Текст книги "Спасите, мафия! (СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 96 страниц)

– Дурдом, – пробормотала я и, спрятав нож в карман, а затем и свой пылавший праведным гневом фейс – в ладонях, заорала:

– Какого лешего, Хаято?! Ты хоть когда-нибудь думаешь, прежде чем делать, гений полоумный! Маньяк шизанутый!

Я воззрилась на сидевшего на Бивисе Гокудеру и уперла руки в боки, а он, вместо того, чтобы наорать на меня в ответ, как делал всегда, отвернулся и, уставившись в пол, пробормотал:

– Я всегда использую динамит, когда злюсь, знаешь ли. А от привычек не так просто отказаться.

Я растерянно посмотрела на Хаято, на сидевшего справа от него на другом идиоте Дино, а затем вдруг вспомнила его слова: «Как они смели сказать такое о моем друге?!» – и улыбнулась. Подойдя к парню, явно злившемуся на самого себя, я тихо сказала:

– Спасибо. Всем вам спасибо. И еще… Гокудера, спасибо, что назвал меня другом.

– Не называл я! – возопил он, почему-то покраснев, и обернулся ко мне, пытаясь полным ярости взглядом подтвердить свои слова. – Это оговорка была! Под влиянием момента! Само вырвалось!

– И это делает эти слова еще ценнее, – хмыкнула я и добавила: – Я ведь тоже считаю тебя другом. Всех вас. Так что спасибо, что подтвердил это.

Вылить на меня ушат помоев я Хаято не дала и, быстро наклонившись, чмокнула его в щеку, а затем пошла к брошенному на произвол судьбы, то есть на серый пол с ромбиками, пакету с моими новыми учебниками, мысленно ехидно представляя, как бы эта сцена выглядела в манге: вспыхнувший до корней волос Гоку, от которого пар бы повалил, затем фрейм с ним же, в виде чибика с растрепанными волосами а-ля «из макушки торчали два волоска: один вверх, другой направо – ну никакой симметрии», а на заднем плане был бы «мрак», то бишь штриховка, и три точки, обозначающих гробовое молчание и недоумение, а затем эпичный фрейм, где Хаято с возмущенным видом вытирает щеку рукавом рубашки и бурчит нечто нелицеприятное о наглых особах женского пола. Я подобрала пакет, а за моей спиной послышалось возмущенное бормотание нашего шахтера-подрывника, и я титаническим усилием воли подавила ёрный смешок. А вот Дино ничего подавлять не стал и расхохотался, да и Джессо внес свои пять копеек, ехидно захихикав. Тиснув пакет, я обернулась к парням и, не обращая внимания на трущего правую, зацелованную щеку, красного, как вареный рак, Хаято, аж вскочившего со своего неэстетичного трона, бодро возвестила:

– Народ, наша библиотекарша, конечно, привыкла к разборкам, да еще и глухая на одно ухо, а вторым слышит не очень хорошо, но давайте сваливать – вдруг она всё же выйдет в коридор?

– Идем, – сквозь смех ответил Дино и тоже поднялся с не менее неэстетичного трона, чем у Хаято.

– Да, стоит уйти, – протянул Фран глубокомысленно и почапал к двери. – А то некоторым так не терпится друг другу сказать «спасибо», оставшись наедине, что они начали лобзаться при свидетелях.

– Ты ревнуешь? – ехидно вопросила я, топая за ним, а Фран, полыхнув предсмертной волей на перстне, заявил:

– Нет, мне инцест и прочие извращения не интересны. Если тебе они по душе, лучше обратись к Мустангу: и зоофилия, и хлыст для садо-мазо – два в одном.

– Иди на фиг! – заржала я, аки лошадь, вытирая выступившие на глаза от смеха слезы, а Франя протянул, шлепая про лестнице:

– С таким смехом тебе точно надо к Мустангу, а не к Динамитному мальчику, лишенному мозга. Зато теперь я знаю, где он динамит прячет – в черепной коробке. Надо же для чего-то пустой чердак использовать?

– Заткнись, тупая лягушка! – заорал за моей спиной Хаято, и я поняла, что иллюзию Фран наложил лишь на свою фразу про «инцест», чтоб никто не узнал о нашей договоренности. Но слова Хаято меня выбесили, и я, резко обернувшись, процедила:

– Не смей называть Франа лягушкой. Он мой друг, как и ты, и если бы ты язвил, я бы промолчала. Но оскорблять его ты права не имеешь.

