Текст книги "Спасите, мафия! (СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 96 страниц)

Кстати, еще я общалась с нашим местным Хаято Медичи. Почему «Медичи»? Да потому, что Карла Девятого траванул его же братец (ну, есть же такая теория, вот и примем ее за правду), значит, Медичи – отравители! Ну и вспомним, что капля никотина убивает лошадь! А он во мне убил уже целый табун! Правда, надо отдать ему должное – если я начинала возмущаться, он с мученическим видом цыбульку выбрасывал, или, если точнее, прятал окурок обратно в пачку. Экономный он – жуть! Знает, что мы ему не будем покупать дорогие сигареты, и экономит свои нехилые запасы. Но ведь всё равно они не вечны, бугага! А значит, скоро перейдет наш местный Калигула на «Беломорканал», хе-хе-хе… Хотя могу и сжалиться, купить ему нормальные сигареты, потому как во-первых, он на них заработал, а во-вторых, несмотря на весь свой пафос и заскоки, парень он хороший, а собеседник так и вовсе обалденно интересный. Сошлись мы с ним, конечно, на почве любви к потустороннему, но затем наши разговоры перестали кружить исключительно вокруг чудес и аномалий и перекинулись на все аспекты жизни, и вот тут-то я и поняла, что Гокудера – реально гений, потому как он знал столько, что у меня аж мозги плавились, когда он начинал что-то рассказывать. А еще он меня учил метать ножи в разные стороны одновременно и даже демонстрировал, как швыряет динамит. Если честно, мне в первый раз стало жутко, потому как я такого грохота отродясь не слыхивала, но потом я перестала впадать в инфаркт, когда он выходил во чисто поле со снарядами наперевес и показывал мне, как он крут. А как он крут, кстати? Правильно, супер-супер крут! Потому как для него попасть в десяток тарелочек фрисби, летящих в разные стороны, десятью динамитными шашками одновременно – вообще не проблема! Кстати, динамит у Гокудеры был как обычный, заныканный в неприкосновенный запас, так и тот, что ему «выдавала» его коробочка – стоило лишь ему ее открыть, как он оказывался увешан динамитными шашками и коробочками системы CAI, как новогодняя елка шариками, ну, или пулемет «Максим» – лентой снарядов, и начинал изображать из себя Рэмбо. Кстати, коробочка еще и кошку Ури всегда призывала и, что интересно, мы с ней поладили. Нет, сначала, конечно, эта мелкая пакость всеми силами пыталась меня извести, и царапин на мне после таких вот походов в поле оказывалось даже больше, чем на самом Гокудере (о да, они не особо ладили, хотя Ури его явно любила. Наверное, просто, как и он сам, характер показывала, показушница). Мне даже порой казалось, что она его ревнует, потому и пытается меня каждый раз на фарш пустить, но потом мы с ней как-то незаметно перешли на стадию дружеских отношений и даже начали дружить против Хаятыча: я запускала тарелки фрисби, а Ури перехватывала одну из них до того, как ее шеф эту тарелку подорвет, причем я ей заранее говорила, куда тарелки полетят. Хаято злился, ругался, но сделать ничего не мог: женская дружба – штука коварная. А уж если бабы против мужика дружат, ему вообще можно лишь посочувствовать и эпитафию придумать. А что? Я, кстати, ему уже придумала:

«Покоится здесь парень-шовинист,

Хоть и задирист, но не эгоист!»

Когда я после очередного буйства Ури, приведшего к обильному кровопусканию нашему динамитному мальчику, эту «эпитафию» с траурной харей прочла, он долго за мной по полю гонялся, с целью пустить на колбасу. Впрочем, если б ему реально надо было, он бы меня в секунду изловил, так что, думаю, ему просто скуку развеять хотелось, а не злость выместить. Потому как, изловив таки меня, он вместо того, чтобы закопать мою бренную тушку заживо под яблонькой и превратить мои бесполезные останки в полезное удобрение, просто рассмеялся. Вот тогда-то я впервые и услышала его смех, а он у Гокудеры, кстати, очень заразительный, искренний и звонкий, несмотря на то, что он вечно дымит, как паровоз, и давно уже все легкие прокурил. Кстати, они с Тсуной-саном уже работали по отдельности, всю первую половину дня выгуливая лошадей, причем получалось у обоих просто отменно. Савада-сан перестал думать: «Ах, у меня ни фига не получится, конь сбежит и настанет конец света», – а Хаято с лошадьми нашел общий язык и отлично ладил, припрятав в задний карман брюк весь свой пафос и высокомерие и становясь рядом с ними просто «своим в доску парнем», правда, очень волевым и жестким. Но с нашими конями только так и надо было, так что подобное поведение лишь добавляло очков его авторитету перед нашими жеребцами. После обеда же Джудайме и его «Правая рука» топали к руинам, ставить опыты, хотя Хаято ближе к концу августа всё чаще оставлял Джудайме в лесу с Ямамото-саном и остальными первооткрывателями, возвращался на ферму, выуживал меня из кабинета и тащил на тренировки, делая вид, что он мой репетитор. У меня, кстати, начало неплохо получаться метать ножи в разные стороны, но до него мне всё еще было как до Луны пешком и с гирями в руках. Кстати, что интересно, за нашими тренировками иногда наблюдал челкастый Принц, который корректировал советы Хаято в сторону уточнения: всё же динамит и ножи – вещи разные. Он даже позволил мне несколько раз шваркнуть его стилеты на веревочках, но оказалось, что у них сильно смещен центр тяжести, а нити безумно мешают, и я не представляла, как он умудряется метать их, да еще и не царапать собственную шкуру об эти самые нити, потому как я после подобных экспериментов всегда была как после встречи с Ури в ранний период нашего знакомства, ну, руки мои, по крайней мере, точно.

Если честно, я этого шизика начала уважать, как бы странно это ни звучало, но не из-за его советов и мастерства писаря, и даже не потому, что он стал негласным лидером для наших работничков, и они его слушались беспрекословно – стоило лишь ему хоть слово сказать, как тут же всё выполнялось, и он нам с сестрами очень помогал, следя за дисциплиной и тем, как народ на ферме трудился. Я уважала его по иной причине, и у причины этой было имя греческого происхождения, означавшее «солнечная», то есть «Елена». Наш недокоролёк, птичка певчая, о ней и впрямь очень заботился, хотя проявлял это не в нарочитых действиях, а как-то странно, но неизменно выводя Ленусика из глубочайшей депрессии: то он утаскивал ее на какие-то прогулки, заставляя надевать бальные платья, срывая прямо с работы и нарушая весь процесс ее трудового дня, то он ей что-то заумное рассказывал на оккультную тематику или же повествовал о способах убийств, то устраивал нечто непонятное и, когда Ленка уходила в глубокую депру, начинал закидывать ее стилетами, вернее, метал их так, что ее не задевало, но заставлял двигаться в нужном ему направлении и неизменно приводил к какому-то месту на ферме, откуда потом слышался дикий ржач моей сестры, почти никогда не проявлявшей эмоции так ярко, и безумное шишишиканье самого Принца. Не знаю уж, что он в этих «пунктах назначения» припрятывал, надеюсь, не трупики наших работничков (а что? От Бэла можно ожидать!), но Ленку это всегда выводило из депрессий, и она даже становилась чуть более общительной, хотя это ей несвойственно. Поначалу я думала, что он ее просто жалеет, и однажды, отловив его, приперла к стенке, заявив, что лучше бы он свою жалость засунул куда подальше и не приближался к моей сестре, на что он расшишишикался и заявил:

– Неужели ты и впрямь думаешь, что Принц способен испытывать жалость или сочувствие? Или считаешь, что твою сестру и впрямь есть из-за чего жалеть?

Сказано это было таким тоном, что у меня по спине табун мурашек промаршировал, а Бельфегорище, излучая ауру абсолютного маньяка, добавил:

– Принц знает, какой диагноз стоит у твоей сестры, но не считает это болезнью. И сочувствовать здесь нечему. Это просто ее особенность. А особенные люди Принцу интереснее серых и обыкновенных, годных лишь на то, чтобы стать его мишенью. Она не такая, как все, и потому Принц стал ее другом, но дело не в диагнозе – дело в ней самой. Она очень интересное существо. А ты лучше не вмешивайся. Потому что иначе Принц вынужден будет объявить тебе войну. Он не собирается лишаться друга из-за твоих сестринских амбиций. Если ты вмешаешься… – он сделал паузу, а затем вскинув руки к небу, завопил так, что я аж вздрогнула: – Кабум!!! Принц и тебя не пожалеет. Потому что за своего друга он превратит в кактус любого.

