Текст книги "Спасите, мафия! (СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 96 страниц)

====== 1) Приплыли тапочки к дивану! Я, кажется, схожу с ума... ======

«Уметь наслаждаться прожитой жизнью – значит жить дважды». (Марциал, «Эпиграммы»)

Что такое «счастье»? Абстрактное понятие, не более. Ну, мне так кажется, по крайней мере. Хотя, помнится, в «Доживем до понедельника» говорили: «Счастье – это когда тебя понимают». Не знаю, как насчет «понимания», но у каждого счастье свое. Вот взять алкаша запойного. У него счастье вместе с истиной на дне бутылки бултыхается. Взять олигарха – у него счастье в прибыли, новой яхте и картине Пикассо на двери «интересного заведения» с «белым другом», для понта. Взять, скажем, актера – слава, признание и устланная лепестками роз и лифчиками поклонниц красная ковровая дорожка Оскара, плюс этот самый Оскар, не путать с Уайльдом. А что для меня – счастье? Фиг его знает. Вот честно. Хотя… Я ж отаку, значит, наверное, фигурка любимого персонажа на полке, танкобон любимой манги и новые серии аниме с русскими субтитрами. Хотя я мечтаю японский выучить и смотреть прямо в оригинале, но где ж в нашей глухомани учителя японского найти? Нереально…

Ах да, простите мне мой маразм, я забыла представиться. Зовут меня Екатерина Светлова, девятнадцать лет от роду, не замужем, «не горела, не кипела, не привлекалась», мирная анимешница со стажем. А почему у нас учителя японского не найти – тут всё просто. Или сложно, это уж под каким углом посмотреть, прям как на объемную модель треугольника Пенроуза. Не верите, что такие есть? Поверьте: оптические иллюзии рулят и бибикают, ага… Но я отвлеклась! Вернемся к нашим баранам. А точнее, к моему месту жительства. Тут всё довольно занимательно. Я живу на «ферме», скажем так, в Орловской губернии. У нас тут поля, леса, народу – никого. Ляпота, короче. Ближайшая деревня в паре километров, добираться до нее – только пешкодралом, ближайшая больница в городе, что аж за сотни верст, ну, это я утрирую, конечно, но всё же далеко. Мои родители были заводчиками элитных скакунов, и было у них небольшое племенное хозяйство, где они разводили лошадей буденновской породы. Очень, кстати, доброжелательные и неприхотливые зверюшки. Эх, как я их неуважительно… Ну да ладно, главное, это отличные лошади для конкура и выездки, и мои предки мечтали создать нехилое такое племенное хозяйство: большое, с огромным количеством как самих лошадей, так и рабочих. Благо, земли у нас было много – наследие давно минувших лет и несколько нечистоплотных прародителей. Когда народ раскулачивали, мои предки спрятали нехилый такой клад, а в начале девяностых мой папаня, ветеринар по образованию, его наконец выудил на свет Божий, благо знал, где что спрятано было, и на денежки с продажи золота-бриллиантов закупил огроменный участок земли – тридцать гектаров. С тех пор на этой ферме и жил вместе с моей маман. Я с рождения с лошадьми, души в них не чаю, знаю всё, что нужно, и мечтаю продолжать дело родителей.

Впрочем, что это всё «я, я»… «Головка от часов „Заря”!» Мы – так сказать будет вернее, потому как у меня есть сестры. Ленка на год младше меня, гот до мозга костей, вечно ходит в черном, натуральная брюнетка, на моську лица макияж накладывает редко, но если делает это, то мрачный, загробный, «вампирский» – нужное подчеркнуть. Короче говоря, субкультура съела ее мозг, как мой – аниме.

Вторая моя сестра – Мария, она же Маня, она же «Машка-зараза-сколько-можно-пялиться-в-зеркало?!» Нет, у нее не конкурс красоты на носу, просто она у нас мисс Пафосность. И считает, что всегда должна выглядеть так, словно через пять минут принца Чарльза с сыновьями встречать поедет. Ей двадцать, она учится на экономиста на заочном, идет на красный диплом, очень умна и общительна. Любит юбки, ненавидит серую действительность, одевающую ее в рабочую одежду любого уважающего себя, а не свой внешний вид, фермера, и ездит вместо лошадей, образно выражаясь, на моей шее. Бедная я, несчастная! «Некормленая, не поеная», ага… У нее наполеоновские планы: сделать наше хозяйство элитным, огромным и вообще превратить в племенной завод. Вот только вряд ли это сейчас возможно, потому как недавно в автокатастрофе разбились наши родители, и по неизвестной нам причине (вернее, по недоказанной) большая часть персонала уволилась. Скопом. Мы были в трансе, Ленка ударилась в свою субкультуру как в отдушину и стала самым апатичным, пессимистичным и вообще жутким человеком в радиусе километров в сто, а может, и больше, а Маня засела за бумаги, поставив себе целью удержать хозяйство на плаву юридически, и наняла новых рабочих, но, к сожалению, работать с новыми, незнакомыми людьми не фунт изюма, когда и так нервы ни к черту. Лошади же были Маней свалены на нас с Ленкой, которая, кстати, учится на животновода, тоже на заочном, и мы трудимся не покладая рук вместе с сорокапятилетним Игорем Ларионовым, старым другом моих родителей, нашим главным трудягой, и его женой Анной, а также их сыном, Дмитрием, двадцати лет от роду. Новые граждане не в счет: у нас с ними отношения чисто деловые.

Семья Ларионовых – единственные, кто нас не бросил, а остальные слились куда подальше, и тайная мечта Мани – устроить этим «остальным», образно выражаясь, «камикорос» экономический, она им вдогонку даже крикнула: «Чтоб вы жили на одну зарплату!» Эк ее на «Бриллиантовую руку» пробило… Лена же мечтала, чтобы пришел демон, призрак, вампир… да хоть кто-нибудь из нечисти и превратил их жизнь в кошмар на улице Вязов, но вслух не выказывалась. Она если и говорит что-то, то обязательно философское или уничижительное. Хотя бывают исключения, она ж увлекается мифами и может о них часами без умолку болтать.

Ну а я… А что я? Я – последняя буква в алфавите. И учится эта буква довольно неплохо, тоже на заочном, а когда-таки доучится, станет дипломированным ветеринаром. Короче говоря, мы с самого детства планировали втроем продолжать дело родителей, потому и выбрали эти профессии. Вот только сейчас наше будущее туманней некуда. Мы пока умудряемся не влезть в долги, однако работать очень и очень сложно: с новым персоналом отношения натянутые, ибо Ленку никто не понимает, но она и не надеется – говорит, что ей глубоко пофиг, Маня с ее командирскими замашками вечно всех строит, и ее терпеть не могут, а я эдакий «буй» между сестрами и работниками, который вечно пытается их примирить, но получается откровенно фигово, ибо Манюня впадает в состояние «порву, как Тузик грелку» за любую провинность и везде видит заговор. Взять хоть ее последнюю выходку, когда она уволила рабочего за то, что он пришел в понедельник на работу «с бодуна». Хотя я ее могу понять: злилась она справедливо, но ведь раньше за ним такого не замечалось, и увольнение – это крайность…

Ну да Бог с этим со всем, меня сейчас больше другое волнует: где Ленка шляется и что готовить на обед. О да, домашними делами у нас занимаюсь только я. Убираться Маня терпеть не может, а готовить – просто не любит, Ленке же на всё начхать, и мне иногда кажется, что, забудь я ее вечером позвать к столу, если она зачиталась, так и останется голодной и не взглянет на то, что желудок будет активно ее на кухню гнать. А может, и не будет, кто ж его, желудок этот, знает… Ленка вообще из-за пофигизма к самой себе напоминает вампира готичного: бледная-пребледная, аки смерть, но без косы, длиннющие, до пояса, черные густые волосы, пухлые губы, абсолютно бескровные, и глубокие синие глаза. Она безумно худая, я ее даже одно время в анорексии подозревала, как в преступлении против человечества в лице ее личного повара (меня, то бишь), но она вроде перестала худеть и со своим, прямо скажем, небольшим ростом в метр шестьдесят застыла на отметке весов, на которые я ее чуть ли не под дулом автомата затащила, в тридцать восемь килограммов. Жуть жуткая, ребра выпирают, ветром того и гляди сдует, зато когда она напялила в прошлом году на Хеллоуин платье средневековой вампирши, мы были в ауте: она была прям красавица. Ну, талия осиная имеется, второй размер груди – тоже, что б не выглядеть аки принцесса? Хотя поведением она на принцессу ну никак не тянет. Разве что на «Несмеяну».

Манюня же пошла в отличие от Ленки в отца: высокая, метр восемьдесят, грудь третьего размера (ну, тут уж папаня ни при чем, полагаю), волосы черные, до плеч, с косой челкой, глаза черные, губы пухлые, ярко-алые, кожа светлая, на щеках пожизненный румянец, нос немного картошкой, косая сажень в плечах. Короче, внешность эдакой донской казачки, что неудивительно: батя-то у нас шкафоподобный был. Про себя могу сказать следующее, раз уж о внешности речь пошла: рост средний, метр семьдесят, волосы черные, длинные, глаза черные, блеклые, губы тонкие, нос прямой, острый, кожа бледная, как у Ленки, на груди природа отдохнула – еле-еле первый. Я очень на мать похожа, разве что у нее черты лица мягкие были, ровные, а у меня – заостренные, и красивой меня назовет только слепой, которому мою харизму обследовать тактильно не дадут. Но мне на это откровенно начхать, в отличие от того, что готовить на обед! Маня любит русскую кухню, Ленка – французскую, а я – японскую. Жуть, короче. А приготовлю-ка я борщ и вареники! «Ни нашим, ни вашим», как говорится!

Я поскреблась на кухню нашего большого двухэтажного дома, располагавшуюся внизу, и начала лепить вареники. Кухня у нас просторная, светлая, больше напоминает столовую – на ней роту разместить можно, хотя это я утрирую. У правой стены – мойка, плита, стиральная машина и шкаф, у левой – полки, холодильник и еще один шкаф, а в центре – круглый стол нехилых размеров, окруженный восемью стульями. Просто раньше здесь обедали мы с сестрами, родители и семья Ларионовых, вот и набегало восемь рыл. Правда, вчера Анну в больницу с пиелонефритом упекли, а с утра уехал в город и Димка: он состоит в отряде поисковиков, которые копают землю-матушку в поисках эха войны – гильз, снарядов и скелетов. Вот и сейчас у них очередной слет, благо на дворе лето, первое июля, понедельник. Что-то меня на конкретику пробило… Поедут они перепахивать лесочек недалеко от нашей фермы – километрах так в пятидесяти, хех. И будет он у нас лешим, ну, или водяным: как в прошлый раз в болото свалится, его вытащат, и пойдет он народ пугать, грибников да отдыхающих…

Я сварила борщ, налепила вареников и хотела было отправить их в кастрюлю, как вдруг услышала во дворе жуткий грохот, как от взрыва, и узрела в окне белую вспышку. Что за на фиг?! Нас марсиане атакуют, или метеорит во двор ляпнулся? Что за дебош природы?

Я вырубила плиту и ломанулась на улицу через длиннющий коридор, ибо кухня расположена в дальнем конце левого крыла, а дверь – в центре, в холле, от которого и идут в противоположных направлениях два длиннючих коридора с темной деревянной обшивкой стен и бордовым паласом на полу. Проскакав до двери и вырвавшись на свободу, я чуть не рухнула на землю. Передо мной в воздухе висело существо, напоминавшее гуся, но в одежде. Причем белый пушистый гусь в белой же хламиде и черной беретке двоился. Что я пила? Что курила? Да вроде ничего, я вообще веду здоровый образ жизни. А может, это какая-то химическая атака? Зарин? Уран? Да нет, не то… Глюк, свали, я не в затяг!

– О, наконец! – прокрякал гусь на чисто русском. Мама, мой мозг плавится… – Ты Катерина, да? Вот, получай посылку.

Стою и тупо пялюсь на говорящего пушистого гуся. Хотя как можно быть пушистым, если он весь в перьях? Ответ – они топорщатся!

– Ну, что же ты? – возмутилась копия моего глюка. – Забери посылку, распишись.

– Уйди, глюк. Я не в затяг… – пробормотала я, помахала рукой гусикам, вяло так, пребывая в трансе, и поскреблась куда подальше – домой, то бишь.

– Стоять! – возмутился один из глюказоидов, и они подлетели ко мне, зависнув перед моим носом. Кстати, эти певчие птички крыльями не машут: они тупо висят в воздухе! А может, и не тупо – магия глюков, однако!

– Спаси меня, галоперидол! – пробормотала я и пошла вперед, игноря мираж моего воспаленного разума.

– Мы не глюки! – возмутился первый гусь. Или он второй? Или он один, но у меня в глазах двоится? А глюки могут двоиться, что, правда? Мать моя Орочимару, сдайте мой мозг Кабуто на опыты! Я здесь сейчас от инфаркта скончаюсь. Хотя нет, не скончаюсь, я живучая.

– Да постой ты! – возмутился второй гусь. – Мы братья Гу-Со-Сины! Мы пришли передать тебе посылку!

В «Играх разума», помнится, глюков велели игнорировать. В игнор вас, в игнор, плоды больной фантазии анимешницы! О, стоп! Гу-Со-Сины, говоришь? Ну ясно. Я перечитала мангу. Это ж братья-шинигами из мира мертвых, он же мир Мейфу. Бугага, я гений! Шизанутый гений, ага… Я вчера до часа ночи «Потомков тьмы» читала, вот мне и привиделись персонажи оттуда. Но с фига ли? Я ж в здравом уме и трезвой памяти вчера была…

– Брат, она нас игнорирует! – спасибо, Кэп! Глюк, не жалуйся на больного брату – не поможет… – Что делать?

– Не знаю, может, посылку вручить?

– Да она их напугает таким поведением!

«Их»? Кого это «их»?! Я остановилась и возмущенно воззрилась на гусиков. Спокуха, Катюха, спокуха! Твоя жизнь и так непруха… Спросить, что ль, что они ввиду имеют? А как же игнор и советы американского синематографа? Не, спрошу. А то вдруг еще глюки появятся?

– Слышь, результат нехватки трифтазина в моем укуренном разуме, – пробормотала я, воззрившись на одну из иллюзий реальности, – ты о ком вещаешь? Что за «их»?

– О, наконец-то! – обрадовался первый гусь в хламиде. – Мы должны доставить тебе посылку!

– Вы глюк, – уперто заявила я.

– Нет же! Мы реальны! – возмутился его брат-близнец. – Ну, потрогай крылышко!

Он протянул мне левое крыло, но я лишь пожала плечами:

– Тактильный глюк, не более того.

– Ты считаешь, что с ума сошла? – тяжко вдохнул Гу-Со-Син номер раз, а его брат с тоской-печалью на моське убрал крылышко.

– Нет, перетрудилась, – нахмурилась я. Чего я перед этими птицами вещими оправдываюсь?! На сковородку их и в духовку, хорошая закуска будет… Фе, как жестоко! Хотя птицу я любила, до того как вегетарианкой стала. Но не говорящую же!!!

– Сама-то веришь? – фыркнул более холеричный первоптиц.

– А не пофиг? – поморщилась я. Чего я перед своим воображением оправдываюсь?

– Так, всё, мне это надоело! – прокрякал гусь номер два и потер крыльями виски. Ой, какой кавайка… Прям милашка! Так бы и затискала, не будь он галлюцинацией!

Сама не заметив как, я разулыбалась, умилившись картине «раздосадованный гусь-шинигами, укуренно соображающий, как заставить человека поверить, что он не глюк, хотя он глюк». Заметив мою умиленную лыбу во все тридцать два зуба, его брат заявил:

– Вот видишь, мы тебе не неприятны! Ну попробуй нам поверить! Ты ведь нас знаешь, читала о нас!

– Вот ты и доказал, что ты глюк, бугага! – возликовала я. – Откуда шинигами знать, что его в манге нарисовали?

– Мы всё о смертных знаем! – возмутился всё еще трущий виски Гу-Со-Син и помахал ножко-лапками, обутыми в черные остроносые башмачки, в воздухе. – Мы знаем и про эти картинки, и про то, что ты говорила на могиле родителей в день похорон!

Я замерла. Что за на фиг?! С чего эта пернатая галлюцинация в такие личные вещи лезет?!

– Помнишь, ты сказала…

– Помолчал бы ты, – процедила я, хмурясь и зло на него глядя. Гу-Со-Син замолчал, а его братик подлетел к нему и заявил:

– Это важно! Ты просила помощи – ее тебе оказали! Твои родители заключили контракт с Графом, хранителем Дома Тысячи Свечей, Книги Судеб и свечей жизни смертных всех миров. Ты же знаешь, он любит… театрализованные постановки, и он согласился на контракт! Он переместит свечи из одного участка в другой, и смертные, которых ты хочешь увидеть, окажутся здесь, в этом мире!

– Да мои предки бы в жизнь о таком не попросили! – фыркнула я, и гусики переглянулись. Ой, что-то здесь нечисто, ой, нечисто!

– Их на это надоумили, – утек с линии атаки первый гусь лапчатый. – Они сами бы не догадались, но им посоветовали так поступить. Не спрашивай, кто – не имеем права ответить.

Я нахмурилась. С чего это я вообще с ними веду беседу, как с реальными? Бред какой! Да и мои предки в жизни бы контракт такой не заключили…

– А цена контракта? – усмехнулась я.

– Секрет, – поспешно заявил гусик номер два. – Но со стороны Графа положение таково: он перешлет сюда людей из другого мира, о которых ты мечтала.

– Что за на фиг? Ни о ком я не мечтала! – возмутилась я, и пернатые, переглянувшись, ехидно разулыбались. Как можно с клювами улыбаться?! Что за чертовщина?! Ох, моя голова, ох, мое душевное здоровье! И чего я на ветеринара, а не на психиатра учиться пошла? Риторический вопрос.

– Свалите в туман, последствия черепно-мозговой травмы, – вяло пробормотала я и хотела было пойти домой, но мне чуть ли не в нос ткнули бумагу, она же свиток, и перо. Из себя что ль выщипал, ты, птеродактиль пернатый?

– Подпиши, и мы вручим посылку, – заявил он.

– Не-а. Неизвестные документы не подписываю. Вдруг ты мою душу похитить хочешь, как Ленка говорит? К тому же, у нас не совхоз «Красная заря» и не проходной двор. Я чужих мужиков кормить не намерена. А вообще, вы иллюзии, кыш, кыш!

Я помахала руками перед носом, но что-то как-то моя уверенность таяла… А глюки ли они? Уж больно реально выглядят, да и переутомление… Что за бред? Так, отставить, спокойствие, только спокойствие. Они не могут реальными быть. Не-мо-гут!!!

– Ну, мы их всё равно доставим, – хмыкнул вредный глюк номер раз. – А подпись нужна чисто по формальным причинам: подтвердить, что мы свою работу выполнили.

– А чего это библиотекари посылки доставляют? – вскинула бровь я.

– Да потому что дело деликатное, – пригорюнился первый гусик, опустив глазки, понурив плечики и являя собой монумент Скорби и вселенской Тоске. – Не мог Граф других попросить, они же сплетни разнесут по всему миру Мейфу! А мы, вроде как, умеем хранить секреты.

– Что значит «вроде как»? – возмутился свитконосец.

– Брейк! – рявкнула я на автомате. Привычка – стоит Мане завестись, и я ору это, чтобы она на скандал не нарвалась. Гусики замерли, а я забрала пергамент и начала читать.

«Сим подтверждаю, что посылка из мира Мейфу была доставлена братьями Гу-Со-Синами в целости и сохранности». Да, многозначительно… Ну, по крайней мере здесь явно нет скрытого смысла и подводных камней! Хотя посылку мне еще не вручили. Кстати, бумага, а точнее, пергамент, и впрямь на ощупь был как настоящий. То ли это очень и очень реалистичный глюк, то ли…

– Подпишешь? – проворковал голубок, пардон, гусик номер раз.

Я поморщилась. Что, если это не иллюзия? Каковы условия-то? И вообще… Во что я вляпалась?!

– А когда их заберут? – вскинула бровь я. – И вообще, где гарантия, что они меня в этот ваш мир Мейфу не отправят?

– Это было оговорено, – пожал плечиками первый птиц. – Первый пункт договора – они не имеют права убить здесь кого-либо из людей. В принципе. Иначе мгновенно будут отправлены назад.

– Назад? – озадачилась я. – Так они ж живут в другом мире – ясен фиг, они захотят назад попасть!

Птичка-синичка с рулоном бумаги поморщилась. Как может морщиться птица? Хотя он же глюк… Ну какой глюк на фиг, когда он так реален! Всё, сдайте мои мозги на опыты, наследие юным гениям будет – пускай препарируют…

– Не совсем. Недавно произошло в их мире неприятное событие, и все они погибли.

Я замерла. Как так?! Не может быть! Не могли они умереть, они же…

– Что за чушь! – возопила я. – Они не могли! Они же такие сильные, они не могли… Не могли…

Я чуть не разрыдалась, но Гу-Со-Син без свитка меня осторожно погладил по голове и заявил:

– Это и есть их часть контракта. Они вернутся туда, в свой мир, если выполнят условия, поставленные Графом.

– Какие условия? – нахмурилась я, отчаянно цепляясь за ускользающую надежду. Почему-то новость о том, что они мертвы, заставила меня поверить, что это не галлюцинация. Я не как Лена к смерти отношусь – не превозношу ее. Я ее считаю неизбежной и не боюсь, но любить – увольте. Я не хочу, чтобы люди умирали молодыми…

– Этого мы сказать не можем, – тяжко вздохнув, вновь опустил глазки и крылья птичкин подобрее. – Но и они не знают условий. Их просто вытащили из темноты и поставили условие: они оживут в своем мире, если сделают то, что хочет от них Граф. Некоторые не соглашались, но им сказали, что если они откажутся, их из темноты отправят в самые ужасные моменты их жизни, и они будут снова и снова их переживать. После наглядной демонстрации они согласились. Это самое страшное наказание мира Мейфу, и они его не заслужили, но Граф мог это устроить, потому и пригрозил. Они вынуждены были согласиться, хотя один всё же отказывался, и тогда Граф сказал, что оживит его в этом мире без возможности умереть в принципе – после этого он дал свое согласие. В результате, ситуация такова: их пришлют сюда, они не имеют права убить кого-либо, они не имеют права переехать отсюда и обязаны жить в этом доме, а покидать ферму могут не более чем на трое суток, после чего должны такое же время провести здесь, и они не исчезнут отсюда, пока не выполнят условия контракта. Правда, с одной оговоркой: в ночь с тридцать первого декабря на первое января все они вновь окажутся в мире Мейфу без возможности вернуться к жизни, если не выполнят условия договора.

– А как узнать условия? – нахмурилась я.

– Время покажет, – загадочно ответил гусик со свитком. – Подпиши. Все они узнают условия договора, но вот как – дело другое. И еще: они могут причинить вам физический вред. То есть ударить, нанести ранение они могут. Это контрактом не оговорено.

Я нахмурилась. Зная Машкин характер… Стоп! Маша! Лена! Как я им это объясню?! Вот я олень! И почему эти птицы-сирины не глюки, а? Эх, жизнь моя жестянка, я тухлая поганка… За что, а? Ну за что? Я когда об этом просила, не верила, что это возможно, и от балды говорила! Они ж психи полные! И если припрутся, устоят на нашей ферме последний день Помпеи вкупе с нашествием фестиваля «Нашествие», пардон за тавтологию! Где мои мозги были? Почему я не мечтала о том, чтобы в мою жизнь вмешались, скажем, Тоторо и чернушки, а? Всё меньше проблем было бы!

– Да они мне сестер покалечат! – возмутилась я.

– Смертельные ранения и ранения, ведущие к коме, запрещены, – выдал птиц с бумагой. – Однако да, они могут вас ранить. Таков уж Граф, он любит… эээ… некоторые проблемы создавать людям.

– А не пойти ли этой графской роже оленей пасти! – возмутилась я. – Шизик ненормальный!

– А есть «нормальные шизики»? – озадачился птиц номер два. – Не волнуйся, твоим сестрам правду можно не говорить. Всё же ты, помнится, переписывалась с японцами, анимешниками из Токио, вот и скажи, что это твои друзья.

– Так они ж не все японцы! – фыркнула я.

– Ну, мало ли в Японии не японцев, – призадумался птиц без свитка. – Да и сестры твои не знают, с кем конкретно ты переписывалась. Плюс, если уж они будут сильно против, есть один вариант.

– Какой? – тут же спросила я, скрестив руки на груди и отчаянно соображая. В конце концов, Маня запросто может выпнуть моих «друзей», особенно если они устроят ей последствия столкновения айсберга с «Титаником»…

– Можно сказать, и у нас есть документ, это подтверждающий, – птиц справа достал еще один пергамент, – что они наследники тех, кто эту землю вашему отцу продал. Помнишь, он вам рассказывал, что раньше землей владели люди, которые много путешествовали? Они погибли в авиакатастрофе, и детей у них не было, но вот когда ваш отец выкупал землю, был прописан пункт договора, по которому их наследники могли бы гостить на вашем земельном участке. Так вот, смертным, заключившим контракт с Графом, уже выдали документы, удостоверяющие личности, причем имена сохранены в оригинале, а также фальшивые бумаги о том, что они являются наследниками тех людей.

– Но «гостить» – не значит полгода жить! – офигела я.

– Как раз таки полгода, – каким-то макаром усмехнулся клювоносец слева. – По договору они имеют право раз в десять лет полгода проводить здесь, а уж будет это время растянуто, или они будут жить сразу все полгода здесь – вопрос десятый.

– Ыыы, мои мозги! – возопила я, хватаясь за голову и возводя глаза к небу. – За что мне это, а?

– Ну… – птеродактили призадумались, и левый из них выдал: – Ты же сама этого хотела.

– Я дурью маялась! – возмутилась я.

– Я бы не сказал, – прочирикала эта белая канарейка и ехидно захихикала. – Желание было искренним. Именно это помогло ему стать реальностью.

– Эй, брат! – немного нервно заявил птиц с бумагами и похлопал по плечу своего близнеца белым крылышком.

– Не волнуйся, я не скажу лишнего, – пожал плечами тот и обратился ко мне: – Запомни: они должны выполнить условия договора, помоги им в этом. Но помни: в мире есть место чуду.

– Это ты о чем? – опешила я.

– Не важно, подпиши, – перехватил нить разговора недожаренный гусь с извещением и протянул мне белое гусиное перо.

– Себя, что ль, ощипал? – хмыкнула я и каким чудом не нарвалась на лавину гнева – понятия не имею.

Я поставила роспись, благо перо уже было обмакнуто в чернила, непонятно почему не высыхавшие, и протянула документ канарейке. Ой, мама, канарейка!

– А животные? – вопросила я у птиц.

– С ними, с ними, – отмахнулся Гу-Со-Син, скручивая пергамент в трубочку и пряча в карман своего наибелейшего одеяния. С хлоркой, что ль, стирает?.. Затем он протянул мне бумагу, удостоверявшую права наследования за моей «посылкой», и вопросил: – Готова?

– Нет, – честно ответила я. – Хоть совет дадите какой?

– Верь в себя и в чудо! – усмехнулся гусик номер раз, и его брат исчез, а через секунду мир передо мной полыхнул белым, и глазам моим предстала безрадостная картина…

– Посылка прибыла, все всё знают! – радостно возвестил моральный инквизитор кавайной наружности и внаглую исчез. Ой, мама… Спасите, сейчас меня будут убивать…

====== 2) Явились – не запылились! ======

«Если б не гости, всякий дом стал бы могилой». (Джебран Халиль Джебран)

Стою и тупо пялюсь на «посылку». Перечислю-ка я новоприбывших справа налево, раз уж маразм крепчал, сосуды гнулись… Высоченный парень, европеец, с длиннющими серебристыми волосами, в черном кожаном плаще до колена и кожаных черных брюках, с мечом, пристегнутым к левой руке, и стальным взглядом серых глазюк. Имя ему – Скуало Суперби, вечноорущий капитан Варии, элитного отряда убийц. Далее маньячно улыбающийся во все «тридцать два – норма» парень с густой соломенной шевелюрой, чуть вьющейся на кончиках, но короткой, причем челка напрочь закрывает глаза, а на макушке сияет диадема в лучах заката, пардон, предобеденного дневного светила, оно же единственная звезда солнечной системы. Кстати, данному гражданину такое украшение носить можно, это же сам Бельфегор Каваллини, так что ему положение в обществе позволяет: он настоящий принц. На нем кофта а-ля водолазка, только без воротника, в черно-красную полоску и кожаные черные штаны, плюс черная куртка с белой опушкой. Стоит, руки в карманы запихнув, и пялится на меня, странно ши-ши-шикая вместо того, чтобы смеяться. Как он вообще хоть что-то видит? Ну да ладно, едем дальше. С ним рядом – олицетворение глобального пофигизма и скепсиса: парень среднего роста в застегнутой на все пуговицы двубортной черной куртке с бежевыми вставками, черных брюках, и с каменным выражением лица. Зеленые глаза полны немого вопроса: «Зафига я сюда приперся? Хотя, пофиг…» Ну, ему всегда всё пофиг, и даже фамилию его анимешникам не сообщали – он Фран, просто Фран, типа Бонд (Брук-Бонд, ага)… Губы его, кажись, не то что не умеют улыбаться – никогда и не пробовали, а выражение лица он не изменит, даже если ему на макушку метеорит рухнет. Ну и как финальный штрих – венчает его многострадальную макушку шапка в виде черной голубоглазой лягушки гигантских размеров. Жесть, как у него башка еще не отвалилась? Кстати, волосы у него кислотно-зеленые. Интересно, это краска? Гуашь, блин…

Ладно, рядом с ним персонаж более приемлемый – «собака-улыбака» без маньячных наклонностей, а вернее, парень высокого роста, японской (в отличие от трех европейцев до того) наружности, с черными глазами, взлохмаченными короткими черными волосами и с лыбой от уха до уха. Радостной, задорной и доброй. Одет он довольно просто: брюки – черные, рубашка – белая, в руках – катана. Зовут это чудо позитива Ямамото Такеши. Класс, хоть один нормальный человек в этом зоопарке маньяков-шизофреников со склонностью к садизму… Рядом с ним – ярый представитель того самого вида «садистов»: парень с пепельно-белыми, боюсь сказать «седыми», волосами, цыбулькой в пренебрежительно поджатых губах, европейской харей лица, на которой застыло недовольное выражение, и серо-зелеными глазами, полными немого возмущения. Одет он просто: черные брюки, белая рубашка навыпуск и пояс – широченный такой, с огромной серебряной пряжкой, испещренной надписями. Сие есть итальянец Гокудера Хаято. Вас смущает его имя, мягко говоря, не совсем итальянское? Не смущайтесь – все свои… Он же герой аниме. Его родители что-то перемудрили (ну, или мангака, ага).

Рядом с ним еще один нормальный (нормальный, счастье-то какое!) человек – парень чуть пониже курильщика с густой копной каштановых волос, стоящих дыбом, ну или просто сильно взъерошенных, и карими глазами, в остальном же являющийся стопроцентным азиатом. Одет в черный костюм, причем пиджак застегнут на все пуговицы, черный галстук затянут под самым горлом, и образ владельца похоронного бюро портит лишь робкая улыбка и скрытая надежда в глазах. Смущается он почему-то, это явно. Имя этому добродушному существу – Савада Тсунаёши, и он десятый босс Вонголы, сильнейшего мафиозного клана мира, как ни странно прозвучит. Ну а рядом с ним еще одна «собака-улыбака», и я бы назвала ее милой, доброй и хорошей, если бы не одно «но», причем весомое – взгляд. Настолько энергичный, что мне аж дурно. Он же мне тут всё на уши поставит своей неуемной жаждой деятельности! Волосы очень короткие, пепельные (у них там что, ранняя седина – пик моды, что ли?), ежиком торчащие, нос заклеен пластырем, видать, часто получал, руки перебинтованы. На пузе – футболка с кавайным смайликом в стиле «давай побоксируем» – желтой рожицей, к которой пририсованы боксерские перчатки красного цвета; на ногах – кеды и черные спортивные штаны. Глаза желтоватые, добрые, но, повторюсь, до безобразия энергичные, и кстати, не смотря на это, он точно японец. Сасагава Рёхей – будьте знакомы и не жалуйтесь…

Рядом с ним – кошмар на улице Вязов. Нет, там не Фредди Крюгер, но лучше б он был, право слово. Ибо сие почетное место занял парень с прической, похожей на темные, почти черные, с синеватым отливом иглы дикобраза, хотя многим они напоминают ананас; загадочной, но явно не предвещающей ничего хорошего улыбочкой; разными глазами: левый – синий, правый – красный, причем на красном – иероглиф «ад» вместо зрачка; и в целом европейской симпатичной внешностью, если б только не выражение лица а-ля: «Всех убью, один останусь и буду мармеладки жевать, глядя „Спокойной ночи малыши” и зачитываясь сказками». Одет он в облегающие черные кожаные брюки с широким белым ремнем на бедрах (на фига он ему вообще? Для понту?), белую рубашку с черным галстуком и черный кожаный плащ «в пол» с «погонами» и шипованным воротником, на руках – перчатки «без пальцев», тоже черные, на ногах – высокие черные берцы с белой шнуровкой. Байкер, блин, готичный… Вот только самое худшее то, что в правой руке у этого чуда хитромудрости – трезубец! Да-да, трезубец. Он не байкер – он Посейдон, любящий мотоциклы, мухаха! Или, вернее, ку-фу-фу в данном случае. Потому как сие есть Рокудо Мукуро собственной персоной.