Текст книги "Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas"

Автор книги: Кассандра Клэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 147 (всего у книги 157 страниц)

– Хроноворот! Дамблдор отдал его тебе?

На какую-то долю секунды Джинни замешкалась с ответом.

– Да. И я знаю всё, что ты собираешься сказать…

– Нет, – прервала Гермиона, поднимаясь, – ты не знаешь. Джинни, послушай…

– Стоп! – Джинни вскинула руку, словно отгораживаясь от всех её доводов. – Я не слушаю тебя, Гермиона, я просто не могу. Я знаю, что ты права, и если я стану тебя слушать, ты сможешь меня переубедить – просто потому, что… что ты права… Всегда. – Джинни, продолжая говорить, накинула цепочку Хроноворота на шею – маленькие песочные часы скользнули в вырез её платья. – А я всегда ошибаюсь, я знаю. И всегда это знала. Наверное, поэтому Том выбрал меня – потому что он тоже знал.

– Но, Джинни… – в смятении вновь попыталась перебить Гермиона.

Однако Джинни, бледная и решительная, ей не позволила:

– Гермиона, мне, конечно, нужно твоё благословение, но даже если его не будет, я всё равно отправлюсь. Да, ты опять хочешь напомнить мне, чем обернулось моё последнее путешествие, и я знаю – ты считаешь, что важны не причины, а поступки. Но я думаю, что и причины многое значат, что это тоже важно… Когда я отправлялась в прошлое, чтобы забрать дневник Тома, и потом, в следующий раз… Тогда у меня не было ни одного достойного повода. Я совершила всё это потому, что хотела, чтобы со мной считались, чтобы ты похвалила меня, чтобы Драко… чтобы он восхищался мной, был мне благодарен. Но сейчас всё иначе.

– Разумеется, всё иначе…

– Когда ты была в третьем классе, Дамблдор позволил тебе отправиться назад во времени, чтобы спасти жизнь, и я отправляюсь за тем же – спасти жизнь! Если бы Драко был мёртв – другое дело, однако он всё ещё жив, но он умирает, и это наша вина, наша общая – ты знаешь это? Люциус предложил Гарри выбор между Драко и всем миром, и Гарри выбрал бы Драко, но тот сам не допустил этого. Драко заставил Гарри выбрать спасение мира. А теперь настало время, чтобы кто-то выбрал Драко. Решил спасти его одного. И мне всё равно, узнает ли он когда-нибудь, что это была я, я ничего не прошу взамен, я просто хочу, чтобы он жил. Вы с Гарри поддерживали в нём жизнь, сколько могли. Теперь настал мой черёд, – ведь это единственное, что я могу сделать. И это – единственное, что могу сделать для него именно яи никто другой… Я говорю это тебе потому, что хочу, чтобы ты знала, а не потому, что мне нужно твоё разрешение. Я всё равно поступлю так, нравится это тебе или нет, и ты не сможешь остановить меня!

– Хорошо, – ответила Гермиона.

– Я знала, что ты… – Джинни осеклась на полуслове, от неожиданности едва не свалившись с лестницы. – Что?

– Я сказала «хорошо», – повторила Гермиона и быстро заговорила, стремясь в свою очередь высказаться. – Я вовсе не собиралась ничего запрещать тебе. Я только хотела посоветовать тебе сперва пойти в библиотеку. Это может помочь тебе в выборе какой-нибудь определённой даты – ведь дети Основателей не всё время проводили в замке. Тебе надо отыскать момент, когда ты будешь точно знать, что они здесь, в Хогвартсе. Я бы порекомендовала дополненное издание «Жизнеописания Основателей» – там в приложении расписаны занятия их прямых наследников. Если там нет, то может пригодиться «История Дома Гриффиндор». Только сразу бери третий том – первые два рассказывают о периоде, когда твой Хроноворот ещё не был создан.

– К тому же библиотека может стать хорошим пунктом отправления, – добавила Блейз. – Это одно из старейших помещений замка, и там никогда не делалось никаких переделок и пристроек.

Гермиона изумлённо воззрилась на слизеринку, а Джинни, почувствовав неожиданную слабость в коленках, поспешно присела на ступеньку.

– Только не говори мне, что ты читала «Историю Хогвартса»!

– Конечно, – небрежно ответила Блейз. – А кто её не читал?

* * *

За стенами замка начал падать снег и вскоре укрыл всё вокруг толстым белым одеялом. Симус устроился на окне гриффиндорской мужской спальни, прижимая тыльную сторону ладони к холодному стеклу. Теперь он любил прикосновения к холодным предметам – они успокаивали его, остужали огонь в крови.

Родители звали его домой, но Симус сумел убедить их, что он вполне здоров и к тому же не «гуляет» с Дином Томасом (и с чего это им взбрело в головы?). Не то чтобы он вовсе не желал их видеть (хотя поначалу он с трудом мог вспомнить их лица и вынужден был в конце концов заглянуть в альбом с фотографиями) – просто ему хотелось быть рядом с Джинни.

В мире, видимом ныне сквозь мерцающую дымку, заволакиваемом невесть откуда наплывающим туманом, в мире, где знакомые лица выглядели чужими, а простые английские фразы внезапно начинали звучать абракадаброй, – Джинни оставалась единственной константой, единственным элементом, который сохранился неизменным с его прежней жизни. Она не вздрагивала, увидев мрачное выражение его глаз, которое он ещё не научился прятать; она не отворачивалась с отвращением, когда он пересказывал ей свои сны – как он моет и моет руки, безуспешно пытаясь оттереть липкую кровь. Она понимала. Том побывал и в её теле, сделал её частью себя, и она знала, на что это похоже.

Каково это – быть принуждённым делать отвратительные вещи, которые ты не мог даже представить, не говоря о том, чтобы вообразить себяделающим ЭТО. Каково это – чувствовать, как в тебе гнездится ненависть, ненависть ко всему миру и, будто кислота, разъедает твоё сердце. Каково это – ощущать навязанную гордыню, это непоколебимое высокомерие… и ту постыдную лёгкость, которая приходит, когда замолкает совесть.

Незамутнённое чувство превосходства.

Он вспомнил ту проститутку, похожую на Джинни: длинные рыжие волосы, заплетённые в косички, коротенькое, якобы школьное, платье, такие же карие глаза… Когда он поцеловал её, она поцеловала его в ответ – поцелуем более опытным, чем у Джинни, и с наигранной страстью, которая…

…Нет, – перебил он себя, – она целовала не меня, она целовала Тома, и ей заплатили за это.

По крайней мере, она думала, что ей заплатят, когда Том сломал ей шею – легко, как ребёнок ломает пополам леденцовую палочку … Он вспомнил, как Том расчёсывал своими пальцами эти длинные рыжие пряди, пока она умирала. «Джинни, – повторял он, – Джинни…».

Симус спрятал лицо в ладони. Пергаментный свиток скатился с коленей на пол.

Он хотел, чтобы она оказалась здесь. Она бы укрепила его, слепила бы его заново – таким, каким он был прежде. Вместе они бы исцелили его. Без неё он всегда будет сломленным. Симус до боли прижал пальцы к глазам в попытке стереть из памяти образ мёртвой девушки с лицом Джинни и голос Тома, благоговейный и безутешный: «Джинни. Джинни. Джинни».

Скрип открывающейся двери вывел его из чёрного забытья. Симус поднял взгляд – немного виноватый, хотя он и не сделал ничего дурного. Это был Рон, в тёмно-красном плаще поверх одежды, оттенок которого соперничал с цветом его волос.

– О, прости! – извинился он, увидев Симуса. – Я не хотел…

– Ничего-ничего, – сказал Симус, спрыгивая с подоконника. – Это ведь и твоя комната тоже.

– Это верно.

Рон не шевелился, и несколько долгих минут юноши стояли, глядя друг на друга. Оба чувствовали себя неловко, хотя и по разным причинам.

Симус горько размышлял, будет ли хоть кто-нибудь хоть когда-нибудь обращаться с ним, как раньше. Наконец он открыл рот:

– Я всё равно собирался уходить. Может, сумею разыскать Джинни до ужина…

– Честно сказать, ты мне нужен, – Рон загородил Симусу дорогу. – Если не возражаешь, я хотел бы поговорить с тобой кое о чём. Важном…

* * *

Сириус вместе с Нарциссой стоял у закрытых дверей лазарета. Его глаза, как у них у всех, ввалились от усталости, но он всё же улыбнулся Гермионе. У Нарциссы не хватило сил даже на это – в результате напряжения последних недель она выглядела пугающе хрупкой: кожа напоминала пергамент, а на висках проступили вены.

…Как по-разному отразилось на них горе, – подумала Гермиона. – Сириус вспыльчив и непривычно растерян; Нарцисса увяла, как цветок; Ремус сосредоточен и сдержан; Джинни напряжена, как тугая пружина; а Гарри затаился, стал скрытен до неузнаваемости…

Подавив вздох, она помахала рукой в ответ и попыталась было обойти их, но Сириус остановил её:

– Подожди.

Вспышка страха отозвалась острой болью в сердце:

– Что-то случилось?

– Нет, ничего не случилось, – поспешно откликнулась Нарцисса. – Мы только хотели поговорить с тобой. Вернее, Сириус хотел. А я…

Она внезапно умолкла – очевидно, голос её не слушался. Гермиона хотела бы сказать ей что-нибудь хорошее, как-то ободрить, но её силы и терпение оказались не безграничны – девушка была уже по горло сыта этой печалью – своей и других; поэтому она просто спросила:

– В чём дело?

– В Гарри, – ответил Сириус. – Если бы ты могла…

– Могла бы что?

– Время подходит… Если бы ты могла вытащить его из лазарета под предлогом, что нужно что-то сделать в другом месте… Хотя бы убеди его, что ему нужно принять ванну… Да что угодно!..

– Ванна ему и в самом деле нужна, – холодно подтвердила Гермиона. – Вот только нужна она ему всю эту неделю, а он не двигается с места. Не знаю, что я могу сделать такого, чего не можешь ты.

– Ему нельзя находиться там во время кончины Драко, – решительно отрубил Сириус, а Нарцисса отвела глаза. – Они связаны, и я боюсь, что когда Драко всё-таки угаснет, его смерть затянет Гарри следом за ним.

Гермиона молча воззрилась на него. Живое воображение тут же услужливо подсунуло объемную и очень чёткую картину: громадный корабль погружается в бездонную глубину океана, немногие уцелевшие пассажиры, сорвавшись с ограждений, беспомощно барахтаются в кильватерном следе, а затем тонут, и стылая зелёная вода смыкается над их головами… Её взгляд, обращенный на Сириуса, отразил почти что ненависть, и она, не произнеся больше ни звука, решительно толкнула дверь в лазарет.

Гарри сидел в том же кресле у кровати – точно так же, как она его оставила. Он уронил голову на руку и выглядел настолько усталым… настолько усталым и настолько юным, что, пока она приближалась, бессильный гнев уступил место жалости, и она потянулась к нему – обнять и утешить. Но после Румынии Гарри избегал её объятий, – вообще избегал всякого близкого контакта: он уклонялся, когда Сириус протягивал к нему руки или когда Рон пытался неловко похлопать его по плечу, словно их прикосновения обжигали его. Так что Гермиона просто примостилась в соседнем кресле и тихонько позвала:

– Гарри?

Он повернулся к ней. Чёрные волосы, скрутившиеся колечками, обрамляли лицо, которое казалось слепленным из одних углов и голубоватых впадин; легко различимые тени на давно небритых щеках и подбородке должны были бы сделать его старше, но этого не произошло; губы потрескались, на нижней виднелась полоска крови там, где он её прикусил.

– Что?

Гермиона опустила протянутую было руку. Что-то в нём, в том, каким он стал – не то новое, что появилось, а то прежнее, что ушло, – удержало её.

– Сириус попросил меня проведать тебя, – соврала она, ненавидя эту ложь. – Если тебе что-нибудь нужно… поесть, может быть? Или если ты хочешь пойти… пойти искупаться… или что-нибудь ещё… я могу посидеть возле Драко.

– Нет, – очень вежливо и совершенно безжизненно. – Нет, благодарю, Гермиона.

…Всё равно, что карабкаться на стеклянную стену в скользящих туфлях, – подумалось ей.

В этих погасших бутылочно-зелёных глазах она не уловила ничего – там не было ни жизни, ни прежнего Гарри. Он смотрел мимо неё, на Драко. Багряные отсветы заката ушли из окон, и Драко лежал белый, как восковая статуя, со скрещёнными на груди руками, – как он спал всегда. И ей вспомнилось, как его рука выскользнула из её ладони там, в коридоре, как безвольно согнулись его пальцы…

«Есть люди, – сам собой всплыл в памяти голос Блейз, – которые будут сражаться за тебя, пока есть надежда. А есть и такие, которые сражаются и после того, как надежда умирает».

Слова вырвались прежде, чем она успела их удержать:

– Гарри, ты не пробовал?..

– Пробовал что? – озадаченно моргнул он в ответ.

– Говорить с ним, – пояснила Гермиона, переводя взгляд на юношу в кровати. – Разговаривать с Драко.

– По-моему, ты была здесь, – отозвался Гарри сухим, как зимний воздух, тоном, – когда мадам Помфри сообщила мне, что он уже ничего не слышит.

Гермиона вздрогнула. Разумеется, Гарри говорил с Драко. Там, в Румынии, он говорил и говорил без умолку, а потом просто тихо, сгорбившись, сидел подле Драко, пока не появились Сириус и Ремус и не оттеснили его. Затем она и Гарри, не проронив ни слова, смотрели, как Ремус склонился над Драко, приподнял его – и чуть ли не бросил снова на пол в коридоре. Вот тогда Гарри заорал в ярости, и Гермиона оттаскивала его, а Ремус с нечеловеческой силой массировал грудь Драко, бормоча заклинания, пока Драко не закашлялся, отхаркивая серебряно-чёрную кровь на одежду, и не начал дышать снова.

Но он не открывал больше глаз – ни тогда, ни потом, ни сейчас…

Замечание мадам Помфри о том, что Драко больше ничего не слышит, не было предназначено лично для Гарри, но он воспринял его именно так и замкнулся окончательно.

– Да, я знаю, что она сказала, – осторожно подтвердила Гермиона. – Но ты – другое дело. Ведь, чтобы говорить с Драко, тебе не нужно, чтобы он тебя слышал ушами. Ты можешь разговаривать мысленно.

– Он ушёл, – апатично возразил Гарри. – Там не осталось никого, с кем я мог бы говорить. Всё равно, что… говорить со стеной.

– Если ты и в самом деле так думаешь, – резко сказала Гермиона, – то почему ты здесь?

Уголок глаза Гарри дёрнулся, но больше юноша никак не прореагировал на её выпад. Он по-прежнему рассматривал свои руки. Тёмный извив шрама на правой ладони был виден так чётко, как будто его нарисовали чернилами.

– Ты можешь попытаться, – настойчиво предложила Гермиона.

Гарри прошептал что-то – так тихо, что ей пришлось нагнуться к нему, и даже после этого она не была уверена, что расслышала. Тем не менее, она поняла его:

– Что, если я попытаюсь, и это не сработает?

Она снова взглянула на Драко – неподвижного, как памятник на собственной могиле, на закрытые, но не спящие глаза, опушённые серебряными ресницами… Видит ли он сны, и если да, то какие? Или там одна лишь темнота?

«…Я вижу тебя – в белом платье, со снежинками в волосах…»

– Это сработает, – произнесла она, вложив всю убежденность, которой не было, в эти дваслова, выбирая любовь перед искренностью. – Я не сомневаюсь.

Какая теперь разница? Ещё одна ложь во спасение.

Гарри посмотрел в её глаза, и надежда, которую она увидела в его взгляде, превратила её сердце в кровоточащие осколки.

– Хорошо, – сказал он. – Я попробую.

* * *

Блейз посмотрела поверх книги и сморщила нос:

– Ну что ж, я проверила в трёх местах. Думаю, что мы выбрали правильно.

– Ты не ошиблась? – утомлённо отозвалась Джинни. – Я никогда раньше не подсчитывала даты. Просто… чувствовала, – она прикрыла ладонью крохотные песочные часы у себя на шее, ощущая биение заключённой в них силы. – Так я могу отправляться?

Блейз отодвинула книгу в сторону. Факелы на стене библиотеки погасли, и вокруг сложенных книжных горок густели тени.

– Сколько бы времени ты ни провела в прошлом, ведь это не имеет значения, правда? – уточнила она. – Ты могла бы оставаться там всю жизнь и вернуться в это самое мгновение.

– Могла бы, – согласилась Джинни, – но каждое мгновение, которое мы теряем сейчас, в настоящем, потеряно навсегда. И это время имеет значение – для Драко.

– Я понимаю, что ты хочешь сказать.

Блейз встала. Её зелёные глаза сияли. Она была красива той красотой, которую Джинни всегда связывала с Драко – это тот особенный вид красоты, который, словно доспехи, защищает от внешнего мира. Ничто и никто не может постичь её или затмить, и она же удерживает её обладателя на расстоянии ото всех. Джинни всегда завидовала этой отстранённости – сама она никогда не была в состоянии защитить себя таким образом.

– Джинни, послушай… – заговорила Блейз, – как ты можешь быть уверена?

– Уверена в чём? – не поняла Джинни.

– В том, что если ты сделаешь это, если ты спасёшь его, – он полюбит тебя?

Джинни тоже поднялась. Хроноворот бился в её руке, как маленькое сердце.

– Я не потому делаю это, – раздельно сказала она.

Блейз говорила что-то ещё, но её слова были заглушены другими словами, поднявшимися из глубин памяти, – словами, которые Джинни усердно старалась забыть: «Если ты собираешься это сделать, то должна понимать, что у тебя есть только один шанс, один-единственный. Путешествие во времени на такое огромное расстояние требует нечеловеческих затрат энергии, и если тебе придётся совершить подобное ещё раз, я не могу гарантировать твоей безопасности. Как и вообще того, что ты уцелеешь».

Она поспешно повернула Хроноворот, и весь мир, и все слова отнесло прочь ударившимся о берег и отхлынувшим прибоем.

* * *

Ладонь Драко была ледяной. Гарри положил свою рядом. Его пальцы выглядели неестественно загорелыми и здоровыми рядом с мертвенно-бледными Драко. Он знал, что должен дотронуться своей рукой до руки Драко, но не мог заставить себя – это словно прикоснуться к кукле или восковому манекену; словно поверить, ощутить, что человека здесь уже нет…

Его руки напряглись, пальцы скомкали тяжёлую, плотную материю – Нарцисса привезла из поместья личные перкалевые простыни Драко, скользкие на ощупь.

Гарри закрыл глаза, мысли путались и ворочались, точно нащупывая дорогу в тумане.

…Малфой?

Нет ответа. Только отозвавшаяся гулким эхом пустота, как будто крикнул в пустую пещеру.

Он попытался снова, и теперь эхо отозвалось режущей болью. Гарри вскинул ладони, прикрывая ими лицо, и почувствовал, как Гермиона неуверенно коснулась его плеча. Он услышал отчаяние в её голосе, и мгновенно пришло острое и резкое, как удар клинка, понимание, что она чувствует – как она завидует его дару, его шансу… и одновременно боится его.

Гарри позволил своему сознанию расслабиться, отрешаясь от всего, и попытался вспомнить, как это было – общаться с Драко, не говоря ни слова: похоже, что входишь в комнату, полную чужих, неизвестных тебе людей, и вдруг видишь там знакомое лицо…

И он потянулся за этой узнаваемостью, чувствуя, что раньше он забирался слишком далеко; то, что он так долго искал, было рядом с его собственными мыслями, его собственным разумом.

Ощущение тяжести руки Гермионы на плече исчезло, как исчезли твёрдость кресла, в котором он сидел, и холод, просачивающийся в щели окна. Он оказался в месте, похожем на сад-лабиринт из Тримагического Турнира, однако узкие смыкающиеся стены были, кажется, из твёрдого, тёмного блестящего материала, и внутри них он разглядел мерцающие огоньки. Он услышал смех и заторопился, почти побежал на звук – путь закручивался вверх, выше и выше, и вот под его ногами возникли полированные каменные ступени. Теперь по обе стороны от него поднялись тёмные деревянные панели, освещённые через равные интервалы стеклянными лампами в форме ядовитых цветов: лилия, белладонна, мак, душистый горошек, наперстянка.

Он узнал их и догадался, где оказался, ещё до того, как достиг верхней площадки и разглядел знакомый холл, раскинувшийся перед ним, вычищенный до блеска трудами десятков домовиков. На стенах горели факелы, закреплённые в консолях в форме змеи.

Гарри прекрасно осознавал, что его нет здесь на самом деле, что он забрел в сон, в чужой сон…

Неудивительно, что умирающий Драко думал о доме – то, что это именно дом Малфоя, Гарри нисколько не сомневался: место было знакомо ему, знакомо как воспоминание.

Гарри понял, что это за место, и почувствовал – оно, вместе с Драко, ждёт его.

Он оказался перед дверью в библиотеку. Гарри не помнил, на самом ли деле эта дверь находилась именно в этом месте, но сейчас это было неважно – он открыл её и вошёл.

В камине горел огонь, языки равнодушного золотистого пламени взвивались в трубу небольшими искрами. Толстые бархатные занавеси были подвязаны по сторонам высоких окон с витражными стёклами, оформленных в синих, зелёных и золотых цветах. Большой письменный стол красного дерева красовался у стены, а на нем… на нем сидел Драко, сложив ноги «по-турецки», с кучей книг у локтя и раскрытым на коленях фолиантом.

Когда Гарри переступил через порог, он поднял глаза и улыбнулся так, как улыбается кто-то, кто вошёл в комнату, полную чужих, неизвестных людей, и вдруг увидел там знакомое лицо.

– Поттер, ты добрался! – констатировал он чрезвычайно довольным тоном. – Надо сказать, как раз вовремя. Я полагаю, ещё несколько часов, и мне пришлось бы уйти без тебя.

Часть вторая: Закон Любви

Первое путешествие в прошлое оказалось на редкость холодным: ледяная хмарь, всполох далёкой молнии, как если бы её тащилосквозь грозовые облака. Под ложечкой мучительно засосало. Потом тучи рассеялись, и Джинни очутилась аккурат на том же самом месте, где и раньше, разве что Блез рядом не было. Гриффиндорка медленно осмотрелась: сквозь тысячелетия библиотека пронесла прежние очертания, правда, полки с книгами отсутствовали, заменённые длинными и грубыми деревянными столами, на которых громоздились украшенные многоцветными рисунками манускрипты, свитки пергамента и перья. На одном из столов сейчас лежал забытый кем-то длиннющий свиток, весь испещрённый корявыми набросками. В многочисленных серебряных подсвечниках на стенах и в больших канделябрах на столе горели толстые свечи. Пахло горелым салом и сырыми чернилами.

Джинни подкралась к столу и заглянула в свиток, тут же узнав очертания Хогвартса, хотя он не совсем походил на известный ей Хогвартс – кажется, не хватало крыла… Она склонилась, потянула свиток к себе…

…и дверь распахнулась: в библиотеку ворвался Бен. Он был такой же, как во время последней их встречи в прошлом, разве что, в отличие от предыдущего раза, не полуголый, а в длинной ночной рубахе. Тёмные глаза его сияли, волосы стояли торчком. Присвистнув от удивления, он опустил зажжённую палочку:

– Джинни?..

– Э-э… Ну да, это я, – неуверенно откликнулась она. – Прости – кажется, я не вовремя?

– Я спал, – пояснил он, поведя плечами.

– А как ты догадался, что я тут?

Бен махнул в сторону стола:

– Ты тронула мои личные записи, а на них заклинание.

– А-а…

Повисла небольшая пауза, потом Джинни улыбнулась:

– Знаешь, это очень даже удачно: как раз тебя я и искала. Ну, и Гарета тоже.

– И Гарета? – Бен примостился на край стола. – Уверен, он вот-вот заявится. Просто ему, чтобы продрать глаза, нужно время.

Джинни привалилась к соседнему длинному столу:

– Ты вообще где, Бен?

– Я-то? Благодарствую – порядок, – он умолк. Пару раз хлопнул глазами – дошло: – Что значит «где»? Я – в моём собственном времени, Джинни, ты ж вроде установила год на Хроновороте, али как?

– Установила, но… Бен, ну, раз ты меня узнал, значит, мы уже встречались, и ты наверняка уже тоже путешествовал в будущее, приведя свою армию и… Кстати, что с ней случилось?

– Расскажу при случае, – отмахнулся он. – Теперь-то ты зачем явилась?

Джинни покосилась в его сторону:

– Скажи, ты уже заглядывал ко мне домой – просто так, повидаться? Где-то день на пятый после наступления 1996 года?

– Нет, – встрепенулся он. – А зачем?

– Да, в общем-то, ни за чем…

– А забавно звучит – «назад в будущее»… – заметил он, продираясь пятернёй сквозь непослушные лохмы, ужасно напоминающие шевелюру Гарри. – О, а вот и Гарет.

Джинни, которая, в отличие от Бена, не услышала ровным счётом ничего, удивлённо вскинула глаза, и через миг дверь действительно отворилась, пропуская в библиотеку столь же растрёпанного Наследника Слизерина, замотанного в шокирующе лиловую мантию. Один взгляд в её сторону – и он застонал:

– Снова ты?!

Джинни нахмурилась:

– Интересно, а если я скажу, что там, в будущем, ты от меня без ума, это что-нибудь изменит?

– Угу, так я тебе и поверил, – хмурый, он сел на стол рядом с Беном. – Так что же тебе надобно, Джинни? Только не говори, что снова войско – мы отправили к тебе всех, кто у нас был…

– А кто сказал, будто мне что-то понадобилось? – оскорбилась Джинни. – Может, я заглянула просто поболтать о том о сём.

– Да неужто? – приподнял бровь Гарет.

– Ладно, – сдалась она. – Мне нужен твой браслет.

– Мой… что?

– Красный браслет, который ты носишь на запястье… Ну или же носил – он сейчас у тебя?

Гарет покосился на Бена – тот в ответ пожал плечами – и со вздохом закатал левый рукав. Запястье опоясывал рунический браслет, сделанный словно из красного стекла, тускло светящегося изнутри.

– И сейчас, и всегда. Я его с детства ношу, – поведал Гарет.

Джинни прикусила губу:

– Я… я у тебя его возьму?..

Бен подавился смешком:

– Что-что? Возьмёшь?! Джинни, да на этой штуковине такие защитные чары – мало не покажется! Или ты забыла, что Слизерин собственноручно смастерил его для защиты своего отпрыска? Есть у меня подозрение, что и Гарет ни на что подобное не согласится.

– Это важно, – упрямо повторила Джинни. – Он может спасти жизнь Драко.

– Чью-чью? – нахмурился Гарет.

– Наследника Слизерина в её времени, – пояснил Бен. – Боюсь, Джинни, тебе придётся объяснить поподробней.

Что ж – Джинни объяснила, изложив и про рунический браслет, впервые явившийся в чаду мрачных пророчеств, и про то, как позже его вручили Гарри, и об отравлении Драко, и том, как Гарри с помощью браслета уцелел… И что Драко лежит при смерти, а, по словам его отца, спасение принесёт лишь кровь серебристого дракона. Она как раз начала говорить о том, что руна на браслете похожа на руну, означающую «серебристый дракон», как Гарет её прервал:

– Мне ясно, к чему всё клонится, – по голосу явно чувствовалось, насколько ему сейчас неловко. – Однако я не могу отдать браслет, Джинни.

Она с трудом удержала возмущённое «Но почему?!».

– Тогда… Тогда не могли бы вы отвести меня к серебристому дракону? Люциус говорил, будто они водились тысячу лет назад – получается, это сейчас, да?

Гарет с Беном обменялись долгими беспомощными взглядами.

– Нет никаких серебристых драконов, – наконец признался Бен. – Слизерин всех истребил – сам породил, сам и убил, как говорится… Это было давно – я ещё пешком под стол ходил. Даже хельгин Хроноворот не перенесёт тебя в то время, ведь он был создан уже после их исчезновения…

– В таком случае мне нужен браслет, – по-новой завела Джинни, – ну же, прошу вас! Я всё понимаю – он для тебя важен, его сделал тебе отец, но… – она осеклась, внезапно почувствовав себя маленькой дурочкой, взывающей к двум древним магам (хорошо, не очень-то и древним в настоящий момент) с надеждой выклянчить у них браслет, способный (а может, и не способный) спасти её парня (а может, и не её парня).

Господи, какой же идиоткой она выставляет себя в их глазах…

Почему-то сразу представилось разочарование на лице Блез, когда придётся вернуться обратно с пустыми руками.

– Я не могу отдать его, потому что снять браслет можно лишь когда я умру. Он так заколдован. Я жутко извиняюсь.

Он действительно извинялся.

– А в нём правда есть кровь серебристого дракона? – ненавидя себя за назойливость, пискнула Джинни.

– Да, – кивнул Гарет. – И если речь действительно о катаплазме…

– Катаплазме? – переспросила Джинни.

– О яде, – уточнил Гарет. – Похоже, без батюшки тут не обошлось, а то, что создавал он, отличалось печально известной стойкостью к противоядиям, – он тряхнул головой. – Впрочем, что теперь говорить… Мне очень жаль…

…Слышала уже, – подумала Джинни, но, утонув в захлестнувшем её отчаянии, не произнесла ни слова.

– Мне тоже ужасно жаль, что ты без толку проделала такой путь, – соскакивая со стола, подхватил Бен, – тебе Укрепляющего Зелья не дать? А то ты как-то бледновата.

Джинни тупо кивнула, даже не увидев, как встрёпанной тенью вышел он вон; пред глазами сейчас находился только Драко – лежал в лазарете на кровати высеченной из слоновой кости статуей, такой бесцветный, словно жизнь уже покинула его…

– Джинни.

Это был меряющий её задумчивым взглядом Гарет. Он нестерпимо походил на Малфоя – настолько, что смотреть на него не хватало духа: возмужавший Драко, каким самому Драко уже не суждено стать никогда…

– У меня есть идея. Сейчас поделюсь – а то того и гляди Бена обратно принесёт, а он точно не будет в экстазе…

– Ну? – она вскинула голову.

Он нагнулся и зашептал:

– У вас же в будущем есть всякие там исторические книги?

Она кивнула.

– А наследники Основателей в них фигурируют?

Она не сводила с него оторопелого взгляда: приплыли – эго своё ему потешить захотелось!..

– Да. Все четверо, – коротко согласилась она.

– А как насчёт хронологии – всяких там дат?

Она опять кивнула.

– Тогда ты должна знать, когда я умру.

– Когда ты умрёшь? – только тут до неё дошло, и Джинни разинула рот.

– Все же умирают, – безмятежно откликнулся он. – Когда мне было столько же, сколько тебе сейчас, я просто не представлял, что проживу ещё лет десять, а уж про двадцать или, там, полвека и помыслить не мог… Ты понимаешь, к чему я веду, верно?

– Думаю, да. Ты хочешь, чтобы я вернулась в момент твоей смерти и забрала браслет?..

– Ежели, конечно, я не упокоюсь в бозе, будучи порубленным на куски или же сожжённым на костре – в таком случае местонахождение браслета будет установить потрудней среди, как ты понимаешь, многочисленных останков.

– Бр-р… – Джинни прикусила губу. – Ты точно этого хочешь?

– Точно, точно. Эта руническая штуковина – преизряднейшее бремя. Она ведь создана с любовью, а это чувство моего отца весьма специфично: разновидность смертоносной любви. Признаться, я даже рад, что не придётся передавать браслет собственному наследнику.

– Благодарю тебя, Гарет, – шепнула Джинни и в тот же миг услышала испуганное аханье.

Подняв голову, она поняла, в чём дело: в дверях стоял Бен с палочкой в одной руке и каменной кружкой – в другой. Судя по виду, он был сражён услышанным наповал.

– Гарет, нет!

Слизеринец легко спрыгнул со стола.

– Будто что-то изменится, Бенджамин, – пожал он плечами. – Ведь это же не убьёт меня раньше срока.

– Не желаю знать, когда ты умрёшь, – с совершенно безумным видом возразил гриффиндорец. Взмах палочкой – и на противоположной стене замельтешила кружевная круговерть света и теней. – И о себе я тоже… тоже ничего знать не желаю, – заявил он, глядя на Джинни так, будто она являлась воплощением Гласа Божьего.

– Ты и не узнаешь, – заверил Гарет, – до самого, собственно, момента. Словом, поспорить об этом мы сто раз успеем.

Бен замотал головой:

– Нет, я против. Не допущу ничего подобного!

Гарет повернулся к Джинни:

– Хроноворот к пуску готов?

– Готов, – кивнула она, – но…

Он потянулся к ней, как будто собираясь потрепать по щеке, но вместо этого подцепил Хроноворот, кувыркнув его вверх ногами.

Она услышала напоследок что-то вроде «дуй к себе, девчушка!», и земля вылетела у неё из-под ног.