Текст книги "Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas"
Автор книги: Кассандра Клэр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 138 (всего у книги 157 страниц)
Руки Гермионы дёрнулись к талии, и Рон немедленно понял – она пытается спрятать: заткнутую тёмно-синей пробкой сверкающую серебряную фляжку.
– Не прикасайтесь ко мне! – взвизгнула она. – Не…
– Молчать! – рука Вольдеморта взлетела в воздух – так бросается на жертву змея, и с кончиков пальцев сорвались яркие всполохи; Гермиона вскрикнула, когда пояс на талии резко расстегнулся и, будто живой, пополз из петель её джинсов… фляжка выпала и поплыла по воздуху – Вольдеморт поймал её. Сомкнулись цепкие пальцы.
Он громко расхохотался.
– Ясно. Да, остроумно. Revelatus, – пробормотал он, тронув фляжку кончиком пальца: та содрогнулась и изменила обличье с той же внезапностью, с какой на уроке Макгонагалл жаба становилась чайником. Теперь это была истинная Чаша, та самая, в краже которой из Музея Рон принимал участие во время давешней школьной экскурсии.
Сдавленно вскрикнув, Гермиона закрыла лицо руками.
– Великолепна… – бормотал Вольдеморт. – Просто великолепна… – он обернулся к Червехвосту: – Ступай и приготовь Большую Залу к церемонии Тетраграмматона, Хвост. Что касается девчонки… – прищуренные глаза впились в Гермиону. – Она больше не нужна. Убей её.
– Слушаюсь, мой Лорд, – ответствовал Червехвост.
– Нет!
Рон с криком кинулся вперёд, пытаясь закрыть собой Гермиону от Тёмного Лорда, однако не преуспел: Вольдеморт взмахнул волшебной палочкой, сбив его Сногсшибателем; Рону показалось, будто ему на шею со всего маху опустилась квиддичная дубинка, и он рухнул на пол.
Червехвост со злобной ухмылочкой указал на Гермиону своей серебряной рукой.
– Постойте, мой Лорд, – внезапно запротестовала Рисенн, – не думаю, что стоит убивать девчонку на глазах Прорицателя, это может привести к смятению его разума.
Вольдеморт насторожился. Рисенн, воспользовавшись паузой, поднялась и скользнула к Гермионе:
– Я сама это сделаю.
Похож, Вольдеморт сомневался.
– Полагаю, так действительно будет лучше, – согласился Люциус. – Червехвост как всегда всё испортит и позволит ей ускользнуть.
– Согласен, – Вольдеморт махнул Рисенн. – Ну так прикончи её. Снаружи.
Кивнув, дьяволица щёлкнула пальцами, и Гермиона, словно марионетка, которую потянули за нити, вздёрнулась в воздух.
– Пошли, – скомандовала Рисенн и Гермиона с широко распахнутыми, ничего не выражающими глазами двинулась в сторону выхода.
Рон не мог даже кричать, язык будто прилип к нёбу. Вот Рисенн вывела Гермиону за дверь, вышла следом – гриффиндорка успела бросить на друга последний взгляд, спокойный, даже где-то счастливый… и двери захлопнулись.
Рон зажмурился.
* * *
Прошла целая вечность, прежде чем Джинни смогла шелохнуться. Отчасти это было потому, что она испугалась, отчасти (если честно) – потому что ей весьма понравилось в крепких объятиях Драко. Руки его оказались худыми и сильными, как она их и запомнила, хотя удовольствию немного мешали многочисленные оборки его рубашки, колючие манжеты и исходящее от него невыносимое магнолиевое амбрэ.
Наобнимавшись всласть, он осыпал её лицо поцелуями.
– Мой ангел, как же я боялся, что потерял тебя навек…
Джинни отстранилась.
– Ладно тебе, Драко, хорош прикалываться, – присмотревшись, она вытаращила глаза: – Малфой! Что это у тебя над губой?!
– Где? – переспросил, явно не понимая, о чём идёт речь, Драко. – Нет ничего. С губою всё в порядке.
Ничего подобного: под носом у Драко находилось нечто, напоминающее лохматую белокурую гусеницу. Джинни не могла отвести от нее взгляда.
– Малфой… Ты отрастил усы?! – задохнулась она.
– Я думал, что усы тебе по нраву, – расстроенно сообщил Драко, подбочениваясь. Джинни опустила взгляд и отметила, что зашнурованные спереди брюки отнюдь не прятали всего того, что положено скрывать одежде. Она тут же вскинула взгляд, вновь уставившись на усы. Надо сказать, одно другого не лучше – прям не можно глаз отвесть…
– Просто раньше я их не видела. Ну… думаю… рано или поздно, я привыкну.
– Уверена ль ты в здравии своём? – теперь Драко говорил раздражённо. – Когда на нас напали те пираты – не падала ли, часом, со ступенек? Не стукалась ли головой случайно?
– Пираты? – Джинни наконец-то смогла оторваться от созерцания усов. – Нет… последнее, что я помню, – дом Пенси Паркинсон. Я там боролась с Томом…
– Том? Это кто ещё такой? – уставился на Джинни Драко. Джинни в ответ снова воззрилась на усы у него под носом. Она не помнила, когда в последний раз была в таком смятении.
– Том Риддл. Самый злой колдун из всех, кто существовал на земле.
– Не существует колдуна, кто был бы злее, чем Морган – самый тёмный в мире маг, – снисходительным тоном поправил её Драко. – Ах ты, бедняжка, – всё ж ушиблась головой в той битве… – и тут он снова рванулся к ней и сгрёб в объятия – так обычно поступают с героинями женских романов, причём сделал это с почти профессиональной ловкостью. – Отринь же страх: теперь Тристан твой рядом. Возьмёт он на себя заботы о тебе…
И он повлёк её в сторону замка.
Джинни потрясённо вытаращила глаза: Тристан?! Она знала только одного Тристана. Причём он не существовал на самом деле. Во всяком случае, ей так казалось, – только на страницах книги…
С другой стороны, ей ли не знать – страницы книги частенько оживают…
Она подняла голову и снова оглядела луг, внезапно осознав, где же она всё это видела.
Итак, ещё раз: бескрайнее усыпанное цветами поле, юноша, сжимающий в объятиях девушку, его белокурые волосы, спутавшиеся с её почти алой рыжиной…
Конечно. Она уже видела это прежде.
На обложке Брюк, полных огня.
* * *
– Малфой! – забыв о недавнем раздражении, Гарри рванулся вперёд и забегал кругами, уставясь в землю, однако поляна была совершенно пуста. Листы похрустывали под ногами, будто косточки, и настоящие кости тоже трещали, словно он ходил по ломающемуся льду. А высоко-высокое небо над головой издевательски хихикало во всю свою морозную пустоту. Гарри сложил руки у рта и заорал:
– МАЛФОЙ!!!
В ответ не раздалось ни звука. Здесь вообще царила тишина – ни птичьей песни, ни шуршания лесных обитателей, лишь тошнотворная могильная тишина. Гарри мог услышать биение собственного сердца – быстрое, как беглый орудийный огонь, стаккато.
– Малфой!
Когда Драко откликнулся, Гарри не сразу сообразил, что ответ был безмолвный:
…Мог бы ты не орать так?
Гарри развернулся: поляна была пуста.
– Где ты? Что случилось?
…Пока не знаю наверняка, – по мысленному голосу Гарри понял, что Драко тоже в замешательстве. – Я наступил на что-то эдакое – корень дерева, что ли… А потом земля разверзлась, и я провалился футов на шесть вниз.
…Ты не откликнулся, – Гарри вздрогнул, – и я подумал…
…Да я орал, как Миллисент Булстроуд, наткнувшаяся в кабинете Гербологии на одинокого Невилла Лонгботтома, прикрытого только Пульсирующим Папоротником. Я ж не виноват, что ты глухой.
…Невилл потом всё объяснил!
…Я говорю только то, что слышал, Поттер, – с ноткой задора в голосе ответил Драко, и Гарри на миг расслабился от этого давно забытого и такого успокоительного присутствия в голове – знакомого, как своё собственное.
…Слушай, Малфой, рассказывай, где ты, – чтобы мы тебя оттуда вытащили.
…Я понятия не имею, где я, – перебил Драко. – Тут какая-то грязная клетка с торчащими корнями вместо стен. Вижу свет над головой. Вообще, тут чуть светлее, чем у Слизерина в подземелье. Да и дизайн вполне соответствующий.
…Да? – не переставая думать, Гарри заметался по поляне.
