Текст книги "Каминг-аут (СИ)"
Автор книги: Chans
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 95 страниц)
Покажут в утренних новостях. Скоро о произошедшем узнает вся страна. Газетчики сотрут его в порошок.
– Вас уже допрашивала полиция?! Вы признаете свою вину?!
– Я отвезу тебя к себе домой, там никого нет, – голос доктора Персиваль, так шипит змея под лавкой.
«Я не хочу!» – ревёт всё его существо, слова застревают в горле. Разве доктор не видит?! Совсем ослеп?!
Исчезнуть, раствориться. Не слышать голосов. Как же они надоели! От них трещит голова.
Как вышло, что погиб человек? Чей это жестокий розыгрыш?
Его выводят на широкую дорогу, заставленную автомобилями и фургонами. Свет фонарей высвечивают мостовую. От ярких фар слезятся глаза. На площадь. Парк аттракционов остался позади, но журналисты не отстают. Город безмятежен, слишком поздно, здания театров и гостиниц закрыты. Завтра они откроются вновь, но Сатина пугает новый день.
Воздух раскален. От асфальта исходит жар. Черное душное небо нависает над головой.
Мужчина озирается, высматривая в толпе его лицо. Где же он?! Ублюдок только и ждет, когда Сатин Холовора выставит себя безумным! Смотрит из укрытия и усмехается.
Сатин поднимает взгляд на оцепленные ворота. Охрана сдерживает напор. Самое время убраться отсюда.
Ни одного знакомого лица – оставлен на произвол судьбы, – только одержимый доктор не отходит ни на шаг.
Персиваль заталкивает его на заднее сиденье. В салоне автомобиля полумрак и духота. Старая пытка. Доктор захлопывает за ним дверцу. Водитель тут же блокирует замок. Попался. Телевизионщики окружают машину, кричат ему. Теперь он заперт.
Мысли в голове спутались, осталось лишь острое желание – умереть, чтобы покончить со всем разом.
Персиваль устроился слева, поддерживая его рукой за плечо. Сатин всё оглядывался в поиске своего персонального дьявола, ждущего, когда Холовора окончательно сойдет с ума. Определенно, его сумасшествие кому-то выгодно.
– До больницы, – приказным тоном отчеканил док.
– Что? Ты же говорил, что отвезешь меня к себе домой, или ты уже живешь в своем кабинете?
– Поезжайте, не слушайте его.
– Мы так не договаривались! Я не поеду с тобой!
Откуда взялся этот водитель? У Михаила есть личный водитель?
Сатин перегнулся со своего места и толкнул шофера:
– Эй! Куда ты меня везти собрался?!
Персиваль сунул ему телефон, похожий на холодильник. Сатин узнал свой мобильный.
– Тео просил, чтобы ты позвонил матери покойного и рассказал ей обо всем.
Испытывая небывалый эмоциональный подъем, Сатин ударил спинку сиденья, в которую упирался коленями.
– Вот дерьмо! – Холовора запустил пальцы в волосы и отвел назад. – Гребаный урод! Он что, совсем меня за человека не принимает?!
Мужчина в черной фетровой шляпе наблюдал за их спором в зеркало. До чужих криков водителю не было никакого дела, или тот только прикидывался невозмутимым. Это буквально сводило с ума.
В паху жгло. Ни о чем другом он думать не мог.
– Сатин, прошу тебя, не ори! Ты же не хочешь, чтобы за нами увязалась полиция?! Мы и так еле оттуда убрались!
Сатин вцепился в сверкающую белизной рубашку и дернул Михаила на себя. Дышать стало труднее.
Теперь он ко всему прочему посадит голос.
– Он МЕНЯ об этом просит? После того, что его кузен сделал со мной?! – Сатин сглотнул, восстанавливая дыхание. – А ты с ним заодно, так?!
Еще немного и если он не успокоится, у него случится гипервентиляция легких.
Персиваль попытался оторвать его пальцы от своей рубашки.
– Тебе тоже плевать, что со мной будет?!
Сатин остервенело брыкался, выворачивая руки. Высвободив запястье, замахнулся наугад.
Согнувшись пополам, док перехватил его левую руку. Ловя ртом воздух, Михаил опустил лицо и до боли сжал его запястье вместе с рукавом.
