Текст книги "Спасите, мафия! (СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 87 (всего у книги 96 страниц)

Он протянул вперед правую ладонь, на которой тут же появилась свеча, и все присутствовавшие напряглись. Впрочем, бой на земле не стихал ни на секунду, но даже грохот взрывов и вой демонических псов не могли заглушить слова шинигами и позволить мафиози забыться – отрешиться от образа синего пламени, горевшего на тонкой серой свече… Граф… Что он за существо-то такое?! Так легко играть жизнями людей, так запросто распоряжаться ими!.. Он и впрямь не человек, он самый настоящий Бог Смерти – существо, не ценящее чужую жизнь…

– Испугались? – протянул Граф. – Не правда ли, это бодрит? Чувствовать, что ты можешь умереть в любой миг, знать, что через секунду твое сердце может остановиться, а потом раз! – свеча вспыхнула и погасла, но никто из нас не упал, и я вздохнула с облечением. Граф же продолжил вкрадчивым голосом, в котором не слышалось больше игривых интонаций, а были лишь холод и абсолютное понимание того, что творится в душах смертных, словно он видел каждого насквозь: – Ты выживаешь и чувствуешь облегчение от того, что умер не ты… Ты понимаешь, что умер кто-то другой, и тебе должно быть стыдно, но ты все равно рад: ты ведь выжил. И плевать, что кто-то умер, ведь ты-то жив, равно как и твои друзья. Но что, если погасла свеча того, кого ты знал? Кого ценил? Кого любил? Или кто любил тебя, а, Мария? – Граф повернулся к моей сестре, чьи руки вдруг мелко задрожали, и продолжил: – Ты ведь рада, что это не свеча того мальчика с крашеными волосами, того парнишки с динамитом, того не-ангела с крыльями и того любителя садо-мазо с хлыстом? Свеча не твоих сестер, не твоего бывшего возлюбленного и не твоя. Но что если это, скажем, свеча жизни того мальчика, который тебя любил? Валета, так вы его звали? – Маша побледнела и сделала шаг назад, а Граф обернулся к Кёе и сказал: – А если это свеча жизни кого-то из Намимори или нового Дисциплинарного Комитета? – он посмотрел на Тсуну и добавил: – А может, Наны? Или Ламбо? Или Киоко? – последние слова он адресовал сражавшемуся боксеру, который замер и тут же пропустил удар.

Острое лезвие закаленной в адском пламени катаны вспороло плоть. Багровые капли упали вниз. Рёхей отпрыгнул от нападавшего, и покосился на рану на левом предплечье, но она оказалась не слишком серьезна, и он вновь вступил в бой. С ненавистью в глазах и отчаянной решимостью победить.

– Так чья же это свеча?.. – прошелестел вкрадчивый голос шинигами, заполнивший всё пространство – не только звуком, но и страхом…

– Чья бы она ни была, – вдруг рявкнула Маша, – нам уже твоего поступка не исправить! Хватит издеваться! Да, мы виноваты – мы почувствовали облегчение. Но разве это плохо – радоваться тому, что ты и твои друзья выжили в опасной ситуации? Ведь мы радовались не чьей-то смерти, а тому, что сами выжили!

– Тогда, может, порадуешься еще раз? – усмехнулся Граф, и на месте погасшей свечи появилась новая. – Это будешь не ты, но тот, кого ты знаешь. Он здесь не присутствует, но я могу загасить его свечу в любой момент. Что скажешь? Будешь рада, что выжила, если она погаснет?

– Да, – четко ответила Маша с ненавистью глядя на призрачного шинигами. – Я не ханжа, чтобы распинаться о том, что помру от чувства вины, если выживу, а мой знакомый умрет. Я буду рада, что осталась в живых. Но я буду винить себя в том, что не смогла тебя остановить. Только в этом и никак не в том, что мою жизнь не взяли вместо его, потому что я хочу жить и умирать не собираюсь.

– О, рыбонька моя обезвоженная, твои намерения здесь как-то ну вот совсем никого не волнуют! – пропел Граф, возвращаясь к шутливому тону. – Что, даже если твой возлюбленный погибнет, порадуешься, что не умерла вместо него, а?

Маша вздрогнула, как от удара хлыстом, а шинигами заставил так и не погасшую свечу исчезнуть и заявил:

– Что ж, это всё мелочи. Вы свои лица показали – вам плевать на окружающих. Прекрасная, просто дивная позиция! Ну что, пташки мои? Теперь можно и поиграть, а?

В руках Графа начали появляться тут же рассыпавшиеся пеплом фуда, и на моих друзей обрушился шквал мощнейших заклятий. Фуда Вадима не шли с этим кошмаром ни в какое сравнение. Граф управлял всеми четырьмя стихиями одновременно, причем так искусно, что казалось, будто бушующие потоки воды, огненные лавины, каменные глыбы и воздушные вихри обрели разум и душу… Мафиози оставалось лишь обороняться, но они всё же пытались пробиться к Графу, лавируя между стихиями, но не в силах их победить… Если какая-то атака наших друзей и доходила до шинигами, он отражал ее мощнейшим щитом, в сотни раз превышавшим «абсолютную» защиту Джессо – его «белые аплодисменты», доказавшие, что абсолюта в этом мире нет. Ведь даже они, эти самые «аплодисменты», не могли защитить своего хозяина от буйства самой природы. Белый новенький мундир местами почернел, опаленный багровым пламенем, местами был разорван в клочья и обагрен алой кровью. А на землю то и дело падали чистые, белоснежные перья, вмиг пропитывавшиеся багрянцем, что заливал землю.

Тела братьев Шалиных были истерзаны еще больше, но они непрерывно регенерировали, а вот Тсуна явно слабел с каждым мигом: давали о себе знать ранения и кровопотеря. Однако Пламя на его лбу, как и решимость в его глазах, не слабели ни на секунду, и я точно знала, что он никогда не сдастся. Кёя же держался так, словно и не был ранен, однако порванный черный плащ, окрашенный в алый белый иероглиф на спине, разбитые губы и равномерно падавшие на землю багряные капли, так похожие на зерна граната, говорили о том, что главу CEDEF в этом бою потрепало не намного меньше, чем его товарищей. Вот только в глазах его горела холодная решимость довести дело до конца, и даже необработанные раны и кровь, покидавшая тело мерными толчками, не могли заставить его выйти из боя хоть на минуту – просто чтобы перевязать раны. Почему? Да просто потому, что ни на один миг Глава Дисциплинарного Комитета не мог оставить товарищей в опасности… Граф же смеялся, явно наслаждаясь происходящим, и посылал всё новые и новые заклятья в изможденных мафиози. Огонь пытался окружить их, то и дело задевая кого-то из бойцов алым хлыстом, ветер, давящий, сминающий, не дающий вздохнуть, гнал к воде, прозрачные бурлящие потоки взмывали к небесам и обрушивались на головы мафиози, словно Ниагарские водопады – всем своим весом, способным раздавить, смять, обратить в ничто, а глыбы земли вместе с крошечными земляными иглами нападали со всех сторон, кружа вокруг мужчин и танцуя безумный танец – танец самой Смерти…

Тсуна приготовился, чтобы выстрелить Х-баннером, но Кёя подлетел к нему на игольчатой сфере и процедил раздраженным голосом, слышным абсолютно всем:

– Не трать силы. Это бесполезно. У него слишком сильная защита.

– Ку-фу-фу, – рассмеялся Мукуро в теле Вадима, прыгая по уплотненному воздуху к Джессо, парившему над Графом. – Неужто у Кёи открылись глаза на то, что перед ним сильный соперник, которого ему, возможно, и не победить?

– Мы победим, – уверенно ответил комитетчик, причем, что интересно, он сказал именно «мы», и не раздраженно, а очень спокойно.

– Значит, ты решил пойти на хитрость? – усмехнулся Мукуро-Алексей, уклонявшийся от огня слева от шинигами, который даже в этом теле и в такой ситуации не мог не язвить вечному сопернику.

Разведчик не ответил. Он лишь посмотрел на Саваду и что-то показал ему знаком. Тот кивнул и взлетел выше, однако Владыка Эмма снова скомандовал:

– Двенадцатая ступень. Покажи мне безысходность смерти.

Граф вдруг прекратил атаковать и выставил вперед зажатую в правой руке фуда барьера, а на левой ладони его появилась свеча. В тот же миг свеча погасла. Со стороны безмолвной армии самураев, умиравших без единого звука, разве что хрипы вырывались из раненых легких, вдруг раздался краткий вскрик.

Нет… Этот голос…

Я резко обернулась и увидела как Такеши, замерший в оборонительной позиции, вдруг пошатнулся. Между его лопаток сияло в лучах безразличного солнца обагренное алой жидкостью – еще живой, еще теплой – острие клинка. Самурай, стоявший перед мечником, вырвал катану, пронзившую моего друга насквозь, из его груди. В тот же миг рука Такеши судорожно сжала меч Вонголы. Взмах. И конская голова демонического самурая упала в траву. Ямамото покачнулся. Воздух заполнил протяжный собачий вой – не демонический, а живой, настоящий, полный боли и скорби вой небольшого коричневого пса, стоявшего рядом с мечником. А в следующий миг Такеши упал. Вот так просто. Упал. Так же просто, как и погасла свеча его жизни.

Мир перед моими глазами померк, и где-то на краю сознания я услышала голос Савады, выкрикнувший имя мечника. Темнота. Такая желанная темнота накрыла меня с головой, но она не была ни пустой, ни отрешенной – она была полна острой, жгучей, разрывавшей душу на клочки болью… Как же так, Такеши? Как так?..

Голова гудела, сердце мечтало вырваться из груди, а перед глазами, в абсолютной темноте, сияла добрая, понимающая, подбадривающая улыбка моего друга. Нет, моего брата… Через пару секунд тьма отступила, и я поняла, что стою на коленях, а из глаз моих ручьем бегут горькие слезы. Я не теряла сознание, но лучше бы я его потеряла, потому что боль в душе была настолько острой, что в глазах всё плыло, а голову наполняли воспоминания: смеющийся Такеши, печальный Такеши, впервые показавший мне свой внутренний мир…

И вдруг на плечи мне легли теплые ладони, а родной голос сестры тихо произнес:

– Он выполнил контракт, значит, он вернулся домой. Не плачь…

Я вздрогнула и с надеждой посмотрела на Марию. Он ведь вернулся, да? Он ведь жив?.. Я почувствовала, что с души упала тяжесть неба… Ведь он был жив, и его улыбка не погасла. Но тут же перед глазами возникла окровавленная рука мечника, и сердце вновь сжалось от боли. Осипшим голосом я едва слышно пробормотала:

– Но его рука…

– Скуало справился, и он справится, – уверенно ответила Маша. – Главное, верь в него.

– Я верю, – кивнула я, а над нами вдруг прогремел грохот взрыва.

Мы подняли глаза и увидели, что перчатки Графа сковывает удивительно чистый, голубой лед. «Прорыв точки нуля», – пронеслось у меня в голове. Но как Савада сумел заморозить руки Графа с помощью превращения Пламени Предсмертной Воли в лед?! Ведь Граф не обладает Пламенем! Я растерянно нашла взглядом Кёю и вздрогнула. Он стоял на фиолетовом шаре на одном колене и тяжело дышал, а тонфа его лишились пламени. Я поняла, что он каким-то образом сумел пробиться сквозь защиту Графа и окутать его ладони своим пламенем, но сколько же сил он на это потратил?.. Сердце мое бешено забилось, и я не заметила, как прокусила губу до крови. Только держись, ладно, Кёя? Ты сможешь. Ты всё сумеешь, только продержись еще чуть-чуть…

– Граф, ты не сможешь драться и дальше, – обратился к шинигами Тсуна. – Сдавайся.

– Ути, какой боевой крольчоночек проснулся в… как там тебя называли? Никчемный Тунец, да? Эволюция! – рассмеялся Граф и, манерно всплеснув скованными льдом руками, заявил: – Ты, Тсунаёши, может, и хороший воин, но не гений. И до Джотто тебе еще ой как далеко! Даже твоя «Правая рука» сомневался, сможешь ли ты выполнить контракт со мной, когда узнал об условиях, а потому, знаешь ли, твои фокусы тебя не спасут. Помни: в Книге Судеб прописано каждое твое действие, и лишь когда мы, шинигами, ставим перед человеком выбор, не прописанный в Книге, он способен сам решить свою судьбу. Только так и никак иначе. Всё остальное время вы лишь следуете повелениям Судьбы, не больше! И эти повеления всегда про-пи-са-ны! – последнее слово Граф произнес по слогам, а затем рассмеялся ехидным, манерным, но безумно-холодным смехом, и пафосно изрек:

– А Книгу я, перед тем как прийти сюда, изучил. Равно как и наш милый Владыка, кстати. А потому о том, что мне скуют руки, я знал и был не против: люблю кандалы! Правда, я люблю их надевать, а не быть жертвой, но порой можно попробовать что-то новенькое, не находишь? Вы меня, бедненького, вывели из игры, а потому я посижу на облачке и понаблюдаю за дальнейшим развитием событий, не вмешиваясь особо, ведь в зрительном зале находиться даже интереснее – мне это куда больше по душе! Оттуда можно куда лучше понять актеров на сцене! А потому я сейчас удалюсь со сцены в зрительный зал, в самый первый ряд, в VIP-ложу, достойную моего сиятельного присутствия, но… ваше-то Облачко тоже вышло из игры, мм? Пламени у него почти не осталось, вот незадача. И если он продолжит бой, не сможет выполнить условия контракта с моим милым компаньоном, не властным надо мной. Ну что ж, я свое веское слово сказал, разбирайтесь дальше сами.

Граф взмыл вверх, покидая сражение, а Эмма-Дай-О тихо произнес:

– Тринадцатая ступень. Покажи мне сомнения выбора.

– Хибари-сан, если… – начал было Савада, но Кёя отмахнулся и поднялся на ноги. Я с болью в сердце смотрела на жениха, но понимала, что он прав. Он должен биться до самого конца.

– Я не собираюсь сидеть и смотреть на бой, – хмуро бросил он.

– Но тогда Вы можете не выполнить договор! – попытался переубедить его Тсуна. – Вы хоть о Кате-сан подумайте! Вы же сказали, что будете защищать ее и…

– Помолчи, – перебил его комитетчик и с ненавистью посмотрел на Владыку Эмма. – Она поймет. Я не могу сдаться. Не могу бросить… всё.

– Не может бросить товарищей! – вдруг крикнула Маша, сложив руки рупором, и получила в награду возмущенный взгляд комитетчика.

– Не зажигай тонфа! – крикнула я. – Можешь продолжить бой, экономя Пламя?

– Так и собирался, – усмехнулся он, и я поймала благодарный взгляд черных глаз. На душе вдруг стало удивительно тепло. Он ведь всегда выполняет обещания, а сегодня ночью, перед сном, он пообещал мне, что победит. Победит ради нас и нашего будущего, которое он хотел защитить всей душой.

– Хорошо, – кивнул Тсуна. – Тогда на Вас те, что внизу. Гокудера, обеспечь атаку врага с земли!

– Да, Джудайме! – крикнул Хаято, а Кёя, раздосадовано цокнув языком, спрыгнул на землю, и игольчатые сферы тут же исчезли.

Как только разведчик занял место Гокудеры, тот вышел из игры и сместился правее поля боя – туда, где всё это время находился Эмма-Дай-О. На изрытую магией фуда землю, усыпанную белыми, почти-ангельскими перьями…

– Вот тут и задумаешься, – протянул Граф, зависший над сражавшимися самураями, обращаясь ко мне, – любит этот игольчатый любитель порядка тебя, девочка, или нет. Ему, похоже, важнее победить врага, чем в результате остаться с тобой.

– Ерунду не говори, – ответила я, и почему-то голос мой магически усилился. – Ему важнее всего помочь товарищам, и эта черта его характера – то, что я всегда безумно уважала и буду уважать.

– Какая самоотдача, – фыркнул Граф. – А если он там погибнет? Вернется к себе в Намимори, и вы больше не встретитесь. А всё ради чего? Ради призрачной победы, которой не будет.

– Вы сами велели Шалиным нам передать, что главное не победить в бою, а выиграть в финале этого боя – в испытании, – пожала плечами я. – Так что какой смысл нам уничтожать всех воинов владыки Эмма?

– А вас не смущает то, что вы вообще убили кого-то? – протянул Граф.

– Нет, – ответила Ленка спокойно. – Это не было нарушением контракта. Ты сам говорил Бельфегору, что убивать нельзя, цитирую: «людей». А других существ контракт убивать не запрещает. Так что не пытайся нас с панталыку сбить.

– Ладно-ладно! Подловила, – рассмеялся Граф, замахав скованными льдом руками и совершенно не обращая внимания на кипевший под его ногами бой. Он просто сидел на воздухе, словно в мягком кресле, наслаждаясь разыгранным им самим великим фарсом. – Но мне вот интересно, когда это наш дорогой Владыка успел сообщение передать? И почему за моей спиной?

– Ты же любишь интриги, – ответил Эмма, которого атаковали теперь и с воздуха, и с земли. – Не говори, что не ожидал подобного.

– А ты не любишь, – фыркнул Граф и впал в наигранный трагизм. – Так что я к подобному был готов, но не думал, что ты на это пойдешь. Обидел лапочку! Плохой правитель, плохой! Ну вот просто кошмааарный!

– Не волнуйся, больше я им ничего не передавал.

– Гарантии нет. Может, мне пересмотреть наш договор?

– Тогда, может, мне не принять экзамен у тех, кого ты так мечтаешь сделать шинигами?

На несколько секунд Граф замолчал, явно что-то обдумывая, а затем вдруг рассмеялся и, махнув рукой на Владыку, заявил:

– Уж и пошутить нельзя? Все, кого я хочу видеть в роли шинигами, станут таковыми: мы договорились. Именно в обмен на это я помогаю тебе в твоем маленьком дельце с сестрами Светловыми! Я нарушил баланс ради тебя, переместив в этот мир умерших, а ты помог мне немного помудрить с кармой тех смертных, что волновали меня. Это равноценный обмен, так что давай не будем сейчас отвлекаться на условия той сделки? Она давно завершена и на нынешнюю ситуацию не влияет. Не обижай меня, дорогушечка моя! Давай лучше займемся этим контрактом!

– Согласен, – безразлично ответил Эмма, уворачиваясь от атак мафиози и начав просто беспорядочно летать над полем, чтобы лишить Гокудеру возможности действовать. Полы его длинного зеленого кимоно развевались на ветру, широкие рукава напоминали крылья огромной бабочки, а губы Владыки были неплотно сжаты, и казалось, что всё происходящее ему абсолютно безразлично. Это был лишь скучающий режиссер, назначенный на спектакль по принуждению, но выполнявший свою роль идеально – так, как он выполнял абсолютно всё в своей жизни. Или всё же лучше сказать «в смерти»?..

Атаки гениального подрывника, не умевшего летать, были бесполезны, и Тсуна велел Хаято возвращаться в бой с самураями. Тот послушался, понимая, что там от него будет куда больше проку, и снова занял место в центре линии обороны, а Кёя переместился на левый фланг – туда, где погиб Такеши…

Больше Владыка Эмма рта не открывал и сражался словно нехотя, Граф же язвительно комментировал каждое действие бойцов и наше с сестрами, и казалось, что он воспринимает всё происходящее как театральную постановку, не более, а пытается сломать нас чисто из спортивного интереса. Однако его слова цепляли, а тонкие подколы задевали за живое. Если честно, я начала сомневаться в том, что жертва Такеши стоила нашего счастья, но пыталась оправдать ее тем, что мечник бы велел мне не винить себя и подумать о том, что это было его собственное решение – прийти на этот бой ради друзей. Однако он не знал, что получит такую травму, и потому все мои обвинения в свой адрес были вполне правомерны… Время неотвратимо близилось к закату, и я постоянно косилась на часы или на приближавшееся к горизонту дневное светило, не в силах уже смотреть на то, как дорогие мне люди из последних сил, превозмогая себя, уничтожают врагов.

Меч Скуало серебристой молнией рассекал ряды самураев, акула Ало носилась над полем боя, не разбирая, чью голову срывает с плеч, и искусно уклоняясь от острых мечей. Платиновые волосы Суперби окрасились в багрянец не только от чужой, но и от его собственной крови, а правая рука его из-за ран почти не действовала.

Бельфегор сеял смерть с усмешкой, словно происходящее не было кошмаром, а являлось чем-то обыденным, но будившем в нем азарт и интерес. Стилеты летели во врагов неотвратимыми веерами, вспарывая плоть, а тонкие, но безумно острые нити сносили головы с плеч, отрубали руки, ноги, превращали живых существ в кровавое месиво… И этот багровый Ад озаряла леденящая душу ухмылка Принца-Потрошителя. Но это была не ухмылка наслаждения – это была усмешка человека, поставившего жизнь на кон и уверенного в своей победе. Ведь он Принц, и он не проиграет. А еще он мужчина, впервые в жизни бившийся за свое счастье и счастье единственного человека, который был ему дорог, и потому Бельфегор Каваллини просто не мог проиграть… Норка Урагана, помогая хозяину бороться за его будущее, белой тенью скользила по головам врагов и превращала в пепел всё, чего касалась алым пламенем на кончике пушистого серебристого хвоста. Самураи уклонялись от нее и пытались нанести удар мечом, однако Минк был слишком ловок, чтобы им это удалось. Сам же Принц-Потрошитель оправдывал и свою кличку, и свое имя, став самым настоящим демоном и неся смерть и разрушение танцующим веером клинков. Его ранили сразу после того, как он помог Лене собраться с силами, и вид королевской крови, как всегда, сорвал у Принца все тормоза. Но, что интересно, Бельфегор не кидался в гущу боя, забыв обо всем, – он сохранил логику и ясность мышления и сражался лишь с первыми рядами, не углубляясь в стан врага, как и другие мафиози. Его лицо заливала кровь, слипшаяся челка мешала обзору, но Гений Варии так и не убрал ее с лица, ведь он давно свыкся с этой ширмой, прятавший ото всех его душу. Черная кожаная куртка была порвана в нескольких местах, а самая большая дыра говорила о том, что Принц серьезно ранен в бок, но он, казалось, абсолютно не чувствовал боли. Или он просто умел ее игнорировать?.. Но уходить с передовой для перевязки этот демон смерти, бившийся ради жизни, не собирался и продолжал яростно атаковать первые ряды врага, обращая самураев в кровавый прах…

С задними рядами разбирались Минк, Ало и Ури, иллюзии Франа, а также долетавшие до них снаряды Гокудеры. Сам же курильщик сконцентрировался на ближних и средних рядах, сметая их динамитом: использование системы CAI и арбалета, стрелявшего за счет Пламени Урагана, было бы сейчас непростительным расточительством. Ведь он обязан был сохранить Пламя для испытания. Рёхей бился кулаками, что было ожидаемо, и в его глазах горел не азарт и не экстремальная жажда хорошего боя, а готовность биться до конца и абсолютная уверенность в победе. Каждый удар истекавшего кровью, но не замечавшего этого мужчины находил свою цель, дробя кости и разрывая внутренние органы, ломая клинки и сминая стан врага невообразимой силой, но раны делали свое черное дело и медленно, но неотвратимо движения боксера замедлялись, а атаки становились слабее. И всё же это не могло сломить человека, решившего биться до последней капли крови за своих друзей…

Фран же, бледный, как полотно, со слипшимися от его собственной крови светло-русыми волосами и горевшими холодной решимостью изумрудными глазами, создавал иллюзии, установив вокруг себя щиты, отражавшие атаки врага, и работая «на дальнюю дистанцию» – обращая в пепел реальными иллюзиями тех, кто находился в задних рядах, и, конечно же, уничтожая тех, кто нападал на него. Кёя дрался исключительно тонфа, причем Пламя Предсмертной Воли на них не зажигал, но и без этого ряды его врагов неумолимо редели и так же неумолимо восстанавливались благодаря владыке Эмма, но это разведчика не смущало, ведь он никогда не сдавался… Дино бился рядом с ним с помощью хлыста и пегаса, который пикировал на нападавших с небес, но вот куда точно придется удар просчитать было просто невозможно, и потому атаки крылатого белого коня всегда достигали цели.

Наверху ситуация тоже была неоднозначной. Эмма-Дай-О летал над полем хаотически, причем всегда спиной вперед, не оглядываясь, словно не ждал нечестных атак. Мафиози перемещались за ним, оправдывая его ожидания и атакуя с хитростью, но не подло. Тсуна больше не использовал Х-баннер, экономя энергию, и сражаться пытался врукопашную, но по большей части его атаки были бесполезны, потому как пробить защиту Короля Ада он не мог, и в результате босс мафии скорее выступал в роли отвлекающего фактора. Бьякуран, раскинув белоснежные крылья, парил над полем боя и нападал всеми типами атак, что были ему подвластны и двумя драконами, а также защищал и себя, и своих товарищей с помощью «белых аплодисментов» – своей почти абсолютной защитной техники. Мукуро же, чье тело лежало за моей спиной, при помощи тел Вадима и Алексея управлял фуда, которые научился призывать с помощью Второго Пути Ада, позволявшего копировать техники захваченного врага. А еще гениальный Туман Вонголы одновременно с атаками заклятий создавал реальные иллюзии, потому как сквозь обычные и Эмма-Дай-О, и его солдаты прекрасно видели и не поддавались на уловки фокусника. Однако с тех пор, как Тсуна опалил рукав Владыки Ада, а Ролл проткнул его руку, пробиться к Эмме еще хоть раз мафиози не смогли. И всё равно я безумно гордилась друзьями: вряд ли хоть кто-то, вступавший в бой с божеством Смерти, добивался того, чего добились мафиози. Они сумели сломить его защиту и нанести правителю Шестнадцати Адов ранение.

Нам же с сестрами оставалось лишь наблюдать за этим кошмаром, равно как и Маэстро, однако когда кто-то из армии врага умудрялся прорваться сквозь ряды мафиози, Машин друг метал в него нож, после чего на его месте появлялся другой воин, но так как катана его была еще в ножнах, Маша и Маэстро успевали вырубить его, напав одновременно, а мы с Леной связывали потерявших сознание существ бинтами, коих у меня было поистине немереное количество, и оттаскивали вправо, складывая в ряд. Как только кто-то из них приходил в себя, Маэстро вырубал его ударом ребра ладони по основанию шеи, и к концу дня рядом с ним лежало уже пятнадцать тел.

Солнце склонилось к горизонту, воздух, пропитанный отвратительным запахом крови и смерти, стал морознее, и я, было, подумала, что скоро конец, как вдруг Владыка Эмма щелкнул пальцами, и лед вокруг рук Графа обуяло черное пламя Ада, тут же погасшее. Белые перчатки оказались слегка опалены, но самого шинигами адский огонь не задел, и я с ужасом поняла, что сейчас будет нанесен последний удар. Но какой?..

– Финальные ступени: четырнадцатая, пятнадцатая и шестнадцатая. Последняя точка этого Ада, – произнес Владыка. – Покажи мне бесконечность отчаяния.

– Всенепременно! – усмехнулся Граф, и на его ладони возникло три свечи. – Не завидую я вам, птички мои, – обратился шинигами к нам с сестрами.

Тсуна попытался было кинуться к нам, но был остановлен стеной огня Владыки, равно как и остальные мафиози, бившиеся в воздухе, а на тех, кто сражался на земле, враги буквально навалились всей толпой, словно пытались просто задавить массой. Мафиози отчаянно пытались отбиться, нанося удары как можно быстрее и хаотичнее, но в этот миг Граф рассмеялся леденящим душу, отнюдь не веселым смехом, и перед Франом вдруг возник тот парень, которого Маша называла Валетом, перед Бэлом – женщина лет сорока, которая, как я помнила, была медсестрой в клинике, где лежала Лена, и фактически спасла ее от сумасшествия тем, что не давала ей таблетки, выписанные врачом, чтобы свести мою сестру с ума, а рядом с Кёей появилась Анна – жена Игоря…

– Нет!!! – три женских крика слились в один, но было поздно. Свечи в руках Графа погасли. Безжизненные тела тех, кто был нам дорог, упали в траву…

====== 74) Конец игры. Сценарий куклам выдан. Театр абсурда открывает карты ======

«Ты слеп, а я глух и нем, так давай же возьмемся за руки и постараемся понять друг друга». (Джебран Халиль Джебран)

Три жизни. Три смерти. Три человека, что были важны нам с сестрами, упали на вязкую, окровавленную землю, сраженные ударами тех, кого мы любили. Три секунды назад улыбавшихся, дышащих, живых существа превратились в сломанные игрушки и внесли свою кровавую дань. Дань смерти.

Как же так?..

Дальше всё было для меня словно в тумане… Закат окрасил залитое кровью поле призрачным багрянцем, и за спинами солдат Владыки Эмма появилась черная воронка. Она быстро разрасталась, поглощая замерших солдат, а мафиози, подхватив тела невинно убитых, начали отступать к нам. Огонь, преграждавший путь Тсуне и остальным парившим в воздухе воинам, исчез, и Савада, подлетев к нам, скомандовал:

– Отходим! Иначе нас поглотит воронка!

Маэстро подхватил на руки смотревшую вперед пустым взглядом Машу, Тсуна схватил меня, абсолютно не понимавшую что происходит, за руку и потащил назад, Лена развернулась и медленно пошла за нами с безразличным выражением лица, но тоской и болью во взгляде, а Мукуро, лежавший на земле, вдруг распахнул глаза, резко встал и, бросив взгляд на небо, прихрамывая, пошел следом. Мы отступили, и я, упав на мерзлую землю, закрыла лицо руками, раскачиваясь вперед-назад. Мысли путались, а перед глазами стояла лишь картина того, как любимый мной человек убивает того, кто в детстве был моей опорой. Убивает женщину, не способную защититься…

Моего плеча что-то коснулось, но я не прореагировала. В ушах звенело, к горлу подкатывала тошнота, перед глазами было черным-черно, а отчаянье захлестывало душу. Так больно мне еще никогда не было, и я чувствовала, что ненавижу Эмму больше, чем кого бы то ни было в своей жизни…

– Катя, – раздался над моим ухом знакомый голос, – уже ничего не изменить. На войне бывают потери и среди мирного населения, пойми.

Я вздрогнула и, распахнув глаза, посмотрела на сидевшего справа от меня Мукуро. Он грустно улыбался и вертел в руках две розы – алую и белую. Волосы его были растрепаны, а лицо перепачкано в крови, но он был жив, и ранения его были не смертельны. В разноцветных глазах, клейменных Адом, застыла боль, тоска, чувство вины и перекрывавшее всё остальное желание поддержать друга, и, если честно, это немного привело меня в чувство. Именно это, а не его слова, с которыми я никак не могла согласиться. Я обернулась и нашла взглядом Кёю, стоявшего слева от меня, метрах в пяти, и смотревшего на меня с тоской и нерешительностью. Он явно винил себя в гибели безоружной женщины, но, зная, кем она была для меня, не решался подойти, начиная винить себя еще больше.

– Прости, я не могу не… – пробормотала я иллюзионисту, не сумев закончить предложение: «Я не могу не сказать Кёе, что не виню его». Просто язык не ворочался, а в голове была такая каша, что облечь мысли в слова не было никакой возможности. Я встала и, покачиваясь, пошла к комитетчику. В его глазах загорелась надежда, и я улыбнулась сквозь слезы, которые ручьем текли по моим щекам, но я их даже не замечала. И вдруг над нашими головами раздался тихий, шелестящий голос Владыки Эмма.

– Пришло время проверки. Зажгите Пламя Предсмертной Воли. Все вы.

Я почувствовала, что тело мое онемело от холода, и, бросив взгляд вниз, ужаснулась: ноги почти всех присутствовавших, за исключением Маэстро, уже отпустившего Машу, примерзли к земле, а точнее, оказались закованы в ледяные глыбы. Я испуганно посмотрела на Кёю, но он лишь печально улыбнулся мне краешками губ и едва заметно кивнул. Голова моя была абсолютно пуста в этот миг, но, поймав его улыбку, я вдруг отчетливо подумала: «Мы все это сделаем». В ту же секунду по мановению руки Владыки три кольца слетели с пальцев опешившего Гокудеры и плавно подлетели к нам с сестрами. Это чудовище решило о нас позаботиться и дать катализатор?! Я схватила кольцо Грозы и надела на палец. Пусть не надеется, что хоть кто-то из нас не сумеет выиграть! Лена тоже надела перстень, а вот Маша была настолько дезорганизована, что даже не заметила парившее перед ней кольцо. И надеть его ей помог Маэстро. Но Мария сильная, она справится. Я буду в это верить…