Текст книги "Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas"
Автор книги: Кассандра Клэр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 141 (всего у книги 157 страниц)
– И ты полагаешь, будто я могу помочь тебе обрести эту цель?
– Не знаю, – отозвалась Джинни, приближаясь. – Как ты сам думаешь? Хотя бы раз… – не глядя на него, продолжила она, – хотя бы раз я хочу, чтобы ты ответил мне на один-разъединственный вопрос – ответил по-настоящему, без своей латыни, шуточек, стишков и болтовни. Как считаешь – сумеешь?
– Это смотря о чём ты спросишь, так что поосторожней – сама понимаешь, без латыни, шуточек и стишков я ничем не буду отличаться от других.
– Этого-то я и хочу! – воскликнула она, разворачиваясь к Драко, чью бледность как рукой сняло, – теперь он яростно пылал, а глаза были ясны, словно айсберг. – И потом – можешь не хлопотать, что выросло – то выросло: обычный человек из тебя всё равно уже не получится, как ни пытайся.
– Будем считать, твоя лесть сделала свое дело, – его пальцы танцевали на её запястье, легко касаясь пульсирующей жилки. – Помнится, однажды ты дала мне силы для битвы. Наверное, я должен вернуть тебе долг той же монетой, иначе это будет бесчестно. Спрашивай уже.
– Ты любишь меня?
На миг он замер, только пальцы задвигались ещё быстрее, а значит, он услышал.
– Ты действительно хочешь это знать? – наконец спросил он.
– Да.
– Мы в темнице, ближайшая помощь за тридевять земель, Вольдеморт вот-вот загонит весь мир под свой злобный каблук; лучшее, что ждёт нас – это весьма неаппетитная смерть, а ты хочешь обсудить наши взаимоотношения?..
Джинни кивнула.
– Да, я хочу обсудить наши взаимоотношения.
– Ну, без поэмы тут никак не обойдёшься.
Джинни смотрела на него, не моргая.
– Ты уж попробуй.
– А у нас есть пара минуток до начала Армагеддона?
– Какие ещё будут предположения?
Драко, едва ли не улыбаясь, подошёл к гардеробу и, дёрнув плечами, ударил по нему, тот заскрипел в ответ.
– Значит, хочешь знать, люблю ли я тебя.
– Драко, не юли.
– Я никому никогда не говорил, что люблю.
– Как же так, – удивилась Джинни, – а как же Гермиона?
– Она как-то спросила меня, и я ответил «да». Но я никогда не предлагал свою любовь, ибо это прозвучало бы как оскорбление, – задумчиво ответил Драко, и Джинни поняла, что он говорит чистую, чистейшую правду: пусть не о своих чувствах к ней – зато о чувствах в принципе. – По отношению к ней и к Гарри. Я не мог так поступить.
– Значит, Блэз?
– Мне нравилось смотреть на неё. И мне нравилось, что она любит меня, но я её – нет, во всяком случае, не в том смысле. Я никогда не говорил ей о любви – это было бы неправдой. Раньше я думал, будто вообще никогда не смогу влюбиться, потом мне казалось, что это меня тут же убьёт, – я ошибся и в том, и в другом. Любовь меня не убила, хотя временами, – добавил он сухо, – мне действительно хотелось сдохнуть. И ведь я-то никогда тебя не спрашивал, любишь ли ты меня, верно?
– Я уже отвечала тебе – да. Я знаю, что ты думаешь – будто я люблю не тебя, а того, кого сама себе напридумывала… Это не так. Я не считаю тебя принцем на белом коне, явившимся героически спасти меня – мне не нужно ничего подобного. Мне просто нужен ты – такой, какой ты есть.
– Какой я есть… – с какой-то усталой озадаченностью повторил Драко.
– Да – какой есть, хороший ли, плохой ли, – Джинни осеклась. Драко стоял неподвижно, ожидая продолжения. Джинни почувствовала, как слова рвутся наружу – все мысли о нём, которые она так старательно прятала. – Пусть временами ты трусоват, пусть иногда высмеиваешь то, с чем не согласен, пусть ты эгоистичен и пугаешься собственных чувств… Ты ненавидишь слабость, а потому можешь быть по-настоящему жестоким, в первую очередь – по отношению к себе самому, и тем, кто любит тебя, приходится смотреть, как ты над собой издеваешься. Как, например, сейчас, – запоздало добавила она. – И ты выглядишь просто ужасно.
Он сдавленно рассмеялся:
– Ну, ударь меня, ударь побольней…
– Но в тебе ведь столько хорошего, – продолжала Джинни срывающимся голосом, – я знаю: ты любишь людей, любишь такими, какие они есть… поэтому, по большому счёту, нет смысла спрашивать, любишь ли ты меня: если б любил, ты бы это знал.
Драко потрясённо смотрел на неё, будто Джинни только что дала ему пощёчину.
– Нет. О, Господи, ты же всё перевернула с ног на голову. Это только моя вина, – он шагнул к ней, и теперь они могли дотронуться друг до друга, но Драко не протянул руки.
– Откуда ж мне знать? Я вообще не уверен, способен ли я на любовь, – не в смысле «любовь всей жизни», а только страсть в минуты, когда лучше б обойтись без неё, и полное её отсутствие тогда, когда она действительно нужна… И никто в этом не виноват – разве что мой отец, ведь всё, что я узнал меньше, чем за год – разницу между любовью и ненавистью, Джинни. Я ещё дитя – тебе, возможно, нужен кто-то… повзрослее. Тот же Финниган…
– Мне нужен ты и только ты…
– Знаю… Нечестно, правда? По отношению к нам обоим…
– Но ты же знаешь разницу между любовью и ненавистью, – прошептала она, – ты любишь Гарри…
– …и буду любить до самой смерти, хотя, полагаю, это уже не бог весть какое обещание с учётом обстоятельств.
– Мне кажется, это совсем другая любовь, – заметила Джинни и продолжила, видя, что Драко не собирается ничего уточнять: – Ты любил Гермиону, был влюблён в неё, и даже тогда, в розовом саду, едва не сказал это.
– Я вот всё думаю, влюбился бы я в Гермиону, не люби её Гарри, – задумчиво произнёс Драко. – Дело в том, что Гарри перенёс в меня частичку себя, когда мы махнулись телами, и самое сильное его чувство осело и во мне… Ничего не изменить, не изгнать, но можно хотя бы объяснить, как мне кажется.
– Ты по-прежнему любишь её… – уличающе сказала Джинни.
– В каком-то смысле да, – легко согласился Драко, – однако я отодвинул это чувство вместе с прочими детскостями… Да-да, я в курсе, что повторяюсь. Довольно. Джинни, пожалуйста, взгляни на меня.
Она подчинилась. Внутри него всё кипело в огне лихорадки, но глаза были ясными и прекрасными в своей прозрачности.
…Когда он умрёт, они закроются навсегда, – подумала она и тут же яростно отшвырнула эту пронзительную до боли мысль.
– Поверь мне, – продолжал он, – Гермиона не стоит между нами, так что не вини её: не из-за неё я не могу сказать, что люблю тебя. Если кто и виноват, если кого ты и должна ненавидеть – так это меня и только меня. Я изъеден, изломан внутри, я всегда таким был, а времени на то, чтобы собрать себя воедино, уже не осталось – и из-за этого дурацкого надлома у меня украли шанс, такой изумительный шанс просто влюбиться и просто измениться, меня… нас обоих лишили этой возможности. Если б я мог измениться, Джинни, я бы полюбил тебя всеми ошметками, оставшимися от моей души. Но время… на это нужно время, и именно его-то у меня и нет. Я умираю, а любовь не может расцветать в умирающем сердце: с тем же успехом можно выращивать во тьме цветок, поливая его кровью. Понимаешь?
…Нет, – хотела сказать Джинни, но это было бы невежливо; и сквозь всю свою боль и горечь она почувствовала всплеск невероятной жалости: умирающий, нелюбивший и нелюбимый… – это было сущей пыткой для её романтической души, и не только для её, ибо под внешним равнодушием и горечью Драко испытывал то же самое. Жалость, опустошённость, мучительное сожаление.
– Я почти поняла… – начала она, – как бы я хотела, чтобы…
Она осеклась, заслышав за спиной шум и, обернувшись, увидела какое-то движение у гардероба в углу.
Через миг в комнату ступил Том.
* * *
…Надо же, оказывается, телепатически всё же можно врать, если ты делаешь это очень аккуратно, а человек на той стороне устал и не слишком внимателен, – отметил Гарри. Он сказал Драко, будто удрал от стражи, – и это было правдой. Ещё он сказал, будто прячется за валуном на вершине холма, – это тоже было правдой. Однако он не сказал, что, судя по всему, его засекли сидеть за камнем ему оставалось не очень-то долго.
Дозорные заметили его несколько минут назад и начали кружить вокруг его укрытия. С каждым разом круг медленно, но сжимался. Осознав, что эти половецкие пляски уже ничто не остановит, Гарри выпрямился, вышел из-за камня и развернулся к преследователям. Донёсся смех.
Он уронил меч и поднял высоко вверх правую руку – теперь наплевать, почует его Волдеморт, нет ли, зато он прихватит с собой стольких, скольких сможет.
Они рванулись на холм – целое море чёрных мантий, и он уже открыл рот, готовясь произнести Смертельное Проклятье, как вдруг с руки сорвалась вспышка света. Гарри едва устоял на ногах от потрясения – ведь заклинание же не прозвучало, почему, откуда?! И вдруг понял: это вовсе не его рука сияла, это светился рунический браслет на запястье. Свет, сначала мерцающий, становился всё ярче и ярче; вот вольдемортова гвардия попятилась, закрывая лица руками и крича, будто это сияние причиняло боль. Потом стражники начали спотыкаться и падать один за другим, и крики их наполнили ночь…
Гарри ни за что бы не смог описать тот удивительнейший свет, лившийся с его руки: наверное, всё же красный, вот только такой, какого он доселе никогда не видел: алей заката, яснее крови, ярче огня. Он струился, заполняя небеса дневным сиянием, невыносимым для глаз. Гарри сам закричал, отворачиваясь, однако даже тогда видел свет – остаточными всполохами, отпечатавшимися на внутренней стороне век.
А потом все исчезло в миг.
Небо потемнело.
Гарри медленно открыл глава. Он стоял в кругу покойников: все стражи были мертвы, повсюду лежали перекуроченные тела с раскинутыми – будто в попытке защититься от безумного удара – руками.
Он наклонился за мечом и только тут заметил, что браслета больше нет: выполнив своё предназначение, он исчез вместе с созданным им сиянием, рассыпавшись черным прахом.
* * *
Том повернулся к ней, и Джинни подготовилась к появлению на его лице потрясения и гнева, в голове крутились бессмысленные извинения и оправдания по поводу присутствия в комнате Драко.
Том, мне так жаль, я никогда не…
– Вирджиния, Рисенн сообщила, что ты хочешь меня видеть. Надеюсь, ты понимаешь, что я сейчас немножко занят?
Она уставилась на него, он безо всякого интереса, чуть даже скучающе, взирал в ответ. Она медленно повернулась, взглянув себе за спину.
Драко испарился, и это оказалось куда большим шоком, чем внезапное явление Тома: она не была готова увидеть последнего, однако первый-то, первый куда девался?! – от удивления Джинни не удержалась на ногах и опустилась на кровать.
– Вирджиния, – резко произнёс Том, – встань, когда я с тобой разговариваю!
Голова пошла кругом, когда она покорно поднялась, – юбка плеснула на пол синеватым серебром, золотой зеленью; и в тот же миг глаза Тома распахнулись, но сразу же чуть прищурились. Теперь в них вспыхнул огонь – горячий почти до боли, губы чувственно изогнулись…
Она успела только подумать, что Гермиона не ошиблась, как вдруг он уже стоял рядом с ней, стиснув оба её запястья одной рукой, второй же резко сдёрнул ленту с её волос; Джинни сморщилась, но он не придал этому ни малейшего значения, длинные пальцы заплутались в рыжих локонах, когда он раскидывал их по её плечам.
– Предпочитаю распущенные волосы.
– Как тебе угодно, Том.
Он выронил ленту, и та змеёй свернулась на полу у его ног.
– Ты меня за этим хотела видеть? – спросил он, легко прикасаясь к её ключицам костяшками пальцев – Джинни почти затрясло от отвращения.
– Нет, – тут же ответила она. Он не отнял руку, но удивлённо приподнял бровь. – Я хотела спросить тебя, могу ли присутствовать на церемонии. Хочу увидеть, как ты обретёшь силу.
– Прекрасно… но на церемонии умрёт твой брат, – небрежно заметил Том, крутя меж пальцев прядку её волос.
– Знаю. Но мне ведь надо привыкать к подобным вещам, верно? Коль скоро я собралась править миром вместе с тобой… – ей было интересно, звучали в голосе переполняющие её тошнота и отвращение или же нет, однако Том едва улыбнулся и, продолжая поигрывать рыжими локонами, подтянул её лицо ближе к своему.
Она знала – он собирается поцеловать её, а потому приложила все возможные усилия, чтобы не шарахнуться прочь. Его рот был холоден и по вкусу напоминал ледяное перекисшее вино, готовое вот-вот обратиться уксусом. Поцелуй закончился, но Джинни не двинулась с места. Мир раскачивался вокруг.
– Ты не приучишься выносить вещи, подобные этим, если не имеешь данной способности с рождения. Впрочем… Когда ты несчастна, ты нравишься мне больше, – Том отпустил её. – Неважно, о чём ты меня просишь: Тёмный Лорд велел всем присутствовать в Церемониальном Зале в момент обретения им силы и могущества. Предполагаю, он прикуёт тебя к стене. После того, как всё закончится, могу оставить тебя на цепи, – добавил он с улыбкой, – и насладиться тобой таким образом. Думаю, мне бы это понравилось… – он наклонился, будто собираясь вновь её поцеловать, но в этот миг оконное стекло содрогнулось, и комнату залил пугающе яркий алый – будто стены омыли кровью – свет.
Вскрикнув, Джинни зажмурилась, хотя сияние почти тут же начало блекнуть, и заалевшее небо вновь обернулось ночной темнотой.
– Что это было?
Том отпустил её, уставясь на окно из-под полуприподнятой руки, потом, не говоря ни слова, развернулся и кинулся прочь, растворившись где-то рядом со стеной.
…Как он отсюда выбрался? – подумала Джинни. – И что значила эта странная красная вспышка – может, Гарри наконец-то прикончил Вольдеморта, и это было нечто вроде гриффиндорского эквивалента Знаку Мрака?
Позади послышалась возня – из-под кровати выбрался чёрт знает на кого похожий Драко. Кашляя, он поднялся.
– Похоже, Вольдеморт разогнал всю прислугу: под кроватью просто-таки пугающие клубы пыли. Клянусь – один из них таращился мне прямо в глаза.
Джинни по-прежнему смотрела в окно:
– Откуда этот свет?
– Не знаю, но, похоже, вспыхнул он в самое подходящее время: ещё пара секунд, и я бы вылез из-под кровати и оторвал этому козлу руки. Он сделал тебе больно? – напряжённо спросил Малфой.
– Том никогда не причинит мне боли, – тускло ответила Джинни.
Драко привалился к прикроватному столбику:
– Поди сюда… – позвал он, и она послушалась, хотя её уже преизрядно достало это «подисюдаканье»; но это был Драко – тот, кого она любила, тот, кто звал её лишь потому, что сам был слишком обессилен и измучен болезнью. С бережностью, на которую Том плевать хотел, Драко убрал с её шеи волосы, нежно прикоснулся к ключицам.
– Что ты делаешь?
– Ищу синяки. Когда последний раз я находился с тобой в одной комнате, моя Джинни, это была вовсе не ты, а многосущная проститутка, которую купил себе Том. Он задушил её и бросил на полу публичного дома.
– А что ты делал в публичном доме? – вспыхнула Джинни.
Драко криво ухмыльнулся:
– Сама понимаешь – я так молод, мне нужны деньги на карманные расходы.
– Заткнись, ради бога! – перебила Джинни и переспросила после паузы: – Что, правда? – он кивнул. – О… какая гадость… – еле выдохнула она. – Несчастная девочка… Это всё из-за меня, да?
– Нет. И довольно нам обвинять себя в том, за что мы не можем отвечать, договорились? – он задумчиво изучал её лицо. – А знаешь, он ведь любит тебя, пусть он даже чокнутый психопат, уничтожающий всех на своём пути, он всё же любит тебя – на свой отвратительный манер.
– Н-да… Это куда хуже, чем вовсе не быть любимой, верно?
Тень великой печали скользнула по её лицу.
– Иногда… – согласился он, наклоняясь за лентой, всё ещё валяющейся на полу. – Нужна?
– Нет. Коль скоро она бесит Тома…
– Тогда я буду её носить, – Драко обвязал ленту вокруг своего левого запястья, потом вновь протянул руку и откинул назад тяжёлые волосы, сквозь которые совсем недавно продирались пальцы Тома. – Если у меня будет шанс убить его для тебя, я это сделаю.
Она коснулась своей ленты на его запястье, скользнула по гладкой коже.
– А я-то думала, ты не рыцарь на белом коне, который повергает драконов… – за лёгкостью тона таилась тщательно скрываемая печаль.
Действительно, он меньше всего походил на охотника за драконьими головами: бледный, хлипкий, испачканный, исцарапанный колючками и изрезанный осколками стекла. Её единственный любимый.
– Я вот что хочу тебе сказать, – начала Джинни. – Я понимаю, что именно ты пытался до меня донести, говоря, что не любишь меня и…
Он сжал её волосы:
– Слова, слова… – наклонился и поцеловал её в губы; она ощутила его лихорадку, солёный холод, решимость и горечь. Горечь, как у слёз.
Через миг он уже отодвинулся, и лента на его запястье задела её щеку.
– Прости, – полу-улыбнувшись, извинился он, – наверное, после Тома ты уже устала от внезапных поцелуев…
– Ой, – разом очнулась Джинни, – точно: я же хотела выяснить, как Том попадает и выбирается отсюда – и у меня не вышло. Чёрт!..
– Зато у меня вышло. Он проходит через зеркало. Я просто решил дождаться, чтобы на горизонте стало чисто, когда мы…
Внезапно рука стиснула её плечо, его глаза расфокусировались. Драко отшатнулся от неё.
– Гарри. Он как-то прорвался сквозь охрану и нашёл главный вход – а там опять стража. Он просит помощи. Пойдём, быстро.
Схватив Джинни за запястье, он потянул её за собой к зеркалу, водой расступившемуся перед ними, и дальше – по коридору.
* * *
Прикованный к своей платформе Рон видел, как тёмный лоскут неба внезапной вспышкой окрасился в цвет крови. Дверь в Зал распахнулась, влетела стая охранников, на ходу засыпая Люциуса какими-то резкими иностранными словами. Озадаченный и побледневший, тот обернулся к Тёмному Лорду:
– Мой господин, стража, патрулировавшая вокруг замка, мертва. Вся.
– Значит, Поттер вот-вот найдёт ворота, – откликнулся Вольдеморт. – Пошли оставшуюся стражу вниз, пусть его захватят.
Люциус вытаращился на Лорда, а стражникам явно стало не по себе. Вольдеморт рассмеялся.
– Это будет несложно, трусишки. Поттера довольно легко переубедить… логическими доводами.
Рон таращился в проём – небо меркло, становясь из алого серым; впрочем, он этого не видел, заплутав в своих воспоминаниях.
…Я видел, видел небо в огне… Дар Прорицателя – худшая из кар: всё знать и быть не в состоянии ничего изменить.
* * *
Сириус искренне тосковал по Клювокрылу – тот в качестве средства передвижения был куда лучше, чем этот покрытый коростами фестрал, хотя, как ни крути, ни один гиппогриф не способен и близко развить скорость, подвластную коням мертвецов. Без смертных на хребте фестрал бы пущенной стрелой рассёк небо, да и нагруженный Сириусом и Ремусом, если и притормаживал, то несильно.
Люпин молчал, погрузившись в собственные мысли, Блэк же пытался держать себя в руках и наблюдал за проплывавшим внизу ландшафтом: города, серо-бурые в истончившемся вечернем свете фермы, серебристые пятна прудов и озёр с белой наледью по краям. Потом горный хребет, вздымавшийся из земли челюстью с осколками зубов. Земля казалась холодной, недружелюбной, и от этого, а также от мыслей, что на своё последнее испытание Гарри отправился без него, у Сириуса сжималось сердце.
Ремус увидел это первым, закричал, схватил Блэка за руку, указал – далеко на востоке поверх гор колонной полыхнуло алое сияние. Сияние, не имеющее никакого отношения к рассвету, ибо для него ещё не пришло время. Сияние, не имеющее никакого отношения к пламени, ибо было слишком ярким и кровавым, окрасив пространство вокруг красным и золотым.
– Гарри, – сказал Ремус.
Сириус стиснул лошадиную гриву и вонзил колени в бока.
– А ну-ка, глянем, насколько быстр этот блоходром, – и фестрал выстрелил вперёд, помчавшись быстрее Всполоха.
* * *
Джинни спешила за Драко – похоже, он знал, куда идти. Чёрные и зелёные мраморные плиты стен вспыхивали, откуда-то доносились разные звуки: вскрики, металлическое клацанье, становящееся по мере их приближения всё громче. Когда они достигли верхней площадки широкой каменной лестницы, Драко наконец-то остановился и придержал Джинни, не пуская вперёд:
– Погоди.
Внизу раскинулся большой зал. Они замерли на лестнице с чередующимися чёрно-белыми ступенями, которая вела к огромным дверям из меди и камня, сейчас распахнутым в ночь, полную хаотического движения: прищурившись, Джинни насчитала шестерых в чёрных мантиях, которых, похоже, она уже видела раньше, в Церемониальном Зале. Сейчас они обнажили свои ножи, секиры и кинжалы против Гарри – тот у нижних ступеней отбивался мечом, сталь которого была покрыта кровью – видимо, кровью тех раненых или же уже мёртвых вольдемортовых охранников (Джинни этого не поняла), что теперь тёмными кучами валялись на полу.
Драко с ладонью на эфесе стоял неподвижно, не отрывая от Гарри глаз. Он даже улыбался – совсем чуть-чуть, уголком губ, и Гарри, кинув на них взгляд, ответил коротким кивком, прежде чем шарахнуть по ногам одного из стражников. Драко обнажил свой меч, замер на секундочку, будто прикидывая его вес, и обратился к Джинни, впрочем, даже к ней не поворачиваясь – глаза неотрывно следили за Гарри.
– Ты ведь раньше не видела меня в деле, верно? – голос звучал ровно, будто он вёл светскую беседу, однако глаза уже разгорались.
– Нет, никогда, – помотала головой она.
– Ну тогда подготовься как следует, ибо после этого тебе захочется переспать со мной ещё сильней.
– Да я бы никогда… – фыркнула Джинни, однако он не собирался выяснять, что она имела в виду: он уже мчался вниз по лестнице; перескочив через несколько ступенек, миновал Гарри и прыгнул в самую гущу солдат Тёмного Лорда. Меч в его руке вращался над головой колесом смазанного огня.
Наклонившись как можно дальше, Джинни яростно стиснула ледяные перила: не может быть, не может быть, чтобы он был таким невероятно умелым, – и тем не менее, именно так всё и обстояло; со странным уколом в сердце Джинни осознала, что для Драко это то же, что квиддич для Гарри. Меч буквально танцевал в его руках, жил собственной жизнью и в то же время был частью его, бешеной вспышкой вновь и вновь рассекая тёмную стену тел – серебристой рыбкой выскальзывая из чёрной воды.
И через несколько мгновений стражники – четверо, ещё двоих убил Гарри – мёртвые или же бессознательные, лежали на полу. Драко отёр свой клинок мантией одного из них, сунул меч в ножны и развернулся к Гарри.
– Это я вовремя зашёл, Поттер, – заметил он, тогда как Гарри пробирался через трупы. – У тебя просто ужасающая техника.
Мотнув головой, Гарри наклонился к нему и произнёс что-то достаточно тихо, чтобы Джинни не могла расслышать, потом указал на тела на полу; в этот момент Джинни, сбросив оцепенение, кинулась вниз по лестнице, путаясь в длиннющей юбке, спотыкаясь, и присоединилась к стоящим меж тел и трупов юношам. Запах крови наполнил воздух.
– Почему они пошли против нас без палочек? – спросил Гарри.
– Просто в крепости довольно сложная охранная система, – пояснил Драко, – кроме того, сомневаюсь, чтобы Вольдеморт дозволил у себя под носом хоть одну.
– А… Тогда это объясняет… – он поднял взгляд, увидел Джинни и осёкся. – И ты тут?!
– Она за мной бегает, – вставил Драко, – это так неловко…
Глаза Гарри распахнулись:
– Гермиона тоже здесь? Ты ее видела?
– Она… – начала Джинни и обмерла, услышав грохот приближающихся шагов. – Ещё охрана! – прошипела она, спотыкаясь в который раз – как выяснилось, об очередной труп.
