Текст книги "Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas"
Автор книги: Кассандра Клэр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 110 (всего у книги 157 страниц)
Ее замутило от горя. Джинни расстегнула цепочку – та заструилась по пальцам, она сомкнула ладонь вокруг холодных песочных часиков. Её Хроноворот. Единственная вещь, что принадлежала ей и делала ее сильной и могущественной. И особенной.
– Вы знали, – прошептала она, чувствуя под пальцами холод стекла. – Знали, что я стащила его, – знали всё это время…
– Несомненно, вы поняли, что мы позволили вам сделать это, – спокойно ответил Дамблдор. – не могли же вы и впрямь поверить, что кража из Стоунхенджского музея могла пройти так тихо и безо всяких последствий.
Когда тревога прекратилась … да, мы знали и позволили вам взять Хроноворот – в конце концов, мне было известно, что вам он необходим, чтобы совершить сегодняшнее путешествие. А теперь я бы хотел его получить назад. Если позволите… – и он протянул к ней ладонь.
Отчаяние едва не раздавило Джинни, когда она вручила ему Хроноворот. Директор откинулся на спинку стула. Золото поблескивало сквозь его пальцы.
– Вы все ещё не сказали мне, в чём же была необходимость сегодняшнего путешествия. Я предполагаю, что причина в том, что вы хотели нанести какой-то вред юному Тому Реддлу, что предотвратило бы его перерождение в Лорда Вольдеморта. Я прав?
Джинни помотала головой.
– Я не настолько глупа, – услышала она свой ровный голос. – Я знаю, что прошлое таким образом изменить нельзя, – отвернувшись к окну, она уставилась на расстилавшееся за ним квиддичное поле. Солнце клонилось к закату, окрашивая все вокруг зеленоватым золотом тускнеющей меди. – Отправившись туда, где он создавал дневник, что потом попал ко мне, я знала, что он должен был использовать для этой магии частичку себя самого.
Кровь, волосы – что бы это ни было, я могла бы добыть их и создать Эпициклическое Заклятье. Как то, что у Гарри – с молочным зубом Драко. Я раньше уже делала такое и могла бы создать его снова. А с помощью Заклятья мы можем найти кого-то. Мы могли бы найти Вольдеморта. И даже уничтожить его – возможно, он бы даже умер…
Джинни осеклась и замолчала, не поднимая глаз на Дамблдора. Теперь, впервые озвучив свой план, она сама услышала, как несуразно и нелепо он прозвучал, она с трудом выдержала слова, произносимые ее собственным голосом.
– Интересный план, – сухо произнес директор, – в нем только упущена одна конкретная деталь… Вы знаете, какая?
Джинни тихо покачала головой.
– Вы не можете сделать Эпициклическое Заклятье для Тёмного Лорда, – правда, произнесенная устами Дамблдора, была просто ужасна. – Потому что в него переносится частичка души. в том, что носит на шее Гарри, содержится частичка души юного мистера Малфоя – духовная энергия, что сделала Драко таким, каким он стал. Однако проблема в том, что Тёмный Лорд души не имеет. Он давным-давно обменял её на силу. Попытайтесь вы сделать Эпициклическое Заклятье для него – оно бы просочилось у вас сквозь пальцы. Как вода.
Джинни подняла голову и взглянула на Дамблдора, уверенная, что потрясение сейчас крупными буквами написано у неё на лбу. И, против обыкновения, не увидела на его лице никакой жалости. Только строгость и суровость.
– Я не могу догадываться, какие мотивы двигали вами – возможно, вы, как и ваш старший брат, искали славы и признания друзей. Возможно, причина в вашей ненависти к Тому Реддлу, может быть, вы хотели помочь в борьбе против Вольдеморта – однако, я в этом сомневаюсь, поскольку в подобном случае причин для соблюдения такой секретности не было бы. Своими необдуманными действиями вы всех нас подставили под удар.
В последовавшей за этим заявлением тишине Джинни осознала, что ей вовсе не хочется ни опровергать утверждение директора, ни выдумывать себе оправдания. Она поймала себя на том, что снова думает о Томе – о живом, настоящем Томе – синеглазом демоне, кто, не задумываясь, сломал ей руку, пытаясь выведать все её секреты. Годами позже, преследуя ту же цель, он сломает стены в её сердце – но только, в отличие от руки, душевную рану залечить будет невозможно.
