Текст книги "Спасите, мафия! (СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 76 (всего у книги 96 страниц)

Этим утром Бэл сделал то, чего не делал никогда раньше – принял в охотники постороннего. Он поставил меня рядом с собой в этом безумном марафоне, не только как помощника, но и как человека, которого он уважает, и потому я готова была прыгать от радости, хоть мне это и несвойственно. Я шла за ним до самых ворот и чувствовала азарт, исходивший от моего Принца, и его ненависть к Игорю, а еще мне показалось, что по эту сторону «границы» быть не так уж и весело, и подумала, что быть охотником – это не мое. Роль жертвы, сумевший победить смерть, мне нравится куда больше… Когда Игорь споткнулся и затормозил, Бэл метнул в него стилет, порезавший его левую щеку, и тот побежал быстрее, но мне это показалось абсолютно неинтересным и никаких эмоций во мне не вызвало – ни жалости, ни радости. И лишь одно чувство я испытывала на протяжении этого безумного сафари – чувство восхищения перед человеком, являвшим собой воплощение самой Смерти, демоном, пришедшим сеять ужас и панику, тем, кто понимал, что такое «жизнь», «смерть», «боль» и «одиночество», лучше, чем кто бы то ни было.

Когда Игорь оказался за воротами, Бэл метнул в него еще один стилет, поцарапавший его правую щеку, и сказал:

– Это тебе прощальный подарок – для симметрии! Шрамы тебе не скрыть, мусор, и это клеймо предателя всегда будет с тобой. Цени жизнь, которую тебе даровали сегодня!

Игорь помчал дальше, не останавливаясь, и Бэл зашелся в приступе безудержного смеха, а я лишь улыбалась, глядя на Принца, и думала, что он и впрямь ангел смерти, посланный на землю с условием, что жить он будет лишь в моменты своего триумфа. Отсмеявшись, Бэл спросил у меня, неужели мне не было весело, а я честно ответила, что охота – это не мое, и что причинять людям боль я не хочу, потому что ни ощущение того, что я руковожу чьей-то жизнью, ни власть над жизнью или смертью человека меня счастливой не сделают, ведь ни окружающие меня люди, ни их судьбы меня не волнуют и, по сути, мне на них глыбко наплевать. Бэл усмехнулся и спросил: «На всех?» – а я покачала головой и ответила: «За исключением тебя, Скуало и моих сестер».

Но вот то, что сказал после этого Принц, заставило меня удивленно на него воззриться и призадуматься, потому как он заявил:

– Слишком много претендентов. Принц не любит присутствия конкурентов, которых не может устранить.

Я растерянно спросила, что он имел в виду, а Бэл зашишишикал и сказал:

– Рано. Когда конкурентов не будет, поясню.

У меня промелькнула глупая мысль о том, что Бельфегор может испытывать что-то похожее на то, что испытывала я, и тоже меня… любить, я ведь уже призналась себе, что то, что я чувствую к нему, – больше, чем просто дружба, но я эту мысль безжалостно прогнала, как необоснованную, и покладисто сказала:

– Как скажешь, ты тут главный.

– О да, – усмехнулся Бэл. – Помнишь, я тебе как-то сказал, что люблю доминировать? Так вот, это распространяется на все сферы жизни.

– А я инертна, – вяло протянула я и добавила: – Так что можешь руководить, не стесняйся.

– Ши-ши-ши, Принцесса думает, что Принц может стесняться ею командовать? – рассмеялся наш наглый, самоуверенный монарх.

– О нет, Принцесса считает, что у демонов ни стыда, ни совести, а значит, и ни смущения тоже, – фыркнула я. – А ты вообще шестой из десяти архидемонов и по распределению грехов руководишь унынием и ленью. Так что тебе будет просто лень чего-то там стесняться, да и не по чину чувство.

– А ты всё еще считаешь меня посланником Ада? – фыркнул Бэл недовольно.

– Скорее уж, самой Смерти, – задумчиво протянула я. – Ты ведь не принадлежишь расе демонов, но очень похож на них, и, если честно, ты для меня куда большее олицетворение смерти и абсолютной власти, чем они.

– Хм… Ну, хотя бы здесь у меня нет конкурентов, – протянул господин Самонадеянность, и я, махнув рукой, направилась к дому.

– А Принцесса не хочет поблагодарить Принца за маленькую месть этому отбросу? – хитро спросил Бельфегор, следуя за мной.

– Нет, потому как его судьба наказала за предательство, – пожала плечами я. – А ты сделал всё, что сделал, потому что тебе так хотелось. Мне, если честно, мстить не хотелось. Я вечером расстроилась, но с утра подумала, что его наказала сама жизнь, а значит, кармический баланс не нарушен, да и никогда не нарушится, и это меня обрадовало. А на Игоря мне наплевать: он никогда не был для меня, в отличие от моих сестер, важным человеком, потому что и он, и его семья меня всегда сторонились и искренне полагали, хоть и знали мой диагноз, что я псих. Так что мне было больно оттого, что сколько людям добра ни делай, они всё равно могут вонзить нож в спину, а не от того, что нож вонзили конкретно мне, потому как я была готова к подобному повороту – я никому не верю кроме тебя, Скуало и сестер. Так что за месть я тебя благодарить не хочу. Лучше я скажу «спасибо» за то, что ты обо мне волнуешься.

– Ну давай, – усмехнулся Бэл.

– Что давать? – не поняла я, упорно бредя к дому.

– Говори «спасибо», – пояснил он начальственным тоном.

– Спасибо! – фыркнула я с сарказмом. – Какой ты, Бэл, однако, корыстный – просто жуть!

– Имя к тому располагает, – рассмеялся тезка демона лени, и я рассмеялась вместе с ним.

Мы вернулись домой, и весь день я наблюдала за метаниями Кати и раздраженными попытками Маши справиться с напряжением, путем завала себя делами. В результате, Катерину ушел успокаивать общавшийся только с ней господин Недотрога, а Машу утащил на тренировку взрывоопасный скунс с сигареткой в зубах. Как она потом рассказала, он дал ей покидать бомбы, потому как они, цитирую: «Лучше снимают стресс – шума больше». Ужин прошел довольно странно: Катя бросала на меня и Машку виноватые взгляды, а на своего маньячного любителя дисциплины и порядка вообще старалась не смотреть, причем ужин запоздал, потому как она начала готовить позже обычного, что было ей несвойственно. Маша сделала вывод о том, что поступок Игоря выбил нашу сестру из колеи, но та лишь отмахнулась и сказала, что это она уже пережила, потому как в ее жизни сменилась полоса. Я подумала, что если «сменилась полоса», значит, произошло что-то хорошее, но приглядываться к ее поведению не стала – оно мне надо? Захочет – сама расскажет, не захочет – не стоит и лезть в это, а вот Маша не поняла, о чем Катя говорит, и начала засыпать ее вопросами, но Катерина от нее лишь отмахивалась и говорила: «Всё потом». После ужина как раз и наступило это самое «потом», потому как она, не помыв посуду, поймала Машу под руку и потянула наверх, обратившись к нам обеим:

– Маш, Лен, давайте поговорим, ладно?

Мы согласились, потому как куда ж деваться с подводной лодки посреди океана во время погружения, и поднялись с ней в Машину комнату, где Катя, усадив нас с Марией на ее кровать, встала перед нами и, теребя край бежевой пушистой кофты, спросила:

– Девчат, если бы вы влюбились, и вам сказали, что единственный способ быть с тем, кого любишь – уехать к нему на Родину, что бы вы сделали?

– Это что еще за вопросы такие? – возмутилась Маша и вскочила, уперев руки в бока. – «Если бы, да кабы – росли бы во рту грибы»! С чего нам отвечать на «если бы»? Я не влюблена, мне такое и в голову не придет, а раз тебе пришло, то колись давай, в кого втюрилась, и кто это такой смелый, что тебе уехать предлагает!

«Кто, кто, носитель вакцины от расхлябанности и презрения к этикету», – вяло подумала я и призадумалась о том, что бы я ответила Бэлу, скажи он мне, что хочет, чтобы я отправилась с ним. Нет, я, конечно, сестер ценю, и Катя для меня много сделала, но я, наверное, очень неблагодарное существо, а потому я бы согласилась, даже если бы никогда больше не смогла увидеться с сестрами. Ведь сестры – это одно, а любовь – другое, и сестра не сделает человека счастливым, не создаст с ним семью, не построит домашний очаг, о котором мечтает почти каждая женщина и, похоже, начинала мечтать и я. Так что здесь выбор был очевиден, и если этот гражданчик найдет способ забрать Катю с собой, я возражать не стану, потому что она заслужила право быть счастливой. А вот Маша, похоже, была иного мнения и возмущенно сверлила нашу сестру испепеляющим взглядом, ожидая ответа.

Катя тяжело вздохнула и, опустив глаза в пол, пробормотала:

– Я давно уже влюбилась. Причем не вот «поиграл – забыл», я его по-настоящему люблю и хочу с ним построить семью – самую настоящую. А сегодня он сказал, что тоже меня любит, но есть вероятность, что нам могут сказать, что вместе мы будем, только если в их мир отправимся. Он сказал, что если будет шанс здесь остаться, он останется, но просил подумать, как я поступлю, если нам скажут, что единственный способ остаться вместе – уйти в его мир. Вот я и спрашиваю…

– Кто? – перебила Маша Катю ледяным тоном, и та, совсем стушевавшись, пробормотала:

– Хибари-сан…

– Ты его всё еще по фамилии зовешь, а уже в другой мир ломиться собралась?! – завопила Мария, аки раненный в пятую точку носорог. – Да ты с ума сошла! Он тебе даже по имени себя звать не дает, а ты…

– Он разрешил! – возмутилась Катя, перебивая Машу. Что-то я себя зрителем плохой трагикомедии ощущаю, причем лишним зрителем… – Просто я еще не привыкла! И не надо его обвинять во всех смертных грехах: шинигами и правда могут такое предложить, так что он обо мне заботится! Не хочет, чтобы меня заставили решать всё за пару минут!

– Ага, – фыркнула Маша, не сбавляя оборотов, – как же! А может, он просто хочет, чтобы ты ему сказала, что он важнее сестер для тебя?!

– А что плохого в том, – вмешалась я в разговор, решив прекратить подрабатывать массовкой, – что мужчина хочет быть в жизни любимой женщины главным? Если он ее любит, логично, что он не хочет быть на вторых ролях.

Ох, что-то мне от собственных слов стало не по себе: высказывание Бэла о конкурентах вспомнилось…

– Да, но он ее выбирать заставил! – возмутилась Маша вновь. – Мы бы ее никогда не заставили решать, кто важнее, а он… Собственник, блин!

– Так по сути он и должен быть важнее, – с заумным видом протянула я. – А если сестра важнее любимого – это уже не любовь, а игра в фантики. Ну, или к сестре любовь неадекватная какая-то, инцестом отдающая. Не пугай меня, Мария, такими высказываниями, а то я решу, что тебя стоит опасаться.

– Да пошла ты на фиг! – как-то неадекватно отреагировала Маша, которая в ответ на эти слова, будь они произнесены Франом, лишь рассмеялась бы. – Вообще не в тему!

– А если в тему говорить, – хмыкнула я, – то отвечу на Катин вопрос. Если бы тот, кого я люблю, предложил уехать с ним, я бы уехала, потому что сестры – это хорошо, но любовь важнее.

– А я считаю, что надо искать выход! – фыркнула Маша, начиная бегать по комнате от стены к стене, аки тот самый раненный носорог, причем всё так же раненный в пятую точку. – Выход всегда есть! Нельзя лишать человека его семьи!

– А если нет выбора? – протянула я.

– Должен быть, – нахмурилась Мария.

– Ну а если всё же нет? – упорствовала я. – Что, если Катя уйдет, ты ее во всех смертных грехах обвинишь и анафеме предашь? Окстись, нехристь, она же сестра твоя, ты ей счастья желать должна, а не свой эгоизм лелеять!

– Да, конечно, – пробормотала «нехристь», замирая рядом со шкафом напротив кровати. – Но я просто не хочу вас терять. Я эгоистка и хочу искать выход до последнего. Но если его не будет, я, конечно, отпущу вас… Только это больно.

– А сама ты что сделала бы, если бы влюбилась? – уточнила я. – Согласилась бы уйти, если бы другого выхода не оказалось?

– Не знаю, – поморщилась Маша. – Я вообще не думаю, что могу влюбиться. Но если бы так случилось… – она нахмурилась и, пожевав губами, всё же пробормотала: – Не знаю, если бы мне тогда, два года назад, предложили на выбор: с Маэстро остаться или с вами, я бы выбрала его, и если вспоминать, что я к нему испытывала… Не знаю даже. Испытай я к кому-то нечто похожее сейчас, наверное, я бы всеми силами искала выход из ситуации, но если бы его не оказалось, я бы всё же осталась с этим человеком, простите… Я такая эгоистка…

– Да нет, скорее нормальный, адекватный человек, и мне не стоит тебя опасаться, – хмыкнула я, а Катя осторожно спросила:

– Значит, вы не сочтете меня предательницей, если я соглашусь уйти с ним, спроси шинигами, пойду ли я в тот мир? Лен, я ведь обещала, что буду помогать тебе во всем, и я не хочу…

– Нет, конечно, – перебила я сестру-тугодумку. – Ты не предатель. И ты всегда мне помогаешь. Поддерживаешь. Даже если ты уйдешь, это не изменится, я… верю в это.

Катерина радостно разулыбалась, явно пребывая в эйфории от моих слов о том, что я ей верю, а я подумала: «Как мало человеку для счастья надо! Вот ведь непритязательная…»

– Вот именно! Поддерживаю Ленуську! Ты не предательница! – возмущенно прервала мои раздумья Маша, только что вопившая, что так нельзя, и это нечестно – делать выбор. Она прям вся из противоречий состоит, право слово… – Но я не дам ему вести себя с тобой, как раньше! Раз он твой парень, должен уважать тебя, а не быть твоим повелителем! У нас вон термо-принц трон занял, его одного больше чем достаточно на позиции «я царь мира, а все остальные – жалкие холопы предо мной»…

– Он не такой! – возмутились мы с Катей в один голос, явно имея ввиду разных личностей. Мария ошарашенно замолчала, а мы с Катериной переглянулись, и она рассмеялась, а я тяжко вздохнула и сказала:

– Бэл не такой, просто ты его не понимаешь. Он любит руководить, не спорю, но он способен слышать тех, кто ему дорог. Сегодня, например, он сказал, что мстил Игорю за меня, так как ты можешь говорить, что он думает только о себе?

– А Кёя-сан обо мне вообще всегда заботится, – внесла свою копеечку Катя. – Он просто не показывает этого окружающим, но я всегда это чувствовала. Когда я мерзла, он отдавал мне свой пиджак, когда мне было страшно, молча брал за руку… Этого не видно вам, но я-то это замечаю. А его любовь к руководительству… Вы же знаете, что для меня это идеальный вариант.

– Знаем, знаем, – тяжко вдохнула Маша и, поморщившись, пробормотала: – Ладно уж, извините. Обе. Я не думала, что всё так запущено.

– Это ты о чем? – вскинула бровь я, насторожившись.

– Ну, что Хибари для Кати так важен, что она его готова от любой малейшей атаки защищать, а Бельфегор – тебе. Теряю я вас, девочки, ой, теряю…

– Но мы же вместе, – проворковала Катя и обняла Марию, начав гладить ее по волосам и причитать: – И, вполне возможно, не расстанемся. Ну не переживай так, ну мы же вместе…

А вот я как-то нехорошо себя почувствовала: неужели мои чувства к Принцу так очевидны? Если да, то почему он, Гений, не видит этого и считает, что у него всё еще есть конкуренты? А может, он всё видит, но не чувствует того же, потому и молчит, а слова о конкуренции – это вообще нечто из другой оперы? Я решила не мучиться догадками и уточнить у сестры, что та имела в виду, а потому, прервав их сюсюканье, спросила:

– Маша, а что ты имела в виду, когда сказала, что Бэл мне очень дорог?

– Что ты в него влюбилась по уши, – фыркнула моя прямолинейная сестра.

– Маш, ну что ты… – проворчала Катя и, оторвавшись от сестры, подошла ко мне, если честно, впавшей в транс. Усевшись передо мной на корточки, она осторожно сказала:

– Ленусь, я понимаю, что он тебе очень нравится – ты ведь всегда ему улыбаешься, ловишь каждое слово, каждый жест. Потому мы так и подумали, ты только не обижайся, ладно?

Я давно привыкла, что Катерина со мной общается, как с ребенком, потому что очень боится задеть мои чувства, а потому на ее тон а-ля «доченька, послушай мамочку» внимания не обратила. Но вот ее слова меня, если честно, расстроили, и я пробормотала:

– А он? Как думаешь, он что-нибудь ко мне испытывает? Он сегодня сказал: «Слишком много претендентов. Принц не любит присутствия конкурентов, которых не может устранить», – когда я сказала, что мне важны лишь он, Суперби и вы.

Девчата переглянулись, и Катя осторожно сказала:

– Лен, глаза – зеркало души. Если глаз не видишь, сложно что-то сказать. Он ведь всегда так маньячно усмехается, что и по его выражению лица нельзя ничего определить… Но, судя по его поведению, он тобой очень дорожит – это я могу точно сказать. Ты ему важна, но вот как кто – я не знаю, слишком он скрытный. Хотя слова о конкурентах заставляют думать, что твои чувства взаимны.

– Но если все уже поняли, что я его… ну… – я запнулась и, решив пропустить опасное слово, продолжила, теребя в руках край черного свитера: – Почему тогда он этого не видит и говорит о каких-то конкурентах? Он же должен понимать, что он мне куда важнее. Извините.

– Извиняем, – усмехнулась Маша и села на кровать справа от меня. – Но я думаю, что как раз в этом всё и дело. Бельфегор всё же, теперь уж ты меня извини, привык не просто быть главным, а быть самым главным, несмотря на то, что подчинялся Занзасу, – я поморщилась при звуке имени самого ненавистного мне человека из всей Реборновской компании, а Маша продолжила: – По сути, он мало того, что принц, так еще и обожает контролировать жизни людей, играет ими. И тут вдруг в него влюбились, но говорят, что он важен, перечисляя его в одном ряду с его капитаном, которому он вынужден подчиняться, и какими-то двумя глупыми бабами, которые ему, как он мыслит, не ровня. Прикинь, как обидно? Он, привыкший руководить судьбами людей, вдруг не главный, а лишь один из четырех. Это ж ой как сильно бьет по его завышенному эго.

– Ни фига оно не завышенное, – надулась я. – Бэл и правда лучше всех!

– Ладно, ладно, – закатила глаза Маша. – Для тебя – лучше всех. Ну и прикинь, как он расстроился?

– Думаете, он знает, что… ну… – я снова запнулась и выкрутилась на этот раз иначе: – насколько важен мне, но хочет быть еще важнее, хочет быть самым главным в моей жизни и потому молчит?

– А ты разве не видишь, – улыбнулась Катя, – что он всеми силами старается привлечь твое внимание? Начиная с поездки в город первого сентября, он делает всё, чтобы тебя защитить от любых неприятностей, а с конца сентября вообще постоянно пытается оградить тебя от чужих «посягательств» – он только Суперби позволяет с тобой наедине оставаться, а в остальное время, если ничем не занят, ходит за тобой, как привязанный. Впрочем, у него ведь никогда не было друзей, как я поняла, потому мы можем и ошибаться, и это лишь его способ проявлять дружеские чувства, но мне кажется, стоит показать ему, что он особенный, и не ставить его больше в один ряд с другими.

– А как показать? – пробормотала я, глядя на Катю с такой надеждой, словно ждала, что она мне сейчас эликсир счастья выдаст. Ну а что? Готовит всё время? Готовит. Котел есть в кладовке? Есть. Чем не ведьма?.. Добрая.

– Не знаю, – пробормотала она. – Может, попробуешь ужин приготовить? Но не на всех, а только для него?

– Скуало обидится, – поморщилась я, не желая расстраивать друга.

– Тогда пригласи его на прогулку, – улыбнулась Катя. – И покажи самые любимые места на ферме. Расскажи то, что еще никому не рассказывала: как мы жили в лесу две недели, например. Просто покажи ему, что он особенный, своим отношением: не говори, что он дорог тебе так же, как мы, почаще бывай с ним наедине, приглашай поучаствовать в важных для тебя мероприятиях, дай почитать любимые книги, которые обычно никому не даешь… Такие мелочи тому, кому ты не важна, не бросятся в глаза, а вот если он тебя любит, он заметит их и оценит.

– Спасибо, – улыбнулась я краешками губ и мысленно начала строить планы с пунктами и подпунктами на тему «как показать Бельфегору, что он особенный, и я не равняю его с сестрами и своим команданте».

– Не за что, – улыбнулась Катя в ответ и встала. – Это вам спасибо, девочки, что поняли.

– Да ладно, – фыркнула Маша, – что ж мы, нелюди какие, что ли? Если любишь, борись за свое счастье до самого конца, несмотря ни на что, а мы тебя всегда поддержим. К тебе, Лен, это тоже относится, – добавила она, обернувшись ко мне.

– Ладно, – вяло протянула я, а Катя радостно кивнула и заявила:

– Я обязательно буду бороться. Но если есть шанс, что мы сможем остаться здесь, мы останемся. Пойду скажу ему…

– Не сможешь, – перебила Маша сестру. – Ты нас так упорно тянула наверх, что не заметила, как он в холл вышел и одеваться начал. Так что, скорее всего, «никого нет дома».

– Ну, я всё равно проверю, – пробормотала Катя и убежала, снова сказав нам из дверей: – Спасибо, девчат.

– Иди уже, – фыркнула Мария, а я глубокомысленно изрекла:

– Любовь – страшная штука. Она меняет людей до неузнаваемости.

– Кто бы говорил, – хихикнула Маша и добавила: – Но знаешь, твой Принц и правда ведет себя с тобой на удивление мирно и дружелюбно. Даже не пытается стилетами закидать, хотя других он в дикобраза может превратить запросто.

Я подумала, что Маше лучше не знать о наших с ним сафари, и пробормотала:

– А что, если любишь, не сможешь причинить боль?

– А ты бы смогла в него стилет воткнуть? – фыркнула Мария, и я призадумалась, а затем кивнула и сказала:

– Смогла бы. У Бэла очень высокий болевой порог, да и вообще, если честно, я не считаю физическую боль каким-то нонсенсом. Если бы было нужно, я бы это сделала.

– А кому нужно? – хитро спросила Маша.

– Ну… Ему, – растерянно ответила я. – Кому же еще?

– А если бы это только тебе было нужно? – уточнила Мария, а я, уставившись в пол, снова призадумалась, взвешивая все «за» и «против», и, наконец, пояснила:

– Если бы это было очень важно, и я знала, что это, в целом, не принесет ему никаких неприятностей, кроме физической боли – то есть ни шрамов, ни потери работоспособности, пусть даже временной, ни душевной боли, то есть с его согласия всё бы происходило, и притом этот поступок был бы очень важен для меня в силу каких-то обстоятельств, я бы смогла это сделать.

– Странные вы, – опешила Маша, глядя на меня, как папуас на космонавта в скафандре. – Я бы так не смогла.

– А что ужасного в физической боли? – спросила я сестру, удивленно на нее воззрившись.

Маша растерялась и, начав теребить прядь волос, пробормотала:

– Как бы сказать… Да блин, ну это просто больно! Неприятно, противно…

– Но терпимо же, – перебила ее я.

– Ну… Да, но всё равно неприятно, так зачем причинять кому-то неудобства?

– Мало ли – выхода нет, – призадумалась я. – Врачи, например, всегда почти боль причиняют, но у них иногда просто нет выхода – операции, к примеру, всегда болезненны, шов-то потом долго заживает. Или палачи – они обязаны вытрясти правду из тех, кого пытают, ради блага своей страны.

– Это да, – кивнула Маша, – но в быту-то зачем?

– Незачем, – пожала плечами я. – Но и бояться боли я смысла не вижу.

– Тоже верно, – вздохнула Мария и свернула лавочку философской беседы: – Ладно уж, иди спать, а то завтра вставать рано, да и мне завтра тоже пахать, аки папе Карло.

– Хорошо, – покладисто согласилась я и встала, но, хитро прищурившись, спросила: – Только скажи мне сначала вот что. Если бы тебя попросили сказать, кто из наших гостей тебе кажется наиболее подходящим кандидатом на роль твоего мужа, ты бы кого назвала?

– Чего? – опешила Маша и ошалело на меня воззрилась. – Ты базар фильтруй, они корефаны мои, а не просто чапланы хиповые, чтоб я себя прищепкой их видела!

Ох ты, как мы занервничали! Аж на жаргон перешли! Как сказала бы одна личность: «Ку-фу-фу», – право слово! А что она сказала-то? Вроде бы: «Ты думай, что говоришь, поскольку они мои друзья, а не просто хорошие мужчины, чтобы я задумывалась о том, чьей женой могу быть».

Я усмехнулась и протянула:

– Маш, а что ты так переживаешь, что аж на жаргон перешла? Неужели тебе всё же кто-то нравится?

– Да не нравится мне никто! – проворчала сестра, стушевавшись, а я решила всё же взять ее измором:

– Ну а раз тебе никто не нравится, то и признаться, кто из них тебе подходит, как мужчина, тебе не должно быть трудно. Я вот думаю, что вы с Бьякураном неплохо смотритесь: он сильная личность, но очень спокойная, и при том веселая, в своей манере, правда. Так что тебе было бы с ним комфортно.

– Ага, только я почему-то не могу сказать того же, – поморщилась Маша. – Нет, мне и правда с ним комфортно и всё такое прочее, но у меня всё время ощущение создается, что то ли он от меня что-то скрывает, то ли просто у меня паранойя! Но эта его улыбочка вечная меня из себя выводит! Хотя я ему всё равно верю – он мой друг и практически как старший брат. Но эта его таинственность… Неприятно же!

– А как насчет Дино? – протянула я.

– Ну, уже лучше, – хмыкнула Мария, со скоростью света накручивая локон на палец. – Но он мне чисто друг – я даже подумать не могу о том, чтобы с ним целоваться или еще что.

– А Фран? – хитро прищурилась я, а Машка аж поперхнулась воздухом и закашлялась. Продышавшись, она покрутила пальцем у виска и заявила:

– Я тебе извращенка, что ли? Он мне как брат!

– «Как» не значит «брат», – глубокомысленно изрекла я. – Он тебе не родственник, так что всё возможно.

– Да ну, ты что! – поморщилась Мария. – Я как представлю, что с Франом в одной койке окажусь не как друг, а как женщина с мужчиной, мне аж жутко становится.

– Мне вообще от таких мыслей жутко, так что уволь, – передернулась я.

– Сама ж начала! – возмутилась Маша почти праведно.

– Так я про платоническую любовь, а не про эту гадость, – фыркнула я.

– А свадьба подразумевает «эту гадость»! – мелко отомстила мне Мария. – И если ты за Бэла замуж выйдешь, тебе сия «гадость» тоже предстоит.

– Даже думать не хочу! – возмутилась я. – А вот ты подумай. Ты же у нас гражданка, интересующаяся не только высшей сферой платонических чувств, незамутненных низменными страстями.

– О да, я пошлячка, если переводить твою тираду на чисто русский, – съязвила Маша.

– А чем же тебе, пошлая ты моя, Фран не угодил? – протянула я, скрещивая руки на груди. – Слишком маленький для тебя, двадцатилетней старушки?

– Да нет, – поморщилась Мария. – Он мудрее меня в сто раз. И, если честно, он обычно себя ведет как ребенок и позволяет о себе заботиться, но как только мне нужна поддержка и помощь, я себя начинаю чувствовать маленькой девочкой, о которой заботится взрослый, мудрый человек. Но он… Как бы тебе сказать, он слишком… чистый, что ли, и если о нем думать в таком ключе, то любовь я могу представить только платоническую, а я таки пошлячка, и этого мне будет мало. Я ж не ты.

– Не я, к счастью, – хмыкнула я. – А что насчет Гокудеры Хаято?

А вот тут Мария конкретно так «зависла», прям как старый комп при попытке новейшую игру с него запустить, вместе с еще десятью приложениями одновременно. Она растерянно смотрела на меня, обдумывая мои слова, а затем протянула:

– Ну что, как мужик он симпатичный, сильный, волевой, правда, очень резкий, и мы бы с ним вечно препирались, но заботливый, хотя вечно свою заботу прикрывает ворчанием и возмущением. Наверное, я могу представить, что мы бы стали парой, но как-то о долговременных отношениях с ним мне думать сложно, потому что мы оба слишком взрывные. Мы бы цапались каждый день, как кошка с собакой.

– Ясно, – усмехнулась я и, поправив свитер, заявила: – Но ты подумай над этим всем посерьезнее, потому как, думается мне, что неспроста всё это происходит. Украден камень с символом богини, хранящей домашний очаг. И я, и Катя влюбились, причем она – взаимно. Ямамото сказали, что он не имеет права остаться, а остальные должны задать этот вопрос сами. Шалины намекали в разговоре на то, что камень – ключ к порталу; а цель Графа нам неизвестна, но его задания заставляют мафиози меняться в лучшую сторону и сближаться с нами, так что он работает как сваха в данном случае. Что, если ему в голову взбрело свести нас с кем-то из мафии? Возможно, он какой-то опыт ставит или еще что, но, думаю, он хочет, чтобы мы влюбились в мафиози, а так как он владелец Книги Судеб, он знает точно, кто в кого и когда влюбится, и что для этого надо сделать. Так что ты подумай: возможно, один из этих граждан – твоя судьба. Ну всё, спокойной ночи.

Оставив сестру в абсолютной прострации размышлять над моими словами, я отправилась к себе – составлять детальный план собственного поведения. Однако зайдя в комнату и рухнув на застеленную черным покрывалом кровать, я подумала, что планы – это фальшь, а Бэл сразу поймет, где я-настоящая, а где – спланированный поступок. Потому я решила просто быть собой, но не ставить его в один ряд со своими сестрами и не скрывать от него свои чувства, как я пыталась это сделать раньше, впрочем, как оказалось, неудачно. Буду как всегда плыть по течению и надеяться, что наши с Бэлом корабли причалят к одной пристани, хотя зачем? Ведь мафии скоро уходить… Но, возможно, он сможет остаться?.. Нет, лучше не надеяться на это, потому что это маловероятно, а не оправдавшаяся надежда ранит больнее ножа. Решив ни о чем не мечтать и не раскатывать губы, чтоб судьба губозакатывательную машинку в качестве новогоднего подарка с шинигами не передала, я отправилась в душ, подумав, что Маша не права, говоря, что платонической любви мало: ее более чем достаточно, если любишь всем сердцем…

====== 64) Где-то штиль, а где-то шторм ======

«Люди рождаются, умирают, а если еще что-то происходит в промежутке, значит, повезло». (Фрэнсис Бэкон)

POV Кати.

Приготовив ужин, я лишилась Ролла, потому как на кухню заполз Хибари-сан и, узрев, что довольный, обхомячившийся молока ёжик разлегся на разделочном столе и лениво наблюдает за моими с Такеши манипуляциями с целью по-быстренькому сваять что-то съедобное для представителей двуногой и относительно разумной расы, тут же его припрятал обратно в браслет. Я расстроилась, но виду не подала, а после ужина отправилась беседовать с сестрами на заставлявшую меня сидеть, как на иголках, тему. К моему вящему удивлению, сестры меня всё же поддержали и даже ни капли не обиделись, а потому я, подумав, что стала должницей Облачного Ёжика, ломанулась к Хибари-сану. Однако, как и предупреждала Маша, в комнате его не оказалось, и я, слегка расстроившись, поскреблась на кухню.

Когда мне плохо, я готовлю, правда, когда мне хорошо, тоже, а потому я накинулась на плиту, предварительно устроив набег на холодильник, и вскоре сваяла тамаго яки, то бишь японский омлет, и заварила зеленый чай. Услышав хлопок входной двери, на которой у нас теперь стоял домофон, я схватила тарелку с яичницей, пардон, японским омлетом и чашку зеленого чая и на всех парах помчалась наверх. Пару раз пнув дверь с изображением тигра, я услышала раздраженное: «Войдите», – и, пихнув дверь бедром, вломилась к Хибари-сану. Он сидел за столом у окна и что-то быстро писал на альбомном листе, даже не обернувшись на звук вторжения.

Захлопнув дверь ногой, я проперлась к комитетчику и, поставив тарелку и чашку справа от него, пробормотала: