Текст книги "Спасите, мафия! (СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 92 (всего у книги 96 страниц)

– Ясно, – процедила я, думая, что этого мерзкого недо-овоща в порошок сотру, как только увижу. Как можно двенадцатилетнего ребенка трезубцем тыкать?! А Бельфегор? Еще один клинический идиот!

– Это в прошлом, а жить надо настоящим, глядя в будущее, – печально улыбнулся парень. – Я не обижаюсь, и ты не обижайся.

– Ага, только сначала пристукну тупых садистов горячим утюгом по голове, а потом не буду обижаться, – мстительно процедила я, откатившись от парня и глядя в потолок.

– И кто же тут садист? – усмехнулся фокусник. – Сначала ты их утюгом, потом они тебя – колюще-режущими предметами, затем я их – иллюзиями, следом они меня – всё теми же предметами, потом их за тебя – твоя сестра-пацифистка, они ее, а за нее ее жених-защитник-аномальной-справедливости вступится, за Принца-недомерка – твоя сестра-любитель-мрачности, и пойдет-поедет Третья Мировая. Оно нам надо?

– Так что, прощать что ли? – возмутилась я.

– А почему нет? – серьезно ответил Фран, привстав на локте и глядя мне в глаза. – Прощение – признак мудрости и понимания того, что никто в этом мире не идеален. Все мы совершаем ошибки, о которых потом жалеем, но если бы нас за них не прощали, мы бы и сами не сумели себя простить. А совесть – лучший обвинитель, тебе ли этого не знать? И она продолжает грызть нас, даже если мы получим прощение. Так зачем делать другим больно? Ведь с тем же успехом они могут причинить боль нам, припомнив наши старые грехи. Но они нас простили – почему мы должны продолжать таить в сердце злобу?

Слова Франа, если честно, задели меня за живое. Я пыталась разобраться в себе, глядя в печальные хризобериллы его глаз, и думала о его словах. Он ведь прав был. Во всем прав. Но каким же сильным надо быть, чтобы прийти к такому выводу самому и принять его, как нечто само собой разумеющееся?..

– Прости, ты прав, – наконец пробормотала я и уткнулась носом в подушку. – А я идиотка.

– Бывает с каждым, – усмехнулся он и, потрепав меня по голове, спросил: – Ты мне лучше скажи, тебе мой подарок нравится?

– Ты о чем? – озадачилась я, приподнимаясь на левом локте, а парень кивнул на мою правую руку, и я с недоумением обнаружила, что перстень никуда не делся. А ведь за всеми этими треволнениями я даже не почувствовала этого, дурында такая!

– Это что, не иллюзия? – опешила я, а Фран улыбнулся и кивнул.

– Я купил его сегодня. Благодаря работе на ферме, денег мне хватило. Ты не знаешь, но я трудился с самого лета: просто хотел полезным быть, да и решил немного денег накопить – на всякий случай. Вот и пригодились – кольцо недорогое, но это золото и маленький бриллиант. Я ведь много работал, а деньги почти не тратил – только на башмаки. Ты на Катю не обижайся за то, что она не рассказала о моих трудах праведных – она меня прикрыла по моей просьбе. Не хотел, чтобы кому-то известно стало, а тебя легко спровоцировать на откровенность. Ты же добрая, но взрывная – можешь попасться в ловушку, – я хмыкнула, понимая, что иллюзионист прав, и слегка расстраиваясь от собственной тупости, но он улыбнулся и продолжил: – Ну а в магазин я сбежал, как только получил выписку. Потому ты меня и нашла, когда приехала, не в палате, а внизу, на первом этаже, в холле.

– Ну ты даешь, – протянула я и, рассмеявшись, ехидно спросила: – Что, и даже мысль об отказе тебя не посещала? Ты же мне даже в любви еще не признавался, а уже за кольцом помчал.

– Я максималист, – пожал плечами Фран и улегся обратно на кровать. – Решил, что если согласишься быть со мной, сразу сделаю предложение, если откажешь, подарю как воспоминание обо мне.

Мне вдруг почему-то стало очень грустно. В голосе иллюзиониста было столько тоски и безумного желания быть счастливым, что я невольно подумала, что просто обязана воплотить его мечу в реальность, чего бы мне это не стоило.

