Текст книги "Спасите, мафия! (СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 96 страниц)

– Я пришел не переубеждать тебя, – едва слышно произнес гость приятным тенором, пройдя к столу и опускаясь в кресло напротив Графа. Черная ткань плаща, с шорохом скользнув, явила миру вечно падающих розовых лепестков затянутые в кожаные перчатки аристократические мужские руки. Хоть существо и говорило едва слышно, в голосе его звенел металл, а аура вокруг него была настолько ужасающей, что любое существо в здравом уме подчинилось бы любому его приказу, но… Либо Граф не был в «здравом уме», либо, что вероятнее, он попросту был бесстрашен, и потому он, рассмеявшись, задал вопрос:

– Так чего же ты хочешь, дорогой мой? Неужто решил свернуть лавочку и прекратить ставить на бедных девочках эксперимент? А я только вошел во вкус! В сердце одной из них начало зарождаться это глупое чувство под названием «любовь», как сказала Книга Судеб! Неужели мы всё прервем еще до кульминации и превращения сказки в кошмар, а?

– Нет, – прошелестел едва слышно посетитель, глядя на Графа из-под низко опущенного капюшона. – Однако я желаю обговорить новые условия.

– Ути, Боже мой, какая забота о ближнем! – усмехнулся Граф и опустил подбородок на сложенные друг на друга ладони. – Тебе это несвойственно, дорогуша. Ты стираешь глупых смертных с лица земли, не думая о последствиях и боли их родных, а тут проявляешь сострадание к трем глупеньким девчушкам? С чего бы? Мы с тобой знакомы много веков. Что-то здесь не чисто.

– Это не касается тебя, Граф, – прошептал мужчина в плаще. – Итак, приступим. Обсудим твою плату.

– Ой-ёй-ёй, как ты серьезен – у меня аж мурашки по коже бегут, – рассмеялся призрачный шинигами, всплеснув руками, и, откинувшись на спинку черного кожаного кресла, протянул: – Моя плата всё та же. Боль этих глупых девочек. Я обговаривал с тобой ее в самом начале и выдвинул условие – его я изменять не собираюсь. Иначе игра станет скучной и неинтересной. Я смягчил ее, как и было оговорено, до того самого уровня, но не ниже. Ты же знаешь, дорогуша, я существую в этом прогнившем мире так давно, что развлекаю себя чем только могу! Какой смысл мне сейчас еще смягчать цену этого крошечного эксперимента?

– Я не прошу ее смягчить, – прошелестел посетитель и облокотился руками, надежно скрытыми плащом, о стол. – Однако равная плата, направленная на другой объект, может тебя заинтересовать. Это будет… весело для тебя. Впрочем, я давно уже не знаю, что такое «смех».

– Хм… Ты меня заинтриговал, – протянул Граф и позвонил в стоящий на столе черного дерева небольшой серебряный колокольчик.

Мелодичный звон разнесся под сводами всего Дома Тысячи Свечей, и белый мрамор, отразив его, десятикратно усилил магически приумноженный звук. В тот же миг в дверь постучали и, послушавшись холодного «войдите», небрежно брошенного Графом, в комнату зашел уродливый карлик с обезображенным процессом гниения лицом. Увидев посетителя, он несколько растерялся и, отвесив хозяину поклон, пробормотал:

– Прошу простить, Ваше Сиятельство. Не доглядел… Гость прошел мимо меня, а я и не заметил…

– Не страшно, Ватсон, – протянул Граф. – Однако в следующий раз будь внимательней. Приготовь мне и моему гостю чай.

– Сию секунду, – проскрипел слуга, вновь поклонившись, и покинул комнату.

– Он не проболтается о моем визите? – едва слышно спросил визитер, неотрывно глядя на Графа.