…О, да: темница Слизерина – нелепая смесь викторианства и возрожденческой чувственности. Не говоря о вазах в стиле классицизма: сколько раз я повторял Снейпу, что им нет места ни в…
..Я имел в виду – ты действительно видишь оттуда свет?
…Ой. Да, вижу.
…И ты наступил на древесный корень? Ты решил, что всё случилось именно так? Что-то типа спускового крючка?
…Типа того, – начал Драко и вдруг встревожился: – Но ведь ты же не собираешься…
…Только не надо пытаться меня защитить, Малфой, я сам способен отвечать за свои поступки.
Гарри нашёл подходящий корень дерева и попытался его оценить: искривлённый, тот вздымался из-под земли под странным углом. Гарри занёс ногу.
…Поттер, – в голосе Малфоя зазвенела паника, – я не пытаюсь…
Гарри с силой наступил на корень, и тот погрузился в землю, увлекая его следом; гриффиндорец споткнулся и с изумлённым воплем рухнул вниз, навстречу опрокинувшемуся вверх ногами миру. Краткий миг полёта и со смачным хрустом Гарри приземлился в грязь у ног Драко, едва успев по-квиддичному сгруппироваться.
Слизеринец был в ярости, в грязи и в порванном плаще.
– …защитить тебя, – закончил он и волком уставился на Гарри.
Тот захлопал глазами и сел. Да, клетка была именно такой, какой её описал Драко: куб с земляными стенами, переплетёнными ветвями – местами настолько густо, что земля меж ними даже не просвечивала, как, например, та стена, у которой и сидел сейчас Драко.
– Защитить меня от чего?
Драко покачал головой – скорее скорбно, нежели гневно.
– Да, Поттер, с мозгами у тебя действительно напряжёнка, верно? Клянусь, тебя в шахматы даже протоплазма обставит.
– Рон меня обыгрывает, – согласился Гарри, вытащил из кармана свою палочку и очистил её от грязи.
– Что и требовалось доказать. Я говорил, хотя это уже неважно, что не пытаюсь тебя защитить. Теперь мы оба тут торчим, а значит проблема высвобождения становится более сложной и отдалённой, как видишь.
– Точно, – Гарри поднял палочку и указал её на сплетение ветвей позади Драко. – Nullus
veneficium ager, – и ветви затряслись, а потом увяли и исчезли вовсе. За ними оказался широкий проход, ведущий во тьму. Гарри сунул палочку в карман и скомандовал: – Пошли.
Драко чуть усмехнулся – уголком губ.
– С другой стороны, иногда и от тебя бывает польза.
– Да, – кивнул Гарри, – мне это как-то говорили.
* * *
– ОТПУСТИ меня! – в пятый или шестой раз завопила Джинни в то время, как Тристан волок её сквозь опускающуюся замковую решётку и бесконечные двустворчатые двери.
– В тот миг, когда очутимся мы в замке, дорогая, и будем под защитой крепких стен.
Джинни принялась лупить его по спине и продолжила экзекуцию во время путешествия и по бесконечным коридорам, и через арку, изукрашенную жемчугами и серебром, и по грандиозной в плане роскоши и размеров гостиной: обитые вишнёвым шёлком стены, портьеры с золотыми кистями, повсюду палисандровые оттоманки – бархат и самоцветы – и на одном из них растянулся длинноволосый брюнет в пурпурно-красном атласе. На запястья упали белопенные кружева, когда он сел и пристально взглянул на Тристана– тот бесцеремонно плюхнул Джинни на розовую кушетку, стараясь унять дыхание.
– Сердечный друг, – произнёс безымянный пока молодой человек с некоторым интересом, – ужель она опять сбежать пыталась?
– О нет, ничуть: она лишь заблудилась, цветы в лугах сбирая на венок.
– Тебе ль не знать, что люди говорят, о Трис, – продолжил темноволосый юноша, – коль любишь ты, пусти любовь на волю: и если не вернётся, то поймай и голову безжалостно снеси.
Он фыркнул своему замечанию, зелёные глаза вспыхнули, и Джинни немедленно его узнала: это был Гарри, однако совсем, совсем другой Гарри – каким бы он стал, если б его растил Малфой.
Порочный и самодовольный.
Хотя, с другой стороны, опекунов Гарри тоже сложно назвать добрыми и любезными людьми, – тут же мелькнуло у Джинни. – Наверное, у него просто душа такая добрая и чистая, что никакое зло его даже и коснуться не может.
Этот же юноша был совсем иным: взгляд, устремлённый на Тристана, противно поблёскивал.
– Не начинай, Себастиан, – вздохнул Тристан.
Себастьян.
Джинни лихорадочно завспоминала его роль в книге, однако безуспешно – не иначе, читала это место, когда напилась с Блэз.
На лестнице раздались шаги, и Джинни приподняла голову, дабы ознакомиться с очередной персоной, спускающейся к ним по золотой винтовой лестнице. Женщина: длинные стройные ноги, оканчивающиеся острыми шпильками. Новоприбывшая сошла вниз, явив присутствующим всё своё великолепие: длинные чернильно-чёрные волосы, красный кожаный корсет и чёрный пояс с подвязками, украшенный золотыми осами, а также богатое ожерелье на изящной шейке.
Ясно дело. Рисенн Малфой. Она же…
– …леди Стасия! – воскликнул Себастьян, с готовностью вскакивая на ноги.
– Расслабься, Себастьян, – отмахиваясь, промурлыкала в ответ та, – ещё не время порки ежедневной.
Себастьян смиренно рухнул обратно на кушетку. Джинни обратила внимание, что Тристан также не сводит глаз с Рисенн-Стасии, причём рот его сам собой приоткрылся, от чего она немедленно почувствовала вспышку досады: даже в дурацком дамском романе Драко всё равно не дарил всё своё внимание ей одной.
– Да что, Тристан, такое, в самом деле! – рявкнула она.
Он подскочил и раздражённо обернулся:
– Тебе ли говорить. После истории со Свеном…
– Поделать не могла я ничего, – Джинни перестала понимать, сама ли она говорит или же её устами начала вещать Риэнн, – ведь в том пирате было нечто… нечто…
– Ах, был бы он последним, ей-же-ей! – горячо выдохнул Тристан, и Джинни осознала, что сердитый он ей куда как симпатичнее. Ибо так он сильнее походит на Драко.
Да, если впридачу не смотреть на его верхнюю губу, то вполне…
Джинни щёлкнула пальцами и указала на Тристана:
– Так! Иди и быстро побрейся!
Тристан открыл, было, протестующе рот, однако, похоже, передумал и вышел из комнаты; через мгновение за ним с загадочным видом последовал Себастьян – впрочем, сейчас Джинни всё равно было не до них. Она обвинительно обернулась к леди Стасии:
– Знаешь, уж коли я и начала бредить этими Полными огня брюками, то до жути нечестно, что в моих галлюцинациях снова оказалась ты. Противней твоей героини никого нет. Во всяком случае, для меня
– Знаю, – вишнёвые губы леди Стасии изогнулись в усмешке. – Отнюдь – сие не бред, малышка. Можешь мне поверить.
– Так что же это?
– Ты умираешь и страдающее тело кровоточит, прощаясь с жизнью в каждой капле крови. Твой разум ищет мира, ищет гавань и лодку – ту, что в мир иной перенесёт.
– Когда Драко умирал, он видел реку… – вспомнила Джинни.
– Он был убит, – сказала Рисенн. – И видел земли, где обитают неотмщённые иль павшие, что обрели смерть от предательских ударов. А ты сама покончила с собою – на то причины у тебя имелись. Так обрети же благородную кончину.
Джинни беспомощно покрутила головой.
– Хочешь сказать, будто таким образом мой разум пытается придать моей смерти смысл? При помощь Брюк, полных огня?
Рисенн изучала собственные ногти.
– Найти ответ на это должен каждый. И помни – это только книга, а значит, видишь в ней ты то, что хочешь, находишь только то, что ищешь… И герои все таковы, как ты их представляешь. По гроб в тебя влюблённый милый Драко. Бесстрашная, отчаянная Джинни, готовая бороться за любовь…
Джинни замотала головой так, что рыжие волосы взмыли в воздух:
– Тристан – не Драко!
Стасия опустила руку и снова тонко усмехнулась.
– Но ты всегда мечтала о таком Малфое, разве нет? К тому ж, тебе не суждено его увидеть больше, так почему б не насладиться в миг последний? В конце концов, об этом ты мечтала.
– Но это же… Это же нелепо!.. – возразила Джинни.
– Едва ль желания свои осознаешь ты, – хлыст Стасии рассеянно щёлкал по сапогу, – Сосредоточься, дорогая, и скажи: чего ты жаждешь и о чём мечтаешь? Сладчайший день иль ночь – о чём ты можешь вспомнить?
Змееподобный ритм её голоса почти усыпил Джинни: полуприкрыв глаза, она ответила:
– Да, ночь одна была, но кончилась она совсем не так, как мне того хотелось…
Стасия шагнула вперёд и потрепала её по подбородку.
– Теперь возможно, дорогая, всё.
* * *
Едва за Гермионой закрылась дверь, как Вольдеморт развернулся к Червехвосту.
– Последи за Прорицателем, – рявкнул он. – Я не желаю, чтобы он, очнувшись, помчался за девчонкой.
Червехвост крепко-накрепко вцепился в Рона и дёрнул его вверх – юноша только подивился невероятной силе металлической руки: в кожу будто впечатались раскалённые железные полосы.
Окинув задумчивым взглядом Рона, Вольдеморт снова обернулся к Червехвосту.
– Кстати, мальчишку нужно подготовить для ритуала. Нужна его кровь.
Точно, Рисенн же говорила – потребуется его кровь.
Люциус покосился на гриффиндорца со вспыхнувшем интересом.
– Вся кровь? – уточнил он.
– Какая разница, – безразлично пожал плечами Вольдеморт. – Если он будет в зале во время Церемонии, то всё равно умрёт: человек не способен выдержать такой уровень магии. Такая кончина как раз для него – умереть, видя как я обретаю беспредельное могущество.
– Но Гарри-то тут нет, – заметил Рон, чьё тело ещё напоминало негнущуюся деревяшку, однако в голосе снова зазвучали триумфальные нотки. – Вам никогда его не захватить, вот так-то!
Красные кошачьи глаза Вольдеморта прищурились.
– Заблуждаешься, Прорицатель. В настоящий момент Гарри Поттер пробирается к замку, я чувствую его приближение и видел его в Зеркале, когда он шёл. А он упрям, не находишь? Что ж – теперь недолго осталось.
Как Рон ни пытался сдержаться, он ощутил выражение ужаса, появившееся на его лице:
– Гарри? Идет сюда? Один?
– Нет, не один, если быть точным. С ним сын Люциуса, – сообщил Тёмный Лорд. – Однако он полумёртв, так что вряд ли представляет угрозу, меня это совершенно не беспокоит. Если всё пойдёт тем же темпом, как сейчас, то к сумеркам они как раз прибудут. Аккурат к началу Церемонии, – он улыбнулся, – хотя… если они попадут в тоннели, то могут чуть-чуть и припоздниться: там немало…. немало всяких разных пакостей, – красные глаза запульсировали кровавыми озёрами, а язык скользнул по губам. – Ужасных пакостей.
Какой же из меня Прорицатель, если не способен это увидеть? – в отчаянии подумал Рон. – Гарри… как же я тебя подвёл…
Дверь снова распахнулась, и вошла Рисенн, бледная и спокойная, как демоническая маска. Платье спереди было разорвано, словно кто-то рвал его в приступе отчаяния… Волна тошноты накрыла Рона.
– Дело сделано, – оповестила она. – Девчонка мертва.
* * *
– Ты не находишь, что здесь чертовски темно, а, Поттер? Ты не можешь сделать свет поярче?
– Нет. Если в этих тоннелях есть кто-то ещё, я не желаю, чтобы он нас заметил раньше, чем мы его.
– Естественно. Куда как лучше, если он накинется на нас в темноте.
– Я услышу. Расслабься, Малфой. Оцени вид.
– Какой вид? Мы ж с тобой похоронены во глубине румынских руд. Хотя для того, кто вырос в чулане, это наверняка запредельные живописные красоты.
– Это действительно великолепно. Посмотри на эти стены – сталактиты… они будто усеяны драгоценными камнями – красными, синими, зелёными. Мы словно попали в шкатулку с драгоценностями.
– Да ну?
– Что-то у тебя голос больно тосклив. Разве ты не видишь?
– Вижу. Грандиозно. Да, пожалуй, посимпатичней многосущной проститутки.
– Что? Ой. ОЙ! Черт, из-за тебя, придурок, я на сталактит напоролся.
– Можно подумать, это я по борделям мотаюсь.
– Я по ним не мотался, меня туда случайно занесло. Чистой воды совпадение. Я даже не понял, что именно произошло.
– Так-так… Кажется, то же самое бормотал Лонгботтом, когда Миллисент застукала его голым рядом с Пульсирующими Пионами.
– У Невилла слабость к растениям, только и всего.
– Ну-ну.
– Я решил, что это подходящее укрытие.
– Не могу назвать это хорошим местом. Разве ты не боялся, что тебя засекут?
– Думаю, я удачно замаскировался в толпе из трёх дюжин людей, выглядящих в точности как Гарри Поттер.
– Ты не пытался с собой поговорить?
– Вот еще. Гадость какая.
– Ну, не знаю… Имей я такую возможность, я бы с собой чуток поболтал. Не хотел, чтобы моё многочисленное я чувствовало себя проигнорированным.
– Ну, с тобой там можно было наговориться досыта, было бы желание…
– Естественно. Полагаю, меня частенько выбирают.
– Слушай, временами твоё зазнайство даже меня поражает. Тебе что – совсем не противно?
– Будто от этого что-то изменится. Так ты всё же пытался со мной побеседовать?
Гарри что-то неразборчиво буркнул.
– Да ладно тебе. Мне ты всё можешь рассказать.
– Так, Малфой, я отказываюсь об этом говорить.
– Ну, а ты…
– Нет.
– Тьфу, всё удовольствие испортил.
* * *
Наполненный розами сад одиноко пустовал под звёздным небом, землю засыпала лёгкая снежная пудра, хотя воздух отнюдь не был холодным. Высокий каменные стены загораживали от Джинни остальной замом, и по-весеннему цветистые поля, в разные стороны расстилающиеся по холмам.
Времена года противоречили здесь друг другу, но, впрочем, какая разница? Они делали то, что он им велела. В конце-то концов, это были её собственные грёзы.
Она разгладила своё переливающееся зелёное платье и в третий раз обвела сад взглядом. Воздух напитывал запах роз и дымка, небо усеяла колючая звёздная пыль, откуда-то доносилась тихая музыка – как и в ту, давнюю ночь, когда она сидела на скамейке в таком же розовом саду, слушая мелодию, льющуюся из окон Большого Зала. В полночь они всегда играли «Зелёные рукава».
Словно по сигналу, где-то в ночи кто-то невидимый заиграл:
…Увы, любовь, ты жестока со мной,
– Но не я… – шепнул он ей на ухо.
Он подошёл к ней по усыпанной ракушками и камешками тропинке – тихо-тихо, она даже не услышала – и теперь стоял, залитый лунным светом: сосульки светлых волос, стеклянные осколки глаз; весь в чёрном, как и Драко, единственное цветное пятно – яркое зелёное кольцо на бледной левой руке.
Она почувствовала, как руки сами собой стиснули коленки.
– Что «не ты»?
– Жестоким я с тобой отнюдь не буду, – он опустился на скамью рядом. Даже запах от него шёл такой же. Цитрус, пряности и мыло.
– Ты побрился.
– Но ты ж сама меня просила…
По-прежнему вцепившись в коленки, она повернулась к нему, к его похожему в лунном свете на маску, лицу, её сердце подпрыгнуло в самое горло, впервые с начала этой иллюзии, поскольку внезапно он стал Драко, стал совсем другим: перед ней действительно стоял Драко с его опущенными глазами и нечитаемым выражением; Драко, в которого она влюбилась, однако же понять и познать которого не могла…
Может… потому-то ты его и любишь, что не в состоянии его познать, – шепнул тихий внутренний голосок.
Она голосок заткнула.
– Ты стал другим…
Он лишь кивнул. Рука поднялась к её подбородку и легонько коснулась его. Её сердце застучало быстрее. Всё развивалось как-то слишком динамично. Она качнулась прочь, вспоминая, о чём же у них шёл разговор в ту ночь. Да, точно: они говорили о Гарри… она всё помнила. А потом она его поцеловала, он шарахнулся, и был ею обвинён в том, будто влюблён в другую…
Сейчас же он сидел, глядя на неё. И ей снова пришло в голову сравнение этого отрешённого, спокойного лица с прекрасным, однако же абсолютно пустым домом, в котором можно напридумывать себе всё, что угодно…
– Подарок я принёс тебе, – сказал он.
Она улыбнулась, заправила за ухо прядь волос.
– Как мило, что ты вспомнил обо мне.