– Фран, а как ты выполнил контракт? – тихо спросила я, глядя парню в глаза. – Задание было: «Доказать самому себе и тому, кто тебе дорог, что ты заблуждался в самом главном и искренне признать и принять ошибку». Прости, но я думала, что для тебя главное – оставаться верным и преданным своим товарищам…

– Так и было, – кивнул парень. – Но не совсем. С уточнением. Если честно, когда я получил задание, определенного приоритета у меня не было. Мне практически всё было глубоко до лампочки, кроме тебя и того, что я должен помогать учителю и мафии. Банда Кокуё ведь меня вырастила, даже оплатила похороны моей бабушки, когда мне было десять. А потом, когда меня передали варийцам из-за их изначального договора, по которому в двенадцать я переходил в распоряжение Варии, я просто обязан был работать на них – я ведь получал зарплату, да и потом, они в целом неплохо ко мне относились, разве что Принц-Идиот стилеты кидал, а остальные только орали в ответ на мои шутки. Наверное, просто не могли ударить того, кто заведомо не станет сопротивляться, а босса я почти не трогал. Ну а если трогал, получал стаканом по лягушке, а капитан бежал его успокаивать. Так что, наверное, я им был в какой-то мере благодарен: мне ведь некуда было идти, а они давали мне кров, еду и работу, за которую они, в отличие от банды Кокуё, мне платили. Чувство долга у меня всегда было неплохим, потому я считал, что главное для меня – выполнять качественно мою работу, а также помогать учителю, Варии и Вонголе, а когда подружился с тобой – приплюсовал тебя к этому списку. Но на поле боя я понял, что не хочу больше быть их мальчиком для битья, не хочу больше работать на мафию, потому что эта работа никогда не казалась мне лучшей в мире, хоть и неправильной я ее не считал, – голос парня звенел, а глаза были полны тоски и боли. – Я не хотел убивать, но должен был, и это убивало меня самого, но уйти я не мог, потому что больше мне некуда было идти, да и я существо достаточно инертное – без толчка извне я от них не ушел бы. Добавь к этому, что я всё-таки человек чести и не мог бросить их, зная, что они во мне нуждаются. Но когда меня ранили, и ты плакала из-за меня, я понял, что всё это того не стоит. Понял, что главное в человеческих отношениях – это доверие и понимание, а не слепое следование за тем, за кем тебе велели следовать, и за кем ты следуешь из чувства долга и собственного безразличия к своей жизни. Я понял, что хочу сам решать свою судьбу и быть с теми, кто мне по-настоящему дорог, а не с теми, с кем мне велели быть. Думаю, я понял главное – что важнее всего не логика, подсказывающая направление движения в сторону исполнения своего долга, а чувства, которые помогают стать счастливым. Я просто понял, в чем мое счастье. Не в слепом следовании за кем-то, как было всегда, а в том, чтобы поддерживать и оберегать того, кто мне на самом деле дорог и порой даже вести его самому. Я понял, в чем мой свет, – я вздрогнула от воспоминания о том, как сама говорила Франу, что он должен поймать свой свет, и улыбнулась. Он запомнил… Но кто бы мог подумать, что этим светом для него окажется именно любовь ко мне?.. – Мой свет – в чувстве, которое дает мне силы двигаться дальше, не по инерции, а потому, что хочется идти вперед. Но вот что я тогда тебе доказал, понятия не имею.

– Что ты меня любишь, – улыбнулась я, собственно, обобщив всё им сказанное, обняла парня, устроила голову у него на плече и закрыла глаза. Он обнял меня в ответ и явно был рад тому, что мы оба пришли к одному и тому же выводу… Но Фран не был бы Франом, если бы просто тихо-мирно лежал и делал вид, что он няшная подушка.

– Если ты так заснешь, я не смогу уйти, – предупредил меня иллюзионист. – Ты решила взять меня в плен? Мне готовиться к режиму концлагеря?

– А ты что, сбежать хочешь? – фыркнула я, не собираясь шевелиться.

– Да в общем, нет, – усмехнулся он. – Но накрыться-то дай: не лето на дворе. А то и впрямь концлагерь – пытка холодом.

