Текст книги "Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas"
Автор книги: Кассандра Клэр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 131 (всего у книги 157 страниц)
– Ты говоришь, что не похож на своего отца, – заметил вампир. – Но он – изрядный лжец. Даже сейчас Тёмный Лорд уверен, что он что-то замышляет.
Драко негромко усмехнулся.
– Верность моего отца не продаётся и не покупается. Она просто не существует. У Вольдеморта есть страхи посерьёзнее, чем мой отец.
– Ты говоришь о себе?
– Я говорю о Гарри.
Глаза вампира скользнули к гриффиндорцу, и даже на расстоянии юноша ощутил ледяной холод, каким веяло от бездонного взгляда древнего существа.
– Защита, что хранит тебя, прочна. Но ни чары любви, ни руны, ни драконья кровь не спасут тебя, когда ты встретишься с Тёмным Лордом. И он нашлёт ужас на землю раньше, чем ты сможешь справиться с ним.
– Пусть нашлёт.
– Точно, главное, чтобы он не заставил тебя оплатить доставку, – произнёс над ухом Драко. – Он – дешёвка и ублюдок, этот Тёмный Лорд.
Гарри рассмеялся, через миг Драко присоединился к нему. Вампиры не сводили с них глаз.
– Так ты против Лорда? Против собственного отца? – поинтересовался первый вампир.
– Ты же, вроде, сам мне сказал, что мой отец теперь играет против Тёмного Лорда, – заметил слизеринец.
– Возможно, но коли ты на стороне Поттера, значит, против них обоих?
– Да, он со мной, – подтвердил Гарри.
– Я сам по себе, – словно не услышав его слов, ответил Драко. – И мой отец тут ни при чём.
Вампир ухмыльнулся, продемонстрировав свои ужасающие клыки.
– Знавал я Малфоев. Уж не первый век пошёл, а они всё такие же – и ты такой же: глаза, лицо, манеры…
– Манерам можно научить, – возразил Драко. – Это же не кровь…
– Sangele apa nu se face, – произнёс вампир, – кому не знать крови, как мне. Зов крови, юный Малфой – не так-то просто его избежать. Bufnita nu cloceste privighetori…
Драко приподнял бровь:
– Что – вы уговариваете меня не заниматься сексом с голубями? Не утруждайте себя – я и не собирался: как называл их мой отец, крысы с крыльями.
– Я сказал, – раздражённо рявкнул вампир, что у орлов не рождаются голуби. Это наша старинная национальная пословица.
– Видимо, мой румынский не так и хорош, всё в пределах "Это ядовитая змея?" и "Эй, цыпочка, я могу угостить тебя пивом?" – так что тебе стоит поискать кого-то, кто сумеет оценить всё многообразие ваших пословиц, в другом месте. Однако не могу не сказать, что наша беседа была весьма увлекательна. А теперь нам с Гарри пора.
– Я не припомню, чтобы разрешал вам это сделать, – прорычал вампир.
– Не думаю, что ты отправишься с нами, иначе бы давно собрался. Есть что-то, что тебя не пускает? У Гарри?
В повисшей тишине вампир что-то прошипел на румынском. Как подозревал Гарри, нечто грубое.
– А я-то тут причём? – прошептал Гарри. – Почему он не может ко мне подойти?
– Ты особенный, – пояснил Малфой, – Я думал, ты уже привык к этому, во всяком случае, после последних событий.
– Ну, ладно, – с неприятным раздражением в голосе пробормотал вампир. – Мы с вами ещё увидимся, детишки, перед тем, как…
– Погоди, – неожиданно сказал Гарри.
– Погодить? – удивился вампир.
– Хочу, чтобы ты кое-что передал от меня Тёмному Лорду, – Гарри отошёл от Драко, и теперь стоял один в круге света, падающего от уличного фонаря… – передай, что я иду. Иду, чтобы убить его. Но если он ранит Рона, всё будет ещё хуже: я сожгу его тело и развею прах над Лейчестерской площадью, так что всю оставшуюся вечность магглы будут отплясывать прямо на нём. Передай ему.
В голосе юноши прозвучала такая злоба, что вампир снова заулыбался, тогда как Драко напрягся и обхватил гриффиндорца поперёк груди. Сейчас его рука напоминала сталь.
– Я передам, – кивнул вампир, закутался в плащ и исчез, сопровождаемый себе подобными.
Юноши замерли, не в состоянии двинуться с места. Гарри смотрел на пустую улицу – тени, ясные огни фонарей, закрытые и занавешенные окна. Он слышал, как гулко пульсирует кровь в висках.
– Неплохая работа, – заметил Драко, отступая и выпуская Гарри. Гриффиндорец повернулся к нему лицом: Малфой стоял, держа меч за эфес, но клинок был покрыт чёрными в этом свете подтёками крови. – Особенно удалась последняя речь. Просто какой-то манифест будущих действий.
– Я действительно собираюсь это сделать. Ты порезался?
– Самую малость. Всё в порядке.
– Где Гермиона? Она с тобой?
– Она наверху, в квартире.
– Значит, Виктор разболтал вам, где я.
– Нет, на самом деле, это была Флёр.
Юноши беседовали так спокойно, словно речь шла о погоде. Гарри с трудом удерживался от желания в упор рассматривать Малфоя: лицо слизеринца было бледным, решительным и непроницаемым, его залитая тусклым светом голова казалась обсыпанной битым стеклом.
– Я же просил её ничего вам не говорить.
– А Виктор просил тебя не выходить после наступления темноты.
– Я кое-что забыл в баре. Одну важную вещь, – вспыхнул Гарри.
– Не иначе мозги и чувство ответственности. Ой, нет, постой, – это уже две вещи.
– Рад, что у тебя всё в порядке с арифметикой, Малфой.
– Да, зато вот у тебя с ней проблемы.
– Прекрати, – наконец, не выдержал Гарри. – Я не хочу с тобой ругаться, я не злюсь на тебя.
– О, как мило, – подчёркнуто нейтральным голосом произнёс Драко. Сейчас он поднял лицо, и тени превратили его в маску. – Мысль о том, что я могу причинить неудобства или неприятности, мне ненавистна.
– Ты за этим сюда пришёл? Чтобы спасти мне жизнь?
– А что ещё могло заставить меня последовать за тобой? – с самым спокойным и разумным видом поинтересовался слизеринец.
– Ну, может, ты по мне соскучился. Ну, может, совсем чуть-чуть… как мне казалось.
– О… – вокруг рта Драко углубились тени. Гарри попытался разумом – абсолютно безуспешно – дотянуться до чувств Драко. Создалось ощущение, будто он прижался лицом к чёрному непрозрачному стеклу. – Увы, нет.
Гарри захлопал глазами:
– Тебе вовсе не обязательно демонстрировать мне свою гордость…
– Вот ещё, думаю, тебе стоит уяснить для себя, что пользы ни для меня, ни для моей гордости от тебя никакой. Ты и при жизни не нуждался во мне, тем более теперь, – когда ты покойник…
– Я ещё не покойник, – буркнул под нос Гарри и, встретившись со странным взглядом Драко, стиснул зубы. – Я скучал по тебе. Думай, что хочешь – но я по тебе скучал, – Драко не сводил с гриффиндорца глаз, на светлые волосы лился ясный свет фонаря. Гарри облизнул пересохшие губы. – Ну же, скажи, что ты думаешь.
– Думаю, – в тон откликнулся Драко, – что мне приходится прикладывать массу усилий, чтобы не дать тебе сейчас по голове.
– Вот как. А можно поточнее – как много усилий?
– Очень много, – рука Малфоя взвилась в воздух, и эфес с силой опустился, ударив точно в висок. Гарри как подкошенный, рухнул на землю.
* * *
Распахнув дверь в квартиру, Драко обнаружил стоящую посреди коридора Гермиону с арбалетом у плеча. Арбалетом, нацеленным прямо на него.
– Только двинься, и я всажу стрелу тебе в сердце, – твёрдо произнесла она. – И не сомневайся: именно так я и поступлю, Малфой. Стой, где стоишь.
Драко замер, как был, – держась рукой за косяк. Вся рубашка спереди алела, залитая кровью. Чужой кровью.
– Я вышел всего на десять минут, – заметил он, не сводя глаз с оружия в её руках. – Неужели такого короткого промежутка времени достаточно, чтобы твоё отношение к людям в корне изменилось?
Тяжёлый арбалет больно давил на плечо, но она не шелохнулась.
– Где Гарри?
– Внизу, в парадном. Я пришёл, чтобы ты помогла мне поднять его сюда. Ну, или я сам. Признаться, это было ещё до того, как я осознал, что ты решила, что кровоточащая рана в груди – это именно то, что улучшит такой тухлый день.
Гермиона чуть расслабилась.
– Ты ударил его – я видела, когда целилась из окна. Я бы подстрелила любого вампира, рискнувшего к вам приблизиться.
– Я должен был ему вмазать – в противном случае он бы не пошёл, – тон слизеринца был спокойным и чуть скептическим, а веселье в глазах заставило её почувствовать себя дурочкой. – И я не понимаю, какая связь между ударом и твоей готовностью пришпилить меня к стене четырнадцатидюймовой стрелой.
– Вампиры могут гипнотизировать людей взглядом, – перебила Гермиона. – Ты во время урока на что-нибудь обращаешь внимание? Вот я и решила, что он загипнотизировал тебя, чтобы ты ранил Гарри.
– Всё в порядке, этого не произошло. Так ты идёшь со мной или нет? Твой приятель, бесчувственный и окровавленный, валяется в парадном. Ещё немного и у него может начаться сепсис, или же он придёт в себя и сбежит. Кстати, не исключён и комплексный вариант.
Гермиона опустила арбалет.
– Поверить не могу, что ты ударил его по собственному желанию.
– А я не могу поверить, что тебе захотелось меня подстрелить.
– Я бы этого не сделала! – вспыхнула она.
– А если я, и правда, был под гипнозом? – отрывисто поинтересовался он.
– Я бы не смогла, – она замотала головой.
– Ладно, – он отпустил косяк и собрался спускаться вниз, – полагаю, в этом и состоит различие между нами, да?..
* * *
Пробуждение напомнило две очень длинные и тонкие иглы, воткнутые в виски и доходящие почти до самых глаз. Он хотел потереть глаза руками, но что-то, похоже, мешало.
– Добро пожаловать обратно в мир живых, – знакомый голос. Драко. – Тебя свет не беспокоит?
– Беспокоит, – ответил Гарри и снова сморщился. Говорить было больно, словно голова решила взбунтоваться и разорвать свои отношения с шеей. Да и остальное тело тоже отказывалось сотрудничать. Во всяком случае, руки и ноги – точно.
– Тебе крупно не повезло, – довольно бесчувственно, к удивлению Гарри, заметил Драко.
Он медленно открыл глаза.
Юношалежал навзничь на кровати в спальне Виктора, а рядом, рассеянно теребя кольцо на левой руке, восседал Драко Малфой. И тут Гарри понял, почему руки и ноги вдруг стали такими непослушными: они были связаны и прикручены к витой кроватной спинке.
– Малфой! – взвизгнул Гарри и, забыв о головной боли, задёргался в своих оковах. Бесполезно. – Какого чёрта ты это сделал? Зачем ты меня связал?
– Обижаешь, Поттер, – с блаженной улыбкой откликнулся Драко, – стал бы я заниматься такими вещами.
– Тогда…
– И я вызвал для этого домашних эльфов. Им нет равных в вязании таких коварных узлов.
– Зачем? – это было всё, на что хватило Гарри.
– Я уже устал гоняться за тобой по Европе, мотаться из страны в страну, не имея времени даже сменить штаны. Ты просто «летун» какой-то. Мне что, приковать себя к твоей ноге – я не вижу другого способа, гарантирующего, что ты никуда отсюда не денешься до возвращения Гермионы. А после мы решим, что с тобой делать.
– Гермиона не будет в восторге, что ты меня связал, – проворчал Гарри.
– Наоборот. Это была её идея.
Правая рука Гарри задёргалась, но верёвка держала крепко.
– Где она?
Драко изящно пожал плечами. Похоже, он успел плеснуть на лицо водой, хотя вся одежда была забрызгана кровью и грязью. Гарри поймал себя на том, что разглядывает его. На улице он не смотрел на Драко, и теперь испытывал странную боль узнавания: значит, таквыглядит Драко, его формы и углы, мягкие спутанные волосы, контрастирующие с острым подбородком и резкостью черт.
– У нас тут связан не я, а ты. И было бы логичней задавать вопросы именно тебе.
Гарри отказался от попыток вырваться на волю и затих на кровати:
– Слушай, я знаю, что расстроил тебя. Я знаю, что я…
– Заткнись, – выражение лица Драко не изменилось, как не повысился и тон его голоса, но в нём зазвучало нечто, заставившее Гарри вздрогнуть и вытаращить глаза. Драко рассматривал гриффиндорца с лёгким равнодушным весельем.
– Ладно, если у тебя есть вопросы – задавай. Кстати, поверить не могу, что ты дал камнем мне по голове.
– Я не бил тебя камнем. Ты получил рукояткой моего меча.
– Ну, это уже детали. И, кстати, это был моймеч.
– …который, по счастью, оказался при тебе. Не могу сказать, что это была гениальная идея, но, во всяком случае, не самая дурацкое, что ты сегодня сделал.
– Можешь называть меня дураком, если тебе так нравится, вы все как сговорились…
– Сговорились? – приподнял бровь Драко.
– Флёр туда же. Ну, естественно, она ещё сказала, что я великий воин.
– Не перевозбудись. Она всем парням так говорит.
– Насчет воина или дурака?
Драко пропустил это мимо ушей.
– У тебя восхитительно подбит глаз, – сообщил он. – К краям красный, жёлтый и бордовый. Похоже, у тебя даже синяки получаются гриффиндорских цветов.
– Ты подстригся? – прищурился Гарри.
– Нет.
– Нет, подстригся. Раньше у тебя волосы были такими длинными, что ты практически мог заплетать в них ленты. А сейчас едва уши закрывают.
– Если мы говорим именно о стрижке, то меня не стригли. Я сам всё обрезал. И вообще, мне бы сейчас хотелось побеседовать не о моих волосах.
Чуть оторопев от холодного тона слизеринца, Гарри, тем не менее, не отступил: он имел опыт общения с Драко, когда тот был в дурном настроении. Обычно его было достаточно рассмешить, чтобы он расслабился, дал слабинку.
– Ты точно не хочешь поговорить о своей причёске? – весело спросил он. – Тогда кто ты и что сделал с настоящим Драко Малфоем?
Драко воззрился на него совершенно неописуемым взглядом:
– Ты знаешь, кто я.
Гарри почувствовал лёгкую дрожь и напряжение во всём теле: ему показалось, что Драко готов снова наброситься с кулаками. Но голос в голове шепнул: " Драко бы никогда меня не ударил", – и это было правдой. Ведь тот ударил только для того, чтобы вернуть его в чувство и не дать снова убежать. Разве сам Гарри поступил иначе – тогда, у Поместья, швырнув его в снег, прочь с дороги адовых гончих. И, когда Драко вылез из сугроба, бинты на нём пропитались кровью…
То, что мы делаем друг для друга…
– Малфой… – Гарри прикусил нижнюю губу, – а я и не знал, что ты говоришь по-румынски…
– У меня там родственники. Дядя прожил там довольно долго. Я тебе говорил.
– А что он тебе говорил? Вампир?
– Sangele apa nu se face, – что значит кровь – это не вода. Это поговорка. Думаю, он имел в виду моего отца или, вообще, – семью.
– Он знаком с твоим отцом?
– Я предпочёл бы не говорить о моём отце.
– Так, об отце ты говорить не хочешь, о волосах – тоже. О чёмпобеседуем?
– Я, вообще, не хотел бы с тобой разговаривать, – сообщил Драко, – но поскольку мы тут застряли, пока Гермиона не закончит свои дела на кухне, давай-ка выберем тему, не имеющую отношения ни к нам, ни к моей семье, ни к нашей с тобой обоюдной неприязни.
Гарри захлопал глазами. Слова Драко были лишены всякого смысла, и всё, на что был способен юноша, – это вздох изумлённого отрицания.
– Я никогда…
– К ПРИМЕРУ, – перебил его Малфой, – если есть petrificus totalus, то должно быть и petrificus partialus, верно? Итогда почему люди не пользуются этим для всяких изощрённых сексуальных утех? Потому что я не могу понять, для чего это может быть ещё полезно…
– Неприязнь? Я никогда не испытывал к тебе…
Драко выглядел настолько взбешённым, что, по мнению Гарри, от очередного удара его спасло только появление в дверях Гермионы с серебряной фляжкой в руках.
Гарри не мог отвести от неё глаз – она была всё такой же и, в то же время, стала другой. Он рванулся вперёд, хотя верёвки на запястьях не пускали. Сердце кувыркнулось в груди: на ней была его старая паддлмерская майка… наверное, это добрый знак? Футболка мешком висела на её хрупкой фигурке, тонкие руки болтались в рукавах, лицо заострилось и стало каким-то полупрозрачным, мягкие губы дрогнули, а глаза широко распахнулись, когда она увидела его:
– Гарри…
Драко переводил взгляд с одного на другого, губы сжались в тонкую горькую линию.
– Plus ca change, plus c'est la meme chose, – сообщил он. – Я пойду. Я видел на кухне шестидесятиградусный болгарский сироп от кашля, названный в мою честь. Если во мне есть надобность, говорю сразу – отвалите.
Его слова выдернули Гермиону из отупения.
– Стой, Драко, – она протянула ему серебряную фляжку, – прими это, пожалуйста.
Не взглянув на Гарри, Драко поднялся с кровати и подошёл к ней. Она ткнула фляжку ему в руку и что-то тихо произнесла – так тихо, что Гарри не расслышал, равно, как не расслышал и ответ Драко. Возможно, это было – не злись?.. Слизеринец тряхнул головой и пошёл прочь, но она взяла его за руку и потянула назад.
И что-то было в её жесте – привычность, желание удержать его рядом, а может, то, как легко Драко позволил ей сделать это (а Гарри знал, с какой осторожностью тот относится к чужим прикосновениям, как беспокоят его любые случайные жесты) – что ревность, однажды обуявшая его во сне, снова накрыла гриффиндорца волной тошноты, близкой к боли. Он сдержал её, стиснув кулаки.
Я заслужил это, – подумал он. – Я не имею права…
Гермиона отпустила руку. Драко, не улыбнувшись, взглянул на неё, потом посмотрел на Гарри – в глазах не было ненависти, скорее, там было удивительное, ранимое равнодушие и пустота – и вышел из спальни, закрыв дверь.
Гермиона обернулась, и Гарри глубоко вздохнул: он понятия не имел, что сказать ей.
* * *
– Те иллюзии теперь выглядят не так уж и страшно, правда? – промурлыкала Рисенн, пощекотав указательным пальцем шею Рона. – Сколько партий вы сыграли? Шесть? Десять?
Рон отпрянул прочь.
– Прекрати! Не пойму, в чём смысл этой клетки, если ты можешь всюду совать свои руки? Я бы посоветовал Вольдеморту сделать прутья погуще.
– Ты скрываешь что-то, – шепнула она, и чёрные волосы занавесом упали ей на лицо. Но сквозь них Рон мог видеть, что она улыбается, – а Темному Лорду это не по вкусу. Ты опасаешься будущего?
– Все его опасаются, – буркнул Рон, не сводя яростного взгляда со стоящей перед ним шахматной доски. Они играли пятую партию, и первые четыре он позорно проиграл, потому что не сумел достаточно сконцентрироваться. А всё дело было в том, что, на самом деле, он нехотел никакого видения: он до смерти боялся того, что мог увидеть и не мог справиться с паникой, охватывающей его при мыслях о Гермионе и Гарри вдобавок.
За Драко он не боялся – тот мог позаботиться о себе, чтобы его черти побрали.
В середине пятой игры глаза Вольдеморта с подозрением прищурились, но, к счастью, вбежал возбуждённый Червехвост и вызвал Вольдеморта из зала.
Рон мрачно таращился на шахматную доску, гадая, есть ли смысл попытаться сжульничать и надуть Тёмного Лорда, пока того нет. И обратит ли кто-то внимание, если Рон смухлюет.
– Не все боятся будущего, – заметила Рисенн, – только те, которым есть чего терять.
– И каким же образом это касается меня?
– Ты влюблён. А всем влюблённым есть, что терять.
– Ну, значит, это всех касается, верно? Ведь каждый человек кого-то любит. Даже у Малфоя есть чувства. Жалкие чувства, но всё же…
– В отношении чувств ты похож на него куда больше, чем думаешь, – и Рисенн заправила волосы за ухо. Рон торопливо отвёл взгляд: она опять оказалась практически голой. Если честно, ему бы хотелось, чтобы его заранее предупреждали о подобных намерениях.
– Я не похож на Малфоя.
– Похож, – возразила дьяволица, – любить без взаимности, любить, когда любовь приносит лишь боль, любить, когда нет права на любовь… это такая боль, которую нельзя даже произнести, возможно, нельзя даже понять, пока ты её сам не почувствуешь…
– Все имеют право любить, – пробурчал Рон, испытывая неловкость, – и, вообще, – я не влюблён. Если Малфой втрескался, то это его право, а я даже думать об этом не хочу, потому что это бе-е…
Рисенн развеселилась.
– Полагаю, что, будь на то твоя воля… – начала она и тут же осеклась, потому что огромные двойные двери распахнулись, вошёл Вольдеморт и следом за ним – Гэбриэл. И Рон, и Рисенн содрогнулись: Тёмный Лорд был в бешенстве.
– Что значит "не могли приблизиться к нему"?! – голос Вольдеморта ревел, как гудящий костёр, – чёрная мантия с кровавым подбоем взмыла в воздух, когда он развернулся, чтобы испепелить яростным взглядом бледного и угрюмого вампира. – Что это значит?!
– Это значит, что я не мог к нему подойти, – сдавленным голосом ответил Гэбриэл, выглядящий теперь менее похожим на человека – слишком бледным, напряжённым и нервным. Сквозь плотно сжатые губы угадывались очертания клыков. Рон помнил рассказ Люпина о том, что вампиры меняются в лице, когда начинают испытывать голод, становясь восковыми на вид, и содрогнулся. К счастью, на него, как всегда, никто не обратил внимания. Опершись локтями на шахматный стол, юноша сидел, не сводя глаз с происходящего и стараясь не смахнуть на пол шахматные фигуры.
– Вы даже не сказали, что он окажется там. Я думал, девушка…
Вольдеморт отмёл возражение взмахом руки:
– И что – с ним ничего нельзя было поделать? Он что – использовал какое-нибудь сильное заклятье или же оказался увешан распятиями?
– Он оказался увешан юным Малфоем, – скривив губы, ответил Гэбриэл, – но не это стало помехой.
– Юный Малфой? – прищурился Вольдеморт. – Разве он не умер?
– Во всяком случае, при мне он выглядел абсолютно живым.
– Я говорю в переносном смысле – я знаю, что он жив, я, некоторым образом, поставил на него. Хотелось бы, чтобы он не умер до церемонии, хотя чрезмерное рвение Люциуса может заставить меня поменять планы. В любом случае, Поттер…
– У него при себе какое-то заклятье, – перебил Гэбриэл, – что-то вроде рунического браслета с мощной антидемонической защитой. Я не могу приблизиться к нему.
– Может, стоило бы ещё попытаться?
– Я не мог, – упрямо повторил Гэбриэл, – и никто бы не смог. Для того чтобы добраться до него, вам нужно найти какой-то иной путь.
– Я бы послал Червехвоста, – пробормотал Вольдеморт, – но он слаб и глуп… – он резко вскинул голову, и его устремлённые на Гэбриэла глаза неприятно блеснули. – Дай мне твоих слуг. Людей.
– Но это мои слуги, и подчиняются они мне!
– А ты, – напомнил Вольдеморт, – подчиняешься мне.
Рон вспомнил, что слышал на Защите о вампирах, – что те могут гипнотизировать людей взглядом. Если Гэбриэл решил сейчас испробовать нечто подобное на Вольдеморте, то потерпел крах: краткая волевая борьба закончилась полной победой Вольдеморта, Рону даже показалось, что в глазах Гэбриэла что-то съёжилось.
– Хорошо, мой Господин.
– Запомни: мне нужно то, что девушка носит с собой. Убедись, что они точно поняли – это должно быть доставлено вместе с ней. Они могут касаться серебра?
– Да, – глаза Гэбриэла скользнули к Рону. – Господин… этот мальчик… там…
– И что?
– Я мог бы поесть его?
Рон отодвинул свой стул так быстро, что на мраморе появилась царапина.
– Даже и не думай об этом, зубастик!
– Моего Прорицателя? Ни в коем случае, – произнёс Вольдеморт, – мне он нужен живой.
Вампир облизнулся, глаза его горели, когда он в упор рассматривал Рона.
– Я мог бы совсем чуть-чуть… Он остался бы в живых.
– Нет, – отрезал Вольдеморт, – ты не получишь его крови – ни капли. А теперь уходи, – у нас мало времени. Если тебе нужна кровь, можешь перед уходом испить Червехвоста.
Гэбриэл сморщился:
– Он отдаёт луком.
– У магглов есть чудесный афоризм про нищих и тех, кто выбирает, Гэбриэл. Думаю, было бы неплохо, если бы ты его выучил. А теперь ступай, – Вольдеморт, а следом и вампир вышли из комнаты.
Когда за ними захлопнулась дверь, Рон развернулся к Рисенн, которая за весь разговор не проронила ни слова. Дьяволица ответила ему пристальным взглядом тёмно-серых глаз.
– Кого он имел в виду, говоря о слугах-людях? Кто это такие?
– Если вампир укусит тебя, но не выпьет всю кровь, он станет твоим хозяином. Что-то, слегка напоминающее Проклятье Imperius. На самом деле, вампир может командовать целой армией, состоящей из людей, притом, что они остались людьми, и тогда анти-демоническая защита Гарри не сможет ему помочь.
– У Гарри есть Заклятье, охраняющее его от демонов?
– Рунический браслет, что он носит на поясе, – пояснила Рисенн.
Рон с подозрением прищурился:
– Ты ведь знала это, да? И промолчала?
Рисенн рассматривала свои ногти.
– Гарри с Гермионой, – начал вслух размышлять Рон. – Мне показалось, что червехвостов шпион говорил тут, что она с Драко.
– Однажды наступит день, – со скучающим видом заявила Рисенн, – когда я пойму, почему из-за этой девицы столько шума. Ведь она даже не красива.
Рон пропустил её слова мимо ушей.
– Прислуживающие ему люди… Как думаешь, он не забудет предупредить, чтобы они не ранили её? Должен ли я…
– Они сделают всё, как велено. Тёмный Лорд сказал Гэбриэлу, чтобы её не трогали.
– И ещё он сказал, чтобы тот держался от меня подальше, – заметил Рон. – Зачем? Что такого, если он меня укусит?
– Как, ты не знал? – удивилась Рисенн. – Ведь твоя кровь нужна ему самому.
* * *
Гарри не шелохнулся, когда Гермиона подошла к кровати. Как она подозревала, не последнюю роль сыграло то, что, в общем-то, ему некуда было двигаться: Драко туго привязал его. Возможно, ему не было больно, но вот неудобно почти наверняка. Юноша приподнял голову, когда она присела рядом. Над правым глазом у него красовался чёрно-фиолетовый синяк.
– Больно? – она поймала себя на мысли, что хочет коснуться его лица.
– Да, – в лице и линии рта читалась напряжённость и настороженность. – Гермиона, не могла бы ты…
– Конечно, – она вскинула палочку, верёвки развязались, и руки Гарри упали на колени. Юноша с унылым видом потёр запястья и настороженно поинтересовался:
– Ты тоже собираешься на меня кричать, да?
После короткого раздумья Гермиона ответила:
– Нечто подобное мне сегодня сказал Драко. Подозреваю, что в последнее время я слишком много кричала на вас обоих. Прости…
Гарри замер. Его упрямство как ветром сдуло.
– Так ты не сердишься?
– Ладно, сержусь, – безнадёжно согласилась Гермиона. – Ты бросил меня и убежал, влип в неприятности… Гарри, почему ты возвращался так поздно? Виктор же велел тебе не выходить после захода солнца! Или ты решил просто не обращать внимания на его слова?
У Гарри сразу стал очень раздражённый вид.
– Нет, я… – он вздохнул. – Не могла бы ты передать мне мой плащ? Драко кинул его куда-то в ноги.
Чуть удивлённая, Гермиона передала ему, что он просил и, сунув руку в оттопыривающийся левый карман, Гарри вытащил небольшую зелёную книжку с золотыми буквами.
Кодекс поведения семейства Малфоев.
– Книга Драко? – спросила Гермиона.
– Можно и так сказать. Он подарил её мне на Рождество, – гладя большим пальцем корешок, ответил Гарри, – и я взял её с собой почитать… тут, в квартире, не было ни одной книги на английском. И…
– …и забыл где-то? – закончила Гермиона. – И был вынужден за ней вернуться?
Гарри смущённо опустил взгляд.
– Да, я не мог призвать её – эта книга защищена от подобных вещей массой заклинаний…
– И не мог вернуться за ней завтра?
– К тому времени кто-нибудь швырнул бы её в мусорку! – возмутился Гарри. – Или стащил, или… Гермиона, неужели ты не понимаешь, как это важно…
– Ну, да – это же подарил тебе Драко…
– Он не подарил, он – доверил мне её! – Гарри осторожно положил книгу на ночной столик. – Он доверил мне много разных вещей, и я не оправдал его доверия почти ни в чём, так что не стоит подводить его и в этом. Это – фамильная реликвия, а ты знаешь, как он относится к подобным вещам. Фамильным… – юноша снова скривился и замолчал. – Мои щиколотки. Я почти забыл.
– Ой, сейчас, – Гермиона палочкой коснулась его ног, и верёвки упали. Подняв глаза, она снова встретилась с унылым взглядом Гарри, мрачно растирающим свои лодыжки.
– Знаешь, я, наверное, раз сто представлял, как мы увидимся, но, должен тебе сказать, мне и в голову не приходило ничего подобного.
– Мне жаль, что всё произошло именно так, Гарри, – она старалась, чтобы её голос звучал спокойно. Ей до боли захотелось коснуться его, захотелось убрать со лба налипшие волосы, захотелось припасть губами к его щекам, обнять его и снова почувствовать мерные, знакомые удары сердца. Но она промолчала и не двинулась с места: она сидела, сложив руки на коленях, уставясь в одну точку где-то чуть ниже его левого уха.
– Как? – Гарри наклонился и убрал верёвку со своих ног. Гермиона подвинулась, чтобы дать ему место. – Малфой совсем в уме тронулся?
– Он был вынужден ударить тебя. Иначе ты бы снова убежал.
– Он не должен был привязывать меня к кровати.
– Ну, если честно, я думала, он свяжет тебя и положит на диван, но, думаю, тебе разница показалась бы весьма несущественной.
Гарри глухо заворчал.
– Не хочу говорить о Малфое. Ты что – тоже меня ненавидишь? Из-за чего весь сыр-бор?
На этот раз она взглянула на него в упор:
– Ненавижу то, что ты сделал. Что ты бросил меня.
Судорога исказила лицо Гарри.
– Гермиона, я…
– Я ненавижу то, что ты сделал с Драко.
– Я не хочу о нём говорить.
– Ты поступил плохо. Очень плохо, – бесчувственно произнесла Гермиона. – И если ты думаешь, что я позволю тебе уйти отсюда в одиночку, ты выжил из ума, Гарри Поттер. Я понятия не имею, с чего ты вбил себе в голову, что в одиночку спасёшь мир…
– Я не хочууходить отсюда без тебя, – тихо откликнулся он.
Гермиона пристально взглянула на него. Ей раньше не приходило в голову, что он может лгать, но Гарри не лгал. Драко тоже не лгал себе, но из других побуждений: просто заблуждение для него являлось слабостью, а слабость презренна. Гарри же не лгал, потому что не мог. Пальцы юноши судорожно теребили край покрывала.
– Я был не прав, оставив тебя, – тихо откликнулся он. – Вас обоих. Теперь я это понимаю. Я просто прогнал от себя мысли о том, чтобы попросить вас следовать за мной, мне они показались высшим проявлением эгоизма… Тащить вас за собой на поиски, нужные мне одному. В конце концов, Тёмный Лорд хочет именно моей смерти. Как всегда. И то, что случилось с Роном – моя вина.
– Но, Гарри…
– Не надо, – руки Гарри ходили ходуном, но голос был ровен и твёрд. – Дай мне сказать. Я говорю тебе, что думал раньше, а не то, что думаю сейчас. Драко всё пытался сказать мне, но, я думаю, у меня всё пролетало мимо ушей, – Гермиона заметила, что Гарри назвал Малфоя по имени, но ничего не сказала. – Он твердил, что я – герой, и, потому, у меня свой, особый выбор. Я думал, что он подшучивает надо мной – ну, как это он обычно делает, чёрт, точнее, как обычно делал: Гарри Поттер – Спаситель Мира. И так далее. Я подозревал, что всё дело в том, что он пытается сделать так, чтобы я не зазнался. Но после того, как я ушёл, я понял, что он имел в виду. И он был прав. Он вовсе не смеялся надо мной. Он хотел, чтобы я осознал, что быть героем – значит быть грубым и резким. Унижать и ежедневно стоять перед выбором – бессмысленным, безобразным и отвратительным. В этом нет ничего славного. Он пытался донести до меня, что нет никакого удовольствия в том, что ты видишь, какую боль испытывают твои друзья. Ты должен выбрать весь мир, а не… – закончил он, и в голосе не было ни капли жалости к самому себе, только усталость и опустошённость.
– Я думала, ты пытался сделать именно это. И выбрал мир.
– Нет, – замотал головой Гарри, – я просто пытался сделать так, чтобы дорогие мне люди избежали боли. Мне было бы невыносимо видеть это. Но это не значит, что я выбираю весь остальной мир: я выбираю себя и то, что люблю и без чего не могу жить. И истина в том, что, если я, действительно, хочу победить Тёмного Лорда, я нуждаюсь в вас обоих. Я не могу без тебя. Я даже не могу правильно думать, когда тебя нет рядом, у меня в голове всё путается, я пытаюсь представить, что ты делаешь, но тебя нет рядом… И некому сказать… И без Драко… – он осёкся.