Текст книги "Инквизиция: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: Дэн Абнетт

Соавторы: Сэнди Митчелл,Грэм Макнилл,Джон Френч,Роб Сандерс,Саймон Спуриэр,Энди Холл,Джонатан Каррен,Нейл Макинтош,Тоби Фрост
сообщить о нарушении

Текущая страница: 109 (всего у книги 325 страниц)

Ill

Темница. Такое место, куда можно бросить вещь или даже человека, о которых вам хотелось бы забыть. Или же, как предпочитала думать о своем положении сама Пэйшэнс, место, где можно немного посидеть и забыть обо всем.

Темница схолума представляла собой погреб, вырытый под основанием башни и закрытый тяжелой, надежно завинчивающейся крышкой. Там не было никакого освещения и в сырой мгле шуршали крысы. Это помещение использовалось ригористами для наказания тех учеников, что позволяли себе самые серьезные нарушения внутреннего распорядка. Но вместе с тем это было одно из немногих мест в Колледже юных сирот, где можно насладиться неким подобием покоя и уединения.

Если судить по журналу учета, схолум стал домом для девятисот семидесяти шести юношей и девушек, многие из которых были выходцами из загородных трущоб. За ними присматривали тридцать два наставника – всех их нанимали в частном порядке – и сорок человек прислуги, включая дюжину бывших гвардейцев, игравших роль охраны и известных в стенах заведения как ригористы. В задачу последних и входило обеспечение порядка и дисциплины.

Обитатели башни вели аскетичный образ жизни. В древнем здании, построенном несколько веков назад, царствовали сквозняки и сырость. Оно до сих пор не упало лишь потому, что, подобно какому-нибудь ползучему растению, опиралось на шпиль улья. Полы многочисленных этажей являли собой просто холодный оузилит, выстланный грубыми циновками. Стены же были выкрашены известковой краской, и их вечно покрывали капли конденсата. Ни на секунду не прекращающийся гул, доносившийся с нижнего этажа, говорил о котельной, работавшей там, но никогда тепло не поднималось по полопавшимся трубам и заржавевшим радиаторам.

Распорядок дня был предельно жестким. Ранний подъем, молитва и целый час ритуальных мероприятий перед завтраком, который накрывали только на рассвете. Все утро проходило в делах: ученики мыли полы, начищали посуду, помогали по кухне. После полудня начинались уроки. Затем был обед, новые молитвы, помывка в холодной бане и занятия в церковной школе, проходящие при свете лампад.

Время от времени лучшие воспитанники удостаивались права прогуляться вместе с педагогами до ближайших районов города-улья, чтобы помочь тем донести до схолума продукты, ткань, чернила, масло и прочие ресурсы, без которых не мог существовать их приют. Их легко было опознать на улицах западных стоков: мрачный, закутавшийся в балахон учитель, ведущий за собой вереницу молчаливых, предельно послушных школяров, нагруженных тюками, свертками, мешками и картонными коробками. Каждый из учеников носил грязновато-серую униформу с аббревиатурой схолума, вышитой на груди и спине.

Мало кто из них жаловался на жизнь, ведь в большинстве своем подростки оказывались в схолуме добровольно. Сколь бы суровой ни была их жизнь в стенах Колледжа юных сирот, куда хуже была перспектива вновь оказаться в трущобах. Зараженные степи предлагали простой выбор: превратиться в дикого зверя или же вступить в разбойничью шайку. В любом случае можно было поручиться, что долго вы не проживете. Финансируемые муниципалитетом схолумы предлагали хотя бы место для сна, еду и минимальное образование, воплощавшее ценности Трона и надежду на спасение. Более-менее здоровые, избавленные от вездесущих вшей, закончившие обучение молодые люди покидали приюты, имея все шансы пристроиться в качестве подмастерий в какую-нибудь гильдию, примкнуть к экспедиции или поступить к кому-нибудь в услужение.

