Текст книги "Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas"

Автор книги: Кассандра Клэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 144 (всего у книги 157 страниц)

– Тогда впредь не делай ничего подобного.

Драко развернулся и пошёл прочь. Дым свивался вокруг, замутняя очертания, пока вовсе не стёр его фигуру. Тогда Джинни оборотилась к Тому.

* * *

Конечно же, первым его увидела Гермиона: дым, отдаляясь от пентаграммы, редел, и вот, прижимая к груди правую руку, из него вынырнул Гарри. Кровь залила его белую рубашку, кровь была на его руках, кровь забрызгала его лицо, окровавленный меч Гриффиндора висел у него на боку.

– Гарри!!! – она бросилась вперёд, споткнулась, удержалась на ногах и полетела к нему сквозь чад.

Рон увидел, как Гарри здоровой рукой обхватил подругу, склонился, уткнувшись в волосы. Грязные, раненые, окровавленные, прильнули они друг к другу.

Прильнули друг к другу.

Рон отвернулся.

На глаза вновь попался валяющийся дохлой рыбой Люциус.

…Гарри досталась девушка, а мне – батюшка Малфоя, – кисло подумал Рон, впрочем, безо всякого негодования. Он осторожно, словно больной зуб, потрогал это чувство, однако ничего не испытал.

На деле он не любил Гермиону. Не в этом смысле. Всё, что было, – лишь паутина грёз, искусственный цветок, вскормленный ложью и давней ревностью.

Он снова посмотрел на Гарри и Гермиону – она уже изучала перелом, потом коснулась палочкой, и Гарри выпрямил руку, заулыбался. Вместе они направились к Рону, который в это время гадал, заметила ли Гермиона усталость, переполнившую эту улыбку.

– Значит, ты сделал это, – сказал Рон, едва Гарри оказался рядом. – Я знал, я всегда знал, что ты сможешь.

На миг улыбка Гарри стала настоящей.

– Ага, – но тут же, едва он заметил Люциуса, лицо вновь посерьёзнело: – Он мёртв?

– Рон просто оглушил его.

– Разбуди, – повернулся к другу Гарри.

– Чего?

– Разбуди, говорю, – хрипло повторил Гарри, но лишённый палочки Рон лишь помотал головой. Гарри поднял правую руку, поморщился: – Enervate.

Глаза Люциуса открылись.

Он застонал, потянулся к ножу, всё ещё воткнутому в его тело, выдернул за рукоятку и попробовал сесть, зажимая рану ладонью. Кровь сочилась сквозь пальцы.

– Мой Лорд Вольдеморт… – выдавил он.

– Мёртв, – ответил Гарри. В голосе звучала чистая ненависть. – Кровь на моих руках – его, равно как и на моём мече. И если не желаешь присовокупить к ней ещё и свою…

– Драко, – хрипло зашептал Люциус, широко распахнув воспалённые глаза. – Что с ним?

– Заткнись! – взбешённо рявкнул Гарри, трясущейся рукой сжимая эфес меча. – Не смей и имени его поминать – ты, мерзкий грязный убийца… Да ты хуже Вольдеморта! Он же – твой сын, твой собственный сын…

– Где он? – скрюченные пальцы Люциуса потянулись к Гарри. – Взрыв… Он не ранен?

– Придержи свои крокодильи слёзы, – фыркнул Гарри. – Будто тебя это действительно волнует…

– Стой, Гарри, – чужим, потрясённым голосом выдохнула Гермиона. – Его это волнует.

– Всегда подозревал, что ты слишком хорошо думаешь о людях, – не взглянув на неё, заметил Гарри. – Но он много лет назад отказался от своих отеческих чувств, швырнув их Вольдеморту, словно какой-то мусор.

– Я знаю, Гарри, – тихо сказала Гермиона. – Но Вольдеморт-то мёртв.

Гарри медленно повернулся в её сторону, и она увидела смятение в зелёных глазах.

– Не понимаю… – начал он, но тут позади раздался ещё один голос и появилась ещё одна тонкая фигура.

В чёрном с ног до головы, из дыма вышел Драко:

– Гарри… – он прищурился, промаргиваясь от дыма. – Ты весь в крови, – будто не замечая ни Рона, ни Гермиону, ни собственного отца – никого, кроме Гарри, – сказал он.

– Не моя, – быстро ответил тот. – Вольдеморта. Ну… в основном.

Последовала длинная пауза.