– Ладно, – протянула я и, быстренько укрыв нас одеялом, снова устроилась рядом с иллюзионистом. Он заглянул мне в глаза и вдруг прошептал:

– Прости…

Я поняла, что он просит прощения за смерть моего друга. В зеленых омутах застыла невысказанная боль и чувство вины, и я подумала, что он продолжает терзать себя за то, в чем не виноват. Сердце мучительно сжалось, но я осторожно коснулась ладонью щеки парня и четко, уверенно сказала:

– Прощаю. Не вини себя.

– Спасибо, – пробормотал Фран, а в глазах его я увидела облегчение и отчаянную надежду. С его души рухнула огромная глыба и я, чмокнув иллюзиониста в щеку, снова устроилась рядом с ним, прошептав:

– Всё будет хорошо, Фран. Теперь я в это верю. Главное уметь прощать – ты же сам это говоришь. Так вот, самого себя прощать тоже надо уметь.

– Ты меня этому научила, – улыбнулся парень и собственнически прижал меня к себе. – Спасибо…

– Тебе спасибо, – ответила я и закрыла глаза. На душе вдруг стало очень тепло и уютно, словно не было ни проблем, ни забот, потому что самому дорогому для меня человеку удалось понять, что он имеет право на прощение. И даже больше того – он его себе даровал…

Заснула я очень быстро, а когда проснулась, обнаружила у себя под боком мирно сопевшего фокусника, обнимавшего меня и явно видевшего очень хороший сон, потому как на губах его блуждала радостная улыбка, да и вообще моська у него была что ни на есть довольная. Проснулся парень минут через пять, и я, чмокнув его в щеку, ломанулась в душ. С тех пор иллюзионист завел привычку по вечерам заявляться в мою комнату «просто чтобы поболтать» и в результате оставаться с ночевкой, однако дальше поцелуев он заходить явно не собирался, и, если честно, я была с этим абсолютно согласна. Просто потому, что я его безумно любила. Всем сердцем, всей душой и без оглядки на глупые условности, которые могли сказать, что мы не пара. Потому что, несмотря ни на что, мы всё же идеально друг друга дополняли, понимали друг друга без слов и просто верили друг в друга. А еще я осознала, что платоническая любовь – это всё же прекрасно, потому что она дарует душе крылья…

====== 78) Отбытие повинности, немного измывательств и что из всего этого получилось ======

«Основа всякой мудрости – есть терпение». (Платон)

В понедельник, шестнадцатого числа, мы с раннего утреца всей гурьбой потопали к руинам, вызывавшим неприятные воспоминания. Маэстро после того дня я больше не видела и понимала, что никогда не увижу: он сказал мне «прощай», а это значило, что встречи со мной он будет избегать, как и обещал, когда возвращал меня в родительский дом. Терять друга было больно, равно как и осознавать, что неподалеку погиб еще один мой друг – Вася по кличке Валет, чье тело исчезло вместе с телами двух других жертв и Маэстро в белом мареве. Их вернули домой, насколько мне известно, и я была на похоронах Валета, устроенных Дуняшей, Севером и Хохмой. Катя же поехала на похороны Анны, а Лена – той медсестры, что ее спасла. Катерина пересеклась с Игорем, но ни слова ему не сказала, а Диме, его сыну, принесла соболезнования, на что тот ответил, что очень сожалеет из-за того, как поступил его отец, и желает нашей семье только хорошего. Он не просил простить отца, не говорил, что хочет остаться нашим другом – он просто принес извинения за самого себя и свое поведение, и это его несколько возвысило над его папашей в моих глазах. Катя же осталась к его словам холодна, потому как считала, что раз он знал о поступке отца и промолчал, то тоже нас предал, и переубеждать ее я не собиралась.

В общем, руины нагоняли на меня тоску и спасало только присутствие рядом жениха и сестер, почему-то воспринявших мое заявление о свадьбе как само собой разумеющееся. Ритуал я описывать не хочу, потому как Ленке, бледной как полотно, пришлось резать пойманную не пойми где комитетчиком лягушку. Только потомки того, кто помог Эмме, могли открыть проход, а процесс открытия по заданию достался именно Принцу с Ленкой, потому ей и пришлось всё это делать, и за это я хотела Графа придушить собственными руками, но понимала, что это глупо, так что просто пыталась поддержать Ленусика. Но ей хватило поддержки Принца, обнимавшего ее от начала чтения текста на булыжнике до момента, когда проход открылся.