– А он меня оскорблять право имеет?! – возмутился Гокудера, застывая на пару ступенек выше меня.

– Нет, – покачала головой я, быстро сменив гнев на милость. Какая я отходчивая – ну прям вообще… – И если бы он хамил, я бы его остановила. Но это была шутка, а точнее, ехидство. Так что либо язви в ответ, либо молча игнорируй. А оскорблять моих друзей не смей.

– У вас с ним точно шуры-муры, – пробормотал Хаято, продолжив свой путь.

– Никогда, – в один голос ответили мы с Франом, успевшим достичь лестничной площадки, и мой братан добавил: – Это невозможно даже чисто гипотетически – разве могу я влюбиться в столь невоспитанную хамоватую девушку, больше похожую на парня? Я не гей, не би, и даже не женоненавистник, так что такая «леди» не в моем вкусе – слишком не похожа на эту самую «леди».

– Бяка ты, Фран, – хихикнула я, ломанувшись вниз. – Ты пытаешься убить мою самооценку? Не получится: она живучая и очень крепкая!

– Ага, живучая, – легко согласился парень и добавил: – Как сорняк. Но это объяснимо: ты – репей, твое зашкаливающее самомнение – сорняк.

– А тебе стоит задуматься над тем, чтобы свое юмористическое шоу открыть, – хмыкнула я. – Будешь троллить всех гостей, а назовешь это действо: «Клуб ста моральных мазохистов и одного садиста».

– Тогда ты была бы моим первым гостем: ты же самый большой мазохист из всех, кого я знаю, – шлепая впереди меня, отозвался фокусник.

– О нет, тебя мне не переплюнуть, – ухмыльнулась я, вприпрыжку спускаясь по лестнице следом за ним. – Ты же постоянно нарываешься на стилеты в спину!

– Определись уже, садист я или мазохист, а то в когнитивный диссонанс впадешь, – бросил Фран.

– Э, нет, – усмехнулась я. – Ты «Head & Shoulders» – два в одном!

– Ну вы даете… – пробормотал Хаято, которого я давно обогнала, и теперь шедший за моей спиной. – Не понимаю, как можно так относится к троллингу!

– Так он же дружеский! – рассмеялась я и подумала, что, несмотря на весь этот бедлам, устроенный моими друзьями и кучкой идиотов моего ВУЗа, день прошел просто отлично, а настроение у меня зашкаливало за отметку «лучше – только эйфория».

====== 47) Мои устои... Не ломайтесь! Молю! А хотя... Да ну вас на фиг, право слово!.. ======

«Другом является такой человек, с которым я могу быть искренним. В его присутствии я могу думать вслух». (Ральф Уолдо Эмерсон)

POV Лены.

Прощайте, мирные деньки в моей пустой комнате с моими дорогими книжечками на оккультную тематику, и здравствуйте (читаем: «Чтоб вы сдохли»), деньки, полные толп однокурсников, и учебники с занудным, обыденным текстом! Спасите меня, о дриады, океаниды и гелиады, от этого царства Гекаты – царства ужаса и ночных кошмаров! Так, ладно, надо собраться. Сольюсь как обычно со стеночкой и просто не буду обращать внимания на все эти толпы народу, что обычно собираются в стенах учебных заведений! Да, так держать, молодец, Лена, еще немного, и ты сможешь достигнуть нирваны… Главное, домой побыстрее вернуться, чтоб ее достигнуть…

Кстати, интересно, почему эти два мафиозика увязались со мной? Хотя поведение Бэла еще можно понять: он мой друг, да и потом, он заявил, что раз уж мы в городе, то просто обязаны подняться на крышу высотки, ведь до этого мы просто имитировали высоту при помощи Франа, накладывавшего на меня иллюзию того, что я стою на высокой скале перед бесконечной пропастью. Это было дико страшно, страшнее, чем высотка, но я уже начала справляться с этим страхом и надеялась, что на крыше настоящей многоэтажки в панику не впаду. Но вот почему с нами пошел наш граммофон, прячущий иглу для проигрывания пластинок в рукаве, мне не ясно. Хотя я всё же думаю, что он считает меня своим другом, потому и пошел, но он сам свою позицию объяснять отказался. Ну и ладно, это его дело. Пошел и пошел, главное, чтобы институт по камушку не разнес, а то мне за погром платить придется. Да и за Принцем надо присматривать – мало ли, он себе жертву присмотрит? Осторожнее надо быть, а то его посадят. Нет, на жертву мне, конечно, наплевать, но Бэлу в тюрьму попасть я позволить не могу – ему задание надо выполнить, а он ведь его еще даже не получил…

