Текст книги "Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas"

Автор книги: Кассандра Клэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 151 (всего у книги 157 страниц)

– Уже во второй раз, – заметил он.

Джинни была взбешена до дрожи собственных пальцев.

– Что – во второй раз?

– Ты возвращаешь мне мою жизнь… Однако в лицо швыряешь впервые.

Глаза будто обожгло – Джинни поняла, что вот-вот разревётся и, не желая рыдать перед ним, кинулась прочь по коридору. Слёзы превращали факелы на стенах в смазанные золотистые круги. Остановись она на миг перед поворотом, обернись – увидела бы смотрящего ей вслед Драко на том же месте с по-прежнему вытянутыми руками и выражением иронической покорности на лице.

* * *

– Нет, – повторила Джинни. – Совершенно не помню.

– С тобой точно всё хорошо? – не сводя с неё взгляда, уточнила Блэз.

– Точно, точно.

Слизеринка потянулась и отвела с лица Джинни огненно-рыжую прядку.

– Плачешь?

Та в ответ лишь крепче обняла себя за плечи и снова содрогнулась.

– Это всё ветер. Говорю же – просто ветер.

Блэз убрала руку и пробурчала что-то вроде «упёртая гриффиндорская ослица».

– Мне пора обратно в башню, – заметила Джинни. – Там Симус, и мне бы не хотелось надолго бросать его в одиночестве.

– Ясное дело. Только богу известно, что может стрястись, когда он один: того и гляди, возродит очередного Тёмного Лорда и разнесёт в пух и прах долины со взгорьями.

Джинни прикусила губу.

– Не смешно!

– А вот Драко бы посмеялся, – заметила Блэз, а её глаза безмолвно добавили «…и ты бы тоже посмеялась каких-нибудь полгода назад»…

* * *

Совершенно раздавленная, Джинни свернулась калачиком в постели. Бархатный полог был задёрнут, её окружала кромешная тьма, в которой чёрными птицами реяли мрачные мысли. Под рукой больше нет «Брюк», чтобы это вороньё разогнать, и кровь в ушах шумела неустанным биением их крыльев.

Итак, Блэз с Драко пойдут на свадьбу вместе. Ну и? Едва ли ей пристало жаловаться: с того вечернего разговора в коридоре у Большого Зала Джинни говорила с Драко только однажды, исключительно по причине вежливой необходимости. Она больше не играла никакой роли в его жизни, тем паче в любовной её составляющей. Впрочем, осознание этого ничего не меняло: Джинни ощущала себя тыквой, выпотрошенной к Хэллоуину.

Рука скользнула вверх к медальону, который она по-прежнему носила на шее, пряча под блузкой, чтобы никто-никто не увидел.

«Люблю и надеюсь».

Она вспомнила слова Драко – дескать, всего лишь год, как познал я разницу между ненавистью и любовью. Я ещё такое дитя, тебе нужен кто-то повзрослей… Тот же Финниган.

Тот же Финниган…Мысли перетекли к Симусу: его открытому лицу, синим глазам, его мягкости и заботливости. Драко считал – с Симусом Джинни будет куда спокойней, и в кои-то веки она, пожалуй, была с ним согласна. Что там она думала, чего отчаянно желала на самом деле – всё настолько спуталось, что выпутаться из этого клубка теперь представлялось невозможным.

Джинни осознавала: в каком-то смысле она действительно стала «как все» – все те девицы, что без умолку трещат о своих парнях, нагоняя тоску на друзей, раздражая знакомых и возмущая родню. Она сама совсем недавно на дух таких не переносила: вот ведь трындят – да какой он потрясающий, да какой милашка, да каких шуточек вчера наговорил… а ежели, не ровен час, парень осмелится улыбнуться другой – заливаются слезами в три ручья и требуют, чтобы он всех девчонок от себя отогнал, да и прочих друзей тоже. И не дай бог такой девице напомнить, как в прошлом году её парень пошёл на Рождественский Бал с Орлой Квирке, упился до положения мантий и оную же – новую, шёлковую – уделал: устроит натуральную истерику, хотя сама в то время вовсю зажигала с тем же Эрни МакМилланом, а нынешнего ухажёра в упор не видела. А уж коли отыщется у него какое-нибудь чахлое романтическое прошлое – всё, пиши пропало. Нет – всё ей, лишь ей одной.

Джинни таких особей ненавидела: зачем врать? Зачем рваться в мир фантазий, если рано или поздно реальность от всей души приложит тебя лбом о землю?

Теперь она знала: иногда ложь нужна, иногда ложь – единственное, во что ты способен поверить. Заводя речь о Симусе, она замечала, как смотрят на неё Элизабет и Блэз, ловила на себе встревоженные взгляды Гермионы и шаг за шагом начинала сочувствовать тем девицам, которые, видать, трещали о своих отношениях отнюдь не по причине суперсовершенства своих романов и романчиков… Как раз наоборот.

…А может, любовь – это просто некая разновидность лжи? – подумала она, таращась во тьму. – И чтобы всё сработало, надо просто в неё поверить. Обоим. А если почему-либо не получается – не помогают ни сила воли, ни чувство вины, ни желание – то, наверное, надо просто зайти с другого бока…

* * *

Гермиона устроилась на подоконнике в гриффиндорской башне, взирая сверху вниз на отделанный серыми камнями зелёный весенний газон, пересечённый то тут, то там тропинками, которые протоптали спешащие на квиддичное поле студенты. По одной из тропинок шагали Гарри и Драко – хотя отсюда они казались просто движущимися точками – светлую шевелюру Драко и красный свитер Гарри ни с чем не спутаешь. Погружённые в разговор, юноши шли в сторону замка.

Гермиона обхватила коленки, подтянув их к груди. Учебник по Толкованию Снов и Защитным Чарам соскользнул на подоконник. Вечерело. По небу протянулись багряные полосы – первые вестники заката. Скоро Гарри поднимется по лестнице и появится в портретном проёме, распространяя аромат травы, весеннего дня и юности, и они свернутся на диванчике вдвоём, чтобы в чтении и разговорах скоротать время до ужина.

Мысль о Гарри осветила лицо Гермионы робкой улыбкой. Она так и не поняла, как и когда всё вернулось на круги своя – не враз, а постепенно, само собой; сложилось из мелочей: из рук, не расцепленных при входе в класс, из посиделок бок о бок вечером в гриффиндорской гостиной, из безмолвного понимания друг друга… Именно о последнем Гермиона отчаянно тосковала в начале года, когда всё пошло наперекосяк. Рядом с Гарри она была счастлива, и по тому, как, едва завидев подругу, сиял он, понимала, что он испытывает то же самое. Они стали частью друг друга – не в собственническом плане, но в том самом, описанном ещё в древней Песне Песней: «Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему»…

Подобные мысли вызывали у неё беспокойство – ведь в этой жизни бесплатных пирожных не бывает. Время от времени Гермиона доставала из шкатулки на ночном столике синее стеклянное колечко, смотрела на трещину посредине, снова прятала и потом сидела на кровати в раздумьях.

Гарри внизу вдруг остановился и замахал рукой: по парадной лестнице сбегал безошибочно узнаваемый по ярко-рыжей шевелюре и долговязой фигуре Рон. Он махнул рукой куда-то себе за спину, и Гарри, а следом Драко, прибавили шагу.

Кажется, спорят.

Рон. У него, по мнению Гермионы, тоже всё складывалось на редкость удачно, хотя она до смерти боялась пропасти, которая могла разверзнуться между ней, Гарри и Роном после всего случившегося. Однако ничего не произошло – напротив, в каком-то смысле они даже сблизились, будто, предав сожжению тайное недовольство и сокрытые от всеобщих глаз обиды, кои так долго подтачивали их дружбу, получили шанс начать всё заново.

Пожалуй, Рон изменился сильнее остальных. Когда-то такой же импульсивный и порывистый, как сестра, он стал рассудительней и сдержанней и теперь частенько сидел, о чём-то размышляя. Как-то раз Гермиона спросила, о чём же, и Рон ответил, что после Румынии понял одно: если постараться, он может заглянуть в будущее невыразимо далеко и увидеть конец света.

– Всего-всего света, – уточнил он, пожёвывая кончик пера, – звёзд, планет, галактик. И даже магии. После этого начинаешь смотреть на вещи по-другому.

Кто бы сомневался…

Впрочем, спрашивать, действительно ли он заглядывал настолько далеко, Гермиона не собиралась, потому как попросту не хотела этого знать. Рон же держал новообретённые знания при себе, за что она была ему весьма признательна, хотя время от времени болью растревоженной старой раны и подкатывало желание подойти и спросить.

Меж ней и Гарри тоже существовала тема, которую они не обсуждали и которая не давала ей покоя: что же ждёт их потом, после школы? В день выпуска малфоевские коляски доставят их на церемонию бракосочетания: Гермиону и Гарри, Рона, Драко с Блэз, Джинни… с Симусом, само собой… Далее последуют несколько дней празднеств, а потом… А потом – неизвестность. Будущее простиралась перед ней белым пятном на карте. Если у Гарри и были какие-то планы, Гермиона об этом не знала. Равно не представляла она и как себя по этому поводу вести.

А ещё – она не знала, как он к ней относится.

Внизу, на лестнице, Гарри и Драко простились с Роном, а потом и друг с другом, разойдясь в разные стороны. Рон замер на ступенях – задумчиво? одиноко?.. Через мгновение к нему подошла девушка с рыжими же волосами.

Джинни?

Гермиона как раз собиралась высунуться из окна, когда портьера, за которой она сидела, отодвинулась. Перед оторопевшей девушкой стояла Джинни – явно на взводе. Впрочем, гриффиндорская староста не приняла это близко к сердцу: всё последнее время Джинни ходила с таким видом, будто вот-вот раскричится или разрыдается, и Гермиона была тут совершенно не при чём.

– Мне нужно с тобой поговорить, – сказала Джинни.

…Ага, значит, с Роном был кто-то другой… – озадаченно подумала Гермиона и подвинулась, приглашая подругу присесть.

– О чём?

Джинни помедлила, и во время паузы Гермиона успела отметить, что и жакет-то на девушке застёгнут сикось-накось, и косы, обычно тщательнейшим образом собранные, растрепались, а на правой руке невесть откуда появился подозрительный синяк. К горлу подступила волна сочувствия: в январе Джинни была отчаянно-смелой – такой смелой, что едва уцелела, а в итоге же эта самая отвага её и сломала.

Наконец Джинни открыла рот:

– Хочу, чтобы ты приготовила мне Любовное Зелье, – пряча глаза, сказала она.

Всё сочувствие как ветром сдуло.

– ЧТО я должна для тебя приготовить?!

– Любовное Зелье, – нахмурилась Джинни.

Выронив книгу, Гермиона за руку вздёрнула Джинни на подоконник рядом с собой. Портьера снова отгородила их от мира.

– Это какая-то шутка, да? Успокой меня – признайся, что ты добралась до вина, которое мы приготовили на свадьбу, и напилась.

– Я не пьяна. И отдаю отчёт, о чём прошу.

– Нет, не отдаёшь. Ты вообще соображаешь, насколько безнравственно это зелье? А уж насколько незаконно!..

– Вот только не надо говорить, будто тебя волнует законность, – отрезала Джинни. – Я в курсе насчёт Многосущного Зелья…

– Тогда имелась серьёзная причина!

– Сейчас тоже!

– Джинни, – прошипела Гермиона, изо всех сил стараясь не повысить голоса, – ты не имеешь права поить Драко Малфоя Любовным Зельем, ясно?

Джинни разинула рот, и именно в этот миг портьера вновь отодвинулась. Перед ними возник улыбающийся Гарри, пахнущий, как Гермиона и ожидала, свежей травой.

– А я-то думаю, куда ты подевалась, – обратился он Гермионе. – Что-то замышляете?

Гермиона мысленно взмолилась, чтобы Покровители Влюблённых на небесах посмотрели сквозь пальцы на ложь, которую она собралась произнести: сложно даже предсказать, как отреагирует Гарри на новость про Джинни, Драко и Любовное Зелье. А вдруг у него голова оторвётся и будет, что твой бладжер, летать туда-сюда по гостиной?

– Мы тут наряды обсуждаем. К свадьбе.

– Я буду в чём-нибудь простом и чёрном, – поделился Гарри. – Ну, может, ещё бархотку с жемчугом…

К вящему изумлению Гермионы, Джинни, побагровевшая до корней волос, рассмеялась:

– Какое скудное у тебя воображение. А как насчёт шпилек?.. В этом году актуально.

– Не понимаю, как девчонки вообще могут ходить на этих… – охотно подхватил Гарри, но Гермиона его перебила:

– Гарри, – она улыбнулась с ощущением, что лицо предательски трещит по швам, – если можно, нам бы хотелось продолжить разговор с глазу на глаз.

– Да ну? – Гарри приподнял брови.

– Ну да. Не хочу, чтобы ты узнал о моём наряде до торжества.

– Вообще-то это не наша свадьба, так что…

– Такова традиция, – отрезала Гермиона.

– Чушь собачья… – пробурчала Джинни.

Гарри с любопытством посмотрел на неё, только-только разглядев взволнованное выражение лица и румянец.

– Уже слышали, что Драко будет с Блэз? – безо всякой подначки поинтересовался он, обращаясь вроде как к обеим, хотя на деле вопрос адресовался именно Джинни.

Щёки той запунцовели сильней. Но до того, как она успела подобрать слова, Гермиона вскочила и вытолкала Гарри за портьеру, в гостиную.

– Честное слово, Гарри, поимей совесть, а? И оставь нас с Джинни, мы разговариваем.

– Как скажешь, – он наклонился, чмокнув её в макушку. – Тогда до ужина, да?

Раздражение Гермионы тут же улетучилось:

– Конечно.

– И если вырядишься на свадьбу в какие-нибудь кошмарные кружавчики – чур, на меня потом не пенять. Я честно пытался предупредить.

– Зато мой наряд будет как раз под стать твоему бирюзовому смокингу, – она отпустила его, и Гарри отправился по лестнице вверх.

Гермиона перевела дух и вернулась к окну.

Джинни сгорбилась на краешке подоконника, теребя какую-то висящую на шее подвеску. Увидев Гермиону, она отдёрнула руку и вызывающе вскинула раскрасневшееся лицо.

– Значит, так: я ничего ему не рассказала. Но дай мне слово немедленно выбросить из головы эту идиотскую идею. Подумай сама: использовать Любовное Зелье – форменное насилие! Ведь тем самым ты лишаешь человека права на собственные желания, отнимаешь у него волю. Это же как Империус – нет, в каком-то смысле даже хуже, поскольку жертва даже не будет знать, что случилось!

– Любовное Зелье не относится к Непростительным, – сдавленно возразила Джинни. – Хотя я с тобой согласна.

– Что… Что значит «согласна»?.. – оторопела Гермиона. – Неужели ты настолько ненавидишь Драко?!

Джинни медленно покачала головой, и рыжие кудри дрогнули – их пронзительный цвет на фоне белизны лица смотрелся почти пугающе.

– А ты ведь и в самом деле подумала, что я опою Драко Любовным Зельем… – она прикусила губу. – Оно не для него.

– Не для Драко?! – окончательно растерялась Гермиона. – Так для кого же?

– Разве это не очевидно? Для меня, разумеется.

* * *

Гарри как раз добрался до двери в спальню, когда что-то пощекотало разум – словно свист или шепоток, только понастойчивей.

Его звал Драко.

Гарри опустил уже занесенную над дверной ручкой ладонь и постарался выкинуть всё из головы.

…Поттер?

…Ага, тут.

…Забыл, что сказал Уизли? Дамблдор хотел с нами поговорить.

…Помню, я просто…

…Слушай, давай-ка сюда, – мысленный голос Драко звучал до странности напряжённо.

Гарри похолодел:

…Всё в порядке?

…Дуй к директору.

Разом позабыв о желании сменить вывоженный в грязи свитер, Гарри прогромыхал вниз по лестнице, пролетел мимо по-прежнему задёрнутого портьерой окна, мимолётно подивившись, что же всё-таки замышляют Джинни с Гермионой – разумеется, он ни на секунду не поверил, будто они говорили о тряпках, – и выскочил за портрет.

– Шкворчащие блинчики, – буркнул он горгулье, и та любезно посторонилась. На полдороге по деревянной лестнице гриффиндорца снова прошиб озноб, в итоге обосновавшись где-то под ложечкой.

Драко давно не говорил в таком тоне. С января.

С января.

Иногда, зажмурившись, он вновь видел опалённые румынские просторы – серую землю за каменным фортом, горные кряжи, уходящие обломанными чёрными зубами за горизонт. От этих воспоминаний тут же начинали ныть от холода и усталости кости, а перед глазами вставал будто залитый полуденным солнцем коридор, где на руках Гермионы лежал Драко, и серебристая кровь текла из уголка его рта. Иногда, во снах, являлись те, кого он убил – вольдемортовы стражи и люди, пришедшие в квартиру Виктора. Он помнил, как потом отмывал руки кипятком, но вот лица их память воспроизводить отказывалась. Однажды Гарри поделился этим с Драко – после обретения противоядия прошло несколько дней, но Малфой, хотя уже совершенно поправился, по настоянию Снейпа ещё находился в лазарете.

Слизеринец, встрёпанный, в пижаме, взглянул на него:

– В аду темно…

– Это ты к чему?

– К тому, что не стоит грузиться по поводу того, чего всё равно не изменишь, Поттер.

– Я убил людей, Малфой.

Глаза Драко вспыхнули.

– Ты – спаситель волшебного мира. Так что роль неугомонной совести оставь кому-нибудь другому.

Лестница застопорилась. Гарри стоял перед кабинетом Дамблдора.

Он толкнул дверь, и то, что недавно холодком сосало под ложечкой, превратилось в здоровенный кусок льда. Дамблдор в кабинете был не один – Люпин и Снейп, мрачнее туч, сидели в креслах по обе стороны от директорского стола. Напротив ссутулился Драко – как всегда, непроницаемый, разве что губы поджал.

– Гарри, – начал Дамблдор, и свет из окна отразился в очках, полностью скрыв глаза, – ты лучше присядь.

Гарри не шевельнулся.

– Что такое? – голос плохо повиновался из-за накатившей паники. – Сириус? С ним что-то стряслось?!

– Нет, – выпрямился Драко, – ничего такого, Поттер. Никто не умер.

Гарри перевёл взгляд на Снейпа:

– Это ведь не противоядие, нет? Оно не перестало действовать или типа того?

– Подобное исключено, – сухо отрезал Снейп.

– Ладно тебе, Поттер, это же противоядие, а не экстази. Никто не умер и не при смерти. Даже не кашляет. Расслабься.

– Вот-вот, – мягко подтвердил Люпин. – Давай-ка присядь и послушай директора.

* * *

– Для тебя?! – ахнула Гермиона. – А тебе-то зачем Любовное Зелье?

Джинни вызывающе вздёрнула подбородок:

– Чтобы влюбиться в Симуса.

– О, – Гермиона почувствовала, как праведное негодование уносится в заоблачные дали. – О.

– Так что никакой это не Империус, – продолжила Джинни, – потому что заколдовать я хочу саму себя и нахожусь при этом в здравом уме, так что никакого выбора себя не лишаю. Это и есть мой выбор. Я и без того уже почти… почти влюблена в него, нужен последний лёгонький толчок…

Чувствуя, как голова идёт кругом, Гермиона откинула чёлку со лба.

– Джинни, – произнесла она наконец насколько могла мягко, – а что, если вы с Симусом не предназначены друг для друга? Ты только задумайся: ведь Любовное Зелье – это навсегда. Потом обратно не отыграешь.

– А я и не хочу ничего отыгрывать.

– Честное слово, Симус бы подобного не одобрил.

Джинни стиснула зубы.

– Ну так и не рассказывай ему.

– Я и не собиралась, просто… Пойми же: задуманное тобой – совершеннейшее безумие. Это незаконно, аморально, опасно…

– Знаешь, почему я пришла к тебе? – перебила Джинни срывающимся голосом. – Знаешь, нет?

– Потому что у меня ладится с зельеварением? – не без язвительности предположила Гермиона и получила в ответ взгляд, безо всяких слов говоривший: она сейчас сморозила отчаянную глупость.

– Нет. Потому что ты одна из немногих, кто знает правду. Знает, что произошло с Симусом и насколько я в этом – во всём – виновата: и Liber-Damnatis в прошлом забыла, и Тома возродила… Том бы не вселился в Симуса, если б не я…

– …и не освободился бы от него, – закончила Гермиона. – Ты сделала всё, что могла. Ты его спасла. Вернула.

– Куда вернула-то? – горько огрызнулась Джинни. – К кошмарам, к ужасам, к истязающей его вине?.. Он не убивал тех людей, однако чувствует себя так, будто это его рук дело! И я, я во всём виновата – но, тем не менее, не меня мучают воспоминания о том, как умирали они, истекая кровью…

– Они были негодяями, Джинни.

– Убийство остаётся убийством, – возразила Джинни, и Гермиона промолчала, потому что крыть было нечем. Джинни качнулась вперёд, и закатное солнце залило её розовым сиянием, подсветив бледное лицо и окропив золотом медные волосы. – Лишь мне известно, через что прошёл Симус. Лишь я способна ему помочь. Лишь я у него в таком долгу. Всё верно – он не захочет, чтобы я приносила себя в жертву. Но если я выпью Любовного Зелья, никакой жертвы не будет – я останусь с ним по собственной воле. Счастливая.

Гермиона прильнула щекой к прохладному стеклу.

– Меня волнует один момент, Джинни… Зелье понадобилось тебе только для того, чтобы влюбиться в Симуса? Не для того, чтобы разлюбить Драко Малфоя?

Джинни словно пощёчину получила – судя по виду, подобного вопроса она и ожидала.

– Я думала об этом, – в итоге ответила она. – Но, насколько мне известно, не существует магии, способной заставить разлюбить…

– Именно, – вспоминая собственный опыт, подтвердила Гермиона: Любовное Зелье истязало её, раздирая напополам, словно орудие средневекового палача. Вынуждая её любить Драко, оно никуда не девало любовь к Гарри. – Это вроде заклинания потери веса или повышения интеллекта: они ведь так толком и не работают.

– Да если б такое заклинание и существовало, я бы им всё равно не воспользовалась. Любовь к Драко – часть меня, которой я не хочу лишаться. Наверное, она поблекнет со временем, но хоть память останется…

Гермиона открыла рот и закрыла его, в очередной раз подумав, что Джинни живёт в мире, где правит её собственная логика, и спорить с ней бесполезно.

– А, ладно, – вдруг дёрнулась Джинни. – Вижу, ты помогать не собираешься. Если честно, я так и думала.

– Но это же полный бред. Сама ведь понимаешь.

– То же самое ты первым делом заявила, когда я собралась в прошлое за противоядием для Драко. И всё получилось.

На миг Гермиона опешила.

…Но тогда была отчаянная ситуация, – хотелось сказать ей.

Драко бы умер, не отправься Джинни тогда в прошлое. Однако теперешняя ситуация в глазах Джинни тоже была отчаянной. Но даже эта мысль не смягчала боль, рождающуюся в груди при виде несчастного лица подруги и синих кругов под её глазами.

– Я подумаю.

– Ну-ну, – отозвалась Джинни. – В любом случае – спасибо, что выслушала, – она помедлила. – Если я добуду Зелье в другом месте, пообещай не вмешиваться.

– Джинни…

– Ладно! – стиснув кулаки, та соскочила с подоконника. – Забудь о моей просьбе.

Гермиона провела рукой по лицу.

– Ты хоть осознаёшь, что если преуспеешь в своём сумасшедшем деле, это положит конец всему между тобой и Драко – навсегда?

Джинни вскинула на неё тлеющие глаза:

– Кому как не тебе знать – невозможно лишиться того, что ты никогда не имел, – и нырнула меж портьер.

Гермиона услышала какой-то невнятный возглас – ушибла ногу? – потом топот и поднимающиеся по лестнице шаги…

Она уткнулась в ладони, покачиваясь на волнах охватившей её темноты.

…Я не ради тебя спросила, – мысленно призналась Гермиона, – а ради Драко. «Навсегда» – это слишком долго даже для Малфоев.

* * *

Когда она с тяжеленным фолиантом вышла из-за портьеры, то поняла причину заполошного возгласа Джинни: посреди гостиной невесть откуда взявшимся пнём торчал Гарри, безмолвный и совершенно неподвижный. Гермиона сама с трудом удержалась от вскрика.

– Гарри?! Я думала, ты… – он повернулся, и она осеклась: лицо Гарри было пустым, а зелёные глаза – куда темнее, чем обычно. – Гарри… – уже по-настоящему встревоженно повторила она и шагнула к нему. – Что с тобой?..

Он смотрел куда-то сквозь неё, в никуда:

– Я только от Дамблдора. Он…

– Что – он? Что он сказал? Всё нормально? Что-то с Сириусом?..

Гарри неожиданно фыркнул.

– Вот-вот, я тоже первым делом об этом спросил. Нет, не угадала. Все живы, – он взъерошил упавшие на лоб волосы. – Да нет, я зря так гружусь. Ерунда.

– Какая ерунда?

– Потом расскажу. Сейчас надо написать Сириусу, уточнить, во сколько нас завтра заберут. Он пришлёт кареты, – Гарри протянул руку и быстрым жестом погладил её по щеке. – Мне нужно немного подумать, ага?

– Ладно, – Гермиона не хотела тянуть его за язык и хотя чувствовала смутное беспокойство в груди, без звука проводила взглядом его нырнувшую в портретный проём фигуру.

Теперь Гарри научился хранить молчание, однако по-прежнему старался улизнуть, когда чувствовал себя несчастным: точь-в-точь прячущийся под крыльцом раненый кот.

…И потом, у меня же не отвалится голова, если я сама подумаю, – Гермиона прикинула, не прогуляться ли напоследок к озеру. Почему бы не сейчас? Ей наверняка никто не помешает… В кресле лежала шаль – подарок Драко на Рождество; Гермиона оставила книгу, укутала плечи и пошла следом за Гарри – из башни и вниз по лестнице.

* * *

Сияние заката превратило озеро в рубиновое зеркало, пронзённое отблесками молочно-розового и кроваво-алого. Гермиона шла по узкой тропинке вдоль озера. Под ногами шушукалась о чём-то трава, воздух дышал прохладой: в горах, где был расположен Хогвартс, зима подолгу не желала уступать место весне, дотягиваясь своими холодными лапами до мая и даже начала июня.

Гермиона помнила, как совсем недавно озеро было ледяным полотнищем, окружённым ободранными догола деревьями – садом скелетов… И как стояла она на ступенях присыпанной снегом – будто засахаренной – школьной лестницы, вместе с Джинни дожидаясь возвращения мальчишек из Хогсмида. И как поднимался на холм Драко, неся Гарри, в припадке жалости к самому себе упившегося до бесчувствия… Какими же несчастными все они были тогда – пусть по разным причинам, – и каждый забился в свою собственную конурку отчаяния.

Теперь всё утряслось.

Правда?..

Она поднырнула под нависшую над тропинкой ветку, задела её плечом, засыпав всё вокруг источающими яблочный аромат лепестками, и стала нетерпеливо вытряхивать их из волос.

– А вот это ты зря, – протяжно заметил кто-то за её спиной. Не будь голос таким выверенным, слова бы прозвучали нечленораздельно. Гермиона резко развернулась – на самом берегу, практически обмакнув ботинки в воду, в траве разлёгся Драко. Закинув правую руку за голову, он задумчиво разглядывал блекнущие небеса из-под полуопущенных век. Левая рука описала ленивый круг. – Было вполне так симпатичненько… ну, розовые лепестки в твоих локонах, которые… как этот цвет, бишь…

– …каштановый? – подсказала Гермиона. – Ты пьян, Драко?

Он перевернулся на живот. В волосах запутались листья.

– Может, и пьян. Самую чуточку.

– Добрался до Архенского вина, да? Оно же в подарок Сириусу!

– Ну, глотнул разок, – признался Драко. – Будь спок – мой будущий отчим не станет возражать. Подозреваю, он даже не заметит.

Гермиона подбоченилась:

– Ты его откупорил, да? – Драко задумался, после чего вынужден был признать, что – да, скорее всего, именно это он и сделал. – Отлично. С тебя десять галлеонов – это мой взнос в подарок, – она присела на траву рядом и уставилась на озеро. – Пьёшь перед ужином… Ну-ну. Дурной знак.

– Если честно, предпочитаю пить во времяужина, однако Дамблдор считает – не стоит учить плохому невинных первогодков.

– Честное слово, Драко, что за глупости!

– Вот-вот, полностью с тобой согласен – какая, к чёрту, невинность в первом-то классе! Захожу я, понимаешь, на днях в гостиную – и что вижу? Эрментруда Брэддок с толпой мальчишек-первокурсников натрескались Лимонных Шипелок-Взлеталок! Пришлось цеплять их зонтиками, и всё равно – следующие шесть часов они у нас реяли воздушными змеями. В общем, ты меня понимаешь.

– Сомневаюсь… – Гермиона погрузила пальцы в травяную прохладу, нашла и сорвала опушившийся одуванчик. – Говоря о глупостях, я имела в виду совершенно другое: глупо напиваться и страдать у озера. Рассказывай, что происходит?

– В общем-то, – Драко взглянул на неё из-под ресниц, – ничего.

– Прекрати, – потребовала Гермиона. – И перестань на меня так смотреть.

– Как – так?

– Сам знаешь, – буркнула она. – Итак, это связано с Джинни?

Драко сел, вытряхнул травинки из волос. Глаза превратились в серебристые полумесяцы.

– Нет. Не связано.

– Знаешь, она на свадьбе будет с Симу…

– Разумеется, знаю. Она, похоже, считает, что с него нельзя спускать глаз – а ну как прозеваешь Возрождение Великого Зла!..

Гермиона хихикнула.

– Чего?

– Нет-нет, ничего, просто подумала: вот ты так старался встать на путь истинный… А Джинни дала тебе полную отставку – и почему, спрашивается? Да потому, что сам ты и не зло вовсе. По сравнению с Симусом. Хотя потенциал у тебя имеется, – добавила она, чувствуя укол совести: как ни крути, Симус тоже считался её другом, и то, что с ним случилось, – просто ужасно.

– О, как смешно, – мрачно кивнул Драко. – Кстати, никто не отправлял меня в отставку: она всегда была с Картонным Капитаном – за исключением краткого мига, когда он пытался выкосить всю Англию под корень.

– Не пытался.

– Ладно, не всю. Но пытался. Короче, если ей вместо меня по душе тупоголовые парнокопытные пудинги, нашпигованные тестостероном, то это уже проблемы её дурного вкуса.

– Признаться, я-то полагала, – задумчиво заметила Гермиона, – что она искала как раз полную твою противоположность.

– Значит, преуспела. Я – гений, а у него мозгов не больше, чем у бурых водорослей. Я – красавец, а он – уродливый громила…

– А вот это уже нечестно, Драко.

– Договорились – он не виноват, что рожей не вышел. Тут все вопросы к его матушке, троллю и бармену, который им наливал.

– Нечестно оскорблять его, вот что! Никто Джинни против воли не умыкал. И вообще – ты, насколько мне известно, собрался на свадьбу с Блэз.

Драко пожал плечами:

– Почему, собственно, нет? Какие-то возражения? Мне Блэз нравится, мы с ней добрые друзья.

Гермиона бросила на него косой взгляд:

– Значит, и Блэз, и Джинни, и всё-что-там-есть-остальное – не то, из-за чего ты напился?

– Нет, – твёрдо отозвался он.

– Отлично. Прости, что поторопилась с умозаключениями, – она протянула Драко одуванчик. – Загадаешь желание?

– Не верю я в желания, – пожал он плечами, но всё же дунул, взметнув в пространство меж ними облако белых парашютиков, защекотавших Гермионе нос.

– Сбудется, – заверила она, взглянув на голый зелёный стебелёк, и отшвырнула его в сторону.

– Говорю же, – Драко поднялся, – я не верю в эту вашу сбычу мечт, – он протянул ей руку. – Пройдёмся?

– А что не так в мечтах? – Гермиона позволила поднять себя на ноги и тут же спрятала ладони в карманы: пальцы замёрзли. Над узкой тропкой, петлявшей меж деревьев вокруг озера, сгущался вечер, пронизанный то тут, то там отблесками закатного солнца, которое подсвечивало розовым загорелую кожу Драко, вспыхивало яркими – будто металлическими – прядями в волосах.

– Вот какое у тебя желание? – спросил он, смотря не на Гермиону, а куда-то за деревья, на озеро.

…Моё желание… – подумала она. – Хочу знать, что нас с Гарри ждёт после школы. Хочу узнать, что с нами станется. Хочу узнать, как сказать ему то, что должна… Ах, если б только я не любила его так сильно… Временами даже хочется, чтобы мы и вовсе не встретились.

– Хочу научиться танцевать, – вместо этого сказала Гермиона. – Я тут почитала про всякие замороченные танцы, положенные на грандиозных волшебных свадьбах, и выяснила, что совершенно невежественна. Наверняка оттопчу Гарри все ноги.

Драко рассмеялся:

– Так это ж просто! – они как раз добрались до небольшой полянки, и он, развернувшись, предложил Гермионе руку. – Могу помочь.

Она не вытащила кулаки из карманов:

– А я думала, ты не любишь танцевать…