Текст книги "Спасите, мафия! (СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 96 страниц)

Ленуська потянула шарик на себя и осторожно ткнула в сияющий бочок пальцем правой руки. Тсуна-сан удивленно на нее воззрился, но, не говоря ни слова, подошел и зажег на перстнях свой рыжий факел и поднес его к шарику. Ленка поморщилась, но отходить не стала, а когда место Савады-сана занял провокатор на полставки с иглообразным причесоном, сделала такую кисломолочную мину, что и тупому стало бы ясно, что уж кто-кто, а Дикобраз тут фигура лишняя. Но иллюзионисту на отношение окружающих было глобально пофиг, и он, по примеру своего врага, зажег фитиль на пальце и начал заполнять синим огнем сферу. Шарик стал ослепительно белым и заколыхался, начиная менять форму. Сначала это было нечто непонятное, а затем превратилось в белого филина.

– Фран, твоя очередь, – прошептал Мукуро и отошел от шарика. А с чегой-то он рот открыл, «редиска» такая? Приказано же было всем заткнуться! Игнорит босса? Во хамло! Не уважать старших – это абзац как некультурно! Пофиг на возраст, я о положении в «семье»…

Фран отпустил мою руку, которую до сих пор держал под локоть, и порулил к этому садисту, забывшему дома свой атрибут Тритона. Шар тем временем изображал сову и, помахивая крыльями, продолжал не спеша подниматься в воздух, опираясь лапками на ладонь моей сестры. Однако как только мой друган начал вливать в него свое пламя, шар снова принял форму сферы, а затем, заколыхавшись, начал принимать форму чего-то странного. Поначалу я вообще не поняла, что это было, а затем до меня дошло по длинной шее, что это – человеческая голова, причем явно женская, с прямыми волосами до плеч. Но лицо сформироваться не успело: иллюзионист убрал руку и шепотом обратился к Тсуне-сану:

– Я так понимаю, опыт завершен?

– Нет уж! – прошипела Ленка и, протянув Принцу палец, заявила: – Режь до крови.

Я хотела было возбухнуть, но, зная Ленкино упрямство, сдержалась. Енот-полоскун с диадемой на тыкве кольнул ее правый мизинец своим перочинным стилетиком на веревочке (тоже мне, игрушка йо-йо, блин. Высочество в детстве не наигралось, видать), и моя сестренция, надавив на него, начала мазюкать сферу, ставшую человеческой головой, собственной кровью. Я поморщилась, но вдруг заметила, что кровь в фигурку впитывается, и та становится бледно-розовой. Ни фига себе метаморфозы…

– Пока хватит, – шепотом скомандовал Принц, и Ленка с тяжким вздохом накрыла фигурку правой рукой. Та исчезла, а на левую ладонь моей сестры ни с того ни с сего осела ее собственная кровь, ставшая розовым туманом. Ленка усмехнулась и, сжав ладонь в кулак, обратилась к Саваде-сану:

– Теперь я буду помогать вам в исследованиях. Не возражаете?

Судя по ее тону, за ответ «возражаю» она из Тсуны-сана бы фаршированного тунца сделала, и тот, покосившись на Принца и поймав его утвердительный кивок (и на том спасибо, господин эгоцентрист с любовью к извращенным пыткам несчастных фермерш), решил воспользоваться предложением моей сеструхи и заявил:

– Если Ваши сестры не против, я только за. Мы как-то не додумались поработать с кровью, а ведь интересный результат получился.

– Я за! – улыбнулась Катька. – Мне еще надо с Торнадо тренироваться, а из-за опытов времени бы не осталось абсолютно.

– А я против, – пробурчала я, скрещивая руки на груди. – Но на это всем будет пофиг, так что я вынуждена согласиться.

– Отлично, – хмыкнула Ленка и обратилась к Саваде-сану деловым тоном: – Ну что, начнем?

– Хорошо, – кивнул тот.

Наша куканутая парочка ломанулась к канавке, а я, подхватив Гокудеру под локоть, протянула:

– Слушай, братюня, а не расскажешь ли ты мне, что за задание ты получил вечером? Я уже поняла, что та вспышка – символ прихода шинигами. Пойдем, оставим их трудиться, а ты мне поведаешь, что тебе сказали представители глюканутой на всю голову расы, и как вы этот секрет расковыряли.

– Ладно, – поморщился на удивление покладистый Хаято и вопросил у Тсуны: – Джудайме, я разъясню ей?

– Конечно, – кивнул Савада-сан с доброй лыбой. – Удачи вам.

– И Вам, – с тяжким вздохом пробормотал Гокудера и потянул меня к лесу.

– А я пойду с Торром тренироваться, – объявила Катюха и побежала в лес впереди планеты всей.

Остальные остались на опушке, и лишь мой братюня Фран, Облако Вонголы и ее же Дождь, скучковавшись, начали что-то обсуждать, а затем двинулись следом за нами. Зарулив в лес, мы с Хаятычем остановились у высоченной липы, и он, отпустив мою лапку, с видом великомученика заявил:

– Мое задание просто идиотично!

– Конкретизируй, – хмыкнула я, уперев руки в боки, и с любопытством глядя на мнущегося парня.

– Вот, – нехотя процедил он и, достав из кармана брюк сложенный чуть ли не вдесятеро пергамент, протянул его мне.

– Когда только припрятать успел, – фыркнула я, тиснув бумаженцию и разворачивая ее. – Вроде не совсем в адеквате был, а бумажку заныкать умудрился.

– Я всегда руководствуюсь в первую очередь голосом разума, – нагло соврал Гокудера.

– Ага, ага, – усмехнулась я и зачитала вслух написанный каллиграфическим витиеватым почерком текст на русском языке (для нас с сестрами, что ль, японские неадекватные мистификаторы так расщедрились?): – «Гокудера Хаято выполнит контракт в миг, когда докажет самому себе и представительнице противоположного пола, что может признать ее пол или хотя бы одного его представителя равным себе».

Чего? Это что за бред? Да этот шовинист до мозга костей на такое просто не способен! Я растерянно воззрилась на парня и вопросила:

– Совсем, что ли, этот Граф ополоумел?

– Вот и я того же мнения, – фыркнул Хаято и, тиснув у меня листок, заныкал его обратно в карман. – Ладно, идем тренироваться, а по дороге я расскажу тебе, что к чему насчет наших заданий и руин.

– Лады, – согласилась я, и мы с курильщиком без цыбульки потопали к привязанным у края леса лошадям. Вот только меня не покидала мысль о том, что, может, всё не так уж и плохо? Ведь он ради меня папироску затушил, значит, возможно, шанс выполнить это бредовое задание у него всё же есть? В конце концов, он не дурак и даже иногда умеет эмоции брать под контроль. Может, обойдется, а? «И понадеялся поп на русский „Авось”», блин… Но я буду верить в Гокудеру. До конца и даже дольше.

====== 40) Мир, труд, марихуана и наполеоновские планы ======

«Умение прощать – свойство сильных. Слабые не прощают». (Махатма Ганди)

POV Кати.

На следующий день после эпичного светопреставления «для всех» я, спасенная Ленкой от участия в познании непознанного с Вонголой, наконец смогла с головой погрузиться в свои ежедневные дела. Однако стоило лишь мне, закончив тренировку с Торнадо, собраться передохнуть перед объездкой территории, как вдруг у конюшни раздался тихий безразличный голос:

– Ты и впрямь с животными куда честнее, чем с людьми – они, наверное, лицемеров не переносят, приходится подстраиваться…

Я обернулась и ожидаемо увидела зеленоволосое чудо в перьях, по-жизни косившее под стеночку всем, кроме собственного языка. Кто б ему пояснил, что либо он не стеночка, и надо с моськи шпатлевку, ее зацементировавшую, отодрать, либо совсем уж надо с обоями сливаться и не язвить без причины! Впрочем, причина у него была, равно как и право злиться.

– Фран, я не лицемерка, но если ты считаешь иначе, твое право, – устало вздохнула я. – Каждый думает то, что хочет, и пытаться всех переубедить или всем понравиться у меня нет ни малейшего желания.

– А учителю ты решила понравиться. Хотя сначала его ненавидела. Или только говорила, что ненавидишь? Бедный Лягушонок, его использовали в корыстных целях. В одном из ходов шахматной партии фермерши-манипулятора…

– На себя посмотри, – хмыкнула я, начиная чесать Торра за ушами. – Ты точно такой же манипулятор, как и я. Почему? Потому что лучше тихонько подбросить человеку идею, чтобы он думал, будто она его собственная, чем заставлять его пинками делать то, что тебе нужно. Потому что конфликты – это глупо…

– А манипуляции – подло, – перебил меня иллюзионист, спиночкой подпирая стеночку. Бедняга, артрит замучил, ножки не держат? – Потому Лягушонок просто язвит и делает всё, что ему нужно, сам.

– Фран, это риторика, – усмехнулась я. – Ты подкидываешь людям свои идеи? Да. Форма не важна, если они их принимают. Что язвительность, что мягкая подача мысли – это всё равно попытка помочь, не более. Выглядит со стороны, может, и не очень, но подлым я такое поведение могла бы назвать, только если бы подкидываемые идеи несли вред тому, кому их подкидывают. А ни ты, ни я никому вред не причиняем. Ну а насчет Мукуро скажу так. Я его ненавидела – факт. Но сейчас у меня к нему двоякое отношение. Я его не понимаю – ни того, почему он так бесчестно поступал, ни того, почему готов был предать банду Кокуё – и потому я ему не доверяю. Однако он не злой человек, как мне кажется, не совсем прогнивший. И потому я хочу попробовать ему поверить.

– Как спасение жизни действует на девушек. Ананасовая Фея в их глазах превращается в принца в сияющих доспехах. Неужели Бэл-сэмпая потеснят на троне иголки учителя? Двух Принцев я не перенесу. Принц-Дегенерат и Принц-Хитрец. Эта коалиция просто ужасна.

– Да я бы не сказала, – рассмеялась я, вдруг представив Мукуро в тиаре нашего полосатого Императора всея колюще-режущих предметов. – Это было бы забавно. Прикинь, диадема на ананасе… Но насчет меня ты ошибся: я не из-за спасения решила ему поверить, а потому, что он решил поверить мне.

– Учитель никому не верит. Сельские девушки то ли слишком наивны, то ли самомнение зашкаливает, больше чем у самого Принца-садиста.

– И не говори, – хмыкнула я и, чмокнув Торнадо в нос, вышла на улицу. Возле конюшни стояла лавочка, и я плюхнулась на нее, решив, что на открытом воздухе говорить куда лучше. Фран прискребся следом и, доказывая мою теорию о том, что его «ножки-спички», как съязвил Шалин-младший, его не держат, снова подпер варийской мафиозной курточкой сельскую стену российской фермерской постройки.

– Ты поверила учителю? – озадачил меня иллюзионист.

– Не-а, – хмыкнула я, тоже подперев спиной конюшню и глядя на спокойное голубое небо без единого облачка. – И не думаю, что смогу ему до конца поверить. Но попытаться стоит, потому что, несмотря на все его заморочки, возможно, я ошибалась, и в душе он не такой уж плохой человек.

– Ты меняешь свои ценности, как учитель и хотел в начале, – заявил Фран. Я вздрогнула и раздраженно на него посмотрела. И не в том дело было, что я не хотела в это верить или что я и впрямь была о себе столь высокого мнения, что думала будто «уж мне-то Ананас солгать не мог», вовсе нет. Просто я хотела верить этой хитрющей пакости, и она была моим товарищем. А я терпеть не могу, когда моих товарищей подозревают в чем-то отвратительном…

– Фран, давай так. Язви в мою сторону сколько влезет, – холодно сказала я. – Только не надо говорить гадости о тех, кто мне дорог.

– От ненависти до любви и правда один шаг, – глубокомысленно изрек парень. Еще одна сваха на мою многострадальную макушку!

– Нет, – фыркнула я, – потому что это не любовь. Это попытка поверить в того, кто попросил в него поверить.

– Ты что, любому готова дать шанс? – явно не поверил мне Франя, скептически глядя на горизонт, словно тот ему «не первой свежести» облачко вместо грозовой тучки втюхать пытался. – Что, и Шалиным, и тем, кто коню пытался ногу пропырнуть?..

– Нет, – поморщилась я. – Я тебе не мать Тереза. Шалиным, возможно, я бы шанс и дала. А вдруг они решили бы вести дела честно? А вот тот, кто покусился на беззащитное животное, недостоин не то, что шанса – я бы его собственными руками придушила и отправила в полицейский участок.

– Труп? – съехидничал наш местный лягухоподобный тролль.

– Нет, я сказала «придушила» а не «задушила» – разница большая, – уточнила я.

– Риторика.

– Лексика.

– А учителя ты решила сначала подставить, использовав Лягушонка, а потом возвести в друзья и ополчиться против глупого земноводного помощника, – извратил всё до неузнаваемости этот изверг риторической и тролльской направленности.

– Фран, мы никогда не придем ко взаимопониманию, – поморщилась я и положила подбородок на ладони. – Я тебе сейчас одну вещь скажу, а верить или нет, решай сам. Ненависть – это глупое чувство, которое только разлагает. Надо уметь прощать и принимать.

– Ты хочешь сказать, что умеешь? – протянул парень. – Тогда почему бы не простить того, кого ты хочешь придушить?

– А я его не ненавижу, – пожала плечами я, продолжая сверлить взглядом горизонт. – Я его презираю. Разница очевидна. Ненависть можно испытывать к сильной личности, которая заслуживает ярких эмоций. А вот презрение – это то, что невозможно превратить ни во что другое. Потому что это монотонное, слабое серое чувство, вызывающее лишь отторжение. Я не использовала тебя. Я лишь хотела помочь. А твои способности распознавать иллюзии стали частью общей работы по отваживанию от тебя Мукуро. Ты сам заработал этот выигрыш. Пусть и не весь, но его часть точно. Да, помощь тебе навязали. Но ты и сам участвовал. Потому «подачкой» это назвать даже у тебя язык не повернется, хоть он у тебя и без костей. Потому можешь меня ненавидеть, можешь презирать – мне всё равно. А хотя нет, вру. Мне не всё равно. Я не хочу, чтобы это было. Но если ты испытываешь эти чувства, я не собираюсь добиваться их изменения. Твое право. Так же, как и мое право – изменить ненависть, которую я испытывала к Рокудо Мукуро, на подозрительность и попытку его понять и принять. Не факт, что получится, но почему не попробовать? За прошлые грехи? А кто мы такие, чтобы наказания людям раздавать? Сами не безгрешны. Надо давать шанс на то, чтобы новых грехов не появлялось – ни у окружающих, ни у тебя самого.

Повисла тишина. Я смотрела на мирное голубое небо, а на душе скребли кошки. Ну вот, расстроили няшу, против шерстки погладили. Бедная я, несчастная, ага… Только вот я правду сказала, а верить или нет – дело Франа, и я его больше переубеждать не стану. Бессмысленно. Потому что это только его чувства и только его выбор. Наконец, сидеть в тишине мне надоело, и я решила ехать на объездку. Поднявшись с лавочки, я встряхнулась и потащила свои бренные кости к месту жительства моего верного черного непарнокопытного. Однако, что интересно, Фран свой суповой набор потащил следом, пристально сверля меня подозрительным взглядом зеленых глаз, а затем протянул:

– А в Варии была конюшня. Фальшивый принц вытребовал, чтобы доказывать, будто он настоящий, занятиями королевских особ. Лягушонок умеет держаться в седле.

– Хочешь прокатиться? – улыбнулась я, почувствовав вдруг, что на душе становится странно тепло.

Пару секунд Фран подозрительно на меня взирал, а затем в глубине изумрудных омутов промелькнула решительность, и он тихо сказал:

– Вы с сестрой похожи. Кажется, совсем разные, а в глубине души похожи.

– Тебе виднее, – пожала плечами я. – Ты у нас иллюзионист, натура тонкая, с интуицией дружащая. Тебе решать.

Фран двойное дно моей фразочки явно понял, и понял, что я имела в виду не только то, что сказала, но и нечто вроде: «Тебе решать, поверить мне, как ты поверил Маше, или нет – это только твой выбор». А потому он прищурился и заявил:

– Я своей интуиции доверяю, а она говорит, что вы похожи.

О как. Видать, наш бравый носитель Лягуха и впрямь решил попытаться в меня поверить. Что-то мне как-то совсем прям тепло и уютно стало… Я улыбнулась, кивнула и тихо сказала:

– Я рада, – Фран едва заметно кивнул в ответ, и я спросила: – Хочешь прокатиться?

– Почему нет, – протянул он. – Лошади – создания молчаливые и верные. А спутника можно и игнорировать…

– Или троллить, – рассмеялась я и начала седлать Торнадо, который уже успел отдохнуть от нашей тренировки. Я всегда расседлывала его после наших сомнительных подвигов на конкурном поле, давая возможность отдохнуть от сбруи, хотя, может, это и глупо. Вот и сейчас мой верный конь, бодрый и жизнерадостный, а также отдохнувший и явно всем довольный был лишен седла, а потому я поспешила исправить сие маленькое недоразумение.

– И тебе хочется, чтобы тебе язвили? Ты мазохистка? – озадачил меня Фран. Я призадумалась, а затем рассмеялась и заявила:

– Похоже на то! Печалька, Фран! Но факт. Кажись, и впрямь мазохистка.

– Теперь ясно, что учитель в тебе нашел, – съязвил наш тролль, усиленно косящий под земноводное. – Он садист, ты мазохист, идеальная пара. Будет пытать тебя иллюзиями, а ты будешь радоваться.

– Э, нет, спасибо, но ни того, ни другого сомнительного счастья мне не надо, – поморщилась я, заканчивая седлать коника. – Мне ни в иллюзии не понравилось, ни пара мне не нужна. Я лучше так, сама по себе.

– А Маша говорит, что самому по себе быть нельзя – надо быть с социумом. Врет? – съехидничал Фран, в чьих глазах промелькнул лукавый огонек. Бяка ты, Франя, ну вот просто бяка! Но такая милая бяка, что злиться на тебя невозможно…

– Нет, – ответила я, выводя Торнадо. – Но согласись, что весь социум «второй половинкой» не станет. А мне не нужна именно она.

– Самодостаточная?

– Вроде того.

– Значит, аномальная, – сделал вывод укуренный в хлам болотными галлюциногенами лягухолюбивый иллюзионист. Что ж этих иллюзорных «людей с тонкой душевной организацией и глубокой интуицией» так плющит-то не по-детски? Если моя логика в запое, то их – вообще на Канары отдыхать свалила, да так там и затонула в дайвинг-заплыве, охотясь на акул… – Всех людей поделили пополам при рождении, а тебя – нет. Обделили. Обошли стороной. Позабыли. Сделали ущербной.

Я рассмеялась и потащила Торнадо к другой конюшне, думая, что хоть логика у Франи и утонула, помахав миру аквалангом, всё же шутки у него и впрямь забавные. Ну, местами и временами…

– Вы и правда очень странные. Вы обе, – озадачился местный клоун без цирка.

– Все люди немного странные, – ответила я, проржавшись. – Потому как они все разные, и отличия от нас самих нами воспринимаются как странность. Но если разобраться, на всё есть причины.

– А какова причина твоей странности? Хотя мне не интересно. Ты просто глупая девочка, Лягушонку не хочется копаться в таком примитивном разуме…

– Фран, ты сейчас до безобразия мне напомнил табличку на собственной двери, – снова рассмеялась я.

– Да, я и впрямь Лягушонок, – заявил иллюзионист, и я резко затормозила. Ну зачем он так, а?..

– Никакая ты не лягушка и ни капли на нее не похож, – тихо сказала я, глядя парнишке прямо в глаза. – Если это самобичевание, хватит дурью маяться, если мазохизм, тоже. Не переворачивай мои слова с ног на голову. Я лишь сказала, что ты поступил как персонаж того фотоколлажа, не более. «А вы знаете?.. Хотя пофиг». Но ты не похож на лягушку. И прекрати страдать ерундой. Ты этого не заслужил.

– А откуда тебе знать, кто чего заслуживает? – озадачил меня парень, и мне почему-то показалось, что ответ на этот вопрос ему важен.

– Ты у нас с интуицией дружишь, вот и я не жалуюсь, – пожала плечами я, не отрывая взгляда от зеленых омутов. – Я не могу этого знать, равно как и ты, кстати. Потому что знает об этом лишь Небесная Канцелярия. Но я так чувствую, а своей интуиции я верю.

– Повторяешься, – выдал тролль Орловской губернии, но в глубине его глаз промелькнуло облегчение, словно ему были нужны те слова, что я произнесла.

– Может быть, – пожала плечами я. – Но я в тебя верю.

Франя явно озадачился, а я пошлепала дальше. Оседлав Лаванду, самую мирную нашу кобылку, верную подругу биг-босса под кодовым именем «Джудайме», я вручила Франу поводья, и мы не спеша поехали на объездку. Держался в седле он не очень хорошо, но явно раньше сей подвиг совершал, а потому вряд ли бы свалился, да и отбил свою многострадальную худючую пятую точку – тоже. Мы ехали в мирной, успокаивающей тишине и болтать с иллюзионистом мне почему-то не хотелось – я просто наслаждалась покоем и конной прогулкой.

Недалеко от левад Фран вдруг нарушил тишину и заявил:

– А ты два дня назад что-то скрыла ото всех, – я вздрогнула, а парень продолжил: – Никто не заметил, все на камень смотрели, а я видел: ты ждала чего-то. Еще один плюс Лягушки – ее владельца не воспринимают всерьез и не опасаются. А я видел, что ты что-то скрываешь. Ты знала, как камень активировать, – я снова вздрогнула, а иллюзионист меня добил: – А еще любитель карать всех, кроме четвероногих, сравнивая с ними караемых, тоже что-то скрывал. Когда мы пошли искать камни, он на меня косился. С чего бы, если ему на Лягушонка наплевать, и он зовет его тупым земноводным? Странно. Значит, вы в сговоре.

Н-да. Если уж Главу разведки раскусили, то меня и подавно. Печалька. Нехилая у нашей зеленющей язвочки интуиция, и недостатком внимательности он тоже явно не страдает… Но я отвечать ему не собиралась. Куда честнее промолчать, чем нагло и беспардонно врать. Не дождавшись ответа, Франя заявил:

– Я и так всё знаю. Вы скрываете что-то. Учитывая, что твой любящий загрызать «травоядных» почти до смерти сэмпай бывал замечен мной в лесу, вы нашли еще один камень, который я почему-то не чувствую. Как и учитель. Но учитель не заметил твоего странного поведения, потому что его поглотил азарт первооткрывательства и желание отгадать загадку камушка. Он на тебя не смотрел. А я наблюдательнее, потому как мне до камня дела нет. Так что он не придет к тому же выводу, что и я. Учитывая, что наземные и подземные камни я чувствовал, думаю, ваш камень был под водой. Мне поискать самому? Или расскажешь? Река плюс лес – небольшой участок. А я упрямый.

– Еще какой, – поморщилась я и тихо сказала: – Фран, это не моя тайна, так что не обижайся – я тебе ее не выдам.

– Ладно, Лягушонок сам всё узнает, – ничуть не расстроился, а, наоборот, каким-то уж больно довольным тоном заявил этот нелогичный гражданчик. Может, Принц не прав был, и Лягух ему не мозг подпитывает, а иррациональность? Да и пофиг. О, наобщалась с этим пофигистом, сама стала чхать на всё…

Мы подъехали к левадам и узрели, как Тсуна и Гокудера гоняют возле них двух молодых жеребчиков. Это было странно, потому что они последнее время трудились «во чистом поле», причем парой – одного коня по пересеченной местности вдвоем гоняли. Мы с моим язвительным собратом по извращениям логического мышления подъехали к забору, и Тсуна, заметив нас, погнал своего коника к леваде. Верный Хатико без папиросины ломанулся следом, и вскоре я спешилась и подрулила к лидеру всея мафии и его «Правой руке» с заскоком на боссе. Наш гордый птиц с земноводным на макушке остался в седле – как же это он с жердочки-то спустится? Никак, а то маска пофигиста пострадает…

– Приветик, Савада-сан, – заявила я, подруливая к боссу. – Как дела?

– Хорошо, – улыбнулся Тсуна. – Как только закончим здесь, пойдем к руинам. Твоя сестра обещала прийти к пяти часам.

– На ужин не опоздайте! – возмутилась я, скрещивая руки на груди. – А то голодными останетесь!

– Сами разогреем, – хмыкнул холеричный любитель перекуров.

– А свеженькое вкуснее! – возбухнула я и одарила Хаятыча взглядом, ясно говорившим: «Что бы ты понимал в колбасных обрезках! Сиди уж со своей манной кашей и не выпендривайся!»

– Заботишься? – фыркнул недоверчивый мафиози со склонностью к отравительству. Почему к «отравительству»? Да потому, что его никотин убивает во мне ломовую лошадь…

– Да, – кивнула я абсолютно искренне, и в глазах курильщика промелькнуло удивление. Он покосился на босса, а Тсуна, закатив глаза, изрек:

– Она правду говорит, Гокудера! Это и без моей гипер-интуиции видно!

– Кому как, – поморщился Хаято, не желавший вообще «видеть» что-то в «глупой женщине».

– Да ладно, – отмахнулась я. – Савада-сан, лучше скажи, как с конягами у вас.

– Отлично! – просиял Тсуна и вдохновенно пояснил: – Мы вместе выгуливаем лошадей по маршруту, правда, пока не самых строптивых, но я надеюсь, что и эту высоту возьмем! Ой… – он тут же стушевался, а я разулыбалась, аки кошка, обхомячившаяся рыбы, и, похлопав Десятого по плечику, заявила:

– Классный настрой! С таким настроением и море по колено! Вот если говорить: «Нет, ничего у меня не выйдет», – достичь чего-то куда сложнее. Ты начинаешь в себя верить, и это здорово!

– Вот! – поддержал меня Хаято. – И я о чем! Джудайме, Вы уже чуть больше верите в себя!

– Ну… есть немного, – смущенно улыбнулся Савада. – Но я просто не ожидал, что смогу выполнять такую сложную работу. Тем более без Реборна. А тут – всё получается. Я даже почти не падаю уже – привык. А когда у нас этим утром лошадки из левады вырвались, и мы их всех поймали, работники нас поблагодарили. Меня, если честно, впервые кто-то так благодарил за помощь, оказанную без Пламени Предсмертной Воли…

– Лошади вырвались? – озадачилась я, нахмурившись. – Как так?

– А вот так, – фыркнул Гокудера. – Один идиот забыл ворота захлопнуть. Я подозревал вредительство, но Джудайме говорит, что он просто забыл. Гипер-интуиция подсказывает, – наш холерик поморщился, но явно не мог не поверить словам босса, а потому продолжил: – Короче говоря, рабочие растерялись: шутка ли, десять лошадей вырвались, а нас всего пятеро было. Но я попросил Джудайме взять решение вопроса на себя, и он ожидаемо со всем справился! Организовал рабочих, и мы все вместе загнали лошадей обратно! А потом я с тем придурком беседу провел, чтоб больше не впадал в забытье!

– Круто, – протянула я, глядя на Тсуну с нескрываемым уважением и радостью. – И ты мне еще что-то вещал про то, что без Пламени ничего не можешь? Спасибо, Савада-сан, ты нам лошадок спас.

– Не спас, просто помог вернуть в загон, – смутился и чуть покраснел наш скромный лидер с закосом под «травоядное».

– Ну да, ну да… Ладно, не буду тебя смущать. Всё равно «Вонгола Дечимо словам не верит», – извратила я на итальянский лад название фильма «Москва слезам не верит». Тсуна покраснел и уставился в травушку-муравушку взглядом, в котором промелькнула капелька радости, смешанная с тонной смущения. – Трудись, Савада-сан! Труд облагораживает и помогает понять, каково приходится подчиненным.

– Это да, – кивнул Тсуна и чуть улыбнулся. – Знаешь, я уже пять лет босс Вонголы, но впервые сегодня самостоятельно принимал все решения без Пламени, пинков, понуканий и подбадриваний – просто потому, что это было необходимо. И знаешь, мне кажется, я кое-что понял. Иногда людям необходимо, чтобы кто-то помог им собраться и успокоиться. Кто-то, кто точно не будет паниковать и сомневаться в своем решении. Может, и правда, стоит перестать во всем сомневаться? Ради своих друзей, ведь им, наверное, тоже не хочется, чтобы я был тряпкой…

– Ты не тряпка! – возопила я в один голос с Гокудерой, который вместо «ты» сказал «Вы», а затем Хаятыч добавил:

– Но если Вы поверите в себя, Джудайме, мы все будем рады. Не потому, что Вы босс, а потому, что Вы наш друг. Помните, Вы сказали мне во время Битвы Колец, что я должен вернуться, потому что с друзьями веселее? Так вот, я вернулся, потому что… с Вами и правда весело…

Ух ты… Неужели Гокудера разоткровенничался, да еще и при мне? Круто… Тсуна же чуть удивленно посмотрел на верного последователя и кивнул, а затем улыбнулся и с такой уверенностью в голосе, какой я от него еще ни разу не слышала, если во лбу лампа Ильича не загоралась, сказал:

– Я сделаю всё, чтобы измениться, Гокудера. Ради всех нас. И мы еще запустим фейерверки все вместе, всей семьей, на Новый Год. В Намимори.

– Здорово, Джудайме, – сияя, аки медный пятиалтынный, обрадовался Хаято. Тсуна кивнул и обратился ко мне, снова становясь смущающимся хомячком:

– Катя-сан, я тут подумал… Мы сейчас пытаемся возле левад коней гонять по одиночке – это инициатива Гокудеры. Но… может, мы через пару дней попробуем их по маршруту прогнать? Тоже по одному…

Да ладно? Наш Дечимо решил самолично инициативу проявить? Офигеть не встать! Значит, всё-таки слова на него тоже влияют. Но не пафосные оды о том, какая он лапочка, а просто тихое и мирное признание того, что он нужен и важен своим друзьям… И это в нем, пожалуй, самое классное…

– Конечно, – улыбнулась я. – Решай сам, когда будешь готов. Я скажу рабочим, чтобы позволили вам выгуливать их самостоятельно.

– Спасибо, – смущенно улыбнулся «тунец», начавший эволюционировать в настоящую «акулу», и я, подмигнув ему, хотела было топать к пофигистично взиравшему на сцену «промывание мозгов боссу» Франу, но тут Савада меня озадачил, шепотом спросив: – Катя-сан, а ты помирилась с Франом?

– А я с ним и не ругалась, – пожала плечами я. – Я его обидела, а уж простил он меня или нет, надо спрашивать у него. Но мы решили вместе прогуляться.

Тсуна чуть замялся, а потом, поймав полный одобрения и надежды взгляд Хаято, подрулил к лошадке, перевозившей хилую тушку нашего рахитичного троллюшки, и спросил:

– Фран, я знаю, что ты был обижен, но… Вы помирились?

– А мы и не ругались, – протянул парнишка. – Но если Вам так надо сунуть во всё свой длинный шефский нос, Лягушонок ответит. Вы же босс, а как я, маленький Лягушонок, могу противиться желанию короля болота? Пальнут еще Пламенем Ярости… А хотя нет, Вы же настоящий босс, а не фальшивый Босс-параноик, отторгнутый кольцом, значит, и ярости у вас нет, вместе с ее Пламенем. Не пальнете. Так что не отвечу. Но мы решили вместе прогуляться. Оба.

Это вот что сейчас такое было? Наш мистер «я язвлю всему, что движется, а то, что не движется, я сам двигаю и ему язвлю», решил поддержать босса в своей неповторимой ехидно-шипастой манере? Он сейчас сказал, что мы вместе решили прогуляться, то есть, по сути, дал ответ: «Да, мы помирились», – и при этом он назвал Саваду настоящим боссом, принятым кольцом Вонголы, да еще и явно намекнул, что и сам его принимает, потому как тот добрый и «Пламенем Ярости в пятую точку не запульнет». Вот это да… Наш мифический Царевич-Лягух язвительной направленности и на такое способен? Не перестаю ему удивляться… А вот Савада на несколько секунд растерялся, но затем до него таки дошел смысл сказанного, и он с улыбкой заявил:

– Это здорово. Катя-сан хороший человек. Приятной вам… прогулки.

О, я впервые услышала в голосе Джудайме нотку ехидства! Но намек понятен. Под прогулкой он подразумевал дружбу, ну, или в моем случае (как и в случае Франа, кстати), товарищество. Молодец Савадыч, прогрессирует!

– Земноводных не уважают, – протянул Фран, уставившись на горизонт. – Считают, мы мозгом обделены. А мы и сами вывод можем сделать, кто какой человек – лягушкам-то стороны виднее… Я поехал, а вы продолжайте воспевания нашего инфантильного босса с глупым и ненужным псевдо-диссоциативным расстройством идентичности, вызванным переизбытком Пламени Предсмертной Воли. Прогулка-то долгая будет. Надеюсь…

Я аж рот от удивления раскрыла из-за того, что Франя аллегорично заявил, будто надеется, что дружба будет долгой, и что «раздвоение личности» нашему боссу на фиг не нужно, потому как оно «псевдо», то есть ненастоящее, а значит, в переводе с аллегоричного тролльского, Савада на самом деле раздвоением личности не страдает и всегда один и тот же, просто «по глупости» излишне считает, что в гипер-режиме он – и не он вовсе.