– Ну что ты! На Ватсона можно положиться: он не привык болтать! К тому же, он не узнал тебя. Но если ты так волнуешься, карты в руки – попытайся убедить его, что надо молчать. Вот только вряд ли даже тебе удастся придумать что-то, что запугает моего слугу… Приступим же к переговорам! И помни: я не интересуюсь ничем, что не заставит меня рассмеяться и сказать: «Это была отличная постановка! Кровавая, жестокая, полная мучений и боли, а также своего особого очарования и шарма, а ее финал заставил меня аплодировать!» Я ведь люблю трагедии даже больше, чем ты, ты ведь знаешь…

Глазница маски, за которой скрывалась правая половина лица Графа, вдруг полыхнула алым, словно кроваво-красный рубин вспыхнул адским огнем, а гость хранителя Свечей Жизни склонился над столом и тихо произнес слова, после которых изморозь покрыла стекла, словно на дворе стояла зима:

– Я не дам тебе насладиться трагедией, Граф. Пусть это всё же будет трагикомедия, от которой улыбнемся мы оба.

====== 37) «Между первой и второй перерывчик небольшой» или «посиделки, приведшие к неожиданным результатам» ======

«Если человек не предпринимает попытки сделать больше, чем он может, то ему никогда не удастся сделать всё, на что он способен». (Уильям Драммонд)

POV Маши.

День прошел на удивление тоскливо. Ленка свалила в город со своей коронованной змеей, а хотя нет, погодите, его ж еще не успели короновать, так что всего лишь титулованной, Катюха весь день летала как угорелая, а потом и вовсе исчезла из поля моего зрения, Фран как обычно смылся в лес: как он пояснил, он все дни проводил именно там, потому как чувствовал, что руины – не единственное место с таинственными камнями, источавшими странную энергетику, которую кроме них, особо чувствительных особ-иллюзионистов, никто не улавливал, и пытался отыскать «лишние» камни, но безуспешно. Кстати, он заявил, что его учитель тоже их искал и тоже не мог найти, хотя ощущение, что они где-то рядом, их обоих не покидало. Этот неадекватный Тритон даже пытался на Франа воздействовать физически, чтобы тот от поисков в месте, избранном господином хамом, отказался, но, благодаря той игре, вынужден был прекратить свои домогательства и припрятал трезубец на черный день, видать, до восстания русалок, и просто смирился с тем, что Фран шляется неподалеку. На вопрос: «А чего ему, места жалко, что ли?» – мой друган ответил, что сам он собирался в случае удачи позвать капитана, раз уж тот вплотную занялся руинами, а вот гадкий Дикобраз, похоже, ни с кем открытием делиться не собирался, по крайней мере до тех пор, пока не решил бы загадку этих булыжников. На мое возмущение Фран заявил, что «учитель всегда был сам по себе, и с этим надо просто смириться», а я ответила, что, живя в социуме, с ним надо хоть как-то контактировать, а жить для себя и только для себя – уже бесполезный и не делающий чести эгоцентризм.

Ну да ладно, я отклонилась от темы! А возвращаясь к ней, скажу вот что: к ужину Катюха вернулась, сияя, аки медный пятиалтынный, и ломанулась готовить, словно в этом был смысл ее жизни. За ней почему-то перся Сасагава-сан и вещал о том, что парное молоко надо включать в рацион спортсменов, потому как оно невероятно бодрит, и из этого я сделала вывод, что Катька исполнила свою мечту и напоила боксера «этой пакостью», как выразился недавно Гокудера, узрев, как я тиснула из бидона не успевшее остыть молоко. Придурки городские… Не представляют, чего себя лишают! Ну да ладно, нам больше достанется, хе-хе-хе! Я практичная личность, ага.

Поужинав, я предложила курильщику прогуляться и поболтать о потустороннем, и он согласился, так что вечер, слава тебе неожиданность (хорошо хоть, не детская), прошел успешно. Мы вообще с Хаято во многих пунктах пересекались, и он даже пообещал показать мне как-нибудь, как швыряет динамит. Я же ему как раз таки продемонстрировала, как бросаю ножички. Гокудера оценил и даже дал пару советов по одновременным броскам двумя руками в разные стороны, правда, мне такое искусство было не особо нужно, но от лишних знаний грех отказываться, и я с радостью принялась за тренировки, правда, получалось не особо. Хаято мне постоянно пытался нахамить, и я не оставалась в долгу, правда, что любопытно, на больные мозоли ни он, ни я старались друг другу не наступать и скорее просто таким макаром развлекались. Ну и что, что у нас странное чувство юмора? Да и вообще, ни фига оно не странное! Оно специфическое!

Я поведала Хаято тайну Мукурище, и он пришел к выводу, что надо помочь Франу, но я лишь отмахнулась, заявив, что мой друган не проиграет этой жалкой игольчатой швабре, да и вообще кроме иллюзионистов никто не сможет эту байду отыскать, так что «помощь» Франу будет только мешать, потому как ему одному спокойнее. Хаято выдвинул теорию, пугающую своей несусветной глупостью о том, что мы с Франом встречаемся, и я, заявив, что он непальский олень, покрутила пальцем у виска и ответила, что Фран мне, скорее, как брат, но никак не моя «любовь до гроба». Не знаю уж, поверил он мне или нет, но косился весь оставшийся вечер на меня подозрительно, в результате чего так меня достал, что я заявила:

– Слышь, параноик! Я хоть сейчас могу… да вот хоть тебя поцеловать, и мне пофиг будет, так что кончай уже на меня взоры пылкие швырять! Если б я с кем-то встречалась, я б такого не сказала!

Динамитный мальчик обругал меня, на чем свет стоит, сказав, что я беспардонная и циничная типичная представительница своего пола, а я обозвала его женоненавистником с пунктиком на непогрешимости относительно сильного пола, и на этом мы, выплеснувшие эмоции, успокоились и вернулись к тренировке и обсуждению того, чем же могут оказаться эти руины и как они могут быть связаны с решением Графа закинуть анимех в наш мир. Конечно, я Хаятычу о контракте Графа и наших предков не поведала, но мысленно его теории, противоречащие этому факту, отметала, и в результате мы остались ни с чем, но не расстроились, решив следующим вечером продолжить тренировки и обсуждения и надеясь, что в конце концов найдем ответ.

Возвращаясь домой, мы наткнулись на шушукавшихся о чем-то Ямамото и Катюху, причем у последней фейс был просительный, а у первого – дико удивленный, но я ухватила Хаятыча, открывшего было рот, чтоб съязвить, за руку и ломанулась к дому.

– Ты что творишь, полоумная? – возмутился он, когда мы добежали до нашего пристанища из кирпича.

– Не хочу им мешать, – подмигнула я, вламываясь в холл.

– Женщины! – закатил глаза он. – Вечно вы только и знаете, что о романтике думать! Всё у вас в розовом цвете и конфетти!

– Не правда, – хмыкнула я, топая на кухню. – Зачем обобщать? Я вот вообще замуж не хочу. Сестер замуж бы сплавила с удовольствием – пусть счастливы будут, а сама и так проживу. Я личность самодостаточная и мужики мне на фиг не нужны, ну, разве что как друзья.

– Лесби что ли? – съязвил Хаято, и получил кулаком в лоб. Несильно. – Что творишь?!

Возмутиться, словно на него воздействовали сразу все планеты солнечной системы (вспоминаем небесную механику и забываем, ибо на фига она нужна нам, на Земле живущим?), я Хаятычу не дала, заявив:

– Обломись, я гетеро. Но я настолько самодостаточное гетеро, что могу без стрелы амура прожить… Вот прям как ты.

Динамитный Ураганчик не ответил и только фыркнул, усевшись за стол и ожидая, что я ему чаю налью. Я тебе что, служанка что ли? Рабовладелец, блин! Я подожгла чайник и, налив в свою чашку заварку, уселась за стол, бросив:

– Я не феминистка, но наглого заюзывания баб в роли бесправных горничных не терплю. Обломись.

– Точно феминистка, – проворчал он, сверля меня, сидевшую напротив, возмущенным взглядом.

– Не-а, – хмыкнула я. – Я разумно полагаю, что в чем-то мужики лучше, в чем-то бабы. Хотя есть и исключения. Например, вышивка, шитье, уборка – бабские занятия, обычно мужикам дающиеся с трудом. Но есть парни, которых хлебом не корми – дай связать салфетку, сама одного такого знала, и это при том, что ростом он был под два метра и лапищи огромные были. А ведь отлично получалось! Он даже меня этому научил, – «и приучил, потому как я до сих пор вязать обожаю», – с грустью подумала я, но отмахнулась от воспоминаний, продолжая: – Мужикам же лучше дается физический труд, требующий меньшей ловкости рук, чем бисероплетение, например, но большей координации и, опять-таки, силушки богатырской. Асфальтоукладчики, крановщики, литейщики… Мужики легче переносят физические нагрузки, а женщины более выносливы и терпеливы. Хотя бывают и исключения, не спорю, – и для примера я пропела пару строк ехидной песни Трофима: – «Она была путеукладчицей, а также солью всей земли. И с понедельника по пятницу вбивала в шпалы костыли». Короче, всё очень индивидуально, и я привыкла человека рассматривать по его характеру, способностям и поведению, а не по предвзятым пунктам типа «рост, вес, пол, положение в обществе». А то на Саваду глянь – ну просто мальчик-стесняшка без особых талантов, а на деле – упертый и сильный духом человек, способный ради друзей горы свернуть.

– Ладно уж, демагог! – фыркнул Хаято и выключил забурливший у него за спиной чайник. – Джудайме и впрямь первое впечатление производит неверное, но он тут ни при чем – мы вообще не о нем сейчас, – ага вывел босса из-под удара, бяка! – Но нельзя отрицать, что некоторые черты есть у всех мужчин, а некоторые присущи только женщинам. Например, женщины обладают более тонкой душевной организацией, а мужчины куда проще переносят сложные жизненные ситуации.

– Опять обобщаешь, – фыркнула я и пошлепала одаривать себя, любимую, чаем. – Я сейчас не буду геев, например, вспоминать, но есть мужики, которые, будучи натуралами, впадают в транс от того, что загар неровно лег или прыщик на носу вскочил, а есть женщины, которым раненый котенок будет побоку, и они пропрутся, даже не оглянувшись. Нет, ты, конечно, прав по отношению ко многим представителям обоих полов. Но исключения…

– Подтверждают правила, – перебил меня наглый подрывник. Я налила себе чай и, усевшись на свое место, хмыкнула:

– Может быть. Но ведь их наличие нельзя не учитывать, а потому косить всех под одну гребенку тоже нельзя – надо узнать, что у человека в душе творится и какие членистоногие его разум населяют.

– Ладно, – усмехнулся Хаято, возмущенно глянув на мою чашку, и потопал наливать себе чай самостоятельно. Что, надеялся, что я таки проявлю бабскую сущность и над тобой сжалюсь? Обломись, дорогуша, обломись! Во мне от типичной женщины столько же, сколько в балерине от сталелитейщицы! – Допустим, ты права и исключения надо учитывать. Но какова вероятность на них наткнуться?

– Мала, – хмыкнула я. – Но ты ж наткнулся.

– Да? – хитро прищурился он. – А тогда скажи, ты бы мимо котенка прошла?

– Мимо котенка – нет, – нахмурилась я. – Потому что животных я люблю. Мы с сестрами на этом немного «повернуты». Но это не из-за того, что мы женщины и обожаем всё миленькое-розовенькое-пушистенькое-гламурненькое, – писклявым голосом протянула я и, вернувшись к нормальному тону, пояснила: – А потому, что мы на ферме жили и с детства видели, что животные куда лучше людей. Хотя не спорю: милашести меня умиляют, но только если это душевные, «няшные» милашести, полные особого очарования, пробуждающего то ли материнский инстинкт во мне, то ли эстета. Если ты мне ткнешь в нос открытку с мишкой Тедди, я на тебя посмотрю, как баран на новые ворота, и спрошу: «И чё?» А вот если ты мне самодельную открытку с набросанным тобой Бракозябриком подаришь, я умилюсь и назову ее дико симпатичной и очаровательной, пусть хоть твой Бракозябрик и будет выглядеть, аки зомби с бодуна. Просто потому, что в нее душа будет вложена и старание, понимаешь? А это дико мило, что человек старался другому приятное сделать.

– Логика детского сада, – фыркнула эта бука. Я хмыкнула и, показав ему язык, приступила к чаепитию, заигнорив длиннющую тираду о том, какая я невоспитанная и неженственная, а потом бросила чуть подутихомирившемуся шовинисту:

– Так ты ж женственных баб не перевариваешь, откуда претензии?

– Я не «не перевариваю»! – возмутился он. – Я просто считаю, что от вас никакой пользы!

И тут мне снова померещилось, что где-то что-то полыхнуло белым, а мышцы почему-то враз заныли. Я опустила чашку и повертела шеей, с удивлением обнаружив, что на Хаято лица нет, и он готов от злости порвать всё и вся на сто не собираемых кусочков.

– Да ладно, ну извини, – пробормотала я. – Чего ты так переживаешь из-за моих слов? Я не намекаю, что ты гей, не волнуйся – и в мыслях не было, честное пионерское.

– Ты… Ты… – о, у него аж слов нет, чтоб возмущение выразить! Довела я бедолагу… А он тем временем подскочил и возопил: – Ты тут ни при чем!

– Чего? – опешила я, но этот шизик ломанулся в коридор с эпичным воплем: «Джудайме!!!» – и топоча, аки слон в посудной лавке. Я фыркнула и вернулась к чаепитию, подумав, что добру пропадать не следует – мало ли у кого какие глюки и пунктики поведения? Вскоре ко мне присоединился какой-то вялый и сонный Дино, и, подойдя к столу, тихо спросил:

– Прости, что спрашиваю, но ты мне чаю не нальешь? А то я весь день бегаю за Рёхеем, а у него как раз сегодня особо активный день выдался. Я от него на полчаса перед ужином отошел, пока он в коровник ходил, а потом он меня на экстремальную пробежку потащил.

– Садись, несчастный и жизнью обиженный, – хмыкнула я и пошлепала наливать ему чай. Я ж не гадина какая – могу, ежели вежливо просят, уважить просителя. – Можно было и не расписывать, почему ты в состоянии не стояния, я бы всё равно помогла. Главное, вежливость. Хамам я бы помогать не стала, а так – почему нет?

– Спасибо, – раздался у меня из-за спины полный облегчения и радости ответ, а я подумала, что человеку и впрямь немного для счастья надо, ежели человек среднестатистический и умаялся в хлам.

Я налила Каваллоне чаю и поставила перед ним чашку, заняв место неподалеку от него. По сути между нами два стула еще оставались, но это были мелочи, не заслуживающие внимания.

– Спасибо, – улыбнулся он, начиная греть лапки о горячую кружку.

– Повторяемся, батенька, – хмыкнула я, – одного раза вполне достаточно было бы.

– Не скажи, искренней благодарности много не бывает, – улыбнулся блондин.

– Да ну, – поморщилась я, сцапав свою кружечку и начиная крутить ее на столе. – Я себя неуютно чувствую, когда мне тысячу благодарностей приносят.

– Стесняешься? – хитро улыбнулась эта гадость.

– Нет, просто не люблю, – фыркнула я, решив занять себя чаем, а не болтовней с этим вредителем. Проницательным, кстати, вредителем.

– Это очень мило и рушит образ Железной Леди, – заявил он, поняв, что я нагло соврала.

– Ох ты ж, блин! – возмутилась я и перешла в наступление. Ненавижу, когда меня милой называют или докапываются до самой сути… – На себя посмотри! Вроде бы весь такой супер-умный и супер-талантливый воин, а сам дитя дитем!

– Да, я знаю, я неуклюжий, – пригорюнился Каваллоне, склонив голову над столом и сложив руки в замочек. Это что еще за самобичевание такое?! Я ведь не о том совсем!

– Хорош себя никчемным считать, – фыркнула я, озвучив собственные мысли. – Я не про твою откровенно фиговую координацию сейчас говорила. Я про то, что ты вроде серьезный мужик, а радуешься каким-то глупым мелочам. Вон, в манге описано, как вы в снежки играли, да в походы ходили – а ты радовался такой ерунде, как маленький!

– А это плохо? – удивился Дробящий Мустанг, воззрившись на меня, как на чудо-юдо заморское. – Разве плохо оставаться в душе капельку ребенком?

– Да нет, конечно, – фыркнула я. – Просто ты всем так эпично представляешься всегда: «Я десятый босс семьи Каваллоне!» – и пафос, пафос, пафос. А по натуре ты добряк. Вот и получается, что ты, как и я, носишь маску и не фиг было выделываться.

– Ааа, так это была крошечная месть? – съехидничал Дино, давя лыбу во все «тридцать два – норма».

– Да ну тебя, – буркнула я, присуседившись к чаю, а Каваллоне рассмеялся. Завершив сеанс смехотерапии для себя любимого, он заявил:

– А маски, кстати, носят все, и они очень полезны, если не перебарщивать. Но друзьям можно и открыться. Для знакомых я десятый босс семьи Каваллоне, а для друзей просто Дино, неуклюжий и веселый парень. Так что маски носить передо всеми двадцать четыре часа в сутки глупо. Тогда никто не увидит твоего истинного лица и не сможет докопаться до истины.

– Кто захочет, тот сможет, – глубокомысленно изрекла я. – Если человек сам захочет узнать тебя настоящего…

– А кто захочет докапываться до сути, спрятанной за толстой стеной отчуждения, холода и неприступности? – почему-то немного грустно спросил Дино. Я посмотрела на него и с тяжким вздохом пояснила:

– Понимаешь, это уже привычка. Я всегда и со всеми веду себя так, потому что это часть моего характера – хамить, язвить и быть жесткой. Но в то же время, если человек мне интересен, я совершенно спокойно назову его другом и перестану перед ним притворяться особой, которую вообще ничего не интересует, кроме работы. Вот только это никуда не денет мою язвительность и хамство – я и сама не замечаю, откуда это всё появляется. А потому мало кто подобное выдерживает, и в большинстве случаев меня оставляют одну и сваливают к более милым, добрым и женственным дамам, либо просто постепенно сведя общение к минимуму, либо со скандалом, заявив, что такие друзья на фиг не нужны и терпеть мое хамство больше не в силах.

– Странные люди, – уставившись в потолок, протянул Мустанг. – Слова – лишь ширма. Почему из-за них надо отталкивать того, кто готов о тебе заботиться, поддерживать, да и просто улыбаться, радуясь тому же, чему и ты?

– А фиг их знает, – хмыкнула я и потопала наливать себе еще чаю. – В принципе, меня это раньше очень задевало, а потом стало пофиг. У Ленки набралась, типа. А может, просто привыкла. Я не жду, что кто-то сможет меня вынести дольше года, и потому ни к кому не привязываюсь, кроме сестер и нескольких верных друзей, с которыми, к сожалению, почти не вижусь. Они для меня важнее всего, а к исчезновению других людей из своей жизни я отношусь спокойно.

– Неужели тебе не хочется найти настоящего друга, который будет рядом, или свою вторую половинку? – озадачилось это непарнокопытное, разглядывая меня, как ученый – новый вид одноклеточного под микроскопом.

– Друга – может быть, – честно ответила я, набуздрякав чаю в темно-синюю чашку с мультяшным крокодилом, подаренную мне год назад Катькой, – а вот половинку – не-а. На фига?

– А я вот хочу встретить будущую миссис Каваллоне, – разоткровенничался Мустанг, скрещивая лапки на пузе и откидываясь на спинку стула.

– Вперед, на поиски, в прерии, – съязвила я, а он почему-то рассмеялся, вместо того, чтобы на меня обидеться, и заявил:

– Тоже вариант. Если уж совсем никого не найду.

– Ты что, зоофил? – притворно ужаснулась я, а Дино, поставив локти на стол, подпер кулаками щеки и с ехидной лыбой вопросил:

– Боишься?

– В ужасе! У нас же лошадей разводят! – впав в театральный трагизм, заявила я, ставя чашку на стол подальше от Каваллоне.

– Тогда я тебя успокою, – рассмеялся он. – Я пойду в прерии исключительно чтобы стать отшельником!

– А как же твоя семья? – озадачилась я, усевшись напротив него за стол и приступая к чаепитию. – Ты им нужен. Ты ведь поднял семью Каваллоне на третье место в рейтинге семей по влиянию, ты не имеешь права их бросать, да еще и не оставив наследника. Или в манге некоторые пунктики твоей биографии, в виде Дробящего Жеребенка, не прописаны?

– Ну, там многие пункты не прописаны, – рассмеялся Каваллоне. Странное у него чувство юмора, право слово… – но наследника у меня и впрямь нет, – он вдруг пригорюнился и довольно тихо сказал: – Я, может, и неплохой босс, когда рядом мои подчиненные, но когда их нет… я даже за себя постоять не могу.

– Да ладно тебе, – хмыкнула я. – Держи хвост пистолетом. В бой ты можешь брать одного из своих людей, а в быту… Ну что ужасного в том, что ты порой падаешь на ровном месте? Со всеми бывает, только с кем-то чаще, с кем-то реже.

– А-ха-ха, представляю Кёю, упавшего на ровном месте, – рассмеялся Мустанг, и я тоже прыснула.

– Ну да, блин, нереально, – отхохотавшись и вытирая глаза от выступивших слез, кивнула я. – Но, блин, прикинь, как это было бы эпично!

– Прикинул, потому и рассмеялся, – заявил этот вредный конь. А он, оказывается, та еще язва моровая, бугага!

– Да уж. Ты только при нем такого не ляпни, – усмехнулась я. – А то будет тут Мамаево побоище.

– Волнуешься за меня? – ехидно вскинул бровь он.

– Нет, за свое имущество, – хмыкнула я. – Мне неохота по кусочкам дом, разбитый тонфа и хлыстом, восстанавливать.

– На хлыст можешь не рассчитывать, – поморщился Каваллоне, одним глотком допив чай. – Без Ромарио и остальных как боец я полный ноль.

– Так пять лет прошло с тех пор, как ты с Тсуной познакомился, – озадачилась я. – Неужели ничего не изменилось?

– Я практически нигде не бывал без своих людей, – с тяжким вздохом пояснил Дино, уставившись в свою чашку, – а потому необходимости учиться не было. Да и если я не их защищаю, то не чувствую, что обязан вообще кого-то защищать, понимаешь?

– Хм, а если бы понадобилось Саваду и его Хранителей защитить? – протянула я. – Они ведь, как и Ромарио, твои друзья…

– Беда в том, – вздохнул Дино, – что я всегда был очень неуклюж. И драться у меня абсолютно не получалось, – он склонился над кружкой и, глядя на чаинки, тихо поведал: – По сути, я был таким же, как Тсуна, даже, может, и хуже. Но однажды случилось так, что я и мои люди оказались окружены. Они все пытались защитить меня со словами: «Мы защитим босса, потому что он был добр к нам, как никто другой!» – но все они проиграли. И когда я остался один, то понял, что обязан защитить семью Каваллоне, обязан до самого конца биться с врагами и помогать своим людям. Я решил положить жизнь на укрепление семьи и улучшение их жизни, и тогда я впервые не был неуклюжим, впервые и впрямь смог нормально драться. Леон выпустил хлыст и Энзо, мою черепаху, и с тех пор я всегда дрался именно хлыстом, но на моих тренировках обязательно присутствовали мои люди, потому что как только необходимость защищать их отпадала, я снова становился неуклюжим и бесполезным существом, не способным даже с лестницы спуститься, чтобы не рухнуть. Потому я решил, что буду избегать ситуаций, когда рядом не будет моих людей, а в результате лишь навредил себе, усилив эту странную зависимость. У меня в мозгу прочно засело, что я должен защитить семью, именно семью, потому что те, кто на нас напал тогда, пришли уничтожить семью Каваллоне. И потому даже ради помощи друзьям я не способен преодолеть этот барьер.

– Не верю, – фыркнула я. – Ты просто не пытался, а если и пытался, то недостаточно настойчиво. Сам подумай: если ты увидишь, как на твоего друга падает балка, кинешься, чтобы его спасти?

– Конечно, – кивнул Мустанг. – Но проблема в том, что я могу споткнуться и…

– Вот! – воздев палец к потолку, наставительно сказала я. – «Но я могу споткнуться», – Дино удивленно на меня воззрился, а я, взяв его за руку, улыбнулась и пояснила: – Именно это твоя проблема – ты не веришь в себя, опасаешься, что всё пойдет по наихудшему сценарию. А что тебе стоит сказать: «Я смогу. Назло всем, я это сделаю»? И ты сделаешь, будь уверен. Даже если не получится с первого раза, получится с десятого, надо лишь не сдаваться и идти к своей цели, несмотря ни на что! А еще никогда не смей называть себя бесполезным, а то получишь тапком в глаз! Потому что человек, который кинется спасать друга, не бесполезен, даже если не сумеет помочь. Ведь он хотя бы попытается. Бесполезен тот, кто пройдет мимо и не задумается о том, чтобы рискнуть собой и помочь другому, понимаешь?

Каваллоне пару секунд удивленно на меня смотрел, а затем улыбнулся и, сжав мои пальцы, встал, подрулил ко мне и, наклонившись, чмафнул тыльную сторону моей ладони. Ой-ёй-ёй! Это еще что за нежности телячьи?! Я ему что, принцессочка какая, что ли?! Беее, терпеть не могу все эти розовые сопли в виде дворцовых этикетов! Да и не целовали мне никогда ручку… Брр, странное какое-то ощущение… Но лапку я, несмотря на это ощущение, отдергивать не стала, потому как уж больно счастливая моська была у Каваллоне, а улыбка от уха до уха говорила, что он принял мои слова к сведению.

– Ты очень добра, спасибо, – не отпуская мою ласту, заявил он. – Не думаю, что смогу преодолеть этот барьер, но я попытаюсь. Ведь сдаваться не борясь – это просто трусость. А трусом всё же я никогда не был.

– Вот! – кивнула я. – Слова не мальчика, но мужа. Молодец, хвалю.

– Ха-ха, рад получить одобрение столь сильной личности, – рассмеялся Дино, продолжая держать меня за руку. Что-то мне как-то неуютно…

– Это вот сейчас сарказм был? – вскинула бровь я, отобрав у него свою конечность и вцепившись в чашку.

– Нет, – озадачился он, усаживаясь слева от меня. – Наоборот, комплимент.

– Что-то мне, блин, как-то стрёмно, – поморщилась я и сделала вид, что допиваю последний глоток содержимого чашки.

– Ты не привыкла, что тебе говорят комплименты? – озадачился Дино, а я лишь неопределенно булькнула остывшим напитком. – Странно, такой девушке их стоит говорить довольно часто.

– Это попытка приударить? – скептически выгнула бровь я. – Пытаешься найти себе кобылку, о Мустанг?

– Нет, что ты, – рассмеялся он и помахал на меня лапкой, ну, или копытцем – «Мустанг» всё же. – Скорее, просто говорю, что думаю, а выходит комплимент.

– В друзья набиваешься? – хмыкнула я. Опять хамлю, но иначе не получается… Сейчас меня пошлют и будут правы.

– Нет, – призадумался Дино, глядя на стену напротив. Там нет картины Пикассо, братан! Чего ты на нее так уставился, словно пытаешься там тайный смыл отыскать? – Но я был бы очень рад, если бы ты стала моим другом.

Это вот что сейчас было? Он реально хочет быть другом того, кто его за десять минут трёпа успел пару раз оскорбить, пару десятков раз заязвить и пару сотен раз заехидничать? Он мазохист, а кнут – атрибут для партнера? Что за на фиг?!

– Мустанг, тебе что, по кайфу, когда тебе гадости говорят? – вскинула бровь я, с удивлением на него глядя, а он обернулся и воззрился на меня с непониманием. – Ладно, Фран. Он сам язва, и если я ему хамлю, хамит в ответ, и мы оба довольны. Ладно, Хаято: у нас с ним у обоих пунктик на сверхъестественном, это нас роднит, и то, стоит лишь мне съязвить, он выносит мне мозг отповедью, на которую я отвечаю еще большим ехидством. Но ты меня в ответ не троллишь, так в чем кайф? Ты мазо, что ли?

– Я? – опешил Дино, а затем захохотал, да так звонко и заразительно, что я, не втекая в суть, тоже рассмеялась. Проржавшись, этот психически неуравновешенный конек-горбунок вытер выступившие на глазах слезы и заявил: – Нет, конечно! Просто я не считаю твои слова оскорблением. Ехидство я воспринимаю адекватно – как шутку, и просто смеюсь над ним. А когда ты говоришь что-то грубое, я пытаюсь сопоставить это с реальностью, и если оно не совпадет, переношу в разряд неудачных шуток, на которые грех обижаться, а если совпадает, делаю выводы и просто решаю исправить в себе этот недостаток.

– Ты, блин, прям святой какой-то, – фыркнула я, а эта поняша, хмыкнув, заявила: