Текст книги "Спасите, мафия! (СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 93 (всего у книги 96 страниц)

– Мы можем не в саду погулять, а в доме посидеть?

– Конечно, – чуть улыбнулось божество и провело нас в Дом Тысячи Свечей.

Белый мрамор, старинные гобелены, золоченые рамы картин и зеркал – роскошь в этом доме просто зашкаливала за допустимое значение. Однако больше всего меня поразила малая гостиная, куда нас провели – пышные персидские багровые ковры; мебель красного дерева: изящные диваны с фисташковой обивкой и мягкие удобные кресла, стоявшие по периметру; тяжелые атласные занавески в тон мебели; шахматный столик с фигурками из слоновой кости и черного дерева, стоявший между двумя креслами; горевший камин в стиле типичного английского интерьера; хрустальная люстра с сотнями подвесок… Короче говоря, это была не гостиная, а Нечто с большой буквы – я такого даже в фильмах никогда не видела. Разве что в передачах о питерских дворцах… Мы с Кёей сели на диван между двумя узкими высокими окнами от пола до потолка и больше похожими на балконные двери с полукруглой вершиной, чем, собственно, на окна, а Эмма-Дай-О царственно опустился в кресло напротив. Ватсон принес нам чай на серебряном подносе в фарфоровых белых кружках, и мы погрузились в неторопливую беседу. Сначала в комнате царило напряжение, но потом оно потихоньку сошло на нет. Кёя по большей части молчал, а я болтала с Владыкой Ада за двоих. Он оказался на редкость интересным собеседником и удивительно проницательным… существом, которое понимало меня с полуслова, но отвечало искренне и не стараясь угодить, однако неприятные углы тактично сглаживая и не выпуливая информацию в лоб, начхав на чувства собеседника, а выдавая ее порционно и очень осторожно, стараясь не ранить и не задеть. Я его, если честно, уже давно простила за всё: я ведь вообще очень отходчивая. Да и потом, он же хотел, как лучше… А получилось как всегда, конечно, ну да ладно, это уже вина Графа, до безобразия любящего театр!

О том, почему нас с сестрами приходится разделить, Эмма-Дай-О сказал, что иначе нельзя: забирая из одного мира троих смертных и помещая их в другой, они с Графом нарушали баланс, и потому свести потери в численности населения миров надо было к минимуму. Свою роль тут также сыграла любовь Графа к постановкам, ну да ладно, это не столь важно. Принцип «деления» предложил Владыка, сказав, что Елене проще будет адаптироваться на новом месте, если рядом буду я, а не Мария, а оставить ее в этом мире было не самой удачной идеей: Бельфегору было бы крайне трудно приспособиться к жизни простого фермера, а сама Елена всегда мечтала попасть в иной мир. Вот потому нас именно так и поделили, и я против не была, а Эмма-Дай-О сказал, что, несмотря на то, что мы не сможем увидеться с Марией, он позволит себе слегка обойти договор с Графом и передавать иногда письма, поскольку понимает, что терять родственников слишком тяжело, ведь у него самого есть сестра, помогающая ему судить женщин, однако не имеющая больше никакой власти. Так как это в его контракте с Графом оговорено не было, он не видел никаких препятствий, и я была ему за это очень благодарна. Он также рассказал о том, как мой предок помог ему, а на вопрос, зачем он забрал камень из руин после смерти моих родителей, ответил, что была вероятность открыть портал до положенного времени, и потому он решил подстраховаться и изъял булыжник. Когда же я спросила, кому мы должны задать вопрос, он таинственно улыбнулся и ответил: «Себе», – после чего проводил нас к порталу, и мы вернулись домой. Мне даже понравилось общаться с этим тихим, понимающим, безумно мудрым и на самом деле великодушным существом, которое могло быть чрезвычайно жестким, а порой и жестоким, и я не сомневалась: я условие контракта о «прощении того, кого винила больше всего» выполнила. А еще я чувствовала, что Кёя его тоже простил, потому что Владыка у моего жениха под конец нашей беседы явно перестал вызывать отторжение, и скрытный комитетчик даже начал чуть более оживленно участвовать в беседе (ну, как «оживленно»… Просто если он сначала молчал, словно воды в рот набрал, под конец даже вступил с божеством в диалог, цедя скупые фразы, но это был для него, замкнутого и нелюдимого, большой прогресс. Хотя Эмма-Дай-О и не «людь» вовсе, но это так, к слову).

После ужина, приготовленного мной на скорую руку, все мы – путешественники сквозь миры, так сказать – пошли спать, потому как вымотались неимоверно. Особенно устали Ленка и Бэл, которым прямо-таки наказание выпало, а не испытание, в виде соскучившегося по диалогам Графа. Я быстренько приняла душ и, переодевшись в спортивные штаны и черную футболку, нырнула в кровать, а через пятнадцать минут в дверь постучали и вошел Кёя, как всегда при параде, но без галстука, что было достижением. Он уселся на край моей кровати и, не размениваясь на предисловия, тихо спросил:

– Ты уверена? Ты ведь не сможешь больше увидеть сестру – Владыка Эмма подтвердил…

– Более чем, – без тени сомнения ответила я и села, опершись спиной об изголовье. – Я не собираюсь идти за тобой из принципа «раз сказала, надо топать». Я пойду, потому что хочу быть с тобой, вот и всё.

– Я хочу создать настоящую семью, – как-то очень тихо произнес он и осторожно обнял меня. – С детьми. Овчаркой и домашними суши на ужин…

– А суши на пироги заменить нельзя? – съехидничала я и получила щелбан и ответ:

– Иногда можно.

– Знаешь, – улыбнулась я, прижимаясь к крепкой груди жениха, – я всё-таки поняла, почему нам выдали символ Бригид.

– Почему же? – усмехнулся Кёя, прекрасно зная ответ.

– Потому что для нас главное – это семейный очаг, тепло и уют. Наш дом, наша семья. И мечты у нас простые, домашние и уютные.

– А еще потому, что мы всю жизнь мечтали именно об этом, никогда не размениваясь на корыстные надежды, – прошептал глава CEDEF и моей жизни и осторожно поцеловал меня в висок.

В тот же миг комната полыхнула белым светом, и я, резко отстранившись от комитетчика, подумала: «Неужели выполнили?..» Перед нами зависли два гусика, явно очень и очень нервничавших, а Кёя тут же встал, готовый ломануться от них, куда глаза глядят, если понадобится снова что-то уточнить. Правый Гу-Со-Син откашлялся и, развернув пергамент в абсолютной темноте, развеиваемой лишь светом луны, зачитал:

– «Сим документом подтверждается, что Хибари Кёя и Екатерина Светлова выполнили условия контракта и вернутся в мир вышеозначенного Хибари Кёи вместе. Если они хотят сделать это до Нового Года, они должны умереть, если нет, они переместятся в иной мир с последним ударом курантов. Первый пункт был выполнен, когда была поймана лягушка, второй – когда они прыгнули в воронку, третий – когда они оба простили Владыку Эмма и тем самым доказали самим себе, что умеют принимать и понимать чужие поступки, даже если изначально они вызывали лишь отторжение, и четвертый – когда поняли, почему Владыка присвоил им символ Бригид и сказали об этом друг другу», – на этом официальная часть была закончена, и Гу-Со-Син насторожено спросил: – Вопросы есть?

– Да, – усмехнулся Кёя, и гусики понурились, свесив крылья и лапки так, словно весь день воз возили. Вредный комитетчик же вместо излишних уточнений по и так понятным вещам вдруг спросил: – Хотите чаю?

Шинигами ошарашенно переглянулись, а затем хором воскликнули:

– Конечно!

Видать, бедных птахов совсем заюзали на этой их библиотечно-пересылочной службе! А поступок Кёи был мне абсолютно понятен: гусь – это птица, птица – почти зверь, а зверей глава CEDEF просто обожал, что настоящих, что духов из коробочки, что шинигамиобразных, видимо… В результате я быстро натянула носки и свитер, и мы впятером прокрались на кухню (пятым был Хибёрд) и уселись за стол (а трое так и вообще на стол). Пока грелся чайник, я успела выяснить, что ежели на кухню зайдет кто-то из посторонних, увидит лишь нас с Кёей, Хибёрда и две лишние чашки, парящие в воздухе, а потому Гу-Со-Сины довольным тоном заявили, что волноваться не о чем: чашки при приближении смертных они успеют на стол поставить. Сначала гусики от моего жениха ждали подвоха и вопросов «по делу», но он, видимо, решив начхать на то, что они всё же не совсем птицы, а шинигами, вел себя вполне мирно и даже активно (по его меркам) участвовал в оживленной беседе о том, как живется-служится птичкам-почтальонам в стране мертвых. Гу-Со-Сины расслабились, втянулись в диалог, как марихуанщики в героиновую зависимость после второй дозы, и вскоре мы были уже чуть ли не лучшими друзьями. Чаепитие прошло отменно, а первоптиц с более покладистым характером, чем у его брата, даже прослезился и, смахнув выступившие на черных глазках-бусинках прозрачные капли, тиснул из вазочки пирожок вчерашней давности и завил:

– Бывают же такие люди добрые! А то что шинигами, что смертные – все в нас либо игрушку плюшевую видят, либо волов, на которых пахать – не перепахать! А у нас ведь тонкая душевная организация! И крылышки слабые, мы канцелярские работники, а не бойцы всё-таки… Впервые нас за всё время работы чаем с плюшками угощают…

– Так вы приходите еще, – улыбнулась я. – Не по работе – просто в гости.

– А можно? – оживился гусь-холерик, тоже спионерив пирожок.

– Конечно, – кивнул Кёя, улыбаясь краешками губ. – Адрес вы знаете. Только лучше заранее предупредить о приходе.

– Без проблем! – обрадовался холеричный шинигами, что восседал на столе слева от гусика со спокойным нравом.

– Мы обязательно придем, как только вы обживетесь, – обнимая кружку крыльями добавил тот самый, правый шинигами.

– Вот и хорошо, – улыбнулась я.

– Кстати, – усмехнулся гусик слева, – а вы не хотите узнать, как вам с документами быть?

Такой вопрос поставил меня в тупик, но у Кёи, кажется, ответ был готов. Однако, стоило лишь ему открыть рот, чтобы ответить, хитрый Гу-Со-Син-холерик пододвинул к нам выуженные из-за пазухи документы и протянул:

– Вот! Владыка Эмма велел передать. Паспорт, свидетельство о рождении, аттестат школьный, данные из института, в котором ты, Катя, якобы училась до этого момента. Японский язык ты будешь знать с момента, как окажешься в том мире, так же, как мафиози знали русский язык с момента, как попали сюда. Они, кстати, ваш язык не забудут.

– Здорово, – пробормотала я. – А я его учила-учила всё это время…

Сие было правдой: японский я начала учить (спасибо Такеши), как только поняла, что влюбилась в главу всея японской Дисциплины, а потому знала, как тяжело выучить этот язык, и была Владыке Эмма за такой подарок до безумия благодарна.

– А то, – синхронно усмехнулись Гу-Со-Сины и присуседились к чашкам, опустив в них клювики. Кёя тоже был доволен, но явно считал, что бросать изучение языка не стоит: надо заняться тонкостями, которые с автоматическим знанием основ языка не передались. Это я понимала, даже не глядя на него: слишком хорошо знала его дотошную и любящую точность и скрупулезность натуру…

В целом, вечер прошел на удивление мирно и весело, и, попрощавшись с шинигами, исчезнувшими в белой вспышке и обещавшими, аки Шварцнеггеры, еще вернуться, мы пошли наверх. Распрощавшись у моей двери, мы разошлись по своим комнатам, и вскоре я уже спала, как сурок, и снился мне чудесный дом с садом камней, который я скоро должна была увидеть в реальности…

POV Лены.

Что ж за день-то такой?! Что ж у этой Графской морды за поведение-то такое неадекватное? Что ж у Владыки фантазия-то такая больная, что он нас к этому извращенцу на целый день отправил?! Кошмар… С утра я пережила глубочайший шок, убив лягушку, а для меня это и впрямь шок, потому что животные – это нечто безумно важное для меня, затем мы попали в иной мир, и только я начала отходить от происшествия с лягушкой – оп-па! Явился во плоти, хоть обивки колоти! Хотя какая там плоть, так, масочка да перчаточки – больше ни шута не видно! И вот, явился к нам этот призрак Лувра и давай измываться! Чего мне стоило его не заязвить в ответ, знает только алкоголик, перед которым бутылку самогона поставили и злую тещу напротив посадили, а теща – трезвенница и алкоголененавистница… Бэлу было еще хуже. Временами его рука сама собой тянулась за стилетом, но неимоверным усилием воли Бельфегор, которого Граф как только не обзывал, подавлял в себе желание немедленно воткнуть ножичек в глазницу масочки Графской хари. Он, наверное, себя наркоманом ощущал, у которого ломка второй день, но он в психушке заперт, а перед ним шприц с героином в воздухе плавает, вот только поймать его нет возможности. Короче говоря, жуть! И я (анорексичная пышка, серая мышка в готичном наряде, смерть без косы, скелет в шкафу, анатомическое пособие, «тетя, сдай анализ за меня – я от армии откосить хочу»), и Бельфегор (демонёнок с ножичками, Бельчонок, крошка-енот японской мультипликации, пародия на чеширского кота, Беллатрисушка-не-Лестрейндж, зек с полосочками-разукрашками, строитель Беломорканала без лопаты, маньяк без права на убийство) мечтали Графа прибить на месте. Вот как раз за те прозвища, что я перечислила, за те, что не перечислила, и за вынос мозга – тотальный и жестокий. Однако, если честно, польза от этой поездки всё же была. Мы поняли, что оба умеем держать себя в руках. Бэл сумел не метнуть в Графа стилет и не нахамить, а я – не съязвить и не впасть в глубочайшую депрессию или в приступ паники, а это дорогого стоит. Думаю, мы поняли самое главное – пределов совершенству нет, но если к нему стремиться, то, каким ты был в начале пути, будет разительно отличаться от того, каким ты будешь в конце, и этот образ тебе-прошлому вполне мог бы даже показаться идеалом…

После ужина, где мы немного пришли в себя, я поговорила с Суперби и выяснила, что за день с ним ничего ужасного не приключилось, так как он просто отдыхал, валяясь на кровати и читая, прервав сию полезную без сомнения деятельность лишь ради обеда. Рука его, к счастью, уже практически полностью восстановилась, и я поразилась скорости регенерации его организма, однако Акулка заявила, что на нем всё заживает как на собаке. Любопытные межвидовые метаморфозы, что я могу сказать? Но я была рада, что он в относительной норме, и решила пойти спать, потому как сил не было уже ни на что. Где шлялся Бельфегор – понятия не имею, но пока я беседовала с Суперби, его полосатой тушки в пределах видимости не наблюдалось. Приняв душ, я нырнула в кровать и практически тут же отрубилась, что для меня было нонсенсом – сказывалось нервное напряжение и нежелание перед сном себе нервишки портить обсуждениями с Бэлом того, какая Граф кочерыжка от полусгнившего кочана капусты…

Проснулась я, ночью мучившаяся от кошмаров и периодически просыпавшаяся, но тут же опять отключавшаяся, как всегда очень рано – сила привычки, хотя, похоже, мне скоро придется от этого отвыкать… Страшноватая перспективка, однако я была в предвкушении: жизнь менять на корню, конечно, довольно пугающе, но попасть в параллельный мир… В общем, я от подобного будущего была в восторге, если не сказать больше. Однако вернемся к реальности – в кроватке моей было подозрительно холодно и свободно. Меня никто не обнимал, не сопел в ухо, изредка всхрапывая, и не щекотал щеку горячим, как у детёныша дракона, дыханием. Странное дело, но мне такой поворот событий ну вот совсем не понравился! Я такая противоречивая, что аж жуть берет… Одевшись в свой трудовой наряд, а именно: в зимний комбинезон, водолазку и свитер, ясное дело, всё черного цвета, я быстренько умылась и спустилась вниз. Катерина жужжала, как электровеник, ваяя собакам кашу, и я поняла, что всё же проспала. Вот что со мной отсутствие под боком теплой полосатой грелки делает! Кошмар! Пропажа, вернись, а то индоутки тебе этого не простят! Что за зависимость такая у меня от Принца образовалась?.. Ну да ладно, это мелочи. Я отправилась на трудовые подвиги, а когда вернулась с них на завтрак, впала в транс: Бэла за столом не было. Начинала охватывать паника, и я шепотом спросила у сидевшего рядом Суперби:

– А где Бэл?

– Без понятия, я ему не тюремный надзиратель, хоть он и носит робу полосатую! – фыркнул вариец.

Сердце ухнуло в пятки, и я, наплевав на Катино возмущение, отправилась наверх, не притронувшись к еде. Первым делом я решила поискать Принца в его комнате, и вломилась в царские апартаменты аж без стука. От сердца тут же отлегло: Бельфегор мирно посапывал в две дырочки, запутавшись в одеяло, как гусеница в кокон. «Тоже мне, футонный червь, гусеничка котацу!» – подумала я, чувствуя, что в груди поднимается возмущение. Ну как он мог меня вот так вот бросить?! Нахал! Правда, после моего вторжения в комнату Принца прошел лишь миг – это я описываю всё так, словно на пороге полчаса простояла. На самом деле, стоило лишь мне переступить порог, как он тут же открыл глаза (ну, это я предполагаю: чёлку-шторку никто не отменял) и сел, а в руках у него появились стилеты.

– Спокойно! – крикнула я. Мало ли, нашпигует меня спросонья ножиками, как хорошая хозяйка яблоками – гуся (не путать с Гу-Со-Синами)…

– Ты? – озадачился Принц и сунул ножики под подушку. – Не ожидал…

К слову, кофты на Бельфегоре не наблюдалось, и я имела сомнительное счастье лицезреть его бренную, перебинтованную на пузе тушку с аристократически-бледной, практически белой кожей, довольно худую, но стоило бы ему напрячь мышцы, как стала бы видна накачанная рельефная мускулатура. Впрочем, на то он и был хорошим воином, чтобы уметь расслаблять мышцы до такого состояния, когда неопытному глазу будет казаться, что перед ним просто доходяга, хоть и очень подтянутый. А еще тело Принца покрывали ужасные шрамы разной этимологии и возраста, но мое внимание больше всего привлекли тонкие длинные шрамы, как от порезов, явно очень и очень старые, которых было подавляющее большинство, и они тут же заставили меня вспомнить Расиэля и мгновенно разозлиться. Бэл проследил за направлением моего взгляда, с возмущением пересчитывавшего шрамы, и, усмехнувшись, поманил меня к себе. Я фыркнула и, подойдя к креслу, на котором висела его одежда, шваркнула ее Принцу. Он свои шмоточки поймал, но одеваться не спешил, заявив:

– Ты, похоже, поняла правильно. Это подарочек от Расиэля. Не все, но многие. В Варии мне иногда тоже прилетало – в Битве Колец, например, меня довольно серьезно покалечило взрывом турбин. Но разве шрамы выжившего не свидетельство его побед?

– Только если он всегда бьется с противниками до смерти, – пожала плечами я и села на кровать в ногах Бэла.

– Тоже верно, – хмыкнул он. – Но знаешь, даже если сражаешься с кем-то и проигрываешь, получая шрам, надо не опускать руки, а продолжать тренироваться для того, чтобы вновь вступить в бой и на этот раз победить. У меня нет шрамов, говорящих о долгах: я победил всех, кто посмел покалечить тело Принца. Эти шрамы – свидетельство моих побед.

– В этом я и не сомневалась, – фыркнула я. – Бэл, ты не можешь проиграть. Потому что если ты проиграешь, то вернешься, чтобы победить. Твой характер, твое стремление к идеалу не дадут тебе остаться в проигрыше.

– Верно, – улыбнулся Принц с довольным видом и обнял меня со спины. – Но ведь на то мы и описаны символом Розенкрейцеров, разве нет?

– Они к гармонии стремились, помимо самосовершенствования. Неужели мы и под это подходим? – съехидничала я, зная ответ.

– О да, – усмехнулся Принц. – Потому что мы стремимся к гармонии с собой, а для внутренней алхимии это главное. Розенкрейцеры ведь стремились к гармонии с собой куда больше, чем к гармонии с теми, кто не был членом их ордена, они радели за добродетель, однако не спешили открывать тайны мироздания «непосвященным». Их внутренняя гармония – это алая роза эмблемы, а десять ее лепестков – стремление к совершенству. Крест же – это искупление и стремление к той самой гармонии. Чем же мы не подходим под этот символ?

– Может, искуплением? – призадумалась я. – Мы с тобой граждане довольно жестокие.

– Дааа? – протянул Бэл, зарываясь носом в мои волосы. – И что, это такая большая помеха?

– Нет, – усмехнулась я. – Потому что мы не мстительные. Мы просто хотим побеждать – ради этого и сражаемся. Ради того, чтобы стать лучше, сильнее, приблизиться к идеалу. А не ради того, чтобы причинить кому-то боль или отомстить.

– Вот именно, – кивнул Принц, а в комнате вдруг вспыхнуло белое сияние, и над столом зависли два шинигами, косящие под птиц.

– Вы выполнили условия контракта, – прокрякал оперившийся шинигами справа, доставая из-за пазухи свиток. Развернув его, он откашлялся и зачитал: – «Сим документом подтверждается, что Бельфегор Каваллини и Елена Светлова выполнили условия контракта и вернутся в мир вышеозначенного Бельфегора Каваллини вместе. Если они хотят сделать это до Нового Года, они должны умереть, если нет, они переместятся в иной мир с последним ударом курантов. Первый пункт был выполнен, когда были открыты Врата, второй – когда они прыгнули в воронку, третий – когда они оба выдержали испытание на смирение и доказали самим себе, что способны не только на уход от конфликта или его обострение, но и на то, чтобы терпеливо принимать реальность в безвыходном положении, и четвертый – когда поняли, почему Владыка присвоил им символ Розенкрейцеров и сказали об этом друг другу». Есть вопросы?

– Есть, – маньячно ухмыльнулся Бэл, всё еще меня обнимая и не собираясь отпускать. – Что насчет перемещения? Куда мы попадем, где должны будем оставаться? Есть ли ограничения в передвижении по миру?

– Вы попадете в штаб Варии, в комнату Бельфегора Каваллини, – отрапортовал Гу-Со-Син. – Ныне она пустует, так как новый офицерский состав еще не набрали. Владыка Эмма связывался с Девятым боссом Вонголы и пояснил, что все исчезнувшие в тот день граждане вернутся не позднее первого января, потому Девятый Вонгола не стал формировать новый отряд Варии и искать нового преемника. Родственники Хранителей Вонголы были им оповещены о том, что Хранители вернутся в новом году, поскольку полгода будут на задании. Таким образом, никто из умерших таковым не числится и не признан без вести пропавшим. Имущество, денежные средства и прочие материальные блага, а также должности за вами сохранены. Варией сейчас управляет Вайпер, однако он назначен лишь временным командиром. Также на временные должности взято несколько сильных бойцов, но офицерские звания им не выданы. Вы попадете в особняк Варии в Италии, однако дальнейшую свою судьбу можете решать сами – ограничений нет, также, как и советов. Можете остаться с Варией, можете отправиться в Японию к сестре Елены Светловой, можете восстановить принца Каваллини в правах на престол его страны, можете выбрать что-то свое. В дальнейшую вашу жизнь мир шинигами вмешиваться не станет. К грамоте о выполнении контракта прилагаются документы для Елены Светловой, делающие ее гражданкой Италии. Также она получит знание итальянского языка, как только окажется в ином мире по тому же принципу, что Бельфегор Каваллини получил знание русского языка, попав в этот мир. Знание русского языка у мафиози, кстати, сохранится.

– Ясно, – довольно хмыкнул Бэл. – Остальные, я так понял, будут раскиданы по местам своего проживания?

– Вы имеете право спрашивать только о себе, – категорично отказалось сотрудничать вредное пернатое.

– А с Машей связаться никак не получится? – подала голос я.

– Владыка Эмма согласился через нас передавать Екатерине Светловой письма от Марии Светловой и наоборот, – ответил гусик. – Если захотите написать Марии письмо, отправьте его сестре в Японию.

– Ясно, – кивнула я, почувствовав облечение. Я ведь всё же беспокоюсь за сестру и то, как она одна с фермой будет справляться…

– Есть еще вопросы? – осведомился почтальон в чепце.

– Нет, – покачал головой Бэл, и шинигами, дружно выдохнув, отдали Принцу свиток и исчезли в белой вспышке.

– Ну что, – протянул Бельфегор мне на ухо, – ты довольна?

– Более чем, – улыбнулась я. – Вставай, а то замерзнешь.

– Не замерзну. Ты же меня греешь, – съехидничал Принц.

– Вставай! – возмутилась я. – Я тебе что, живая грелка?

– Вроде того, – кивнул Бельфегор с серьезным видом, и я возмущенно сдвинула его челку. Увидев в алых глазах ехидный блеск, я фыркнула и, ткнув принца кулаком в грудь, заявила:

– Вредный ты, просто сил нет!

– Нет сил – полежи, – выдал Бэл и рухнул на спину, увлекая меня за собой.

Я оказалась прижата носом к бледной, покрытой страшными шрамами коже и вздрогнула, но Принц отпустил меня и начал осторожно перебирать мои локоны. Постепенно я расслабилась и закрыла глаза, прижавшись щекой к его груди. Было тепло, спокойно и очень хорошо, утренние волнения исчезли без следа, и я пробормотала:

– Бэл, не пугай меня так больше. Я чуть не запаниковала, когда подумала, что с тобой что-то случиться могло.

– Я просто не хотел тебя будить, – улыбнулся Принц. – Ты так сладко спала, что я не решился заходить в комнату. Неужели Принцессе было одиноко этой ночью?

– Ты из голоса ехидство-то убери, – поморщилась я. – Потому что мне и правда было одиноко. Но не ночью – ночью я спала, правда, с кошмарами, а когда ты рядом они реже снятся. Утром. Когда тебя рядом не нашлось.

– Ну что ж, тогда мы это исправим, – заявил Бэл. – Раз я так ошибся, придется мне искупить вину. Теперь ты от меня не отделаешься и просыпаться мы всегда будем вместе.

– Кроме тех дней, когда ты будешь на задании, – уточнила я.

– Уточнения принимаются, – усмехнулся Принц и чмокнул меня в макушку.

Я зевнула и, подумав, что если так продолжится, я просто здесь вырублюсь, приподнялась на локтях, чмокнула Бэла в щеку и пошла на выход. Вслед мне долетело: «Сбегаешь? Ай-яй-яй!» – на что я лишь рассмеялась и ушла. Потому как и он, и я знали, что сбегать я не собираюсь и свою фобию преодолею. Не только ради него – ради себя тоже. Потому что я люблю этого печального человека с усмешкой на губах, и хотя у меня самой гормональный фон явно занижен, ему я хочу подарить всю себя без остатка. Ведь он мое продолжение, та часть моей души, что боги отделили от нее, когда разделяли людей напополам. Я в это верю, ведь его улыбка – не усмешка, а именно улыбка – это моя жизнь…

====== 79) Это конец?.. Нет! Только начало! ======

Комментарий к 79) Это конец?.. Нет! Только начало! Итак, фик закончен, и это последнее обращение Автора к Читателям (прямо речь Президента к народу начинается, ну да ладно^^). Спасибо, что были с нами: с укуренным ананасами Автором и его беспощадными Музами, истрепавшими все его нервы. Благодаря вашей поддержке, мы перебрались через отметку в тысячу страниц и наконец закончили этот жутко длинный (по моим меркам) фик. Подпитываясь энергией ваших отзывов, мы сражались с Неписцом, как оказалось – удачно, за что отдельная благодарность всем, кто делился с нами своим мнением, а каждый «лайк» взывал к моему чувству ответственности и пинал к клавиатуре, говоря, что я не имею права на лень и задержку проды. Так как это последняя возможность поделиться с Автором впечатлениями, очень надеюсь, что вы ею воспользуетесь, ведь мы всё это время очень старались вас радовать^^ Спасибо всем, кто был с нами, особенно тем, кто помогал Автору справиться с Неписцом и апатией, улыбок вам, солнечных дней и море позитива!

ご幸福をお祈りいたします! (Желаю вам счастья!)

«Счастье – это когда тебя понимают, большое счастье – это когда тебя любят, настоящее счастье – это когда любишь ты». (Конфуций)

POV Маши.

Дни потекли размеренно и неторопливо. Мы приводили в порядок дела на ферме, мафиози дружно составляли бизнес-план на довольно долгий период времени, Ленка с Катькой перевели на мой счет деньги, которые им завещали родители, и мы, наконец, начали готовиться к зачетам в институтах. Поздно спохватились, ну да ладно, это мелочи. Сдадим как-нибудь… «И понадеялся поп на русский авось» – это про нас, да… Бельфегор ака Гений активно натаскивал Ленку, Гокудера, который у нас вундеркинд, – меня, а Катьку репетиторством облагодетельствовал экономист, отлично разбиравшийся в анатомии вообще, и в анатомии животных в частности, то бишь Хибари. Всё ближе был Новый Год, и всё больше я погружалась в депресняк относительно того, что скоро лишусь сестер. Фран всё так же ночевал в моей комнате и мне приходилось (по его же требованию, кстати) спать в спортивном костюме, а не в моей любимой шелковой пижамке, а по утрам – будить эту соню, ибо поспать он ой как любил. По вечерам он пытался вывести меня из депресняка разговорами и фокусами, но получалось откровенно фигово, и вот, двадцатого числа вечером, часов в пять, он заявил, что мой пессимизм меня в могилу вгонит, а заодно и его, и если я не хочу отправлять его в расцвете лет на кладбище, то просто обязана прийти в себя и прекратить хандрить. Он придумал довольно любопытный способ меня взбодрить: отвел в конюшню и предложил устроить скачки. Причем участвовать должны были абсолютно все. Я согласилась, и мы подготовили лошадей, после чего позвали народ, который сию затею воспринял с разной степенью энтузиазма, но в целом положительно. И вот, вскоре мы всей толпой уже стояли у стартовой черты, которой Фран назначил границу между амбаром и загоном для лошадей на краю фермы. Скакать надо было до реки, и победителем решили считать того, кто первым окажется на льду. Запрыгнув в седло и вглядываясь в горизонт, я почувствовала непередаваемый азарт. Да, скакать в сумерках опасно, но был вечер, а не ночь, и видимость еще сохранялась на достаточном для скачек уровне, а наша ферма – племенное хозяйство, так что никаких колдобин или валяющихся под снегом сучьев на ее территории как минимум быть не должно, как максимум быть не может. Мы приготовились к гонке, и как только Фран подал сигнал к началу иллюзией хлопка пистолетного выстрела, я пришпорила Маркиза и с воплем татаро-монгола, на русичей скачущего, пустилась во все тяжкие, а точнее, в забег.

Из-под копыт коней взметались снежные вихри, морозный воздух холодил разгоряченные лица всадников, азарт, переполнявший душу, сливался с адреналином, выплеснувшимся в кровь, и рождал сильнейшие эмоции и громкий крик, многоголосый, но сливавшийся в один. Врываясь во мглу вечера, смешавшуюся с белизной снега, мы скакали всё дальше, упиваясь чувством поразительного единства, делавшего нас всех одним огромным, многоруким организмом с одними целями, желаниями и стремлениями. Эмоции захлестывали и выплескивались через край, а ощущение давно забытого детского счастья смешивалось во мне с желанием победить, и в тоже время победа была не важна – главным было то чувство единения, что связывало не соперников, но друзей в эти мгновения.

Полет наяву по снежной перине, оставляющий в воздухе шлейф из кристаллов льда, взлетавших к небесам и устремлявшихся вниз. Абсолютное слияние с ветром, друзьями и верным вороным спутником под моим седлом. Невероятная квинтэссенция чувств, эмоций и стремлений. Звенящая пустота в голове, наполняемая лишь топотом копыт и криками моих товарищей и моими собственными. Пьянящее чувство познания самого себя сквозь призму собственных неприкрытых рамками условностей и общественных норм эмоций… Всё это пьянило больше крепчайшего вина и, одновременно с тем, отрезвляло сильнее удара в висок. Когда перед нами в сгущающихся сумерках показалась обледеневшая река, я вдруг подумала, что так всё и должно быть. Гонка под названием «жизнь» ведет нас всех к одному финалу, и где бы мы ни были, какими бы путями к нему не скакали, его не избежать. Но именно это нас и роднит, ведь сколь бы разными ни были люди – принц и нищий, гений и глупец, олигарх и прожигающий жизнь алкоголем бомж – все мы являемся частями калейдоскопа под названием «жизнь», и если какая-то часть переместится по линзе калейдоскопа, это не значит, что она исчезнет или забудет о других. Она лишь изменит путь, по которому скакала к финишной черте, не более. Но это не изменит того факта, что она всё так же часть калейдоскопа и всё так же едина с другими его частями…