Текст книги "Спасите, мафия! (СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 85 (всего у книги 96 страниц)

Тсуна продолжал бороться с Бьякураном и сумел приблизиться на расстояние контактного боя, но поступок Мукуро выбил его из колеи. Карие глаза заполнила растерянность, а Пламя решимости босса мафии дрогнуло. В тот же миг мощный удар Джессо отправил Саваду на землю. Пламя Неба вспыхнуло прощальным оранжевым огнем и погасло. Перчатки Вонголы превратились в мягкие уютные белые варежки. А тело Савады Тсунаёши безвольной марионеткой, которой жестокий кукловод обрезал нити, рухнуло вниз, на изрытую воронками мерзлую землю.

«Живи!» – билась в моей голове единственная связная мысль. Ведь этот добрый, мягкий, но безумно решительный человек заслуживал долгой, счастливой, спокойной жизни… Тсуна упал неподалеку от нас, и я, сжав в ладони ручку медицинского чемоданчика, кинулась к нему. Джессо завис в воздухе рядом с братьями Шалиными и явно не собирался добивать Саваду, а шинигами прекратили атаки и застыли, словно каменные изваяния. Война – это Ад, а те, кто развязывают войну и кружат над полем боя, не боги войны и даже не демоны – они лишь грифы-стервятники, не видящие границ дозволенного в своей алчности и своем безумии…

Я подбежала к пытавшемуся подняться Тсунаёши и, осторожно схватив его за плечи, уложила обратно на землю.

– Тихо, тебе надо хоть немного отдохнуть, – не терпящим возражений тоном произнесла я, расстегивая куртку главы мафии. Что интересно, голоса тех, кто в битве не участвовал, магически не усиливались, и мы с Савадой могли поговорить спокойно. – Джессо пока не атакует, а Шалины, похоже, вступают в бой только когда есть угроза Владыке, так что дай мне тебя перевязать.

– Мукуро, – пробормотал Тсуна, невидящим взором, полным боли, глядя куда-то в пустоту. Он не стал сопротивляться, лежа на холодной земле, а я начала перевязывать его плечо. – Как он мог? Я не верю, что он мог нас предать… Интуиция молчит… Вообще, словно ее и нет…

Растерянность и боль в глазах Савады заставляли меня усомниться в том, что это всё было лишь фальшью со стороны иллюзиониста, но я встряхнулась и, взяв парня за руку, тихо сказала, забыв про официоз:

– Тсуна, может, я и полная идиотка, но я хочу верить в него. Я не могу поверить в то, что все его слова были ложью, а потому я буду надеяться на то, что это всё было фальшью, пусть даже это и не так. Если Мукуро нас предал, прощения ему за это нет. Он станет нашим врагом. И тогда ты его победишь, потому что ты был его другом, ты принимал его таким, каким он был, и верил в него, а значит, именно ты должен его остановить. Потому что именно тебя обманули больше всех среди тех, кто способен противостоять ему. Но пока Мукуро не нанесет удар, я не поверю в то, что он нас предал. Потому что на словах он всегда мог ранить кого угодно и как угодно – это для него мелочи. Так же, как для него мелочь – начатое, но незаконченное сражение с Кёей, ведь они непримиримые враги. Но я не верю, что он способен зайти так далеко, что нанесет решающий удар по кому-то из своих товарищей. Не верю.

– У тебя доброе сердце, – улыбнулся Савада.

– Может быть, – пожала плечами я, продолжив перевязку. – А может, я просто глупая и наивная, но знаешь, иногда лучше быть наивным дурачком, чем прожженным жизнью существом, на котором клеймо ставить негде и которое не верит даже собственной тени, потому что так жить просто страшно. А я не хочу бояться, Тсуна. Я хочу жить, не думая о том, с какой стороны в меня прилетит нож. Я хочу просто жить – рядом со своими родными, друзьями, товарищами и теми, кто так же, как и я, верит в чудо и в то, что не всё в этом мире способно стать черным. Я в это верю, а ты?

В глазах Савады что-то изменилось. Неуверенность, растерянность, боль исчезли. Он улыбнулся краешками губ и кивнул – решительно и без намека на фальшь. Я закончила накладывать повязку, Тсуна застегнул рубашку, надел куртку и попытался пошутить:

– А я думал, мой пиджак ничем не пробить. Даже коза его съесть не смогла.

Я нервно рассмеялась и, порывисто обняв Саваду, шепнула:

– Главное, помни, что ты не один.

– Да, – кивнул Тсуна и улыбнулся.

И тут вдруг произошло нечто странное. Краем глаза я заметила, что в нас с Савадой летит от фигуры Владыки Ада длинное, сияющее в лучах солнца, острое ледяное копье. Скорость полета его была огромна. Я резко обернулась, но не успела сделать и шагу, как вдруг почувствовала удар в бок и оказалась на земле. Больно… А это значит, что я жива.

Глаза заволокла черная пелена, а в голове звенело, но я нашла в себе силы проморгаться и распахнула глаза. Тсуна лежал на мне, с закрытыми глазами и абсолютно умиротворенным выражением лица. Сердце пропустило один удар, и я осторожно перекатила босса Вонголы на землю. Моя ладонь, скользнувшая по его спине, вдруг наткнулась на что-то вязкое. На что-то влажное. На что-то безумно-теплое. Судорожно переведя взгляд на дрожащую руку, я поняла, что это было.

Нет. Только не так… Только не он…

Я кинулась стаскивать куртку с Тсуны, одновременно с этим пытаясь нащупать пульс на его запястье, но не могла этого сделать, и истерика вкупе с паникой захлестывали, однако я продолжала нервно раздевать парня. Рана на его спине оказалась довольно глубокой, и из нее мерными толчками вытекала кровь.

Жив. Жив-жив-жив!..

Слезы брызнули у меня из глаз, а на губах сама собой появилась счастливая улыбка. Сердце бешено билось о ребра, празднуя победу. Радуясь тому, что мой друг победил саму смерть…

Я быстро начала обрабатывать рану Тсуны, которая оказалась не слишком серьезной, так как копье задело его лишь «по косой», и вскоре он пришел в себя. Думаю, причиной обморока была усталость и кровопотеря, а также шок, но никак не это ранение. Вот только кроме перевязки я Тсуне, к сожалению, больше ничем не могла помочь…

Наложив повязку, я прошептала:

– Спасибо…

– Ничего, – улыбнулся Савада. – Видишь, я и без Пламени порой бываю полезен.

– Всегда был, – шепнула я, чувствуя, как сердце заполняет тепло и благодарность, вкупе с безграничной верой в этого сильного человека.

– Может быть, – улыбнулся Тсунаёши краешками губ и едва заметно покраснел, а затем быстро стер с моих щек слезы, мягко и очень осторожно, едва касаясь кончиками пальцев бледной кожи, после чего оделся и поднялся.

– Держись, – отчетливо сказала я, глядя в глаза парню, застегивавшему куртку.

– Обязательно, – еще отчетливее ответил Савада, не отводя взгляд, и вдруг над нами раздался тихий, спокойный голос Владыки, усиливаемый магией так, что его отчетливо слышал каждый из присутствовавших:

– Предупреждению вы не вняли. Оно может быть повторено по отношению к иным участникам конфликта. Продолжим бой, или атака будет проведена вновь.

Тсуна резко нахмурился, не отрывая взгляда от моих глаз и словно делясь со мной своей решимостью, и зажег во лбу Пламя Предсмертной Воли. Я подхватила с земли чемоданчик, улыбнувшись другу на прощание, и он взмыл вверх, а Пламя на его перчатках и на лбу было абсолютно чистым, ровным и несло несгибаемую волю. Волю к победе и установлению истины…

Я вернулась к друзьям и встала между Машей и Леной, но на Тсуну я больше не смотрела – я просто верила в его победу. Перед нами же расстилалось залитое кровью поле, на котором продолжалось не стихавшее ни на миг сражение. Гокудера с помощью системы CAI атаковал изо всех сил, то стреляя из появившегося на левой руке арбалета в форме черепа, то бросая динамитные шашки в гущу врага, то направляя Ури, ставшую огромной благодаря активации Солнца, на собак. Он работал в центре, а с флангов врезались в стан врага, искусно орудуя мечами, Хранители Дождя. Ямамото бился слева, а Скуало, соответственно, справа, однако, что интересно, Дождь Успокоения, вызванный ими после появления водяного дракона, эффекта на самураев не произвел, потому как, насколько я поняла, у них вообще не было эмоций – только абсолютная решимость биться за своего предводителя во чтобы то ни стало. Бэл работал в паре с Франом между Скуало и Гокудерой, а Рёхей и Дино бились между подрывником и Ямамото. Однако сколько бы существ они ни убивали, их численность не уменьшалась, и без победы над Эмма-Дай-О выигрыш был невозможен…

Неожиданно сверху раздался страшный крик, и я, подняв голову, увидела ужасающую картину. Тсуна, зависнув воздухе с решимостью в глазах, держал в руках два белых, огромных, лебединых крыла Джессо, а из спины того, затянутой в белую кожаную куртку, вырывалось нечто черное, не похожее на кровь, а, скорее, напоминавшее игольчатые крылья из густой жидкости цвета ночи, которые были столь же уродливы, сколь и притягательны…

– Теперь я буду биться в полную силу, – рассмеялся Джессо безумным смехом. – Ты же знаешь, Тсуна-кун!

– Однажды я победил тебя, сумею победить и снова, – уверенно ответил Савада, кинув крылья Бьякурана на землю.

Белые перья бесшумно опустились на залитую кровью землю и медленно, но верно, начали менять цвет.

Чистоту белизны захватил алый…

– Посмотрим, – усмехнулся Джессо, а в глазах его застыла холодная решимость. – Потому что я не играю. На этот раз я обязан выжить. И потому я больше не буду играть – я буду драться.

Перчатки Савады полыхнули огнем, и он направил левую руку на Джессо, а владыка Эмма вдруг произнес:

– Четвертая ступень. Покажи мне боль потери.

– Х-баннер! – крикнул Савада и направил бешено ревущее Пламя Неба на Бьякурана, и хотя тот пытался отразить его, вложив всю свою силу в защиту, белая фигура скрылась в алом мареве.

Вспышка. Гул огня, сметающего всё на своем пути. Крик. Пронзительный, ужасающий крик, который мгновенно стих, унесенный ветром к бескрайним, чистым небесам. Ведь он здесь больше был не нужен. Потому что Пламя Савады достигло цели…

Огонь исчез, а на месте, где парил Бьякуран, не осталось абсолютно ничего. Даже горстка пепла не упала на холодную землю.

– Нет, – прошептала Маша, пустым взглядом глядя в небеса. – Как же так?.. Как так?..

Одинокая слеза скатилась по моей щеке и упала вниз.

====== 72) За что?.. ======

«Где разум уже бессилен, там возносится здание веры». (Августин)

Маша словно не видела неба, в которое упирался ее безжизненный взгляд. Перед ее глазами всё еще стояла улыбающаяся фигура в белом. Фигура человека, которому она, несмотря ни на что, всё же верила. Верила так же, как я верила Мукуро – глупо, без оглядки на его поступки и абсолютно иррационально, но… всей душой и всем сердцем. Я взяла сестру за руку и, притянув к себе, крепко обняла. Но слез на глазах Марии не было – она оставила их все еще там, у руин…

– Ты же знаешь, – подал голос Маэстро, стоявший справа от Маши, – предателей всегда ждет один конец. Но подумай вот о чем – хотя бы перед смертью он понял, что главным была не вся эта ерунда про какие-то игры, а сама жизнь.

Маша вздрогнула и обернулась к Маэстро.

– Погоди, – пробормотала она. – Но ведь его заданием было понять, что жизнь – это не игра! Он выполнил задание! Выполнил!

– И ты хочешь, чтобы предатель вернулся в свой мир? – вскинул бровь катала.

Маша нахмурилась и посмотрела на застывшую в воздухе худощавую фигуру в кимоно, а затем усмехнулась и отчетливо сказала:

– Я не верю. Не верю, что Бьякуран нас предал.

Неожиданно она получила ответ, хоть и не рассчитывала на него. Владыка Эмма обернулся к Марии и прошелестел тихим голосом, который точно услышали абсолютно все, несмотря на лязг мечей и грохот битвы:

– Тогда, возможно, ты согласишься заключить контракт и спросить обо всем у него лично? Я верну его сюда ровно на три часа и убить его не сможет ничто. Он вернется абсолютно здоровым и восстановившим силы, но твои друзья будут всё в том же состоянии, что и сейчас. Ты готова рискнуть их жизнями? Ведь первым приказом, что он получит, станет: «Уничтожить врагов». Каков же будет твой выбор?

– Дура, не смей! – рявкнул Суперби, а Савада перевел взгляд на Машу и кивнул ей, словно говоря: «Мы примем любое решение».

Маша нахмурилась. В ее глазах боролись страх и желание верить в дорогого сердцу человека до самого конца. Я подумала, что, несмотря ни на что, прекрасно понимаю ее состояние, ведь я сама чувствовала примерно то же самое. И окажись на месте Джессо Рокудо Мукуро, а на месте Марии – я, думаю, я бы выбрала веру. Потому что я глупая, наивная идеалистка, а еще потому, что в глазах иллюзиониста после того, как он на самом деле стал моим другом, я ни разу не видела ни капли лжи…

В глазах Маши вдруг промелькнула решимость, и она, отстранившись от меня, четко сказала, глядя на Владыку:

– Я всю жизнь во всех сомневалась. Больше не хочу. Если отдашь ему приказ уничтожить врагов, сам будешь уничтожен. Бьякуран – не предатель. Не знаю, зачем он всё это сделал, но он не собирался убивать Саваду – это я знаю точно. Я не хочу задавать ему вопрос. Я хочу, чтобы он помог нам в битве. А потому – верни его.

– Да будет так, – безразлично ответил Владыка Эмма, и рядом с братьями Шалиными в белом мареве вдруг появился Джессо – в мундире Мельфиоре, белоснежном и словно нетронутым войной и всем, что произошло буквально минуту назад. Он вмиг распахнул белоснежные крылья, чтобы не упасть, и обернулся к владыке Эмма.

– Кажется, еще не всё завершилось, раз Вы вернули меня из нашего мира обратно, не так ли? – с улыбкой спросил он.

– Эта девочка верит в тебя, – прошелестел Владыка и плавным медленным взмахом руки указал на Машу. – Она попросила вернуть тебя, чтобы ты помог ее друзьям сражаться.

Джессо бросил короткий взгляд на Марию, но тут же снова обернулся к Владыке и развел руками, сказав:

– Надеюсь, Вы ее предупредили о том, что я могу продолжить биться на Вашей стороне?

– Она знает это, – ответил Эмма. – Но не хочет верить.

– Ну и зря, – улыбнулся Джессо, щурясь. – Приказывайте, я ведь заключил с Вами договор. Выполнение приказов за возвращение в мой мир.

– Именно. А договор со Смертью не разорвать, – безразлично ответил Король Ада. – Потому – уничтожь врагов.

– Хорошо, – улыбнулся Бьякуран и, подлетев к Вадиму, спросил: – Прикроешь? Хочу закончить бой с Савадой.

– Безусловно, – кивнул Шалин-младший.

– Пятая ступень, – прервал их голос Владыки. – Покажи мне агонию сомнений.

Белая сфера, покрытая шипами, всё это время висевшая в паре метров над землей, вдалеке от шинигами, треснула и начала рассыпаться. Я побледнела и с ужасом попыталась отыскать взглядом в белом свете, заливавшем ее изнутри, знакомые фигуры, но ничего не получалось. Внезапно сфера взорвалась на миллионы частиц и исчезла, а на землю упала фигура в черном плаще. Сломанная кукла. Ненужная хозяйке марионетка Судьбы. Абсолютно реальная, лишенная иллюзий собственной госпожой игрушка Жизни…

Я застыла от ужаса, а в воздухе завис фиолетовый шар, на котором стоял израненный Кёя. Его черный плащ с белым иероглифом был порван в нескольких местах, из многочисленных ран текла густая алая жидкость, но ни это, ни разбитые в кровь губы, ни скорее всего сломанные ребра не могли погасить взгляд, полный решимости и готовности биться до конца. Сердце забилось раненой птицей, но я не могла радоваться победе – просто не могла. Потому что всё это время я не верила в предательство Мукуро, но то, что он нанес Кёе такие повреждения, говорило, что я ошибалась. Неужели он и правда предал нас, неужели все эти месяцы он лгал мне, говоря лишь то, что нужно было для того, чтобы втереться в доверие? Неужели те розы, которыми мы обменялись, ничего для него не значили? Неужели его цель для него и впрямь важнее всего?.. Нет, этого не может быть, просто не может!

Я кинулась к распростертому на земле телу, не думая о последствиях. Мукуро лежал в глубокой воронке, созданной Вадимом во время боя с Тсуной. Глаза иллюзиониста были закрыты, волосы разметались по земле, руки были вывернуты под неестественным углом, а ноги поджаты, словно он упал на них, а это значило, что он мог легко сломать их при падении. Сейчас иллюзионист не был гордым повелителем иллюзий и вечно что-то затевающим ехидным мафиози. Он не был даже моим другом, подбадривавшим меня в любой ситуации и помогавшим справиться с болью и сомнениями. Он был той самой разбитой фарфоровой куклой, переломанной марионеткой, из которой вырвали нити и которую забыли в темном чулане на многие годы.

Разбитые в кровь губы, многочисленные раны и сломанные ребра, неестественная поза отжившей своё шарнирной куклы и странно-умиротворенное, спокойное и какое-то по-детски счастливое выражение лица – этот резкий контраст, как ни странно это прозвучит, подходил величайшему иллюзионисту мафии Рокудо Мукуро, отражая его израненную душу, которая просто не могла быть черной. Я не могла поверить, что человек, выглядевший таким умиротворенным после проигрыша, может быть предателем. Просто не могла. А потому осторожно коснулась шеи иллюзиониста, ища пульс, и прошептала:

– Давай, Мукуро, очнись. Ты же не умер… Открой глаза, слышишь?

Но иллюзионист Вонголы не очнулся. Ровный, но слабо различимый пульс говорил, что Мукуро еще жив, однако травмы были слишком серьезны, и я испугалась, что это мерное сердцебиение всё же замрет… Я начала быстро обрабатывать его раны, периодически глядя наверх, туда, где остался победитель этой схватки, с тоской смотревший на меня, стоя на фиолетовом шаре. Почему-то в его глазах застыла боль, но он ведь не мог подумать, что я желала победы Мукуро, правда?..

Бой на земле продолжался, не стихая ни на миг, а в небесах замерли шесть фигур, смотревших на землю и ожидавших продолжения схватки… Наконец, я закончила перевязку и, отвесив иллюзионисту пощечину, привела его в чувство.

– Мукуро, я не верю, что ты предатель, слышишь?! – прошипела я, глядя в только что открывшиеся разноцветные глаза. И вновь я смогла поговорить с раненым на нормальной громкости, спасибо странной, избирательной магии нашего врага… – Ты не мог нас предать. Ты не Павлик Морозов, слышишь?

– Павлика Морозова победившая сторона считала героем, – усмехнулся Мукуро и, покачиваясь, встал. Я осталась сидеть на земле, а он, глядя на меня сверху вниз, бросил: – Главное – победа. Я ведь говорил тебе, помнишь? Я всегда добиваюсь своего. Цена значения не имеет. Моя главная цель – уничтожение мафии. А маленькая побочная цель в этом мире – изменение твоего мнения обо мне, чего я сумел достичь. Сильных ломать интереснее всего, а способ не важен. И я выиграл. Ты мне больше неинтересна.

– А как же розы? – прошептала я, пытаясь найти в его глазах хоть тень обмана.

– Я не хочу принадлежать к Йоркам, – усмехнулся Мукуро, и в руках его появился трезубец. – Потому белая роза – не мой символ. Я всегда побеждаю, а это признак того, что мой цвет – алый. Алая роза Ланкастеров должна победить, разве нет?

– А разве ты не проиграл только что? – процедила я, видя в глазах иллюзиониста лишь одно – иероглиф «Ад», который сковывал их холодом и безразличием.

– Не имеет значения, – пожал печами иллюзионист. – Потому что проиграть битву – не значит проиграть войну. А в войне победят Ланкастеры. Как и всегда. Прощай.

Мукуро взмыл вверх, поднимаясь по уплотненному воздуху, как по ступеням, а я, провожая его фигуру пустым, отрешенным взглядом, вдруг подумала: «Ланкастеры? Почему именно Ланкастеры, почему он не сказал, что в войне победит он сам? Ведь алую розу он создал для меня, и именно меня он, фактически, назвал тогда одной из Ланкастеров. В войне Белой и Алой Розы победила Алая Роза, так почему он изначально взял себе белую розу Йорков, проигравших? Почему?.. Он отдал мне розу, словно знамя. Возможно ли, что еще тогда, когда мы обменялись цветами, Йорки сдались на волю победителя и тем самым присягнули им на верность – сказали этим поступком, что их маленькая цель «сломить волю фермерши» отжила свое и была ими отринута? А Ланкастеры отдали свою розу, как знак доверия – это я знаю точно. Прости, Мукуро, но что бы ты сейчас ни говорил, я не поверю, что те слова и поступки были ложью. Я не буду сомневаться в тебе, потому что ты сам просил меня не делать этого. И я дала тебе слово, а я слов на ветер не бросаю. А еще потому, что обе стороны конфликта, обе Розы – представители династии Плантагенетов, а значит, цель у них одна – благополучие королевства. И ты не пойдешь против своей главной цели, коей давно перестало быть разрушение вселенной. Твоей целью давным-давно стало создание мира, где не будет того отношения к людям, что в семье Эстранео. Ты хотел лишь улучшить этот мир, потому и стал Хранителем Тсуны. Ведь под этим Небом люди могут жить спокойно. Ты поверил в Тсуну, а все слова о том, что ты его предашь, нужны были лишь для того, чтобы он не верил тебе. Ведь «неверие не дает оступиться», да, Мукуро? А потому я не верю, что ты предатель. Говори, что хочешь, и делай, что хочешь – я буду верить в тебя и в то, что после твоей битвы с Савадой твоя цель изменилась!»

Я встала, взяла медицинский саквояж и посмотрела на небо. Тсуна и Кёя застыли напротив Бьякурана и Мукуро, а между теми замерли братья Шалины.

– Надо было меня добить, когда была возможность, если хотел расквитаться, Кёя, – усмехнулся Мукуро, держа трезубец в правой руке.

– Заткнись, травоядное, – процедил комитетчик, и тонфа в его руках вспыхнули ярким фиолетовым огнем.

– Уничтожьте врага, – отдал приказ безразличный голос Владыки, но тут произошло нечто странное.

Мукуро вдруг одним резким движением вонзил трезубец в спину Алексея, парившего в воздухе рядом с ним, а затем символ в его правом зрачке изменился на иероглиф «два». Прежде чем тело Тумана Вонголы упало на землю, он ни с того ни с сего бросил трезубец Бьякурану, и полный отчаяния крик Вадима, подхватившего безжизненное тело брата, был прерван ударом оружия, способного подчинить любого воле иллюзиониста. Мукуро начал падать, но Савада среагировал мгновенно и поймал его у самой земли, а братья Шалины вдруг усмехнулись и, повернувшись к Владыке, хором сказали:

– Ну что, ты ведь этого ждал? Или нет? С Графом у тебя отношения не очень, как я понял, он мог и не сообщить тебе детали, записанные в Книге Судеб! Ведь так весь этот спектакль станет для него только интереснее!

Да! Да, Мукуро! Ты это сделал! Ты не предатель, ты на нашей стороне! И Бьякуран… Как я могла в нем сомневаться? Маша молодец, увидела то, чего никто не видел… Мукуро, ты и правда Фей – умеешь сотворить чудо… Но… чтоб тебе ни дна ни покрышки! Какого чёрта ты меня так напугал?! Паразит! Вернемся, я тебе!.. я!.. я… пирог испеку… Чёрт, и почему у меня из глаз Ниагарские водопады хлынули, а на губах эта дурацкая улыбочка появилась? Наверное, потому, что я поверила в человека, и на этот раз мои вечные «грабли ошибки» меня не ударили. Спасибо тебе за это, Рокудо Мукуро. А еще за то, что даже иероглиф «Ад» не смог уничтожить тот свет, что сиял в глубине твоей израненной души…

Братья Шалины с усмешками, присущими лишь иллюзионисту Вонголы, смотрели на Владыку Ада, а в их правых зрачках горели иероглифы «два» – знак того, что Мукуро контролировал их природную силу – силу шинигами. Однако Эмма не ответил им. Его вдруг окутал пронзительный ледяной ветер, и за армией самураев снова распахнулась огромная черная воронка, ведущая в Ад, но вместо людей с лошадиными головами там показались те, кого мы никак не ожидали увидеть…

– Шестая ступень, – безразлично бросил Владыка. – Покажите мне ужас воспоминаний.

Братья Шалины начали атаковать Эмму, не обращая внимания на новоприбывших, а Бьякуран и Кёя присоединились к ним. Тсуна же подлетел к нам и, положив бессознательное тело Мукуро за мной, спросил:

– Как вы? Сумеете позаботиться о нем?

– Да, – побледнев, пробормотала я, неотрывно глядя на тех, кто шел к нам слева от армии Короля Ада.

– Кто это? – спросил Савада, проследив за моим взглядом.

– Наши родители, – прошептала я едва слышно.

К нам двигались мужчина и женщина, почему-то одетые в длинные черные балахоны, скрадывавшие фигуры. Отец ничуть не изменился – два метра ростом, косая сажень в плечах, короткие черные волосы и типично русская внешность: нос картошкой, правильный овал лица и пухлые губы, которые, как и обычно, были искривлены в презрительной усмешке. Мать же, невысокая, всего метр шестьдесят (по крайней мере, так было при жизни), худая, с яркими голубыми глазами, полными надменности, как и черные глаза отца, с тонкими, чуть заостренными чертами лица и длинными волосами, изменилась лишь в одном – она поседела. Ее некогда черные густые волосы сейчас сияли пепельной белизной, но это, казалось, ничуть ее не смущало, хотя раньше она из-за каждого седого волоска закатывала самую настоящую истерику. Лица наших родителей выражали лишь надменное презрение ко всему и вся, и я испуганно покосилась на Лену. Она ведь всегда боялась их из-за того, что наказания они подбирали крайне жестокие, и ее, до ужаса боявшуюся темноты, оставляли на ночь в амбаре или же брали с собой в город и бросали в центре рынка, хотя знали, как Лена боялась толпу.

Тсуна удивленно покосился на быстро приближавшихся господ Светловых и тихо спросил:

– Нам остановить их?

Я даже не знала, что ответить. Сама я их не боялась, равно как и Маша, но и общаться не хотела: жгучей ненависти у меня к ним не было, но и считать этот разговор за манну небесную я не могла, потому что презирала людей, давших мне жизнь, как бы ужасно это ни звучало. А вот Маша, думаю, была бы не против поговорить с ними и высказать все свои обиды, но даже она понимала, что они никогда нам ничего хорошего не скажут, ведь хоть она до четырнадцати лет и любила их, узнав про их истинное отношение сумела понять правду, и вся ее любовь к ним исчезла, оставив лишь боль разочарования и обиду. Но вот Лена вряд ли смогла бы поговорить с ними спокойно, причем не только из-за страха и даже не только из-за посттравматического синдрома, благодаря которому сестра могла, начав разговор с теми, кто ее мучил, оказаться под действием «флешбэка» и поддаться неконтролируемой панике. Думаю, Лена не смогла бы поговорить с ними еще и из-за чувства вины. Ведь в день, когда родители умерли, они серьезно поругались, и моя младшая сестра, всю жизнь их ненавидевшая, впервые в жизни пожелала им смерти, крикнув: «Если бы только вы умерли, я была бы счастлива! Чтоб вас демоны в Ад забрали, и гореть вам в нем вечно!» В тот день они погибли в автокатастрофе. Машина взорвалась, и они сгорели заживо. Лена винила в этом себя и считала, что ее слова были услышаны, потому они и погибли именно так… Может, кому-то это покажется полным бредом, но нам с Машей стоило немалых усилий привести ее в норму, потому что Лена, верившая в сверхъестественное куда больше, чем в реальность, не могла перестать винить себя и считала, что дитя, убившее родителей, столь же грешно, сколь и мать, убившая собственное дитя, а потому она ненавидела себя за те слова, и встреться она сейчас с родителями – кто знает, что могло произойти…

– Лена, что скажешь? – тихо спросила я бледную как полотно сестру, чьи непокрытые волосы развевались на ветру, а плащ с воротником-стойкой был наглухо застегнут, но не мог спасти владелицу от нервной дрожи. Она молчала и пристально смотрела на приближавшиеся к нам фигуры полными ужаса и боли глазами. Ее губы мелко вздрагивали, и мне показалась, что она шепчет лишь одно слово. «Нет».

И вдруг из боя вышел Бельфегор. Принц что-то сказал своему кохаю и, метнув веером десяток стилетов, не убивших, но ранивших врагов, чтобы выиграть Франу время, на немыслимой скорости кинулся к нам. Подбежав к Лене, он замер напротив нее и, не прикасаясь к готессе, тихо, но очень четко и уверенно сказал:

– Ты должна справиться с этим. Помни: судьба записана заранее – не ты повлияла на нее. Книга Судеб написала тот взрыв более чем за год до их смерти. Так что встреться с ними, Лена, – в глазах моей сестры вдруг промелькнуло облегчение, и она перевела взгляд на Бэла, а он осторожно взял мою сестру за руку и, повернувшись к остальным спиной, вдруг поднял челку, так, что никто кроме его Принцессы не мог увидеть зеркало его души. И глядя Лене в глаза, Гений Варии сказал:

– Моя Принцесса не проиграет воспоминаниям. Покажи мне, что ты сильная. Покажи, что ты пережила те дни. Я говорил, что защищу тебя, так покажи, что веришь мне! Они тебя не тронут – это я тебе обещаю. Но ты должна избавиться от их давления на себя. Не бойся. Потому что Принцесса Каваллини не должна бояться – ничего и никогда! Сможешь пройти по этой грани, самой опасной грани, и остаться победителем, на этот раз ради нас обоих? Посмеемся, Лена?

Во взгляде готессы вдруг что-то изменилось. Страх остался, но неуверенность сменилась решимостью, и она, кивнув, сказала:

– Да. Потом мы вместе посмеемся над нашими победами, Бэл. Посвяти мне победу в бою. А я выиграю у них ради нас.

– Правильно, – усмехнулся Принц, опустил челку, потрепал мою сестру по волосам и бросился обратно в бушевавшую неподалеку битву, на ходу разворачивая в руках два веера из смертоносных марионеточных ножей…

– Так что? – осторожно спросил Тсуна, всё еще стоявший рядом со мной и напряженно вглядывавшийся в неспешно приближавшиеся фигуры моих родителей.

– Я встречусь с ними, – без тени сомнения сказала Лена, у которой я такой решимости не видела никогда в жизни.

– Не препятствуйте им! – крикнул Савада мафиози и взмыл вверх, а мы с сестрами впились взглядами в родителей. Маэстро что-то зашептал на ухо Маше, но та, кивнув, усмехнулась и сказала:

– Не волнуйся. Один очень хороший человек уже научил меня тому, что предатели не заслуживают ни ненависти, ни злости. А родители, издевающиеся над детьми, – предатели самих себя и своего естества. Это не люди. Это отбросы. А ненавидеть отброс – слишком почетно для него.

– Молодец, повзрослела, – усмехнулся Маэстро. – Скажи потом «спасибо» своему советчику: дельной вещи научил.

– Обязательно, – кивнула Маша без тени сомнения.

Родители успели обогнуть поле боя и приблизиться к нам настолько, что мы сумели заметить отсутствие на их ногах ботинок и носков. Босыми ногами они ступали по мерзлой земле, но, казалось, не чувствовали холода. Они подошли к нам и встали напротив Лены, но я не решилась помешать их разговору, хотя раньше всегда старалась оградить сестру от подобного. Ведь она дала Бэлу обещание, а значит, сумеет справиться со всем этим…

– И как ты выглядишь? – презрительно бросила мать. – Как ведьма, право слово! Волосы растрепаны, одета как не пойми кто, словно нормальных вещей на рынке не достать!

– Я не ведьма, – нахмурилась Лена.

– А не ты ли нам в Аду гореть пожелала? – зло прошипел отец, и мне отчаянно захотелось схватить Ленку за руку и оттащить куда подальше, но я сдержалась. – После чего мы взорвались, а?