Текст книги "Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas"

Автор книги: Кассандра Клэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 145 (всего у книги 157 страниц)

– Драко… – в ушах загудела собственная кровь, ужас выплеснулся адреналином в вены. – Драко…

Он шумно втянул воздух, закашлялся. Она с облегчением выдохнула: ещё жив…

Содрогнувшись всем телом от собственного вздоха, Драко открыл глаза:

– Прошу прощения… Я не думал… – и, осёкшись, заморгал: – А тут что-то темновато… – потянулся, нащупывая её рукой. – Гермиона?

– Я выронила палочку, обожди. Lumos, – свет вновь залил коридор, отбросив на стены резко очерченные тени.

Драко ухитрился сесть. Опять поморгал и с беспокойным выражением лица вновь покосился на Гермиону:

– А поярче можешь сделать?

Палочка задрожала в её руке.

– Lumos fulmens, – теперь в её руке полыхало целое солнце, и коридор наполнился дневным светом, позволяющим увидеть всё: и каждую ссадинку на лице Драко, вплоть до самой крохотной, и тени, что его ресницы отбрасывали на скулы, и пустой, неуверенный взгляд

Она медленно опустила палочку.

– Похоже, моя палочка испортилась, когда я её уронила… – собственные слова донеслись до неё как сквозь вату. – Что-то не выходит… Не получается.

– А… – выдохнул он с облегчением.

Сердце в её груди захотело разорваться. Гермиона подползла к нему, и он дёрнулся, почувствовав, как, обхватив за плечи, она потянула его к себе, ощутив его худобу, услышав затруднённое, частое дыхание. Теперь они в обнимку привалились к стене.

– Нам надо подождать здесь. Придёт Гарри, и будет свет…

– Я знаю, – откликнулся Драко.

* * *

– Всё кончено? – спросила Джинни.

Рисенн оторвалась от Тома и покосилась на Джинни удивлённым взглядом кошки, прерванной на самой середине игры с мышью. Серые глаза светились, а волосы блестели так, как Джинни ещё не доводилось видеть – чёрным фонтаном они стекали по плечам. Бледная кожа лучилась. Джинни ожидала узреть нечто вампирское – например, кровь на губах, однако рот демонессы лишь слегка припух от поцелуя. Рисенн улыбнулась.

– Прости. Я тут слегка увлеклась.

– Да я уж вижу, – пробормотала Джинни. Она присела рядом, коснулась лица Тома. Он дышал мягко и медленно. При прикосновении кожа была прохладной. – Как он? Ты… сделала это? Забрала её?

– Он лишился души, – сообщила Рисенн. – Любой другой был бы уже мёртв, однако у него есть вторая. Он исцелится.

Тут Джинни в голову пришла совершенно жуткая мысль. С выскакивающим из груди сердцем она продолжила расспросы:

– А ты уверена, что высосала нужную душу?

– Нужную душу? – непонимающе уставилась на неё демонесса.

– Душу Тома! – едва не взвыла Джинни. – Не Симуса!

– Души не имеют имён, – пожала плечами Рисенн. – Души – они просто души.

– Господи, – Джинни приложила ладонь ко лбу. – А что, если ты забрала душу Симуса? Получается, мы его погубили. И тогда нужно убить Тома до того, как он очнётся, иначе…

– Слушай, ты уж как-нибудь реши, живой он тебе нужен или мёртвый, – жалобно попросила Рисенн. – А то я уже ничего не понимаю.

Джинни молчала.

– Знаешь, это была очень необычная душа, если, конечно, это хоть чем-то может тебе помочь, – присовокупила демонесса.

– Необычная? В каком смысле – необычная?

– На вкус как бумага и чернила.

Из груди Джинни вырвался глубокий дрожащий вздох.

– Хорошо. Похоже, ты вытянула правильную душу.

Тыльной стороной руки девушка коснулась Тома… Хотя какого Тома? Никакого Тома больше не существовало, только Симус – мягкое лицо, круглая щека, чуть тронутый нежным пушком подбородок.

– Полагаю, ты свободна.

