опустился на деревянный порог рядом с отцом. Ветерок освежал голову и обдувал вспотевшую шею.

– У тебя же нет денег, Сатин.

– Какое тревожное начало, – иронично протянул отец. – И что хочешь сказать мне этим?

Под потемневшим небом слабо поблескивали его волосы и кожа, одежда переливалась. От Сатина исходил аромат Mexx Ice Touch, перебивая мусорное амбре. Этот аромат всегда напоминал Эваллё об отце.

Концертная площадка «Enkeli» оглашалась сотнями голосов. Они требовали группу.

Хотелось отойти подальше и полюбоваться отцом со стороны. Шею огибал плиссированный воротник, оставляя треугольник голой кожи под ключицами, по бокам развевались легкие разрезанные рукава. Лицо и тело покрывали рисунки, благодаря чему особенности фигуры сглаживались.

Ветер колыхал одежду Сатина, и ткань упорно задевала руку Эваллё, щекоча по коже, что вызывало такое внутреннее напряжение, как если бы по руке ползла сороконожка.

– Огнецвет вдолбил себе в голову, что ты защитил Маю. Хоть какая-то от тебя польза.

– Защитил? Громко сказано. Драгоценный Маю не пострадал, а вот что с Эваллё тебя никогда не заботило.

– Если с Маю что-нибудь случится…

Эваллё повысил голос:

– Я ему не нянька. Это ты виноват. Ты упустил Маю на целых четыре года, когда мне нужен был брат.

Поднявшись на ноги, парень взглянул на отца:

– Ну что же ты? Давай, скажи это. Скажи, что твой сын – размазня. Падает в обмороки, блюет от вида крови, такой слабый, что мать боится оставлять его надолго одного, потому что он может свалиться с лестницы или разбить лоб об зеркало. И если о нем узнают, это навсегда испортит имидж его отца.