Текст книги "Инквизиция: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: Дэн Абнетт

Соавторы: Сэнди Митчелл,Грэм Макнилл,Джон Френч,Роб Сандерс,Саймон Спуриэр,Энди Холл,Джонатан Каррен,Нейл Макинтош,Тоби Фрост
сообщить о нарушении

Текущая страница: 146 (всего у книги 325 страниц)

Кровь растекалась огромным, темно-красным зеркалом по полу вокруг лежащего незнакомца. Зеркало росло, становясь все шире. Его куртка и одеяния под ней были пропитаны кровью, кровь покрывала его руки, испачкала лицо. Широко раскрытыми глазами он глядел в потолок, беззвучно открывая рот, его ноги конвульсивно подергивались.

Я склонилась над ним.

Возможно, он мог остаться в живых. Мы могли бы перевязать его раны и вызвать городскую охрану. Я попыталась зажать его жуткую рану, остановить кровь – но она оставалась открытой, зияя, как раззявленная собачья пасть. Мои руки были так же залиты кровью, как и его.

Внезапно он оторвал взгляд от потолка и ламп, и посмотрел на меня. Он моргнул, пытаясь сфокусировать зрение. Крошечные капельки крови застыли у него на ресницах.

– Что все это значит? Кто вы такой? – спросила я.

Он произнес всего одно слово. Оно едва слышно сорвалось с его губ – скорее, вздох, чем звук.

Я никогда раньше не слышала это слово.

Он сказал:

– Когнитэ.

А потом, прямо у меня над ухом, что-то оглушительно грохнуло; я подскочила, потому что это было внезапно, очень близко и громко до звона в ушах. В ту же секунду до меня дошло, что это выстрел. Я почувствовала, как его кровь брызнула мне на лицо, грудь и шею. Несколько брызг попали в глаза.

Ментор Заур еще раз – для ровного счета – выстрелил в лицо незнакомцу, а потом убрал в кобуру свой короткоствольный пистолет.

Глава 4
В которой речь пойдет о Таддеусе и покойнике

Я опустила глаза, оглядывая себя, увидела, сколько на мне крови, и инстинктивно поднесла руки к лицу. Но только размазала кровь кончиками пальцев. Казалось, я вся была покрыта ею.

– Иди вымойся, – произнес Заур.

Я посмотрела на него снизу вверх, все еще стоя на коленях.

– Делай что говорят, – приказал Заур.

– Кто это был? – спросила я.

Его губы изогнулись в едва заметной ухмылке.

– Ты слышала, что он сказал.

– Да, но…

Он отвернулся от меня и выругался.

– Мать твою в бога в душу, включи наконец свой манжет, – сказал он.

Так я и поступила. Я перещелкнула центральную ленту моего металлического манжета, включая лимитер, который маскировал мою псионическую пустоту. «Эффект парии» существенно затруднял общение: к его обладателям крайне трудно было испытывать симпатию или привязанность.

Он знал это. В тот момент, когда я снова включила лимитер, выражение его лица заметно смягчилось. Вообще-то лишь самую малость: Таддеус Заур вряд ли мог быть мягким.

– Ты мне здОрово помогла, девочка, – пробормотал он. – Этот ублюдок едва меня не угробил.

Я кивнула.

– Его техника, конечно, была недурна, – произнесла я. – Но, думаю, Вы все равно одержали бы верх, ментор. Вы находились под очень удачным углом, чтобы парировать, и достаточно низко для удара в пах.

– Возможно, – ответил он.

– Ну да. В бедренную артерию.

– Возможно, – повторил он.

– Думаю, так бы и случилось, – заверила я. Я говорила, кажется, чуть быстрее, чем обычно. Это компенсировало возбуждение от выброса адреналина.

– Вы его знаете? – спросила я.

Заур помотал головой.

– Он уже был здесь и бросился на меня.

Я поискала в карманах куртки и одежде убитого, стараясь не смотреть на то, что осталось от его головы.

– Брось. – произнес Заур. – Не пачкайся.

– Я и так уже перемазалась по уши, – ответила я. – У него могут быть какие-нибудь документы. А что ты имел в виду, когда говорил, что я слышала, что он сказал?

– Слово, которое он произнес, – сказал Заур. – Это и есть то, чем он был. Когнитэ. Еретическая мерзость. Перестань, Биквин, ты уже сделала все, что от тебя требовалось.

Но я уже нащупала что-то во внутреннем кармане куртки незнакомца – нащупала и вытащила. Это был бумажник, кожаный, довольно тяжелый. Я поднялась на ноги и открыла его.

Я с первого взгляда узнала круглый знак из полированного металла с эмблемой, хотя кровь затекла внутрь бумажника и испятнала его серебристую поверхность.

– Он из Ордоса, – в замешательстве произнесла я.

– Нет, – ответил Заур.

– Ордо Еретикус, – настаивала я. – Посмотрите. Его имя Вориет, он дознаватель.

Он забрал знак у меня, точнее – выхватил его из моей руки.

– Он не из Ордоса, – повторил Заур.

– Но…

– Это маскировка, тупая ты ведьма. Если бы тебе нужно было проникнуть в тренировочный зал, принадлежащий Ордосу, за кого бы еще ты себя выдавала?

Я кивнула.

– То есть, это подделка? – переспросила я, показывая подбородком на знак в его руке.

– Само-собой.

– Вы уверены, ментор?

– Могу показать настоящий, сравни их, если хочешь.

– Нет, – ответила я.

Он сунул бумажник в подсумок у себя на поясе и огляделся вокруг, ища, чем бы прикрыть труп. Его белые волосы сбоку слиплись от крови. Удар незнакомца пришелся по касательной, но раны на скальпе обычно сильно кровоточат.

– Иди вымойся, – произнес он. – Кран рядом с кладовкой. Как следует отмой обувь, а то наследишь кровью по всему дому. Потом сбегай за Мэм Мордаунт. Скажи, что я жду ее здесь.

– Да, сэр, – ответила я, и еще раз посмотрела на мертвеца.

– Эти… Когнитэ, они всегда это делают? Проникают…

Он пристально уставился на меня.

– Я не понял, каким боком это тебя касается? – поинтересовался он. – Иди.

Несмотря на то, что Секретарь был самым старшим из менторов Зоны Дня, главой дома считалась Мэм Мордаунт.

Ее звали Эвсебия деа Мордаунт, но мы называли ее Мэм, вежливым сокращением от официального «мамзель». Она исполняла обязанности экономки, и к ее сфере ответственности относились вопросы снабжения Зоны Дня всем необходимым. Также она заменяла нам мать.

В большинстве случаев она казалась скорее мачехой, и, к тому же, находящейся на порядочном расстоянии. Впрочем, и в этих отношениях, случалось, мелькали проявления совсем материнской нежности.

Так произошло в этот раз. Когда я передала ей просьбу спуститься, она выразила беспокойство по поводу моего состояния и сообщила, что, если это будет необходимо, я могу зайти к ней посоветоваться.

Но в тот момент я была скорее взволнована и заинтригована происшедшим. Травма в полной мере проявилась позднее и оставила неизгладимый след.

Мэм Мордаунт была высока ростом и чудо как хороша собой, хотя невозможно было даже приблизительно определить ее возраст. Она пользовалась очень светлой пудрой, так что ее лицо походило на маску, красила губы алой помадой, прорисовывала свои высокие брови так, что они превращались в ровные полукружья и подводила глаза черным – ее облик вызывал у меня в памяти надменных цариц из древнегреческих трагедий. Ее черные волосы всегда были гладко зачесаны назад, открывая лицо, и заплетены в косу. Она всегда носила длинные, ниспадающие до пола черные платья, сотканные из тончайшего, как паутина, шелка. И она никогда не улыбалась.

– Ты поступила правильно, Бета, – сказала она. – Он был жестоким убийцей и мог бы всех нас отправить на тот свет.

Я не видела, что они сделали с трупом, но, насколько я знаю, никто так и не обратился в городскую охрану. Спустя некоторое время, я случайно услышала, как Мэм Мордаунт говорит Зауру, что нужно больше внимания уделять охране от «других» – и решила, что ее слова имеют прямое отношение к недавним событиям.

Никто больше не говорил о них… кроме Мэм Мордаунт, которая еще через некоторое время спросила, не беспокоят ли меня воспоминания о том дне. Она погладила меня по волосам – так она обычно делала, чтобы продемонстрировать материнское участие. Но в этом прикосновении не было ни капли нежности. Мне оно скорее напомнило, что все мы находимся в ее руках.

– Не говори об этом с другими кандидатами, – попросила она. – Мне бы не хотелось тревожить их.

Можно было не сомневаться – так я и поступила. Я привыкла молчать о многих вещах.

– Если у тебя возникнут вопросы или проблемы по этому поводу, – произнесла она. – Пожалуйста, обращайся ко мне или Секретарю, но так, чтобы кроме нас об этом никто не знал.

Ее рука задержалась на моей щеке, она посмотрела на меня – так, со спокойной нежностью, мать могла бы смотреть на дочь, которая напоминает ее саму в юности.

По крайней мере, я решила, что этот взгляд был рассчитан именно на такую ассоциацию.

Они старались, чтобы у меня не было ни одной свободной минуты. В течение дня я получала все новые и новые задания.

Они старались, чтобы я была слишком занята и больше не думала о том, что случилось.

Глава 5
Повествующая о заданиях, которые выполняли кандидаты

Город Королева Мэб, как я уже говорила, был нашей классной комнатой. Проходя обучение в Зоне Дня, каждый или каждая из нас должны были вступать в многочисленные сложные взаимодействия с различными социальными слоями городского населения, оттачивая навыки, необходимые для тайного наблюдения, выслеживания и скрытого проникновения куда угодно.

Полагаю, именно по этой причине Зона Дня располагалась именно на территории Королевы Мэб. Этот город всегда был столицей – головокружительно-сложной, ошеломляюще-яркой, сбивающей с толку, опьяняющей своей многоликостью и постоянным движением.

Выбор заданий, как мы называли их, обычно был очень широк – но в основе своей, в самой природе, они представляли собой одно и то же. Обман и мошенничество.

Для начала Мэм Мордаунт или Секретарь информировали нас о роли, которую нужно будет сыграть. Подготовительная работа часто предусматривала удаленное знакомство с объектом, используя монокль в комнате наверху, и также – иногда – наружное наблюдение, следуя за ним на улицах города. Ментор Мерлис знакомил нас с вопросами обычаев и языка, которые могли помочь нам, а Мэм Мордаунт – доводила до совершенства наши манеры и помогала в выборе подходящего костюма в гардеробной. Ментор Заур оттачивал любую технику нападения или защиты, которая могла бы понадобиться нам, после чего сам Секретарь просматривал законченную роль и наносил завершающие штрихи, прежде чем направить нас в лоно города, где мы должны были исполнить порученное нам.

Мы должны были изображать других людей, играть роли, притворяться и маскироваться. Мы входили в образ, становясь теми, кого изображали – и, благодаря этому, могли вступать в близкий контакт с выбранными жителями города в то время, как те даже не подозревали, что их обводят вокруг пальца. Довольно часто задание подразумевало осуществление конкретных действий: войти в круг семьи торговца Т*** и узнать секретный код от его сейфа; наняться на работу в городское имение мамзель Р*** и принести одну жемчужную пуговку с ее лучшего астаришского платья; проникнуть на фабрику промышленника Ф*** и узнать имена брокеров, с которыми он ведет дела на других планетах; устроиться официантом в ресторацию Тельфея на пешеходной улице Людовика, и подслушать, когда герцог Г*** в следующий раз прибудет туда отужинать, чтобы узнать интимное ласковое имечко, которым он называет свою новую любовницу.

Иногда эти задания выглядели абсолютно бессмысленными. Ласковое имечко любовницы? Секретный ингредиент, который использует пекарь в известной на весь город кондитерской? Количество минут, на которое отстают старинные часы в частной библиотеке? Я понимала, что это были просто задания ради заданий. Иногда же наши игры обходились вообще без них: тогда целью было просто определить, как долго ты сможешь оставаться в чужом облике и насколько далеко зайти прежде чем тебя раскроют и нужно будет смываться.

Каждое из этих заданий было соревнованием, любопытной задачкой, которую нужно было решить – и чем дольше мы выполняли их, тем более качественным было исполнение.

– Если даже с такой скромной подготовкой вы можете проникнуть куда угодно в Королеве Мэб и узнать что угодно, – говорил нам Секретарь. – вы сможете проникнуть куда пожелаете и за пределами Королевы Мэб.

Итак, мы учились быть актерами. Вернее, обманщиками, потому что самые убедительные обманщики – в сущности, те же актеры. Мы учились становиться другими людьми – до такой степени, что иногда и сами не вполне понимали, кто мы такие. Прежде чем заставить кого-то другого поверить в наш обман, мы сами должны были поверить в него.

По большей части мне нравилось все это. Мне нравилось видеть проблему и находить решение. Между кандидатами, конечно же, существовала конкуренция – но обычно она не выходила за рамки дружеского соревнования. Случалось, что один из кандидатов слишком рано прерывал задание – тогда могли послать кого-нибудь другого, чтобы улучшить достигнутый результат. Друг от друга мы узнавали, какая маскировка работает, а какая – нет. Мы делились друг с другом полученным опытом в части распознавания языка жестов и микромимики, мелкими деталями, которые могут существенно помочь в выполнении задачи и убедить объект в том, что было нужно нам.

Моей любимой частью подготовки к выполнению задания были посещения гардеробной. Благодаря театральному прошлому Зоны Дня, она была под завязку набита костюмами. Когда мне давали задание и определяли роль, я бежала туда, чтобы выбрать маскировку, которая помогла бы мне войти в нужный образ. И гардеробная никогда меня не разочаровывала. Не имело значения, какой причудливый облик мне нужно было примерить на себя – все нужные мне предметы одежды я находила на бесконечных вешалках гардеробной. Это казалось почти пугающим – хотя я подозревала, что Мэм Мордаунт пополняла гардероб теми вещами и реквизитом, которые могут понадобиться.

Я думаю о месяце, который провела в особняке маркиза Сентвурма, на пересечении двух широких проспектов неподалеку от Волшебных Врат. С первого взгляда он распознал во мне преподавателя изобразительного искусства и нанял, чтобы учить его старшую дочь. Корлам очень хотел это задание, и, несомненно, произвел бы отличное впечатление в облике молодого преподавателя, дающего частные уроки, облаченного в строгий черный костюм и широкополую шляпу. Смею заметить, что дочь аристократа вполне возможно влюбилась бы в своего красивого учителя. Но я гораздо лучше него умела рисовать красками и карандашом – так что, задание досталось мне. В конце месяца я доподлинно знала, что род Сентвурмов подвержен врожденной аллергии – напасти, избежать которой старались всеми силами, используя возможности фамильной кухни и способности искусных шеф-поваров. Информация о роковой болезни, которую не преминули бы использовать в своих интересах наемные убийцы или вымогатели, стала достоянием Зоны Дня. Сам маркиз, его семья и его огромная промышленная империя теперь были полностью уязвимы для рычагов влияния, которые я заполучила, когда во время урока живописи трепалась о пустяках с болтливой, неосмотрительной девчонкой.

Еще я думаю о другом задании, которое я выполняла в качестве младшей портнихи во дворце Серебряной Графини. Уверена, вы слышали о Серебряной Графине. Одна из влиятельнейших фигур среди аристократического сословия Королевы Мэб, она, по слухам, принадлежала к узкому кругу людей, пользовавшихся благосклонным вниманием и поддержкой таинственного Желтого Короля. Она была прекраснейшей из женщин, которых мне когда-либо доводилось видеть – но я видела ее лишь пару раз и только на расстоянии. Ее наряды – великолепные во всех отношениях – были самыми изысканными и кропотливо исполненными во всем городе, да что там – на всей планете. Они были абсурдно роскошными и дорогими – так что гофмейстер графини держал их в отделении гардероба, которое охранялось так же тщательно, как денежное хранилище в банкирском доме, под присмотром Хранителя Гардероба и целой армии младших портных. Каждое платье, каждый наряд подвергались пристальному осмотру и подробной описи, когда она снимала их, каждую ниточку проверяли, каждая – даже мельчайшая – неполадка подлежала немедленному устранению. Наряды чистили, часто используя крайне замысловатые, слабо доступные пониманию методы, при этом каждый драгоценный камешек, каждое страусиное перо, каждую застежку из слоновой кости или ювелирное изделие, украшавшие платье, спарывали один за другим, проверяли их комплектность по гроссбуху и возвращали в хранилище в гардеробной комнате. Иногда целый день уходил на то, чтобы выбрать, отметить в учетной книге, и пришить на место все украшения, относящиеся к тому или иному платью, – и еще один день на то, чтобы освободить от украшений другой наряд, убрать его в шкаф и переписать снятое с него. Если терялся хотя бы один камешек, имя последнего, кто видел его, обязательно фиксировали в записях. Младших портных за такие недосмотры увольняли – и, думаю, даже наказывали.

Я взяла драгоценный камень, зеленый гранат размером с миндальный орешек, впаянный в золотое колечко, и не вернула его. Но ни Серебряная Графиня, ни ее Хранитель Гардероба не заметили пропажи. Другой зеленый гранат занял его место, украсив складки черного шелкового крепа – в нем был спрятан миниатюрный вокс-передатчик.

А еще я вспоминаю Кордатуса, фабриканта железных изделий – он был хранителем и рассказчиком своих собственных историй. Я работала на него, выполняя задание в покрытых патиной развалинах дворца неподалеку от Угольников. Он был еще одной загадкой, которую я смогла разгадать, благодаря этим заданиям.

Но я решила, что не буду рассказывать эти истории. Они – просто пример.

Вместо них я поведаю историю, которая действительно будет к месту. Историю о задании в торговом доме «Блэкуордс», о Смертнике и новой напарнице Сестры Бисмиллы. Историю, которая является началом всех остальных.

Глава 6
О дороге скорби

Прошел год, или, может быть, чуть больше, с тех пор, как у меня на глазах во время «муштры» погиб незваный гость. Никто больше не упоминал ни об этом событии, ни о Когнитэ. Я прилежно трудилась – но чувствовала, что Мэм Мордаунт и Секретарь не спускают с меня внимательных, озабоченных взглядов. Я приближалась к своему двадцатипятилетию.

Однажды нам объявили о новом задании. Меня выбрали для его выполнения – вместе с Фарией, Корламом и Мафродитом, который был, пожалуй, круче всех. Нужно было проникнуть в торговый дом «Блэкуордс». Проникнуть – и добыть информацию.

Завершив подготовку к заданию – она заняла два или три дня – я, как обычно, отправилась в город, чтобы окольными путями достигнуть места назначения.

Посреди Королевы Мэб, если вы пока не знаете об этом, тянутся переходящие одна в другую улочки, которые называют дорогой скорби. Это святое место, улицы огромного города, которые знамениты тем, что по ним шагал Святой Орфей, когда он прибыл на этот мир много столетий назад, совершая свое благословенное паломничество. Тогда он сошел с небес, неся с собой их дар – священный огонь. Улицы, по которым он проходил, были закрыты для движения как священный путь, несущий отпечаток боли и скорби подвижника, и жители Королевы Мэб сторонились этой святости. Постепенно улицы превратилась в пристанище бедняков и Слепошарых Вояк.

Эти улицы делят город напополам, и, кроме того, разделяют его во многих других смыслах. Эти две половины не имеют друг с другом практически ничего общего, хотя между ними лежит, в сущности, всего одна длинная улица (правда, по этой улице никто не ходит). В нескольких местах есть мосты и туннели, построенные, чтобы пересечь дорогу скорби – но, если бы я решила воспользоваться ими, для этого нужно было бы дать большого крюка и потерять довольно много времени.

И мне всегда нравились эти места. Улицы и здания, возвышавшиеся по бокам от них, не перестраивали и не ремонтировали с тех пор, как жители покинули их, и только время оставило на них свои следы. Тихие, покрытые пылью, практически потерявшие цвет, облупившиеся, постепенно превращающиеся в песок под натиском столетий и непогоды. За мутными оконными стеклами виднелись комнаты, которые выглядели так, словно жители только что вышли, встав посреди обеда или игры в карты. За покрытыми паутиной витринами магазинов все еще можно было увидеть остатки выцветших и пропыленных товаров.

Поклонение Имперскому святому заставило обитателей этих домов покинуть их за одну ночь, они сбежали, словно жители города, получившие предупреждение о скором извержении вулкана – и по сей день сила святости охраняла дорогу скорби, делая ее недоступной для непосвященных.

Но это не останавливало отбросы общества. Они приходили сюда в поисках укромных мест, где можно было спрятаться от городской стражи – и, насколько я понимаю, они приходили сюда, чтобы приобщаться к святости, осенявшей это место после того, как здесь побывал подвижник, чтобы получить благословение, или исцеление, или спасение.

Ну, и, конечно же, здесь ошивались Слепошарые Вояки. Говорят, что сам святой приказал сломленным ветеранам великой войны отрешиться от душевных мук и неукротимой жажды насилия – жажды, которую они не могли утолить с тех пор, как вернулись к мирной жизни – и посвятить себя охране священного пути. Слепошарые Вояки – стражи этой тропы. Их банды и племена следили за этим местом, прячась в засаде, убивая или вышвыривая вон тех, кто приходил без спросу. Бедняки и бродяги, видя Слепошарых, старались не попадаться им на глаза.

Кандидаты из Зоны Дня использовали дорогу скорби, чтобы незаметно и беспрепятственно путешествовать через город. Конечно же, это было категорически запрещено – но все наше образование было направлено на то, чтобы оставаться невредимыми во всяких запретных местах и выходить оттуда в целости и сохранности – так что, такой способ передвижения представлялся не только практичным, но и полезным. Хотя это было небезопасно, мы отключали наши манжеты – так что, наша «затупленность» отпугивала от нас тех, с кем мы не желали встречаться. Никто не хотел иметь с нами дела – даже самые бешеные, увешанные аугметикой бандиты из Слепошарых Вояк.

В результате всех этих мер, я, бывало, прогуливалась по дороге скорби, словно на экскурсии. Мне не было нужды уходить, прятаться, или оперативно отступать. Я любовалась покинутыми зданиями, которые никто не осматривал целую вечность. Слепошарые точно не видели смысла приглядываться к ним. Они вообще ничего не видели, кроме размытой, с неровными краями, панорамы окружающей обстановки, поверх которой четко прорисованы прицельные метки, в красном тумане ярости и убийственной агрессии, которые были вызваны боевыми стимуляторами и никогда не прекращались из-за полученных ими психических травм.

Итак, одетая как представитель закупщика товаров с одного из близлежащих миров, я прогуливалась по центральной части дороги скорби, неторопливо продвигаясь к югу в направлении торгового дома «Блэкуордс», когда увидела его.

И поняла, что он тоже видит меня.

Это было просто чудовище, здоровенная тварь в человеческом облике. Я никогда не видела воинов из легендарных Адептус Астартес, но, увидев его, решила, что они должны выглядеть примерно так, как он. Высокий, с широченной грудной клеткой, в его плечах и руках чувствовалась огромная сила.

Его аугметизированное тело защищал доспех из керамитовых пластин, кольчуги и кожи. Он выглядел немыслимо-старым – один из ветеранов, каким-то чудом доживших до наших дней со времен великой войны. Кольчужное плетение и пластины брони, тоже старой и сплошь исцарапанной, столько раз чистили, чтобы удалить ржавчину и следы коррозии, что они были стерты до металла и неокрашенного керамита. Металлические части тускло поблескивали, словно серовато-зеленый камень. Длинный плащ-пыльник обвивал верхнюю часть его тела, трижды перекинутый через его плечи – такая манера напомнила мне одеяния жителей Сандерленда. Я видела их на иллюстрациях в книгах по этно-истории.

По красным шевронам на его наплечнике я поняла, что он из банды Слепошарых Вояк, которые называют себя Кривыми Клыками. Его имя было выведено краской на боковой стороне визора, закрывавшего его глаза, прямо под мерцающим, жужжащим оптическим прицелом. Я прочитала корявые, наползающие друг на друга буквы на анграбике – «Смертник».

Ниже края рваного плаща я видела его кулаки – они были покрыты вживленными прямо в плоть лезвиями. Даже на расстоянии я чувствовала запах, запах отбросов, гнилую вонь падали, которой он питался.

У его ног сидела собака – под стать хозяину, огромный уродливый пес; его шкура была покрыта полученными в боях шрамами, старые аугметические импланты, стимулирующие агрессию, были вырезаны, или выдраны из тела зверя. Увидев меня, пес зарычал, дрожа всем телом.

Я остановилась. Конечно же, мне не стоило этого делать. Напротив, мне нужно было бежать отсюда как можно быстрее. Мне нужно было бежать, потому что он видел меня, несмотря на настройки моего манжета. Бандиты никогда не смотрели на парий, когда мы появлялись на их территории – даже головы не поворачивали в нашу сторону. Во всяком случае, я никогда не слышала, чтобы такое когда-либо случалось.

Мне нужно было бежать, потому что он видел меня – но сам факт того, что он смог меня увидеть, заставил меня застыть на месте, я обернулась к нему, завороженная его взглядом.

Смертник. Имя было известно – и пользовалось дурной славой. Один из самых жестоких Слепошарых Вояк, вожак банды убийц. Это действительно был он?

Рычание пса не прекращалось, звук был словно от фраг-гранаты, катящейся по рокриту. Порывы ветра гнали через улицу пыль и клочки бумаги.

Я сделала шаг к нему, потом еще один… Его плечи слегка приподнялись – он встревожился.

Или, возможно, приготовился к бою.

Оптический прицел на его визоре зажужжал громче, в такт охватывающей его ярости, маленькая янтарная метка задвигалась с одного края прицела к другому. Я увидела, что ниже визора его губы и подбородок сплошь покрыты рубцами – словно связанными вместе и перекрученными полосками красной лакричной пасты.

Что мне было делать? У меня не было оружия, кроме небольшого кинжала, спрятанного в складках плаща. Если даже я смогу опередить Слепошарого Вояку – вряд ли у меня получится сбежать от его пса.

– Ты видишь меня. – произнесла я на уличном жаргоне мабисуаз.

Прицел жужжал. От Вояки невыносимо воняло.

– Ты меня видишь? – повторила я.

Жужжание.

– Я – Бета. – представилась я. Понятия не имею, почему я назвалась Бетой, а не Лаурелью Ресиди, персонажем, в чьем облике я была сейчас.

Мне ответил его пес. На секунду его горловое рычание, казалось, сменило тональность, превратившись в «смеррр» и «ррртник». Клянусь – именно так все и было, хотя я не верю в говорящих собак.

– Смертник. – повторила я. Пес перестал рычать и пару раз громко фыркнул на пятно на земле.

Я вежливо поклонилась в ответ.

– Приятно было познакомиться, – произнесла я.

Развернулась, собираясь уйти. Снова услышала жужжание.

Но так и не дождалась выстрела в спину.