Текст книги "Инквизиция: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: Дэн Абнетт

Соавторы: Сэнди Митчелл,Грэм Макнилл,Джон Френч,Роб Сандерс,Саймон Спуриэр,Энди Холл,Джонатан Каррен,Нейл Макинтош,Тоби Фрост
сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 325 страниц)

Я никогда всерьез не задумывался над тем, почему не уничтожил этот отвратительный труд. Думаю, я сохранил его ради содержащихся в нем знаний. Из любопытства. За свою жизнь мне неоднократно приходилось сталкиваться с запретными артефактами, самым отвратительным из которых был проклятый Некротек. Эта чудовищная книга жила собственной жизнью. Она словно жалила, когда кто-либо пытался к ней прикоснуться. Она соблазняла открыть ее. Даже просто находиться рядом с ней означало отравлять свое сознание.

Но Кодициум был тих. Всегда. Он никогда не казался мне живым, как другие, пропитанные ядом ереси тома, с которыми я сталкивался. Он всегда оставался просто книгой. Его содержание беспокоило меня, но не он сам…

Лишь теперь я задумался над тем, что с того самого момента, как она оказалась в моих руках, все вокруг начало меняться. Черубаэль, потом жуткие события на Дюрере…

Возможно, эта книга отравляла меня, извращала мой разум. Возможно, я, сам того не понимая, слишком далеко шагнул за черту именно благодаря ее пагубному влиянию.

Она действовала постепенно. Незаметно. Коварно. Как только вы касались Некротека, становилась ясно, что это отвратительная вещь, вы понимали, что ее соблазнам необходимо противостоять. Вы знали, что сражаетесь с ними.

Но Малус Кодициум был другим… Бесконечно злобный и в то же время изысканно утонченный, он медленно просачивался в душу человека, прежде чем тот успевал заметить это.

Не потому ли Квиксос превратился в чудовище? Я всегда задавался вопросом: почему он сам не осознавал своего перерождения? Почему он так и не увидел собственного падения?

Я убрал книгу в ящик прикроватной тумбочки. Во всем этом необходимо разобраться. Но не раньше, чем мы покинем Равелло.

Спустившись в кабинет Креции, я нашел вокс-коммуникатор. Там же стоял и цифровой модуль.

Я включил его. Утренние передачи, сводки погоды и планетарные новости. Ни одного упоминания об инциденте в окрестностях Дорсая. Этого и следовало ожидать, но продолжало нервировать.

Включив вокс, я стал перебирать имперские каналы, прослушивать частоты арбитров, трансляции СПО, переговоры Министорума. Ничего. Или никто не знал о произошедшем прошлой ночью в Спаэтон-хаусе, или они просто сохраняли зловещее молчание.

Мне был необходим астропат. У меня не осталось выбора. На Гудрун я уже никому не мог доверять.

Фейбс оказался столь добр, что подключил к спидеру силовой кабель. Батареи постепенно заряжались. Во дворе было жарко. Насекомые гудели в густых зарослях буканта, покрывавшего стену дома.

Наемник уже проснулся. Заслышав мои шаги, он закрутил головой из стороны в сторону. Я сорвал липкую ленту с его рта и поднес к губам кружку с водой.

– Это просто вода. Попей.

Он стиснул губы и отвернулся.

– Ты сдохнешь на такой жаре. Пей.

Он вновь отказался.

– Послушай, если ты не будешь пить, то станешь слабым и куда более уязвимым. А ведь тебе предстоят допрос и психопробы.

Он подумал и сглотнул слюну, но, когда я поднес кружку, снова отвернулся.

– Пусть будет так, – сказал я и поставил кружку на пол.

Вессоринцы славятся своей выносливостью. Поговаривают, будто они могут обходиться без воды и пищи в течение многих дней, если того требует поставленная боевая задача. Впрочем, если он собирался просто выделываться, меня это тоже вполне устраивало.

Я тщательно обшарил внутренности спидера. Позаимствованный из кабинета Креции переносной сканер был настроен на отслеживание коротко– и длинноволновых сигналов… передатчики, маяки, декодеры. Ничего. Я удостоверился, что все в порядке, и заодно проверил самого вессоринца. Чисто. Шансы налетчиков найти нас с помощью маяков были равны нулю.

На осмотр судна у меня ушло полчаса. Затем я вновь присел рядом с пилотом. Солнце поднялось уже достаточно высоко. Горячие лучи пробрались сквозь боковой люк и раскалили металлический пол. Спасаясь от жары, вессоринец подобрал ноги, стараясь укрыться в остатках тени.

Я снова предложил ему воду. Ответа не последовало.

– Как тебя зовут? – спросил я.

Он сжал челюсти.

– Как тебя зовут? – На этот раз я применил Волю.

Он задрожал.

– Эйно Горан. – Его голос был сухим и хриплым.

– А до того, как ты стал Эйно Гораном, как тебя звали?

– Ргх-х…

Его решимости можно было позавидовать. Вессоринцы относились к «затупленной» расе, среди них часто рождались неприкасаемые. В программу их военной подготовки входило изучение методов сопротивления допросам, и поначалу мне казалось, что он знает какой-то трюк, позволяющий блокировать ментальные удары.

Но, продолжая допрос, я начал подозревать, что в большей степени его сопротивление было связано с имплантированной личностью. Я попытался удалить ее, но, как и прежде, она не сдвинулась с места. Маска казалась грубой и примитивной, но установлена была надежно, и часть ее действовала как щит. Он не просто не хотел отвечать. Он не мог этого сделать.

– Грегор?

Я выглянул из люка и увидел, что во двор вышла Креция.

– Грегор, что, черт возьми, ты делаешь?

Я вылез из спидера и отвел ее к стене сада. Вессоринец наверняка слышал, как она назвала меня по имени.

– Этот человек связан, словно проклятый цигнид! – возмутилась Креция.

– Этот человек убил бы меня, представься ему такая возможность. Он связан ради нашей общей безопасности. Я должен допросить его.

Креция впилась в меня сердитым взглядом. Она переоделась в длинное платье из синего атласа с эпиншировой вышивкой. Ее соломенного цвета волосы были собраны на затылке в тугой узел и закреплены двумя золотыми булавками. Она была красивой и надменной, точно такой же, какой я запомнил ее. Мне всегда нравились ее высокие скулы, красивый рот и бледно-карие глаза, в которых отражался интеллект и горела страсть. Правда, с момента нашего появления в них пылала только ярость.

– Словно цигнид, – повторила она. – Я не позволю ничего подобного в моем доме…

– Тогда что ты предлагаешь? У тебя найдется надежное и безопасное помещение, в котором его можно содержать?

– Предоставить тебе камеру для него? Ха!

– Либо так, либо он останется в спидере.

Она задумалась, а затем произнесла:

– Я прикажу Фейбсу разобрать одну из кладовок наверху.

– И чтобы никаких окон.

– Во всех есть чертовы окна! Но в той кладовке только небольшое вентиляционное оконце, недостаточно широкое, чтобы в него мог кто-нибудь пролезть.

– Спасибо.

– Я хочу осмотреть его.

Возражать было бесполезно. Она тщательно осмотрела пилота.

– Не беспокойтесь. Я доктор Кр…

– Не думаю, что ему стоит знать твое имя. Как и мое. Осторожнее с ним.

Она сделала глубокий вдох и постаралась говорить как можно спокойнее:

– Я врач. И просто собираюсь осмотреть вас. У вас есть имя?

Пилот покачал головой.

– Он использует имя Эйно Горан.

– Понятно. Эйно, ситуация неприятная, но если вы будете сотрудничать со мной и с Гр… и моим другом, это сможет изменить ваше положение в лучшую сторону. И в самое ближайшее время.

Друг. Я почувствовал злобную издевку, которую она вложила в это слово.

Креция неодобрительно посмотрела на меня.

– Ему необходимо пить и есть. Особенно пить, учитывая эту жару.

– Скажи это ему.

– Вы должны пить, Эйно. Если вы не станете пить, я буду вынуждена положить вас под капельницу.

Только после ее увещеваний пилот выпил немного воды.

– Очень хорошо, – сказала она и обернулась ко мне: – Его путы слишком тугие.

– И ослаблять их я не стану.

– Тогда подними его и дай немного пройтись по двору. Свяжи руки чуть иначе.

– Возможно, позднее. Если бы ты знала, кто он такой и что сделал, то не была бы настолько гуманна.

– Я офицер Официо Медикалис. Не имеет значения, что он натворил.

Мы возвратились в гостиную.

– Его личность имплантирована. Я должен проникнуть сквозь нее.

– Чтобы узнать, кто он на самом деле?

– Чтобы узнать, на кого он работает.

– Ясно.

Она села и принялась грызть ногти. Креция всегда так поступала, когда нервничала.

– У тебя есть медицинские препараты. Может быть, зендокаин? Вульгата оксибарбитал?

– Шутишь?

Я покачал головой и сел напротив нее.

– Я говорю серьезно. Мне необходим психотропный препарат, или, по крайней мере, опиат, или барбитурат, чтобы ослабить его силу воли.

– Нет. Это абсолютно недопустимо.

– Креция…

– Я не стану участвовать в пытках!

– Это не пытки. Я не собираюсь причинять ему боль. Мне просто необходимо открыть его сознание.

– Нет.

– Креция, я в любом случае сделаю это. У меня есть мандат Священной Инквизиции на проведение допроса, а обстоятельства позволяют мне применить куда более жесткие меры. Разве тебе не кажется, что будет лучше, если это произойдет под твоим профессиональным присмотром?

Вечером мы перетащили вессоринца в дом и поместили его в освобожденном Фейбсом чулане. В комнате не осталось ничего, кроме кровати с матрацем. Я снял с пилота повязку, а затем, держа его на прицеле, попросил Эмоса развязать пленника.

Креция молча наблюдала за происходящим, подчеркнуто не замечая оружия.

– Расстегни комбинезон! – приказал я. Креция хотела было что-то сказать, но я прервал ее:

– Ты ведь должна осмотреть его руку, доктор?

Я заставил его раздеться еще и для того, чтобы Эмос тщательно изучил татуировки на теле наемника. Пока ученый осматривал его и заносил свои примечания на информационный планшет, вессоринец стоял перед нами с угрюмым видом, опустив взгляд в пол.

Он был строен жилист, словно канат. Старые шрамы покрывали все тело. На первый взгляд он показался мне довольно молодым человеком, но либо он на самом деле был старше, чем выглядел, либо его короткая жизнь была чрезмерно жестокой.

Эмос закончил осмотр.

– Пойду оформлю все должным образом. Но уже сейчас могу сказать, что мои подозрения подтвердились.

Он развернулся, чтобы уйти, но я остановил Убера и вручил ему пистолет:

– Пожалуйста, подержи его под прицелом.

Я заново связал руки наемника спереди, затем связал вместе его лодыжки, а конец шнура примотал к кровати.

– Садись! – приказал я вессоринцу.

Он сел. Забрав оружие у Эмоса, я заткнул пистолет за пояс и отпустил ученого.

– Готовы приступать, доктор?

Она удивленно посмотрела на меня.

– Вот так сразу? Разве ты не собираешься дать ему шанс самому сознаться?

В этом не было никакого смысла, но мне хотелось, чтобы Креция оставалась на моей стороне.

– Как тебя зовут? – произнес я.

– Эйно Горан.

– Скажи, как тебя зовут на самом деле?

– Эйно Горан.

Бросив предупреждающий взгляд на Крецию, я применил Волю. Я сосредоточил ее в направлении вессоринца. Доктор не должна была ничего почувствовать, но краем глаза я заметил, что ее все же немного затрясло.

Пилот пробулькал нечленораздельный ответ.

– Теперь пора, пожалуйста, доктор.

Креция быстро ввела десять кубиков зендокаина в предплечье мужчины и отошла в сторону. Зендокаин – это психотропный препарат, способный усиливать синаптическую деятельность и поддерживать активность коры головного мозга, находящейся под воздействием опиата. Наемник закашлялся, и через несколько мгновений его взгляд приобрел стеклянный блеск.

Креция проверила его кровяное давление.

– Все в порядке, – кивнула она.

Я положил ладонь на затылок вессоринца и проник своим сознанием в его разум. Он был расслаблен и не сопротивлялся, но его мозг сохранял активность. Идеальный баланс. Я собирался взломать его имплантированную личность.

Я задал несколько пробных вопросов, подавая их сразу и в вербальной, и в ментальной форме. Пилот отвечал вяло и невнятно.

– Как тебя зовут?

– Эйно Горан.

– Сколько тебе лет?

– Сорок с-стандартных.

– Твой рост?

– Два анна три квена.

Я понятия не имел, что такое «квен», но был готов поспорить, что это одна из мер Вессора. То, что он мог оперировать цифрами, было хорошим знаком.

– Где мы находимся? – продолжал я.

– В комнате.

– И где она?

– В каком-то доме. Черт его знает.

– На какой планете?

– Гудрун.

– Какого цвета небо?

– Хм, это небо?

– Да. Какого цвета это небо?

– Синего.

– А какое еще небо я мог подразумевать?

– Не знаю.

– Как меня зовут?

– Грегор.

– Откуда тебе это известно? – спокойно спросил я.

– Она назвала вас так.

Креция нервно посмотрела на меня.

– А дальше?

– Не знаю.

– Но кем бы я мог быть? Как ты предполагаешь?

– Эйзенхорн.

– Откуда ты это знаешь?

– Работа.

– Что за работа?

– Наемная работа. Работа за деньги.

– Расскажи мне об этом подробнее.

– Ничего больше не знаю.

– Как тебя зовут? – снова спросил я.

– Сказано же. Эйно Горан.

– Откуда ты?

– С Гесперуса.

– Какого цвета небо?

– Синего. Определенно.

– Как тебя зовут?

– Эйно Горан. Эйногоранэйногоранэй… – Слова потекли из него потоком, бесконечные и бессмысленные.

– Откуда ты родом? – продолжал я.

– Гесперус… гм. Не знаю.

– Что означают татуировки на твоем теле?

– Обязательства.

– На каком языке?

– Не знаю.

– Это случайно не клятва возвращения?

– Ух… кхм…

– Это традиция среди наемников, верно?

– Кхм…

– Она означает, что если взять тебя в плен, то можно получить неплохой выкуп, вернув тебя на родную планету. Все верно?

– Да.

– Значит, ты действительно наемник?

– Да-а-а-а.

– Какого цвета небо?

– Синего. Нет, да… синего.

– Как тебя зовут?

– Мм…

– Я спрашиваю, как тебя зовут?

– Подождите… Я знаю это. Трудно думать… – Его глаза были готовы выпрыгнуть из орбит.

– Как тебя зовут?

– Не знаю.

– Ты наемник?

– Да…

– Я был вашей целью вчера вечером?

– Да.

– Кто был вашей целью вчера вечером?

– Эйзенхорн.

– Эйзенхорн – это я?

– Да.

Он посмотрел на меня, но его глаза оставались остекленевшими, а взгляд расфокусированным.

– Каким был приказ?

– Грохнуть всех. Все спалить.

– От кого поступали приказы?

– Клансэр Этрик.

– Клансэр – это титул?

– Да.

– Клансэр Этрик – вессоринский янычар?

– Да.

– Значит, на самом деле ты и сам вессоринский янычар?

– Да.

– Как тебя зовут, янычар?

– Сэр! Ваммеко Тарл, сэр!

Он замолчал и замигал, не уверенный в том, что только что сказал. Креция гневно уставилась на меня.

– Все хорошо, Тарл, – сказал я.

– Мм… кхм.

Имплантированная личность сползала с его сознания, подобно размокшей бумаге. Теперь, когда его разум открылся, я обрушился на него всей своей убийственной ментальной мощью.

– Когда тебя наняли?

– Двадцать недель назад. Ргх-х-х. Двадцать недель.

– Где это произошло?

– Хеверон.

– Что ты там делал?

– Искал работу.

– А до этого что ты делал?

– Гн-нх… был нанят для пограничной войны. Нас нанимал местный губернатор. Но война кончилась.

– И ты нашел нового клиента?

– Клансэр сделал это. Хорошие деньги, долгосрочный наем. Оплаченный межпланетный транзит…

– И что вы должны были сделать?

– Нам этого не говорили. Просто отправили куда было надо.

– Куда?

– На Гудрун.

– И это действительно была Гудрун?

– Да… – Теперь его била дрожь.

– Каков был план операции?

– Оборудование и транспорт поставлялись клиентом. Нам приказали нанести удар по этому месту на мысе. Грохнуть всех.

– Кому принадлежало это место?

– Кому-то по имени Эйзенхорн.

– Сколько человек было нанято?

– Все мы. Весь клан.

– И сколько человек в вашем клане?

– Восемьсот.

Я помедлил.

– Восемьсот? И все были наняты для этой работы на Гудрун?

– Нет. Сюда отправили только семьдесят. Остальные работали по другим целям.

– И что это были за цели?

– Мне не сказали. Грх… Голова раскалывается.

Креция тронула меня за рукав.

– Ты должен остановиться, – прошептала она. – У него начинается гипоксия.

– Еще только пару вопросов, – прошипел я в ответ.

Я посмотрел на Тарла. Он вспотел и раскачивался из стороны в сторону, его дыхание стало прерывистым и учащенным.

– Где вы останавливались перед налетом?

– Н-нх… Питерро.

Маленький остров в заливе Бишиин. Интересно.

– Как называлось судно, доставившее вас на Гудрун?

– «Белтранд».

– Как звали вашего нанимателя?

– Не знаю.

– Ты с ним встречался?

– Нет.

– Ты когда-нибудь встречался с кем-либо из его агентов?

– Да… ух-хн-н! Больно!

– Грегор! – воскликнула Креция.

– Рано! Тарл, кто был его агентом?

– Женщина. Псайкер. Она прибыла, чтобы установить нам имплантированные личности перед рейдом.

– Она лично имплантировала их?

– Да.

– Как ее звали?

– Она называла себя Марла. Марла Таррай.

– Представь ее, Тарл! – приказал я.

Мне удалось получить краткий, но отчетливый образ женщины с острыми чертами лица и длинными прямыми черными волосами. Лучше всего мне запомнились ее глаза. Подведенные темной краской, огромные и зеленые, словно нефрит. Казалось, она вглядывается прямо в мою душу. Я даже отшатнулся назад.

– С тобой все в порядке? – обеспокоенно спросила Креция.

– Да, все хорошо.

– Мы прекращаем немедленно, – твердо сказала она. – Прямо сейчас.

– Прямо сейчас?

– Именно.

Янычар повалился на кровать. Кожа на его лице вздулась и покрылась капельками пота. Он закрыл глаза и застонал.

– Действие препарата заканчивается. Теперь он чувствует, как ты вторгаешься в его разум.

Тело пилота сотрясалось в конвульсиях. Похоже, Креции тоже немного досталось.

– Один последний вопрос.

– Я сказала, мы прекращаем немедленно, ты меня слышишь? Мне необходимо стабилизировать его состояние. – Доктор шагнула вперед.

Я предостерегающе поднял руку.

– Еще один. Пока он открыт. Если мы вернемся к этому позже или завтра, его сознание закроется. Ты ведь не хочешь проходить через все это снова?

– Нет, – смягчилась она.

– Тарл? Тарл?

– Отвали.

– Как звали вашего клиента? Как звали босса Марлы Таррей?

Вессоринец что-то пробормотал.

– Что он сказал? – прошептала Креция. – Я не расслышала.

А я расслышал. Не слова, но сообщение на ментальном уровне. Нечто, что он не был способен сказать, даже если бы захотел. Когда он обмяк от психического истощения, последние лоскуты имплантированного прикрытия сползли с его сознания и наружу вышло последнее имя.

– Он сказал – Ханджар, – произнес я. – Ханджар Острый.

Глава 11
АДЕПТ КИЕЛО
УВЕДОМЛЕНИЯ О СМЕРТИ
ОПАСНОСТЬ ДОБРОТЫ

Проснулся я под утро. В комнате стояли предрассветные сумерки. Прохладный ветерок покачивал занавески. Я оделся и спустился вниз. А по пути зашел проверить Тарла. Он беспробудно спал, свернувшись калачиком на кровати. Накануне вечером, удостоверившись, что с пленником все в порядке, Креция ввела ему небольшую дозу обезболивающего и накрыла одеялом. Он пребывал в отключке уже без малого четырнадцать часов. Креция чуть с ума не сошла от страха, когда узнала, что человек в ее чулане – вессоринский янычар.

Я откинул одеяло и проверил веревки на руках и ногах Тарла. Он тихо застонал.

Эмос тоже уже проснулся. Сидя в кабинете Креции, он пил собственноручно приготовленный кофеин и прослушивал первые утренние вокс-передачи.

– Не спится? – спросил я.

– Отнюдь. Я отлично выспался, Грегор. Просто я никогда не сплю долго.

Я достал еще одну кружку и налил кофеина из его кофейника.

– О нас ни слова, – сказал Эмос, указывая на вокс.

– Ничего?

– Это все очень странно. Ни слова, даже на частоте арбитров.

– Кто сумел нанять восемьсот вессоринских убийц, Убер, тот наверняка обладает достаточным влиянием. Либо новостные агентства сознательно умалчивают о произошедшем, либо были подвергнуты цензуре.

– Остальные должны догадаться.

– О ком ты?

– О Фишиге, Нейле. Не получив ответа из Спаэтон-хауса, они поймут, что что-то произошло.

– Надеюсь. Что тебе удалось узнать из татуировок нашего друга?

– Как и предполагалось, базовый футу. Я перепроверил это по разным источникам, с помощью кодифера доктора. – Он вынул планшет и подрегулировал свои очки. – Это клеймо свидетельствует о том, что Ваммеко Тарл, янычар, принадлежит клану Этрика, и за его репатриацию будет заплачено десять тысяч зкелл. Из плоти он сделан, и плоть говорит за него.

Эмос посмотрел на меня над стеклами очков.

– Странная практика.

– И полностью соответствует ментальности вессоринцев. Янычары – всего лишь вещи. Материальные ценности. Имущество. С таким же успехом вы могли бы захватить в качестве трофея пушку или танк. У них нет ни политических убеждений, ни привязанностей в тех конфликтах, в которые они оказываются вовлечены. Они бесполезны в качестве заложников. Эта запись просто и доходчиво объясняет это всем. Она предлагает в качестве решения проблемы некоторую сумму, достаточную, чтобы пленника не убивали.

– И сколько же это будет – десять тысяч зкелл?

– Думаю, достаточно.

– И что нам с ним делать, когда мы уедем?

Это был сложный вопрос.

Я отправился на кухню, чтобы сварить себе еще кофеина и разжиться хлебом. Там я нашел Крецию. Она выжимала сок из плойнов и горных ягод тар в хромированном прессе. Ее пшеничные волосы рассыпались по плечам, а короткий домашний халатик из кремового шелка едва доходил до середины бедра.

– Ой! – смутилась она, когда я вошел.

– Прости. – Я уже собрался ретироваться, но она остановила меня:

– О, не стоит беспокоиться, Грегор. Ты видел меня и… более раздетой.

– Да, точно.

– Конечно. Хочешь фруктового сока?

– На самом деле я искал кофеин.

– Как я могла забыть? Завтраки на террасе… я со своими фруктами и зерновым хлебом, и ты с кофеином, яичницей и беконом.

Я наполнил кастрюлю водой из-под крана и включил плиту. Затем ополоснул кофейник.

– Думаю, теперь ты можешь снова сказать мне: «Я ведь тебе уже говорила», – произнес я.

– О чем это ты?

– Ты всегда говорила, что фрукты и зерновой хлеб – путь к здоровой жизни, помнишь? Потом обычно начинала рассуждать о пользе диеты, клетчатке и всем таком прочем. Говорила, что употребление кофеина, алкоголя и красного мяса убьет меня.

– Беру свои слова обратно.

– В самом деле?

– Тебя убьет не твоя диета, Грегор. – Она сунула палец в рот и начала грызть ноготь.

– И, тем не менее, ты была права. Ты только посмотри на себя.

– Лучше не буду, – сказала она, с силой раздавливая очередной плойн.

– Ты столь же прекрасна, как и в тот день, когда я впервые увидел тебя.

– В тот день, когда мы встретились в первый раз, Грегор Эйзенхорн, ты был в полукоматозном состоянии после анестезии, а на мне была хирургическая маска.

– Ах! И как я мог забыть?

В ответ она одарила меня испепеляющим взглядом.

– Однако, – продолжал я, – это не ложь. И я действительно ужасно обошелся с тобой тогда. Впрочем, как и сейчас. Ты не заслуживаешь такого обращения.

Она попробовала свой сок.

– Не стану спорить. Но… отрадно слышать, что ты осознаешь это.

– Осознаю. Как и тот факт, что ты по-прежнему прекрасна.

Креция вздохнула.

– Омолаживающие программы стали довольно доступны. Я выгляжу так благодаря имперской науке, а не фруктовому соку.

– Я все еще верю во фруктовый сок.

– Да и ты выглядишь не так уж плохо, – усмехнулась она, – так что красное мясо и кофеин тоже вполне годятся.

Вода в кастрюле начинала закипать.

– Рядом с тобой я ощущаю себя тысячелетним стариком. Со мной жизнь обошлась не столь любезно.

– Даже не знаю. В твоих шрамах есть некое благородство. Нечто мужественное в том, как ты выглядишь в этом возрасте.

Я начал заглядывать в буфеты в поисках кофеина.

– Вон та банка, – показала она. – Смесь с цикорием. Как ты любишь. Я никогда не забывала об этом.

Я взял оловянную банку и бросил несколько ложек ее содержимого в кофейник.

– Креция, – я помедлил, собираясь с мыслями, – тебе давным-давно стоило забыть меня. Я не принес тебе ничего хорошего. По правде сказать, я никому не принес добра.

– Понимаю. – Она пожала плечами. – Но не могу. Такие вот дела.

Мы помолчали. Я влил кипящую воду в кофейник и оставил напиток настаиваться.

– Как поживает Елизавета? – вдруг спросила Креция.

Честно говоря, я ждал этого вопроса. В конце концов, я ведь разорвал наши отношения с доктором Бершильд именно из-за Биквин. Хоть мы и договорились с Елизаветой оставаться только друзьями, но у меня не получалось отказаться от своей любви. Она всегда стояла бы у нас на пути, и это было бы нечестно по отношению к Креции.

Об этом я и сказал ей двадцать пять лет назад, в этом самом доме. И ушел.

– Она умирает, – произнес я.

Креция поставила свой бокал на стол.

– Умирает?

– Или уже мертва.

Я рассказал обо всем, что случилось на Дюрере.

– О Боже-Император! – воскликнула Креция. – Ты должен отправиться к ней.

– Но что я могу сделать?

– Быть там, – твердо ответила она. – Быть там и сказать ей все, пока еще не слишком поздно.

– Откуда ты знаешь, что я еще не сказал ей?

– Потому что я знаю тебя, Грегор. Слишком хорошо знаю.

– Я… ладно…

– Вы двое никогда?… Ну, я имею в виду?…

– Нет. Она неприкасаемая. Я псайкер. Это невозможно.

– И ты никогда не признавался ей?

– Она знает.

– Конечно, она знает! Но ты никогда не говорил ей?

– Нет.

Она обняла меня. Я прильнул к ней, думая обо всех тех вещах, которые так и не сделал. Не то что не завершил, а даже не начинал. А затем вспомнил о том, чего уже не мог исправить.

– Я – последнее, что тебе нужно, Креция, – прошептал я, зарывшись лицом в ее волосы.

– Это уж мне решать.

Двери кухни распахнулись, и на пороге появился Эмос. Я выпустил Крецию из объятий. Хотя мог этого и не делать. Убер выглядел крайне озабоченно и ни на что не обращал внимания.

– Ты должен пойти и послушать это, Грегор, – сказал он.

Он прослушал по воксу новости со всего Геликанского субсектора. Некоторым из них уже исполнилось несколько дней и даже недель. К тому времени, как мы подошли к старому приемнику, диктор перешел к биржевым сводкам и навигационным прогнозам.

– Ну? – спросил я.

– Сообщение с Мессины, Грегор. Верхние уровни одиннадцатого шпиля Мессины Прима были уничтожены взрывом двадцать четыре часа назад. Предположительно это дело рук местной преступной группировки.

Меня бросило в холод. Шпиль одиннадцать, Мессина Прима. Именно там располагалась резиденция Дамочек. Нейл и Бегунди увезли туда Елизавету и Кару. Из соображений безопасности.

– В сообщении говорилось, что число жертв составило более десяти тысяч человек, – бормотал Эмос. – Арбитры Мессины ищут подозреваемых, но теракт приписывается радикальной группировке освободительного движения, действующего на планете.

Я сел, меня била дрожь. Креция присела рядом и обняла меня. Дамочек… больше нет? Биквин… Нейл… Кара Свол… Бегунди?

Это было слишком.

Я понял, почему Ханджар Острый нанял так много вессоринских янычар. Серия атак во многих мирах. Где еще ударил Ханджар? Какую еще боль он уже причинил мне?

Кого еще он убил?

В дверях появилась Элина.

– Что здесь происходит? – спросила она, протирая заспанные глаза.

С пистолетом в руке я мерил шагами внутренний двор. Два или три раза я поднимался по лестнице к чулану. К черту обязательства! Мне хотелось поквитаться!

Но каждый раз возвращался. Я советовал Медее забыть о мести. Пришло время самому последовать собственному совету. Мне вспомнились ее слова: «Ты снова предлагаешь мне способ… отвлечься. Потому что я не могу совершить того, о чем на самом деле мечтаю».

Так что же мне нужно? Я должен вернуться в игру. Должен собрать своих союзников. Должен выяснить, кем на самом деле является Ханджар Острый.

А затем – к черту советы, которые я давал Медее. Его необходимо уничтожить.

Ровно в девять часов, как и было назначено, прибыл адепт Киело в сопровождении клерка. Лица обоих из соображений секретности были скрыты капюшонами. Я встретил их в гостиной. Чуть позже к нам присоединилась Креция. Она переоделась в бежевый брючный костюм из мюррея.

Адепт Киело был пожилым, опытным астропатом, одним из лучших, кого могла предложить Гильдия Астропатика Равелло.

– Как я понимаю, сэр, это вопрос частного характера.

– Так и есть.

– Вы собираетесь оплачивать мои услуги наличными?

– Нет, адепт, прямым переводом средств. Мне необходимо организовать конфиденциальную передачу сообщений. И я ожидаю предельной секретности.

– У вас есть гарантии Гильдии, сэр, – произнес Киело.

Его клерк открыл информационный планшет и протянул мне сканер отпечатков пальцев.

Я приложил к нему свой большой палец и ввел код.

– Ага, – сказал Киело, когда планшет загудел, демонстрируя результат проверки. – Все улажено. С вашего счета сняты деньги. Все в порядке, мистер Эйзинг. Можем продолжать.

Конечно, я не собирался пользоваться счетами, которые каким-либо образом могли привести к человеку по имени Грегор Эйзенхорн. У меня имелось серьезное основание подозревать, что мои финансы находились под наблюдением, если уже не были заморожены. Любая подобная операция позволила бы врагу узнать, что кто-то, обладающий правом доступа к счетам Грегора Эйзенхорна, все еще жив, а проследить, откуда совершено обращение, довольно простая задача.

Так же, как и в случае с недвижимым имуществом, я обладал и прочими ресурсами, зарегистрированными на другие имена. Гортон Эйзинг держал несколько вкладов в имперском казначействе на Трациане. Их размеры вполне могли удовлетворить мои текущие потребности.

Много лет назад я создал целую систему передачи сообщений, для того чтобы иметь возможность посылать и получать письма, не используя свои реальные документы. По существу, это был автоматический почтовый ящик, к которому при помощи астропата можно было получить доступ из любого конца Галактики. Я мог посылать любые сообщения и читать корреспонденцию, отправленную на него. Сервис был зарегистрирован под именем «Эгида».

Киело обратился к учетной записи «Эгиды» и не обнаружил никаких непрочитанных сообщений.

Составив послания на глоссии, я передал через астропата предупреждения Фишигу на Дюрер, потом на Мессину, а также моим агентам на Трациан Примарис, Гесперус, Сарум и Картол. Я использовал подпись «Шип Розы». Кроме того, я заказал закодированную анонимную передачу моему другу, находящемуся за пределами Геликанского субсектора. Она состояла всего из одного слова: «Санктум».

Нужно было дождаться ответов, прежде чем выходить на связь с лордом Роркеном. Не в первый раз за свою карьеру мне хотелось держаться подальше от чужих глаз, делая исключение только для друзей.

Конечно, отправление сообщений, даже подписанных другим именем, представляло опасность. За многими, а может, и за всеми, с кем я пытался связаться, могли следить, если они уже не были мертвы. Но глоссия – надежный частный код. Даже если мои сообщения перехватят, их невозможно расшифровать.

Первые вести поступили к полудню следующего дня. Их доставил клерк Киело. В одном из них Фишиг сообщал на глоссии, что уже вылетел с Дюрера и прибудет на Гудрун приблизительно через двадцать дней. Я отправил ответ, в котором призывал его к осторожности и приказывал связаться со мной, когда он будет на подлете.

На сообщение, содержащее слово «Санктум», мне ответили: «Санктум поднимается, в пятнадцать». Отправленное из глубокого космоса послание не было подписано.

Затем клерк протянул мне информационный планшет.

– Письма на Мессину, Трациан Примарис, Гесперус и Картол были возвращены как не подлежащие доставке. Это странно. К сообщению с Гесперуса приложено послание местных арбитров, рекомендующее вам лично связаться с ними. С Сарума ничего не поступало.