Пэйшэнс жила при схолуме вот уже двенадцать лет, а стало быть, ей было уже не то двадцать два, не то двадцать три года, что делало ее самой старшей из когда-либо зарегистрированных здесь учеников. Большинство оставались под опекой этого заведения только до достижения совершеннолетия. Но Пэйшэнс не могла уйти из-за своих сестер – близняшек Провиденс и Пруденс, которым было по пятнадцать лет. Она обещала, что ни на минуту не оставит их, пока им не исполнится восемнадцать. Эту клятву она принесла умиравшей матери в тот день, когда та привела их в схолум и сдала на руки воспитателям.

На самом деле ее звали вовсе не Пэйшэнс, так же как и Пруденс звали вовсе не Пруденс, а Провиденс – не Провиденс. Подобные «имена», служившие знаком начала новой жизни, получал каждый воспитанник в день своего поступления.

Мало кто из учащихся, если не считать Пэйшэнс, удостаивался заточения в темнице. Она же успела побывать там вот уже девятнадцать раз.

В тот день причиной послужил сломанный нос наставника Абелярда. Она припечатала самовлюбленного недоумка, когда тот посмел раскритиковать ее за недостаточное усердие во время дежурства по прачечной. Что ж, его сломанная переносица и залитое кровью лицо были вполне соответствующей платой за это заточение.

Впрочем, немного поостыв в этой темноте, Пэйшэнс поняла, что нападение на наставника было плохой идеей. Это не давало ничего, кроме очередной отметки в ее личном деле. В результате она пропускала выпускной ужин, который проходил несколькими этажами выше. Подобные мероприятия устраивались раз в несколько месяцев. В схолум прибывали важные люди – магистры гильдий, купцы, директора заводов и владельцы фабрик, – чтобы посмотреть и оценить старших воспитанников, выбрав из них лучших. Пэйшэнс знала, что уже утром многие из тех, с кем она дружила много лет, навсегда покинут схолум и начнут новую жизнь в перенаселенных шпилях Урбитана.

Главная проблема состояла в том, что она слишком долго оставалась здесь. Она была слишком взрослой, чтобы повиноваться даже суровым ригористам, и именно поэтому раз за разом попадала в неприятности. Если бы не клятва и две любимые сестры, она бы давно уже подрядилась подмастерьем на одну из городских фабрик.

Нечто волосатое и явно передвигающееся более чем на четырех лапах пробежало по ее обнаженной руке. Воспользовавшись своим даром, Пэйшэнс отбросила существо во тьму.

Дар. Ни у кого из знакомых не было такого. Даже у сестер не имелось ни малейшего намека на него. Пэйшэнс никогда не использовала его при наставниках и была абсолютно уверена, что они ничего об этом не знают.

Это было как-то связано с силой разума. Пэйшэнс могла передвигать предметы, просто подумав об этом. Способности открылись в тот день, когда мать оставила их у дверей схолума. С тех самых пор девушка старательно тренировалась.

Вглядываясь во тьму каменной пещерки, она попыталась представить лицо своей мамы, но не получилось. Все, что удавалось вспомнить, – теплый запах пота, чуть застарелый, но внушающий уверенность; крепкие объятия; надрывный, предвещающий скорую смерть кашель.

Но лицо… ее лицо…

Прошло уже слишком много времени. Не в силах восстановить такой родной образ, девушка направила свои мысли в другое русло. Имя. Она не Пэйшэнс. Надо было помнить настоящее имя. Наставники пытались вытравить его из нее, пытались заставить ее забыть свое прошлое «Я», но она сопротивлялась. Это было единственное ее сбережение, которое никто и ничто не могло отобрать у нее. Настоящее имя.

Только оно и помогало ей жить. Память поддерживала ее, заставляла идти дальше.

Забавно, ведь, чтобы покинуть темницу, Пэйшэнс стоило только захотеть. Воспользовавшись своим даром, она легко могла откинуть в сторону защелку люка и выбраться наружу. Но это выдало бы ее талант, позволило бы наставникам понять, что она отличается от простых учеников.

Пэйшэнс усмирила свой разум и расслабилась.

Она знала: кто-то идет. Идет за ней.

IV

Гарлон Нейл даже не моргнул, когда к его лицу устремился кулак. Бывший охотник просто выбросил вперед левую руку, одновременно пригибаясь, перехватил запястье противника и вывернул на добрых двести градусов. Кость, должно быть, сломалась, но хруст утонул в сдавленном крике нападавшего, оборвавшемся, когда вторая рука Нейла встретилась с лицом неприятеля.