– Итак, – наконец прервал её Драко, – похоже, я опять пропустил всё самое интересное, – в голосе зазвучало облегчение, но глаза по-прежнему не отрывались от Гарри, отмечая каждую ссадину, синяк и порез. – Рука. Я почувствовал, когда она сломалась. Но сейчас всё уже хорошо?

– Гермиона меня исцелила.

Драко приподнял руку, будто собираясь положить её Гарри на плечо или коснуться руки, лица – чтобы успокоить себя…

– …Драко… – новым, хриплым голосом выговорил Люциус.

Слизеринец с удивлением на лице обернулся, узрев коленопреклонённого отца и стоящего над ним с кинжалом Рона. Так и не опустив руку, Драко замер. Рон увидел – край его века дёрнулся, когда он встретился глазами с отцом.

– Мой мальчик… – повторил Люциус, силясь подняться. – Пожалуйста…

– Да заткнись же, – перебил Гарри. – Он уцелел во взрыве, – пояснил он Драко. – В отличие от Питера.

– Ох… – судя по виду Гермионы, для неё это оказалось новостью. Она посмотрела на Драко: – А Том…?

– Я дал ему по башке. Сейчас он прикован к стене. Джинни сторожит.

– Его сторожит только Джинни? – встревожилась Гермиона. – И больше никто? Ты уверен, что это…

– …хорошая мысль? – выгнув бровь, закончил за неё Драко. – Понятия не имею. Но я в неё верю.

– Хм… Всё же Том – тот ещё хитрец. Я помогу ей, – девушка исчезла в дыму.

– Доверие и ещё раз доверие, – провозгласил Драко, однако в голосе не было и толики веселья. Окинув отца критическим взглядом, он поцокал языком: – Что-то вы какой-то вздрюченный, батюшка. Настолько упали духом из-за окончательного и бесповоротного поражения Вольдеморта?

Люциус взирал на сына со всё нарастающим отчаянием.

– Хвала Господу… – прохрипел он, – хвала Господу, ты цел и невредим…

У Драко снова дёрнулся глаз, но голос остался холоден:

– Как все запущено… Похоже, совсем плохо дело, коли вы опустились до такого рода уловок.

– Никаких уловок: когда умер Тёмный Лорд, разрушились все заклятья, и всё, что он отобрал у своих последователей, вернулось к ним. Всё, – повторил он с немым призывом в глазах.

Драко резко вздохнул, почти задохнулся, и глаза расширились до невозможных размеров, заняв почти всё лицо – даже Рон испытал прилив жалости от увиденного в их глубинах ужаса.

– Малфой…

Но взмахом руки Драко остановил шагнувшего к нему было Гарри. Они с отцом не отрывали друг от друга взглядов.

– Что ж, пусть будет так, отец, – заговорил слизеринец, и румянец проступил на его щеках, – однако это ни в коей мере не значит, что вы не будете шельмовать и хитрить, оказавшись в безвыходном положении.

– Ты имеешь в виду, что они собираются меня убить, – Люциус покосился на Рона, перевёл взгляд на Гарри и снова уставился на сына.

– Вполне возможно. Теперь мы сможем вместе умереть – согласитесь, удивительно поэтичная развязка для конкретно нашей семейной трагедии. Трагедии в том смысле, что мы оба – члены одной семьи.

Люциус задохнулся:

– Умрём вместе? Но ты… – ужас всколыхнулся в его глазах, грудь разорвал стон: – Яд. Конечно. Боже, что я натворил?! Что я натворил?!

Он ткнулся лицом в ладони. Драко смотрел на него, кривя бескровные губы.

– Не надо, – голос был резким, как кончик бича. – Помните, что сказано в Кодексе Поведения: «Сожаление, как и яркий розовый, Малфоям не к лицу»…

– Драко, – Люциус поднял голову и качнулся вперёд, простирая руки к сыну, – мой сын… кровь и плоть моя…

Драко даже не трепыхнулся – настолько он был потрясён, а вот Гарри кинулся, рычащей от ярости серебристо-чёрной молнией вклинился между отцом и сыном. Раздался шелест обнажаемого меча, и спустя миг острие его уже реяло яркой серебристой стрекозой у груди Люциуса.

– Твоя кровь… – с издевкой повторил Гарри, – это, поди, ДО того, как ты наполнил его вены ядом? Да как смеешь ты с ним разговаривать в таком тоне?! Да что разговаривать – как ты смеешь на него и взгляд-то поднять?!

Люциус в отчаянии замотал головой, и Рон заметил – несколько седых прядей выбились из перевязанного чёрным шнурком хвоста. Там теперь вообще было куда больше седины, чем он мог припомнить.

– Мне не нужно смотреть на Драко, чтобы увидеть его – я вижу его каждый раз, когда смотрюсь в зеркало, он – кровь от крови моей, кость от кости, плоть от плоти. Он сын мой, и у тебя нет никаких прав вставать между нами!

– Ещё как есть! – загрохотал Гарри. – Вы не отец ему! Отцы любят и душой болеют за детей! Мой отец умер, чтобы защитить своего сына, а вы – убили вашего!

– Слухи о моей смерти несколько преувеличены, – мягко заметил Драко.

Всё ещё дрожа от ярости, Гарри поджал губы.

Люциус обернулся к сыну:

– Драко, я знаю – я причинил тебе много зла, однако ты должен понять – всё дело было в заклятье Вольдеморта, он наложил на меня чары. Когда ты родился, я любил тебя так, как только можно любить ребёнка, – но потом любовь была отобрана у меня.

– Отобрана у меня, – уточнил Драко. – Ты отдал то, что вовсе тебе не принадлежало.

– Он это потребовал, а я испугался…

Драко посмотрел себе под ноги, потом снова взглянул на отца – из-под ресниц, удивительно по-детски.

– Я люблю тебя, отец.

Люциус дёрнулся вперед, едва не насадив себя на меч Гарри. Драко аккуратно шагнул назад, качая головой:

– Однако любовь – это ещё не всё, – он обернулся к Гарри: – Отойдём на пару слов.

К Гарри вернулась способность говорить.

– Я не могу отпустить его. Если хочешь, я оставлю его в живых, но отпустить – даже не проси.

– Я и не прошу, – ответил Драко. Рон подумал, что он выглядит до невозможности спокойным, вопреки вспыхнувшим в первый миг ужасу и боли во взгляде. – Там, – он махнул рукой на дальнюю сторону Зала, где виднелась маленькая синяя дверца, – есть комната с запорами. Пусть Рон отведёт туда отца и сторожит его с кинжалом в руке. Или, пожалуй, даже с парочкой.

– Ни за что, – перебил Гарри и продолжил, не дав Малфою и слова сказать: – С моим мечом.

Он подал Рону меч. Люциус ждал, не предпринимая никаких попыток сбежать. Изголодавшимся бродягой, стоящим перед ломящимся от яств чужим столом, он пожирал глазами сына.

Рон коснулся обнажённым клинком Малфоя-старшего меж лопаток:

– Шевелись.

Люциус покорился.

* * *

Юноши стояли, завернувшись в клубящийся дым и тишину, самую напряжённую тишину из всех возможных, – тишину погасшего боя. Морозный воздух сочился сверху. Гарри поёжился. Он смотрел на Драко, а тот не отрывал взгляда от уходящего в дым отца, сопровождаемого Роном с мечом наизготовку. Человек неопытный посчитал бы, будто лицо Малфоя полностью лишено каких-либо эмоций, однако Гарри-то видел и затвердевшую линию рта, и трепетание век – вполне достаточно, чтобы понять: боль, испытываемая сейчас Драко, сравнима лишь с болью от тысячи вонзившихся ножей.

– Прости… – сказал он.

Люциус исчез.

Теперь Драко повернулся к Гарри и посмотрел на него такими же горькими, как и чад вокруг, глазами:

– За что?

– Не знаю. Может, стоило тебя предупредить. Ну, насчёт отца, на ухо. Чтобы ты подготовился.

– Есть вещи, подготовиться к которым невозможно, – на щеке Драко проступал синяк, воротник рубашки порвался. Обтрёпанная и окровавленная ленточка болталась на запястье. – Не грузись. Просто вселенная снова над нами всласть похохотала.

– Я не буду его убивать, – повторил Гарри. – Если ты, конечно, не хочешь, чтобы я его убил…

Драко воззрился куда-то вдаль, голос его стал медленным и холодным, будто движущийся ледник.

– Делай, что должен. Как всегда.

– Нет, – Гарри чувствовал: Драко ускользает, просачиваясь водой сквозь пальцы.

Он протянул руки, положил их слизеринцу на плечи, получив в ответ удивлённый взгляд:

– Я достаточно убивал во имя света. Если хочешь, чтобы твой отец жил, я сохраню ему жизнь.

– Ты пощадишь его, не убьёшь во искупление моей смерти?

Гарри кивнул.

– Махнись мы местами, не уверен, что сказал бы то же самое, – заметил Драко. – Но ведь это ты у нас ходишь в героях, а не я.

– Ты бы поступил так же, – возразил Гарри. – Ради меня.

Драко отвёл взгляд, и кончики его волос скользнули по рукам Гарри.

– Не думай обо мне. Я знаю – тебе нужно отомстить за родителей, и только смерть моего отца способна закрыть этот счёт. А он – несомненно – это заслужил.

– Так ты не запрещаешь мне?

– Я не хочу вмешиваться и приму твой выбор как данность.

– Но, Малфой…

– Нет, – Драко посмотрел на Гарри потемневшими глазами. – Не принуждай меня.

– Он – твоя кровь, твоя семья. Ты вправе…

Драко прервал гриффиндорца, тоже положив ему ладонь на плечо:

– Ты – моя кровь. И моя семья, – он слабо улыбнулся. – Кстати, я думал…

– Что?

– Что твой шрам исчезнет. Ведь Вольдеморт-то мёртв. Однако шрам и ныне там. И я рад этому – без него ты был бы не ты, – он убрал руку: – Сделаешь для меня кое-что?

– Что?

– Прими это, – Драко протянул Гарри свой Terminus Est. Вокруг эфеса обвился язык дыма, замутняя вытравленные на нём чёрные розы. – Предпочту, чтобы отец пал не от гриффиндорского меча.

Меч показался Гарри тяжёлым и незнакомым.

– Хорошо. Я сделаю это для тебя.

* * *

Том обвис в кандалах – бесчувственный, со струйкой крови, сползающей по виску из-под светлых волос. Гермиона ничего не могла с собой поделать – думала, насколько ему, наверное, неудобно. Потом она припомнила задушенную в Полночном Клубе девушку и понадеялась, что ему сейчас очень больно.

– Может, убьём его? – предложила она Джинни.

– Мы не можем, – возразила Джинни. Она, отвернувшись от Тома, стояла у стены и шарила глазами в дыму. Рядом реяла Рисенн, чьи волосы цвета воронова крыла, вздымающиеся на холодном горьком сквозняке, сейчас действительно напоминали крылья.

Гермиона приподняла бровь.

…Если б ей можно было доверять…

– И почему нет?

– Из-за Симуса, – пояснила Джинни. – Если есть ещё шанс спасти его…

– Погоди, так как его зовут – Том или Симус? – уточнила сбитая с толку Рисенн. – Я что-то недопоняла. Хотя… – она наморщила нос, будто попробовала нечто горькое, – что-то в нём такое есть… Весьма неестественное.

– У него две души, – отозвалась Гермиона. – Его собственная и душа того, кто овладел им.

На миг Рисенн будто даже испугалась, но тут же рассмеялась.

– О… Итак, у нас есть две души в одном теле и одна душа в двух. Чудненько.

– Я не говорила, что Том – один из нас, – вскинулась Гермиона. – И что ты имеешь в виду под…

– …одной душой в двух телах? – подхватил вынырнувшись невесть откуда Драко. Он шёл, сунув руки в карманы, и глаза его подозрительно ярко сияли – как тогда, когда он бывал очень возбуждён или же очень сердит. Или и то, и другое одновременно. – Весьма поэтично для демона.

– Драко… – позвала Джинни, но он даже не обернулся. Кусая губы, она отошла в сторонку, правда, не слишком далеко: Гермиона видела сквозь гарь переливы её платья и волос.

Полностью игнорируя её перемещение, Драко продолжал беседу с Рисенн:

– Полагаю, это ты во всём помогала Гермионе? Подстроила её смерть, подсунула шпильку, плеснула яду Вольдеморту в чай?

– Я никогда не подливала Вольдеморту яда, – оторопело возразила Рисенн. – И потом, он предпочитает кофе. Э-э… то есть – предпочитал.

– Признаться, я и не подозревал, что ты можешь оказаться настолько полезной, – сообщил Драко, и Рисенн улыбнулась ему своей холодной улыбкой, полной тайн. – Прямо как «Пушки Педдл», в последний момент ухитрившиеся подыграть паддлмерцам, скажи?

Демонесса только хлопала глазами.

– Да-с, спортивные аналогии – не твой конёк, – подметил слизеринец.

– Ей-богу, Драко… – нетерпеливо фыркнула Гермиона.

– Я просто пытался сообщить, что твои интересы и привязанности лежат в иных сферах. А именно – мой отец. Вернее, то, что от него осталось.

– А вот и нет. Она обязана хранить верность главе английского клана Малфоев. И формально это ты, ибо твой отец утратил право именоваться так, когда «умер», а потом о восстановлении в правах не побеспокоился, потому что… хм… кстати – почему, как ты думаешь?

– Ох уж мне эти законы… – вздохнул Драко, – вечно они вещают о том, как всё должно быть, и никогда – как обстоит на самом деле. Мой отец – Хозяин Имения Малфоев, Гермиона. И в Имении об этом известно каждому камню.

– Но именно ты – последний из Малфоев. После тебя никого нет. И Рисенн обязана защищать род Малфоев – а значит, тебя.

– Признаться, я не рассматривала это в подобном аспекте, – спокойно сообщила Рисенн, – пока Гермиона мне всё досконально не растолковала.

– Да, наша Гермиона и электрического угря уболтает, что он – милая резиновая уточка. Что, надо отметить, не спасет бедолагу, решившего с ним искупаться, – он обернулся к однокурснице: – Готов биться об заклад, ты пообещала, что взамен я дарую ей свободу.

– Точно, – призналась Гермиона.

– А я не могу. На это способен только мой отец. Как знать – может, он так и поступит. В другой раз я бы посоветовал его подловить в более удачный денёк – как говорится, в Субботу, Двенадцатого Никогда, Чёрт Знает Какого года – но всё может быть, всё может быть… Чего только не случается на белом свете.

– Ты можешь сделать это сам, если отец дозволит. А он дозволил – сказал, что ты можешь делать то, что считаешь нужным.

Губы Драко горько изогнулись.

– Прямо так и сказал, да? – острый взгляд вонзился в Гермиону. – А ты ведь и это предвидела, верно?

– Я подозревала, – она пожала плечами.

– Даже слепая Фемида не столь жестока… – Драко развернулся к Рисенн, напоследок бросив через плечо: – Ты отдаёшь себе отчёт в том, что просишь? Предлагаешь, чтобы я спустил с привязи и отправил в ничего не подозревающий мир злобного сексуального демона, способного высасывать мужские души?

– Да.

– А я ещё и женские могу… – услужливо встряла Рисенн.

– О, какая политкорректность в вопросах высасывания душ – вот, вот чего не хватало этой планетке, согласись? – он утомлённо поднял руку и указал на дьяволицу. – Рисенн Клана Малфоев, сим словом я освобождаю тебя от данной на крови клятвы, коей ты была связана с нашим родом, и от…

– Стой! – вспыхнувшая ярким румянцем Джинни вцепилась в его руку. – Пока не время.

Рисенн вскипела, в бешенстве притопнула каблуками:

– Гони её! Ты же почти… И потом – ты обещал!

– Ничего подобного, – Драко посмотрел на поднятое к нему лицо Джинни и медленно опустил руку. – Это Гермиона пообещала. В чём дело, Джинни?

– Освобождай её сколько угодно, но она нужна, чтобы сделать для нас ещё кое-что.

– Не буду! – заорала та.

У Драко был вид, явственно свидетельствующий – он проникся внезапной симпатией к демонессе, ибо тоже достался делать то, что от него просят другие.

– Это же мой единственный шанс спасти Симуса, – не сводя глаз с Рисенн, выдохнула Джинни. – Всего-то минуточку займёт… Умоляю…

– Плевать я хотела на твоих приятелей, – тряхнула волосами дьяволица. – Проси Драко.

Слизеринец вздохнул.

Поднял руку.

Указал на демонессу:

– Рисенн Клана Малфоев, сим словом я освобождаю тебя от данной на крови клятвы, коей ты была связана с нашим родом, с того мига, как выполнишь ты просьбу Вирджинии Уизли. И ни мгновением раньше, – он опустил руку. – Сделай – и свободна. Поняла?

Серые глаза Рисенн по-кошачьи блеснули.

– Да, Господин.

– Не называй меня так, – отрезал Драко.

Джинни прикоснулась к его руке:

– Спасибо…

* * *

От кандалов Тома освободила именно Рисенн, подняла его своим колдовством – он безвольным призраком повис в воздухе и поплыл впереди Джинни, Драко и Рисенн с Гермионой из Церемониального Зала по коридору.

– Там комната наверху – вроде как кабинет. Подойдёт? – спросил демонессу Драко.

– Более чем, – та не отрывала глаз от Тома, и Гермионе подумалось, что именно так поглядывает кошка на запутавшуюся в силках птицу.

– Рад слышать, – Драко говорил удивительно смиренно – уж не присутствие ли Джинни на него так повлияло? Гермиона не пропустила странных взглядов, которыми обменялась эта парочка. Драко шёл, ведя рукой по стене, будто пытаясь таким образом сохранить равновесие.

За дверью, распахнувшейся от толчка, находилась комната, окна которой смотрели на долину и горы за ней. Звёзды обнажёнными кинжалами скалились с неба. Стены покрывали золотые и серебряные гобелены, в центре стояла круглая золотая клетка.

– Хм… – Драко с удивлением приподнял бровь.

– Ну-ка, ну-ка… ничего себе клеточка, – оценила Гермиона.

– Она была сделана для моей матери, – сообщила Рисенн и взмахнула рукой с длинными тонкими пальцами, опуская Тома на пол перед клеткой. Её глаза горели. – А теперь можете нас оставить.

– Ладно, – попятилась Гермиона, однако Драко не шелохнулся: он стоял, не сводя глаз с присевшей рядом с Томом Джинни – та осторожно убрала волосы с его лица, потом отряхнула пепел со ставшей лохмотьями бархатной мантии, тронула ссадину на виске. И подняла голову.

– Драко, – она чуть нахмурилась, как если бы забыла, что слизеринец всё ещё тут, – тебе нельзя здесь оставаться.

Он ответил ей долгим взглядом, но потом отвёл глаза и быстро пошёл к дверям. Гермиона сопровождала его, обернувшись напоследок в уже закрывающуюся дверь: Рисенн присела рядом с Томом напротив Джинни, – будто собравшиеся на консилиум доктора, оценивающие состояние пациента.

Двери защёлкнулись.

Гермиона заторопилась следом за Драко:

– Подожди, а разве нам не в Церемониальный Зал?

– А кто сказал, будто я хочу в Церемониальный Зал? – резко спросил Драко. Он по-прежнему вёл рукой вдоль стены, опираясь на неё заметно сильней, чем раньше.

– Но Гарри…

– Он занят убийством моего отца. Я не виню его, однако это вовсе не значит, будто я желаю понаблюдать.

– Он не убьёт его.

Они завернули за очередной угол, и она окончательно потеряла представление о том, где же они находятся; как ни крутила головой, все длинные серые коридоры походили один на другой, но этот был ещё и на редкость тёмным – факелы вдоль стен не горели. Гермиона зажгла палочку.

– Он просто потребует сведения о противоядии.

– Ответа не получит, – ответил Драко. – Противоядия не существует. Он просто гонится за фантомом…

– Откуда такая уверенность?

– Я знаю своего отца. Он ничего не делает наполовину, – в голосе Драко прозвучала горькая гордость. – Neque enim lex est aequior ulla, Quam necis artifices arte perire sua.

– Что?

– Это было выгравировано на отцовском надгробном камне. «Тот, кто лелеял смертный план, убит своим же порожденьем – вот справедливость высшая», – он остановился и врезал по стене кулаком – да так, что разбитые костяшки кроваво засеребрились. – Справедливость, равно как и любовь, зачастую переоценивают.

– Может, она просто жестока?

– У меня никогда не было отца, – как заправский лекарь изучая нанесённый собственной руке урон, продолжал Драко. – Просто надзиратель с мечом в одной руке и хлыстом – в другой. Однако он создал меня – такого, какой я есть. И если я потеряю его, то, возможно, больше никогда не смогу найти себя.

– В том, что он не любил тебя, нет никакой твоей вины, – Гермиона потянулась к его руке, однако испуганно остановилась в последний момент. – Ну, в любом случае, теперь-то ты в этом уверен.

– Да уж, теперь он меня точно любит и умирает, любя, пронзённый моим мечом в сердце. Я пытался не думать об этом, понимаешь ли.

– Если ты велишь, Гарри не тронет Люциуса… – встревоженная бледностью Драко, напомнила Гермиона. – Пойдём же, скажем ему – ещё не поздно.

– Я не могу так поступить.

– Можешь, и он, несомненно, выслушает тебя.

– Ладно…

Однако он не пошёл следом за ней – обернувшись, Гермиона увидела его привалившимся к стене и изучающим свои ботинки с таким видом, будто те принадлежали кому-то другому.

– Я чём дело, Драко?

– Ни в чём. Просто мне нужно передохнуть.

До сей поры он ни разу не просил отдыха – ни во время совместных путешествий, ни во время учёбы, когда силы день за днём оставляли его, – никогда. К ужасу Гермионы, Драко вдруг потерял равновесие и съехал по стене.

* * *

К тому моменту, когда Гарри добрался до комнаты, где поджидал его Рон, Terminus Est уже не оттягивал руку; вес его стал привычным и где-то даже приятным. В своём воображении Гарри рисовал стоящего на коленях Люциуса, под угрозой остро заточенного клинка молящего о сохранении собственной жизни. А он ему в ответ нечто вроде «Я пощажу тебя в обмен на рецепт зелья, которое нейтрализует наполнивший вены Драко яд»… И Люциус выскочит из собственной шкуры, махом преподнеся всё на блюдечке с голубой каёмочкой. И тут Гарри поспешит к Драко, принесёт ему противоядие – и вот на смену бледности придёт румянец, и…

– Ты ведь убить его собрался?

Рон стоял на посту у дверей, неловко держа наперевес меч Гриффиндора, покрытый засохшей кровью Вольдеморта. Когда он перехватил его поудобнее, Гарри заметил на запястьях друга тёмные шрамы.

– Не знаю.

– Ты бы хотел, чтобы я пошёл с тобой?

Гарри поколебался. Судя по виду, Рон едва ли действительно горел желанием идти, однако он предложил, и предложил искренне. Гарри почувствовал резкую и острую вспышку давней привязанности к Рону – неуклюжей, однако весьма цепкой, самой сильной из всех, кои ему доводилось испытывать. Сильней, чем к Гермионе. Сильней, чем к Сириусу. Чем даже к Драко.

– Да.

Они вошли вместе. Рон прикрыл дверь и замер с мечом у бедра.

В эту маленькую комнатушку сквозь высокое окно с синими стёклами струился таинственный свет. Стиснув руки, у стены сидел Люциус. Едва Гарри шагнул в комнату, он вскочил.

– Где мой сын? – вопросил он, не обращая внимания на насмешливую ярость, разлившуюся по измождённому лицу гриффиндорца. – Где Драко?

– Первым делом – противоядие, – отрезал тот. – А потом я расскажу тебе про Драко. И, как знать, может, даже позволю его увидеть, – если, конечно, он сам захочет с тобой встречаться.

– Ты такой же, как твой отец, Гарри Поттер, – из горла Малфоя-старшего вырвался лающий смешок. – Дай тебе чуток силы – сразу грудь колесом. В какой восторг, поди, впадаешь, занося надо мной эту штуку…

– В том, что он ненавидит тебя, нет моей вины. Да и при чём тут я? Это ведь ты отравил его…

Люциус стиснул зубы.

– Я думал… я подумал… Со всем вашим Хогвартсом и Дамблдором вы могли бы исцелить его и без моей помощи.

– Снейп попытался создать противоядие, – каждое слово Гарри взблескивало острием ножа. – Он сделал всё возможное, однако этого оказалось недостаточно – не хватает одного компонента, одного вещества, которое он так и не смог идентифицировать. Что это?

Люциус отчаянно замотал головой, свет метался в его глазах:

– Я же сказал вам… вам обоим, в ту ночь на башне – это всё противоядие, которое имелось, больше нет. А Драко взял и разбил сосуд, верно? Смело и глупо – чисто по-гриффиндорски. Кто-кто, а уж мой сын должен был знать…

– Довольно, – Гарри стиснул Terminus Est ещё крепче и одним взмахом указал остриём на ямку у основания малфоевской шеи. – Скажи, чего не хватает в противоядии Снейпа. Скажи или я медленно перепилю тебе глотку.

Люциус воздел руки вверх – не пытаясь защититься, но, скорее, умоляя о понимании:

– Я скажу, – прохрипел он, – не нужно мне угрожать. Я скажу. Это – кровь дракона.

– Кровь дракона? – пренебрежительно рассмеялся Гарри. – Ты вправду думаешь, будто Снейп не сумел бы её определить? Я, конечно, не слишком-то его люблю, однако должен признать: он вовсе не глуп.

– Это – кровь не обычного дракона, а серебряного…

Гарри усилил давление на меч:

– Никогда не слышал ни о каких серебряных драконах.

– Конечно. И не должен был. Они же вымерли тысячу лет назад.

* * *

– Enervate.

Том очнулся. Под спиной – ледяной мрамор, челюсть ныла в том месте, куда ему влепил Драко, сердце переполнялось горечью. С прохладной змеиной неторопливостью он поднял взгляд, дабы узреть склонившуюся над ним Джинни и ощутить скользнувшую и отгородившую их от мира завесу её кумачово-рыжих волос. Девушка кусала губы, в глазах её теснились испуг и покорность, пролившие бальзам на истерзанную душу Тома.

– Том, ты очнулся…

Он схватил её за волосы и с силой дёрнул, заставив тело девушки болезненно вздрогнуть, а глаза – наполниться слезами. Однако она не шевельнулась.

– В чём дело, Вирджиния? Почему ты здесь? Они оставили тебя на страже, решив, что я не причиню тебе вреда? Ну так я прямо сейчас докажу, насколько они заблуждались: я скорее сверну тебе шею и умру вместе с тобой, чем отдамся в их добродетельные руки.

– Сможешь? – трепещущими губами спросила она. – Правда, Том? – она положила руку на его лицо, и её тонкие пальцы обожгли мраморный холод его щёк. – Я сказала им, что ты не ничего мне не сделаешь, потому-то они и оставили тебя со мной. Я хочу сбежать с тобой, Том, я хочу быть с тобой…

Он рассмеялся лающим смехом, ещё сильнее дёргая её за волосы, но она лишь слегка склонила голову. В бегающих глазах застыл испуг. Он напрягся, силясь прочувствовать соединившие их узы, кровные узы, позволявшие ему ощущать её эмоции – ненависть, отвращение и отчаяние, – те яства, которыми он упивался на этом пиру жизни. Однако способность исчезла вместе с магией, излилась кровью из отсечённой конечности.

– Обманщица. С чего бы я должен в это поверить?

– Потому что ты, Том, был прав, – прошептала она в ответ. – Ты и я – мы одинаковы. Окружающие никогда не поймут меня – так же, как и тебя. И на самом деле я никому не нравлюсь. Так же, как и ты. И всем будет только лучше, исчезни я вовсе.

– Я мог бы сам сказать тебе нечто подобное, – хихикнул он, – хотя всегда считал, что твоя глупость не позволит тебе этого понять. А этот твой мальчик – ну, тот, что таскает твою ленту на запястье?

Она покачала головой:

– Он никогда меня не полюбит… – и тут же добавила, едва Том яростно рванул её локоны: – И потом, он умирает. Жить ему осталось совсем недолго. А едва он умрёт, меня и вовсе никто не захочет видеть.

Это Том уже мог понять:

– Они никогда не могли разглядеть затаившееся в тебе зло. Тьму, что чёрными чернилами течёт в твоей гриффиндорской крови.

Она замотала головой:

– Нет. А ты смог, Том, – и нагнулась настолько близко, что он теперь видел золотистые крапинки на карей радужке её глаз. – Связан со мной… – произнесла она и наклонилась к нему с застенчивым поцелуем впервые целующейся девушки.

Её страх, её страсть, что толкали её к нему, несмотря на дрожь отвращения, были как бальзам для его попранной гордыни. Он оторвал гудящую голову от мраморного пола и встретил её губы своими. Они никогда не целовались так прежде: все предыдущие объятия были сродни изнасилованию, когда он брал то, что она не желала отдавать. Сейчас же пламень встретился с пламенем: её уста обожгли его, маленькие горячие ладони подхватили под затылок, острые зубы впились в нижнюю губу. Его тело ответило мгновенно и свирепо: рот распахнулся, пробуя её вкус, руки глубже погрузились в волосы, подтягивая её к нему. Ему доводилось пробовать зелья, вкусом напоминавшие этот поцелуй: яростные и жгучие, необходимые, словно глоток воздуха. Кости начали плавиться, он сомлел от вскипевшей в жилах крови, разрываемые болью лёгкие мечтали о вдохе, однако он более не мог оторваться от неё – проще было разодрать грудь и вырвать оттуда сердце. Чёрные всполохи замельтешили перед глазами, окоченевшие, сведённые судорогой пальцы выпустили её, и он почувствовал: она рассмеялась ему в губы.

* * *

Гермиона упала на колени рядом с лежащим у стены Драко, перевернула его – закрытые глаза, яростно бьющаяся жилка на горле.