Поборов желание заорать, она жестом указала Драко и Гарри, что им необходимо взбежать вверх по лестнице; юноши последовали за ней и, влетев в первую попавшуюся комнату, оцепенели: за распахнутыми дверями стоял Люциус Малфой собственной персоной. Позади ёжился и дрожал в потрёпанной мантии Червехвост. За ним маячила Рисенн, бледная, как призрак, а пространство за её спиной наводнили прислужники Вольдеморта в чёрных мантиях. Десяток, не меньше.
Джинни слышала, как ахнул от неожиданности Драко; он смотрел на отца пустыми глазами, пытаясь совладать с внутренней дрожью, – будто тот только что пнул его в живот.
– Держись, держись, Малфой, – отчаянно зашептал ему Гарри.
Люциус взглянул на сына с узкой и резкой, будто бритвенный разрез, улыбкой.
– Должен признать, твоё появление стало для меня сюрпризом, Драко, – сообщил он. – Я-то думал, ты уже мёртв, – он окинул сына критическим взглядом. – Могу сказать, ты неплохо выглядишь, хотя нам ли не знать – это едва ли так на самом деле, а?
Драко крепче стиснул эфес своего меча, костяшки пальцев побелели.
– Действительно, отец. Ты даже не представляешь, как я мечтал о возможности разделить с тобой мои предсмертные слова.
Люциус приподнял брови.
– Жду не дождусь. Я весь обратился в слух.
– Итак, предисловие, – поднял руку Драко, и Джинни услышала какой-то свист, сообразив через миг, что Драко метнул в отца свой меч. Тот, пролетев в каких-то дюймах от головы Люциуса, вонзился в стену и негромко завибрировал. Малфой-старший даже не моргнул. Совершенно индифферентно покосившись на меч, он снова взглянул на сына.
– Сколько раз тебе повторять, что мечи не годятся в качестве метательного оружия? – в укором поинтересовался он. – Я лично предпочитаю отточенные кинжалы.
Выражение лица Драко стало нечитаемым, будто захлопнули веер.
– Так вперёд, отец, – предложил он, – или ты меня больше ни чуточки не боишься?
– Именно. Если б ты хотел пронзить меня этим мечом, ты бы пронзил.
Лицо Драко дёрнулось, и Гарри тихонько погладил его руку – так гладят нервно взбрыкивающего пугливого жеребца, но юноша, не отрывая глаз от отца, едва ли это заметил.
– Ты убил всех охранников Тёмного Лорда, – этот комментарий Люциуса адресовался Гарри. – Это весьма невежливо.
– Похоже, парочка-другая у вас всё же сохранилась, – указал за спину Люциусу Гарри.
– Десяток из трёх сотен. Печальный итог.
Драко вытаращил глаза на Гарри:
– Ты укокошил двести девяносто стражей?!
– А что делать.
– И как?
– Силой духа, – сухо сообщил Гарри.
Драко окинул Гарри взглядом с головы до ног, будто пытаясь обнаружить дополнительную пару рук. Взгляд вспыхнул, замерев на запястье.
– Твой рунический браслет…
– Точно, – быстро перебил его Гарри. – И довольно об этом. В любом случае, – продолжил он, разворачиваясь к Люциусу, – если я даже извинюсь за то, что прикончил всю вашу стражу, вряд ли это будет искренне, не находите?
Джинни увидела краткую вспышку гнева в глазах Малфоя-старшего, однако он почти тут же улыбнулся, сложил руки. Кончики пальцев постукивали друг об друга.
– Ну-с… Коль скоро мы убили твою подружку, я полагаю, теперь счёт один-один, юный Поттер. Знаю ваше пристрастие к честным играм.
Гарри момент недоумённо хлопал глазами, будто Люциус пробормотал какую-то несусветную нелепость.
– Чего? Но ведь моя подруга – Гермиона…
– Именно, – кивнул Люциус. – И мы её убили. Ты не слишком смышлён. Впрочем, и не обязательно: для этого у тебя есть Драко.
Гарри медленно опустил руку, по-прежнему сжимающую окровавленный меч.
– Неправда, – он внезапно стал совсем белым. – Этого не может быть.
Пришла очередь Драко хватать Гарри за руку.
– Поттер… – он наклонился, собираясь что-то тихо сказать Гарри на ухо, чтобы не услышала Джинни. Гарри не смотрел на него – он смотрел строго вперёд.
– Она для вас слишком умна, – возразил он. – Она бы никогда не позволила и пальцем себя тронуть.
Джинни прикусила губу.
«Никому не говори, что я жива. Даже Гарри и Драко», – вот что сказала ей Гермиона. Но одного взгляда на лицо Гарри хватило, чтобы едва найти в себе силы сдержать клятву. Гермиона не позволила бы Гарри испытать такую боль.
– Рисенн, – шёлковым голосом позвал Люциус. – Эпициклическое Заклятье, будь любезна.
Дьяволица молча подошла к нему и что-то опустила в подставленную ладонь. Когда он раскрыл её, Джинни увидела два Эпициклических Заклятья, покачивающихся на золотых цепочках, одно из которых она сделала собственными руками в комнате Гарри и Драко, а второе Гермиона принесла из первого путешествия в ИмениеМалфоев, после чего, не снимая, носила его на шее.
– Рисенн взяла это с её трупа, – сообщил Люциус. – Не так ли, дражайшая моя?
– Я взяла его у неё, – едва слышно сказала Рисенн, – после того, как поцеловала.
– Да-да. Поцелуй смерти, твоя специализация, – Люциус снова развернулся к Гарри и резким движением швырнул оба заклятья ему в ноги. – Забирай оба. Всё равно за немногие оставшиеся часы они тебе не понадобятся.
Кулоны зазвенели по полу. Драко дёрнулся, невольно сморщившись. Гарри едва ли заметил. Джинни наклонилась, подняла оба заклятья и спрятала в карман платья.
Драко повернулся к Гарри. Если на того смотреть было просто невыносимо, то Малфой выглядел ещё хуже: казалось, будто его только что разорвали на части. Джинни не поняла, откуда эта боль, – его ли собственная или же это боль Гарри, но не двинулась с места – бесполезно утешать того, кто в таком состоянии.
– Нет! – и Гарри с занесённым мечом кинулся на Люциуса. Рука Драко, дёрнувшаяся, чтобы удержать его, опоздала на доли секунды.
Люциус вскинул руку – палочка, проклятье Cruciatus…
Гарри будто споткнулся, хотя спотыкаться было не обо что; однако он словно налетел на что-то невидимое, тут же задохнувшись и выронив меч, повалился, перекатился на бок. Над его головой безвредно покачивалось зелёное проклятье. Он катался с бока на бок, запутавшись в чём-то; вот Джинни увидела мелькнувшую белую руку, копну каштановых локонов… и, наконец, мантия-невидимка соскользнула. На полу лежала, обхватив Гарри руками и ногами, зарёванная Гермиона.
– Я не смогла… – всхлипнула она потрясённому Гарри, лежащему на ней. – Ты не должен был знать… но это так жестоко… Я не смогла. Ох, Гарри…
Он молча обвил её руками и улыбнулся. Гермиона потянула его к себе – обнявшись, они замерли: она – трясясь от рыданий, он – уткнувшись лицом в её волосы.
С болью в душе Джинни отвернулась, наткнувшись взглядом на Драко: тот смотрел на Гарри и Гермиону со странным выражением лица: улыбаясь, но с печалью в глазах, какой ей прежде не доводилось там видеть. В этих серых зеркалах она вдруг увидела отражение собственной боли и потянулась, чтобы прикоснуться к нему, как вдруг… Он оцепенел – и вовсе не из-за её жеста.
Явился Вольдеморт. Сопровождаемый Томом, он стоял позади Люциуса.
Через мгновение его заметила и Джинни, тут же снова похолодев от одного только его вида: смертельно-бледный, черногубый, с кроваво-красными глазами, с ногтями, больше напоминающими когти… Как могло это чудовище быть в прошлом её прекрасным Томом?
Губы остановившего Вольдеморта изогнулись, обнажив зубы.
– Том, – он взглянул на Джинни, – твоя девка ухитрилась как-то освободиться.
Том посмотрел на девушку и ничего не сказал, однако его синие глаза затлели.
Джинни почувствовала, как мороз пошёл по коже: он заставит её потом за это заплатить… Заставит. Если, конечно, сможет.
– Не называй её так, – сказал Драко.
При звуках его голоса Вольдеморт переглянулся с Томом и обратился к Малфою:
– Разве это не твой сын?
Люциус кивнул.