Рисенн ахнула так громко, что Джинни подняла голову: глаза демонессы были широко распахнуты и наполнены удивлением.

– Свободна? Я действительно свободна?

– Да.

– И что – больше никаких Малфоев?

– Больше вообще никого, – поправила её Джинни. – Хоть голая тут пляши. Хотя, пожалуй, лучше не тут, а где-нибудь подальше.

– Свободна… – выдохнула Рисенн, взвиваясь на ноги и кидаясь к окну. Распахнулись створки, и демонесса перегнулась через подоконник в звёздную ночь. – Свободна! – крикнула она и повернулась, чтобы ещё раз взглянуть на Джинни. Холодный воздух ворвался в комнату, хлестнув чёрными волосами по её бледному некрасивому лицу. – Благодарю тебя.

– Благодари не меня, а Драко – это он освободил тебя, – заметила Джинни.

– Истинно так, – демонесса замерла прерванной в полёте птицей. – Знаешь, а его ещё можно спасти.

– Можно? – расширились глаза Джинни. – Как? Ты знаешь противоядие? Ты…

– Только ты сумеешь это сделать, – решительно сообщила Рисенн. – Только ты.

Лёгкий прыжок на подоконник, и через мгновение дьяволица растворилась в морозной сияющей ночи.

…Только я? Что это значит? – с лихорадочно колотящимся в груди сердцем гадала Джинни.

Рядом раздался стон. Она перевела взгляд и посмотрела на Симуса – он завозился, открыл глаза, уставившись ей в лицо. И глаза снова были синими, не замутнёнными более никакой темнотой.

– Джинни… – прошептал он. – Это ты?

Взяв его руки в свои и переплетя пальцы, она прижала их к груди.

…пришла пора покаяния…

– С возвращением, Симус. С возвращением, дорогой.

* * *

– Ты лжешь, – заявил Гарри.

Его рука тряслась, и острие меча кололо горло Люциуса.

– Если б так… – ответил тот с такой горечью, что душа Гарри застонала. – Если б я мог вернуться и всё изменить…

– Прекрати! – рявкнул, перебивая его, гриффиндорец. – И потом, с чего ты взял, будто я поверю в этот бред?! Какая такая кровь, какой такой тысячелетний дракон?!

– И яд, и противоядие были созданы Салазаром Слизерином, – сообщил Люциус, – и с тех самых пор передавались в роду Малфоев из поколения в поколение. Исключительный яд, само совершенство: не оставляющий следов и не имеющий вкуса, яд, которому достаточно малейшей ссадинки или царапины на коже. Мгновенно нейтрализуемый при наличии противоядия и приводящий к неизбежной смерти при его отсутствии.

– Враньё это всё, – возразил Гарри. – Драко умирает уже не первую неделю.

– Он – Малфой и защищён своею кровью. Однако даже эта защита рано или поздно падёт под напором яда.

– Значит, имей я хроноворот… Я мог бы возвратиться в прошлое и добыть немного этой самой драконьей крови…

– Имей ты хроноворот? – сухо переспросил Люциус. – Никакой хроноворот не отправит тебя во время, когда он сам ещё не был создан. Но даже если тебе удалось бы найти настолько древний хроноворот, даже если б ты пережил путешествие в две тысячи лет в обе стороны, всё равно – потребуется не один век на разработку противоядия. А Драко отпущены отнюдь не сотни лет. Даже едва ли сотни часов.

– Заткнись! – прорычал Гарри. Меч чуть качнулся в его руке, и тонкая струйка крови пролилась Люциусу за воротник. – Если это шанс, плевать на всё.

Люциус опустил взгляд к упирающемуся ему в шею мечу. Краем глаза Гарри видел безотрывно наблюдающего за ними Рона, у которого было очень странное выражение лица.

– Зато я знаю, – сказал Малфой-старший, – что, как бы не страдал от смерти Драко я, тебе это принесёт куда больше мучений.

От желания одним взмахом распороть Люциусу глотку у Гарри запульсировало в висках, а в ушах загудело. Звук напоминал нахлёстывающие на берег волны, и Гарри подумал, что, наверное, так звучит его ярость.

– Почему?

– Потому что ты позволил себе надеяться.

Гарри осторожно покрутил головой. Внутри черепа, прямо за глазами, вздымалась ревущая чёрная волна; она наступала, с грохотом неслась вперёд.

– А ты – нет. Потому что слишком труслив, чтобы рискнуть и пустить в себя надежду.

Хриплый смешок стал Гарри ответом – свидетельство то ли гнева, то ли чего-то иного.

– Коли ты пришёл перерезать мне горло – перережь его. Я рассказал всё, что ты хотел выяснить. Больше я тебе сообщать ничего не желаю. Утрись.

Гарри медленно опустил меч. Волна ревела всё громче, становилась всё выше, затемняя мысли. Что-то происходило.

Гарри сделал над собой усилие и выговорил:

– Нет.

В тот же миг волна схлынула, и Гарри заметил, как дёрнулась рыжая голова Рона, всё еще не сводившего с него глаз. Слабое удивление проскользнуло по лицу Люциуса.

– Нет, – повторил Гарри. Если б он сейчас увидел себя со стороны, он бы испугался собственного взгляда – холодного, исполненного горького юмора Драко. И тон тоже походил на тон Драко – сухой, как зимний воздух. – Насколько я презираю тебя, настолько уважаю твоего сына, который не имеет с тобой ничего общего. Меня лишили родителей, нанеся мне рану, которую ничто не исцелит, – я не имею права доставлять кому-либо такую же боль. Особенно тому, кого люблю. Так живи, – он швырнул меч Люциусу под ноги, заставив испуганно качнуться назад. – Живи и знай: ты живёшь только благодаря моей милости. И жалости.

Лицо Люциуса изменилось: на миг Гарри даже показалось, будто ему удалось что-то рассмотреть под маской негодяя, которого он так ненавидел, – негодяя, прогнившего до самой сердцевины. Рык исказил губы Люциуса, он будто бы захотел ответить…

И вновь тёмные воды затопили разум Гарри, черня мысли и заставляя задыхаться, и в этот раз он сообразил, в чём дело: это звал Драко. Кричал почти в голос, да что там кричал – в ужасе по-первобытному выл.

Люциус что-то говорил, однако слова перестали существовать, утратив всякий смысл. Гарри слепо кинулся к дверям, нащупал ручку – Рон кричал ему в спину и, обернувшись, Гарри увидел позади себя друга с двумя мечами – гриффиндорским в одной руке и мечом Драко – в другой.

– Возьми! – на фоне крика в голове голос Рона показался шёпотом. Он протянул Гарри гриффиндорский меч. – Два меча мне ни к чему, а отдавать ему подержать второй чего-то не хочется.

Гарри, ничего перед собой не видя, выхватил своё оружие, оставив Уизли стоять с клинком Драко. На задворках подсознания снова мелькнула мысль о странном выражении лица Рона – кажется, его стоило о чём-то спросить… Но ревущее и бурлящее половодье паники снесло всё на своём пути.

Нужно найти Драко.

Не сказав Рону ни слова, Гарри развернулся и опрометью кинулся прочь.

* * *

Гермиона понятия не имела, сколько они так просидели: утекали минуты, а она всё сжимала в объятиях Драко, будто тем самым могла удержать его в мире живых. Время растянулось настолько, что порой казалось, будто на один час приходится один вздох. Она нежно, кончиками пальцев, убрала с его лица волосы. Словно ребёнку.

– Я никак не дозовусь Гарри, – внезапно открыв глаза, сообщил он. Невидящий сосредоточенный взгляд скользнул по её лицу. – Кажется, мне не хватает сил.

– Всё в порядке… – его волосы шёлково скользили меж её пальцев. – Он не тронет твоего отца. Он слишком тебя любит, чтобы сделать нечто подобное.

– Он сделает то, что должен, – отчуждённо возразил Драко. – Я дал ему разрешение… Я не могу просить, чтобы он извинил моего отца после того, что тот совершил…

– Он заставит твоего отца рассказать о противоядии… И мы тебя вылечим. А это – самое главное, – с прежним упрямством повторила Гермиона.

Драко рассмеялся, на губах запузырилась серебристо-красная пена. Он стёр её тыльной стороной руки.

– Моя Гермиона… Не все проблемы можно решить, получив новую информацию.

– Тш. Тебе нужно поспать. А когда ты проснёшься, мы тебя вылечим… Я сейчас тебя заколдую…

– Мак или чары усыпят нас куда лучше, чем твои поглаживания, – заметил он. – Ну вот, опять цитата. Джинни будет очень недовольна.

Он улыбнулся.

– Знаешь, я сегодня с ней целовался – просто подумал, что должен это сделать перед смертью. Неосмотрительно, скажи? Как думаешь, она рассердится?

– Нет, не думаю… – Гермиона накручивала на палец его мягкий нежный локон. Драко завозился под её рукой, она почувствовала отчаянный жар, идущий от его кожи, и приказала: – Закрой глаза.

– Если я так поступлю, я больше их не открою. А мне бы хотелось дождаться Гарри, если получится, – он всё знал. – Враньё тебе не удаётся.

– Правда? – она остановила свои ласки.

– Правда. Ты только что предложила заколдовать меня сломанной палочкой.

Она не успела закрыть рта – с губ сорвался вздох.

– Ой. Я и забыла, что она сломана…

– Нет… – он закрыл глаза, потом снова открыл. – Я ведь ослеп, верно? Ясное дело: даже если вокруг ночь хоть глаз коли, ты всё равно видишь свою руку, если поднесёшь её к лицу.

– С противоядием, возможно, получится всё вернуть… – прошептала Гермиона.

– Это не имеет значения… – слепой, он перехватил её взволнованно трепещущую руку и потянул к себе, прикоснулся к ладони губами и тут же сжал её в кулак, заперев поцелуй в клетке пальцев. – Тебя-то я всё равно вижу… В белом платье, на ступенях, с припорошенными снегом волосами. Интересно, а есть там, куда я ухожу, подобная красота?

На руку, которую он держал, капнуло что-то горячее. Гермиона вдруг осознала, что плачет.

– Там и должна быть только красота… – произнесла она.

Драко тихо рассмеялся:

– Я как-то спросил Гарри, верит ли он в рай. А ведь мне и тогда следовало уже знать… В смысле – с того самого момента, как в меня вонзилась та стрела. Но я не хотел думать, будто это правда. А потом было проще поверить, нежели нет. А потом Гарри ушёл – и я надеялся… Надеялся, что это правда. А сейчас я просто устал, жутко устал… Но ведь не зря же я прожил жизнь, скажи, Гермиона? Я был влюблён, моё сердце разбилось – как, впрочем, разбивались сердца многих других… Я обрёл себя и потерял, я спас мир – ведь это же кое-что, верно?

– …а ещё ты выигрывал в квиддич, если я всё правильно помню, – добавила Гермиона, прижимая ладонь к щеке, будто пытаясь перенести туда поцелуй.

– Но Кубок – никогда.

– Да. Кубок – никогда.

– Им владел Гарри. Хотя за это я его простил.

– Как и он тебя. Теперь-то, надеюсь, ты в это веришь.

– Верю. Но мне всё равно так же страшно.

– Из-за смерти?

– Мне всегда казалось, что я умру раньше него, – тихо заметил Драко. – Я этого и хотел, даже радовался. А ещё я всегда знал, куда отправлюсь, когда умру – туда, где по берегу реки бродят беспокойные тени, взывая об отмщении. Но месть свершится – Гарри об этом позаботится. А потому я обрету покой – покой, что обеспечит мне он же. Так где же мне ждать его? А если там нет никаких берегов? Я мог бы ждать веками, если нужно, – но вдруг он не сможет меня найти?

– Он всегда тебя найдёт. Вы всегда сможете дотянуться друг до друга.

– Сейчас-то – да, а потом? Или ты предполагаешь, телепатия существует и на том свете? – легкомысленный голос Драко дрогнул. – Вечность – несколько долговато для одиночества, Гермиона.

Она снова нежно коснулась его щеки кончиками пальцев. Жар обжёг её кожу.

– Мы все одиноки.

* * *

…Магия, – думал Рон, взирая на Люциуса. Тот по-прежнему не сводил глаз с закрывшейся за Гарри двери. – Магия может массу всяких вещей: превратить кошку в чайник, травинку – в холодное оружие. Но существует в мире нечто иное – куда волшебней и мощней этой самой магии. Силы, что скрепляют семьи, разбивают и исцеляют сердца… Силы, которые за считанные часы сделали Люциуса сломленным, униженным стариком – седина в волосах, морщины вокруг глаз и губ.

– И теперь они оставили меня с тобой… Почему было не поставить на часах обезьяну. Я вот всегда прикидывал, а не было ли у тебя в родне магглов? Что-то в вас, Уизли, не то: столь неудачный цвет волос, тусклый взгляд в упор. И эта ваша матушка, что плодит вас по две-три штуки кряду…

Рон спокойно изучал меч в руке. Чистое лезвие с витиевато выгравированной надписью.

– Если хочешь меня взбесить, то ничего не выйдет.

Люциус не откликнулся, он тоже смотрел на меч.

– Меч моего сына? Что-то он мне незнаком…

– Это ему Сириус подарил.

– Зато именно я научил им пользоваться. Годы тренировок с самого детства.

– Оно и видно. Он весьма искусен.

– Дразнишь меня, Прорицатель? – обнажил зубы Малфой.

– Ещё какой прорицатель, – согласился Рон, скользнув пальцем вверх по клинку и почувствовав, как разделилась кожа. Он поморщился от приятной боли. – Хочешь, я расскажу тебе о твоём будущем, Малфой?

Люциус рассмеялся:

– Коли желаешь предречь мне смерть…

– О, нет, не твою, отнюдь не твою.

– Драко… – начал Люциус.

– Нет, – снова перебил Рон, – и не его. Вернее, не только его. Ведь он – не всё, что заботит тебя, не всё, что потерял ты, позволив Тёмному Лорду уничтожить часть, делавшую тебя человеком. Твоя семья. Честь. Имя Малфоев. В один день совесть не отмоешь и вину не искупишь, особенно если и особого желания-то не имеется. Пусть Тёмный Лорд вернул тебе то, что когда-то отнял, однако в день, когда зло оканчивает свои дни на этом свете, приходит пора воздаяния. Оно само тебя найдёт, можешь мне поверить. Тёмные тени сгущаются вокруг тебя – я даже сейчас это вижу.

Люциус не шелохнулся, лишь обведённые красным глаза блеснули, когда он взглянул на Рона.

– Не очень-то похоже на пророчество.

– Это только начало. Слушай – я расскажу тебе остальное.

И он рассказал, глядя, как меняется в лице Люциус. Слова обрисовали картину оставшихся Малфою-старшему дней и полной ужаса жизни – не только того ужаса, что накрыл Люциуса и его семью, но и того, который он, отчаявшись, нёс остальным. Рон вещал о крови и смерти, о навеки очернённом имени Малфоев, об Имении, обращённом в груду развалин, о разбросанных и уничтоженных сокровищах, насчитывавших не одну тысячу лет. Он вещал о возмездии, и унижении, и стыде. Он распинался, видя, что Люциус верит каждому его слову, и Рон осознал – змей в башне был прав, говоря, что даны ему иные способности, кроме как видеть будущее.

Он умолк лишь тогда, когда понял: говорить больше нет нужды, дело сделано. Люциус смотрел на него, будто из пропасти.

– И что – ничего нельзя сделать? – спросил он.

– Выход есть, – сказал Рон. – Но он не для трусов.

– Что угодно.

Рон протянул тускло поблёскивающий Terminus Est и, будто во сне, Люциус принял меч.

– Это сына?

– Его. И если можешь сделать хоть что-то хорошее во всей своей злой и бессмысленной жизнишки, – сделай.

Рон развернулся и вышел из комнаты, даже не взглянув на старика, что остался за спиной держать в трясущихся руках отточенный клинок. Гриффиндорец закрыл дверь и замер у стены, пытаясь не дать жалости взять над собой верх. Изнутри не донеслось ни звука – ни вздоха, ни вскрика, ни клацанья упавшего меча. Только из-под двери выползла тонкая струйка крови.

И Рон понял: всё кончено.

* * *

Гарри не идёт. От горького осознания этого у Гермионы перехватило горло.

Драко поморщился, и рука больно сжала её ладонь.

– Не уверен, что соглашусь с поэтом, вопросившим «Смерть, где же твоё жало?», – хрипло произнёс он. – Мне кажется, она очень даже жалит…

– Тебе больно? – Гермиона склонилась ниже.

Жилка на его запястье пульсировала всё чаще и слабее.

…В последний раз, – с ужасом осознала она, – в последний раз я вижу трепет его ресниц, когда он говорит, и приподнятый уголок губ, и тонкий рот, и поворот головы, и прячущийся в голосе смех… Я всё должна запомнить, я всё должна передать Гарри, если он не успеет прийти вовремя… Гарри! Гарри, умоляю – быстрее!

– Будто пополам разрывают… – поделился Драко. – Не разрывают даже, а растягивают, – он осёкся и снова заперхал кровью. – Вкус яда, – удивлённо сообщил он и взглянул на Гермиону, будто бы действительно мог её увидеть. Глаза светились, но как-то отражённо, будто свет шёл откуда-то извне. – Одна душа в двух телах… Как она сказала…

– Не понимаю, – тихо произнесла Гермиона.

Он снова закашлял, прикрыв рот рукой, когда же он отнял её, ладонь покрывала серебристо-розовая кровь. Она схватила, стиснула его мокрые пальцы.

– Просто отдохни… – она осеклась – кажется, какой-то звук? Точно: звук шагов, быстро приближающихся шагов, отзывающихся дробным эхом. – Это Гарри… Несомненно… – она с силой стиснула пальцы Драко, сердце сжалось в ожидании.

Он не ответил.

Она взглянула на него.

Закрытые глаза. Ресницы легли на скулы, более не колеблясь от неровного дыхания. Она отпустила его руку – и та безвольно выскользнула, упокоившись на груди – пальцами на ключице.

Будто он просто спит.

– Ох… – в груди Гермионы не осталось ничего. Пустота. – Ох, Драко.

* * *

Гарри заблудился. Крепость представляла собой бесконечный лабиринт коридоров, извивающихся, будто кишки гигантской змеи. Все они были похожи друг на друга: серые стены, серый пол.

Он бежал с гриффиндорским мечом в руке, огибая углы; и грохот собственного сердца в ушах становился всё оглушительней, звуча так же громко, как и грохот ботинок по полу. Вой в голове усиливался, уже причиняя боль.

Он пытался внушить себе, что паника абсолютно беспричинна – ведь он буквально только что видел Драко в Церемониальном Зале – потрясённого, но очень даже держащегося на ногах. Он твердил себе это под свист собственных вдохов и выдохов, он мчался, пока перед глазами не запрыгали чёрные точки. И только вылетев из-за сотого по счёту угла, он наконец-то увидел Гермиону.

Она сидела у стены, и длинные каштановые локоны закрывали лицо, стекая по содрогающимся плечам. В руке упавшей звездой горела палочка, вторая рука обвилась вокруг Драко, и волшебный свет заливал их с яростью огней рампы, позволяя увидеть всё до мелочей: голову Драко на коленях Гермионы, сияющую бахрому его опущенных ресниц, упавшие на лоб волосы, отливающие оловом, раскрытую ладонь на груди, царапины на коже.

…Он просто уснул, – подумал Гарри в безумном озарении, и Гермиона, будто услышав его слова, подняла голову. Губы её затряслись, он увидел прилипшие к мокрым щекам волосы. Она отпустила палочку, простёрла к Гарри руки и медленно покачала головой, отвечая на вопрос, который так и не был задан вслух.

Из руки Гарри выскользнул и резко лязгнул по камням меч, загудев эхом похоронного колокола.