Он не ответил, просто уронил ей в руку деревянный ящичек, завёрнутый в чёрную ленту, и беспечность этого жеста тоже напомнила ей о Драко; робея, она трясущимися руками развязала ленту, гадая, чем же на деле закончится эта ночь в розовом саду…
Коробка открылась. Серебряная тонкая цепочка. С серебряной же подвеской, только здесь серебро было чуть тронуто временем. И слова на обратной стороне.
J’aime et j’espere.
– Не ведаю, что в надписи сей говорится, – призналась Джинни.
– Что значит «Я люблю и я надеюсь», – он наконец-то повернулся к ней лицом. – Могу ли на тебя её надеть?
Она кивнула, повернулась, приподняв волосы и ощутив, как его пальцы, застегивая замочек, прикоснулись к её шее.
– Этот кулон… – он почти шептал слова ей в волосы, – он издавна у нас. Хотел я, чтобы отныне ты его носила – всё потому, что я тебя люблю. Любил тебя, ещё тебя не зная, боролся я собой, не в силах чувств признать. Что, дескать, одиночество причиной и только дружба это, не любовь… Но образ твой в моей душе и сердце, всегда со мной он, он со мной всегда. Не покидает ни на миг и даже…
Она резко развернулась, кулон стукнулся об шею, а волосы снова рассыпались по плечам.
– Скажи мне, кто ты?
Он сидел и смотрел на неё, напоминая сейчас прекрасную статую с пустыми глазами:
– Кем хочешь, чтоб я был, скажи мне – я им стану…
– А кем ты сам желаешь стать, скажи? – отрезала она.
Она поднял вверх лицо, и ветер вцепился в волосы, а пустые серые глаза заискрили льдисто-зеленой и морозно-синей глубиной, так же, как и у Драко, однако… сердце замерло в груди и Джинни удивилась – как она могла перепутать его пустоту со сдержанностью Драко?..
О, сколько ж раз в своих мечтах она возвращалась в этот розовый сад, желая, чтобы всё закончилось иначе… Да, наверное, ей именно этого хотелось, – изысканных подарков, сбивчивых слов любви, дышащих искренностью в каждой заминке… – однако мечтания эти не имели ничего общего с Драко, с тем, каким он был, и тем, чего он мог бы захотеть.
Она хотела настоящей любви, а не её символов, и хотела она именно Драко, настоящего Драко, а не его цвета и формы, собранных ею в уме. Ежели ей не суждено этим владеть, то имитация не нужна и подавно. Она хотела вернуться и стать собой – только и всего.
Наклонившись, Джинни поцеловала его – Тристана, Драко или кем там он был. Его губы оказались прохладными и мягкими, она будто поцеловала воздух. Взгляд её, когда она отстранилась, наполнился жалостью: он был чистой ровной стеной, на которую она могла отбросить любую тень. Только мечта, от которой она отказалась.
– Прости, – вздохнула она.
– Но здесь получишь ты, что пожелаешь… – в его голосе она услышала печальные отголоски когда-то жившего в ней детского томления. – Всё, что ты хочешь, что представишь ты…
– Все, что сейчас хочу я, – пробудиться.
Джинни поднялась на ноги.
Она даже не взглянула на его лицо, сразу же позабыв, – мчалась по тропе сквозь розовые кусты, впивающиеся в неё, до крови царапающие кожу и разрывающие платье. Ей было больно, однако это не имело значения: её сердце выстукивало «прос-нись, прос-нись, прос-нись!»
И вот, вокруг опустилась темнота; замок, сад – всё исчезло, остался только мрак и её собственное тяжелое дыхание.
Проснуться.
Я хочу проснуться.
Том, разбуди меня.
Разбуди.
* * *
Впереди в тоннелях что-то было. Гарри уже давно это чувствовал, хотя и продолжал непринуждённо болтать с Драко, гадая, ведомо ли про то Драко, и, если нет, должен ли он, Гарри, об этом сообщить.
Они шли довольно долго, достаточно для того, чтобы глаза Гарри привыкли и сквозь прорехи в стенах тоннеля он начал замечать всполохи дневного света. Но, помимо этого, он замечал кое-что ещё: тени, утекающие прочь по мере их приближения: крючковатая шипастая лапа, принадлежащая, возможно, гигантскому крабу, мелькнула за углом, потом откуда-то донёсся странный звук, будто что-то мокрое шмякнулось на камни и уползло… Волосы Гарри встали дыбом.
Похоже, свет палочки их отпугивал. Он надеялся, так пойдёт и дальше, однако на пути запросто мог попасться кто-то, кому свет помехой бы не стал. Как, например…
В этот момент, перепугав Гарри до смерти, на плечо ему легла рука Драко.
– Поттер, ты видишь?
– Где? – рука сама собой дёрнулась к рукоятке меча.
– Там свет впереди. Похоже… ну, пока не очень понятно… Что-то типа прохода в скалах.
Гарри прищурился: Драко оказался прав, впереди действительно мерцал свет, льющийся из узкой щели меж камней, как из-за приоткрытой двери. Гарри почувствовал облегчение.
– Молодец, Малфой. А я, было, испугался, что ты утратил способность видеть в темноте… – пошутил он.
Драко убрал руку с его плеча:
– Да, признаться, я действительно отличаю свет от тьмы куда лучше, чем сам предполагал.
Драко умолк, однако Гарри не стал развивать эту тему; он торопился к выходу из тоннеля. С каждым шагом свет становился всё ярче.
– Давай выбираться отсюда, Малфой, пока нам…
Его схватили чьи-то руки, дёрнули в сторону, шмякнули об стену, едва не выбив дух. Приложившись затылком об острые камни, Гарри наяву увидел посыпавшиеся из глаз искры. Когда мир вокруг снова прояснился, он первым делом взглянул на Драко, обнаружив того в аналогичном своему положении: схвачен, руки за спиной.
Вампиры. Гарри узнал их – те самые, с пражских улиц. Однако тут, под землёй, мертвенно-бледные лица и кроваво-красные перекошенные рты казались раз в десять страшнее. На большинстве вместо одежды болтались какие-то рубища с пятнами, о происхождении которых Гарри даже думать не хотелось.
Судя по виду Драко, тот переполнялся гневом и отвращением – он морщился от ледяного прикосновения стиснувших его запястья рук. Испуга Гарри не заметил, впрочем, Драко вообще редко позволял себе его демонстрировать. Гарри уже собрался задать слизеринцу мысленный вопрос, когда в коридоре, откликнувшись многократным эхом, зазвучал музыкальный голос.
– Пока вам… что? – к ним, старательно обходя пятна солнечного света, льющегося сквозь просветы в стенах, приблизился Гэбриэл. В отличие от прочих, на нём красовалась отлично скроенная мантия, на пальцах искрились тяжёлые кольца, а на обрамлённом тёмными волосами лице сверкали пронзительные, лишённые зрачков глаза. – Пока вам не повстречалось нечто неприятное? Тебе однажды удалось от меня уйти, и я был вынужден вернуться к Тёмному Лорду с пустыми руками. Но не в этот раз, – в острой улыбке блеснули клыки. – Уверен, Тёмный Лорд не пожадничает и дозволит мне отведать твоей крови перед тем, как я доставлю тебя к нему. Между нами, даже лучше, если ты прибудешь к нему слабым. Что касается твоего приятеля… – он мотнул головой в сторону Драко, – не сомневаюсь, тебе понравится наблюдать за нашим пиршеством, что продлится до самой его смерти. Хотя… нет, дабы никто не сказал, что я немилосерден, я дозволю тебе, если пожелаешь, закрыть глаза.
Первым ответил не Гарри, а Драко; сам Гарри задохнулся от сдавивших грудь ужаса и ярости. А потому он просто смотрел, как Малфой, откашлявшись, с обычной холодной вежливостью обратился к Гэбриэлу:
– Всё прекрасно за исключением одного. Не стоит так жаждать нашей крови. Она отравлена.
* * *
– Врёшь, – выдохнул Рон, обретя дар речи.
Рисенн кинула в него полный жалости взгляд.
– Нет. Её тело лежит в Ритуальном Зале. Я взяла это, – она вытащила из рукава толстую золотую цепочку, – с её трупа.
У Рона сам собой распахнулся рот.
Эпициклическое Заклятье Драко.
И тут он поверил, что Гермиона мертва, ведь заклятье можно получить только двумя способами – либо владелец по собственной воле отдаст его, или же оно будет отобрано после его смерти.
Это было частью магии. А Гермиона бы никогда и ни за что не отдала Заклятье сама. Никогда.
Его оглушило, всё вокруг поплыло, будто во сне. В груди вскипал вал боли, ярости и горя, и Рону казалось, будто он не здесь, будто он парит и смотрит на всё откуда-то сверху. А вот когда он упал…
