Текст книги "Спасите, мафия! (СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 96 страниц)

– Хорошо, попробую.

– Класс! – обрадовалась я. – Тогда завтра же и начнем! Но надо решить, что ты будешь делать.

– Я даже не знаю, чем занимаются на ферме, – расстроенно выдал Тсуна.

– Коров пасут, – усмехнулась я, – и лошадей. Кормят живность, ухаживают за ней, пьют парное молоко, – я ехидно воззрилась на тут же поморщившегося Ямамото, – а еще занимаются селекцией, объездкой лошадей, их тренировками и прочим.

– Ну… пасти, наверное, не так сложно, – призадумался Тсуна, и я мысленно фыркнула, подумав: «Ага, как же». – Объездка – это слишком сложно, – «и не получится, потому как лошадь в первый раз подпустит только того, кого хорошо знает, иначе сама объездка проходить будет более болезненно», – мысленно прокомментировала я. – А вот «уход за лошадьми» – это что?

– Ну… кормление, чистка, выпас, занятия на манеже, ветеринарный осмотр, купание, прогулки с ними… – пояснила я.

– Ммм… А что посложнее? – вопросил Савада, по моське которого читалось: «Жаль, я не могу спросить, что полегче».

– Да всё не так уж просто, – пожала плечами я. – Но занятия на манеже и выгул сложнее всего.

– Выгул? – озадачился Тсуна.

– Понимаешь, у нас довольно много лошадей, – вздохнула я. – Им обязательно надо гулять по левадам – огороженным местам, специально выделенным для того, чтобы они побегали и порезвились. Однако самых сильных и перспективных в плане селекции жеребцов и кобыл мы именно выгуливаем – к конику приставляем человека, который ведет лошадь, лишенную седла и уздечки, на прогулку и следит за тем, чтобы она не убежала. Опасность заключается в том, что конь как раз может слинять куда подальше, и ищи его потом, свищи, хотя территория участка, конечно, огорожена очень высоким забором, даже выше, чем обычные заграждения пастбищ и левад. Мы обычно гоняем их по пересеченной местности – по трассе «поле – лес – река – обратно», заодно и купаем их. Вот это и есть выгул.

– Я не смогу справиться с лошадью без уздечки, – расстроенно протянул Тсуна, и я поняла, что «это оно».

– А тебе и не надо сразу кидаться с места в карьер, – хитро прищурившись, возвестила я. – Давай ты сначала займешься тем, чем занимаются до того, как начать выгуливать лошадей: последишь за ними в левадах и поможешь народу с их помывкой. Как идея?

Савада нахмурился, размышляя над моим предложением, а затем неуверенно кивнул, даже не глядя на Гокудеру или Ямамото. Прогресс, что сказать! Это радует…

– Когда научишься с ними обращаться, тогда и перейдем к прогулкам – это будет твоя конечная цель, – «обрадовала» я Саваду. Он тяжко вздохнул и кивнул так обреченно, словно хотел сказать: «Я никогда не смогу – это безнадежно». Зря. Не так всё страшно, как он думает. Я верю, что у него обязательно получится, и ребята, походу, тоже. Жаль, он сам в себя не верит… Ну да ничего, исправим!

– Джудайме, я буду рядом на всякий случай, – безапелляционным тоном заявил Хаято. О, ну да, забота о боссе, доходящая до крайности. Хотя он прав, Тсуне поддержка потребуется – не столько физическая, сколько моральная. – И плевать, что скажет эта женщина.

– Да ничего я не скажу, – фыркнула я, ехидно на курильщика глядючи. – Я просто кивну, потому как начинание благое. А, и кстати, Вы не могли бы научить Саваду-сана держаться в седле? Всё же для того, кто будет с лошадьми работать, это важно.

– Естественно, – кивнул Гокудера, причем даже не язвительно. Прогресс! Мы из врагов превращаемся в вынужденных союзников. Впрочем, «вынужденных» исключительно с его стороны: я-то не против с ним сотрудничать…

– Вот и отлично, – кивнула я и, посмотрев на часы, объявила: – Всё, народ, сворачиваемся! У нас скоро автобус, он ждать не будет! А нам еще в продуктовый топать. Ямамото-сан, ты помочь хотел – вперед, будешь помогать с сумками! Сама я их просто не допру.