Противник – крепко сложенный мужчина, слишком любивший пожевать листья лхо и страдавший проблемами слюноотделения, – повалился на задрожавшую под его весом палубу. Нейл надежно удерживал его запястье, одновременно наступив одной ногой на подмышку. Охотник явно был готов использовать ту возможность, которую предоставляла ему эта позиция. Я понимал, что в его голове крутится одна только мысль: «Пленных не брать». Сказать по правде, это вряд ли могло помочь в предстоявшем нам деле.

Едва заметное усилие и поворот. На залитом кровью лице поверженного бандита раззявился рот.

– Ну, что скажете? – поинтересовался Нейл, вновь выкручивая руку несчастного. – Как думаете, смогу я заставить его пропеть верхнее «до»?

– А мне не плевать? – с деланым безразличием отозвался Живчик Морпал. – Можешь бедняге Манксу вырвать руку и постучать ею ему по башке. Он все равно ничего не сможет рассказать. Это же просто лхошник. Он ни черта не знает.

Нейл усмехнулся и снова заставил своего пленника завопить.

– Не сомневаюсь. Я это уже успел понять по его искрометному юмору. Но один из вас точно знает, что нам нужно. Кто-то даст мне ответ на вопрос. Рано или поздно вопли Манкса убедят тебя, что лучше бы рассказать нам все подобру-поздорову.

Лицо Живчика сейчас походило на раздавленный орех. Он откинулся на спинку обтянутого атласом просторного кресла и принялся крутить в костлявых пальцах золотую зубочистку, продумывая ответ. Все перебираемые им варианты я просматривал в его сознании столь же непринужденно, как читал бы этикетки на кухонных контейнерах.

«Это не пойдет на пользу моему бизнесу…»

Или:

«Сэр, вы вступили в зону моих интересов, и я искренне не советую вам…»

Или:

«Во имя Трона Терры, вы что, совсем ополоумели?!»

Домом Морпалу служил раскинувшийся на четыре гектара погрузочный док, где хранились железо, кирпичи и древесина. Док нависал над Западным спуском – оживленной воздушной магистралью, пролегающей между двумя самыми гигантскими стоками улья. Под мощной платформой и поддерживающей ее башней открывалась почти километровая пропасть, завершающаяся у самого подножия колоссальных шпилей. На первый взгляд этот ангар служил лишь для разгрузки и загрузки орбитальных барж и местных транспортов – по Западному спуску подобные машины сновали во множестве. Здесь можно было остановиться на ремонт и дозаправку или удовлетворить иные потребности пилотов. Но Морпал основной свой доход имел с рэкета и скупки краденого, а плотный трафик лишь помогал ему воровать, прятать и сбывать нелегальный товар.

Вокруг Гарлона собралось уже более двух десятков человек. По большей части – грузчики и механики, работавшие на Живчика. Также там было несколько космических пилотов, водителей и летчиков, завернувших попить кофеинчику, заправиться и немножко порезаться в картишки. За редким исключением эти последние были завсегдатаями, задолжавшими Морпалу более чем свою годичную зарплату.

Все это и кое-что еще я узнал, прочитав их беспокойные мысли, клубившиеся над толпой, подобно туману. Сам я находился в пяти километрах от этого места, расположившись в комнатушке дешевого отеля. Но и с этого расстояния мне было ведомо все. Я знал, что Мингус Фютир ел на завтрак, что этой ночью удалось украсть Весельчаку Д’Кри, как обманывал свою жену Джерт Джерити. Мне было известно даже то, в чем боялся признаться Морпалу Эрик Класс.

Рядом со мной, включив свой ограничитель, попыхивал лхо-папиросой Вистан Фраука. Он с экрана планшета читал очередной, до ужаса занудный порнографический роман.

Прочитать поверхностные мысли труда не составляло. Куда сложнее было заглянуть в глубины. Не только Морпал, но и все его лизоблюды привыкли надежно прятать свои секреты.

Именно по этой причине в этот раз мой выбор и пал на Гарлона.

Живчик наконец принял решение. Он попытался перехватить игру, надавив на вопросы морали.

