Текст книги "Спасите, мафия! (СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 96 страниц)

Франя тронул поводья, а я, подлетев к растерянному Тсуне, явно пытающемуся перевести изречение нашего местного Алигьери, заявила:

– А я с иллюзионистом согласна, только в менее ехидной форме!

Подмигнув Саваде, я запрыгнула в седло, а до него, опешившего от шока, наконец доехал смысл сказанного Франей, и он, разулыбавшись во все «тридцать два – норма», ответил:

– Спасибо. Вам обоим.

– Не надо, – поморщилась я и тронула поводья. – Ты хороший человек, и грех об этом тебе не сказать.

Тсуна помахал нам лапкой, являя миру румянец на щеках и радость в глазах, а Гокудера с растерянным взглядом и довольной лыбой подрулил к боссу и тихо сказал:

– Даже Фран Вас признал. А раньше игнорировал.

– Он изменился, – еще тише ответил Савада. – Он начинает понемногу открываться…

Больше я ничего не слышала, потому как отъехала от Десятого и его «Правой длани» с никотиновой зависимостью слишком далеко, а, нагнав Франа, сказала:

– Спасибо.

– А я ничего не сделал, – попытался выкрутиться этот гаврик. Фиг тебе, рыбонька моя вуалехвостая…

– А вот всё равно спасибо. За это самое «ничего».

– Опасно фермершами быть – галлюцинации начаться могут от избытка свежего воздуха.

– Не-а, скорее, от недостатка мозгов, – ухмыльнулась я, а Франя перевел тему:

– А я поеду в лес. К заводи. И там будет Облако с дубинками, мечтающее об отбивной.

– А зачем тебе это? – озадачилась я, а Фран, помолчав с минуту, решил открыть мне тайну строительства Садов Семирамиды:

– Я хочу помочь. Иллюзии бывают крайне полезны. А учителя злопамятный человек, путающий себя с животным, никогда о помощи не попросит. Никого не попросит. Удивляюсь, как тебя-то попросил.

– Я сама навязалась, – хмыкнула я.

– Точно манипулятор.

– Да ладно, зато пользу принесла.

– Странный и нелогичный манипулятор. Учитель говорит, что людьми надо манипулировать в своих целях.

– А что ж ты сам-то его не слушаешь?

– А я тоже странный, – выдал Франя, ехидно на меня зыркнув.

– И нелогичный, – хихикнула я, и мы поехали к лесочку, обсуждая план того, как будем пытаться втюхать помощь иллюзиониста нашему ненавидящему иллюзии будущему вождю…

====== 41) Хроники... нет, не «Нарнии» – фермерш! ======

«Трудности похожи на собак: они кусают лишь тех, кто к ним не привык…» (Антисфен)

Дни поползли, аки улитки, обкурившиеся марихуаны и обколовшиеся нейролептиков, то бишь медленно-медленно и на удивление скучно. До этого момента у нас что ни день был – то новый скандал, приключение или чей-то взбрык, а тут – ничего интересного, разве что подвели пару итогов, да еще пара граждан получила задания. Каждое утро мы с Рёхеем занимались живностями и болтали о том, как же ему выполнить его задание, и кому он может помочь словами, а не кулаками. Затем я готовила завтрак, и мы с Ямамото шутили или беседовали о смысле жизни – тут уж как настроение подсказывало. Мое, конечно, Ямамотыч-то у нас по жизни на позитиве. Собственно, за это он и поплатился: когда мы с ним поспорили, можно ли так легкомысленно относиться к жизни, я заявила, что не верю, будто ему на всё так глобально пофиг, что он и впрямь всегда искренне улыбается, он ответил, что, может, и не абсолютно искренне, но уж точно не потому, что просто-напросто маскируется, и вот тогда-то и приперлись наши гуси-лебеди, косящие под средневековых инквизиторов, и, зависнув над столом, огласили приговор: «Ямамото Такеши выполнит условия контракта в миг, когда обнажит перед другим человеком свои негативные чувства искренне и с желанием, чтобы этот человек принял его „темную сторону”, а не ради выполнения условия договора». Такеши впал в глубочайшую депру, заявив, что никогда прежде не показывал никому свою «темную сторону», хоть она у него и была, а потому просто не представляет, что у него может появиться желание открыть ее кому-то. Я пыталась его подбодрить и сказать, что надо просто подождать и найти того, кому он сможет довериться, на что мечник заявил, что ему так и так никуда от этого всего не деться и придется ждать, а такого человека он уже нашел, но даже ему он не хочет показывать свои минусы, и мы, повздыхав, решили вернуться к своим обычным улыбочкам и шуткам, дабы хоть окружающим настроение не портить. Может, это и неправильно было, учитывая суть контракта, но там ведь четко было оговорено, что он не должен открывать свой негатив чисто из-за договора, а потому мы вернули всё на круги своя. Ну а что? Любим мы о других заботиться, не убивать же нас за это! Но Граф, кажись, думает иначе… Ну так он вообще садист-извращенец!