– Мы первые, – заявил Фран, выполняя пункт номер один нашего контракта – «Первыми ступить в неизведанное». Спасибо Гу-Со-Синам, выдавшим нам инструкции, а то бы Ленка точно сиганула вперед всех, ведь когда в алтаре открылась воронка, у нее так глаза заблестели, что я поняла: расчлененная лягушка успешно забыта… Черный юмор, блин.

Короче говоря, мы с Франом, держась за руки, взгромоздились на оставшийся твердым бортик камня и сиганули вниз, в сопровождении моего вопля: «Не поминайте лихом!» Выпали мы уже в мире Мейфу, причем никакого полета или тоннеля я не заметила – сиганули в бездну, а через миг рухнули в саду с цветущей сакурой. Фран тут же вскочил и оттащил меня за руку от прохода, который, кстати, с этой стороны являл собой образовавшуюся прямо в воздухе черную дыру, размером напоминавшую зеркало в полный рост и висевшую вертикально, как черная тряпочка, натянутая на невидимые нити (это я с Принцем, кажись, наобщалась – везде лески мерещатся). Вовремя мы, кстати говоря, отошли: из мгновенно расширившейся дыры выпали державшиеся за руки Принц с недо-Принцессой, и пока Ленка восторженно осматривалась, относительно-разумный представитель человечества в их паре отволок мою сестру к нам с иллюзионистом. Следом выпали Катька с разведчиком, мгновенно поднявшимся на ноги и начавшим осматриваться так, словно на него сию секунду стадо диких крокодилов из кустов выпрыгнуть должно было. То ли он холерик, то ли истерик, то ли параноик, то ли просто не знает слов «дружественная территория»… Я же тоже решила осмотреться и прифигела. Огромные раскидистые сакуры образовывали длинную аллею, в конце которой располагался особняк, построенный из белого мрамора, с колоннами перед входом, поддерживавшими конусообразную крышу, укрывавшую крыльцо от постоянно падавших нежно-розовых лепестков. Вся земля огромного сада была устлана бледно-розовым ковром, равно как и крыша двухэтажного особняка. В воздухе ощутимо чувствовалась прохлада и свежесть, и мне показалось, что по температуре здесь, скорее, японская зима, нежели весна, но сакура говорила об обратном, а Ленка, поймав мой недоуменный взгляд, поспешила объяснить:

– Мейфу – страна вечноцветущей сакуры, но времена года здесь меняются, как и в мире живых. Просто снега тут не дождешься, хотя холодно бывает.

– Я, наверно, невнимательно мангу читала, – пробормотала я пристыженно, а из-за деревьев вдруг вырулил Граф в сопровождении жуткого существа, от одного вида которого мне аж плохо стало. Это был карлик с полусгнившей серой кожей, покрытой язвами и струпьями, с гнилыми клыками, торчавшими из рваных губ, и единственным целым глазом – правым. Левый глаз у него отсутствовал (Граф, что ль, вилкой выколупнул? Он ведь та еще садюга!), а пустую глазницу закрывали лохмотья рваного века. Волос у карлика было раз-два и обчелся, а черный костюм дворецкого зачем-то спрятали под белым кружевным фартуком гувернантки. Что за ролевые игры?..

– Приветствую вас, пышки мои недопеченые! – порадовал нас «тонким» графско-шинигамистым юмором прозрачный извращенец. – Итак, Ленусечка и Бэльчик топают за мной. Ах, можно я буду звать тебя Бельчонком, мой енотик? Ну конечно, можно: мне нынче всё можно. Вперед, к свершениям! Остальные мне не интересны, они не садистики, так что пусть ждут своей участи. Где-то тут, в кустах, от меня прятался наш Владыка, не любящий мои нестандартно-ориентированные шуточки, так что ждите – скоро явится. Где остальные – понятия не имею, их вечно где-то носит. Шило у них в интересном месте заныкано, интересно только кем? Ну да ладно, еще узнаю. Итак, идемте, мой Бельчоночек и моя анорексичная пышечка! Ах, как я люблю брюнеточек – кто бы только знал! За мной, нас ждет чаепитие и чтение вслух и с выражением лучших творений маркиза Де Сада!

Бедный Бэл. Не, реально, вот сейчас мне его даже жаль… А Ленка? Она ж таких говорливых терпеть не может! И побаивается… А теперь ей этот балаган терпеть и сдерживать от исполнения фантазий своего женишка, маньячно лыбившегося и явно в мыслях уже раз десять, а то и двадцать, Графа расчленившего и в котле со специями сварившего. Хотя, может, Принцу стоит сие Графу вслух предложить, раз тот фанат Де Сада? Вдруг согласится?.. Ну да ладно, мечты мечтами, а в реальности Бэлу пришлось, скрипя зубами, топать за Графской мордой, таща на буксире Ленку, восторженно смотревшую по сторонам и явно пока не втекшую в ситуацию, гласившую, что ей с чуваком, хлеще Шалина-младшего мозг выносящим, придется целый день провести. Кстати, о птичках, а точнее, о Шалиных. Второй пункт нашего с Франом договора гласил, что мы должны были понять их и помочь им (фиг его знает, что это значило), а потому я ждала именно их появления в качестве наших сопровождающих. И они вскоре появились… Алексей был одет в черный брючный костюм с белой рубашкой и при черном галстуке, а Вадим – в черный «в пол» плащ с серебристыми ажурными пуговицами, однобортный, с воротником-стойкой из рюшек и расшитый по подолу, манжетам и бортам черной блестящей нитью, сплетавшейся в причудливый цветочный орнамент. Черные брюки и того же цвета остроносые кожаные ботинки дополняли сей офигенно скромный (в отличие от того, что мы видели прежде) гардероб Шалина-младшего, а сумочка в его руках, напоминавшая небольшую тубу для хранения чертежей, увитая серебристыми жгутами и обладавшая не менее серебристой ручкой, восполняла недостаток декора на пальтишке.

– А вот и вы, душечки мои! – пропел Вадя, и я пожалела себя не меньше, чем Бэла. Я-то надеялась, что он будет адекватным и маску сбросит, а он… Опять во все тяжкие пустился, зараза такая! – Владыка повелел нам всё вам пояснить, а точнее, порекомендовал, но разве откажешь божеству? Отвечать не стоит, ответ и так понятен! Что ж, скидывайте ваши немодные курточки, чтобы не смущать мою изысканную натуру, и вперед – на прогулку по саду моего детства! Я покажу, мои любимые фанаты, особенно тебе, моя Лягушечка, – подмигнул он апатично взиравшему на небо Франу, – все мои любимые и памятные места, проведу экскурсию по самым замечательным уголочкам! Кстати, они укромные до безобразия, так что это намек! Если что, не стесняйтесь. Ну что же, вперед – за мной, мои лапулечки, вас ждет незабываемый день в компании еще более незабываемого меня!

– Показали бы Вы нам душик, что ли, – протянул Фран своим любимым пофигистичным тоном. – А то руки не мешало бы помыть с дороги. Ну а раз Вы так хотите, чтобы места с Вами были связаны, можете показать душ, где свои волосы от крови отмывали.

– Ох, моя Лягушечка столь откровенна! Хочет сразу же увидеть комнату, видевшую меня обнаженным! И это при невесте! Ты мне еще сильнее начинаешь нравиться, мой некстати перекрасивший волосы в столь унылый цвет ученик! Вперед, следуй за своим великолепным учителем! – пропел Шалин и ломанулся к Дому Тысячи Свечей, а мы втроем (Алексея, косплеившего сейф для важной инфы, не забываем, ага) побрели за ним, причем я одарила Катьку печальным прощальным взглядом, а она подбадривающе мне улыбнулась.

– Учитель? – протянул Фран. – Мне одного хватило садиста с вилкой, а тут второй нарисовался. Я уж лучше неучем останусь, чем приемам насаживания земноводных на вертел учиться буду. У вас гормоны играют, а нам страдать – непорядок.

– А ты не страдай – ты наслаждайся! – блеснул логикой топавший впереди нас и размахивавший руками Шалин-младший. – Я эксперт, могу научить тебя сотням приемов того, как получать наслаждение от всяких садо-мазо штучек…

– Особенно «мазо», – перебил его Фран. – Граф же явный садист – на ком ему еще практиковаться было? Не на карлике же. Хотя вариант: не зря же он весь такой потрепанный. А тебе, «учитель», видимо, остальному, то есть «садо», приходилось по книгам учиться. Де Сада. Ну и всё та же практика – карлик.

– Ах, какие извращенные фантазии у моей Лягушечки! Я явно не ошибся в выборе ученика! – хохотнул ничуть не обидевшийся Вадим, за долгие годы жизни с Графом, видать, привыкший к такому вот «дружескому» троллингу, а я их перепалку дальше слушать не стала и обратилась к Алексею:

– Расскажете мне, почему Вадим так боится Вас потерять? Я наглая, знаю, но я этого понять просто не могу. Он же Вас до фанатизма обожает, хотя Вы с ним обращаетесь… мягко скажем, как со своим провинившимся подчиненным.

– Вы дали очень точную характеристику, – безразлично ответил Шалин-старший, не слушая верещание брата и выпады Франа. – Он и есть мой подчиненный. В мире шинигами есть правило – всегда работать парами. И в нашей паре я лидер. Потому что мы раскрываем преступления, связанные с попытками душ избегнуть суда Владыки, а в этом нужна холодная голова и трезвый расчет. Вадим для этого слишком импульсивен. Однако, поскольку меня больше учили магии защиты, в бою лидером становится он. Это единственное время, когда он может командовать мной. Провинившимся Вы тоже назвали его не зря. Его постоянные загулы очень мешают работе, а поведение не дает нормально общаться со свидетелями.

– А Вас самого его поведение не напрягает? – задала я давно мучивший меня вопрос.

– Нет, я принимаю его как должное, – апатично ответствовал Алексей. – Ко всему можно привыкнуть, и к такому поведению родного брата тоже. Я живу с ним в одном доме уже три года – два у отца и до этого год здесь. Привык.

– А он всегда такой? – призадумалась я.

– Почти, – кивнул Шалин-старший. – Он крайне редко бывает серьезен. Лишь во время тренировок, боя или когда обсуждаются серьезно задевающие его вопросы. Единственное же, что способно вогнать его в депрессию, от которой он, правда, быстро отходит – мои слова о том, что я могу оставить его.

– Он Вами одержим просто, – пробормотала я.

– Если Вы намекаете на инцест, – криво усмехнулся Алексей, – Вы ошибаетесь. Поведение Вадима – подражание Графу, а точнее, невозможность вести себя иначе. Ведь он перенимал такую модель поведения с раннего детства, практически не покидая стен Дома Тысячи Свечей. На Ватсона – это имя карлика – он равняться, естественно, не мог, и единственным примером для подражания был Граф. Потому они довольно похожи, но различия есть. К примеру, Его Светлость не интересуется модой, а мой брат – садизмом. Граф не гей, хотя ведет себя с мужчинами развязно, отсюда и поведение моего брата, фамильярного с мужчинами, но никогда не переходящего грань простых подшучиваний.

– Ну, собственно, я вас в яое и не подозревала, – фыркнула я вполне искренне. – Я лишь сказала, что он Вами реально одержим.

– Да, – кивнул Алексей. – Мы росли отдельно, и всё, что Вадим знал о своей семье – то, что у него есть брат-близнец, единственный человек, для которого он может когда-нибудь стать очень важен. Я же был куда более информирован: Владыка не скупился на рассказы о брате, передавая мне их в письменной форме вместе с пособиями по магии фуда. Я заочно полюбил брата и, когда мы встретились, поклялся разделить с ним свою жизнь напополам. В двадцать лет нам напомнили о нашем обещании, и я подумал, что разделить жизнь – не такая уж плохая идея, но мое поспешное обещание стать вместе с ним шинигами меня злило. Я не хотел вечной жизни – это слишком обременительно. Однако я не сумел отказать Вадиму: он умеет убеждать, когда ему это надо. А ему как раз это было «надо», и он убедил меня принять предложение из своего эгоистичного желания всегда быть со мной и обрести, наконец, семью. Я понимаю его, но вечную жизнь принять не могу. Она тяготит меня. Однако слов на ветер я не бросаю, потому добросовестно сдал экзамен Владыке и стал шинигами. Теперь я обязан всегда быть с братом и жить буду вечно, а подобная перспектива – не самая радужная. Против брата я ничего не имею, но перевернутая восьмерка в качестве длины жизни раздражает.

– Меня бы тоже раздражало, – пробормотала я, отлично понимая Алексея. – Но и брата Вашего понять можно. Он всю жизнь с этим неадекватом прожил, который его ни в грош ни ставил. Конечно, ему хотелось пожить с настоящей семьей, где к нему не будут относиться, как к никчемному отбросу.

– Отбросу, да? – эхом повторил Алексей, и в глазах его на секунду промелькнуло удивление, раздражение и… боль.

Мы еще долго бродили по саду, поскольку в дом Вадим нас так и не отвел, и я общалась с Шалиным-старшим, оказавшимся на удивление интересным собеседником, разве что не очень разговорчивым, и лишь о своем брате говорившем с удовольствием и подолгу, из чего я сделала вывод, что он Вадима всё же тоже любит, хоть и обижен на него. Кстати, Алексей пояснил, что если судьба маленького Франа, оставшегося в Италии, изменится, на моем Фране это никак не отразится из-за того самого пресловутого парадокса Фалаенопсиса, описанного в манге «Учитель-мафиози Реборн», и что Фран словно «раздвоился» в момент нападения демонов на мир мафиози. Я не особо поняла, но одно было точно – теперь тот Фран и этот были разными людьми, которые не были даже взаимосвязаны, и даже если базука на того иллюзиониста тоже грохнется, он не повторит судьбу моего Франческо. Ну да ладно, это всё лирика, а в прозе жизни мой иллюзионист весь день препирался с Шалиным-младшим, и, похоже, они неплохо поладили, потому как Вадим в конце прогулки заявил, что так подолгу, так весело, с такими шутками и не переходя на оскорбления, он еще ни с кем не говорил, а иллюзионист ответил: «Обращайся, „учитель-моральный-мазохист”, если тебя, бедного, достанут серые будни и учителя-садисты, а также безразличные братья и хамоватые коллеги». Вадим завил, что всенепременно воспользуется предложением, только брат у него не безразличный, а скрытный, и нас проводили к проходу. День клонился к вечеру, и на прощание Шалин-старший вдруг сказал мне:

– Вадим не отброс. Похоже, я всё-таки должен ему это показать.

– Несомненно, – кивнула я, а Шалин-младший замолчал на полуслове и, обернувшись к брату, тихо и абсолютно без пафоса спросил:

– Ты серьезно?

– Абсолютно, – кивнул Алексей. – Но я тебя еще не простил.

– Я всё сделаю, чтобы тебе вечность не претила! – затараторил Вадим, вцепившись в запястье брата. – Я не знаю, как искупить вину, но я сделаю всё, что хочешь…

– Будь серьезнее к работе! – повелел Алексей, перебив брата, и тот тут же закивал, явно и впрямь согласный абсолютно на всё. – Пока этого хватит, остальное меня в тебе устраивает.

– Обещаю! – заявил Вадим, и я подумала: «Ну вот и хорошо! Зато теперь любящие друг друга, но не знающие как это показать, братья смогут наладить отношения! Неплохие они парни, только несчастные».

Распрощавшись с Шалиными, мы с Франом вошли в портал и нас буквально выплюнуло в нашем измерении, где мы приземлились пятой точкой на землю. Почему-то сгруппироваться после этих перелетов было абсолютно невозможно, и это было просто катастрофой, учитывая недавнее ранение Франа, но он, немного посидев, пришел в норму, и мы решили подождать остальных, болтая о том, какое впечатление на нас произвели братья. Причем, что интересно, если раньше я их обоих не переваривала, то теперь смотрела на их поведение совсем иначе, и даже пафосность Вадима меня бесить перестала. Фран же вообще заявил, что ему было весело, потому как по больным мозолям Шалин-младший своими подколами не топтался, а так вот препираться с моим женихом на одном уровне, абсолютно не обижаясь на его собственные шуточки, не удавалось еще никому. Короче говоря, «два тролля нашли друг друга»! И я подумала, что нам с Шалиными прощаться рано: они к нам в гости точно еще припрутся… Но я даже и не против была как-то: нормальные они, только с прибабахами. Ну а кто без них? У каждого свои членистоногие в черепной коробочке – главное понять, что эти членистоногие из себя представляют – зло или добро. А у Шалиных зла не было ни в одном глазу. Даже в оранжевом, духами помеченном…

Вскоре алтарем были «выплюнуты» Ленка с Бэлом, у которых всё было далеко не так радужно, как у нас. Вывод об этом я сделала, потому как Принц, вскочив, забросал дерево стилетами с воплем: «Ненавижу шинигами!!!» – а Ленка со стоном повалилась на землю и буквально завыла. Вернув на Родину всю сотню стилетов, Бельфегор оттащил Ленку к пострадавшей березе и уселся прямо на землю, посадив ее себе на колени, а она, уткнувшись носом в его шею, начала жаловаться, хотя обычно ей это и не свойственно:

– Это существо мне весь мозг вынесло! Он Бэла как только не обзывал, меня тоже, а мы должны были терпеть и молчать! Это пытка моральная была! Мы чай пили, а он нам всякие советы давал пошлые, а потом начал расписывать перспективы становления шинигами, но, расписав, заявил, что нас всё равно не возьмут, потому что: «У вас справочка имеется, в смысле, я оговорился – потому что вы слишком взрывоопасны! Прямо маньяки: один – буйный, с ножичками наперевес, другой – латентный, с ненавистью ко всему живому из подвида Homo sapiens». Потом он таскал нас на экскурсию по дому и читал нам книги: о себе, собственного сочинения, и маркиза Де Сада! А потом пообещал, что о нас тоже книгу напишет! И мы всё это терпели и молчали – даже не язвили! А Бэл даже стилет ни разу не достал. А стоило бы, стоило! Но нельзя… У меня голова болит, я домой хочу, а эта зараза издевалась, начав нас на бал приглашать! С музыкой! А потом он нам порнографию какую-то читать собрался, словно мало нам Де Сада было, но Ватсон сказал, что время позднее и либо мы остаемся на ужин, либо нас надо выпроваживать. Спасибо Ватсону – единственный адекват этого дурдома! Бедные мои уши, бедный Бэл…

– Жаль, что мы его не убили, когда была возможность, – мстительно процедил Бельфегор, и мы с Франом, переглянувшись, не решились даже прикольнуться, потому как над пострадавшими грешно смеяться.

Вскоре были выплюнуты радистка Кэт с ее Штирлицем, тут же подскочившим, как и в прошлый раз, и поднявшим мою сестру. Собравшись с духом, мы все потопали домой, причем было очевидно, что нам всем осталось выполнить лишь последний пункт – «задать вопрос». Ведь любовь свою каждый из нас друг другу давно уже доказал…

POV Кати.

Когда мы вывалились (в буквальном смысле, кстати) из прохода между мирами и оказались в саду вечноцветущей сакуры, я просто впала в транс. Восторженный и абсолютно обоснованный – еще бы, столько сакуры и так цветет! Однако, заметив раздраженный взгляд Кёи, я поняла, что место выбрано крайне неудачно и, вцепившись в его руку, мечтала только о том, чтобы Владыка Эмма, наконец, показался. И он показался – последним из встречавших. «Главнюки всегда приходят последними», – как когда-то давно говорила Маня… Ну да ладно, главное, он пришел. Из-за деревьев выплыла хрупкая на вид фигура в длиннющем, стелившемся по земле, темно-синем кимоно с золотой вышивкой, рукава которого подметали землю, а золотой широкий пояс поддерживал лишь слегка запахнутые борта, позволявшие лицезреть среднее, белое кимоно, не менее длинное, и нижнее – черное. На ногах его красовались японские шлепки гета, а среднее белое кимоно было дополнено капюшоном, как обычно скрывавшим макушку. Он что, каппа и у него там черная пластинка для воды? Шутка юмора, блин… Владыка вежливо поздоровался, и я с места в карьер спросила: