Текст книги "Спасите, мафия! (СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 96 страниц)

Мукуро крутанул меня, и я оказалась лицом к лицу с этой гадостью вселенского масштаба. Он загадочно прокуфуфукал и прижал меня спиной к плите, придвинувшись ко мне вплотную.

– Пусти, гад, – прошипела я не хуже нашего Принца. – А то в лоб половником получишь!

– Ку-фу-фу, – отозвалась эта пакость, сияя светофорным глазом с надписью и синим, без таковой.

– Пусти, сказала! – рявкнула я и начала отбрыкиваться так, словно от этого моя жизнь зависела. Впрочем, может, и зависела, откуда же я знаю? Так что рисковать не хотелось…

– Не вырывайся, – усмехнулся Ананас и вжал меня в плиту собственной тушкой, схватив за запястья своими загребущими лапами. – Я лишь хочу сказать пару слов.

– Давай, отвесь мне «пару ласковых», – фыркнула я, изо всех сил пытаясь изобразить пофигизм. Если честно, удавалось плохо… – Только не фиг меня в стену закатывать: я и так тебя выслушаю!

– Хммм, – протянул он, приближаясь своей наглой харей к моей. Я попыталась прогнуться назад – фига с два, на конфорке, на которой стояла утятница, горел огонь, а поджариться мне не хотелось… Пришлось замереть и изобразить (хотя это само получилось: мне и правда противно было) глобальное отвращение на фейсе.

– Чё те надо, выкидыш Де Сада? – рявкнула я, пытаясь его пнуть.

– Я сказал: не дергайся, – усмехнулся он, и символ «ад» превратился в иероглиф «один». Я врубилась, что сейчас меня снова отправят в мир иллюзий и стиснула зубы. Но мир вокруг не исчез – Мукуро сделал куда более мерзкую пакость: мои руки и ноги обвили змеи, резко потянувшие их в стороны и заставившие меня прекратить брыкаться. Нет, умом я понимала, что они были ненастоящие – вот если бы цифра «три» у него в гляделке загорелась, тогда да, это были бы призванные земноводные, а так меня сковывали лишь иллюзии, но понимать – это одно, а чувствовать – другое, и я испугалась. Да, хотите – смейтесь, хотите – нет, но змей я боюсь, и мне стало гадко и страшно. Я сцепила зубы и попыталась вырваться – безрезультатно. Мукуро же усмехнулся и приблизился ко мне вплотную. Я почувствовала его дыхание на своих губах, и мне стало начхать на огонь – я попыталась отодвинуться, но пятая змея обвила мою шею и притянула к своему создателю. Его глаза оказались совсем рядом с моими, и мне стало жутко. Чего он хочет? Тело мое захватить? А на фига оно ему – я не боец. Тогда что?..

Но Мукуро с усмешкой склонился к моему уху и прошептал:

– Знаешь, мне нравятся те, кто мне сопротивляется. Их интереснее ломать. Хром меня обожала – это утомляло. Я люблю смотреть, как воля человека меркнет, как он забывает свои идеалы и становится моей марионеткой. Ты не избежишь этого. Я тебя сломаю. Не из мести за глупые выпады в мою сторону. Просто я люблю ломать сильных – это куда интереснее, чем уничтожение слабаков. Считаешь меня предателем и бесчестной сволочью? Отлично. Тогда ты предашь себя и станешь ничуть не лучше. Я же не гнушаюсь методами, да? Вот и посмотрим, как далеко мне придется зайти, чтобы тебя уничтожить. Ты сделаешь мои принципы своими. Вот только знаешь… Впрочем, нет. Не стоит говорить: «Мафия тебе не поможет». Ты же сильная. Ты не побежишь искать защиты. Или глупая – кто знает. Но мне это на руку. Учти, я всегда добиваюсь своего, ку-фу-фу…

Он медленно отстранился и снова уставился мне прямо в глаза, а его дыхание замирало на моих губах. Я поморщилась, а Мукуро лишь загадочно усмехнулся, провел кончиками пальцев по моей щеке, явно издеваясь и наслаждаясь собственным превосходством, и резко отошел. Стоило лишь ему выйти в коридор, как иллюзии исчезли, и я, как отклонялась назад, так и врезалась в утятницу, опрокинув ее и впилившись спиной в конфорку. Почувствовав боль от огня, я кинулась вперед и рухнула на пол спиной: так советуют тушить себя, несчастного, в кино, а ничего лучше мне в голову, к сожалению, не пришло. И в этот момент на кухню зашел иллюзионист. Опять. Но на этот раз совсем другой, и это несколько спасло мои нервы: вернись сюда герр Ананас, я бы возжелала лишь одного – его немедленной встречи с Хибари-саном…

С пофигистичным видом Фран прошествовал ко мне, елозившей по полу спиной, и уселся на корточки. Безразлично на меня воззрившись, парень выдал:

– Лягушонок всё видел и слышал. Ты странная. Но он прав. Ты знаешь, что не справишься с его иллюзиями, но борешься с ним. Так что помогу, пожалуй.

Я ошизело уставилась на того, кому на всех было якобы начхать, но кто самолично предложил мне помощь, и, замерев, благо огонь явно был затушен (а, может, и вообще не загорался на моей футболке, что скорее всего), вопросила:

– У меня слуховые глюки, или ты реально мне помощь предложил?

– Могу и не оказывать, – пожал плечами Фран, глядя мне в глаза так отрешенно, словно его здесь и не было вовсе, и мне почему-то вдруг стало очень больно. Не за себя – за него. Как же надо было над человеком издеваться, чтобы довести до такого состояния? Даже в Ленкиных глазах жизнь тлеет, а в его – отрешенность, холод и боль. А еще самое настоящее безразличие пустоты. И это страшно.

– Нет, – улыбнулась я тепло, – спасибо, что решил помочь, я не буду отказываться.

Фран кивнул и встал, протягивая мне руку. Я коснулась пальцами его ладони, такой ледяной, словно он час держал руки в проруби, и встала, правда, не опираясь на худючего, как тростинка, иллюзиониста. Он прошествовал к аптечке, висевшей на стене, а я выключила газ на плите и, игнорируя боль в спине, начала сгребать капусту обратно в утятницу, благо, рухнула она не на пол, а на дальние конфорки. Закончив с этим, я подошла к парню, набравшему в миску холодной воды и доставшему марлю из аптечки, и вопросила:

– Думаешь, мне стоит сейчас обработать ожог? Там же ничего серьезного – потерпит до обеда, а то кто за ним присмотрит?

– Ты, – апатично ответил тот, – а Лягушонок обработает спину.

– Чего? – опешила я. Чего это сегодня всех тянет меня полапать? Непорядок!

– Ожог на пояснице, ничего страшного, – безразлично ответил Франя, глядя мне прямо в глаза. – Или ты стесняешься? Или тебе есть что скрывать? Или ты просто не была рядом с мужчиной?

Так и подмывало сказать: «Где тут мужчина? Я вижу только мальчика». Язвительность – это моя защитная реакция, ага. Вот только серьезность и пустота в глазах парня не давали обозвать его ребенком. Потому что он им не был… Но меня настораживало кое-что. Почему Фран, который, помнится, не страдал замашками Принца и в третьем лице о себе не говорил, постоянно звал себя «Лягушонком»? Почему он не говорил «я»? Что-то тут не чисто… Да с ним вообще всё «не чисто», право слово!

Я закатила глаза и, повернувшись к нему спиной, приподняла футболку. Благо рана находилась чуть выше пояса, и комбинезон ее не закрывал. Хотя, может, если бы «поджарился» именно комбинезон, до спины моей «готовка» так и не дошла бы… Но «если бы да кабы – выросли бы во рту грибы», и мне приходилось стоять с задранной футболкой перед новоявленным лекарем недоучкой.

– В нашем полку прибыло, Фран, – усмехнулась я, как только марля, смоченная ледяной водой, коснулась моей спины.

– Лягушонок сам по себе, – ответил иллюзионист безразлично.

– Ага, – кивнула я, – только ты сейчас начинающий медик без диплома. Прямо как я. Так что – с пополнением наши стройные ряды.

– Ряды? – протянул парень, отлепляя марлю, снова охлаждая ее в миске с водой и осторожно прикладывая к моей спине. – Множественное число неуместно в данном случае. Или тебя много?

– Не-а, я была одна, – пожала плечами я. – На ферме – точно. Но теперь нас двое, а двое – это уже толпа.

– Потому лучше быть одному. Не люблю толпы – слишком шумно, – разоткровенничался временный Айболит.

– Ну, я толпа тихая. Обычно. Как зрители на балете в Большом театре, – усмехнулась я, грустно глядя в пол. По моей спине бежали ледяные капли и скатывались вниз, за линию пояса комбинезона. Было холодно, мокро и вообще противно, но жаловаться, когда тебе помогают, – дело неблагодарное, и я мужественно терпела превращение меня, несчастной, в амфибию. Фран еще пару раз смачивал марлю, а затем смилостивился и, зашвырнув ее в миску, вопросил:

– Чем смазать?

И снова фразочка: «А ты не знаешь? Фиговый из тебя начинающий медик!» – застыла у меня в легких, не родившись на свет путем вербальных излияний. Я промолчала: он ведь мне от чистого сердца помогает, чего измываться? А потому я, начхав на собственное ехидство, пояснила:

– Да вон, в аптечке есть «Солкосерил-гель».

Я кивнула на вышеозначенную аптечку, а Фран прошествовал к стене, возле которой обычно трапезничала Манька, и изъял из недр черного шкафчика с красным крестом, висевшего напротив стола, требуемое лекарство. Вернувшись ко мне, несчастной, он начал ковыряться с тюбиком, а я вопросила:

– А ожог какой степени?

– Боишься, не останется ли шрамов? – съязвил Фран. – Огорчу – первой. И шрамов не останется, хвастать будет нечем.

– Это хорошо, – обрадовалась я. – А то пузыри – не самая большая радость.

Лягушонок не ответил и начал обрабатывать покраснение на моей коже, а, закончив, уточнил:

– Наложить повязку?

– Смысл? – фыркнула я, опуская футболку. – Я же не…

Но меня перебили:

– Ты работаешь в поле, грязи много, хочешь получить заражение? Хочешь получить отпуск в больнице? Хочешь отдохнуть в стационаре?

Я мысленно закатила глаза, поражаясь его способностям к риторике, и заявила:

– Ладно, демагог, накладывай. Пластырем бинт прилепи и всё.

Фран не ответил, но послышались щелчки ножниц, выуженных им заранее из всё той же аптечки, а я подняла футболку вновь. Похоже, фокусник – тот еще манипулятор, прямо как я! Не нарывается на открытые конфронтации, но заставляет окружающих следовать его советам незаметно для них самих. Полезное умение, кстати говоря! Изая Орихара – яркий представитель данного умения, Серый Кардинал Икэбукуро. А Фран тогда – Зеленый Кардинал Варии, мухаха! Ну, а я Черный Кардинал Села, ага… Но я отвлеклась.

Вскоре фокусник приложил к моей спине бинт и прилепил его пластырем, после чего я, наконец, смогла натянуть футболку так, что следа от ее знакомства с огоньком не было видно, и вернуться к готовке.

– Спасибо, – улыбнулась я, но парень лишь пожал плечами и начал убираться.

Я сделала вид, что ничего не произошло, и вернулась к готовке, а иллюзионист, убравшись, присел на стул под аптечкой. Раскидав отбивные по сковороде, я, наконец, поставила на огонь кастрюлю с водой и выудила из шкафа макароны – нашим мафиози грозил обед из пасты, хотя так и хочется приготовить им макароны по-флотски – дешево и сердито, да и вкусно, если уж совсем честно… Правда, сама я вегетарианка, но не истинная, и рыбу ем, так что сейчас я вкус оценить не могу, но вот до вступления в ряды «травоядных» я с удовольствием их уплетала, да так, что за ушами трещало. Но это всё лирика, а у меня над душой стояла проза жизни в виде опоздания обеда к часу дня, и я спешила изо всех сил, но ведь за плиту обед не приготовить, а потому приходилось поддерживать газ исключительно морально и помешиванием содержимого утятницы, а также переворачиванием отбивных.

Тишина стояла раздражающая. Нет, я обычно хорошо отношусь к шкворчанию сковородок без словесного сопровождения, но с иллюзионистом на кухне это почему-то выводило из состояния весов Фемиды – меня начинало неумолимо клонить к болтовне.

– Фран, а почему на тебя этот шизик охотится? – задала я, наконец, терзавший меня вопрос.

– А ты знаешь, что вербально выражать свое нелицеприятное отношение с употреблением специальной терминологии могут лишь люди с высшим медицинским образованием, освоившие особую специальность? – ответил вопросом на вопрос Франческо. А может, и не Франческо – кто его знает, какое у него полное имя…

– Ага, – кивнула я миролюбиво и подумала, что и впрямь некрасиво получилось. – Так что обзываться так не буду, ты прав. Назову его гадостью.

– Гадость – однокоренное слово слову «гад», а гадами называли земноводных, – протянул Франя за моей спиной, и я мысленно закатила глаза и усмехнулась. Не на ту напал, тролль ты мой домашний, не в мифическом смысле будет сказано…

– Ладно, тогда скажу так: чего от тебя хочет твой учитель с прической, похожей на иглы дикобраза? – извернулась я.

– Обычно его прическу сравнивают с ананасом.

– Я не ты, да и ты не «обычно», – пожала плечами я, переворачивая отбивные. – Так почему?

– Есть вещи, знание которых оборачивается утратой дееспособности на неопределенный срок, – съязвил Фран.

– А я не из пугливых, – усмехнулась я, помешивая капусту.

– А Лягушонок не из болтливых, – парировал парень.

– Правда, что ли? – скептически выгнула бровь я, оглянувшись на парня в шапке-лягушке. Фран тоже на меня воззрился и заявил:

– Лягушонок вынужден язвить тебе, потому что ты не хочешь помолчать. Чем тишина хуже моих слов?

– Тем, что ты молчишь, а с тобой интересно болтать, – улыбнулась я, подумав, что избегает он как раз только местоимения «я», а «моих» вполне спокойно использует. С чего бы?

– Ты странная, – протянул парень, кладя кисти рук на стол и придвигаясь к столешнице.

– Есть немного, – рассмеялась я, возвращаясь к капусте и думая, что мы с иллюзионистом всё же чем-то похожи. И не только склонностью к манипулированию, кстати говоря. Да и вообще, хороший он парень, но очень несчастный… И почему ему в жизни так не повезло? Хотя жизнь вообще мало кого щадит… Блин, чувствую себя философом, у которого проснулся материнский инстинкт, прямо! Впрочем, он у меня вообще почти никогда не засыпает – я до безобразия заботливая личность. С чего – не понятно, но факт. Может, Фран прав, и я действительно очень странная? А разве помогать людям – это странно? Машка говорит, что да… И тут мне в голову стукнула интересная мысль. Прямо-таки как кувалдой огрела! И я решила ее не игнорировать… Минут пять поразмышляв и взвесив все «за» и «против», я решила, что плюсы моей идеи всё же перевешивают минусы, и поспешила поделиться ею с фокусником.

– Фран, слушай, у меня вопрос по делу. Причем серьезный, – заявила я, хмурясь и закусывая губу, но не оборачиваясь к парню. – Ты ведь хотел помочь? Вернее, собирался?

– Возможно, – протянул он всё так же безразлично.

Я усмехнулась и сделала мысленную пометочку: «Франя таки хочет сделать бяку учителю, даже если придется связаться с „недостойной” мною».

– Тогда скажи, ты умеешь играть в карты? Но не в покер, а в «дурака», – выдала я неожиданный вопрос.

– И какое это имеет значение? – протянул иллюзионист.

– Ой, большое! – хмыкнула я. – Ты еще удивишься. Просто если хочешь помочь, мне надо, чтобы я, ты, мистер Ананасовый Дикобраз и моя сестра Мария сыграли в «дурака».

– Зачем? – всё с тем же апатичным видом повторил вопрос парень.

– Ёлки, – протянула я, – Фран, ну чего ты такой? Не хочешь в темную работать, да? Так я ж и не прошу. Я спрашиваю, умеешь ли ты.

– Предположим, что нет, – извернулся фокусник, – что тогда?

– Фигово, – расстроилась я, но тут же подняла указательный палец к потолку и воодушевленно заявила: – Но это можно исправить!

– А смысл? – безразлично бросил Фран, очень напоминая сейчас соционического Бальзака. Я закинула макароны в кастрюлю и уселась на свой стул. Иллюзионист перевел взгляд изумрудных пустых гляделок на мои, черные, и я заговорщически зашептала:

– Скажи, твой учитель ведь привык всегда добиваться своего, так?

Фран не отреагировал, но это было и не нужно, а я продолжила:

– Вот скажи, ты умеешь различать его иллюзии? Использует он их или нет?

– Да, и что? – безразличным тоном вопросил Фран с видом: «Мне пофиг, можешь не отвечать, я всё равно не слушаю». Вот только он слушал – это я знала точно.

– Представь, я подхожу к ананасовому последствию нехватки галоперидола и говорю, что если он выиграет у нас в «дурака», есть возможность возвысится в моих глазах. Не такими словами, ясен фиг, но я его провоцирую на это.

– Его невозможно спровоцировать, – перебил меня Фран, глядя на меня как на полную идиотку. Но-но-но, тебе ли не знать, манипулятор ты мой, что к каждому можно найти подход? А вообще, если на моське этого пофигиста прочиталась хоть какая-то эмоция, пусть даже негативная, это уже прогресс! Значит, не совсем уж он мертв в душе…

– Не скажи, – усмехнулась я. – Если он сочтет, что сделает это для собственной выгоды, то согласится. Так вот, я втягиваю его в игру, а уже за столом объявляю ставку. Мы играем, и проигрывает он, потому как иллюзиями пользоваться он не сможет – ты их распознаешь…

– С чего ты взяла, что выиграешь? – вяло перебил меня парень-лягушка.

– Не я, – хмыкнула я. – Моя сестра. Ее еще ни разу никто не обыграл, даже те, кто карты считает.

– Шулер?

– Не всегда, – утекла с линии атаки я, не желая сдавать сеструндию с потрохами.

– Смысл в этом? – вопросил Фран, переводя взгляд на стену напротив.

– А вот перебивать не надо было, – фыркнула я и пояснила: – Смысл такой: по условию игры тот, кто окажется в проигрыше, должен выполнить указание победителя – это непреложное правило игры в нашей семье, и сейчас я правду говорю, кстати. Вот так.

– И чего же пожелает твоя сестра?

– То, о чем ее попрошу я.

– А с чего ты взяла, что она согласится?

– Карты – ее страсть. Она обожает играть, – пожала плечами я и, опершись локтями о стол, спросила: – Ну что? Поможешь?

– А чего ты пожелаешь? – ответил парень вопросом на вопрос.

– Это надо подумать, – протянула я, прекрасно зная, чего попрошу.

– «Не лезть к тебе», – съязвил Фран. О да, с возвращением, мой зеленый друг! А то я почти в трансе: ты уже фраз десять сказал без язвительности – начинаю сомневаться, здоров ли ты…

– Не-а, – усмехнулась я, – это мне ни к чему, да и не подействует…

– И что из этих двух пунктов сыграло большую роль? – перебил меня фокусник.

– Ничего, – честно призналась я, пожав плечами и откинувшись на стул. – Я просто считаю, что свои проблемы должна решать я сама, а не Маня. А то это уже какая-то эксплуатация сестры родной получается.

– И Лягушонка, – апатично выдал этот самый Лягушонок.

– Ага, – усмехнулась я. – «Помоги себе сам», как говорится.

– Хорошо, – выдал парень, – Лягушонок подумает.

– Класс, – улыбнулась я. – Я сегодня как раз учу генетику с ПрЫнцем местного розлива, но вот завтра, надеюсь, закончу на ферме пораньше, и будет возможность сыграть. Так что «думай, голова – картуз куплю».

– Нам с Лягушкой и так неплохо, – соврал Франя. Да так соврал, что и не придерешься… если не смотрел канон. А я его смотрела. Так что Лягушонку не поверила…

– Вот и ладушки, – улыбнулась я, а на кухню началось нашествие привлеченных вкусными ароматами мафиози.

Первыми заявились Ямамото и Дино. Странно, вообще, что они меня одну оставили на период готовки – видать, думали, что Ананасовый Кошмар в доме на меня не нападет. Хотя один-то раз уже напал, так что действительно странно…

– Приветствую, товарищи, где бродили? – тепло улыбнулась я парням, вставая и начиная раскидывать им хавчик.

– Мы были в прихожей, – пожал плечами Ямамото. – Не хочется тебе на нервы постоянно своим присутствием действовать.

Я замерла от возмущения, а потом тиснула со шкафа деревянную лопаточку и смачно стукнула ею по лбу бессовестного мечника без катаны.

– «Редиска»! – возмутилась я уже вслух, уперев руки в боки и воззрившись на опешившего мечника, потиравшего лобешник, как на врага народа. – Да как ты мог такое ляпнуть? Ты мне друг или где?

– «Платон мне друг, но истина дороже», – пожал плечами Дино, усаживаясь справа от Франа.

– Ой, да, – фыркнула я, – меня так раздражает присутствие простых людей, что я начала общаться с апатичными людьми-лягушками, не обижайся Фран, я утрирую.

Фран не ответил – ему на такие выпады было глобально пофиг. А может, и нет, но виду он не подал.

– Ну, если ты не против нашей компании, мы тебя не будем оставлять, – улыбнулся Такеши, усаживаясь на свое место.

– Нет, я не против вашей компании, – хмыкнула я. – Но ходить за мной как привязанным тоже не стоит. У вас и своих дел полно.

– Не-а, – пожал плечами Ямамото, – нам делать нечего. Ну, посуди сама. Тсуна с Гокудерой работают у левад. Рёхей постоянно либо тренируется, либо обследует территорию, и Скуало к нему в последнем присоединился из-за того сооружения. Бьякуран где ошивается, мы не в курсе, как и насчет Мукуро и Хибари, а вот Бельфегор целыми днями бродит по территории фермы и наблюдает за рабочими, либо тренируется…

– Только бы он совмещать не начал, – съязвила я, перебив Такеши.

– Ты с Франом наобщалась? – улыбнулся он.

– Ага, – рассмеялась я. – С ним весело.

Парни на меня офигело воззрились, ну, разве что сам виновник офигения не прореагировал, а я, выдав парням хавчик, закопалась в холодильник.

– Ямамото-сан, слушай, – вопросила я мечника, – ничего, если я сегодня только на Хибари-сана приготовлю японское блюдо?

– Конечно, ничего, – пожал плечами он. – Мы же не так строги в этом вопросе, как он.

– Это хорошо, – протянула я, – а то мне что-то лень готовить на всех.

– Давай помогу? – спросил Такеши. Ну, он как всегда… Супермен спешит на помощь, забыв пообедать.

– Не-а, – покачала головой я, – я сейчас ему темпуру сварганю и хорош. А суши – это уже изыски.

– Как знаешь, – пожал плечами он, и я мысленно выдохнула. Хоть пообедает нормально…

– Дино-сан, а Вас всё устраивает? – осторожно спросила я парня, вяло ковырявшего вилкой отбивную. Один Фран совершенно спокойно всегда ел всё, что давали, и внешне был всем доволен. Вернее, не проявлял недовольства, а это уже плюс.

– А почему ты до сих пор ко мне на «Вы» обращаешься? – ответил вопросом на вопрос Дино, воззрившись на меня, как подросток на деда Мороза. То бишь с подозрением.

– Потому что это вежливое обращение, – пояснила я, удивленно на него глянув.

– Но мы уже давно знакомы, – улыбнулся он, – можно и на «ты».

– Ладно, – кивнула я. – На «ты», так на «ты».

– И без суффикса «сан», – добавил он. – Я же не японец.

– Лады, – усмехнулась я и показала парню фигуру из пальцев, ясно говорившую: «Класс!» Каваллоне кивнул, а я повторила изначальный вопрос:

– Так что не так с едой?

– Всё так, – пожал плечами он. – Просто я не очень люблю мясо. Я как-то больше к рыбе склонен.

Я мысленно закатила глаза. Суперби клонировали? Еще одна Акула на моей кухне? Ладно, будет вам рыба, рыбоньки мои… вуалехвостые!

– Значит, буду чаще готовить рыбу, – улыбнулась я, начиная готовить крабовые палочки и овощи в кляре. Фран вскоре дожевал и умотал, даже не попив чаю, а на его место прибыли остатки Вонголы, за исключением двух непримиримых врагов, и Принц. Рассевшись по местам и получив законный хавчик, народ недружно пожелал друг другу приятного аппетита и накинулся на еду, а я, завершив приготовление обеда птичконосцу, наконец смогла сбегать переодеть футболку и, вернувшись, одарить овощами и себя любимую.

– Сасагава-сан, – обратилась я к боксеру, усаживаясь на свое законное место с тарелкой пескетарианской пищи, – а Скуало Вы где потеряли?

– Он остался у камней, – пожал плечами Рёхей. – Сказал, что это очень любопытное сооружение, и он обедать не будет. Я уже закончил рисунок, а вот он осматривает каждый камень на предмет символов. Один уже нашел.

– Какой? – усмехнулась я, давным-давно, еще в детстве, облазившая эти руины (хотя это слишком громкое название) вдоль и поперек и знавшая каждую картинку на этих бульниках.

– Трилистник на большом валуне, – пояснил Сасагава.

– Ясно, – протянула я. – Я ведь знаю все рисунки – может, составить вам список?

– Не-а, – покачал головой боксер, – куда интереснее выяснять всё самим!

– А, ну тогда трудитесь, – пожала плечами я, ничего другого и не ожидавшая. – Только камни не передвигайте и не поднимайте.

– И не собирались, – пожал плечами Рёхей.

– Всем здорово! – раздался родной голос за спиной, и я, не оборачиваясь, бросила:

– И тебе, сеструндель! Садись, сейчас дам тарелку.

– Давай-давай, я вся горю! Я вся в нетерпении! – заявила Маня и плюхнулась на свой стул.

– Приятного аппетита, – подал голос пришедший с ней Игорь.

– И Вам того же, – улыбнулась я, а большинство мафиози вновь сказали: «Итадакимас». Я раздала еду новоприбывшим, поставив и возле пустующего Ленкиного стула тарелку овощей. Зная сестру, я предполагала, что она появится с минуты на минуту, а вставать лишний раз было не охота – лень вперед меня родилась, да… Усевшись обратно, я вопросила Маню:

– Солнце мое незаходящее, не уделишь мне пять минут после обеда?

– Без проблем, – кивнула Мария. – Всем аппетита!

– А чегой-то ты такая радостная? – подозрительно вопросила я, думая, что то, что она пожелала аппетита нашим нахлебникам – это жесточайший ООС моей хамоватой сестренции.

– Потому что только что договорилась о крупной сделке! – разоткровенничалась Маша, довольно сверкая глазами, но тут же ушла в глухую оборону: – А подробности при этих говорить не буду!

– И не надо, – отмахнулась я, – им всё равно неинтересно.

– Почему же? – усмехнулся с маньячным видом Бельфегор. – Очень даже интересно!

Маня подозрительно на него воззрилась, явно заподозрив Принца в нечистоплотности, а я поспешила сгладить углы:

– Гению всегда всё интересно, ага. Информация правит миром – принцип Изаи Орихара.

– Это кто еще такой? – нахмурилась Маня, воззрившись на меня тяжким взором.

– Да персонаж аниме, – отмахнулась я, с улыбкой вспоминая гениальную моровую язву и просто уникального информатора из аниме «Дюрарара!!»

– Опять ты со своими картинками, – закатила глаза сестра, и началась очередная лекция на тему: «Аниме – развлечение для детей, а у тебя, здоровой лошади, всё детство в пятой точке играет», прерываемая лишь ради того, чтобы зажевать очередную порцию овощей. Я знала, что Маню тема аниме и моей на нем помешанности отвлекает практически с любой другой темы, потому и завела об этом разговор, хотя обычно слушать такие речи мне неприятно, и я активно спорю. Всё же аниме – это искусство, а сестра почему-то считает, что это всего лишь мультики. Обидно, право слово, ведь она его ни разу даже не смотрела! Ну да ладно, главное ее с тропы войны против стилетоносца стащить…

Народ же жевал молча, и лишь я иногда вставляла реплики в монолог сестры. Минут через пять на кухню просочилась Лена, но на нее мы с Маней внимания не обратили, а анимешки, так ненавидимые Манюней что на экране, что в жизни, пожелали готессе приятного аппетита и снова впали в коматозное молчание. Кажись, им тоже неприятно было слышать нелестные отзывы об аниме, хотя вряд ли они его любили. Впрочем, они же сами его персонажи, так что и их понять можно, но лучше уж так, чем война между моей взрывной сестрой и шизанутым Принцем-Потрошителем.

Вскоре народ начал рассасываться с кухни, а Маня соизволила завершить лекцию о вреде японской анимации и почапала наверх, бросив:

– Жду в своей комнате.

Я помыла посуду и, попрощавшись с единственными, кто оставался на кухне, то бишь с Тсуной, Ямамото и Гокудерой, бухавшими зеленый чай, помчала наверх.

Комната у сестры была поистине странная. Обои в ней были серебристые, переливающиеся, с узорами в виде крупных лилий всё того же цвета, но на полтона темнее, люстра – с хрусталиками, прямо-таки огромная – являлась особым предметом Маниной гордости. На полу лежал темно-бордовый ковер с пушистым ворсом, а кровать стояла, как и у меня, изголовьем к правой от входа стене и заправлена была серебристым шелковым покрывалом. Напротив кровати располагался письменный стол с новеньким мощным компьютером, а по бокам от него – два платяных шкафа. Напротив двери, у окна, стоял сундук с плоской крышкой, накрытой гигантской вязаной салфеткой, который давным-давно привез из Индии мой папаня. Кстати, салфетку эту вязала сама Манюня – это ее тайное хобби, о котором не знает никто, кроме меня и Ленки. На сундуке стояли различные безделушки, но не шарики со снегом и не фарфоровые статуэтки балерин – там можно было увидеть сувениры из Индии, Египта, Англии… Маня всегда была единственной из нас, кого отец брал с собой в загранпоездки, и, конечно же, она привозила оттуда сувениры. Не только себе, но и нам с Ленкой, но мы к ним относились пофигистично и ныкали в шкафы, а вот Мария выставляла на свой «сундук славы», причем, думаю, после смерти родителей они для нее стали еще значимее. Ну, да ладно, не будем о грустном. Над кроватью у моей сестренции висели репродукции картин: «Грачи прилетели» Саврасова и «Демон» Врубеля. Думаете, странное сочетание? Зная Маню, нисколько. По обеим сторонам двуспального койко-места располагались тумбочки из темного дерева, на левой из которых стоял ночник с бордовым плафоном, похожий на мини-копию старинного торшера, и электронный будильник с красной подсветкой, а почетное место на правой занимал ее любимый ларчик с метательными ножами. Вот, собственно, и вся обстановка, за исключением того, что на окнах можно было лицезреть тяжелые атласные темно-бордовые шторы.

Вот в эту-то комнату я и вломилась без стука, залетев на второй этаж нашей коммунальной ныне халупы. Маня сидела за столом и быстро что-то печатала на клавиатуре компа, и я, закрыв дверь, уселась на ее койку. Сестра оторвалась от монитора и повернулась вместе с креслом, а я с хитрым прищуром вопросила:

– Манюнь, хочешь сыграть в карты?

Глаза сестры загорелись огнем: мы с Ленкой с ней играли редко, потому как знали, что у нее выиграть невозможно, а играть с собственными работниками чревато, и потому играла она только в городе со старыми знакомыми, то бишь очень редко.

– Давай! – просияла она и полезла в ящик стола за колодой, но я замахала руками, аки мельница, и затараторила:

– Не-не-не, не сейчас! Завтра вечером.

Маня нахмурилась и, вернувшись в изначальное положение, вопросила:

– Что задумала?

– Хочу одну гадость обыграть, – пожала плечами я.

– Какую и за что? – еще сильнее нахмурилась Манюня, не привыкшая слышать из моих уст подобные характеристики личности даже к самым неприятным личностям на ферме.

– А того парня со странной прической, – пожала плечами я.

– Их тут таких много, – фыркнула Маша. – Один челкастый чего стоит! А тот недо-альбинос с патлами Рапунцель? А его собрат с никотиновой зависимостью? А их предводитель с причесоном «я упала с самосвала, тормозила головой»? А зеленоволосый тролль в лягушке? А личность с дикобразом на башке?

– Вот-вот-вот, – активно закивала я. – Я про него. Парень с иглами дикобраза на черепушке, в байкерских перчатках и плащеёчке.

– Что он сделал? – резко спросила Маша, хмурясь и вглядываясь мне в глаза, словно искала там кнопочку «справка». Облом, Маня, ее там нет, и щёлкнуть по ней «мышкой» тебе не удастся. Бюро находок справок не дает, бугага. А то ты в истерику впадешь и немедленно прогонишь мафиози взашей, причем всех. А мне оно надо?.. Риторический вопрос.