– Отлично, – улыбнулся Такеши, – ты делаешь успехи.

– Ага-ага, – хмыкнула я, возводя глаза к небу, а Рёхей выдал:

– Я тоже помогу, почему один Ямамото-то?

– Эм… Ну, как хотите, – сдалась я, и мы всем кагалом пошагали в продуктовый, расположенный недалеко от парка.

====== 9) Жизнь – боль, а ненависть – яд, который травит в первую очередь «отравителя» ======

«С каждым ударом по телу и душе, сердце человека стекленеет, и только ему решать, разбить ли или сделать его хрустальным». (Сабир Омуров)

Я терпеть не могу супермаркеты за вечную толкучку, злобных кассиров и не самые высококачественные продукты, но деваться мне, несчастной, было некуда: только в них можно купить всё и сразу, а нам надо было затариться основательно, причем как можно быстрее. Посему стопы свои я направила к продуктовому с режимом самообслуживания, который гордо именовался супермаркетом, хотя хим-быта в нем было довольно мало, и кроме хавчика и наипростейших чистящих средств там отовариться было просто нечем. Пройдя по залитым солнцем пыльным городским улицам с понатыканными тут и там деревьями, мы проперлись в огроменный магазин с высокими стеллажами, забитыми продуктами; холодильниками, полными полуфабрикатов и прочей охлажденной гадости; и прилавками со всякой несъедобной всячиной, которая явно была никому не нужна. Ямамото и Дино весело обсуждали всё, что видели, Рёхей вставлял ехидные замечания, я смеялась и пыталась поддержать их благое начинание затролливания суровой действительности в виде просроченных йогуртов на прилавке и прочих радостей жизни, Тсуна и Гокудера хмурились и явно пребывали в раздумьях относительно своего будущего, а народ вокруг на нас опасливо косился, и на лбу у граждан аршинными буквами было написано: «Откуда выпал этот зоопарк?» А зоопарк не выпал – он приехал на автобусе с козой, да. Так что не стоит на нас так смотреть: мы травмированы рогатым скотом. Психически…

Накидав в корзину всё, что было необходимо, я вопросила:

– Кому-нибудь что-нибудь особенное нужно?

– Я бы не отказался от бананов, – выдал Такеши. – Не знаю почему, захотелось.

– Тащи, – смилостивился сторож этого Зоопарка, то бишь я, и Ямамото, кивнув, ускакал на поиски ветки бананов.

– А мне нужны бинты, – озадачил меня Рёхей. – Эластичные.

– Ну, это уже не к продовольственному магазину, – растерялась я. – Потом в аптеку зайдем. А из еды что-то нужно?

– Кетчуп, если можно, – улыбнулся Дино. А, ну да. Он же итальянец – как я забыла про помидоры? Склеротик…

Я кивнула и, найдя огроменную бутыль красной мечты любого любителя пасты, поскакала не хуже Ямамото к кассам. Народу было не много, и вскоре я наконец начала выкладывать продукты на прилавок. К нам подрулил Такеши и, шваркнув мне в корзину ветку бананов, состоявшую аж из двенадцати фруктин, с ехидной улыбочкой утек куда подальше. Я фыркнула и продолжила выкладку продуктов, и минут через десять мы с моими мафиозными собратьями были уже на улице. Жара стояла невыносимая, и я мысленно жалела Франа и Бельфегора, ибо они шлялись в куртках, да еще и в черных. Мукуро жалеть мне не хотелось, а Бьякуран – «человек в белом», так что, может, и переживет последствия озоновых дыр и ультрафиолетового излучения в виде глобального потепления…

По просьбе боксера, мы заскочили в аптеку, где Рёхей поставил на уши всех присутствовавших в лице фармацевтов и больных, гоняя аптекаршу туда-сюда и на полной громкости критикуя принесенные ею бинты, мази от растяжений, тальк и прочие радости спортсмена. Вот чего ему неймётся, право слово? Риторический вопрос… Наконец, затарившись всей этой ерундой, жизненно необходимой любому уважающему себя боксеру, мы поползли к автобусу в предвкушении еще одной встречи с «прекрасным» в лице тряски, животных и духоты. Ямамото и Сасагава отобрали у меня все сумки, кроме моей дамской, и я, сложив руки на груди, шествовала между этими двумя грабителями, они же мои носильщики. Нет, я не жалуюсь, помощь – это хорошо, наверное, но почему-то мне очень неудобно из-за этого. Впрочем, сами же напросились… Да и я бы попросту не доперла всю эту радость пронырливого прапорщика, в противном случае не стала бы о помощи просить. Это один из моих «пунктиков», который не исправить. Тсуна продолжал хмуриться, а мы пытались его развеселить, юморя и рассказывая анекдоты, правда, получалось плохо. Видимо, Савада уже себя окончательно похоронил и землицей присыпал, думая, что не выполнит задание.

Автобус подошел как обычно с опозданием, но на этот раз – не катастрофическим, что бывало довольно часто, а всего на десять минут, и мы дружною гурьбою заползли в недра салона вместе с толпой страждущих. Пройдя в конец вагона, я обнаружила, что Ямамото закинул сумку на одно из сидений и, довольно улыбаясь, подзывал меня взмахами своей натруженной правой лапки. Я вопросительно на него уставилась и «подманилась», а он, кивнув на сидение, заявил:

– Присаживайся.

– Неудобно как-то, вдруг старушки зайдут? – пробормотала я.

– Зайдут – встанешь, – пожал плечам мистер Логика и убрал сумку. Я уселась на старое, потертое сидение и, тепло улыбнувшись парню, пробормотала:

– Спасибо, ты прям настоящий джентльмен…

– Не-а, – рассмеялся Ямамото, – и рядом не стоял! Просто хотел, чтобы ты отдохнула.

– Вот потому и джентльмен, – хмыкнула я. – Хотя в твоем случае, скорее, самурай.

– Тоже верно, – усмехнулся Такеши.

– Самураем его назвать сложно, – встрял Рёхей, – он слишком жизнерадостный. В том смысле, что он ничего всерьез не воспринимает.

«Чья бы мычала», – хотелось съязвить мне, но я промолчала. Вернее, сказала то, что думала, но не о Рёхее, а о Ямамото:

– Я бы не сказала. Если он не показывает, что чем-то расстроен, это не значит, что он не бывает печален.

– Да ладно, – фыркнул Сасагава, а Такеши на меня удивленно воззрился. Я пожала плечами и отвернулась к окну: не хотелось поднимать тему того, что о них аниме снято – ни к чему. Им же наверняка неприятно об этом слышать…

Ехали мы с тряской, но без лишних живностей, а потому пиджак нашего предводителя нападениям больше не подвергся. Незадолго до нашей остановки в салон вошла бабуленция с кошелкой, и я уступила ей место, зато так появилась возможность болтать с парнями, не вопя на весь салон, и у нас завязался довольно занимательный диалог на тему перевозки животных в общественном транспорте, в ходе которого я поведала, как однажды в автобус зашел мужчина с гусем, ущипнувшим меня за локоть. Мне было весело, а парни опешили, рассказ же о перевозимом в общественном транспорте поросенке и вовсе вогнал их в состояние глубочайшего афига, хотя чем коза лучше свиньи, я не особо догоняю… Вот за такими веселыми разговорами мы и прикатились к нашей остановке. Народ выпал из душного салона и счастливо вдохнул свежий, незагрязненный ароматами помоек воздух, я же и вовсе готова была прыгать от радости: «нет» городу, «да» полям, лесам и огородам! Ну да ладно. Быстренько зарулив к тете Клаве, я постучала в дверь зеленого домика, и эта самая тетя с довольным видом оглядела картину «Ямамото и Сасагава с сумками наперевес». Добавьте пакеты в руках Тсуны – он тащил одежку, включая мои новые сапоги, и отказывался ее отдавать даже своей «Правой Руке», и вы поймете, почему тетушка была довольна: она явно не ожидала, что я припашу гостей к труду и обороне.

– Да. Вот такие пироги, – вяло бросила я, проследив за ее взглядом, и спросила: – Лошадки себя хорошо вели?

– Да как обычно, – отмахнулась она. – Торнадо тяпнул Ваську, сына моего, когда тот его кормил, а в остальном всё в норме.

Я закатила глаза и подумала, что Торнадо у меня и впрямь «зверь»: он же посторонних к себе на километр не подпустит, а двадцатилетний Василий об этом вечно забывал, вернее, надеялся, что уже стал своим и «на этот-то раз» Торр его точно не укусит. Ага, надейся и верь… Он ведь даже моих сестер к себе не подпускает.

– Ну, как обычно, – пробормотала я, и тетя Клава рассмеялась. Она постоянно говорила Василию не лезть к Торру, но это было столь же бесполезно, сколь бесполезно переть против танка с иглой и пяльцами. – Ладно, мы поедем. Спасибо.

– Да не за что, приезжай еще, – улыбнулась тетя Клава. – Ах да, чуть не забыла! Я ж пирожков напекла!

С этими словами она скрылась в доме, а я, усмехнувшись и поняв, что скоро стану обладательницей наивкуснейших пирогов, почапала седлать коней и готовиться к переходу через Альпы, то бишь к поездке до дому, до хаты. Притащив первое седло, я начала мучить Лаванду, а Дино, не говоря ни слова и лишь странно на меня глянув, притаранил второе приспособление для мучения лошадей. Я закатила глаза и, сказав: «Спасибо, можно было не беспокоится», – вернулась к Лаванде, мирно всхрапывавшей и явно довольной жизнью, опровергая мой тезис о том, что седло бы ей приносило мучения. Когда все лошади обрели свои «броники», к нам вырулила тетя Клава и вручила мне пакетик пирогов «на дорожку». Парни удивленно глядели на то, как мы с тетушкой, пообнимавшись, расцеловали друг друга в щеки, после чего я отвязала Торнадо и, помахав тете лапкой, двинулась к калитке. Мафиозики последовали моему примеру и, вежливо попрощавшись с тетушкой (к Хаято это не относится: он промолчал и лишь сдержано кивнул), вывели лошадей с ее участка. На этот раз Ямамото забрался в седло гораздо более уверено, а вот Саваде мне вновь пришлось помогать, и мне даже показалось, что он еще больше нервничал и переживал из-за того, что мог свалиться. Однако наш босс всё же взгромоздился на Лаванду, и я, раздав парням по два пирожка, запихнула пустой пакет в карман и, самолично жуя пирог с яблоками, запрыгнула в седло. Назад мы ехали, весело болтая и перешучиваясь, причем с Ямамото у меня отношения явно стали более чем отличными, да и с Дино мы поладили. Рёхей продолжал вгонять меня в дикий афиг своей неуемной энергией, но я к нему прониклась уважением: он оказался очень умным, грамотным и интересным собеседником, хотя часто скатывался на тему спорта, а вот Тсуна совсем сник и молча сверлил дорогу взглядом, вцепившись в поводья, как утопающий в соседа. Гокудера же явно жалел, что не мог прикурить и нервно теребил поводья, раздраженно глядя на дорогу, и я даже подумала, что, возможно, Тсуне и впрямь придется ой как тяжело, если даже Хаято так разнервничался, а ведь он в Джудайме верит больше, чем в самого себя…

Прикатившись с шутками-прибаутками к конюшне, я спрыгнула и, посмотрев на Гокудеру как на единственного, кто в состоянии осилить предлагаемый мною подвиг Геракла, спросила куряку:

– А Вы не поможете Саваде-сану научиться расседлывать лошадей? Ему это пригодится.

Гокудера одарил меня хмурым взглядом, но кивнул и, глянув на Тсуну, заявил:

– Джудайме, это и правда может пригодиться.

Тсуна с тяжким вздохом кивнул и, обреченно воззрившись на своего новоявленного учителя, подрулил к нему. Я же быстро расседлала Торра и отвела его в его денник, а затем взялась за остальных лошадей. Кстати, Дино мне активно помогал, хотя получалось у него не очень: он умудрился споткнуться, таща седло на место «обитания», да и видно было, что обычно он этим не занимался – уметь-то умел, но практики было мало. Отправив всех лошадок на место жительства, я потянулась, похрустела костями, поглядела на небо, лыбясь аки чеширский кот, а затем, махнув лапкой своим носильщикам, ухватила пакет Савады, всё еще возившегося с седлом, и почапала домой, бросив Тсуне:

– Потом приходите ужинать: проголодались, небось, как папуасы перед высадкой Кука!

Савада кивнул, не отвлекаясь от процесса, Гокудера продолжил объяснения, а мы с остальной мафией умотали в дом. Я начала готовить ужин, предварительно выдав парням футболки. По одной черной на каждого и по одной с принтом. Кажись, я повторила эпопею с табличками, купив разные шмотки, причем «с намеком» – баяню сама себя, ну да не важно. Ямамото досталась футболка с солнцем мультипликационной наружности, улыбавшимся от уха до уха, точнее, от лучика до лучика, темно-синяя и просторная. Рёхей обзавелся темно-зеленой футболкой с фотографией своего кумира – Мохаммеда Али (надо же было порадовать нашего зайца-энерджайзера, правда? Хороший ведь он парень!). Дино же была выдана черная футболка с висевшим на его двери Балто – полу-волком, полу-псом, и он озадаченно спросил, что это за собака, раз ее даже на футболках изображают. Я призадумалась и пообещала скачать ему этот мультик – пусть просвещается гражданин, а то совсем отстал от жизни – диснеевских героев в лицо не узнает… Хотя я и сама мало диснеевских мультиков смотрела – не мое это. Другое дело аниме! Но меня опять заносит… Тяжко вздохнув, я отдала Ямамото и оставшееся шмотье, а именно: футболку с принтом в виде мультяшной акулы-вегетарианки для Скуало (Дисней ныне популярен, что ж поделать?); с портретом героя Революции Павлика Морозова (угадайте, кому? Правильно! Какое счастье, что я ее нашла! Впрочем, в том магазине вообще коммунистической символики полно) Ананасовой Фее; с надписью «I hate juri» для Гокудеры (женщин ненавидит? Да. Значит, и юри тоже! Логика, ага); с медвежонком из мультика «Трям! Здравствуйте!», где пели песенку «Облака – белогривые лошадки» для Бьякурана (облака – небесный зефир! Логика почти на нуле, да и пофиг); со смущающимся мультяшным котенком, протягивающим букетик цветов, – для Тсуны; с огромной стрекозой во все пузо – для Франи (типа добыча для нашего Лягуха. Недостижимая…); с мультяшным парнем, развалившимся на троне и со скипетром в руке (для кого? Опять верно!) для царской хари; и для Хибари-сана – черная футболка с белой надписью «Even when you die…», то бишь чисто по-русски: «Даже когда ты умрешь…» (не решилась я главной опасности сего дурдома совсем уж стёбную вещь покупать, потому как от него меня и Тсуна не спасет, думаю. Он ведь на договор с Графом запросто наплюет и кокнет меня, несчастную, а мне в могилу рано).

Народ ускакал к себе, а я принялась за готовку: часы показывали шесть вечера и рассусоливать было некогда. Приготовив рис и темпуру, точнее, рыбу в особом кляре, я решила, что больше ничего японского сегодня делать не буду и начала тушить овощи и проворачивать фарш для котлет, специально для Скуало же была зажарена красная рыба. Ну а Принцу пришлось готовить вместо котлеты отбивную. Эстет, блин… Ровно в шесть сорок всё было готово, а в духовку я запихнула меренги, так понравившиеся Зефирной Фее, правда, надежды на то, что Бьякуран спустится к ужину вместе со всеми, было мало. Покончив с готовкой, я уселась на свое законное место, спиной к двери, и буквально через минуту об этом пожалела.

– Ку-фу-фу, – раздалось как раз таки прямо за моей спиной, и я чуть на стуле не подпрыгнула. Обернувшись и узрев рядом со своим стулом Ананасовую Фею (лучше б Зефирная приперлась, вот правда), я возмущенно заявила:

– Подкрадываться нехорошо! Инфаркт кормилице сваяете, и будет Вам несчастье в виде голодухи!

– Я способен и сам приготовить себе ужин, – заявил Фей и уселся на стул рядом со мной, положив правый локоть на стол и опершись щекой о ладонь. На нем был его черный плащеёк и байкерские перчатки, и я подумала, что мне его всё же жаль: в такую жару пафосность перевешивает и заставляет его косплеить курицу-гриль…

– Раз вы такой самостоятельный, что ж не готовите? – фыркнула я, поднявшись и накидав ему овощей с котлетой.

– Зачем утруждаться, если есть ты? – усмехнулся Мукуро. М-дя. Зря я сказала, что «тыкать» словесно меня можно всем: вот от этой гадости мне совсем не хочется слышать слово «ты». Фамильярничание не для врагов, а он мой враг, о да.

– И впрямь, чего утруждать свой царственный афедрон, – хмыкнула я, усаживаясь обратно и складывая руки на груди. – Помощь ближнему входит в число качеств босса мафии, но никак не «идеального во всех отношениях» человека, эту самую мафию ненавидящего, но являющегося ее частью.

– Ку-фу-фу, чем, интересно, я тебя так разозлил? – вопросила эта мерзость с ехидным выражением хари лица, упорно вглядываясь мне в глаза. Не свети своим фонарем с иероглифом «ад», не поможет! Даже если и погрузишь в иллюзию, всё равно не испугаешь, я, может, и слабая, но не трусливая. Ага, сказал человек, который вздрогнул от одного его хохота… Хотя вздрогнуть – одно, а быть трусом – совсем другое, но меня опять повело в философию.

– Разозлили? О нет, я не злюсь. Расставлю точки над «i» сразу: я Вас просто не перевариваю, – фыркнула я.

– Меня и не нужно переваривать: я не обед, – поддел меня Фей. – Однако причина неприязни мне любопытна. К Принцу с садистскими наклонностями такой агрессии не заметно, к хамоватому Хаято тоже. Даже мой ёрный ученик не вызывает столько негативных эмоций, значит, дело не в том, что я иллюзионист. В чем же?

– Жизнь свою вспомните – поймете, – фыркнула я, глядя в окно напротив. На Мукуро смотреть не хотелось: я его правда терпеть не могу… И плевать, что я сейчас грубая наглая хабалка: я просто не могу любезничать с тем, кто меня бесит, потому как лицемерием не страдаю.

– Ку-фу-фу, неужто тебя раздражает вся моя жизнь от рождения и до сего момента? – вопросил он, ехидно ухмыляясь. Хотя нет, скорее, загадочно…

– Нет, только некоторые моменты, – съязвила я. Хотя я правду говорю: его существованию в колбе и детству я сочувствовала. Но становиться лживым манипулятором – не выход. Хотя, может, это я просто идеалистка и наивный пингвин…

– Интересно, какие же? – продолжила допытываться куфуфукающая иллюзия.

– Правда, что ль? – хмыкнула я, вставая и шлепая к окну. Лучше глазеть на вяло плывущие по серому небу облака, чем на это недоразумение с надписью на зрачке. Он Кена с Чикусой готов был в расход пустить, он Хром использовал, он побед нечестными способами добивался, он Франу, который априори защищаться бы не стал, шапку вилкой своей протыкал так, что макушку задевал, и парнишке больно было – как такого можно уважать? А главное, за что?

– Нет, конечно, – усмехнулся этот гад. – Но лучше ответь.

– А то что? – фыркнула я и внезапно почувствовала, что пол уходит из-под ног. Вот гадина такая! Шаринган свой заюзал, Итачи недоделанный! В цукиёми его, навечно! Или «Тысячелетие боли» Какаши-сэнсея на нем использовать! Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, триста шестьдесят пять дней в году!

Мир вокруг стал распадаться, и я почувствовала, что падаю в пропасть. Было страшно – высоты я боялась панически, но я не заорала, браво мне! Просто судорожно пыталась уцепиться пальцами за воздух – ясен фиг, безрезультатно. Он же нематериален. Хотя это же была иллюзия, значит, слева от меня должен был быть стол, а передо мной – подоконник. Но я же падала! Причем, почему-то «солдатиком»: ножки вниз, темечко к потолку, разве что руки не по швам, а как у мельницы. А вокруг была чернота и летали странные осколки моей кухни: там кусок пола, тут – стены… Жутко!.. Но я обязана была продолжать бороться… Я сжала зубы как можно сильнее и вцепилась руками в воздух в том месте, где, исходя из логических соображений, должен был быть подоконник, в чем я была уверена на тридцать процентов, как сказал бы незабвенный L из «Тетради Смерти». Хотя он бы наверняка другой процент привел… О чем я думаю?!

Паника накатывала волнами – одна сильнее другой, но я не орала – я продолжала сжимать зубы и кулаки и вглядываться в темноту, надеясь, что это скоро пройдет. Исчезнет, испарится… Но вот фиг я тебе, гадюка ты подколодная, доставлю удовольствие, завизжав и попросив всё это убрать! Хотя чувство падения в бездну – это ужасно… Но это ведь иллюзия. Иллюзия же? Я ведь не упаду?..

– Ку-фу-фу, – громом раздалось в пустоте. Заткнись, а то я за себя не ручаюсь, обрадушек чужому горю, причина всех несчастий мира, чирей на моей пятой точке! Вылетишь с фермы к чёртовой бабушке!

– А теперь скажешь? – вопросил всё тот же гадкий голос всё тем же ехидным тоном.

– Обойдешься, – прошипела я сквозь стиснутые зубы и почему-то почувствовала во рту солоноватый привкус. Опять иллюзия?

– А теперь? – усмехнулся мой личный Чезаре Борджиа, и вокруг меня прямо в пустоте загорелось кольцо пламени. Жар был дикий, словно огонь был реален, и я подумала, что это вполне может быть и реальная иллюзия. Кольцо сжималось, а паника накрыла с головой. Я отпустила воображаемый подоконник и вытянула руки по швам. Всё, теперь точно солдатик… Но как же это страшно… Если сейчас никто не придет, он запросто может меня поджарить. Сказать и сдаться или молчать и терпеть? Нет, Мукуро. Я никогда не сдаюсь. Я не сдалась даже тогда… И сейчас не сдамся: это ничто по сравнению с тем, что живет в моей памяти. Обломись, выкидыш больной фантазии Копперфильда!

– Скажешь? – прошелестел насмешливый голос.

– Обойдешься, – снова прошипела я, с ужасом глядя, как к моим рукам подступают языки пламени.

В следующий миг тыльной стороны моей левой ладони коснулось пламя, и я чуть не вскрикнула от боли. Реальная иллюзия! Я отдернула руку, но пламя сжималось всё сильнее. Сказать? Нет… Ну почему я такая упертая? Потому что обещала, что никогда не сдамся?.. И снова огонь коснулся моей левой кисти, и куда бы я ни отводила руку, следовал за ней. Как же больно, как больно… Слезы брызнули из глаз, но я продолжала сжимать зубы, тихонько подвывая и отчаянно жмурясь. Исчезни, исчезни, исчезни… Ненавижу тебя, мерзкая иллюзия, ненавижу, чёртов Ананас… Как же больно…

– Ку-фу-фу.

И вдруг всё прекратилось. И падение, и боль от сжигавшего плоть адского пламени. Я распахнула глаза и почувствовала под ногами твердую поверхность. Покачнувшись, вытянула руки вперед и со всей силы вцепилась в подоконник, который был именно там, где я и думала. Тридцать процентов превратились в сто, но как-то мне даже радостно не было… Я чуть не рухнула и всем телом навалилась на подоконник. На белый пластик упали две слезинки. Глупая влага, ты здесь никому не нужна! Сгинь…

– А ты сильная… – послышался тихий шепот совсем рядом с моим ухом, и я ощутила горячее, просто огненное дыхание на своей правой щеке. Из последних сил я махнула правой рукой и ударила себя как раз по этой самой щеке, чтобы прогнать иллюзию. Только это оказалась реальность. И она больно схватила меня за запястье рукой, скрытой байкерскими перчатками без пальцев.

– Ты странная. Мне нравятся бабочки, которые пытаются вырваться из паутины, – прошептала это гадина мне прямо в ухо, с силой сжимая мое запястье. – Так они только больше запутываются в сетях паука.

– Да пошел ты, – четко сказала я, разжимая-таки зубы, и вдруг почувствовала дикую боль в губе.

– Хм… Пыталась болью отрезвить себя? И не мечтай, от моих иллюзий еще никто не смог избавиться.

– Хибари-сан избавился, – зло выплюнула я, практически повисая на подоконнике, потому что ноги уже не держали, а сил двигаться не было.

– Ку-фу-фу. Вот ты и дала ответ, – рассмеялась эта мерзость своим отвратительным смехом. – Как обычно, я получил что хотел.

Тонкие пальцы коснулись моей нижней губы и грубо провели по ней, а я отдернулась от иллюзиониста, как от прокаженного. Он рассмеялся, и тут за моей спиной раздался холодный уверенный голос:

– Камикорос.

Блин… Только этого мне не хватало! Они будут здесь драться? Чёрт, что делать?! Хотела бы я заорать: «Хибари-сан, сделай из этой иллюзии без капли совести ананасовое варенье», – но… не могу. Чёртов пацифизм! Ненавижу себя за него!

– Надо же, неужто ты защищаешь это травоядное, Кёя? – съязвил Мукуро, оборачиваясь к Хибари-сану. Я титаническим усилием воли заставила себя тоже обернуться и увидела полное ярости лицо Главы Дисциплинарного Комитета. Он давно принял боевую стойку, а в руках его были тонфа. Полные жгучей ненависти черные глаза неотрывно смотрели в разноцветные ехидные глаза иллюзиониста.

– Не надо, пожалуйста, – пробормотала я. – Не надо. Ну пожалуйста.

Да что я могу? Ничего. И если сейчас тут будет бойня, я вынуждена буду сидеть в уголочке и мечтать, чтобы меня не задело…

– Я защищаю только интересы Намимори, – безразлично ответил Ананасу Хибари-сан, пропустив мою просьбу мимо ушей. Ну правильно, да… Я другого и не ожидала. – Это травоядное мне безразлично. А тебя я забью до смерти.

Ну вот, как и ожидалось. И сейчас здесь будет Мамаево побоище. За что мне всё это, а? Риторический вопрос. Слезы наворачивались на глаза, но я упорно старалась проморгаться и лишь еле слышно шептала, сама не знаю почему, возможно, из-за истерики, уничтожившей остатки разума:

– Не надо. Хибари-сан, прошу. Не надо…

– Похоже, твоя новая головная боль, Кёя, не хочет, чтобы я вновь тебя ранил, – выдала эта мерзкая иллюзия. Ты псих, Мукуро? Я не хочу, чтобы тебя здесь превратили в фарш! Мне трупы на кухне ни к чему! – Потому я предпочту… проявить сегодня толерантность.

В следующий миг всё вокруг заволокло туманом, и куфуфукающая мерзость исчезла, но Хибари-сан нанес удары справа от себя и, как мне кажется, даже попал, а может, это просто плод моего больного разума. Важно то, что когда туман развеялся, Ананаса в пределах видимости не наблюдалось, а Хибари-сан зло на меня посмотрел и помчал прочь из кухни. «Погоня, погоня, погоня, погоня в горячей крови», да? Неуловимый мститель, блин… Паника, истерика, рыдания и ненависть вдруг исчезли, оставив только пустоту и боль. Колени мои подогнулись, и я рухнула на пол. Сжавшись в комочек, я закрыла глаза и попыталась отрешиться ото всего. От боли в губе, от давящего чувства одиночества, от острого ощущения, что я никому не нужна… Внезапно моей щеки что-то коснулось. Я с трудом разлепила веки и встретилась взглядом с огромными черными глазами. Глупая мысль промелькнула в голове и тут же утопилась. Конечно же, это был не Глава Дисциплинарного Комитета: он бы никогда в жизни не подошел к жалкому, бесполезному травоядному. Это был Такеши.

– Катя-сан, что случилось? – тихо спросил он. Тихо, но очень четко, уверенно и без тени веселья. А может, и света, потому как у него такое мрачное лицо было, что захотелось сказать: «А как же девиз про улыбку? Не хмурься». Но я этого не сказала. Лишь поморщилась и с огромнейшим трудом заставила себя сесть на полу. Ямамото тут же подхватил меня за плечи и сел рядом, прижимая к себе.

– Кто? – тихо спросил он. – Я видел, как выходил Хибари. Он?

– Нет, – пробормотала я. – Забей, Ямамото-сан, бывает. Всякое бывает. Сама дура – сама виновата. Нечего было подставляться и хамить.

– Бельфегор?

Это допрос? Очередной? Да что ж вы все меня так допрашивать-то любите?! Что я вам всем сделала плохого?! Что вам от меня надо?! Истерика подкралась незаметно, и я, оттолкнув ни в чем не повинного мечника, затараторила, пытаясь подавить вновь подступавшие к горлу слезы:

– Да оставьте вы меня все в покое! Я устала уже! Устала! Отстаньте от меня! Видеть вас не хочу! Отстаньте!!!

Ямамото замер, в глазах его на секунду проступила обида, а затем он заглянул мне в глаза, слабо улыбнулся и прижал меня к себе вновь. Я пыталась вырваться, брыкалась, отталкивала его всеми силами, но всё было бесполезно.