Но вернусь-ка я к описанию своих будней. После завтрака я шлепала трудиться, затем готовила обед, опять же вместе с Ямамото, который стал моим личным поваренком и помогал уже не только с суши и сашими, далее мы все вместе обедали и мне даже удалось призвать за стол нашу Царевну Нехочуку по имени Елена Отощавшая, и она таки согласилась принимать еду три раза в день, хотя порции мне пришлось ей немного урезать. Дальше я снова пахала, аки папа Карло, тренировалась с Торром на конкурном поле и помогала, если было необходимо, Хибари-сану с его опытами у реки, которые этот «русал» недоделанный продолжил-таки, не говоря ни слова остальным мафиози, за исключением Франа. Мы с моим новым товарищем, оказавшимся на удивление глубокой, тонкой и интересной личностью, спланировав величайшую манипуляцию всех времен и народов, сумели-таки уговорить Хибари-сана принять помощь иллюзиониста, и нас даже не попытались закатать окинавскими дубинками в асфальт, ну, или в берег речки – это описание точнее. Франя помогал с хорошо скрываемым энтузиазмом, видимо, решив отдать руины на растерзание учителю и сэмпаю, а самолично потихоря ставить опыты, которые были интересны именно ему, на нашей многострадальной заводи. Что интересно, он заявил, что от камня с пословицей и алтаря под водой не исходит та же энергия, что и от остальных камней, но они являются частью «системы», и Пламя Неба из руин им передается. А еще он сказал, что эти два алтаря словно Инь и Ян – абсолютно противоположны по энергетике, и если те камни иллюзионистов притягивали, эти, наоборот, отталкивали, потому он их и не ощущал. Я совсем опешила от такого заявления и спустя некоторое время сумела выудить из скрытного комитетчика информацию о том, как он нашел булыжник с пословицей. История оказалась до ужаса проста: Хибари-сан его и не находил, а удачливым сыщиком оказался Ролл. Так как наш бравый воитель с травоядными его выпустил в помощь себе любимому, Облачный ёжик начал активно разыскивать все аномалии, чуть ли не носом по земле елозя, и в результате наткнулся на камушек, который его озадачил тем, что как раз таки пытался «оттолкнуть». Хибари-сан заявил, что если бы не звериное чутье Ролла, он бы не сумел его найти, потому как энергетически этот камень и впрямь всех и вся отталкивает. Вот так в очередной раз маленькая игольчатая няша спасла двухметрового Дядю Стёпу. Хотя не совсем спасла – скорее, «помогла», но это уже детали. А еще я узнала, что вождь всея ежей, Дисциплины, Намимори, а также пары «фермерша-иллюзионист» частенько наведывался в город, добираясь до него на лошади и отдавая конягу на попечение «человека, который не подведет в этом вопросе» (цитата главы недоверчивых людей, кстати), а точнее, парню по имени Антон, которого наш защитник слабых и угнетенных спас от разборок с гопниками. Что наш сиятельный Бетмен делал в городе, он не признавался ни под каким видом, и я попытки выяснить это забросила, но решила втюхать ему денежку, чтобы он на автобусе до города добирался (ну волновалась я за коня, волновалась! Мало ли, что этому «Антону» в голову взбредет? А если не доглядит?). Неприятие, отторжение и раздражение со стороны комитетчика были преодолены предложением эти денежки заработать, и наш пафосный глава японского крупного населенного пункта (не путать с мэром Намимори), помучившись немного, всё же согласился и по утрам трудяжничал, но так, чтобы никто из мафии или моих сестер об этом не узнал. Короче говоря, он зарабатывал себе на булку с маслом, да так усердно пахал, что, можно сказать, зарабатывал «на булку с маслом и икоркой». А я-то, наивная, полагала, что он только командовать может… Фигушки – он хоть и не любит впрягаться в активные трудовые подвиги, вполне на них способен, потому деньги ему я выдавала регулярно, равно как и Фране, кстати, решившему пойти по стопам комитетчика, которого «спалил», скажем так, благодаря своей неуемной любознательности и пронырливости. Они даже порой вместе трудились (кстати, всё чаще и чаще: им, кажись, понравилось обсуждать за работой теории, касающиеся камней, только фиг бы кто из них в этом признался), и если мимо шлепал кто-то из «нежелательных личностей», они не ныкались под ближайшим кустом, а просто скрывались за иллюзией хитрого фокусника с ехидством, заложенным в него генами. Но я отвлеклась!

Снова возвращаясь к моему распорядку дня, скажу, что после помощи комитетчику и иллюзионисту у заводи я шла готовить ужин, а после запихивания его в Ленку и остальных перлась на улицу. Далее вариантов развития событий было пугающее множество, что вносило хоть какое-то разнообразие и живость в монотонность и вялость будней. Например, ко мне мог подрулить герр Ананасэ и начать муштровать меня, в попытке научить слабосильную фермершу давать сдачи хулиганью шестом. Всё это сопровождалось заумными разговорами о мафии, цели моего персонального тренера в боевых искусствах (а точнее, в жалкой попытке осилить таковые), и о том, что такое честь, дружба и предательство. Благодаря этим диалогам Мукуро получил-таки задание, причем звучало оно довольно странно: «Рокудо Мукуро выполнит условия контракта в миг, когда предаст самого себя и поймет всю боль предательства». Мне это дико не понравилось, а иллюзионисту – тем более, но он сказал, что единственное, что он счел бы предательством самого себя – это отказ от своей цели, уничтожения мафии, однако он не может от нее отказаться, а потому задание невыполнимо. Если честно, я ему не особо-то поверила, потому как мне показалось, что он что-то недоговаривает и слишком уж спокойно сказал, что не оставит свою цель, словно это вообще не было тем самым пресловутым предательством самого себя, а если и было, то не самым главным, и что-то Мукуро еще не хотел в себе предавать, потому как после получения задания настроение у него не вылезало с отметки «хуже некуда», а шутки стали не просто язвительными, а злыми, но я не обижалась, прекрасно понимая, что ему откровенно фигово, и старалась лишний раз его не раздражать, а, наоборот, поддерживать.

С другой стороны, ко мне мог подрулить Тсуна, и мы отправлялись на конную прогулку, весело болтая о его успехах: он уже уверенно, в одиночку выгуливал лошадей и явно гордился собой, причем в вопросе его задания у нас тоже возник прогресс – Тсуна явно начал куда больше верить в себя и всё, что меня смущало – временные рамки, но я делала вид, что это мелочи и не ухудшала настроение своего товарища. А смысл? Он и так только из депры выплыл, на фига его обратно в компанию Мукуро и Ямамото отправлять?

Еще ко мне мог подбежать Рёхеюшка и начать обсуждать вопросы спорта, здоровья, диет и, что интересно, бытовых вопросов фермы. Вот уж кто точно освоился на все сто и чувствовал себя как рыба в воде! Он начал разбираться в вопросах ухода за лошадьми, а по кроликам и коровам вообще стал просто-таки специалистом. Добавьте сюда тот факт, что он следил за нашими работничками и тем, чтобы они выкладывались на все сто, забросив попытки разобраться с руинами и свалив каменья на босса, и получите результат – Рёхей стал самым настоящим фермером. Экстремальным, ага. Потому как ежели он замечал халтуру, то, пользуясь выданным мною разрешением, устраивал провинившемуся экстремальную отработку – заставлял бегать, отжиматься, приседать, ну, или просто нагружал работой по самые гланды. Его задание пока не особо продвигалось, но он не унывал и уж тем более не сдавался: однажды решив, что выполнит его, Сасагава отказывался верить в иной исход дела. Молодец он, что сказать? Всем бы так, особенно моей головной боли с разрисованным (хорошо не «подбитым») адским иероглифом глазом…

Однако это опять же не весь вариант развития событий моего типичного вечера, потому как иногда, шляясь по территории фермы, я натыкалась на Хибари-сана. Причем натыкалась всегда в одном и том же месте – в конюшне, в которой обитал Торнадо. Я вообще раньше часто туда ходила и своим привычкам из-за появления этих интервентов изменять не собиралась, а потому, ежели на подступах меня отлавливали вышеперечисленные личности, визит к конику откладывался, ну а если нет, я проводила вечер с комитетчиком, который гладил моего верного конягу, всё же принявшего его, как родного, и делал вид, что он просто мимо пробегал и вдруг отдохнуть решил, общаясь с полюбившим его всей своей вороной душой конем. Ага, в одном и том же месте, в одно и тоже время, с завидной регулярностью, словно на ферме всего одно животное имеется… Но я на этом внимание не акцентировала, потому как мне куда более важно было сохранить с ним нормальные отношения и не скандалить попусту, да и тонфа в глаз получить не хотелось. Хотя, если честно, я уже начала считать, что он меня не ударит, даже если я ему слегка нахамлю, потому как постепенно, после кучи философских бесед и моих рассказов о собственном детстве, и его – о Намимори и Дисциплинарном Комитете, я поняла, что он и впрямь начал подпускать меня куда ближе к себе, чем кого бы то ни было, и это не могло не радовать. Я же начала задумываться над тем, что для меня означает этот человек, и пришла к не особо утешительному выводу, учитывая, что он должен был скоро уйти: он стал важен мне, и я начала считать его своим другом. О да, именно другом, а не товарищем, потому что я знала точно: Хибари-сан не способен на предательство, а его мысли и философия были мне на удивление близки, ну, разве что я была пацифисткой, а он – сторонником позиции: «Нахамило травоядное? Закатай в асфальт, чтоб не отсвечивало!» Мы с ним порой просто сидели на лавочке за домом, порой отправлялись на конную прогулку, доезжая аж до самого леса, и я показывала ему свои самые любимые места в чаще, дорогие мне с самого детства, иногда просто бродили по территории фермы, или же шли к огороженному участку для запрятывания туда лошадей в особо ледянючий период года на время уборки конюшен, и я усаживалась на тамошний забор. Тогда я тыкала пальцем в небо, указывая на место, где должны были располагаться те или иные звезды, потому как летом темнеет очень поздно, и вещала о созвездиях и мифах, с ними связанных, а Хибари-сан, стоявший прислонившись спиной к этому самому забору и, ясен фиг, знавший все эти мифы, слушал меня и вносил поправки и дополнения, а потом мы начинали обсуждать истории древних народов и сводили всё к нашей любимой философии. Кстати говоря, истерик и размахивания тонфа перед моим носом, когда Хибари-сан услышал песню, которой я научила Хибёрдушку, не последовало – он лишь отловил меня и, впечатав в стену, вопросил: «Зачем ты его этому научила?!» Не особо понятное предложение, учитывая, что я в тот момент просто-напросто коровник чистила, и ни канарейки, ни ее хозяина в опасной близости не наблюдалось, но я, пробудив остатки (или останки, что вернее) логики, доперла, что к чему, и пояснила, что поскольку Хибёрд – лучший друг Хибари-сана, ну и, соответственно, наоборот, то я решила его этой песне научить, подумав, что Глава Дисциплинарного Комитета будет не особо против. Тем более, что когда он вернется в Японию, смысла песни всё равно никто не поймет: русский язык в Намимори вряд ли знает каждый второй. Комитетчик призадумался, а затем, хмыкнув, бросил: «Если о нас с ним, пусть поет», – свалил куда подальше и больше по этому поводу скандалов не закатывал, а я прифигело подумала: «Он что, решил, будто я могла Хибёрда этой песне научить с намеком на то, что я его друг? Да я бы в жизни на такую наглость не решилась – жить-то мне еще не надоело!» После этого я ту песню с канарейкой-куном пела исключительно в отсутствие ее хозяина, а когда он маячил поблизости, Хибёрд сие творение исполнял в гордом одиночестве. Ну, чтоб опять чего лишнего наш комитетчик не надумал. Вот так вот мы и шифровались с пушистым желтым комочком, разделявшим мою любовь к пению.

А еще, удивительное рядом, я иногда пересекалась с Бьякураном. Ежели на подступах к конюшне я не натыкалась на вонгольцев, а в ее стенах меня не ждал, ох, пардон, не решил передохнуть умаявшийся от исследования непознанного мой Облачный вождь, то я добиралась-таки до Торнадо, и в этом случае меня обязательно отлавливал Джессо. Он почему-то всегда точно знал, добрела я до коника в гордом одиночестве или нет, а потому появлялся, аки тать в ночи, но сияя белизной, и с улыбочкой расспрашивал о положении дел на ферме и давал советы. К слову сказать, Маня вынуждена была сдаться под напором Крапивина и позволила Мукурычу вести с тем переговоры, хотя, ясен фиг, контролировала их, что дико бесило моего товарища, любящего розы, но он стойко и мужественно терпел причуды домовладелицы и лишь отпускал в ее адрес ехидные комментарии. Он, кстати, ей соизволил объяснить, что не знал точного значения слова «шестерить», а точнее, сферы его употребления, и даже, представьте себе, принес извинения, но Маня, не склонная к всепрощению и одарению заблудших вторым шансом, сказала, что ежели он еще раз нечто подобное учудит, с фермы вылетит, свое решение по поводу еды и уборки она отменять не будет, но позволит мне стирать его шмотье, а сама ему ни на йоту не верит и не поверит, но исчадием зла на земле, так уж и быть, считать перестанет, хоть и дастся ей это с трудом. Ананас, конечно же, съязвил на это, но Маня решила не акцентировать на его «шуточках» внимания и продолжила его игнорить, но уже не так активно, как раньше, и без былого озлобления. Мне же Фей признался, что словечко, выбившее Манюню из колеи, он услышал от рабочих, когда они говорили, что Игорь «шестерит» перед нами и пытается выслужиться. Мой глючный иллюзионист неверно сложил два и два и пришел к выводу, что «шестерить» – значит «выслуживаться», потому и ляпнул сию околесицу, а я заявила ему: «Слышал звон, да не знаю, где он! Ты гений? Вот и не юзай словечки, чье лексическое значение тебе неизвестно». Фей меня застебал, но это мелочи – я в долгу не осталась. У нас с ним вообще процветал взаимный дружеский троллинг… Ну да ладно, вернемся к Бьякурану. Он проявил деловую хватку и давал мне советы по поводу того, как рационализировать работу на ферме и как мне стать жестче по отношению к работникам, причем многими его советами из первой категории я воспользовалась, а на вторую лишь разводила руками – мягкотелая я, ну и что? Из меня это вытравить невозможно, потому как слишком уж прочно впаялось…

Собственно, больше ничего особенного в моей жизни не происходило, и в десять часов вечера я падала на койку чуть ли не замертво, после чего, зарывшись носом в подушки, моментально вырубалась, как комп в результате смерти процессора. Печалька, короче говоря. Потому как прошел июль, подходил к концу и август, а ничего не менялось, разве что еще пара граждан задания получили, но уже в результате общения с моими сестрами. Вот так вот мы и жили – скучно, нудно и однообразно, за исключением очень и очень интересных вечеров.

Правда, было нечто, что ужасно нас с Машей расстраивало: Анна, жена Игоря, как попала в больницу, так в ней и осталась, и выписывать ее врачи отказывались. Я всё порывалась ее навестить, но Игорь говорил, что ее лучше не беспокоить, и потому я оставалась на ферме, откладывая поездку в Орел, ведь ее положили именно туда, а не в город неподалеку от фермы. А еще Димка, их сын, умудрился перевестись с заочного обучения на очное и, собрав вещи, укатил в город, где получил место в общежитии, ведь с фермы туда особо не наездишься. Вот и получалось, что я за них безумно переживала: что за здоровье Анны, что за то, как Дима освоится на новом месте, однако Игорь говорил, что беспокоиться не нужно, ведь его семья сильная, и всё у них будет хорошо. И я всеми силами старалась в это верить…

POV Маши.

Я поняла, каково было Реборну, когда его ученики говорили, что не способны выполнить поставленных задач… Начиная со дня, когда Тсуна-сан явил миру фокус-покус с появлением свето-сфер, я приступила к натаскиванию Дино Каваллоне на самостоятельность, и он явно делал успехи – по крайней мере, он перестал падать с лестницы и ронять хавчик на пол, да и хлыстом уже окружающим по макушке не попадал, а вроде как начал нормально с ним обращаться, хотя порой всё же грохался на ровном месте или этим самым хлыстом попадал не по цели, а метрах так в трех от нее. Однако это не меняло того факта, что он в себя не верил, и это расстраивало. Кроме обычных «тренировок» на координацию, коим меня научили, когда я тренировалась в искусстве каталы, я устраивала ему постоянные «проверки боем», и то и дело втравливала Франа в создание иллюзий псевдо-опасной для меня или других друзей Мустанга ситуации, и чаще всего он нас всех спасал, хотя пару раз из-за его падения или неверного использования хлыста меня «расплющил кусок шифера», «затоптал конь» и «застрелил грабитель». Другим подопытным тоже досталось, ну да ладно, это всё мелочи, потому как все, кроме нашего героя, знали, что это всё глюк, и были согласны на эксперимент. К счастью, к концу августа подобные промахи сошли на нет, а Дино, поначалу закатывавший мне скандалы с воплями: «Я же так перепугался, а это всего лишь иллюзия была! А если бы я от инфаркта скончался?! Пожалей мои нервы!» – смирился с судьбой-злодейкой и просто спасал всех и вся, вжившись в роль Супермена. Правда, он несколько раз спас рабочих от реальной угрозы, поймав мадам, навернувшуюся с крыши сарая, остановив понесшего жеребца и разрулив драку между нашим работником и пьяным деревенским, забредшим к этому самому работничку в гости. Как я тогда этого деятеля не уволила, не знаю – это всё Катька виновата со своим: «Ну давай простим, а то чем он детей кормить будет?» Пацифистка, блин… Дино такому стечению обстоятельств был крайне рад и почему-то решил, что ежели бы не тренировки, он бы ничего поделать не сумел, и переубедить его у меня не получилось. Впрочем, сдвиги у нас всё же наметились: к концу августа он уже спасал народ с уверенностью во взгляде и ни секунду не колеблясь, но, по собственному признанию, всё еще сомневался в том, сможет помочь или нет, и я уже готова была башкой о стенку биться… Ну, или его бить – тоже вариант. Понимаю теперь Реборна, к сожалению… Хотя я всё же против рукоприкладства в процессе обучения, а потому сводила всё к душеспасительным беседам и разбору ошибок. Причем за нытье на тему «вряд ли у меня получится» на парня накладывалось дичайшее наказание по его меркам – он целый день экстремально тренировался с Рёхеем, а потом пил парное молоко, к которому, кстати, очень быстро привык, хотя пить его после просмотра процесса дойки для него почему-то всё еще было каторгой, и отправлялся в мою комнату смотреть слюняво-сопливые розово-флаффные мелодрамы, или же нечто вроде Санта-Барбары, что его приводило в ужас, и он говорил, что я садистка похлеще Реборна, и лучше б я ему с ноги в челюсть зазвездила, чем так измываться. Ну а что? Психологические пытки всегда были очень и очень эффективны, бугага! Вот я и решила их заюзать. А почему нет? Главное, результат, и он появился – Дино к концу августа прекратил говорить, что ничего не выйдет, и дал себе твердую установку: «У меня получится, и я никогда в жизни больше не увижу мексиканскую мелодраму!» Так что надежда на благополучный исход у меня была, и разве что время поджимало.

Ну а кроме измывательств над психикой моей няшной поняши, дни Манюни-свет-Семёновны были наполнены трудами, спорами с гадкой Дикобразиной (удалите первые три буквы из этого слова и переместите ударение на букву «И» – увидите мое о нем мнение), которая извинилась, конечно, и даже была мною частично помилована, но ни с того ни с сего начала регулярно хамить Катьке и срываться на нее, да и на всех остальных тоже, что вновь вернуло меня к позиции «Мукуро – персона нон-грата номер раз на ферме». Я была в печали от того, что Крапивин (чтоб ему каждую ночь Джастин Бибер в розовых стрингах, исполняющий «В траве сидел кузнечик», снился) настоял на том, чтобы переговоры вести именно с Дикобразом. Жизнь несправедлива! Лучше б он с Джессо решил обсуждать будущее нашего контракта, потому как Бьякуран мне открылся с довольно неожиданной стороны. Рассказать, как дело было? Нет? Хо-хо, никуда не денетесь – я всё равно поведаю, внимайте!

Короче говоря, на следующий день после светопреставления Савады-сана мы с ним столкнулись у выхода из конюшни, где обитали три вороных жеребца, принадлежавшие мне и моим сестрам, а также лучшие племенные жеребцы хозяйства других окрасов. На вопрос: «Чегой-то ты тут забыл, свет мой Белоснежечка?» – Бьякуран с милой лыбой а-ля «всех убью и скажу, что так и было», заявил:

– Инспекция. А Вы меня в чем-то подозреваете?

– А тебя можно не подозревать, с твоей-то подозрительной физией? – ответила вопросом на вопрос я и добавила: – И хорош мне «Выкать»: я не старая бабка, а ты не мой препод.

– Хорошо, – усмехнулся он и, тиснув меня под ручку, потащил в конюшню, а затем, ткнув пальцем в одну из кормушек, оттащенную подальше от денника, в котором, кстати, жил Торнадо, заявил: – Присмотрись.

Я присела у кормушки и задохнулась от возмущения: в нее было насыпано стекло! Мелко раздробленное стекло! Я тут же кинулась к Торру, но Джессо меня перехватил за плечи и заявил с милой лыбой:

– Не волнуйся, он не пострадал. К счастью, я видел, как неизвестный выскользнул из конюшни и решил сначала проверить лошадей. Торнадо оказался очень умным конем и, порезав губы, есть стекло не стал. А вот злоумышленник оказался идиотом, потому как не добавил в стекло корм. Смешай он их, проблем было бы не избежать. Впрочем, думаю, его спугнуло мое приближение – я до этого отловил неподалеку не совсем трезвого рабочего и устроил ему небольшую выволочку, немного припугнув моими дракончиками, он же раскричался и этими воплями спугнул нашего недоброжелателя. Я как раз собирался идти искать Катю-чан, чтобы она обработала жеребцу губы и насладилась осознаем того, что ваша система безопасности никуда не годится и проникнуть на ферму проще простого.

– Ну и что ты предлагаешь? – всё еще кипя гневом, вопросила я, мечтая порезать на лоскуты заразу, которая посмела на Торра напасть. Впрочем, благодаря длиннющей тираде Снеговичка, мне удалось немного подуспокоиться, и я не перешла на жаргон. Ну, вслух не перешла – мысленно-то я чего только не наговорила…

– Улучшить систему безопасности, конечно, – отпустив меня, усмехнулся снежный ком нашей фермы, причем с таким видом, словно всё отлично и вообще ничего не произошло, а стекло в кормушке – так, досадное недоразумение.

– Денег нет, – поморщилась я.

– Найди, – улыбнулся он, а затем вдруг резко распахнул глаза и ледяным голосом произнес: – Ты никчемный хозяин, если тебе плевать на здоровье лошадей, – я опешила от такого поворота, а Бьякуран, тут же став собой, то бишь белой ватной милашкой с хитрой лыбой, заявил: – Я могу помочь найти новых партнеров. Что скажешь?

Я, конечно, не люблю, когда за меня мою работу выполняют, но слова, родившиеся благодаря раздвоению личности нашей Снегурочки, на меня произвели очень сильное впечатление, а потому я со вздохом кивнула и пробормотала:

– Ладно, действуй. А ты в курсе, что у тебя раздвоение личности?

– Боюсь, ты ошибаешься, – улыбнулся он и свалил в туман.

Меня, если честно, подобное его поведение заинтриговало, и с тех пор, когда он, трижды постучав, вламывался в мою комнату, чтобы поговорить о сделках, я старалась выяснить о нем хоть что-то и, что интересно, преуспела. Его логика была на грани фантастики, а философия показалась мне очень интересной и необычной. Чего стоит одна его теория на тему: «С этим миром не всё в порядке, так почему бы его не сделать хотя бы немного веселее и интересней?» А его рассказы о других мирах, информацию о которых он получил благодаря своим перемещениям в другие тела Бьякурана Джессо из параллельных вселенных, были настолько яркими и захватывающими, что я ему даже книгу написать предложила, ну, или компьютерную игру, так как он их обожал, но Снеговик-кун отказался, заявив, что у него сейчас и так дел полно, а книгу писать ему не хочется еще и потому, что литературного таланта нет. Кстати, на вопрос во всех ли мирах есть его двойник, и есть ли он в нашем мире, Джессо ответил отрицательно, заявив, что в этом мире он никогда не был, хотя обшарил сознание всех своих копий, да и вообще, по его словам, все миры, в которых он существовал, имели возможность создания Пламени Предсмертной Воли, в отличие от нашего. Потому как он существовал лишь в том мире, где родился изначально, но с каждой временной развилкой мир ветвился, и «ветвился» сам Джессо. Короче, я не особо поняла, ну да ладно. Главное, я въехала, что в нашем мире Бьякуран не рождался, а значит, его тут и не водилось, равно как и Пламени Предсмертной Воли. Кстати, прогнав моську Джессо и его отпечатки пальцев через знакомых по базам данных, я получила подтверждение его слов – никого с такой внешностью и отпечатками в нашем мире и впрямь не наблюдалось, ну, по крайней мере в развитых странах – точно, а что Белоснежка Джессо у нас родился в Зимбабве или на крайнем севере, куда компьютеризация еще не дошла, я поверить была не в состоянии. Да и вообще, Бьякуран был на редкость интересным (и укуренным в хлам) собеседником, и мне с ним общаться безумно нравилось. Он пропагандировал политику силы и тотального контроля, но в то же время заявлял, что надо быть хитрым и искать к людям подход, переманивая самых сильных личностей на свою сторону. Я с ним в этом была согласна, но мне в голову закралось подозрение, а не пытается ли он и меня «завербовать», но оно было развеяно, когда я случайно услышала диалог Джессо и Савады-сана: Вонгольский шеф вопросил, чего Бьякуран хочет добиться, помогая мне с делами и нисколько не волнуясь о возвращении, на что тот ответил, что его не волнуют руины не потому, что он не хочет вернуться, а потому, что он не считает их главным ключом, и хочет для начала получить задание, а потом уже решать, что делать дальше. Ну, а для получения задания ему необходимо было общаться с нами, местными жителями, и по возможности быть с «избранными» из них откровенным, чтобы всплыли темы, которые могут стать его заданием. Таким макаром я поняла, что меня используют, но не пытаются переманить на свою сторону и говорят по возможности откровенно, потому как от «скользких» тем Джессо просто утекал, как растаявшая мороженка от пятилетнего дитятки, но по большей части старался всё же рассказывать о том, что было у него на душе и даже не стеснялся говорить о том, что, по сути, идея его «несостоявшегося я» о захвате мира и его уничтожении, казалась ему любопытной, но довольно бессмысленной, потому как завершив игру, он бы не смог нажать на replay, а смерть – это слишком скучно, и он бы умирать не хотел. Это он понял еще накрывшись медным тазом в десятилетнем будущем и удостоверился в своей теории, померев недавно. А потому я решила не обижаться на Джессо: всё же он никогда не говорил, что мы с ним друзья – не разлей вода, а просто беседовал со мной, и я решила не париться и наслаждаться интересной и познавательной болтовней. Кстати, болтовня эта принесла желаемые Снежинкой-куном плоды – в результате нашего спора он получил задание и, продемонстрировав мне пергамент, открыл истину, гласившую: «Бьякуран Джессо выполнит контракт в миг, когда поймет, что жить интереснее, чем играть в жизнь». Снегурочку нашу сие задание вогнало в транс, но он решил не особо заморачиваться и попросту плыть по течению, заявив, что он не привык проигрывать, но иногда бывает и такое, а потому он не сдастся и будет играть, следуя своему стилю, ну а если проиграет, такова судьба. Правда, что-то в нем всё же изменилось – он стал куда более задумчивым, и периодически я натыкалась на него, стоявшего неподвижно, аки снеговик по центру поля, и молча, с печальным видом глядевшего на небо. Тогда я отходила подальше и молча смотрела на него, чтобы, как только он встряхнется и придет в себя, подскакать к нему и попытаться развеселить и не дать впасть в меланхолию и депрессию. Джессо на подобные мои поползновения всегда реагировал очень вяло, но спустя десять минут красочных рассказов «из жизни фермерши» или комичных пересказов книг и фильмов, он всё же оттаивал и возвращался из состояния «я ледяная глыба» к своему обычному состоянию «я белая пушистая няшка, мальчик-одуванчик и вообще комочек ваты, главное, не подавитесь, когда укусить меня решите». Вот тогда-то мы с ним и продолжали нашу болтовню о ерунде и глобальных вопросах бытия, а также положении дел на ферме, и он, кажись, был даже доволен тем, что я помогала ему не впасть в трагизм и не начать читать монолог Гамлета над собственной, еще не образовавшейся могилкой.