– Ты знал о тех таблетках?! Знал?!
Ошеломленный взгляд переместился на лицо Персиваля. Сатин не собирался раскрывать правды, об этом не должны были узнать.
– Включите свет! Быстрее!
Показалось, или в голосе доктора на самом деле прозвучала паника.
Сатин резко задрал лицо. В салоне зажегся свет.
Персиваль расслабил пальцы и отпустил его запястье.
– Почему не сказал мне? Сатин, отвечай!
– Моя жизнь пошла кувырком! Я утратил доверие того, кем дорожил. Моя жена видела, как меня допрашивали, группа считает, что все мои слова либо ложь, либо бред сумасшедшего! Через несколько часов в газетах появятся статьи о Ли Ян. Место убийства покажут в теленовостях. О чем я забыл тебе сказать?!
Доктору досталось коленом в живот. Оттолкнув Персиваля к окну, как только тот распрямился, дал кулаком под дых. Обхватив доктора за голову, резко подался вправо и ударил Персиваля лицом о переднее сиденье.
Сатин втянул носом воздух, ощущая новый приступ головокружения.
Точно по команде водитель протянул доктору нож, и у Сатина округлились глаза. Это был не обычный перочинный, что есть в каждом бардачке, а остро заточенный, начищенный до перламутра хирургический нож.
Коротко и прерывисто дыша, Сатин вжался в дверцу, волосы рассыпались по влажному лицу. Он полулежал-полусидел, опираясь ладонью о спинку переднего сиденья. Его взгляд был прикован к лезвию. Док приложил лезвие плашмя к горлу, и сердце яростно застучало где-то в пересохшей глотке. Нагретая в салоне автомобиля сталь перенесла Сатина в тот день, когда сумасшедший иностранный парнишка хотел изуродовать ему лицо.
– Хочешь вытянуть у меня признание в убийстве, угрожая мне ножом?
– Твою мать! Ты хоть понимаешь, что могло бы произойти, продолжи этот псих пичкать тебя таблетками?! Мне бы уже некому было говорить об этом!
Не меняя позы, доктор выудил из кармана брюк мобильный и впихнул Сатину в руку.
– Один звонок.
Персиваль повернул нож лезвием к себе, рукоятью – к нему.
– Поговори с матерью Ли Ян Хо. Объясни ей, что произошло на самом деле. Кроме тебя это никому не известно.
Сатин запустил пальцы в волосы, отводя их со лба. Взгляд метался по салону.
– Я не сделаю этого.
– Ты успокоишься, наберешь номер матери Ли Ян, и я отвезу тебя в безопасное место.
Облизывая губы, Сатин повернулся лицом к окну. Он чувствовал, как стекает по пояснице кровь.
Понять, где они находятся, казалось невозможным. За окном всё было черным-черно.
– Прости, я не хотел прибегать к таким методам, но иначе привести в рассудок тебя не выходит. Размахивая кулаками, ты только себе же делаешь хуже. Знаешь, у тебя неприятности, и очень крупные.
Сатин хохотнул. Пытаясь унять дрожь в коленях, он прохрипел:
– А не пошел бы ты?
Он недобро прищурился, смахнув с губ приставшие волоски, прохрипел:
– Останови нахер или я заблюю тебе салон.
Боль была отличным аккомпанементом к его душевным терзаниям, поясницу жгло, от быстрой езды кружилась голова.
Доктор вздохнул и попросил водителя остановить машину на пару минут.
– Ты истекаешь кровью, – наблюдая за тем, как он неуклюже оправляет одежду, обронил Персиваль. – Это ведь ты убил парня. Дело даже не в том, что между вами было.
Сатин замер.
Машина встала у края дороги. Водитель разблокировал двери.
– Я собираюсь сделать одну ужасную вещь, – сказал Холовора. – Мне очень не хочется этого делать, но у меня нет выбора.
Он собрал всю волю в кулак, нашарив рядом с собой дверную ручку, и засветил по лицу доктора Персиваль, тот схватился за нос.
– Сука! – Между пальцев побежала кровь, закапала на отбеленный воротник.
Его жизнь и только его, не родился еще тот, кто посмеет указывать ему, как её прожить.
Сатин выскочил из машины. В тишине громко хлопнула дверца, и он растворился в темноте.
========== Том 2. Глава I. Наперегонки с собой ==========
«Жаль, только жить в эту пору прекрасную, уж не придется ни мне, ни тебе …»
Некрасов Н.А.
Глава I. Наперегонки с собой
Удар пришёлся в центр лица и подарил несколько драгоценных секунд. Распахнув дверцу, Сатин бросился прочь из салона автомобиля. В нос ударил запах гнилых стеблей. В ту же секунду прелая растительность почти полностью скрыла его фигуру.
Шоссе пролегало через поле. Не разбирая под собой дороги, с каждым шагом Сатин всё сильней отдалялся от машины, передвигаясь настолько быстро, насколько позволяли плотные заросли. Захлопали дверцы, Персиваль что-то закричал. Какая преданность работе! С залитым кровью лицом кинулся вдогонку за пациентом. Грозясь обнаружить беглеца, блеснул фонарик, а вот это уже плохо. Холовора услышал, как доктор велит шоферу обогнуть поле и перехватить их.
Окунувшись в стрекот цикад, Сатин продирался сквозь заросли, мысленно подгоняя себя вперёд. Даже ночью было душно, сухая трава царапала лицо и ладони. Так похоже на сон: и это внезапное лето в октябре, и то идиотское положение, в котором оказался. Несмотря на все попытки избавиться от воспоминаний, перед мысленным взором замерло лицо Шенг – и эти блестящие дорожки от слёз на щеках, и карие глаза оленёнка Бемби – прочно утвердились в голове. Ещё вчера всё было не так.
Совсем близко раздался напряжённый окрик:
– Сатин, давай договоримся! Если тебе нужен адвокат, мы найдем его!.. Черт, куда ты… Куда ты пойдешь в таком состоянии?!
Голос Персиваля заглушался шелестом стеблей.
– …может быть опасно!
Серийный убийца – всего лишь человек, с ним ещё возможно разобраться, а как быть с позором?
Нельзя открывать правды, ведь тогда Рабия узнает, что на самом деле произошло вчера ночью, в прессе пойдут пересуды о нём и Ли Ян, о музыке придётся забыть, над его детьми станут издеваться, их будущее навсегда изменится, Рабии постоянно будут напоминать, что она вышла замуж за извращенца и преступника, жизнь его семьи будет разрушена. Пускай даже за дело возьмётся опытный юрист с множеством выигранных дел, то в лучшем случае, адвокату удастся смягчить приговор до десяти лет заключения. Десять лет слишком долгий срок. В считанные часы из жертвы пришлось стать убийцей.
К тому же открыть правду означало вернуться в прошлое и вновь пережить события минувшей ночи, подетально. Даже если это больно. И тогда его карьеру ожидает полный крах, конец семейному счастью, дети не захотят с ним знаться, и вся его жизнь пойдет наперекосяк. А разве она, эта странная изменчивая жизнь, уже не пошла под откос, а сам он не катится вниз? Или всё же пытается за что-то ухватиться, чтобы подтянуться вверх?
Ведь в глубине души, возможно, он хотел, чтобы Ли поплатился за своё преступление. Неужели хотел настолько, чтобы убить?
Волосы цеплялись за растения. Сатин рад был бы сбежать, но с каждым проделанным шагом у него постепенно открывались глаза на происходящее. Он стремился скрыться не от Персиваля.
В голове от треска стеблей всё смешалось. Рука угодила в паутину.
На нём точно так же отразилась смерть Ли Ян Хо, кого ещё до недавних пор он считал правой рукой. Собственное сердце тоже обливалось кровью. Чей-то единственный сын не вернётся домой, а Тео лишился кузена, – этого много даже для такого ничтожества, как Ли Ян Хо. Он успел стать любимцем миллионов, у Ли была яркая насыщенная жизнь, способная вызвать зависть у окружающих. Неужели Сатин такое чудовище, что способен пожелать парню смерти? Его могут признать невиновным в совершении этого преступления, дело об убийстве китайца белым будет закрыто, но успокоится ли сам оправданный? Его станут преследовать кошмары, и каждая проезжающая мимо полицейская машина будет заставлять сердце биться сильнее. Бессонница сведёт с ума, окружающие начнут смотреть на него как на сумасшедшего. Ни один адвокат ему не поможет. На каких основаниях судья должен будет поверить его словам, а не очевидным фактам, которые предоставит обвинение? И место нахождения Ли Ян в момент совершения убийства, и слова Вела – ничто уже не будет иметь смысла. Улики заговорят против него. Полиции останется только ждать, когда же он допустит случайный промах и выдаст себя.
Оборачиваясь, Сатин по-прежнему не видел ничего кроме стены зарослей. В белой одежде он заметно выделялся на тёмном фоне. В волосах застревала мелкая труха и семена. Прижимая ладонь к рубцу на пояснице, Сатин замедлял шаг. Казалось, тяжелое дыхание заглушило прочие звуки. Сглотнув, резко остановился и согнулся пополам. От быстрого бега в паху боль была такой, что в голове мутнело. Из горла невольно вырвался слабый, полузадушенный звук. Опустил ладонь на то место, где боль, казалось, была сильней всего, прождал несколько мучительных секунд, пытаясь отдышаться.
Теперь игра шла всерьез. Сколько Персиваль сможет выносить его поведение? Какую выгоду Персиваль извлечет из ситуации? А если Сатин не сможет послужить его целям, что тогда предпримет добрый доктор? Из головы не шло остро заточенное лезвие ножа, приставленное к горлу. Персиваль предвидел проблемы, и вот у Сатина они, похоже, скоро должны начаться.
Разогнувшись, ощутил приступ головокружения. Пальцы проникли под рубашку, затронув что-то липкое – вся поясница была неприятно влажной. Воспаленная кожа ныла. Поднеся к глазам ладонь, Сатин заметил на пальцах кровь. Сердце надрывалось в груди, сухость во рту отвлекала – очень хотелось глотка воды.
Рядом раздался треск. Сатин механически ринулся вперед, прочь от шума. Всё время только вперёд, чтобы облегчить себе маршрут. На голову свалилось что-то, клоп или червяк, запутавшись в волосах, оно не переставало шевелиться, дрожащей рукой Сатин смахнул насекомое. Он едва не свалился, когда ступня застряла в плотном кольце из листьев.
Им завладело отчаяние. Крутясь на месте, мужчина пытался определить направление, откуда раздавался шум.
Его хотят выставить сумасшедшим. К счастью боль позволяет держать себя в собранном состоянии.
Все наперебой утверждают, что Ли Ян всё время был со своим братом, ни единая душа не видела, как парень пошёл за ним. После чего они вызвали Персиваля, это было сделано для того, чтобы Сатин усомнился в своём здравом рассудке, но в тот злополучный вечер с ним был именно Ли Ян Хо и никто иной, только у настоящего Ли Ян были причины так к нему относиться. Он был бы рад признать, что сошёл с ума и видит галлюцинации, да только это не так.
Сатин угодил ногой в неглубокую ямку, где мягкое дно из спрессованного сена, прогнулось под его весом. От неожиданности даже дыхание сбил, такой дерганный стал. Из темноты выплыли деревья – они сливались с общим пейзажем, отчего казалось, будто из верхушки достают до неба.
Сатин чувствовал, как внутри него всё переворачивается. И чего он ждёт? Когда Персиваль приставит к шее нож, или когда тишину огласит полицейская сирена?
Почва под ногами оказалось мягкой, значит, вода совсем близко. Как мог разобрать в темноте, увидел, что лес обступал озеро полукругом.
Теперь он знал, что делать.
Земля словно вымерла: ни стрекота цикад, ни возни, ни шороха в траве, будто почва проглотила все живые существа.
Хотелось насладиться этим чувством плотной земли под собой, её прогорклыми влажными запахами.
Сердце тяжело забилось, он отчетливо различал, как грудная клетка слабо содрогается от резких ударов.
Каким же он будет мудаком, если из-за своего позора позволит Рабии пострадать!
Холовора облизал пересохшие губы, втягивая в себя горячий воздух. Снова и снова вдыхая запах прелой растительности, теплой озерной воды. Момент просто зашибись, за всю жизнь самый потрясный. Подошвы вмиг утонули в сыром песке – он подошел к краю озера. Кожу летних коричневых ботинок облепил песок. Вскоре вода, заливая открытую обувь, насквозь пропитала низ брюк – ткань плотно облепила кожу. Ступни погрузились в мягкий ил. Ещё шаг. Эта прямая дорога на тот свет. Сатин надеялся на короткое путешествие.
Озеро так спокойно…
Всё дно у берега было покрыто толстым слоем ила. Мужчина уже вошел в воду по пояс, как тут же перехватило дыхание. Вода как парное молоко. Наконец-то он добрался до неё. Сатин бездумно провёл ладонью по голове. Сглотнул. Он не хотел умирать. Не за это боролся.
Вот он, настоящий апогей.
Больше всего он хотел увидеть, как его старший сын станет известным спортсменом, женится, Маю окончит школу, Фрэя найдет себе кого-нибудь и уедет за границу… Он хочет знать, чем закончится эта история. Это ЕГО история.
Нос уловил резкий запах горящего сена, сухой травы и подгнившего валежника.
Но он больше не в состоянии контролировать ситуацию.
Когда не станет Сатина Холовора… – думал он, погружаясь в воду по грудь. – Когда не станет меня… Перестать существовать… Сейчас.
Вода тёплая и бархатистая. Пускай он не попадет в другой мир, пускай лучше сгинет без следа. Представив, как его тело поднимают из воды, всюду суетящиеся люди, корреспонденты, Сатин улыбнулся.
Оттолкнулся ногами от дна, подхваченный водой он медленно поплыл. В другой раз, быть может, переплыл бы это озеро от берега до берега…
Будет неприятно, когда его скрутит, но это быстро закончится. Последнее, что запомнится, будет ядрёный запах дыма и тёплая вода. Ещё шаг. В ад.
Сатин не стал делать глоток воздуха, хотя всё его существо протестовало против этого. Перестав грести, ушёл под воду. Ни проблеска под водой – только чернота. Сатин расслабил мышцы, дожидаясь, когда опустится достаточно глубоко, чтобы не иметь возможности в агонии всплыть на поверхность, и вздохнул полной грудью. Рот наполнился болотистым привкусом. Листья и солоноватые камни. Обжигающая вода хлынула в горло, разливаясь по телу. Он конвульсивно задёргался, беззвучно открывая рот. Умереть безобразно легко. Мозг не выдерживает чудовищного давления воды. Спазмы идущие из глубины горла, алые и чёрные вспышки, когда боль разрывает лёгкие. В темноте. Из неё вышел, в ней и погрязнет.
*
Удары каблуков разносятся под крышей подземной автостоянки. На ходу достаёшь из сумки-кошелька украденную связку ключей, лихорадочно оглядываясь в поиске того самого автомобиля. «Ауди», чёрный, номер ты помнишь наизусть. Тебя колотит, ты решилась на побег. Озираешься, боясь увидеть за собой людей босса. Они мигом переломают твои кости, а ты смерть как боишься боли.
Лихорадочно обшариваешь взглядом парковку. Поднимаешь руку, на ходу отключаешь сигнализацию, ловя каждый звук. Устремляешься в нужном направлении, переходя на бег. Вперёд. Бегом.
С собой только пачка купюр и водительские права – боишься, что тебя остановят в дороге, из-за чего ты потеряешь единственный шанс скрыться.
Ты долго готовила побег, ты просто не можешь спасовать. Спасовать теперь, когда уже стоишь на полпути к долгожданной свободе, и ничто не способно тебя удержать.
Тебе кажется, всё произошло только что.
Какой сегодня день ты не знаешь, зато в памяти чётко отложилось, как ты сюда попала.
Дома по ночам ты прислушивалась к сиротливому тиканью часов, здесь же твоим постоянным спутником становится звук аппарата, выдающим частоту твоих сердечных сокращений. Окна загорожены вертикальными жалюзи, не дающими свету с улицы проникать в палату. Инстинкт подсказывает, что наступила ночь.
Вспоминая о пережитой боли, ты вздрагиваешь.
Закрываешь на мгновение глаза, и ты на пути к своей цели, ты снова думаешь о прошлом.
Пальцы сжимаются на руле. Машина даёт задний ход, и тишину разбивает визг покрышек. Рывком выворачиваешь руль, спеша убраться со стоянки, пока тебя никто не заметил.
Ты смотришь в потолок, а перед глазами проносятся события того злополучного дня. Ты сбила человека, на полной скорости несясь прямо на него. Но ты успела запомнить его лицо. Это лицо тебе знакомо. Оно было на афишах, расклеенных по всему городу. Умудрилась же ты.
Скорей всего, он умер мгновенно. Тебе жаль.
Пытаешь воспроизвести в памяти, что было до того дня, но тебе поддаются лишь обрывочные воспоминания. Хотела бы знать больше о себе, для самой себя ты – самая большая загадка. Единственное, что было у тебя – это работа, от неё ты бежала. Она впечаталась в тебя, став тобой, лишив тебя самое себя. Так тебе и говорили: ты – это твоя работа. С неё-то всё началось, а там, дальше, нет ничего: ни имени, ни фамилии. Ты даже не помнишь, куда уходят твои корни, кем были твои родные, есть ли вообще где-то близкий тебе человек. Для здешних мест у тебя не та структура волос, не те черты лица, не тот цвет кожи. Судя по тому, что тебя называют «молодой особой» или «крошкой», лет тебе всё же не так много. Друзей у тебя нет, просто есть они, кто платит тебе, еще есть те, с кем ты сталкиваешься на улице или перекидываешься парой слов в магазине или в клубе. Но они не значат для тебя ровным счётом ни черта. Это общение было необходимо, без него ты бы не продержалась так долго. Женщины, работающие с тобой, заводят близкие знакомства, за что их не любит твоё начальство.
Все ждали, что ты скончаешься от ран, полученных в автокатастрофе. Ждали, не скрывая презрения, ведь ты доставляла им одни хлопоты. «Сколько можно страдать? На всю жизнь теперь останется калекой…» – шепчутся медсестры, приносящие тебе лекарства и делающие уколы. Стадо глупых овец. Ме-ее, мы глупые паршивые овцы, взгляните на нас, нам самое место на сковородке!
Тебя придавило там, в салоне покореженного автомобиля, и в тот момент ты начала считать, ожидая, когда раздастся взрыв. Едва не задохнувшись, ты досчитала до пяти тысяч семисот сорока двух, пока тебя не обнаружили. Пяти тысяч!
Когда ты развязала бинты, которыми была запелёната с ног до головы, то смогла, наконец, оглядеть себя. Они укоротили волосы, чтобы голова уместилась под повязки. Это тело выживет даже под колёсами грузовика – тебе ли не знать.
Если тебя застанут сейчас, то посчитают вернувшейся, не иначе, как с того света. Разминая затекшие мышцы, ты ищешь глазами свою одежду. С гипсом сложнее. Как его снять?
Кости твои давно срослись, но объяснить это чудо ты вряд ли способна. Не знаешь, почему так, но ты в состоянии перенести самые тяжёлые травмы. Но не боль.
*
Очнулся от мыслей Персиваль, только когда угодил в тину. Вода переливалась через края ботинок, насквозь промочила носки.
С трудом, оторвавшись от созерцания края берега, поднял глаза. В нескольких десятках метров мелькнуло светлое пятно. Пробирал озноб, хотя вся шея была в поту. Оставив на земле бумажник и обувь, мужчина стремительно вошёл в воду, удерживая в памяти то место, где мгновение назад был виден светлый отблеск. Мелководье резко оборвалось. До слёз в глазах он всматривался в одну точку, пока не погрузился под воду. Проплыв несколько метров под водой, Персиваль вынырнул. Так и кружа, то уходя под воду, то всплывая на поверхность, он угодил в плавучие водоросли. Вновь оказавшись под водой, стал опускаться. Вдруг рука в чём-то запуталась. Персиваль принял это за водоросли, пока не почувствовал ткань. Пальцы сами собой сомкнулись, сжав часть волос. В груди похолодело. Покрепче ухватил Сатина, и, загребая ногами изо всех сил, сделал рывок вверх. Тот оказался куда тяжелее, чем казалось, и вдвоем они стали только глубже опускаться под воду, ко всему ещё в лёгких начал заканчиваться кислород. Обхватив утопленника за пояс, Персиваль попытался сосредоточиться на гребках.
Персиваль вытолкнул утопленника на поверхность, после чего позволил себе вздохнуть полной грудью. Сатин удерживался на плаву еще несколько секунд. Куда ни протяни руку – везде были его чёрные волосы.
До берега осталось немного. Последнее усилие и они уже там. Взвалив утопленника на спину, Персиваль едва не пошёл ко дну.
Когда он доволок Сатина до мелководья, казалось, миновала вечность.
Волосы облепили мертвенно-бледное лицо. Вода градом катилась, стекая с одежды и обуви. Бессмысленный взгляд был устремлён вверх. Расширенные зрачки потеряли свою яркость.
Сердце остановилось. Ни пульса, ни дыхания не было.
Задрав рубашку к шее, чтобы избавить живот от давления, расстегнул тому пуговицы на поясе, лишь усилием воли не оторвав их от брюк. Освободил своё запястье от часов и, прикрывая пальцами основание грудной клетки, Персиваль нанёс удар кулаком. От силы удара тело Сатина слабо дёрнулось.
Пульса не было.
Персиваль сложил ладони на грудной клетке Сатина и резко надавил, налегая всей тяжестью тела. Поднял тому руки, чтобы не препятствовать притоку крови в сердце. Снова надавил, повторяя действия. Собственное сердце бешено колотилось. С мокрой чёлки, мешающей нормально видеть, по щекам стекали, точно слёзы, капли воды.
Действуя быстро, уложил Сатина животом себе на колено и нажал на спину. Изо рта на песок брызнула озёрная вода.
Действуя не слишком бережно, опрокинул Сатина на спину, сейчас было не до сантиментов.
Персиваль стёр с губ и носа приставший песок. С судорожно бьющимся сердцем он приподнял холодное мокрое лицо за подбородок, зажимая свободной рукой нос, и раскрыл Сатину рот. Провёл вентиляцию легких.
Прижал пальцы к сонной артерии, отводя взгляд от безжизненного лица, досчитал до десяти. Пульса не было. Ситуация вынуждала повторить массаж сердца. Персиваль сжал запястье, и не почувствовал биение пульса, поднёс свою ладонь к полураскрытому рту, в надежде ощутить слабое дыхание.
Сделал искусственное дыхание, после чего снова приступил к массажу сердца.
– Давай же! Тебе рано еще загибаться! Слышишь меня?! Рано!
Он надавил со всей силы, на которую только был способен.
Веки дрогнули.
Под ладонью Персиваля сердце забилось уверенней.
Судорожно, со свистом втянув воздух, Сатин повернул шею и выплюнул воду. Зашёлся спазматическим кашлем, переворачиваясь на живот. Слушать этот ужасный звук было невозможно.
Утирая лицо, Персиваль переводил дух. Какое-то время доктор ошеломленно смотрел, как Сатин приходит в себя. Одежда вся была покрыта слоем песка. Волосы облепили перемазанную спину. Пытаясь сесть, Холовора едва не повалился в воду, но доктор вовремя схватил того за плечи, притягивая к себе. Сегодня больше никто не умрёт. Сатин весь дрожал, тяжело дыша. И хотя это показалось бы излишним, Персиваль стянул с себя промокшую водолазку и набросил на плечи Холовора. Обнимая того одной рукой за спину, отвёл с лица Сатина мокрые волосы и грубо мазнул по щеке, стремясь убедить себя в том, что опасность миновала. Чёрт, башку хотелось открутить!
Постепенно глаза приняли осмысленное выражение. Сатин сел, с трудом расправив на теле мокрую насквозь рубашку. Когда мужчина распрямился, холодная, влажная ткань коснулась голого плеча Персиваля, тот устало потёр глаза. Переносица, куда пришёлся удар, от купания в озере принялась назойливо болеть. Разведя ноги и согнув те в коленях, Персиваль уронил руки и некоторое время сидел так. Потом с раздражением взглянул на Холовора. Ради всего святого, зачем ему понадобилось кончать с собой?!
На коже Сатина блестела вода. Персиваль провел ладонью по его голове – волосы пропахли озёрной водой. Оба молчали. Сатин вздохнул и поморщился, должно быть, от боли в горле. Его всё ещё колотил озноб.
– До чего, – хрипло прошептал он, – тошно.
Стояла гробовая тишина, но Персиваль рефлекторно придвинулся к Сатину, чтобы лучше слышать, опустил взгляд на почти бесцветные губы, не отличимые от остальной кожи, – в воздухе как будто всё замерло, даже не было слышно стрекота цикад.
– Михаил, – Сатин отхаркнул на песок, – зачем ты преследовал меня?
Голос дрожал вместе с телом.
– Давай, скажи, что на уме. Ты ведь не на работе, не там у себя в кабинете, где приходится врать пациентам… – Сатин сделал паузу, дав себе отдышаться. – А теперь скажи, какой я ублюдок.
Персиваль схватил его за круглый ворот, наконец давая выход ярости:
– Что за игры?! Мозгов лишился, гребаный шизофреник?!
– У меня всё тело болит, – пробормотал Сатин, хрипло и отрывисто вздыхая. Мертвенная белизна, к счастью, отхлынула.
Среди болотного запаха, которым пропахла одежда Сатина, слабо ощущался запах крови. Вероятно, пока Персиваль волок его по песку, а потом откачивал, рана на спине снова открылась.
Удар пришелся в песок. Взмахом руки разбросав тот по берегу, Персиваль позволил себе самый грязный мат. Сатин никак не отреагировал на вспышку гнева, не вздрогнув даже.
– … соображаешь!? Если в том озере плавает какая-нибудь зараза, то я могу тебя поздравить, ты только что заработал себе заболевание! Охуеть! Ты доволен?
Персиваль стиснул челюсть, сдавив кожу на щеках, удерживая так лицо Сатина несколько секунд. На щеках остался след от песка.
– Идиот!
Холовора осторожно лёг на землю.
– Я не хочу, чтобы так продолжалось.
У него еще сохранились рисунки на коже. Не в силах отказать себе в желании дотронуться до Сатина, Персиваль прикоснулся к обнаженному локтю и спустился вниз по руке, распрямляя влажный рукав. Провел пальцем по тыльной стороне, запачкав ту песком, и сжал холодную ладонь. Бороться с похотью стало сложнее.
Тихий хриплый голос вводил в исступление:
– Натуру человека очень сложно переделать. Мне хотелось причинить боль, я не смог остановиться.
Длинные волосы разметались по плечам, грязные от песка. Пёстрый узор-граффити на одежде в темноте неприятно напоминал кровь. Белая легкая комбинация из брюк и рубашки, которую он выбрал для Сатина, теперь, сырая насквозь, облегала тело. Темные волосы просвечивали сквозь брюки, широкий пояс был расстегнут, обнажая их часть. Съехав вверх, рубашка оголяла участок живота, где на коже выделялись нетипичные родинки, на что Персиваль обратил внимание ещё днём, когда проводил врачебный осмотр. Чем ниже к гениталиям, тем чаще и ярче становились пятна, их было много на месте сбритой дорожки внизу живота.
Под слоем наседающей ткани Персиваль затвердел. Стоило прикоснуться к теплой влажной щеке, как по коже разнеслась волна жара. Всё это время, пока он разглядывал Сатина, последний не сводил с него глаз.
Легонько дотронулся пальцами до губ Сатина, теперь они казались тёплыми и очень гладкими, коснулся верхних зубов. Его глазам, внимательно следящим за Персивалем, будто хотелось верить, – в них читался вопрос – ты же не собираешься причинить мне вред?
Этого парня бросили собственные родители, он уже с детства привык к лицемерию окружающих его людей.
Сатин моргнул, сейчас синяк на его гладком лбу проступал чётче. Это выглядело неправильным, и хотелось смахнуть синяк с его кожи, стереть тёмные круги под глазами. Нижняя губа припухла, слева на ней блестела кровь.
Зарывшись пальцами во влажный песок по обеим сторонам от лица Сатина, Персиваль услышал:
– Обними меня.
Но вместо «обнять» расценил просьбу как сигнал «войти глубоко». Второй точно проверял степень его готовности.
– Хватит херней страдать, – процедил Персиваль, наклонившись к его лицу. – Хватит.
Белозубо улыбаясь, Сатин провел по своей шее, огибая каждую впадинку, по груди, разглаживая одежду.
– Что ты задумал? – грубо оборвал его Персиваль.
У Сатина был голодный взгляд.
– Док, я тебя ударил, а на тебе и следа нет, – бормотал Сатин, заглядывая ему в глаза. – Считаешь меня ничтожеством? – хриплым шёпотом спросил Холовора, будто их могли услышать в этой глуши. – Тебе я нравлюсь только в качестве подстилки?