Я сломанная и бесполезная, – подумала она. – И все, что я делаю, оборачивается против меня…
– Думаю, – еще тише произнес Дамблдор, – что для вас сейчас самое время вернуться в общежитие. И на остаток каникул, будьте так любезны, не покидайте замок.
Джинни поднялась на ноги. в глазах щипало.
– Простите, профессор, – только и смогла произнести она.
– Я очень сожалею, – ответил Дамблдор, – что, позволив вам снова вступить во владение Хроноворотом, я как бы безмолвно одобрил ваши действия. Но это вовсе не так. Время – сложная штука, полная парадоксов и противоречий, однако, это вовсе не значит, что так можно оправдать все свои поступки. Напротив.
– Знаю, – кивнула Джинни. на неё накатила внезапная усталость. Она потянулась к дверной ручке, коснулась её и замерла, глядя на директора. – Профессор, – тихо обратилась она, – ещё кое-что…
– Да? – он приподнял брови.
– Когда вы увидели меня в библиотеке – с Томом… – вы назвали меня мисс Дамблдор промолчал.
– Откуда вы узнали? в смысле – это не было случайностью – то, что вы назвали меня по имени перед Томом?
Дамблдор молчал. Освещенные огнем, его глаза потемнели, а лицо казалось испещренным тысячью морщин. Он был старым, усталым и старым.
– Всё, что случается, имеет под собой причину. Абсолютно всё.
* * *
Она чувствовала себя разбитой на кусочки. Очень осторожно она брела вверх по лестнице, держась за стену и внимательно смотря под ноги, чтобы не попасться в ловушку – в любой момент безо всякого предупреждения под ногами могла разверзнуться яма. Портреты провожали её взглядами.
Наконец она добралась до вершины гриффиндорской башни, но ей потребовалось время, чтобы вспомнить пароль. Толстая Леди с недоумением следила за ней.
– Смоковница, – она, наконец, вспомнила его. Портрет отодвинулся, открыв проход и пропустив Джинни в гостиную. Она с трудом соображала, где находится.
Сначала она увидела Гарри – он сидел на краю дивана, обнимая уткнувшуюся ему в плечо Гермиону. Закрывшаяся дверь вспугнула их – Гермиона отшатнулась, и их бледные лица резко повернулись к Джинни – словно распахнулась какая-то диковинная книга с белыми страницами.
– Джинни, – выдохнула Гермиона. Ее глаза были темными и огромными. – Ох, Джинни…
Джинни стояла и смотрела на них. Они показались ей актерами, репетирующими какую-то совершенно неинтересную драматическую сценку. Она была убеждена, что Гермиона сейчас встанет и подойдет, а Гарри последует за ней – так и произошло. Он был бледным и будто контуженным.
– Я пойду и поговорю со Снейпом насчет Заклятья Памяти, – обратился он к Гермионе.
Она кивнула в ответ и, не подняв взгляда на Джинни, Гарри вышел. Гермиона обернулась к Джинни и заговорила. Сначала сбивчиво, а потом слова с её губ потекли рекой, и Джинни почувствовала, что начала в ней тонуть. Шахматные фигурки, заклятья памяти, кровь Прорицателя для заклинания, Вольдеморт…
Наверное, Джинни должна была закричать, да-да, что-то ей подсказывало, что она должна отреагировать именно так, криком – но её голос словно утонул в пушистой вате. И лишь произнесенное Гермионой её собственное имя разорвало эту окружившую ее немую оболочку.
– Джинни, прости меня за то, что я сердилась на тебя за ту книгу, что ты взяла из Имения, – она коснулась ее плеча. – Без копии, что я сняла с неё, мы никогда бы не докопались ни до ритуала, выполняемого при помощи Четырех Благородных Предметов, ни до крови Прорицателя, что нужна для этого… Я сомневаюсь, что существует в мире другая книга, в которой было бы столько полезной информации – я была такая невыдержанная и противная… Я очень-очень сожалею, Джинни. Прости, что я ругалась, что велела вернуть её в Имение – ты уже сделала это?
Рука Джинни машинально скользнула в карман ее мантии. Он был пуст. Как Джинни ни шарила – никакого Liber-Damnatis там не было. Джинни медленно вынула руку из кармана и произнесла спокойным, ровным голосом.
– Я вернула её днем.
Она помнила, как выкладывала вещи из кармана в библиотеке: положила на стол Liber-Damnatis, а поверх – дневник.
– О… – Гермиона удрученно улыбнулась, – я просто беспокоилась.
– Да, я понимаю, – кивнула Джинни.
Она помнила, как уронила дневник и присела, чтобы поднять его. А потом, появился Том, и все остальное просто вылетело у нее из головы.
– Успокойся, Гермиона, я обо всём позаботилась.
Она помнила, что вылетела из библиотеки, не оглядываясь на Тома. И на книгу, что оставила слева на столе, рядом с опрокинутой чашей, что была наполнена его кровью. Она забыла книгу.
– Спасибо, – тихо поблагодарила ее Гермиона. – И еще, насчет Рона… у нас нет никаких доказательств, Гарри решил, что сначала стоит переговорить с тобой, а потом мы, естественно…
Но Джинни уже не слушала, все силы уходили на то, чтобы внешне оставаться спокойной. Волны ужаса колыхали её – сначала они были маленькими и лишь лизали её ноги, но вот – всё выше, огромнее – еще немного, и они накроют её с головой, ослепив, оглушив, разорвав на кусочки… Она хотела убежать отсюда раньше, чем это произойдет. Она должна…
– Я пойду наверх, – резко перебила Джинни. – Мне надо полежать.
Кажется, Гермиона запротестовала.
– Нет, со мной всё нормально, не волнуйся. Просто я хочу побыть одна.
Чуть-чуть.
– Джинни…
Слова сейчас не имели значения, сейчас ничего не имело значения: Джинни развернулась и побежала наверх, по ступенькам, ведущим в спальню мальчиков, прекрасно понимания, как недоумевает, глядя ей вслед, Гермиона. Впрочем, какая разница… Джинни метнулась по холлу – там, в конце, комната её старшего брата, запирающаяся, в отличие от дверей остальных спален. Она ворвалась в неё и закрыла дверь.
За окнами тускнел закат, в неярком свете мельтешили пылинки. Голая кровать, голое зеркало без единой фотографии. Пустой комод в ногах кровати. Джинни привалилась к двери и взглянула на свое отражение в зеркале напротив: рыжие волосы, белое лицо, мантия в ржавых пятнах крови Тома.
Кровь Тома.
Сердце выскакивало из груди, было трудно дышать. Да-да, сегодня днем она вытащила Liber-Damnatis из сумки и сунула его в карман. И теперь его нет – она оставила его именно там, где ни в коем случае нельзя было его забыть.
Воображение словно сорвалось с цепи, рисуя перед ней ужасные – одна страшнее другой – картинки.
Я оставила её там, на столе, справа ото всех остальных предметов – он сразу увидит ее, сразу, как только подойдет к столу… Он знает, что именно я оставила её. Он возьмет её…
Она сползла по двери, сжимая мантию, и уткнулась головой в коленки.
Это та книга, что я стащила из Имения – это мои руки схватили её, значит, не будь меня, ничего подобного не произошло бы. И Том никогда бы не услышал о Четырех Благородных Предметах, а Рон…
Это всё из-за меня.
Она перевела дух и подняла голову. Даже не задумываясь, что делает, она сунула руку в карман и вытащила оттуда дневник – еще совсем недавно залитый кровью, сейчас он снова был чистым и нетронутым. Она вспомнила, как он втягивал, впитывал в себя чернила, когда она писала в нём; как он, словно вампир, вытягивал из нее мысли и иссушал её мечты…
Она так доверчиво писала в нём – Том, где ты? Я ждала, искала тебя целый день.
Она снова вспомнила юношу в библиотеке – бледное овальное лицо с синими, словно слепыми глазами… Шапка темных волос… Руки, обжигающие холодом при прикосновении…
Я слышала, как сегодня днём ты позвал меня из коридора, Том. Я так побежала, что думала, убьюсь, – но тебя там не оказалось… Тебя вообще нигде нет… Так где же ты?
Она стиснула дневник. Где-то в прошлом сидит сейчас Том Марволо Реддл, изучая книгу, что она так любезно ему доставила. Он где-то сидит и читает про Четыре Благородных Предмета и могущество, что они дают. И сейчас его хитрый разум обдумывает возможности добывания этих Предметов. Или, возможно, он размышляет, где добыть Прорицателя. И как забрать его кровь.
Он сидит где-то и думает, что однажды наступит день, когда у него будет достаточно сил, чтобы выполнить все это.
Ты больше не разговариваешь со мной. Том… Я что – сделала что-то не то?
Ты устал от меня? Поговори со мной. Том, поговори со мной – пожалуйста…
Джинни всхлипнула и, стиснув книгу еще сильнее, попыталась разорвать ее – бесполезно, она была прочно сшита… Снова, снова – и, наконец, страницы затрещали под ее руками. Она отшвырнула их прочь и вернулась к дневнику, раздирая его с сухой, бешеной яростью.
Впрочем, наверное, она плакала, она не сразу поняла это – слезы капали на клочья бумаги… А звук ее сдавленных рыданий смешивался с шорохом и хрустом разрываемых страниц. И с еще каким-то звуком, похожим на тихий издевательский смешок.
* * *
Гарри не задержался в кабинете Снейпа, куда зашел, чтобы попросить у него зелья для разблокирования памяти. Позже он был этому рад. Хотя ещё позже его радость поутихла.
Лишь только он вошел в кабинет, как понял, что Снейп в ярости. Гарри предполагал извиниться за утреннее опоздание, но, похоже, Снейп в этом не нуждался:
– Говорите, что Вам нужно, Поттер, – прорычал он.
Гарри объяснял, сжимаясь под полным отвращения взглядом Снейпа – словно бы он был каким-то отвратительным заразным грибком.
– Не существует зелья, способного снять Заклятье Памяти, вам следовало быть внимательнее на моих уроках, – ответил он, когда Гарри закончил. – Воздействие такого рода без повреждения мозга невозможно. Хотя, думаю, на вас оно могло бы оказать иное действие.
Гарри подавил в себе раздражение.
– Я знаю. Но Гермиона подумала, что, возможно, существует зелье, способное выявить, нахожусь ли я под воздействием заклятья Obliviate или же нет. Она говорила, что это довольно просто, – добавил он, зная уважительное отношение Снейпа к Гермионе, и надеясь, что Снейп профессор сделает это ради неё.
Снейп, метнув в него долгий испытующий взгляд, вернулся к своему столу, взял тоненькую синюю бутылочку, закрыл дверь кабинета и вернулся к Гарри, хлопнув склянкой об стол с такой силой, что Гарри отшатнулся назад, а по стеклу, сверху донизу пробежала трещина.
– Возьмите это, Поттер, – произнес он сквозь стиснутые зубы. – Могу я еще что-нибудь для вас сделать? Как насчет зелья Somnolus, чтобы вы могли спать по ночам?
Гарри, напуганный последними словами Снейпа даже больше, чем звуком треснувшего стекла, захлопал глазами:
– Что?
– Вы меня слышали, – Снейп навис над Гарри, как огромная чёрная летучая мышь, уголки его губ дрожали от с трудом сдерживаемого отвращения. – Чем дальше, тем больше мне кажется, что вы являетесь точной копией своего отца. Видимо, все мои ожидания были напрасны.
Гарри вцепился в край стола.
– Мой отец… Мой отец был смелым, добрым и порядочным. Я всегда мечтал быть похожим на него.
– Ваш отец… – голос Снейпа резал, как кинжал. – Ваш отец был самодовольным, эгоистичным, бесчувственным идиотом. Он полагал, что, коль скоро все так любят его, то он достоин всеобщей любви. Взгляните – где сейчас те, кто любил его? Ваша мать мертва, Сириус Блэк провел двенадцать лет в Азкабане, Ремус Люпин влачит существование безработного неудачника, Питер Петтигрю…
– Петтигрю никогда не любил моих родителей! – воскликнул Гарри, чувствуя накативший гнев. – И мой отец не виноват в том, что вы сейчас перечислили! Он не хотел, чтобы всё произошло именно так!
– Нет, конечно же, нет, – насмешливо согласился Снейп. – А вы сами… Взгляните на себя, Поттер. Он причинил вам такое же зло, как и другим, – оставил вас сиротой, бросил к магглам. И в том, что вы стараетесь подражать ему и спешите на свои собственные похороны, тоже есть его вина.
– Мои собственные что?.. – перепросил Гарри. Снейп тысячу раз говорил ему всякие грубости и гадости, однако ещё ни разу не произносил ничего подобного.
– Вы понимаете, о чём я, – колко ответил Снейп. – Только не делайте вид, будто не знаете, что то, что вы сделали с Драко, является непроизвольной случайностью.
Гарри был готов защищаться и обороняться, но от этих слов у него занялось дыхание. Он взглянул на профессора, пытаясь сформулировать – ответ ли, возражение ли – однако тот взирал на него с немой яростью.
– Вы хотите услышать симптомы действия яда? – прошипел Снейп. – Яда, к которому, как вам кажется, найти противоядие настолько легко, что Вы даже не потрудились озаботить себя участием в моей работе? Хотите узнать, что будет с Драко, если противоядие не будет найдено?
У Гарри свело грудь, воздуха не хватало даже на то, чтоб выдохнуть ответ.
– Итак, симптомы, – сухо, словно вещая перед классом, начал перечислять Снейп. – Сначала вялость и слабость. Далее – потеря равновесия и координации. Далее – болезненное разрушение мышц и внутренних органов вследствие интоксикации. Утрата магических способностей. на определенном этапе процесс станет необратимым, и излечение будет невозможно. Сейчас у него началось незначительное снижение зрения. В ближайшее время он ослепнет…
– Ослепнет?.. – волна тошноты заставила Гарри поперхнуться. Она была настолько сильной, что он испытал боль. Ему показалось, что поверхность стола взорвалась у него перед глазами, разлетевшись на тысячу разноцветных осколков. – Я не…
– Ослепнет, – повторил профессор, словно произнося приговор. – Далее процесс будет развиваться стремительно: ему будет все труднее и труднее оставаться в сознании, пока он окончательно не погрузится в кому, в которой и будет пребывать до смерти – думаю, не более нескольких дней. Возможно, вы будете рядом, чтобы держать его за руку в миг его ухода – однако, зная вас, я сомневаюсь – впрочем, все равно смысла никакого в этом не будет, он все равно не будет знать об этом. И затем он умрет. И вот, – голос Снейпа понизился на октаву, – о чём я хочу спросить: значит ли это что-то для вас, Поттер, или же вы принимаете все происходящее как последствия, вытекающие из вашей собственной глупости?
Гарри по-прежнему держался за угол стола, перед глазами всё плыло.
– Вы не понимаете, – невнятно произнес он, – я должен что-нибудь сделать…
– Вы уже достаточно сделали, – голос Снейпа перерезал его, как перерезает нить отточенный нож. – Возможно, против заклинания, первоначально связавшего вас с Драко, вы были бессильны, однако его желанию всюду следовать за вами вы могли бы и сопротивляться. И то, что человек готов пойти за вами в ад, вовсе не значит, что его непременно нужно туда отправлять.
Гарри захлопал глазами на Снейпа.
Что-то дернуло его, что-то коснулось памяти – полусон-полуявь. Он проглотил комок в горле.
– Профессор, – Гарри слышал неуверенность, звучавшую в его словах. – Я никогда не хотел причинять ему боль. Никогда. Я всегда…
– Просто, вы никогда не изволили об этом задумываться, – жестко возразил Снейп. – Сколько времени прошло, прежде чем вы обратили внимание, что он болен? Он просил меня не говорить вам об этом, чтобы не портить свадьбу. Я воздержался от заявления, потому что не был уверен. И, тем не менее – я все увидел на его лице, хотя наш разговор был предельно краток. на его лице лежала тень приближающейся смерти. Где были ваши глаза, Поттер, если вы ничего не заметили? Ведь вы при всех звали его своим другом, братом. А теперь, как я полагаю, вы потащите его за собой в эту безумную гонку за Вольдемортом…
– Нет, – Гарри уже трясло. – Нет, я сказал, что не возьму его и никуда не пойду, пока ему не станет лучше…
– Он уже упаковал свои вещи. Вы знаете об этом? Я нашел сумку у его кровати сегодня утром. Останься вы здесь, чувство вины убьет его – ведь он будет считать себя якорем, не позволившим вам двинуться в путь. Уйдете без него – он убьет себя, пытаясь последовать за вами. у него так мало сил…
– Я бы ни за что не оставил его, пока он умирает! – яростно воскликнул Гарри, вскидывая голову. – Никогда. Но вы мне не оставили выбора – ни единого чертового шанса – остаться мне? Идти? – не имеет значения, и что, по вашему мнению, мне делать?
Снейп стоял и смотрел на Гарри, прищурив глаза, и Гарри видел в них – под этой насмешливой, проржавевшей его частью, полной пренебрежения, – настоящую заботу о Драко, желание всеми силами сделать так, как тому будет лучше. И Гарри не мог эту часть Снейпа прогнать, отпихнуть или же откреститься от неё, ведь сейчас он испытывал те же самые чувства.
– Лично я собираюсь найти противоядие, – объявил, наконец, Снейп холодным, однако, – впервые за все это время – мягким голосом. – И когда я найду его, я приду и скажу об этом вам. И вы, Поттер, вы должны уйти. Без Драко. Это финальная битва, это заключительная схватка – это только ваше дело. Если остальные ваши друзья глупы настолько, чтобы желать последовать на неё вслед за вами, – это их право. Но Драко необходимо время – и чтобы поправиться, и чтобы отдохнуть, и чтобы побыть одному. с самого дня своего рождения он был игрушкой в чьих-то руках – его использовали другие люди по своему собственному усмотрению: отец. Слизерин. Мы. Потом вы. Любовь ли, ненависть ли лежит в основе этого – значения не имеет, смысл от этого не меняется. Оборвите все ведущие к вам нити, пусть он сам решит, чем и кем он хочет быть. Сделайте так – и, возможно, я поверю, что вы не такой, как ваш отец. Сделайте так – и, возможно, я поверю, что вы и вправду его друг, что не считаете его просто принадлежащей вам вещью.
Весь мир остекленел для Гарри. Он взглянул на Снейпа – словно сквозь него – он взирал на мир слепыми глазами, видя суть только что произнесенного мастером зелий. Да, всё именно так:, именно так к человеку приходят самые жуткие новости, именно так воплощаются все наихудшие страхи и опасения, именно так наносится удар в самое сердце: словно тебя приветствует старый друг. А, ты тут… Я знал, что ты придешь. Я ждал тебя.
– Ладно, – Гарри сам испугался отчетливости и звонкости собственного голоса. – Хорошо, я смогу это сделать.
Снейп взглянул на него с таким видом, что, случись это в другое время и в другом месте, Гарри бы обрадовался.
– Вы уверены? Это вряд ли будет так просто.
– Отыщите противоядие, – Гарри едва понимал произносимые им слова. – Этого не могу ни я, ни кто-либо другой – только вы. Меня не волнует, легко ли это… Я просто… – Гарри осекся и крепче вцепился в стол, чтобы удержаться на ногах. Сердце билось у него в груди – сильно, болезненно, он ощущал, как оно колотится о ребра. – Вы не любили моего отца. Вы считали его эгоистом. Однако, вы не говорили, что он был лжецом. Он умел держать слово. И я тоже сдержу свое обещание. Я пообещал – и я сделаю. Найдите противоядие, и я…
– Мы не на рынке, – строго перебил его Снейп. – Я собираюсь найти противоядие вне зависимости от того, сдержите вы свое слово или нет, мистер Поттер. А лгун вы или нет – что ж, поглядим.
– Мне все равно, что вы думаете обо мне, – Гарри подался прочь от стола и распрямился. – Я не так много думаю о вас. Возможно, вы правы – и мне ненавистна мысль об этом. А может, всё наоборот. У меня нет выбора, и я сделаю это. Но не ради вас, – Гарри вскинул голову и в упор взглянул на Снейпа. И в первый раз за всё время этого долгого и неприятного для обоих сторон знакомства Снейп первым отвел глаза. – И вы знаете, почему, – прошептал Гарри и отвернулся прочь.
Выходя за дверь, он почти ждал, что Снейп окликнет его. Но тот молчал.
Гарри шел по коридору, когда вдруг почувствовал себя дурно. Он метнулся к ближайшему окну, распахнул – и его вывернуло наизнанку прямо в этот холодный зимний воздух.
* * *
Свет заката медленно вполз в лазарет, окрасив алым все вокруг, – так неспешно струится и вьётся в воде кровь. За окнами, выходящими на запад, по розово-серому небу гнались друг за другом полосатые золотисто-черные нити облаков, небо засыпало пеплом, в котором сверкали последние искорки уходящего дня. Это был удивительно красивый закат, но Гарри было совершенно не до него.
Он стоял в центре комнаты, со всех сторон залитый кровавым светом. Все кровати были пусты – за исключением той, на которой съжившейся тенью лежал Драко.
В лазарете было зябко, между кроватей гулял сквозняк, шепча Гарри о его недостатках, о слепоте, об ошибках. Ему ужасно, ужасно хотелось, чтобы сейчас с ним рядом была Гермиона – но как он сможет передать ей то, что сказал ему Снейп? Да она просто возненавидит его за это, это разобьет ей сердце.
Он хотел, что сейчас его поддержал Рон – но Рона рядом не было, и это тоже было его собственной ошибкой. Тогда, может, Сириус? Но Сириус постарается удержать его от того, что он задумал. Родители? Они были мертвы.
Ему хотелось, чтобы рядом был Драко – хотелось так яростно, что даже само ощущение того, что он рядом, давало ему то, что больше он не мог получить ниоткуда. Это неуемное желание и заставило его замереть посреди комнаты – лишь через какое-то время он понял, что может просто подойти к постели Драко, а не кинуться на него и начать немедленно будить. Он хотел утешений, он хотел объяснений… он просто хотел, чтобы этот чуть растягивающий слова голос уверил его, что на деле всё обстоит совсем не так плохо.
Всё было просто ужасно. И он сам вывел их всех на эту тропу.
Гарри вышел из пятна света и приблизился к кровати, на которой спал Драко. Грудь его вздымалась и опадала и вместе с ней чуть колыхалось одеяло – в остальном же он был совершенно неподвижен, глаза – крепко закрыты, щека покоилась на согнутой руке.
Гарри часто просыпался, видя около себя сидящую Гермиону, – она подпирала щеку ладонью и смотрела на него. у него не сохранилось нежных детских воспоминаний о склонившихся над его кроваткой родителях, взирающих на него с любовью, – ему всегда казалось это странным – зачем так делать? в чем смысл разглядывать кого-то, кто спит? Но теперь – теперь он понял: сон ничего не добавил на лицо Драко, напротив, очень многое забрал – беззаботность и насмешливость, постоянное напускное оживление, при помощи которого он пытался отвлечь окружающих от чего-то еще… Теперь, когда ничего этого не было, Гарри мог увидеть какую-то удивительную уязвимость, проявлявшуюся в моменты пробуждения, – гневом, молчанием и даже какой-то застенчивостью. Теперь сквозь прозрачную кожу он мог видеть голубые ниточки вен на висках, бегущие к векам, мог видеть синие круги под глазами.
Гарри тихо опустился на корточки и облокотился на матрас, слушая тихое, сонное, мерное дыхание Драко, чувствуя всю глубину его сна, всю силу его усталости, стиснувшей его своими черными кольцами… Гарри был рад этому – он хотел быть с Драко и, в то же время, хотел остаться один. Гарри чувствовал важность этого момента, чувствовал, что сейчас принятие какого-то ужасно важного решения зависит только от него.
Твой отец велел представить, каково мне будет, если ты умрешь, – подумал Гарри, словно разговаривая с Драко и прекрасно понимая, что тот не может сейчас слышать его. Ему казалось, что сквозь все эти покрывала он может видеть и слышать биение сердца Драко – вдвое быстрее, чем его собственное.
– Он сказал, чтобы я представил это, – я попытался и не смог. Я все думал, что просто потому, что не захотел, но нет, теперь я понимаю, что причина была не в этом. Причина в том, что ты сейчас стал мной в гораздо большей степени, чем я сам. Потеряй я тебя – и я больше не смогу существовать по-прежнему, я стану кем-то другим, кем, как я надеялся, я никогда стать не должен. Я надеялся на это, я не хотел им становиться. с тех пор, как я узнал тебя, я изменился. Я стал лучше. Сильнее. И все – благодаря тебе. И я должен тебе отплатить сторицей…
Драко заворочался, и Гарри отпрянул назад – но тот только еще глубже зарылся в подушки. Гарри снова присел обратно, качнулся вперед и положил голову на руки. И прикрыл глаза.
Дядя Вернон и тетя Петунья никогда не приучали его к молитве – в церковь они ходили редко, да и никогда и не брали его с собой. Просьбы и мечты о вмешательстве неких божественных сил были ему чужды. Но в минуты отчаяния каждый начинает молиться, находя на это силы в глубинах своей души, – и Гарри вовсе не был исключением. Он умолял о помощи судьбу и провидение, насколько позволяла его измученная душа.
Пусть только Снейп найдет противоядие, – умолял он, – и я больше никогда ничего не попрошу. Я сдержу своё обещание – я отойду от Драко как можно дальше, чтобы никогда больше не причинить ему боли. Пусть Снейп отыщет противоядие – и я сам отправлюсь за Вольдемортом. Я уничтожу его, потому что именно ради этого я и родился, хотя до сил пор был слишком труслив, чтобы выполнить свое предназначение. Думаю, что именно этого ты и хочешь от меня, – именно это и должно стать моим наказанием за совершенную ошибку.
Пожалуйста, дай мне только один шанс. Накажи меня, но только как-нибудь по-другому. Потому что, если ты сделаешь это со мной сейчас, я больше никогда ничего хорошего сделать не смогу – ни себе, ни кому-либо другому.
Перед зажмуренными глазами Гарри вдруг что-то ярко вспыхнуло – он удивленно вскинул голову – лазаретные факелы зажглись в преддверии приближающегося вечера, залив палату теплым желтоватым светом. Гарри заморгал, полуослепнув от яркого света, и услышал, как рядом заворочался и завозился Драко, прикрывая лицо подушкой. И вдруг подушка чуть соскользнула в сторону и из-под нее, прикрытый спутанными светлыми волосами, показался любопытный серый глаз. Гарри почувствовал себя ужасно неловко.
– Поттер? Ты? – сонный, чуть хрипловатый ото сна голос Драко был чуть приглушенным и лишенным привычных протяжных ноток.
– Э… ну да, – кивнул припертый к стенке Гарри.
– А, – Драко присмотрелся к нему повнимательнее, – как дела?
Глубоко вздохнув, Гарри собрался с силами и соврал:
– Да вот заглянул узнать, не хочешь ли ты, чтобы я принес тебе что-нибудь поужинать.
– Нет, я слишком устал, – тихо ответил Драко и Гарри снова услышал слова, что прошипел ему Снейп: усталость, вялость, изнеможение. Слепота.
– Прости, что разбудил тебя, – ровным голосом ответил Гарри. – Хочешь опять поспать?
– Хм-м… – призадумался Драко. – А ты посидишь?
Гарри снова вздохнул и снова соврал:
– Да, я останусь.
– Хм-м… – Драко тут же нырнул обратно в сон, упав на спину и стиснув руками подушку. Взглянув на него, Гарри резко отвернулся от него, переполненный отвращением к собственной лжи, в капкан необходимости которой он угодил. Опершись спиной о кровать, он сел на пол и обхватил руками согнутые колени.
Он не знал, сколько просидел так – но достаточно долго, чтобы ноги начало сводить от холода, идущего от каменного пола. Достаточно долго, чтобы за окнами сгустилась темнота. Достаточно долго, чтобы факелы потускнели – в замке наступила ночь.
Он все сидел и сидел, краем уха слушая дыхание Драко и прислушиваясь к звукам в своей собственной голове, заблудившись в мыслях и раздумиях, – так что к действительности его вернул звук распахнувшейся двери: в лазарет вошли Дамблдор и Снейп.