Текст книги "Спасите, мафия! (СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 67 (всего у книги 96 страниц)

– Какое «командуй»? – парировал я. – У тебя что, есть другое предложение, как в бане попариться? Давай, предложи, «гений»!

– Успокойтесь, – с улыбкой ответствовал тот, который стеснительный. И как эта инфузория-туфелька их боссом стала?.. – Гокудера, Игорь-сан прав, мы не знаем, что тут как, давай его послушаем.

О, голос разума, я тебя слышу? Чё, правда?

– Ладно, как скажете, Джудайме, – поморщился парнишка с истеричным норовом.

– Всё, давайте, размундиривайтесь, хватит лясы точить, – снова скомандовал я, и парни, переглянувшись, начали неохотно раздеваться.

Нет, это вообще кому надо?! Я топил-топил баньку, шесть часов на это дело угробил (нет, я конечно его не «гробил» – она сама топилась по большей части, но всё же!), а они выкобениваются! Сразу б сказали: «Не хотим задницами сверкать друг перед другом!» – я б с мужиками лучше попарился! И с пивасиком холодным… Нет, я не алкаш какой, но баня без пива – что работа без зарплаты! Тьфу!

Я махнул рукой на этих стеснительных балбесов и пошел в парную. Эх, благодать! Жарко, хорошо! Пока они там колупались, как улитки, я проверил венички – хорошо ли распарились, подбавил в таз кипятку, сунул веники обратно в воду, поставил на полати всю эту канитель и уселся на лавку. Благодать! Первым влетел в парную тот парниша, который трудяга, с полотенцем на бедрах, и я, узрев, что у него на предплечье браслет остался, нахмурился. Вот придурки…

– Так, парень, не знаю, чем вы там думаете, но если ожог не хочешь получить, железки долой, – скомандовал я и в этот момент заползли остатки искателей острых банных ощущений, тоже в полотенцах. Тот, который стеснительный, на лапе кольца, цепочкой соединенные, оставил, а его помощничек – и вовсе дофига перстней, да еще в руках пояс пер! Тоже мне, магнат нефтяной! Убери брюлики, дебил! Пальцы сожжешь!

– Так, ну-ка быстро все поснимали железо! – возмутился я.

– Придется, – поморщился обессигареченный парнишка, поняв, в какой именно температуре им предстоит жариться. Они переглянулись и дружно смылись обратно в предбанник, откуда раздался возмущенный «мявк» и ругань на итальянском вперемешку с японским (кажется, я ж языков не знаю). Я вышел и узрел странную картину: гости наши стояли кучкой и шептались, держа в руках свои железки.

– Да не сопрут ваши сокровища! – возмутился я, поняв, что эти придурки нас и наших рабочих в возможном воровстве заподозрили.

– Простите, – улыбнулся их главнюк, – но это очень важные семейные реликвии. Если они потеряются, будет очень плохо. Мы не обвиняем никого в том, что они могут украсть эти вещи. Просто не хотим, чтобы их случайно уронили или потеряли.

– Ладно уж, – поморщился я, поняв, что парень врет. – Идите, сходите, своим товарищам отдайте.

Как-то они подозрительно на этих моих словах переглянулись, а я заметил, что тот, который истерик, оцарапан. На левом предплечье виднелся свежий след от когтей, причем руки он прятал весь разговор за спиной. Хрен поймешь их, может, и правда они какие паранормальные? Откуда тут кошке взяться?..

– Мы ждем Ямамото, – соизволил одарить меня ответом их босс. – Он должен был зайти нас проведать – вот ему и отдадим.

– Задом светить не хотите, – хмыкнул я понимающе. – Ладно. Давайте знакомиться по нормальному. А то я ваши имена всё никак не запомню – больно уж мудреные, да я и не прислушивался. Сестры-то вас то так, то эдак называют – я уж запутался, кто есть кто.

– Я Савада Тсунаёши, но можно просто Тсуна – это проще, – улыбнулся мальчик-одуванчик, и его верный оруженосец неодобрительно на него покосился. – Это Гокудера Хаято и Сасагава Рёхей…

– Блин, не фамилии, а пытка языка, – поморщился я. – Давайте так. Тсуна, Гоку и Рёхей.

– Что за фамильярность? – возбухнул всё тот же прыщ на моей заднице. – Я не Ваш старый знакомый! И Джудайме по имени называть Вы права не имеете!

– Слышь, мальчик, – нахмурился я. Бесит он меня! – Я в два раза старше тебя. Ты мне в сыновья годишься. Не знаю уж, какие вы там миллионеры, но здесь вы нищие. Не знаю, какие силачи, но здесь не поле боя. Короче, я тебе не хамлю, и ты мне не хами. Мне сорок лет, а я тебе разрешаю себя не «Игорь Михайлович», а просто «Игорь» звать. Вот и ты не выкобенивайся.

Парень аж задохнулся от возмущения, но, по ходу, включил усохшие за секунду от пара в парилке мозги и, поморщившись, сказал:

– Тогда лучше по имени. Хаято.

– Ладно, – пожал плечами я, и тут дверь распахнулась, и с порога раздался вопль: «Ури юзать грешно!» – а я возмутился.

– Какого хрена, Мария?!

О да, на пороге стояла давящая довольную лыбу Манька-зараза и откровенно пялилась на полуголые тушки своих гостей. Тсуна побледнел, а потом так покраснел, что хоть в парилку не ходи. Рёхей слинял в уголок, сложив руки на груди, а Хаято, как верный паж, закрыл от любознательной девицы своей накачанной тушкой худосочную тушку босса.

– А я пришла… проведать, – заявила Маня, ничуть не сконфузившись.

– А если б мы тут голые были? – уперев руки в боки, обозлился я.

– Это вряд ли, – хитро усмехнулась эта беспардонная девица и подмигнула парню, лишенному сигареты.

– Вот, забери, – хмуро скомандовал тот и отдал ей свои побрякушки, включая пояс со странной пряжкой, который всё это время прятал за спиной. Тоже мне, секрет фирмы «Одуванчик»…

Манька тиснула шмотьё курильщика, обездолила трудягу, затем свёклообразного босса и слиняла со словами:

– Мальчики, а фигуры у вас – просто шик! Есть на что полюбоваться! Так бы и затискала! Завидую вашим подружкам, бугага!

Пока это чудо бугагайского королевства улепетывало от несущихся ей вслед воплей красного, как вареный рак, Хаято, Тсуна краснел, бледнел и снова краснел, закрывая моську ладонями, а Рёхей откровенно ржал, тоже заливаясь смущенным румянцем и почесывая седовласую репку, я фыркнул и, глотнув водички (спасибо Катьке, графин притаранившей), пошел в парную. Венички успели распариться в кипяточке, и я, с довольной ухмылкой, предвкушал момент, когда курильщик водрузит на полати свою тощую тушку, которую я смогу хорошенько пропарить и отстегать за неуважение к старшим. Нет, я не мстительный – просто не люблю выпендрежников.

Следом за мной вошли трое красных, как раки вареные, иностранцев. Можно подумать, они из парной вышли, а не в нее же зашли, право слово! Что ж так смущаться из-за нашей хамоватой хозяйки, а? Вроде, свои девственные задницы перед ней не засветили… Ну да ничего, сейчас мы их по этим самым задницам-то так полупим, что о смущении забудут! Хе-хе.

– Железа точно нет больше? – с ухмылкой спросил я, наблюдая за тем, как они гуськом проперлись к лавке напротив двери и уселись в рядочек, причем Тсуна оказался в центре. Да, лавка эта у нас длинная, позволяет втроем взгромоздиться…

– Больше нет, – пробормотал этот самый Тсуна.

– Ну, лады, – снова ухмыльнулся я, встал, подошел к полатям, взвесил веничек в руке и поинтересовался:

– Ну что, парни, кто из вас самый смелый?

Повисла тишина. Смелых было много, но они стеснялись признаться, хе-хе. Разве что подозрительно косились на веничек в моих руках.

– Да не боись, иностранщина! – рассмеялся я, почему-то прекращая злобствовать. Да нормальные они – вон, не выпендриваются даже… – Это ж только кажется ужасным! А на деле мышцы до кости прогревает, разминает, хвори все вышибает!

– Ключевое слово «вышибает», – поморщился курильщик.

– Ути, какие мы нежные! – фыркнул я. – Зато после одной парки с профессиональным банщиком мышцы так разомнутся-распарятся, что круче любого массажа!

– Я экстремально хочу попробовать! – возопил молчавший до этого момента Рёхей и подскочил.

– Так, парень, ты поаккуратней, – нахмурился я. – По бане лучше не бегать. Экстрим экстримом, а тепловой удар тебя не оздоровит.

– Ладно, – смущенно улыбнулся парень, лишившийся своего вечного пластыря на носу, и, подойдя к деревянным «нарам», воззрился на них, как баран на новые ворота.

– Что смотришь? – хмыкнул я. – Полотенце долой, кости на полати!

– Ладно, – почесав нос, кивнул он, повернулся к друзьям, тут же отвернувшимся, задом и, стянув полотенце, кинул его на лавку. Я снял тазик с лежанки, поставил на пол, выудил из него венички, встряхнул их и, когда парень улегся на полати пузом вниз, скомандовал:

– Расслабься и получай удовольствие. Я банщик со стажем – разомну так, что завтра себя другим человеком почувствуешь!

– Ага, – как-то подозрительно напряженно ответил Рёхей, а я встряхнул венички и скомандовал:

– Понеслась, нелегкая!

Начав осторожно похлопывать трудягу по ногам, я подумал, что он и впрямь слишком зажатый. Он что думал, я его начну хлестать, как барин крепостного плетью, что ли? Да прям! Это ж целая наука, тут нахрапом брать нельзя! Пока я осторожно распаривал тушку Рёхея, его друзья о чем-то шушукались, но я прислушиваться не стал. Наконец, парень расслабился, а я начал активно его парить. Рёхей потел, балдел и чуть ли не урчал от удовольствия – по крайней мере, лыбу давил знатную. Когда я начал нагнетать воздух погорячее, этот балбес возопил:

– Это экстремально здорово! А пожарче можно?

– Пока нельзя, – ухмыльнулся я, подумав: «О, наш человек!» – Терпения наберись.

– Ладно, – покладисто согласился трудяга, и я продолжил свое благое начинание охаживания его веничками по спине.

Решив сделать ему «зеленый компресс», распарил я, значится, один веник у себя над головой, а затем положил парню на поясницу: кажись, у него там мышцы напряженнее всего были. Накрыв горячий веник сверху вторым, попрохладнее, я был одарен благодарными прибалдевшими словами:

– Хорошооо… Ох, хорошо…

– А то! – хмыкнул я, продолжая лечебную процедуру, отлично спасающую от болей в спине. Сделав компресс, я начал растирать спину парня веником, слегка прижатым к его бренной тушке рукой, и он вообще впал в нирвану. Подлечив таким макаром мышцы трудоголика, я снова отходил его веничком – на этот раз нагнетая воздух погорячее и распарив парня так, что он покраснел, как маков цвет. Завершив сие благое начинание, я скомандовал:

– Ать-два! Поворот!

– Куда? – не понял отпаривший мозги парнишка.

– Пузом кверху, – хохотнул я.

– А может, не надо? – резко застеснялся он.

– Тьфу! Барышня на выданье! – возмутился я, начав вымачивать веники в кипяточке. – Чего я там не видел у тебя? Вертись, говорю!

– Ладно, – сдался на волю опытного банщика Рёхей и соизволил перевернуться.

Операция была повторена, ясное дело, куда более мягко и осторожно, и в результате трудяга наш целиком превратился в вареного рака. Закончив, я шваркнул веники обратно в кипяток, уселся на лавку напротив полатей и скомандовал:

– Так, Рёхей, на полатях не залеживайся – тепловой удар схватишь.

– Агааа, – протянул довольный жизнью и явно не желавший соскребаться с лежанки парень.

– Кому сказал! – возмутился я, подумав, что они с сыном моим, Димкой, до безобразия в этот момент похожи были. Того тоже как веничком отстегаешь – с полатей не сгонишь. – Освобождай места товарищам!

– Ладно, – нехотя ответил он и встал, а точнее, перетек на пол и буквально рухнул на скамейку, не став даже в полотенце оборачиваться и вытянув ноги. – Хорошооо.

– Вот, молодец, – похвалил я его. – «Кто следующий?» – кричит заведующий!

Желающих не нашлось: два оставшихся участника процедуры переглянулись, и курилка поморщился.

– Ну? – ухмыльнулся я. – Чего, стесняетесь, да?

– Парни, идите. Вы не представляете, что теряете, – растекаясь по лавке бульоном из работника, поддержал меня Рёхей.

– Ладно, – вдруг обретя решительность, тряхнул головой с прилипшими ко лбу седыми прядями Хаято. – Джудайме, если это будет слишком, Вы не пойдете.

– Ну… Может быть, – почесав кончик носа, уклонился от ответа Тсуна, явно заинтригованный реакцией боксера. Ну, всё. Держись, куряка!

Хаято заполз на полати, швырнул полотенце на лавку и улегся задом кверху. Хе-хе, отличная картина! Вот сейчас-то мы твою бледную филейную часть и познакомим с веничками и словами «уважение к старшим»!.. Я стряхнул воду с веников и начал парить истеричного парнишку. Сделав ему «компресс», я таки, что называется, «дорвался». Подняв веник над головой, я с ухмылкой стеганул Хаято по заднице березовыми прутиками с зелеными листочками. Послышался вопль и итальяно-японский мат (хотя, может, и не мат, кто ж его знает?), Тсуна удивленно на меня воззрился, а Рёхей заржал. Да, вот так – я немного мстителен. Что поделать?

– Уважение к боссу – это хорошо, – продолжая стегать парня с применением особо горячего воздуха из-под потолка баньки, начал читать лекцию я. – Но седины и возраст тоже уважать надо. Вкупе с гостеприимством. О вас заботятся, вам помогают, а вы хамите без продыху. Что ж вы за люди-то такие? Бессовестные! Нет, к боссу твоему это не относится, парень. Это я о тебе, хамоватом, да о дружках твоих, у которых из ушей нахальство прет. А ведь вас здесь как родных приняли, в семью пустили. А вы своей же семье хамите. Нехорошо.

Моя речь сопровождалась воплями пострадавшего, попытками встать и слинять на лавку и обещаниями меня убить, заключавшимися в русских словах: «Где мой динамит?! Чёрт! Я его подорву!» О чем он вообще, какой динамит? Ну да ладно, в бане пиротехнике не место, а вот веникам – самое оно! Последний раз смачно стеганув по пятой точке паренька, я скомандовал:

– Вертись, больше измываться не буду. Вы ж дети еще совсем. А мозги через задницу вправлять – самое оно.

В ответ мне донеслось нечто непереводимое (а может, и переводимое), итальяно-японское, и парень сел на полатях, сверля меня злым взглядом.

– Месть не красит человека, – изрек он мудрую мысль.

– А это не только месть, – хмыкнул я. – Это попытка на будущее мозги вправить. Чтоб не зазнавался. Судьба штука хитрая – сейчас ты на коне, а завтра конь тебя копытами топчет.

Не знаю уж, как он меня обозвал, но с полатей слез и уселся на лавку, завернувшись в полотенце и потирая ляжки. Ну вот, зато завтра он у меня человеком будет! Нет, это я не о том, что он хамить перестанет – просто у него на ногах мышцы дико напряженные были, а я ему их пропарил на «ура»! Я посидел еще чуток на лавке и спросил у их босса:

– Ну что, рискнешь?

– Нет! – возмутился побитый жизнью, вениками и мной куряка. – Джудайме, не стоит…

– Всё нормально, – с улыбочкой перебил его Тсуна и кивнул. – Переживу. Да и мне интересно.

– Ладно, – поморщился Хаято, а Рёхей на меня как-то подозрительно-напряжено покосился. Да ладно, не собираюсь я его боссу устраивать сеанс порки… Тсуна заполз на полати и был одарен знатным массажем, без применения экстренных мер воспитания.

Кстати, что интересно, все три парня были очень спортивными, подтянутыми и явно много дрались – ладно, мышцы хорошо развиты были, так у них еще и шрамов до чёртовой бабушки было. Особенно у Рёхея. Интересно, где они и с кем так дрались, что столько шрамов заработали?..

Тсуне процедура явно понравилась, и когда я его пропарил, парни получили от меня наказ: «Можно мыться – таз в зубы, и вперед».

– Таз? – опешил всё тот же Тсуна.

– А ты здесь видишь душ? – фыркнул я.

– Может, мы лучше до душа дойдем? – засомневался парень.

– Волков бояться – за грибами не ходить, – хмыкнул я. – Таз в руки, горячей воды из краника налил, холодной из бачка разбавил – и вперед.

– Ладно, – сдался Тсуна и потащил свой худосочный суповой набор, обернутый в полотенце, к печи. Хаято ломанулся следом, а Рёхей, почесав тыковку, спросил у меня:

– А зачем Вы Гокудеру так?..

– Да потому что он никого не уважает, кроме босса вашего! – возмутился я, скрещивая руки на груди. – Ни меня, ни сестер, его приютивших, ни рабочих – никого! Ладно еще я, ладно парни, а девчата что ему плохого сделали, что он их «глупыми женщинами» зовет? Умный других дураками не называет! И вообще, уважение-то к хозяевам должно быть!

– Они и сами могут высказать свои претензии, – огрызнулся куряка, наливая в алый тазик кипяточку.

– С их характерами? Ни в жизнь, – хмыкнул я. – Манька выскажет всё, да. Ленка тупо тебя пропесочит, если совсем достанешь, но в девяноста процентах случаев просто промолчит. А Катька сделает вид, что всё хорошо, и тебе же еще пирогов напечет за твое хамство.

– Ну и зря, – вынес странный вердикт Хаято и, разбавив кипяток холодной водой, уселся обратно на лавку.

Тсуна с Рёхеем тоже себя одарили, и парни начали неуклюже намываться, соизволив-таки снять полотенца и стараясь друг на друга не смотреть, и только Рёхею, кажется, на такое голопопое положение вещей было начхать – он не смущался. Наконец они вымылись, сполоснулись и были мною одарены тазиками с прохладной водой. Рёхей с ором: «Экстрим!» – вылил содержимое на себя и встряхнулся, как барбос, Хаято, что-то бубня не по-нашенски, тоже ливанул на себя воду. А Тсуна, почесав кончик носа, спросил у трудяги:

– Рёхей, я не привык к такому, закалки никакой. Как думаешь, можно?

– После того, как пропарились, да, – явно со знанием дела ответил вытиравшийся трудоголик.

– Ладно, – печально, но с любопытным блеском в глазах кивнул их босс и таки облился прохладной водой. Ему это явно понравилось, потому как, поежившись и встряхнувшись, парень блаженно разулыбался и заявил: – Бодрит!

– Еще бы, – ухмыльнулся я и, дождавшись, пока они вытрутся, выпроводил чистеньких, свеженьких и разомлевших гостей недорогих в предбанник. Рёхей, зевая и потягиваясь, быстро оделся и заявил мне:

– Мне экстремально понравилось! Я видел, что вы с работниками каждые выходные баню топите. Можно с вами в другой раз?

– Да без проблем! – хохотнул я. – Приходи, массажик сделаю, веничком отхлыстаю – вмиг поздоровеешь!

– Ага, или на части развалишься, – подал голос «пострадавший».

– Э, нет, – хмыкнул я. – Тебе, может, и было горячо да больно, зато завтра будешь как огурец! И забудешь о проблемах с мышцами ног.

Хаято на меня чуть удивленно посмотрел, что-то пробурчал не по-нашенски, натянул свитер и свалил. Следом помчал Рёхей, а Тсуна, подойдя ко мне, вдруг тихо сказал:

– Месть – всё же не самый лучший способ отстоять свою честь. Куда сложнее простить, но одновременно с этим – куда приятнее. Потому что месть душу не спасет – ни мелкая, ни крупная. А прощение дарит покой.

– Мал еще, меня учить! – возмутился я на такую наглость.

– Я не учу, – покачал головой парень с какой-то грустной улыбкой. – Просто говорю, что месть чаще всего порождает месть. И если Вы повторите то же самое с Принцем, он, не умеющий прощать, потом отомстит Вам. Лучше простите его. И забудьте. Потому что иначе хуже будет только Вам – его душа привыкла к мести и не понимает, что рвет ею сама себя. Хотя всё равно болит.

– Да ты!.. – мое праведное возмущение не стали слушать – Тсуна просто свалил из баньки куда подальше, а я, если честно, призадумался… Может, и правда – ну его, царька этого? Надо быть выше…

Подождав минут десять и бухнув водички из графина (блин, вода таки не пиво, а жаль!), я, сидевший в предбаннике в одном набедренном полотенце, наконец «дождался» – одарила меня вторая партия искателей приключений своим визитом! Явились, не запылились… А если б запылились, парок грязюку б смыл, хе-хе! В предбанник вошли: блондин, нервный и растерянный, с улыбкой, настолько вымученной, что я его аж пожалел; японец с улыбкой от уха до уха, явно искренней, и исследовательским интересом в глазах; длинноволосый седой мужик с таким выражением лица, словно готов был меня и всех в радиусе ста метров расчленить на миллион частей; и давящий злобную лыбу недобитый эсерами царёк.

– Значит, так, – вставая, нахмурился я, – говорю сразу, чтоб как с той партией не получилось. Раздеваться догола, полотенца на бедра, всё железо оставляем здесь, иначе вам придется ой как несладко в парной.

– Ши-ши-ши, боишься стилетов Принца? – донеслось в ответ.

Терпения мне, ой, терпения… Что за люди?!

– Нет, боюсь как бы твою царскую кожу не поджарило твоими же бритвами! – раздраженно ответил я, и коронованный, а точнее, одиадеменный пацан заржал. Хотя это громко сказано: он зашипел. А вот японец с мужиком длинноволосым переглянулись, и оба резко нахмурились – у чернявенького аж улыбка с губ сползла. Чегой-то они?

– Ну чего? Опять проблемы? Стесняемся? – удрученно спросил я. За что мне, на мои седины, этот геморрой? Что-то фраза корявая, да и ладно.

– Некоторым просто есть что скрывать, – заявил царек и начал размундириваться.

– Заткнись, отброс! – рявкнул длинноволосый мужик. Что-то я не понял. Ну не пол же он скрывает, верно? Мужик-мужиком, не прикопаешься. Вроде. Зато царька отбросом обозвали – хоть какая-то радость!

– Ши-ши-ши, наш капитан решил разойтись и разнести данную халупу по кирпичику? Неужто решил сдаться, а?

– Врооой!

От разбора «по кирпичику» собственно деревянную «халупу» (где эта аристократическая рожа только слово-то такое плебейское откопала, а? С Ленкой наобщалась?) спас японец. Вот молодцы они, японцы, спокойный народ, не истеричный! Не то, что итальянцы!

– Скуало, ты же всё равно не отступишься, – разулыбался он, возродив свою вечную маску добрячка-обрадушка. – Какой смысл ругаться с Бельфегором? Он тебя просто провоцирует, но ты всё равно не уйдешь. А баню вы и впрямь можете разнести, если продолжите.

– Именно, – подтвердила ничуть не смутившаяся царская морда, не ведавшая слова «стыд». Как я понимаю эсеров, Ленина и народ…

– Еще слово, Бэл, и я порублю тебя на фарш! – пообещал седой мужик и начал стягивать куртку.

– Ямамото, думаешь, стоит? – косясь на истеричного патлатого парня, тихо спросил японца другой блондин, уже скинувший водолазку.

– Уверен, – кивнул чернявый, а его товарищ, любящий глотку драть, заорал:

– Хватит обсуждать меня, мусор! Ничего страшного не случится, если один отброс узнает мою тайну!

Чего? Это он меня так назвал?! Ну, всё…

– Тайну? Что, волосы пол лучше морды характеризуют? – решил ответить хамством на хамство я.

– Врооой!

– Ши-ши-ши, капитан, а Вам не только Принца надо затыкать!

– Спокойно, учитель!

– Дурдом.

Последнее слово сказал я, и тут царек, всё это время расшнуровывавший какие-то жуткие сапоги неясного фасона (царская мода, блин! Всё не как у простых смертных – что прическа, что ножи, что обувь. Под стать мозгам набекрень!), вдруг стянул водолазку. И вот тут я впал в транс. Не, на ферме чего только не бывает: то на вилы напорется рабочий, то с лошади навернется, то еще что. Но таких шрамов я в жизни не видывал. У него всё тело было исполосовано не хуже, чем его же собственная рубашка! И шрамы от рваных ран у него были, и от ожогов, но больше всего присутствовало тонких белых шрамов от порезов, словно парня пытали. Заметив направление моего взгляда и тотальное охренение, царек зашипел и заявил:

– Что, никогда не видели боевых шрамов? Каждый, кто имел отношение к этим отметинам, сейчас в земле! Принц не прощает ни обид, ни оскорблений, ни угроз. Что говорить о физическом нападении?

– Что вы за люди такие?.. – пробормотал я и пошел в парную.

Что-то мне как-то нехорошо. Этот идиот с таким видом про убийства говорил, словно подвиг совершил, а не преступление! Как так можно? Он же людей жизни лишал! Надо с Машкой поговорить. Пусть пнет их отсюда куда подальше! Или она знает? Сестры тоже в этом заговоре замешаны? Тьфу ты, ну ты! Что ж делать?

– Игорь-сан, – раздался над моим ухом голос японца. Я вздрогнул и обнаружил, что сижу на скамейке напротив полатей, а он, замотанный в белое полотенце, стоит рядом, – Бельфегор Вас хотел напугать. Не волнуйтесь, если не станете его провоцировать, он стилеты не достанет.

– Да не боюсь я его! – возмутился я. – Но с сестрами поговорю! Если вы преступники, вас в тюрьму надо, а не…

– Мы не преступники, – перебил меня наглый малец. – Наоборот. Мы помогаем поддерживать порядок в нашей стране.

– Не верю, – хмыкнул я.

– И не надо. Главное, что это правда, – улыбнулся парень и уселся справа от меня.

Странно, но я ему почему-то поверил. Наверное, глаза у него слишком честные были. А точнее, я ему не поверил, но решил не влезать. А то как с трансформаторной будкой получится – написано: «Не влезай, убьет!» – а ты лезешь. И в результате в морге пополнение…

– Хрен с тобой, рыбка фугу, – вздохнул я, блеснув знанием японских рыб. – Не буду с сестрами общаться. Но если вы что-то…

– Всё будет хорошо, – снова перебила меня эта мелочь невоспитанная. – Мы никогда не причиним вреда сестрам.

– Ага, только работникам, – поморщился я.

– Мы никого не убьем – это факт, – задумчиво ответил он, и я решил махнуть рукой. В конце концов, не мои это проблемы. Не мои.

Следом вошли блондины: шрамированный царек и адекват, раскрашенный татуировками, как полотно Шишкина – деревьями. Правда, я эти картинки разглядывать не стал – оно мне надо? Только коня на левой руке мельком увидел, да солнце. Эх, молодежь… Ну да ладно, какое мое дело, чем там иностранцы свои останки портят? Никакого. А последним из этой партии камикадзе в парную вплыл намотавший полотенце на левую руку волосатик. Интересно, чегой-то он? Да и полотенце странно намотано было: от локтя вниз трубочкой – скрывало кисть и свободно свисало ниже нее. Но хоть мне и показалось что-то в этом во всем ненормальным, я не стал уточнять – ну их всех. Только одно надо было выяснить:

– Железа ни у кого на теле нет? – хмуро спросил я.

– Нет! – ответил волосатый блондин и уселся на дальний от меня край второй лавки. Короче, рядом с полатями приземлился. Рядом с ним сидел нормальный итальянец, а дальше – резаный-недорезанный «белый».

– Ладно, будем знакомы, – решил проявить вежливость я. – Меня Игорем можете звать. А из вас кого как величают?

– Плохая память? – поддел меня королек – птичка певчая.

– Не прислушивался, – одарил я его ледяным ответом.

– Можете обращаться ко мне: «Принц»! – заявил выживший, что обидно, представитель царской династии. Гонения, видать, жуткие на их семью были, раз он, бедный, так умом тронулся… Да и чхать на него.

– Дино, – с улыбкой ответствовал адекватный итальянец.

– А я Ямамото, – даванул лыбу мой сосед.

– Врой! – это имя? Хе-хе. – Суперби Скуало, но лучше звать капитаном!

– Ага, разбежался, – нахмурился я. – Я в армии радистом служил! Сержантом был! Нечего мне тут звания итальянские в нос тыкать – вы в России!

Дальше последовала непереводимая игра слов, вернее, ора, шипящий смех и попытки нормальных людей успокоить вскочившую белобрысую истеричку. Точно дурдом. Терпение, ты где? Нет ответа… Оно в коме. Я сейчас взорвусь.

Однако народ всё же утихомирился, и я заявил:

– Всё. Кто первый на полати? Веничком массаж устрою.

– Давайте я! – обрадовался смелый японец. Камикадзе, что ль? Хе-хе.

– Ну, давай, – смилостивился я и подумал, что сегодня, если так и дальше пойдет, со всеми этими нервами точно получу перегрев. Как бы время сократить? О, идея! Полати-то широкие до безобразия! Ну а раз идея пришла я, ее озвучил:

– Только двоих из вас парить буду одновременно, а то сам тепловой удар схвачу. Сами уж решайте. Но двоих на полати вместе положим.

Повисла тишина. Четыре рыла воззрились на меня с таким видом, словно я им предложил голышом перед всей деревней пробежать – со смесью ужаса, отвращения, возмущения, офигения и ярости, причем у одних одна эмоция преобладала, у других другая. А дальше мне взорвали мозг, причем без таинственного «динамита» Хаято.

– Врооой!!!

Чё ж так орать-то?! И что за истерика?! Вон, у нас мужики парятся так, и ничего! Полати ж широкие, как незнамо что! Пока «капитан» итальянского сапога-полуострова орал, я вспоминал Карлсона. «Чё ты орешь? Нет, ну чего ты орешь?» Вот правда – чего?

– Да ни на что он не намекает! – в ответ на итальянские вопли, наконец ответил чисто по-нашенски адекватный человек по имени Дино. – Успокойся, Скуало!

– Сначала он там про пол мой что-то говорил, теперь это?! – рявкнул блонд. А, ясно. Думает, я его в гействе подозреваю. С чего бы? Дурак, что ль?

– Спокойствие у атомного реактора, – вяло скомандовал я. – Никто тут ни на что не намекает. У нас все мужики так парятся – никого пока в гействе не заподозрили и вас не заподозрят. Короче, не надо на моих ушах чечетку отплясывать. Вон, давайте «Принца» с кем-нибудь положим.

– Его? – ухмыльнулся Ску-чего-то-там, резко перейдя на адекватную громкость, и мстительно покосился на царскую морду. Морда рассмеялась.

– Ши-ши-ши, неужели ты настолько отчаялся, капитан, что решил всё свалить на Принца? – хитро ухмыляясь, попытался спровоцировать «капитана» «монарх». – Боишься слухов? Или лечь на одну горизонтальную поверхность со своим учеником? Мне начать вас в чем-то подозревать?

– Врооой! – ожидаемо. Я даже начинаю привыкать… – Бэл, твои провокации меня бесят! Но ты всё равно не ляжешь ни с кем «на одну горизонтальную поверхность»! Гордыня не позволит! А я гордый, но гордыню обуздать могу! – он обернулся к сидевшему рядом со мной японцу и повелел: – Эй, мусор! Ложись давай! Всё равно «Принц» не сделает этого! А с тем отбросом я ложиться на одну «поверхность» не собираюсь! Пусть Принц узнает разницу между гордостью и гордыней!

О как. Монарх и впрямь монарх – спровоцировал своего военачальника. Только военачальник тоже не дурак, потому как хоть и спровоцировался, но не явно, а сумев барина носом в его собственный ночной горшок ткнуть. Н-да. Есть еще женщины в русских селениях, а вот в Италии мужики повывелись. Нет бы царьку в глаз дал с разворота за намеки… Эх. Мечты.

– Ладно, – почесав кончик носа, отозвался Ямамото и подошел к полатям.

– Ну, давайте, раздевайтесь и вперед, – зевнул я и достал веники из таза.

Тишина. И мертвые с косами стоят.

Четыре рыла снова замерли в немом «восторге» от предстоящих перспектив, а я подумал: «О, и незатыкающийся мозговыноситель может быть тих, как украинская ночь! Главное найти, чем его заткнуть – каким шоком!» Откровенно заржав, я стряхнул воду с веников и кивнул на полати:

– Забираемся, товарищи. А то только время теряем.

Непереводимая игра слов на итальянском (выучить, что ль, мат их, чтоб знать, как меня величают?) обрушилась на мою голову. Ямамото же рассмеялся и, почесав макушку, остановил вопли своего «капитана», что б ему тёрн всю жизнь жевать – он рот вяжет…

– Да ладно, Скуало! Ты у стеночки или с краю?

– Никчемные отбросы! – сказал свое последнее слово человек, которому я б сам банку тернового варенья подарил и за один присест съесть заставил. Сняв с бедер полотенце, он швырнул его в Принца, ясен пень его поймавшего, и забрался на полати, к стене. Подставив филейную часть для массажа, он отвернулся носом к стенке, не соизволив волосья свои длиннючие, блондинистые, со спины убрать. Что за люди?! Ученичок же его тоже полотенце скинул, на лавку зашвырнул, поправил полотенце, что руку его «капитана» скрывало толстенным коконом, и залез на полати.