Текст книги "Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas"

Автор книги: Кассандра Клэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 132 (всего у книги 157 страниц)

– А что без него?

Гарри просто замотал головой.

– Я не хотел никому из вас причинять боль, – тихо произнёс он. – Это правда.

– Тогда зачем ты написал в письме Драко весь этот ужас? – спросила она. Это было жестоко, и Гермиона прекрасно понимала это. Гарри вскинул голову и удивлённо взглянул на нее. Черты его лица заострились.

– Он показалтебе?

– Он сначала даже не поверил, что ты сам это написал, – сказала Гермиона, гордо удержавшись от замечания, что ей он, вообще, не оставил ни строчки. – Мне пришлось применить заклинание, чтобы доказать ему.

Гарри стиснул пальцы так, то костяшки побелели.

– Знаю, я не очень-то силён в эпистолярном жанре, – нерешительно начал он.

–  Гарри. Оно было ужасным.

– Я вовсе не хотел, чтобы оно было ужасным! – в голосе зазвучали гнев и боль. – Я просто пытался быть честным. Боже, я вряд ли сейчас вспомню, что говорил, всё как-то смазалось, но я в жизни не собирался…

– Не может быть, что ты имел в виду именно…

– А тебе-то какое дело? – он неожиданно почти сорвался на крик, и Гермиона едва не кувыркнулась с кровати: Гарри раньше никогда не кричал на неё, никогда. – Почему ты распекаешь от имени Малфоя, а? Почему ты не расскажешь мне о себе? Или за тебя будет говорить Драко?

– Он не будет говорить за меня, – одеревенело возразила Гермиона. Каждый раз, когда её что-то расстраивало, внутри у неё словно всё замерзало. Она это ненавидела, но поделать ничего не могла. – Но я буду говорить о нём.

– Думаешь, я не знаю, почему? Я же видел, с каким лицом ты на него только что смотрела – ты ведь чувствуешь себя виноватой, разве нет? Из-за того, что ты испытываешь к нему и из-за всего остального – ты выбрала меня, разбив его сердце. А он ничего не сказал. Окажись я на его месте, я бы уполз куда-нибудь в тёмный угол и, как изувеченная кошка, лежал бы и зализывал раны. Я бы не смог поступить так, как он. А он – он гордый. Слишком гордый. И ведёт себя так, словно ничего не произошло. Меня бы это просто убило, но он сильнее меня – в этом плане сильнее. Я видел, что ты толкаешь насдруг к другу, словно думаешь, что я смогу помочь ему восстановить всё то, что уничтожено тобой, что я смогу сделать его счастливым. Потому что пусть меня черти заберут, если ты хочешь, чтобы этосделала Джинни или, вообще, – любая другая девушка, ведь ты же ревнуешь его! Что ты хочешь, чтоб я ему ещё дал – ведь я уже дал всё, что мог… Кем ты хочешь, чтоб я для него ещё был – ведь я уже был для него всем, кем мог! Я всегда, всегда пытался быть таким, каким ты хотела, Гермиона, но, чёрт побери, я даже передать не могу, что ты хочешь от меня на этот раз!

Гермиона смотрела на него, вытаращив глаза. Она была настолько оглушена, что даже не могла разобраться, где его слова были правдой, а где за него говорила ярость и смятение. Всё, что она сейчас понимала: до этого ей не приходилось видеть Гарри в таком гневе.

– Наверное, я и правда оттолкнула тебя, – дрожащим голосом начала она. – Наверное, я эгоистка и твоя ненависть ко мне оправдана…

Гарри крепко зажмурился.

– Я не ненавижу тебя. Я просто знаю, что ты не чертовски идеальна, но это не значит, что я ненавижу тебя. Просто ты из тех, кто считает, что любой человек может стать совершенным. И я разбивался в лепёшку, пытаясь стать тем, кем ты хочешь меня видеть. Но я – я не совершенен. Я временами эгоист, я делаю идиотские глупости, и я ненавижу… – ты даже поверить не сможешь, как я могу ненавидеть… В моей голове крутятся грубые, отвратительные, ужасные мысли. Постоянно. Каждый день я представляю, как сворачиваю Червехвосту шею… – голос Гарри наполнился отчаянием, задрожал, и юноша замолчал. – Знай ты хоть наполовину, каков я на самом деле…

– Не надо, Гарри… Открой глаза.

– Нет, – он отвернулся. – Ты меня не слышала. А помнишь, как на третьем курсе ты сказала Рону, что я не хотел никого убивать? Так вот: ты ошиблась. Я хочу убить Вольдеморта – наверное, это не очень важно, потому что он даже не человек… Но если бы я смог добраться до отца Драко, я бы и его убил и он… Я думал убить его в Имении, и если бы не Драко, я бы сделал это – я бы схватил один из висящих над камином мечей и воткнул бы ему в горло. И я был бы рад…

– Если бы не Драко… Ты не хотел так поступать ради него, ты не мог забрать у него отца, даже с учётом того, что его отец – чудовище… Это бескорыстно, Гарри…

–  Нет! – заорал Гарри. – Я прекрасно знаю, что имею в виду, а ты… тыне понимаешь меня, ты видишь только то, что хочешь видеть! Я не говорю, что я плохой человек, просто я… я – обычный.

– Ты не обычный, Гарри.

Из его груди вырвался глубокий вздох, напоминающий сдавленное рыдание.

– Ты никогда не поймёшь, – в отчаянии сказал он. – Я так люблю тебя, но ты не понимаешь… Ты всегда видела во мне только лучшую сторону, и я старался быть таким изо всех сил. Но не думаю, что всё лучшее, что во мне есть, поможет мне в борьбе против Вольдеморта, Гермиона. Нет, не думаю…

– И ты не мог сказать мне это? – прошептала она. – Именно это ты так скрывал от меня?

– Да, – ответил он, чуть приподняв лицо, но, по-прежнему, не открывая глаз и безжалостно вцепившись зубами в нижнюю губу. – В основном.

– Гарри, пожалуйста, открой глаза. Посмотри на меня.

– Нет. Я не могу говорить об этом, глядя тебе в глаза. Не могу.

Она придвинулась к нему, и, наконец, легонько коснулась кончиками пальцев его лица, синяка на его щеке, почувствовав исходящую от юноши волну напряжения, словно тот прикладывал все силы, чтобы не рвануться к ней.

– Открой глаза, Гарри… – в этот раз он послушался и медленно, словно собираясь с силами, поднял взгляд, в котором она прочитала такую же безнадёжность и такое же облегчение, что были в глазах Драко во время их первой ночи в отеле на Диагон-аллее – в тот миг, когда он, развернувшись к ней на узкой кровати, распростёр свои объятия. Изнеможение боролось с облегчением, с отчаянием; Драко, наконец-то, выполнил то, чего так долго боялся, и выбора больше не существовало. В его прикосновениях той ночью Гермиона чувствовала, что она для него – лишь сон, которого он всегда боялся. Не девушка. Кара.

Такой же, как Гарри, – подумала она.

– Мне жаль того, что всё так случилось: что ты пытался предугадать мои ожидания, стать таким, каким я хотела… Если бы ты убил Червехвоста или Люциуса, я бы не любила тебя от этого меньше. Драко прав: ты герой, а это значит, постоянно оказываешься в ситуациях, когда нет единственно правильного выбора. Я люблю тебя, Гарри. Этого ничто не изменит, даже я или ты. Даже неверные решения и неправильные поступки. Я люблю тебя с того самого момента, как мы встретились, и я буду любить тебя, даже если мы больше никогда не увидимся. Я не сержусь на тебя – честное слово. У меня такое ощущение, словно всё, что я делала в последние месяцы – это ругала тебя. Прости. Я просто боялась тебя потерять.

Он протянул к ней руки, и она коснулась их, удивительно холодных, потом нежно погладила его пальцы, шрам на ладони.

– Ты, правда, не сердишься?

– Нет.

– Слава Богу. Я бы не вынес, если бы вы вдвоём взъярились на меня.

– Знаю, – Гермиона потянулась и убрала волосы у него с глаз. – Тебе нужно собраться и непременнос ним поговорить.

– Да… но что я могу ему сказать? – прядка волос из длинной чёлки упала юноше на ресницы. – Может, мне стоит немного подождать, пока он успокоится?

– Это же Драко. Он неуспокоится.

Гарри вздохнул.

– Не верится, что я мог… – вдруг Гарри осёкся и отпрянул, глядя куда-то за её плечо. Повернувшись, Гермиона увидела стоящего в дверях Драко, который смотрел на них с выражением брезгливости на лице.

– Сожалею, что вынужден прервать вашу трогательную встречу, – холодно произнёс он, – но один из твоих горшков, Гермиона, кипит. Оттуда в огонь льётся что-то чёрное.

– Ой, – подскочила Гермиона. – Ты снял его с огня?

– Ты мне сказала ни во что не соваться. Ну, так я и не совался.

– Драко, ей-богу! – Гермиона вскочила на ноги. – Я сейчас вернусь, Гарри, – бросила она безмолвно взирающему на неё с кровати юноше и выбежала прочь. Коридор был заполнен дымом, чертыхаясь, она добежала до кухни и погасила пламя.

– Ничего подобного, – возразил последовавший за ней на кухню Драко. – Уверяю тебя, мои родители были женаты.

Плита и всё вокруг было залито чёрной жижей, варево в горшке пригорело и стало абсолютно непригодно.

– Почему ты не позвал меня раньше? – негодующе поинтересовалась Гермиона.

Драко скорчил мину, но не подошёл к ней, остерегаясь заляпать вонючей гадостью дорогие кожаные ботинки.

– Не хотел вам мешать. Не хотел ослепнуть раньше времени.

Сверкнув на него глазами, Гермиона кинула пригоревший горшок в раковину.

– Там было нечего прерывать: мы просто разговаривали.

– Он в порядке? – отрывисто поинтересовался Драко.

– Пойди и спроси его сам, – отрезала девушка. Драко развернулся и вышел из кухни. Схватив полотенце, Гермиона начала торопливо вытирать руки, когда ей на ум пришла одна идея.

– Драко! – крикнула она. – Моя палочка – я забыла её на столе в спальне. Не принесёшь?

Привалившийся к стенке в коридоре Драко, раздосадовано посмотрел на неё, но пошёл в сторону спальни. Она видела, как Гарри поднял голову и, вытащив из кармана палочку, указала на дверь комнаты.

–  Claudo! – прошептала она, увидев в захлопывающуюся дверь, как оглянулся Драко.

–  Forinsecus! – дверь увешали железные засовы.

–  Prohibeo iunea! – крикнула Гермиона, и они скользнули в гнёзда. Кто-то заколотил кулаками в дверь, вероятно, таким образом, Драко выразил своё негодование. Тем хуже для него. Она засунула палочку обратно в карман.

– Так, – во всеуслышание заявила она, – теперь они должныпоговорить друг с другом, – и, отогнав от себя ощущение, что она поступила не очень разумно, девушка отправилась назад на кухню.

* * *

Джинни настолько глубоко погрузилась в собственные размышления, что, вернувшись в гостиную, не сразу заметила, что Блез пропала. На диване сидели Люпин и Сириус, первый держал на коленях раскрытую папку с пергаментами, а второй их изучал, склонив голову, отбрасывающую на стену лохматую тень. Люпин что-то негромко говорил, для Джинни его слова мало что значили:

– Все жертвы были ближайшими соратниками Вольдеморта в тёмные годы. Потом отреклись и избежали Азкабана. Наши лазутчики сообщают, что потом они вернулись к Вольдеморту, и он простил их. Так вот, сейчас…

Джинни перестала прислушиваться и просто смотрела, как Сириус наклонился, чтобы перелистнуть пергамент, а Люпин чуть отстранился и взирал на старого друга с лёгкой улыбкой. Ей показалось, что, куда бы ни шли эти двое, рядом с ними всегда находились призраки ещё двух юношей – одного уже мёртвого и ещё одного, которому лучше бы умереть. Интересно, может, через много-много лет Драко с Гарри станут такими же? Она усомнилась, глядя на эту мирную картину, смогли бы они быть такими же вместе. Она не сомневалась только в одном: они точно не смогли бы быть порознь.

Наконец, её осенило:

– А где Блез?

– Она ушла, – поднял голову Люпин. – Отправилась к Пенси Паркинсон, потому что обещала вернуться поздно вечером или же, если не сумеет, отправить с утра сову.

Джинни охнула, внезапно испытав странное чувство брошенности.

– Но…

– Что? – спросил Люпин.

– Там дождь.

– Она взяла твой плащ. Жёлтый. Сказала, что ты не будешь против.

Что бы она ещё могла сказать, подумала Джинни, мельком подивившись тому, что слизеринка не потеряла присутствия духа. Ей было жаль, что та ушла. Было кое-что, о чём хотелось поговорить, расспросить…

– Лунатик, – Сириус задумчиво постучал пером по колену Люпина, – ты не взглянешь, не проходил ли Эйвери по делу Малкайбера? Помнится, несколько лет назад Малкайбер плохо кончил…

– Да, было дело, но Хмури сказал, что это были паршивые интриги Рентона, так что вряд ли это взаимосвязано. Хотя, думаю, не помешает проверить…

Джинни снова отвлеклась и задумчиво подошла к длинному столу, стоящему вдоль окна, которое выходило в сад. Обычно на нём красовался фарфор, но сейчас лежали только стопки книг и горы пергамента. Девушка пробежала пальцами вдоль золочёного корешка одного из томов: "История Пожирателей Смерти. Том 3". Мысли её были далеко-далеко.

Она думала о Блез, о том, как ей удалось найти единственно верные слова, чтобы убедить девушку остаться и рассказать всё Сириусу и Люпину, что казалось Джинни очень странным, потому что она прежде не знала Блез, даже не разговаривала.

Наверное, всё дело в том, что она похожа на Драко . И я говорила с ней, как будто с ним. Она оба целенаправленны и сдержаны в своей заботе о ком-либо, они подсчитывают и прикидывают, что имеет вес и смысл, а что нет. Она оба натянули ледяные маски равнодушия, и у каждого есть слабое место. Для Блез – Драко. А для Драко…

– Нет, в деле Малкайбера ничего нет, – негромкий голос Люпина прервал её размышления.

– Проверь теперь другие. Парпис была первой, Нотт… – слова превратились в остро заточенный нож. В следующий миг Джинни, отвернувшись от стола, уставилась на Сириуса и Люпина, которые, перебирая бумаги, не обратили на неё внимания. Девушка сунула руку в карман, лихорадочно выхватила записку от Драко и пробежала глазами список имён.

Таддеуш Нотт, Элефтерия Парпис, Чарльз Трэверс… – дальше было оторвано, последнее имя, которое удалось прочитать, – Линтон Эйвери.

Джинни даже не смогла понять, чего ей сейчас больше хочется – плакать или смеяться. Она слышала собственное неровное дыхание, чувствовала, как пульсирует кровь в венах.

Том. Это ведь ты убил их, Том. Правда? Я должна была догадаться. Должна была понять, что это ты. Но почему ты убиваешь их, своих собственных Пожирателей Смерти?

У неё перехватило дыхание.

Потому что они не твои, – поняла она, мир вздрогнул и зашатался. – Они – его, ты не можешь пережить того, что приходится делиться своими игрушками, уж лучше их уничтожить…

Джинни подняла взгляд, совершенно уверенная, что Люпин и Сириус непременно заметили её потрясение, услышали, как гулким молотом колотится в её груди сердце. Но авроры ни на что не обращали внимания, погрузившись в исследования и разговоры. Ей показалось, что они где-то далеко-далеко, и она смотрит на них в омниокль.

Думай, – яростно приказала себе Джинни. – Никакой паники: думай. В этих бессмысленных убийствах есть смысл: Том никогда ничего не делает просто так, без причины. Если он убивает их в таком порядке, значит, тому есть объяснение. Они были последователями Вольдеморта, а потом, как сказал Люпин, отреклись от него. Избежали Азкабана, а потом снова вернулись, по донесениям лазутчиков… И он простил их…

Но ты не простил, – подумала Джинни. – Ведь ты не простил их, верно, Том? Ведь ты никогда никого не прощаешь.

С дико бьющимся сердцем она взяла со стола книгу и торопливо взглянула на оглавление. Нашла «Процессы» и начала листать, пока не дошла до первой главы.

Где-то здесь, где-то здесь был список имён – не как их судили, а в какой последовательности оправдали…

Вот она.

Трепеща, она расправила страницу и прочитала:

Таддеуш Нотт, Элефтерия Парпис, Эбатнот Малкайбер, Чарльз Трэверс, Линтон Эйвери, Фрэнсис Паркинсон…

Книга выскользнула из рук Джинни и грохнулась на пол. Люпин и Сириус испуганно вскинули глаза. Джинни едва видела, что Сириус начал испуганно подниматься:

– Джинни…

– Мне надо уйти, – прошептала Джинни, пролетела мимо него в прихожую и, схватив зелёный плащ Чарли с крючка, выбежала из дома. Она не помнила, откуда взяла метлу, но это не имело значения: выскочив в сад, она оттолкнулась от земли и помчалась навстречу поднимающейся луне, к дому Пенси Паркинсон, молясь, чтобы не опоздать.

* * *

Пнув запертую дверь ещё раз, Драко обернулся и уставился разгневанным взглядом на Гарри, который сидел на кровати, в растерянности от сложившейся ситуации.

– Великолепно, Поттер, – прорычал слизеринец. – Твоя идея?

Гарри соскочил с кровати:

– Что она сделала? Заперла нас?

– Шестой уровень заклинания Forinsecus, – неохотно откликнулся Драко. – Любому из нас понадобится не один час, чтобы выбраться отсюда. У меня нет сил, а ты не сообразишь, как выполнить контр-заклинание. Чёртова девка. Я полагаю, среди всей твоей гадости не завалялось фомки?

Гриффиндорец облокотился на спинку.

– Нет. Кроме того, она права: мы должны поговорить.

– Нам не о чем разговаривать, – Драко подошёл к гардеробу и распахнул дверцы. За ними оказалось что-то вроде забитого всяким барахлом чулана: подушки, одеяла, квиддичная форма, коробки, домашний скарб. – Как думаешь, может, шарахнуть по двери квиддичной дубинкой? – вслух подумал он.

– Вряд ли Виктору понравится, если ты разобьёшь его дубинку, – откликнулся Гарри, хотя его мысли были заняты отнюдь не ею. Накричав на Гермиону, и уже чувствуя приступ вины, Гарри был опустошён и измучен, и ума не мог приложить, как усмирить безграничную ярость, охватившую Драко. С момента, как юноша оставил Хогвартс, он дюжину раз представлял, как снова встречается со своим другом, но ему и в голову не приходило ничего, даже отдалённо напоминающее происходящее. Обычно в своих фантазиях он возвращался домой после победы над Тёмным Лордом, и из школы навстречу ему кидались друзья, заключая его в объятия и наперебой поздравляя. Иногда в мечтах он был ранен и перебинтован, иногда – доблестно прихрамывал, вызывая всеобщее беспокойство. Но никогда Драко не обращался с ним, как с червяком, недостойным находиться в приличном обществе.

– А ещё Виктор велел тебе не высовывать из дома носа после наступления темноты. Скажи, Поттер, ты целенаправленно пытаешься достигнуть пика совершенства в твоих тупоголовых штучках или же этой ночью всё так удачно сложилось? Никак не могу разобраться – то ли ты сознательно пытаешься выглядеть дураком, то ли у тебя это само собой выходит.

Гарри вздохнул:

– Ладно, Малфой, если не хочешь разговаривать со мной – не надо, но послушать-то ты можешь?

– Нет, – Драко выволок из чуланчика коробки, и вытряхнул на пол их содержимое. – Это маггловское барахло?

– Да. Что ты подразумеваешь под «нет»?

– А ты сам как думаешь? – Драко попинал кучу рухляди: седло от метлы, элементы спортивной формы, железяки, сломанный пестик. – А тут есть эта штука… как бишь её? С помощью которой можно снять дверь с петель?

–  Accio! – быстро произнёс Гарри, и из-под кучи прямо ему в руку влетела отвёртка, которую он положил рядом с собой на кровать. – Это – отвёртка. Если ты поговоришь со мной пять минут, я отдам её тебе.

Развернувшись, Драко уставился на Гарри тяжёлым, равнодушным взглядом и скрестил руки на груди, отчего рубашка на спине натянулась, подчеркнув узость и худобу плеч.

Какой он тощий, ему надо вернуться в школу, – неожиданно подумал Гарри, – под присмотр мадам Помфри. А не мотаться по Европе без сна и пищи…

– Не уверен, что мне настолько нужна эта маггловкая штука, – обманчиво тихим и мягким голосом ответил Драко: Гарри, прекрасно разбирающийся в этом, знал, что слизеринец на самом деле очень сердит.

– В любом случае, с помощью этой штуки петли не снимешь, – ответил Гарри, – она слишком большая. Слушай, Драко, я признаю, что совершил, возможно, самую большую ошибку в своей жизни, сбежав из Хогвартса таким образом…

– Ну, не преуменьшай свои возможности, Поттер. Я уверен, что с твоим талантом в совершении имбецильных ошибок тебя ждёт большое будущее.

– Я не хотел бросать тебя. Но подумал, что должен.

В глазах Драко что-то блеснуло, они полыхнули нерешительностью и ожесточением, словно слова Гарри удивили его. Гарри вспомнил, как просунул руку сквозь прутья решётки в Имении, и вспышку изумления на лице Драко, когда нож Гарри резанул его ладонь

– Ты подумал…

– Вольдеморт – это моё дело, – устало пояснил Гарри. – А не твоё, тебе достаточно страданий…

– Твоё дело? – были кровь и мёд в голосе Драко: металл и обманчивая сладость. Он осторожно опустил коробку, которую только что вытащил из чулана и, развернувшись, подошёл к Гарри, не шелохнувшемуся и не двинувшемуся с места: гриффиндорец ждал, что Драко ударит его снова. Но Малфой, засунув большие пальцы за ремень штанов, мерил Гарри взглядом полуприкрытых глаз. Губы его кривились в злобной усмешке. Гарри почувствовал, как волоски на руках и шее встали дыбом, и, против его воли, перед глазами мелькнуло воспоминание о Полночном клубе, о том, как он был прижат к мокрой стене. Юноша снова почувствовал угрозу, которая не шла ни в какое сравнение с той, потому что сейчас перед ним был настоящий Драко. Глаза слизеринца горели упрямством, в них не было прощения, губы брезгливо сжались.

– Твоё дело? – повторил он. – Ты в этом полностью уверен?

– Я должен с ним справиться, – стараясь говорить ровным голосом, ответил Гарри.

– Да ну… – Драко поднял руку, и Гарри с трудом сдержал дрожь, но юноша только легко коснулся его волос, откинув их со лба, и провёл большим пальцем вдоль шрама Гарри. – Из-за этого?

– Малфой… – еле слышно спросил Гарри, – что с твоей рукой?

Драко тут же отдёрнул руку, словно обжёгшись, отшатнулся назад и прищурился.

– Может, это и твоя проблема, – продолжил он, словно не услышав вопрос Гарри, – и правда: какое отношение ко мне имеет Тёмный Лорд? Так – пустяк: всего лишь человек, заставивший моего отца заниматься селекцией. Тот, кто пытал меня заклятьем Cruciatus, и я прогрыз себе губу, потому что он пытался заставить меня сказать, где ты. Тот, кто отобрал у меня родителей – так же, как и у тебя, Поттер, и не таращись на меня, я знаю всё о том, как мой отец служил Тёмному Лорду. Тот, благодаря кому у меня никогда не было отца, тот, кто лишил меня матери – но, естественно, Тёмный Лорд – это исключительно твоё дело…

– Я не знал, что ты тоже пожелаешь отомстить, – во рту Гарри пересохло, он едва сам слышал свой неровный голос. – Ты никогда не говорил…

– Зачем: ты хотел этого за двоих, и я хотел того же, что и ты. Но всё это было раньше, когда я считал, что всегда – что бы ты ни делал – я буду частью этого, – плечи Драко чуть приподнялись в лёгком пожатии, удивительно напомнив Гарри жест Флёр. – Что ж, теперь я лучше осведомлён.

– Ты – часть всего, что я делаю, – торопливо глотая слова, выпалил Гарри. – Ты не читал моего письма…

Кулак Драко с такой силой врезался в спинку кровати, что Гарри едва устоял на ногах.

– Если ты ещё раз скажешь слово «письмо», – потеряв над собой контроль, прорычал слизеринец неожиданно грубым голосом, – я тебе все кости переломаю. Понял?

Гарри настолько удивился, что не знал, что ответить, просто смотрел, как Драко, глядя куда-то в сторону, с трудом пытается удержать себя в руках, хотя какое чувство сейчас пыталось взять в нём верх, – этого Гарри не знал. Впервые Гарри смог представить, как лопнет его самообладание, как исчезнут изысканность и изящество, как пропадёт отточенная злобность. И эта мысль было настолько же пугающей, как если бы он думал о смерти человека.

– Хорошо, – тихо вымолвил он, – больше ни слова.

– Отлично, – дрожащим голосом ответил Драко. Он убрал руку и сжал пальцы в крепкий кулак, спрятав безобразные рубцы, о которых Гарри предпочёл больше не спрашивать. – Рад, что мы, наконец-то, понимаем друг друга.

– Уверен? Если мы – ты и я – и дальше собираемся двигаться вперёд, мне кажется, нам стоит научиться получше уживаться друг с другом.

– Дальше? – эхом откликнулся Драко. Он снова опустил ресницы, теперь Гарри с трудом мог видеть его глаза.

– Если мы собираемся вместе выступить против Вольдеморта, нам надо прекратить бороться друг с другом.

Драко посмотрел на него с нескрываемым удивлением и вдруг восторженно заулыбался; на его лице вспыхнула такая знакомая улыбка, что Гарри почувствовал, как уголки губ сами ползут вверх.

– Ты что – решил, что я вернусь к тебе и пойду рядом? Даже не знаю, что в тебе более странно: твой бесконечный оптимизм или же твоя безграничная глупость.

Улыбка исчезла с лица Гарри.

– Что?

– Конечно, а что ты мог ещё подумать, – сухо продолжил Драко, – ведь для чего я родился на свет, как не для того, чтобы следовать за тобой, – закрытые веки отдавали синевой, – помнится, когда мне было восемь, – понизив голос, доверительно сообщил он, заставив Гарри испытать приступ боли от интимности этого тона, – у меня была любимая птичка. Потом она умерла, вернее, мой отец её убил. Я удрал из Имения, а отец послал по следу адовых гончих, чтобы они приволокли меня обратно. Они швырнули меня на пол у лестницы, и отец спустился и присел надо мной. Я думал, он поможет мне подняться, но не тут-то было. Он сказал: "Ты совершил ошибку, убежав. Ты принадлежишь мне – как этот дом, как собаки, как портреты на стенах. Ты не больше и не меньше, чем ещё одна принадлежащая мне вещь, и подчиняешься тем же законам, что и всё в этом Имении. Будешь бороться – сломаю. Убежишь – верну. И нет такого места на земле, где бы я не мог тебя найти, где ты мог бы спрятаться и перестать быть моим сыном."

– Но ведь это другое, – возразил Гарри, – ты не принадлежишь мне, я не заставляю тебя поступать наперекор твоим желаниям. Я не твой отец, и дружу с тобой не потому, что ты можешь оказаться мне полезен. Ты много значишь для меня, – Гарри говорил, понимая, какими пустыми и невесомыми получаются эти слова. Эх, будь у него такой дар к высокопарной речи, как у Драко… – Я хочу быть твоим другом, и думал, что у тебя то же самое. И я никогда не хотел умышленно причинить тебе боль…

– Я знаю, я уверен в этом, – кивнул Драко. – И ты – мой настолько же, насколько я – твой, – серо-синие глаза были совершенно спокойными, даже ледяными. – Я хотел, чтобы моя смерть кое-что значила, а ты сбежал от меня. Может, ты имел что-то в виду, может, нет. Но я тебе никогда этого не прощу. Никогда.

У Гарри голова шла кругом.

– Я не понимаю.

– И не поймёшь, – отрезал Драко. – И именно поэтому мне совершенно на это наплевать, – голос звучал нарочито изящно, каждое слово было тщательно подобрано: Гарри бы не удивился, если Драко заранее отрепетировал свою речь, впрочем, причина могла оказаться и в напряжении, во время которого к Драко возвращались все манеры и воспитание Имения, которые скрывали его истинные чувства. – Помнится, ты говорил, что не выбирал ту связь, которая существует между нами, тебя заставили… – голос дрогнул, но Драко тут же собрался и продолжил в том же чётком и ясном тоне, – я должен был прислушаться к тем словам, но я этого не сделал. Однако ты сказал правду, и я благодарен тебе за это. Я вообще, за многое тебе благодарен, Поттер. И я буду скучать по тебе… когда смогу… – он замолчал, но не потому, что ему было нечего сказать, а потому, что никак не мог подобрать нужные слова.

– Будешь скучать? Но я не собираюсь уходить…

– Я собираюсь. Завтра же. Я возвращаюсь домой, а вы с Гермионой можете идти дальше, я не буду пытаться задержать вас. Я снимаю с себя ответственность и возвращаюсь в Англию.

Колени Гарри подогнулись, он поехал вниз и, к собственному удивлению, обнаружил себя сидящим на полу. У него было ощущение, словно он только что спустился по лестнице из гриффиндорской башни, скинул плащ и опоздал – как это часто случалось – на завтрак, и в этот момент под ногами вдруг распахнулась чёрная бездна, куда он рухнул, не успев даже пискнуть.

Гарри поднял глаза к Драко – но отсюда мог видеть только падающую на лицо юноши тень, светлые волосы и тёмную одежду.

– Я мог бы остановиться… И вернуться с тобой…

– И всё бросить: и месть, и Рона – всё. Ты, и правда, мог бы так поступить?

Гарри не мог притворяться:

– Нет. Я должен идти дальше.

– Я знаю. И не прошу, чтобы ты шёл за мной. Вернее, даже не хочу этого. Я уже говорил, что мы – пустое место без того, что выбираем, так вот: это то, что выбираю я. Я выбрал тебя своим другом, выбрал по собственной воле. И тебе не стоит прикидываться, что ты нуждаешься во мне, – в голосе зазвучало что-то, напоминающее веселье, но вовсе им не являющееся. – Я просто…

Гарри перебил его, он не хотел слышать, что последует за этими словами.

– Ты больше не хочешь быть мне другом?

– Именно. Возможно, это не то, чего хочешь ты, но это моё решение…

– Это не то, чего хочу я.

– Но я верю, что ты будешь действовать в соответствии с моим решением…

– Это невозможно, – тут же, не думая, перебил Гарри.

Драко не шелохнулся и не сводил с него глаз. Холодный ветер, пробравшийся сквозь приоткрытые окна, чуть покачивал занавески, ерошил волосы Драко, бросая тонкие прядки ему в лицо. Глаза были тусклыми и просто отражали идущий от лампы свет, были ли в них жалость, нежность, сожаление – Гарри этого не знал, не видел. Только напряжённость узких плеч, подёрнутые тенью глаза, печально опущенные уголки губ.

– Я тебя спросил, – произнёс Драко.

– Не могу. Если бы я сказал, что могу, я бы солгал.

Плечи Драко поникли, он опустил голову, словно начав придирчиво изучать собственные ботинки и брюки, дыры на одежде и изуродованную руку.

– Значит, ты не сделаешь для меня даже этого… Даже этого…

– Нет.

– Что ж, полагаю, мы зашли в тупик, Поттер, – Драко уселся на пол, у противоположной спинки кровати, прислонился к ней и, поджав ноги, положил подбородок на колени. Гарри ждал, что он скажет что-то ещё, но Драко молчал, и тишину нарушал только слабый свист ветра. Тени в комнате. Длинные тени покачивались между ними. Гарри не мог видеть глаз юноши – они были скрыты светлыми волосами, спутанными ветром.

И поверх шума ветра всё громче и громче становился шёпот, прислушавшись к которому, Гарри понял, что, наконец-то, хлынул собиравшийся весь день дождь.

* * *

Гермиона ткнула палочкой тяжёлые засовы на двери в спальню Виктора, и они исчезли. Прислушиваясь, девушка замерла. Тишина. Может, они дуются друг на друга? А может, всё в порядке, и они ведут телепатическую беседу в счастливом молчании? А может, сорвали карнизы и забили друг друга ими до смерти? С них станется…

Кусая губы и трепеща, она шагнула в в спальню.

Лампа на каминной полке потухла, и комната была погружена во тьму, лишь сквозь открытое окно лился серый свет, смешиваясь с металлическим запахом дождя и завыванием ветра. На миг ей показалось, что комната пуста, и она в ужасе подумала, что юноши настолько не могли находиться рядом друг с другом, что выскочили в окно. Но вот её взгляд скользнул вниз, к кровати – и на полу у ножек она увидела две свернувшиеся фигуры, кутавшиеся в тёмные плащи и, очевидно, крепко спящие.

В комнате было слишком темно, но серого света с улицы хватало, чтобы увидеть очертания фигур, чуть подсвеченные чёрные волосы Гарри, светлую мишуру волос Драко. Гарри откинул голову назад, его рот чуть приоткрылся; Драко спал, привалившись к стойке кровати, его грудь тихо вздымалась и опускалась.

Она стояла и смотрела на них: два тела, единая душа.