– Да как вы смеете! На моей платформе так дела не делаются, – заявил он. – У нас здесь респектабельное заведение.

– Ага, как же, – фыркнул Нейл. – Было когда-то. Так что вы можете рассказать мне о Викторе Жане? Он работал здесь, пока не отчалил с планеты. Да, я абсолютно уверен, что он работал именно здесь, поскольку уже успел просмотреть записи. Советую говорить искренне.

– Жан не показывался здесь уже лет пять.

– И все-таки вы мне расскажете, – прорычал Гарлон.

– Честно говоря, я не вижу причин, по которым мне стоило бы что-то вам говорить.

– А я вам сейчас покажу такую причину. – Нейл сунул свободную руку в набедренный карман, что-то вынул из него и швырнул на грязный, покрытый кругами от пивных кружек стол. Знак полномочий. Гербовая печать Инквизиции.

Люди, столпившиеся вокруг бывшего охотника за головами, неожиданно отпрянули назад. Я ощутил унылую тоску, родившуюся в душе Морпала. Конечно, никому не хотелось связываться с такими силами.

Если только…

– Вот проклятие! – проворчал я.

Фраука оглянулся, оторвавшись от очередной любовной сцены.

– Что случилось?

– Похоже, Живчик решил совершить большую глупость.

– Ох, батюшки, – произнес Вистан, возвращаясь к чтению.

Морпал заправлял этими доками на протяжении последних сорока шести лет. И сколь бы серьезные ошибки и преступления он ни совершал за это время, никогда не пытался переиграть закон, если, конечно, не считать сокрытия налогов и нарушения трудового кодекса. Сейчас же ему почему-то взбрело в голову, что он сумеет решить все силой и избежать последствий.

– Гарлон, слушай внимательно. Сейчас Морпал подаст сигнал, щелкнув пальцами обеих рук. Основную опасность представляет седеющий дальнобойщик слева от тебя. Вооружен тычковым ножом. Справа от него стоит такелажник в кожаном переднике, припрятавший многоствольный пистолет. К счастью, быстро вытащить его не удастся. Орбитальный пилот в зеленом комбинезоне надеется выслужиться перед Живчиком и медлить точно не станет. Его приятель, тот, у которого под глазами фингалы от неумеренного потребления обскуры, менее самоуверен, зато у себя на кораблике он держит довольно мощную пушку.

– Я жду, – произнес Нейл.

Морпал одновременно щелкнул пальцами обеих рук.

Я вздрогнул, ощутив внезапно прокатившуюся по платформе волну агрессии. По большей части ее питал сам Гарлон.

Такелажник еще только вытаскивал пистолет, когда бывший охотник уже припечатал седого дальнобойщика столом, заодно прихватив тычковый нож. Затем Нейл прокрутился на пятках и ребром ладони ударил бегущего к нему орбитального пилота в кадык. «Зеленый комбинезон», задыхаясь, рухнул на пол, когда все-таки прогремел залп многоствольника. Заряд, выпущенный этим кустарным оружием, прошел высоко над головой Гарлона, когда тот перекатился и нажал на кнопку на рукояти ножа. Лезвие, выброшенное при помощи мощной пружины, пересекло комнату и вонзилось в кожаный передник. Такелажник со стоном повалился, обеими руками зажимая живот.

В драку вступили остальные присутствующие, обрушив на Нейла всю мощь восьми тяжелых разводных ключей.

– Ой! – сказал охотник, укладывая очередного противника.

Любитель обскуры уже со всех ног бежал к своей машине. Отбросив еще одного нападавшего в сторону, Нейл схватился за антигравитационное кресло Морпала. Тот истерично закричал, когда Гарлон размахнулся и послал его «трон» в полет над палубой, точно какой-то снаряд для метания. Кресло сбило с ног двоих грузчиков и с силой врезалось в ограждение. Столкновение оглушило Морпала и заставило повалиться ничком.

Отмахиваясь, Нейл расквасил чей-то нос, а затем могучим ударом уложил на пол человека, который и без того уже собирался дать деру. По воздуху пролетели два выбитых передних зуба. Наркоман тем временем уже открыл дверь машины и залез внутрь по пояс.

На Гарлона набросился вооруженный топором грузчик, заставляя моего агента отпрыгнуть назад. Следующий удар Нейл отразил предплечьем, после чего резким тычком пробил противнику в солнечное сплетение и отбросил грузчика на стойку с керамическими самоварами.

Любитель обскуры вылез из машины, поднимая тяжелую пушку и готовясь открыть огонь.

Нейл плавным движением выхватил из кобуры «Гекатер-10» и хладнокровно застрелил глупца точным попаданием в голову с пятнадцати метров.

Кровь расплескалась по ржавому борту машины. Наркоман отлетел назад, выпуская оружие из мертвых пальцев.

Оставшиеся бросились врассыпную.

На платформу выбежала Кара. Ей понадобилось каких-то тридцать секунд, чтобы по моей команде выскочить из укрытия и прийти Гарлону на помощь, но к тому времени драка успела закончиться.

– Что, и мне никого не оставил? – возмутилась Свол.

– Жаль, что ты этого не видела, – отозвался Нейл, подходя к трупу наркомана и поднимая пушку. – Милая штучка, – вынес он свой вердикт, осмотрев оружие.

– Гарлон…

Нейл покосился на Морпала, успевшего прийти в себя и пытающегося распрямиться в своем кресле. В следующую секунду тот увидел, как охотник нацеливает на него трофейную пушку.

– Гарлон, не смей!

Но кровь Нейла кипела. Жажда мести, которую он так давно сдерживал, наконец нашла выход.

Прогремел выстрел. Живчик пригнулся, и заряд разнес в клочья спинку кресла и ограждение за ней. Попадание привело трон в движение.

Морпала даже не оцарапало, он был целехонек и в сознании, когда вместе с креслом слетел с края платформы и отправился в долгий полет сквозь бездну, разделявшую два шпиля.

– Вот тебе, – прошипел Нейл.

– Во имя Трона, Гарлон! Я же говорил…

В комнату вошел Тониус.

– Как роман? – поинтересовался он у Фрауки.

– Смачненько, – ответил тот, не отрываясь от чтения.

– Нейл только что прикончил нашего информатора.

– Да плевать, – самодовольно усмехнулся Тониус. – Это бы все равно нам ничего не дало. Я тут нашел кое-что получше.

V

Она точно знала, что сейчас увидит перед собой ригориста Книла, еще до того, как тот открыл люк. Еще одно проявление ее дара, позволявшее ей выигрывать в карты и угадывать, в какой руке спрятана монетка.

– Выходи давай, – произнес мужчина.

Над его плечом, озаряя темницу слабым желтым светом, висела люминосфера, запрограммированная следовать за биоследом Книла.

Пэйшэнс поднялась с пола и выбралась в коридор, устроив целое представление из отряхивания одежды от пыли.

– Не переживай, скоро испачкаешься куда сильнее, – заметил ригорист, закрывая тяжелый чугунный люк. – Ужин закончился, и префект пожелал, чтобы ты занялась посудой.

Мужчина засмеялся и толкнул Пэйшэнс в спину, направляя по коридору. Следом за ними покорно поплыла люминосфера.

Вряд ли ригорист Книл мог кому-то понравиться. Когда-то он был сильным, мускулистым гвардейцем, но возраст и отсутствие регулярных тренировок превратили некогда могучие мышцы в отвратительные наслоения жира и согнули его спину. От зубов его остались одни лишь черные пеньки, а пересеченная шрамом и вдавленная внутрь крышка черепа объясняла причину ухода со службы. Книл изрядно гордился своим героическим прошлым и постоянно таскал медаль на груди. Он любил хвастаться перед воспитанниками рассказами о великих событиях и войнах, на которых побывал, и впадал в гнев, когда над ним начинали смеяться и указывать на несоответствия в его байках. Впрочем, он был еще не самым плохим человеком. Тощий как жердь ригорист Сюзерин обладал настолько злобным нравом и любовью пускать в ход плетку, что среди учеников ходили слухи, будто прежде он был комиссаром. А ригорист Окуэл питал нездоровую страсть к маленьким девочкам. И конечно же, не стоило забывать про Айда…

– Говоришь, я должна заняться посудой? – спросила Пэйшэнс.

– Топай давай, – проворчал Книл, хлопнув ее по шее.

Как и все ригористы, он имел при себе кожаную плетку и свисавшую с пояса деревянную дубинку. Плеть использовалась для наказания за незначительные нарушения, а в более серьезных случаях в ход могла пойти и дубинка. Книл редко прибегал к этим воспитательным инструментам, более полагаясь на собственные кулаки. В своих долгих утренних проповедях префект Сайрус часто обращался к символизму этих предметов, сравнивая их с двумя головами священной аквилы, несущими единые догматы Золотого Трона, хотя доносящих их разными способами. Трудно было припомнить хоть одно занятие в Колледже юных сирот, которое не заканчивалось бы показательной поркой.

Пэйшэнс поднялась по продуваемой сквозняками каменной лестнице и зашагала по коридорам этажа, где проходили занятия седьмого класса. Узкие проходы между кабинетами были образованы деревянными, с облупившимся лаком перекрытиями. Течение лет окрасило стекло окон в табачный цвет.

Книл отпер дверь, ведущую на следующий этаж.

– Вроде как я должна была отправиться на кухню.

– Вначале тебя хотел видеть префект, – ответил ригорист, кивнув в сторону лестницы.

Пэйшэнс вздохнула и начала взбираться по ступеням, освещаемым только люминосферой, висящей за плечом Книла. Девушка прекрасно понимала, что все это значит. Префект собирался лично отчитать ее за совершенный проступок. В лучшем случае это грозило необходимостью принести извинения Абелярду, а потом под присмотром самого Сайруса несколько раз прочитать покаянную молитву, прежде чем провести бессонную ночь, оттирая в ледяной воде жирные тарелки.

Если же не повезет, ее ожидал Сюзерин и его любимая плетка. А то и Айд.

Почти двадцать минут ушло на то, чтобы преодолеть винтовую лестницу и добраться до верхних этажей. Здесь, в главном зале, слуги и избранные ученики убирали со столов остатки недавнего пиршества. В воздухе все еще витал теплый, насыщенный аромат роскошного ужина. Сайрус никогда не скупился, если речь заходила о приеме важных гостей. Он даже выставлял вино и амасек и не возражал, если директора заводов раскуривали трубки и сигареты, набитые листьями лхо. Пэйшэнс и сейчас обоняла дымный запах, мешавшийся с прочими ароматами, витавшими в просторном зале. Парочка юных воспитанников из шестого класса аккуратно складывали белые скатерти. Наставник Рунсимэн наблюдал за их работой, попутно объясняя геометрию на примере правильно сложенных углов.

– Стой здесь, – сказал Книл, оставив Пэйшэнс у входа на этаж, и зашагал по длинному коридору, сопровождаемый похожей на болотный огонек люминосферой.

Нервничая, девушка скрестила руки на груди. Мимо пробежали трое детей с охапками свечей, их тоненькие запястья были увешаны кольцами для салфеток, точно браслетами. Один из мальчишек на секунду остановился, посмотрев на Пэйшэнс испуганными глазами.

Тем временем Книл прошел по залу к префекту Сайрусу, который сидел за столом с граненым стаканом в руке и что-то обсуждал с незнакомцем, облаченным в темно-красный балахон. Скорее всего, кто-то из гостей – какой-нибудь представитель гильдии или владелец фабрики. В любом случае это был весьма обеспеченный человек, обладающий хорошими манерами и ухоженный. Он внимательно прислушивался к словам префекта, пригубливая из высокого хрустального бокала. Слева от него, не принимая участия в беседе, сидел еще один мужчина, также незнакомый Пэйшэнс. Этот был низкорослым, но обладал могучим телосложением, и его коротко остриженные волосы в свете люминосферы обретали желтоватый оттенок. Бронежилет коротышки покрывали серебристые полосы. Мужчина дымил лхо-папиросой, с некоторым интересом разглядывая древние, разрушающиеся фрески на стенах. Со своего места Пэйшэнс видела пустую кобуру на поясе желтоволосого. Человек в красном балахоне явно занимал куда более высокое положение, нежели могло показаться с первого взгляда, раз уж имел при себе личного телохранителя.

Затем девушка заметила Айда. Ригорист выжидающе замер у дальней стены и смотрел прямо на Пэйшэнс. Она поежилась. Высокий, сильный, Айд был настоящим зверем. Его глаза всегда были слегка прикрыты, а длинные светлые волосы вечно лежали нечесаной гривой, небрежно собранной на затылке серебряной заколкой. Это был единственный ригорист, который никогда не рассказывал о днях своей службы в Гвардии. И у девушки имелась пара неприятных догадок касательно причин такой скрытности.

Книл о чем-то переговорил с префектом, который принес свои извинения собеседнику и поднялся, выйдя на середину зала. Остановившись, Сайрус жестом подозвал Пэйшэнс. Она покорно направилась к нему.

Префект вечно пребывал в неопределенном возрасте где-то между сорока и ста годами. Поджарый и хорошо сложенный, он так часто прибегал к омолаживающим процедурам, что его кожа стала отвратительно гладкой, розовой и слишком плотно обтягивала кости. Лилового цвета глаза, как подозревала девушка, были специально изменены аугметохимиками, чтобы постоянно лучиться теплом и отеческой заботой. Его синее платье было идеально отутюжено и накрахмалено. Когда он улыбался, его зубы сверкали снежной белизной.

И, да, сейчас он улыбался.

– Пэйшэнс, – шепотом произнес он.

Девушка уловила аромат гвоздичного масла, которым Сайрус натирал свое тело.

– Здравствуйте, префект, – несколько неуверенно произнесла она.

– Ты дрожишь. Почему бы это?

Пэйшэнс не могла позволить себе признаться, что все дело в Айде, который отделился от стены и неспешно направился к ним.

– Я нарушила правила и оскорбила наставника Абелярда. Я дрожу потому, что ожидаю наказания за свой проступок.

– Пэйшэнс, – произнес префект, – ты уже понесла полагающееся наказание. Тебя же заключили в темницу. – Он оглянулся на стоявшего за его спиной одутловатого ригориста. – Она ведь провела там весь вечер, верно, Книл?

– Точно так, префект, – ответил тот, качнув головой.

– Вот и славно. Нечего трястись.

– Тогда зачем вы меня позвали? – спросила Пэйшэнс.

– У меня отличные новости, – сказал Сайрус, – и я хотел бы ими поделиться с тобой как можно скорее. Случилось нечто замечательное, просто превосходное. И я уверен, это известие порадует тебя столь же сильно, как и меня.

– И что случилось?

– Сегодня у твоих умниц-сестричек, Пэйшэнс, было особое поручение. Они обслуживали столы и так полюбились одному из наших гостей – торговому магнату, кстати, – что тот тут же решил заключить с ними трудовой договор.

– Мои сестры? – Девушка удивленно заморгала.

– Они наконец-то нашли себе покровителя, Пэйшэнс. Все бумаги уже подписаны и скреплены печатью. Для них начинается совсем новая жизнь.

– Нет, это же неправильно, – довольно резко произнесла Пэйшэнс. – Они же еще слишком маленькие. Они не достигли совершеннолетия. Я не допущу этого.

– Это уже свершившийся факт, – не выказывая ни малейших признаков раздражения, ответил префект.

– Отмените договор! – заявила Пэйшэнс. – Немедленно! Отмените! Вы были обязаны посоветоваться со мной! Я отвечаю за них!

– Детка, ты в тот момент находилась в темнице, куда угодила благодаря собственному же проступку. Так что решение пришлось принимать мне. К тому же твои сестры уже покинули приют, и я надеюсь, что ты помолишься за них этой ночью.

– Нет! – закричала она.

– Заткни пасть! – предупредил Книл, делая шаг вперед. Люминосфера тут же подалась за ним.

– Нет необходимости применять силу, – произнес Сайрус, разглядывая девушку. – Признаться, Пэйшэнс, я удивлен твоей реакцией. Мне-то казалось, ты будешь рада.

– Вы обманули меня, – ответила она, окидывая его испепеляющим взглядом. – Вы прекрасно знали, что я ни за что не одобрю это решение. Это было неправильно! Они слишком молоды, чтобы…

– Избавь меня от этого, Пэйшэнс. Не существует ни правил, ни закона, которые запрещали бы нанимать на службу девушек этого возраста. И заключение подобных соглашений вполне в моей власти.

– Неправда! Вы имеете право договариваться от лица воспитанников только в том случае, если у них не осталось совершеннолетних родственников! Это закон! Я же оставалась здесь только затем, чтобы присматривать за ними! Ублюдок!

– Уведи ее, Книл, – произнес префект.

– Даже и не пытайся, ригорист, – предупредила Пэйшэнс. – Сайрус, я требую, чтобы ты сказал имя того торговца. Скажи мне, кто забрал моих сестер.

– Ох, ну и что это тебе даст?

– Я достигла совершеннолетия и могу покинуть эту вонючую башню, когда пожелаю. Называй имя… живо! Я найду его и заберу сестер!

– Полагаю, кому-то пора прописать еще несколько часов в темнице. – Префект повернулся к Книлу.

– Слушаюсь, сэр.

– Ну уж нет, – попятилась Пэйшэнс. – Вы больше и пальцем ко мне не прикоснетесь. Поздно. Я и без того слишком долго подчинялась дурацким правилам вашего схолума, только бы держаться сестер, но теперь у вас нет надо мной никакой власти! Я взрослый человек и обладаю всеми соответствующими правами! Катись в варп, Сайрус, я ухожу!

– Удвоить срок наказания за сквернословие! – рявкнул префект.

– Удвой это, вонючка! – закричала Пэйшэнс, показывая неприличный жест, которому ее научил один мальчишка, работавший на кухне.

Книл набросился на нее, широко расставив руки, но она отпрыгнула в сторону и воспользовалась своим даром, ударив в живот старого вояку. Толстый ригорист отлетел назад и врезался в стол, повалив на пол посуду. Восстановив равновесие, Книл изумленно посмотрел на девушку.

Каким-то образом Айду удалось оказаться у нее за спиной. Сжимая дубинку обеими руками, он обрушил оружие на затылок Пэйшэнс, заставляя ее упасть на колени. На секунду у нее потемнело в глазах, а из носа, капая на плитку пола, потекла кровь. Огромная лапища Айда больно сжалась на плече девушки.

– Смотри, имечко свое не забудь, – услышала она шепот ригориста.

Имя. Ее имя. Не Пэйшэнс. Последнее воспоминание о прежней жизни, принадлежавшее только ей.

Айд вновь занес дубинку, собираясь опустить ее на спину своей жертвы. Пэйшэнс заставила его руку остановиться. Рослый ригорист испуганно вскрикнул, по его виску сползла капля пота, когда он почувствовал, как невидимая сила выкручивает его запястье и вырывает оружие. Дубинка прокрутилась в воздухе и врезалась Айду в лицо.

Мужчина отшатнулся, взвыв от боли; его нос был сломан. В то же мгновение Пэйшэнс вскочила на ноги и резко ударила головой назад. Кровь, капавшая из ее носа, разлетелась алыми брызгами. Книл снова бросился в драку. Как, впрочем, и Сайрус. Откуда-то долетел тревожный крик.

Пэйшэнс посмотрела на Книла, и тот подлетел в воздух, вновь врезавшись в стол и перевалившись через него. Затем она перевела взгляд на Сайруса и усилием воли заставила лопнуть все кровеносные сосуды на его лице. Префект застонал и рухнул на колени.

– Ублюдки! – кричала Пэйшэнс. – Ублюдки, вы украли моих сестер!

Айд сумел подняться на ноги. Он обезумел от переполнявшей его ненависти и явно собирался убить девушку. Но она вскинула руку – и мужчина завалился на спину и заскользил по полу… Он продолжал скользить, пока не врезался затылком в каменный косяк двери.

Откуда-то возник Сюзерин и бросился к Пэйшэнс, занося над головой кистень. Книл неуверенно поднимался на ноги.

Девушка уклонилась от первого удара Сюзерина, а затем легким усилием разума отбросила противника на несколько шагов назад. Она начинала выдыхаться. Тем временем к ней уже неуклюже ковылял Книл.