Он тогда ушел, а я еще два дня переваривала его слова и внимательно наблюдала за их общением, после чего пришла к выводу, что он сказал правду, потому как когда моя неуклюжая сестра падала, он не спешил поднять ее и спросить, как она себя чувствует, а лишь молча подавал руку, и то, если был совсем рядом, да и вообще, было видно, что он о ней заботится, но заботится ненавязчиво и несколько отстраненно, словно говоря: «Ты сама по себе, я сам по себе, но всё-таки мы друзья и мы рядом, идем параллельным курсом, но не пересекаемся». Он и впрямь с Ленкой не пересекался, но в то же время и не отдалялся, и, похоже, такая позиция ее более чем устраивала, а меня это заставило его зауважать, потому как я думала, что Бельфегор зациклен на себе, а оказалось, что он может действовать ради друга даже в ущерб своей собственной царственной пятой точке, и я даже начала задумываться, что, если так пойдет и дальше, есть шанс, что он наше пари выиграет, хотя до авторитета в моих глазах ему было так же далеко, как мне до него в мастерстве метания ножей.

Ко всему вышеперечисленному могу добавить, что по вечерам я нередко погружалась в сон наяву, потому как Фран, частенько приползавший ко мне «в гости» после ужина, показывал мне самые настоящие чудеса и явно этим наслаждался, потому как он был рад, что наконец-то его иллюзии не причиняют вред, а, наоборот, приносят радость и улыбки. О да, мой друган научился-таки по-настоящему, искреннее улыбаться, и я была безумно рада этому. Но, кстати, когда он спросил меня в первый раз: «Что ты хочешь увидеть?» – я ему абсолютно честно ответила: «Ничего, лучше просто поболтай со мной, потому как ты мне интереснее иллюзий и куда важнее». Его это тогда вогнало в жесткий афиг, который, правда, выражался лишь в недоуменном взгляде, но именно тогда-то Фран впервые и улыбнулся по-настоящему, во все «тридцать два – норма», а не натянуто и не краешками губ. Он мне поверил, а я поверила ему, и я точно знала, что уж кто-кто, а Фран-то точно мой самый настоящий друг, который меня никогда не кинет и не предаст. Собственно, что интересно, он умудрился получить задание и привел к этому наш диалог, который стоит вспомнить, чтобы объяснить всю странность, ну, или логичность его задания.

Однажды мы сидели на моей койке, и Фран учился показывать карточный фокус, а я руководила процессом, причем он был идеальным учеником – схватывал всё налету, а моторика у него была просто потрясающая. И вот, когда у него получился, наконец, этот самый фокус, я, обмахиваясь веером и сидя напротив парня по-турецки, в одной бежевой футболке и длинной, «в пол» плиссированной черной юбке, простонала:

– Фран, как тебе не жарко в этой куртке и лягушке?!

– Не скажу, что не жарко, но мне так привычнее, – протянул он пофигистично.

– Так на фига париться из-за привычки? – возмутилась я, начиная обмахивать его веером. – Снимай давай! Консерватор, блин!

– А тебе всё же не терпится увидеть стриптиз в моем исполнении, – съязвил парень. – Нельзя быть такой озабоченной в столь раннем возрасте. А то в тюрьме окажешься.

– С чего вдруг? – опешила я, аж перестав мельницу изображать.

– С того, что я несовершеннолетний, – выдал Фран и тиснул из моей лапки замерший у его носа веер. Я переварила информацию и, заржав и с наигранным интересом его разглядывая, вопросила:

– Слышь, чудо в перьях, а верней, в чешуйках, тебе что, всё же двенадцать, а это всё, вместе с начавшей у тебя недавно расти щетиной, грим иллюзионный?

– Нет, мне семнадцать, – со вздохом изрек парниша, пряча веер мне под подушку, – но, кажется, кто-то плохо разбирается в законах.

– Э, нет, – усмехнулась я. – Это ты в законах наших не разбираешься, дорогой мой фокусник, Дармидон Франович. Сто тридцать четвертая статья – педофилия, и сто тридцать пятая – растление, могут быть вменены только лицу, достигшему восемнадцати лет, за деяние, направленное против лица, не достигшего шестнадцати лет. Так что, пардон, но ты у нас тут пролетаешь, как фанера над Парижем! Даже если б я тебя, Боже упаси, в койку затащила – с твоего согласия, конечно – мне бы ничего не смогли вменить. «Мама – анархия, папа – стакан портвейна», – пропела я и грустно добавила: – Хотя я, вообще-то, не согласна, но больно у нас «развитая» молодежь пошла. Правда, не то место у них развивается, лучше бы мозги тренировали, ну да ладно.

– Интересная трактовка, – протянул Фран и, ехидно на меня воззрившись, вопросил: – А почему «Боже упаси»? Исходя из теории «мал еще»?

– Франческо, ты меня совращаешь? – хихикнула я, собирая карты и начиная их тасовать.

– Ни в коем разе, – пожал плечами парень. – Мне это не интересно. Просто любопытно.

– Оу, ну ежели тебе, мистер Апатия, что-то стало интересно, поясню, – расщедрилась я. – Не в возрасте дело, а в моем отношении. Ты ж мне друг, о чем тут можно еще говорить?

– Тоже верно, – глубокомысленно изрек Фран, подняв глазюки к потолку и усаживаясь так же, как и я – по-турецки. – А вот учитель говорил, что отношения не важны. Друг, враг, коллега – какая разница? Если влюбился – вперед.

– Ну, если влюбился – то да, – усмехнулась я. – Вот только я сомневаюсь, что эта гадкая Дикобразина влюбиться способна!

– Ты его так ненавидишь? – озадачился иллюзионист.

– Ну, я его стала немного меньше ненавидеть, – разоткровенничалась я, тасуя колоду со скоростью пулемета, – но он хамит Катьке! А меня это бесит!

– Ты так любишь сестру? – вопросил Фран, который, по его словам, был единственным ребенком в семье.

– Ага, более чем, – кивнула я.

– Хотел бы я иметь сестер или братьев, – протянул француз совсем не ехидно, а как-то печально и обреченно. Я озадачилась, а затем рассмеялась и, хлопнув парня по плечу, заявила:

– Ну и в чем проблема, братюня? Я тебя уже давно воспринимаю как брата. Вот и считай меня сестрой, я не против.

– Это родство с обременением, – съехидничал Фран. – И в нагрузку повесит на меня еще двух сестер.

– А мы им не скажем, – подмигнула я, и парниша сдался, подняв лапки и заявив:

– Тогда ладно, я не против.

– Вот и отлично, – улыбнулась я и поймала довольную улыбку в ответ.

– Посмотрим, – протянул мистер Фокус-покус, не переставая давить лыбу. – Мало ли, ты мне тиранию, как Лене, устроишь?

– И не надейся, – фыркнула я. – Я ей мозг выношу по причине ее нездоровой любви к тотальному одиночеству и отказу от общения даже с нами, а тебе я разве что на тему: «Сожги лягушачью шкурку, Иван-царевич!» – могу предъявить претензию, но и то вряд ли – ты ж не маленький, своя голова на плечах имеется.

– Даже две, – потыкав указательными пальцами в Лягуха, изрек Фран. Я засмеялась и вопросила:

– Что, не собираешься второй головы лишаться, аки Горыныч после встречи с Ильей Муромцем?

– Мне и так неплохо, – пожал плечами Фран и тиснул у меня карты. – А получив сестру, и вообще хорошо.

И тут опять мир полыхнул белым, а я, размяв шею, воззрилась на растерянного и побледневшего, а точнее, ставшего куда более бледным, чем обычно, парня. В руках у него, вместо карт, был пергамент, свернутый в трубочку, и я тут же спросила:

– Что за задание?

Да, я нервничала. Очень нервничала. Потому как за возвращение Франа, Гокудеры и Дино я переживала больше всего – всё же эти трое стали мне самыми настоящими друзьями. Фран перевел на меня полный нескрываемого удивления и возмущения взгляд и молча протянул свиток. Я тиснула бумаженцию и, развернув ее, прочла:

– «Фран выполнит условия контракта в миг, когда докажет самому себе и тому, кто ему дорог, что он заблуждался в самом главном, и искренне признает и примет ошибку». Что за на фиг?! – мой вопль, наверное, на луне слышно было.

Парниша поморщился и, отобрав у меня бумагу, заявил:

– Без понятия, потому как шинигами отказались пояснять, что значит «самое главное» – сказали, что я сам должен это понять, и уточнили, что это должно быть «самое главное» именно для меня.

– То есть тебе теперь еще и приоритеты расставлять придется, – фыркнула я.

– Похоже на то, – вздохнул фокусник.

Добиться от него признания о том, что же он на данный момент считает «самым важным», мне не удалось, потому как парень заявил, что у него размытая система ценностей и выделить что-то одно он сейчас не может. Это меня повергло в жуткий двухдневный депресняк, а затем я решила каждый вечер проводить с Франом душеспасительные беседы, чтобы ему помочь, но при первой же попытке воплотить мои наполеоновские планы в жизнь, я наткнулась на возмущение со стороны подопытного и слова: «Я не хочу что-то менять в наших отношениях, меня и так всё устраивает. Не становись психологом – он из тебя абсолютно никудышный». Я повздыхала, а затем решила махнуть на всё рукой и просто поверить в своего новоявленного братика и в то, что он сумеет разобраться со всем сам. Его это устроило, и мир вернулся в наш дом вместе с ехидством и фокусами – как карточными, так и галлюциногенными…

Короче говоря, подводя итог, могу заявить следующее: благодаря появлению на ферме этих интервентов, дела пошли в гору, одни контракты, заключенные благодаря коммерческой жилке Бьякурана, чего стоят, да и Принц с боксером, наезжавшим на наших работничков всем тыном за лень, так на трудовой народ влияли, что они все пахали, как проклятые. И я, и мои сестры потихоньку начали меняться: Ленка явно подружилась с Бельфегором и с интересом общалась со Скуало, Катька стала чуть жестче и уже совершенно спокойно принимала чужую помощь, хотя раньше это вызывало отторжение и немедленное заявление: «Я должна всё делать сама», – ну а я, похоже, стала терпеливее и немного сдержаннее, и прежде чем впадать в крайности, начала выслушивать позицию противника. Парни тоже сильно изменились, и это, ясен фиг, также не могло не радовать. Видимо, теория аномальной по громкости Акулы о том, что Граф решил нас всех изменить и просто ставил эксперимент, подтверждалась, однако я всё еще не могла понять, кто же надоумил на это всё наших родителей. Если честно, я рассказала Франу об этом пункте, зная, что он не из болтливых и не побежит сообщать всем подряд, но он заявил, что мы должны рассказать остальным, потому что это очень ценная информация, и я, поговорив с сестрами, убедила их рассказать всё их друзьям. Сама я пояснила ситуацию Дино, Гокудере и Бьякурану, Ленка, ясен фиг, орущему холерику, всё реже переходившему на ультразвук, и термо-полосатику, а Катька – всем остальным. Вывод парни сделали невеселый: кому-то из шинигами захотелось повлиять именно на наши жизни, но причина была не ясна. Что это была инициатива Графа, парни не верили, а роль кандидата на пост «вершителя судеб» они подобрать не смогли, потому как единственными шинигами, о которых мы знали, были те, кого описывала манга «Потомки тьмы», но у них вряд ли возникло бы желание лезть в подобные дела. Короче говоря, вопросов стало только больше, и ответ на них получить мы уже и не рассчитывали. Всё, на что мы надеялись, было выполнение парнями контракта и благополучная отправка их домой, но, если честно, я к ним настолько привязалась, что представить опустевший дом без всей этой толпы уже не могла. Но вряд ли существовала возможность оставить их в этом мире, да они и сами бы не захотели остаться, так что я решила плыть по течению и смириться с неизбежным. Что-что, а это я умею. Я вообще натура приспосабливаемая, ага. Так что, несмотря на расстройство, я продолжала лыбиться во всю «рекламу Блендомеда» и вела себя так, словно ничего плохого на горизонте не маячило, и оставалось лишь надеяться, что парни выполнят задания, вернутся к себе и не узнают, что я, равно как и мои сестры, не хотим, чтобы они уходили. А куда деваться? Мир жесток, и принимать его надо таким, какой он есть, а жить в розовых мечтах – удел слабаков, потому что вряд ли «прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете» и превратит Золушку в Принцессу, а мертвяков – в живых. Хотя последнее-то уже произошло… Ну и ладно, нечего себе мозги ерундой забивать! Надо жить сегодняшним днем и решать проблемы по мере их поступления, а то ранней сединой покроешься, как наш ходячий рупор. Вот я и живу – тихо, мирно и с периодическими взрывами динамитных шашек, ага…

====== 42) Жизнь пошла: хоть пой, хоть вой! Разница, правда, небольшая... ======

«Всё это одинаково: в начале жизни – воспитатели, учителя, орехи, мячики, воробьи; когда же человек стал взрослым – префекты, цари, золото, поместья, рабы – в сущности, всё это одно и то же, только линейку сменяют тяжелые наказания». (Августин Аврелий)

POV Лены.

«Лето пролилось через край —

Земляничные поляны в телефонной тишине,

И загадочные страны солнце чертит на стене,

А июль полыхает сочно»…

Интересно, почему эта песня звучит у меня в голове всё чаще?.. Помнится, я ее раньше терпеть не могла, а теперь всё время о ней думаю. Наверное, потому что что-то изменилось. О, точно, знаю! Я научилась метать ножи и аж попадать одним из десяти! Да нет, не то, ясное дело. Просто появился человек, который стал мне дорог, и это ой как печально! Особенно потому, что он скоро исчезнет. В смысле, отправится в иной мир на ПМЖ. Эх, это так захватывающе! Хотела бы я тоже увидеть разные миры, зажечь во лбу факел и прочее, прочее… Но увы, хоть я и люблю сверхъестественное, не обладаю паранормальными способностями и это грустно. А хотя в этом тоже есть свой плюс – я могу непредвзято смотреть на способности других и критиковать их абсолютно объективно! Ну разве я не оптимистка? Хех.

Август подошел к концу, и всё это время я пыталась периодически отгородиться от окружающих, но меня буквально за уши вытягивали. Наш громкоговоритель, настроивший, наконец, тумблер громкости, заваливал меня работой по самые гланды, требуя, чтобы я составляла ему отчеты, искала информацию, и вообще всячески не давая мне углубиться в пессимизм. Он очень тонко чувствовал, когда я начинала замыкаться и грустить, и тут же начинал активно меня вытягивать за уши из трясины моего затворничества, путем заинтересовывания единственным любимым мною деле. Короче говоря, он просто не оставлял мне времени на меланхолию. Но надо отдать нашей блондинистой рыбке должное – он и сам не бездельничал и всё свободное время отдавал руинам и познанию непознанного. Первую половину дня я усердно трудилась, сгорая от нетерпения перед предстоящими опытами, и, наскоро пообедав, ломилась к камням в сопровождении седовласой Акулы, по утрам обычно трудившейся над матчастью и теориями за моим компьютером. Парень-земноводное, любитель зоопарков и добряк с приклеенной к лицу на суперклей улыбкой отыскали еще восемь камней под землей – они были закопаны по краю леса на равном расстоянии друг от друга и вели от реки до места, где были расположены руины. За рекой камней не было, равно как и дальше руин, и этого мы понять не смогли. Была выдвинута теория о том, что где-то под водой тоже есть камни, но она не нашла своего подтверждения, потому как наше Облачное безобразие заявило, что не сможет вливать энергию в почву через толщу воды, хотя, учитывая его уровень энергии и то, сколько Пламени Предсмертной Воли он мог активировать, судя по манге, я ему не особо-то верила, но Ямамото лишь рассмеялся и сказал, что если Хибари чего-то не хочет делать, его невозможно заставить, и мы махнули на это рукой, однако по бережку всё же прошлись, но ничего не нашли. Правда, когда мы со Скуало ходили к заводи, Фран зачем-то увязался с нами, но зачем я так и не поняла – он просто всю дорогу язвил, наш капитан на него орал, а я язвила в ответ. Ну а что? Это мой стиль общения! Земноводный парень, кстати, ни капли не обиделся. К слову, он частенько куда-то сматывался с нашим непробиваемым Облачным господином «животновод во мне умрет только после того, как я сам исчезну», и у меня возникало подозрение, что они что-то скрывают, и моя сестра Катерина в этом замешана, потому как она тоже к ним частенько присоединялась, но мой команданте сказал, что даже если они что-то и нашли, не стоит в это лезть, потому как Хибари не идиот и сможет выяснить всё, что нужно, о находке, а помощь иллюзиониста упростит его работу. А еще он сказал, что если мы вмешаемся, нас ждет встреча с его тонфа, а сам Скуало хоть и не против хорошей драки, не видит в ней сейчас необходимости, потому как для того, чтобы достичь главной цели – возвращения, им всем надо работать вместе. На мои слова о том, что вредина Хибари как раз таки отказывается работать со всеми, голосистая Акулка заявила, что он всегда так поступает, а затем просто притаскивает боссу результаты, говоря, что действовал в своих целях, но решил поделиться информацией, потому как, что босс, что его команда – идиоты, которые всего этого раскопать не смогли. Он был главой разведки, и это было неудивительно, но я поражалась, что Савада не возмущался такому отношению – пренебрежительному и явно хамскому, а Скуало заявил, что Савада очень уважает Хибари и, если честно, немного побаивается, но главным всё же был тот факт, что наш робкий босс мафии верил в то, что его Хранитель Облака, несмотря ни на что, на их стороне и никогда не подставит Вонголу под удар, а еще успокаивающий Дождь Варии с нервным характером поведал мне по секрету и с раздражением в голосе, что когда Хибари и Тсуна объединялись в битве, сильнее этого дуэта не было никого. Меня дико удивил тот факт, что этот одиночка может работать в паре, а грибной Дождик-меченосец с заумным видом пояснил, что когда-то то же самое говорили про Хранителей Неба и Облака первого поколения – Джотто и Алауди. Когда всё тихо-мирно, Облака уплывают куда подальше и чхают на босса и семью с высоты птичьего полета. Однако когда возникает опасность, она прибивает Облако к остальным Хранителям, и оно бьется до последней капли крови за свою семью, хотя у Хибари всё сводилось к позиции: «Я просто защищаю Намимори от ваших мафиозных разборок». Себя он частью мафии так и не признал. Понимаю его, кстати говоря: я бы так же поступила… После рассказа Скуало я этого любителя канареек даже зауважала в какой-то мере и решила не лезть в его дела по поводу «неучтенных» камней.

Мы же с Суперби, Тсуной, Гокудерой, Ямамото и Мукуро проводили эксперименты над теми булыжниками, что удалось обнаружить, но всё, что мы смогли выяснить достоверно – руины порождают странные огни, Пламя Неба, переданное одному из камней, распространяется по всем, а на каждом из восьми камней, закопанных по краю леса, нацарапан иероглиф «Царь», что натолкнуло нас на мысль об Эмма-Дай-О, которого так же называли «Великий Царь Эмма» или «Король Ада», которым он, по сути, и являлся. По японской мифологии (и не надо мне говорить, что меня опять заносит в дебри) владыка Эмма правит подземным адом – Дзигоку, а по аниме «Потомки тьмы» он является правителем мира Мейфу. То, что камней было именно восемь, еще сильнее укрепило наши подозрения насчет его причастности к их появлению: всё по тем же самым японским мифам, подземный мир состоит из восьми огненных и восьми ледяных Адов. Правда, японцы верят, что после смерти человек предстает либо перед Эммой, либо перед его сестрой, в зависимости от своего пола (мужчины к королю направляются, женщины – к его сестре), но наши трупики ходячие заявили, что вообще ни перед кем не представали и попросту оказались в темноте, и такое расхождение с легендами несколько напрягало, однако мы продолжали копать и выяснили довольно многое, но я не стану загружать ваши усталые умы всеми тоннами довольно бесполезной информации, что мы откопали. Как сказал бы мой холеричный товарищ с подозрительно послушными серебристыми волосами, «цените, мусор!» Хотя могу и рассказать… Эх, нет, всё же не буду, хоть это и стоит мне огромных усилий. Просто скажу, что мы решили на всякий пожарный отпраздновать Обон – японский трехдневный праздник поминовения усопших, по большей части Японии проходящий с тринадцатого по пятнадцатое августа. Я втравила в сие благое начинание сопротивлявшихся сестер, наших японских мафиози не пришлось даже уговаривать, а итальянцы, заявив, что им всё равно делать нечего, согласились участвовать с позиции «мы посмотрим, но участие примем не во всем». Мы повесили на дом фонари, соорудили с сестрами фонарики для запуска по воде и по ночам всей толпой в четырнадцать человек спускали их на воду. Ясное дело, в традиционном танце высокопафосные (и не очень) мафиози участия не приняли, но Катю, с мученическим видом сказавшую: «Ну, раз ты так хочешь…» – и Машу, долго и упорно возмущавшуюся и называвшую меня непроходимой идиоткой, мне уговорить удалось, и мы с ними водили хоровод, который называется Бон одори. Потом мы выслушали немало колкостей от парней, особенно досталось Маше, причем от Франа, но она его тоже заязвила, так что справедливость была восстановлена. Меня же просто обшишишикали и громогласным воплем обозвали «неуклюжим информатором», за что Принц получил вербальный посыл в лес по грибы по ягоды, пока царские манеры в кровь не въедятся, а его громогласный капитан – тапком в лоб, правда тапок был ожидаемо отбит, и на команданте обрушился словесный поток, который он, опять-таки ожидаемо, решил переорать, но не смог: выдержка моя и упорство довольно велики, а потому, стоило лишь ему начать вопить, как я замолкала, но стоило лишь замолчать ему, как я начинала язвить, и в результате нас просто растащили в разные стороны: меня – сестры, Скуало – Тсуна, Ямамото и Гокудера. Правда, на следующий день мы о происшествии даже не вспомнили: мы с успокаивающим Дождем (кто бы его самого успокоил, право слово) вообще были очень отходчивыми. Я действовала по принципу: «Заязвила и успокоилась», он – по принципу: «Порезал на куски и тоже успокоился, а если нет возможности порезать, просто успокоился, предварительно уничтожив барабанные перепонки оппонента оревом». Правда, у меня барабанные перепонки крепкие, так что со мной это не срабатывало.

К сожалению, наше празднество ничего интересного нам не принесло, и шарики миру не явились, хотя я на это очень и очень рассчитывала, но на нет и суда нет, как говорится. Отрицательный результат эксперимента – тоже результат. Зато теорий у нас с мечником без лат было пруд пруди, и самая вероятная сводилась вот к чему. Владыка Эмма соорудил руины, притащив в наш мир камни из мира Мейфу. Для чего – было не ясно, но мы думали, что алтарь – это главный камень, который является чем-то вроде проводника душ. О да, мы с Суперби полагали, что шарики – это призраки, но не людей (их-то в мир Мейфу на суд сразу отсылали), а животных. А те большие шары, что видела Маша, тоже были душами, но душами людей. Сопоставив факты, я пришла к выводу, что увиденный ею год назад светоч негасимый был душами наших родителей, умерших как раз в тот день, а по верованиям Японцев, души умерших порой возвращаются домой – в дни празднования Обона и прямо перед отправкой на небеса. Шар же, увиденный ею в восьмилетнем возрасте, я сопоставила со смертью нашей тети, сестры моего батюшки, которая скончалась именно в тот день на нашей ферме. Гостила она у нас и получила инсульт в результате того, что перепугалась – лошадь, на которой она ехала, понесла. Эх, даже выходцы из дворянских родов не застрахованы от инсультов, инфарктов и пугливых лошадей! Причем тут «дворяне», спросите? Не стоит, я сразу поясню. Тетушка была сестрой отца, а именно ему передали наши предки знания о том, где закопан клад, на который была куплена ферма. Ясное дело, клад заныкать могли лишь богатеи дореволюционной России, коими и являлись наши предки по отцовской (а значит, и по тётушкиной) линии. Если уж совсем конкретизировать, наша семья была обладателем графского титула, хотя история его получения нам с сестрами не известна и представляется мне какой-то мутной, ведь о ней никаких упоминаний в исторических документах, кроме бумаги о самом присвоении титула, мы не нашли… Но это всё лирика, а вот то, что мы «графья» – факт, потому я и завела разговор о дворянах. Эх, и почему я сразу задумываюсь о прозрачном шинигами, когда слышу, ну, или произношу слово «граф»? Риторический вопрос… Кстати говоря, возвращаясь к теме потустороннего: Маше в год гибели тетушки было восемь, а для Эмма-Дай-О это очень важное число! И явления миру шаров, как мы думали, прекратилось, потому что душа моей тети подлетела к алтарю и «застопорила» его функционирование, ведь он только души животных мог то ли впитывать, то ли хранить в себе. Души же наших родителей его должны были «разблокировать», но не смогли, потому как «двенадцатичасовой» камень был нагло сперт неизвестно кем. Сначала мы думали, что его украли недавно, а потом поняли, что стащили его как раз год назад, примерно во время смерти моих родителей, потому как почва под ним оказалась абсолютно непригодна для роста растений, что мы выяснили опытным путем. И это, кстати, было еще одним доказательством того, что руины были созданы шинигами, богами смерти. Я корила себя за то, что целый год там не появлялась, как раз со дня аварии, но Катя оправдывала меня словами о том, что у меня была жуткая депрессия и мне было «не до того». Ну да, не до того… Я всё время проводила за книгами о потустороннем… Впрочем, ладно. Нечего над пролитым молоком слезы лить – надо не допустить подобных оплошностей в будущем!