Вот с такими тяжкими мыслями я и добралась до трехэтажного серого здания, прятавшегося в глубине огороженного черным металлическим забором участка, а точнее, до второго корпуса нашего достославного института, где учились и ветеринары, и животноводы… То бишь и я, и моя сестра Катерина учились в одном ВУЗе, но в разных корпусах, и это хоть немного меня успокаивало – нет, не то, что она была рядом, а то, что она была далеко, ведь корпуса находились на расстоянии квартала друг от друга. Пожалуй, стоит пояснить, почему я не хотела пересекаться с ней в институте: Катерина существо мирное и очень доброе, но если видит, как меня или Машу оскорбляют, мстит. Жестоко и так спокойно, словно она инквизитор и к подобным «трудовым подвигам» за всю жизнь так привыкла, что они ее нисколько не задевают. Ни ухмылок удовольствия, ни воплей ярости – только ненависть во взгляде и точные, просчитанные, уверенные движения. Она говорит, что «до девяти кругов Ада этим уродам еще дожить надо, и жизнь эта будет полна измывательств над другими людьми. Так что лучше сразу показать им, что слабых обижать нельзя – за них вступятся сильные». Что интересно, даже Мария на подобную формулировку не обижалась. Наверное, потому что понимала: Катерина куда сильнее нее духовно. А вот сама Катя себя сильной не считала и говорила, что нас ее руками защищала сама Судьба, и вот она-то и была тем самым «сильным», кто наказывал «слабых»… Ну да ладно, не будем о грустном.

Я наконец добралась до крыльца и взобралась, как альпинист на Эверест, на его три ступеньки, бредя между двумя совершенно разными, но определенно очень странно выглядевшими парнями: челка Принца, диадема, расстегнутая куртка с опушкой, кедо-сапоги и полосочки запросто могли посоперничать в странности с длиннющими пепельными волосами человекообразной Акулки, застегнутой на все пуговицы черной курткой с бежевыми вставками, его странно выглядевшей левой рукой и выражением лица «сдохни уже сам, мусор, что меня окружает, а то надоело твоих собратьев в мусоросжигатель кидать».

Принц, видимо, решив доказать, что он не фальшивка, как ему недавно в очередной раз заявил Фран, распахнул передо мной дверь, и мы прошли в просторный светлый холл, выполненный в стиле «минимализм»: на правой стене висел стенд объявлений, слева располагался гардероб со старушкой-гардеробщицей и вечно дрыхнущим старичком охранником (несчастных студентов в нашем ВУЗе обделяли адекватной охраной, оставляя на попечение престарелых охранников, больше напоминавших сторожей детсада без берданки – всё же должность охранника непрестижна и малооплачиваема, а потому мало кто на нее соглашается). Пол устилали мелкие желтоватые плитки, исцарапанные постоянным шастаньем по ним толп народу, стены были выкрашены в бежевый, потолок местами шелушился, местами был покрыт желтыми пятнами от проводки. Безвкусица… И так во всем институте, кстати, разве что полы в коридорах и аудиториях были устланы темно-серым линолеумом, вечно пузырившимся, с черными контурными ромбами вместо нормального узора. Что-то я разворчалась… Но меня можно понять – я нервничала. Потому как обычно на меня никто даже не смотрит, зная, что я не отвечаю ни на единое слово и игнорю всех и вся, не желая говорить в присутствии толп народу, но иногда всё-таки находятся «шутнички», которые считают своим святым долгом сказать что-то оскорбительное в адрес «отшельницы», а если подобное произойдет в присутствии двух элитных убийц мафии, встречи с полицией им не избежать, а они ведь не имеют права покидать ферму дольше, чем на трое суток…

Мы прошли через холл к лестнице и поднялись на третий этаж. Подойдя к двери с черной табличкой, золотыми буквами сообщавшей нерадивым студентам, не знакомым с планировкой, что данный кабинет является библиотекой, я приложила палец к губам и, шагнув к двери, обернулась к парням и прошептала:

– Я пойду одна, иначе вас выгонят из здания. Подождете?

– Ши-ши-ши, неужели Принцесса хочет, чтобы Принц ее дождался? – вопросил Бэл с ехидной улыбочкой.

– Чтобы вы оба дождались, – уточнила наглая я и, постучав в одаренную табличкой дверь, скрылась в библиотеке. Получив книги и ценные указания от библиотекарши, я вернулась к примостившимся у окна парням: Бэл восседал на подоконнике, как на троне (его не держат ножки? Гений убийств умаялся в автобусе?), а Скуало стоял справа от закрытого окна, прислонившись плечом к стене, и смотрел на небо с видом великомученика. Не хотел идти – надо было дома оставаться, право слово! Чего он куксится? Или ему Бэл что-то не то ляпнул по своему обыкновению?..

Я подошла к парням, и Бельфегор, спрыгнув, подал мне левую руку. Я взяла его под локоть, а Скуало, с трудом сдержав голос, вырвал у меня из рук пакет с книгами и заявил:

– Не знаю, как принц, но мужик из тебя, Бэл, фиговый, раз ты манеры соблюдаешь, а тяжести даме нести не помогаешь!

– Мне не положено по статусу, – пафосно изрек Бельфегор. – Для этого есть носильщики. Капитан, например, ши-ши-ши.

– Ах так? – фыркнула я и отпустила руку Принца. – Скуало у нас, значит, носильщик, при том, что он капитан Варии? Ну всё, я ушла восстанавливать справедливость.

Обойдя Суперби, я взяла его под левый локоть, а он шепотом заорал:

– Ты чего творишь, мусор?!

– Справедливость восстанавливаю! – фыркнула я, не отпуская из цепкого захвата конечность моего холеричного команданте. – Успокойтесь, генералиссимус, а то создается впечатление, что Вы смущены!

Ну не могу я его не поддеть, просто не могу! А Скуало, замерев, возопил:

– Врооой! Ты что несешь, надоедливый мусор?!

– Нет-нет, ничего, – хихикнула я и потянула его к лестнице. Что интересно, он потянулся, а за нашими спинами послышался вопль библиотекарши, не менее громогласный, чем вопль самого капитана Варии (есть еще женщины в русских селениях: если надо, заорут до смерти, да):

– Соблюдайте тишину в храме знаний!

– Сама бы себя послушалась! – съязвила я негромко.

– Ши-ши-ши, – рассмеялся Принц, закинув руки за голову, и поспешил меня поддеть: – Интересно, почему же Принцесса так беспокоится о справедливости, касающейся нашего капитана? И почему он так смущен простым фактом хождения с леди под ручку? Неужели это зарождающиеся чувства?

– Ага, как же! – фыркнула я, топая под ручку с уже не сопротивлявшимся команданте. – Любовь – одно из самых бестолковых и бесполезных чувств среди всех существующих, потому что от него слишком много хлопот. Если друзьям ты легко можешь сказать: «У меня нет настроения, хочу побыть один», – и они скроются в тумане, как в море корабли, своей «любви» ты так говорить просто не имеешь права, и всегда должен быть с ней. Это утомляет. А еще все эти физические контакты – фе! Как подумаю, что кого-то надо обнимать, мне аж дурно становится! Личное пространство должно быть личным пространством. А все эти «ты должна во всем угождать мужу, забыв о собственных нуждах и интересах», – как моя маман говорила? Это же вообще кошмар на улице Вязов! Нет, любовь – это не мое. По сути, это лишь химический процесс в организме человека, а у меня он нарушен. И чинить его я не имею никакого желания.

– Та же позиция, что и у Принца, – рассмеялся Бэл, шлепая за нами. – Но Принц не против «физических контактов», когда он сам их инициирует.

– Озабоченный маньяк! – фыркнула я слегка раздраженно и вырулила на лестницу.

– Странное у тебя представление о любви, – пробормотал Скуало. – Если тебя полюбят, то любые твои слова воспримут адекватно и оставят тебя в покое, если ты будешь не в настроении общаться. Физический контакт может быть противен только с тем, кого не любишь, а «угождать, забывая о себе» – это первостатейный бред. Потому как взаимопонимание – это главное. А химия или нет – кто его знает. Потому как наличие души и душевной привязанности никто не отменял.

– Ши-ши-ши, что я слышу? – протянул Бэл. – Кажется, наш капитан и впрямь…

– Заткнись, Бэл! – перебил Принца Скуало, резко обернувшись через левое плечо, и я чуть не рухнула прямо на лестницу, но чудом устояла, вцепившись в его локоть.

– Ты меня угробить решил? – пофигистичным тоном вопросила я Суперби. – Если да, лучше используй меч, я всё же не люблю высоту, и умирать от падения с нее мне бы не хотелось. Боль мне больше по нраву.

– Мазохистка, – фыркнул Скуало и пошлепал вниз.

– Нет, просто у меня болевой порог завышен, – пожала плечами я, топая в ногу с мечником и всё еще держа его под локоть.

– Ну, с капитаном всё понятно, – протянул Бэл, не желавший менять свою пластинку. – А вот твое поведение, Принцесса, ой как любопытно! Может, ты всё же решила признать… – Бэл сделал паузу и вдруг, схватив меня за плечи, прижал к себе и прошептал мне в самое ухо: – капитана своим другом?

Я опешила, а затем, оттолкнув парня, вырвалась из его объятий и, покрутив пальцем у виска, заявила:

– Ты совсем дурак или родом так? Я сама по себе, я одиночка. За единственным исключением… Но исключения подтверждают правила! Я должна быть одна, и мне никто не нужен – люди утомляют! А капитан – мой собеседник и компаньон в научных изысканиях!

– Хм… Принцесса так легко говорит столь страшные вещи, неужели ей и впрямь никто не нужен настолько, что она готова ранить любого? – тихо спросил Бельфегор, опираясь локтем о перила, и мне почему-то показалось, что в его голосе промелькнула нотка грусти. Но он тут же расплылся в безумной усмешке и заявил: – Принцу это нравится! Причинять жертвам боль весело! И пока Принцесса не пытается ранить Принца, он будет помогать ей причинять другим боль! – он вскинул руки к потолку и, рассмеявшись, громко сказал: – Мы будем развлекаться до последнего и смеяться над поверженными врагами! Как идея?

– Не ахти, – ответила я искренне и поморщилась. – Я не люблю причинять боль – ни физическую, ни душевную. Просто не замечаю, если кого-то обижаю.

– Понятно, – усмехнулся Бэл почему-то довольным голосом и закинул руки за голову.

Я обернулась к молча стоявшему у окна последней лестничной площадки, скрестившему руки на груди Суперби, хмуро наблюдавшему за всей этой сценой, поставив пакет с моими учебниками у своих ног, и почему-то мне вдруг стало стыдно и… немного больно в груди, словно сердце иголкой прокололи. У меня что, миокардит какой-нибудь? Лучше бы так, потому что, думаю, это всё же чувство вины и нежелание причинять боль мечнику. Может, он и правда уже начал выделяться из всей этой серой массы?.. Я подошла к Скуало и, сжав руки в кулаки, пробормотала:

– Ты… извини, – ненавижу извиняться! Но сейчас это и впрямь были искренние слова. – Я не подумала, как всегда, о том, ранят кого-то мои выпады или нет. Прости.

– Плохо не то, что ты это сказала, а то, что ты так думаешь, – как-то безразлично и странно-тихо ответил Суперби и, подхватив пакет, пошел вниз.

Почему-то мне вдруг показалось, что я теряю что-то очень важное, то, что не хочу потерять. Мир стал серым и мне показалось, нет, не галлюцинаторно, а на уровне ощущений, что Скуало идет по темному тоннелю к далекой светящейся белой точке, и я испугалась. Испугалась, что потеряю его навсегда…

Я кинулась вперед и, вцепившись в левый рукав мечника, пробормотала:

– Не уходи…

– Зачем?! – возмутился он на привычной мне громкости и, развернувшись, вырвал у меня руку. – Я тебя совсем не понимаю! Ты ни капли не боишься меня и не пытаешься заискивать, хамишь, отстаиваешь свои мысли, но в то же время ведешь себя так, словно ты мой друг: улыбаешься мне, хотя других, кроме Бэла, игнорируешь, подолгу болтаешь со мной, хотя обычно рта не раскрываешь, позволяешь подходить ближе, чем на метр… А теперь, несмотря на всё это и на то, что я уже долгое время пытаюсь показать тебе, что ты мой друг, пусть и не говорю об этом прямо, ты говоришь, что я для тебя ничто! И как мне это понимать?!

– А ты еще не понял? – вклинился Принц. – Не понял, чем обусловлено такое поведение?

– Только не говори мне, что она оскорбила капитана Варии из-за какой-то там «болезни»! – рявкнул Суперби. – Я не считаю ее больной!

– Нет, это не болезнь, – усмехнулся Бэл, вставая за мной. – Это образ жизни, особый склад ума и характер, а также любовь к одиночеству.

Почему-то, услышав от Скуало и Бельфегора слова о том, что они не считают меня больной, я вдруг поняла, что именно этого мне всю жизнь и не хватало. Простого принятия того факта, что я не раб какого-то заболевания, а самостоятельная личность. И я подумала, что я просто идиотка, потому что отталкиваю человека, который и впрямь стал моим другом и который на самом деле важен для меня. Я сделала шаг вниз и тихо сказала:

– Скуало… Я ошибалась. Всё это время ошибалась. Прости. Не за слова. За мысли. Ошибочные.

– И что это значит? – возмущенно спросил он, а я, осторожно поймав кончик длинной серебристой пряди, зная, как мечник не любит, когда прикасаются к его волосам, тихо сказала:

– Это значит лишь, что я поняла, что ты и правда мой друг. И чтобы ты не сомневался, я назову тебе свой «диагноз» – я ведь его никому не открывала раньше, а Бэл сам догадался, причем давно. Эта глупая никчемная бумажка под названием «медицинская карта» гласит, что у меня…

– Не надо, – перебил меня Суперби совсем не зло и, шагнув мне навстречу, исправил несправедливость, делавшую его ниже меня. – Я догадаюсь сам. Ты ведь тогда так отреагировала, что я решил об этом не думать, а так как никогда не интересовался психологией, в отличие от Бэла, не копаясь в сети понять бы не смог. Но теперь я поищу информацию и угадаю сам.

– Ты мне веришь? – с подозрением спросила я.

– Допустим, – хмыкнул Суперби и вдруг ни с того ни с сего схватил меня за плечи и прижал к себе. Я не сопротивлялась и почему-то вдруг подумала, что когда меня обнимали сестры или родители, я чувствовала себя неуютно и мне было откровенно неприятно всё это, а вот рядом с мечником почему-то было тепло и уютно, и совершенно не хотелось вырваться и убежать куда глаза глядят. Скуало же усмехнулся, отпустил меня, потрепал по голове и заявил:

– Верю.

– Это что, проверка была? – возмутилась я.

– Дура! – еще больше и громче возмутился Вариец. – Что хотел, то и сделал! А потом уточнил свой первый ответ – «допустим», чтоб ты лишнего не надумала!

– А… Ну… Извини, – пробормотала я. Что-то я подозрительно много извиняюсь сегодня…

Скуало фыркнул, а за моей спиной вдруг раздался шипящий смех, и Бэл, положив ладони мне на плечи, заявил:

– Что за нежности в рабочее время, капитан? Где же Ваше чувство долга и ответственность? А ты, Принцесса, раз уж подарила объятия капитану, должна подарить их и Принцу.

– Обойдешься, сводник, – фыркнула я и, обернувшись, улыбнулась и добавила: – Ты ведь не любишь физические контакты так же, как и я, уверена. И тебе это не нужно. Но… спасибо, Бэл.

– Не за что, не за что, – замахал руками, аки мельница, в глубине души добрый, но лишь по отношению к тем, кого ценит, Принц со склонностью к садизму и охоте на людей. – Принц лишь хотел развлечься!

– Плодотворно ты развлекаешься, – хмыкнула я.

– Я, наверное, тоже должен тебя поблагодарить, – хмуро изрек Суперби одновременно с моим последним заявлением. – Но не буду – Лена уже это за нас обоих сделала, с тебя хватит, а то зазнаешься.

– Эх, никогда я не дождусь благодарности от этой живородящей рыбины! – фыркнул Бэл, закинул руки за голову, уселся на перила и крикнул: – Дорогу Принцу Каваллини!

«Холопы!» – дополнила я мысленно его тираду и тихо рассмеялась. Всё же гонки по перилам с участием монарших особ не каждый день увидишь!

– Вперед, Бэл! – проскандировала я и отошла к стене, а Скуало, тоже освободив гонщику-аристократу «трассу», заявил:

– Не испорти униформу, иначе Маммон с тебя три шкуры снимет!

– Плевать, – хмыкнул Бэл и, помчавшись вниз, крикнул нам: – И мы еще посмотрим, кто кого освежует!

Спрыгнув на пол, Бельфегор, так и не опустив руки, с видом триумфатора пошел в холл, а я, усмехнувшись, последовала за ним в сопровождении самого настоящего рыцаря с мечом, правда, без лат и с пакетом вместо щита, но в случае чего этим пакетом и убить можно, так что тоже неплохой вариант…

Спустившись в холл, мы нагнали ждавшего нас у выхода Бэла и вышли во двор, но там нас поджидал неприятный сюрприз, а точнее, три девицы из моей группы, которые, как я знала, были фанатками аниме (то, что я не люблю людей, не значит, что я не замечу, как три мадам приходят на экзамен с кошачьими ушками на голове, говоря, что это их талисман, и снимают их лишь перед тем, как зайти в аудиторию, вопя: «Эдвард Элрик и великие законы равноценного обмена, дайте нам сил и обменяйте наши знания хотя бы на тройку!»). Эти гражданочки узрели нашу отнюдь не серую и унылую компашку и, дружно завизжав от восторга, кинулись к нам со всех ног.

– Анимешницы, – пояснила я парням и, тяжко вздохнув, двинулась к ступенькам, но достигнуть их мне не дали: эти наглые особы, вцепившись в мои запястья, подтащили меня к парням и наперебой начали засыпать вопросами, которые сливались в один монотонный гомон:

– Хикки, кто эти парни? Они же косплеят Бэльчика и Ску-тяна из «Реборнчика»! А какой отменный косплей! А какая качественная одежда! А челка у Бэллушки настоящая? Я, конечно, фан Мукуро, но и на Бэллушку слюнками истекаю! А познакомишь нас? А я как раз фан Бэллушки! А я обожаю Ску – мы обязаны пожениться, я хочу от него детей! А где такой парик достали качественный? Ну, так ты нас познакомишь?

– Знакомьтесь сами, – апатично выдала я и, вырвавшись наконец из их плена, прибилась к тюремного цвета стене института. А вот сейчас я буду наслаждаться тем, как парни в своей уникальной манере будут трепать нервы этим дамочкам, вечно зовущим меня хикки или хикикомори, то есть японским словом, обозначающим затворников, почти не покидающих свой дом. Замерев у стены, я негромко, но так, чтоб парни услышали, сказала:

– Я морально с вами, не сдерживайтесь, давайте повеселимся?

– Ши-ши-ши, Принцесса всё же садистка, – расплылся в безумной усмешке Бэл, пряча руки в карманы куртки. Моська Скуало же исказилась от ярости, смешанной с презрением к нежданному препятствию, и немого призыва, ко мне обращенного: «Идем уже, хватит стену подпирать, тупой отброс, я не собираюсь с этим мусором общаться! Порежу на куски, и всё!» Но мне было любопытно, чем дело кончится, да и увязались бы эти девицы за нами, если бы мафия их не отшила, а потому я продолжила сливаться с институтом и наблюдать за развитием событий. Ведь Бэл, судя по его ухмылке, явно собирался устроить Последний День Помпеи!

– Виии, ты даже смеешься, как мой Бэллушка! – проверещала крашеная блондинка ростом под метр восемьдесят, прижав к груди руки, сжатые в кулаки. – Я Аня, но можешь звать меня Аи! Мне подходит имя, означающее «Любовь», поверь!

– А я Юми – «Мечта»! – пафосно изрекла брюнетка, фанатка Мукуро, явно безуспешно пытавшаяся с утра сделать на собственной голове ананас ныне живущего в моем доме иллюзиониста, но в результате получившая лишь хвостик на макушке, разделенный на пряди и налаченный до окаменевшего состояния. Нет, с ананасом Мукуро это жалкое зрелище ни в какое сравнение не шло, да и не пользуется он лаком. Хотя как он ваяет на своей голове это гнездо, для меня до сих пор тайна, покрытая мраком. Но я и не хочу ее разгадывать – мне как-то по-барабану.

– А меня зовите Маи! Я люблю танцевать, так что танец – моя стихия! – возопила девица с выкрашенными в бордовый волосами, а затем, подскочив к Суперби, готовому, как мне казалось, взорваться от раздражения, схватила прядь его волос слева от лица. Я вздрогнула, не ожидая такой реакции мечника: Скуало ударил анимешницу по руке, отбив ее, а затем с силой толкнул девицу в правое плечо, да так, что она отлетела и упала на крыльцо.

– Ты что творишь, идиот?! – возопили хором ее подружки, а «Маи» наигранно, как в какой-нибудь манге, «разрыдалась», начав тереть глаза кулаками и делать вид, что ей очень больно. Видать, эти трое реально на аниме повернуты – далеко не все анимешники такие идиоты… А ведь, если подумать, меня могло то же самое, что и ее, ждать, когда я рискнула дотронуться до волос Скуало, но меня участь тапка, летящего над койкой в кота, миновала, и Скуало позволил мне коснуться его волос. А они у него, кстати, очень мягкие – словно пух…

Но события не стояли на месте, пока я размышляла – гордая Акула Варии заорала на предельных децибелах:

– Врооой!!! Мусор! Если еще хоть одна из вас дотронется до моих волос, я порежу вас на сотни кусков! Дайте пройти, тупые отбросы!

– Ши-ши-ши, капитан, а Вы всё так же сходите с ума по своим патлам, – съязвил Бэл. – А ведь босс-то мог тоже вместе с нами оказаться «за гранью». И что тогда? Его нет с нами, значит, от контракта он отказался!

– Заткнись, придурок! – рявкнул Суперби, а девицы, переглянувшись, рассмеялись, и та, что делала вид, будто рыдает, поднялась, отряхнула кожаную мини-юбку в стиле женщины квартала красных фонарей и, явив миру и нам, грешным, красные от растирания кулаками, но абсолютно сухие глаза, заявила:

– Ах, так вы реально сейчас в образе, мальчики! Что ж, тогда мы будем с вами себя вести как с настоящими Ску и Бэлом! Да, девочки?

– Конечно, Маи! – отозвалась блонди. – Ну что же, Принц, поиграем? – она подбоченилась и поправила длинные волосы, волнами ложившиеся на плечи. А вот у Высочества аж моська перекосилась, превратившись в совсем-совсем маньячную. – Я ведь могу стать твоей марионеточкой на эту ночь, что скажешь? Покажешь мне свои глазки, Бэл?

И тут мимо ее носа просвистел стилет. Я снова вздрогнула, а Бельфегор, в мгновение ока оказавшийся рядом с блондинкой, приставил нож к ее горлу и прошипел:

– Принц бы поиграл с тобой, да, боюсь, скучно будет. Ты не Принцесса и даже не Леди. Ты простолюдинка, которая осмелилась назвать Принца «Бэл» без позволения. Ты проявила неуважение, и ты заслуживаешь того, чтобы Принц превратил тебя в кактус! – девушка шумно сглотнула и испуганно уставилась на чёлку Бельфегора, прятавшую глаза, а он продолжил: – Но Принц не станет охотиться на такую жалкую и никчемную добычу, которая даже развеселить его не сможет жалкими попытками спастись. Я бы убил тебя с одного броска, но мне не хочется пачкать стилеты о кровь такого жалкого и никчемного мусора!

От Его Высочества исходила ужасающая аура – аура холодной ярости, жажды крови и презрения, граничащего с отвращением. Я невольно улыбнулась, потому что Бельфегор, вышедший на охоту, был и впрямь невероятно ужасающ, но в то же время манил меня, как пламя манит мотылька, не боящегося сгореть, а лишь желающего этого. Просто потому, что даже если Принц причинит мне боль, он сделает это не из ненависти и презрения, а потому что я этого буду заслуживать или лишь по чистой случайности. И эта его аура, жестокая, рвущая нервы его жертв на лоскуты вместе с душой, наполняющейся паническим ужасом от осознания того, что им улыбается сама Смерть, заставляла меня улыбаться так же, как он сам. Просто потому, что я не боялась ее – я ее понимала и принимала как нечто, являвшееся частью души моего друга…