Текст книги "Инквизиция: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: Дэн Абнетт

Соавторы: Сэнди Митчелл,Грэм Макнилл,Джон Френч,Роб Сандерс,Саймон Спуриэр,Энди Холл,Джонатан Каррен,Нейл Макинтош,Тоби Фрост
сообщить о нарушении

Текущая страница: 129 (всего у книги 325 страниц)

Глава девятая

Доктор Людмила Башесвили оказалась высокой, худощавой женщиной лет шестидесяти. Большую часть службы она потратила на лечение тупоголовых гвардейцев от синяков, растяжений связок и ушных воспалений. Войдя в палату и увидев разбитое кресло, она прихватила пальцами карман блузы.

– Это еще что за чертовщина? – спросила она. – Я врач, а не техноадепт.

– Это модуль жизнеобеспечения, – сказал Нейл, стоящий рядом под бдительным надзором двоих вооруженных солдат.

Ангарад и Айозоб солдаты уже отвели в камеру. Ланг позволила остаться с Рейвенором только Нейлу.

– А ты еще кто такой? – спросила Башесвили.

– Меня зовут Гарлон Нейл.

– Очень интересно, – произнесла доктор. – Надо думать, крепкий парень?

– Вы обо мне или о кресле? – спросил Нейл.

Башесвили наклонилась и стала рассматривать модуль.

Она пробегала пальцами по поверхности, касаясь вмятин и пробоин. Обмакнув указательный палец в сочившуюся из них жидкость, она поднесла его к носу и скривилась.

– Он может говорить?

– Как правило, но сейчас его вокс-система повреждена. Он может общаться через меня.

– Псайкер?

Нейл кивнул.

Башесвили с силой выдохнула и распрямилась, опуская ладони на бедра.

– Он умирает. Это очевидно. Критическая поломка систем жизнеобеспечения и повреждение наружного покрова модуля.

Она осторожно завела кресло в диагностический зал, отпихнув в сторону койку-каталку, на которой, как правило, размещались ее пациенты. Нейл наблюдал за ее действиями. Башесвили активировала целый ряд всевозможных устройств, в которые в том числе входили медицинские сканеры, установленные на хромированных опорах. Доктор настроила их размещение, чтобы иметь возможность лучше проанализировать кресло. Когда зажглись мониторы, она принялась изучать полученную информацию. Затем достала ручной сканер и провела им над каркасом модуля жизнеобеспечения.

– Толстая броня, – произнесла Башесвили. – Боюсь даже представить, что могло проделать дыры в столь прочной стали. Но главная проблема в том, что из-за нее мне не удается получить сколько-нибудь полезную информацию.

– И что вы предлагаете? – спросил Нейл.

– Я могла бы попытаться подключить внешнюю систему жизнеобеспечения, чтобы стабилизировать его состояние, но… – Она склонилась над корпусом кресла и принялась разглядывать встроенные в него входы и сочленения.

– Но?

– Но похоже, что соединительные входы не соответствуют стандартам. Это кресло изготовлено на заказ. Так что эта затея бессмысленна. Впрочем, все равно это было бы только временным решением. Чтобы спасти его, я должна забраться внутрь.

– Нет, – решительно отказался Нейл, – он не позволит этого.

Вооруженные охранники, стоявшие рядом с ним, напряглись, готовясь скрутить его.

– Значит, он позволит себе умереть? – спросила Ба-шесвили у Нейла.

– Что?

– Я в принципе не смогу ему помочь, если не заберусь внутрь. Может быть, он все-таки согласится, учитывая то, что на карту поставлена его жизнь?

– Он имперский инквизитор, – пожал плечами Нейл. – Его зовут Гидеон Рейвенор. Насколько мне известно, он не покидал своего кресла с тех самых пор, как его поместили туда.

– Давно?

– Уже несколько десятилетий. Его жизнь подчинена определенным правилам.

– Я медик, – ответила Башесвили. – У нас свои правила.

Она снова пробежала руками по поверхности кресла Рейвенора.

Распахнулся люк, и в помещение вошли Ланг и еще двое солдат.

– Полковник! – произнесла Башесвили, вытягиваясь и отдавая честь.

– Доктор, – кивнула Ланг, прежде чем перевести взгляд на Нейла. – Мы связались с местными ордосами. Они сейчас проверяют свои архивы. И до сих пор им не удалось найти каких бы то ни было сведений о вас. Хорошая попытка. Ваш значок почти одурачил меня.

– Полковник… – начал Нейл.

– Они все еще продолжают проверки, – произнесла Ланг, – кроме того, при помощи астротелепатов запрос передан ближайшим конклавам сектора. Со мной обещали связаться в самое кратчайшее время, но анализ может занять несколько дней, а то и недель. На этот срок, сэр, я должна приготовиться к наихудшему варианту и ограничить вашу свободу.

– Пожалуйста, – сказал Нейл.

– Сейчас военное время, – сказала Ланг, – поэтому действуют законы военного времени. Я не могу относиться к вопросам безопасности менее строго. Мятежники нападали на станцию прежде и могут сделать это снова в любой момент. – Она прожгла Нейла взглядом. – А могут быть уже здесь. Доставьте его в тюремный корпус! – приказала охранникам Ланг.

Нейла вывели из комнаты.

– Этот нуждается в уходе, полковник, – произнесла Башесвили. – Он в очень плохом состоянии.

– Сделайте все возможное для того, чтобы он смог присутствовать на допросе, – сказала Ланг.

Полковник вместе со своим сопровождением удалилась, захлопнув за собой люк. Оставшись в одиночестве, Башесвили посмотрела на измятое кресло.

– По возможности, – сказала она, – я стараюсь налаживать диалог со своими пациентами.

В ответ из машины донесся только тихий хрип.

– Скажите, – произнесла Башесвили, – где у вас болит? Или нигде? Ну, или хотя бы скажите «аааа».

Снова раздался хрип.

– Мне не стоило бы делать этого, – сказала Башесвили, – но я баба своенравная, у меня менопауза, и долгое, утомительное пребывание на Раеце скоро плохо закончится для меня.

Она откинула волосы и медленно отвинтила блокирующий имплантат, который положила на отполированную столешницу.

– Так лучше? Привет?

– Лучше. Вы можете меня слышать?

– Изумительно! Могу. Вы сильны. В моей голове словно зазвучала песня. У вас хороший голос. Мягкий. Должно быть, раньше вы были дьявольски красивы, верно?

– Не знаю.

– Да, наверняка так и было. Я уверена. Так как вас зовут?

– Гидеон.

– Привет, а я – Людмила. Только предупреждаю, не надо копошиться в моей голове, ясно? На мне лежит большая ответственность.

– Не буду. Обещаю. Поверьте мне, Людмила. Сейчас я мечтаю только о том, чтобы прекратилась боль.

– Да, если честно, вы в заднице. Это можно сказать хотя бы по исходящему от вас запашку. Вы гниете в своей коробке. Мне придется извлечь вас. Но ваш друг, похоже, полагает это недопустимым. А что скажете вы?

– Что скажу… Мне не протянуть долго, Людмила.

– Тогда приступим, – сказала она, выпрямляясь и поворачиваясь к стойке со стерильными инструментами. – Как поступим? Вы сами откроетесь или мне придется взламывать корпус при помощи резака?

– Подождите.

– Зачем? – спросила она, а потом неожиданно стала вытирать лицо, на котором, по ее ощущениям, словно налипла паутина. – Что вы делаете? Я чувствую это! Что вы делаете?

– Прошу меня простить. Я изучал ваше сознание.

– Ого! Любезно прошу больше так не делать. – Она помедлила, а затем спросила: – И что вы увидели?

– Я видел достаточно, чтобы довериться вам. Мне придется довериться. Сейчас я открою кожух. Только не слишком нервничайте, когда увидите то, что внутри.

– Проклятие, Гидеон! – фыркнула она. – Вряд ли вы обладаете чем-то, чего я еще не видела. Так как открыть кожух?

Рейвенор не ответил. С тихим шипением отстегнулись крепления, и верхняя крышка кресла медленно поднялась. Изнутри вырвалось облачко пара. В открывшейся нише горел тусклый синий свет.

– Ох, Гидеон, – произнесла доктор, заглядывая внутрь. – Не повезло тебе, бедолага. – Она надела хирургические перчатки и снова вернулась к нише. – Думаю, мне понадобятся помощники, чтобы…

– Никаких помощников. Больше никто не должен видеть. Только вы.

– Ой! – сказала она. – Полегче с посылкой, пожалуйста.

– Простите. Но, пожалуйста…

– Ладно. Если вы настаиваете. – Она наклонилась и погрузила руки в теплую жидкость, обнимая Рейвенора. – Я держу вас? Надежно?

– Да.

Башесвили вынула его из кресла. Следом потянулись тысячи крошечных проводков от датчиков и трубок капельниц, облепивших инквизитора, точно водоросли – днище корабля.

– Нхххг!

– Все в порядке, Гидеон, – успокаивающим тоном произнесла она. – Тише, тише. Все хорошо. Я держу вас. Гидеон?

Мокрый, вымазанный в крови бледный мешок дышащей плоти, который она держала в руках, был очень тих.

– Гидеон?

– Они нам не верят? – зарычала Ангарад.

– Нет.

– Они не верят нам? – повторила она.

– Нет! – сказал Нейл. – А теперь тише. Я думаю.

– Мы в тысяче лет, – произнесла Айозоб из угла камеры. – Это очень много.

– Я знаю, – сказал Нейл. – А это означает, что подтверждение нашего статуса никогда не придет, потому что нас еще не существует. Я рассчитывал только на отсрочку. Какая ирония! Инсигния подлинная, но для них она – фальшивка. А теперь умолкните и дайте мне подумать. – Ой! – воскликнул он, когда его голову пронзила острая боль.

– Я тоже это почувствовала, – произнесла Ангарад, массируя виски.

– Это Гидеон! – Нейл вскочил. – Гидеон. Ему больно.

– Возможно, – произнесла Ангарад, – но разве нас не предупреждали? Нам ведь рассказывали, что делают кусты с наступлением темноты?

Снаружи уже была ночь. Они слышали, как за узким решетчатым окном шепчется и шелестит колючий кустарник ку'куд.

– Ну, здорово! – прорычал Нейл. – Что ж, у нас остается только один выход.

– Какой?

– Мы должны выбраться отсюда.

Ангарад посмотрела на него из-под полуопущенных век:

– Мне, конечно, не свойственно использовать такое слово, как «если», но…

– Но?

– Если мы сможем открыть этот люк, если сумеем не угодить под пули охранников, если найдем выход с базы и если Рейвенор будет способен пойти с нами…

– Прошу тебя, женщина, переходи к сути, – сказал Нейл.

– Если твой разлюбезный друг Гидеон тяжело ранен и его нельзя трогать, ты оставишь его здесь?

– Нет, – сказал Нейл.

– Тогда нет никакого смысла устраивать побег. Тем самым мы бы сами подписали себе смертный приговор. Убежать, чтобы потом остаться?

Нейл вздохнул и прислонился спиной к стене камеры. Он сползал по ней, пока не сел на пол. Ангарад уже было решила, что он сломлен.

– И все картайки такие пессимистки? – спросил он. – Мне казалось, что ты была воительницей.

– Хороший воин знает, когда есть смысл сражаться, – сказала Ангарад.

– А лучший воин знает, когда приходит время для импровизации! – парировал Нейл, начиная стаскивать ботинок.

– Что он делает? – спросила Айозоб, наблюдая за ним.

Ангарад пожала плечами.

Охранники Ланг обыскали их и отобрали не только оружие, но и вообще все железяки. Они нашли нож в сапоге Нейла, моток многофункциональной проволоки на его поясе и даже небольшой камешек-окатыш, лежавший в кармашке на запястье.

Гарлон отвернул задник ботинка и осторожно извлек что-то из-под дутой стельки. Это оказалась тонкая фомка, сделанная из инертного пластека!

– Вот ответ на твое первое «если», – сказал он. – При помощи этого я открою люк. Остальные твои возражения тоже бесспорно хороши, но действовать все равно надо.

– И что будем делать, когда люк откроется? – спросила мечница.

– Импровизировать, как я уже и говорил, – усмехнулся он. – К этому у меня талант.

– Да, – кивнула Ангарад, – это как раз одно из немногочисленных свойств, которые мне в тебе нравятся.

Если именно так мне и предстоит умереть, то я даже рад. Оказаться на свободе в последний раз. Вне кресла. Чувствовать прикосновение воздуха к коже…

Уж не знаю, какой бы смерти я желал, но всегда был убежден, что меня настигнет какой-то титанический рок и я погибну на службе ордосам.

В принципе примерно так все и вышло, но в то же самое время я умру в спокойной обстановке, на свободе. Сейчас мысли о тяжести нашего положения отошли в сторону. Тревоги о невозможности возвращения в собственное пространство-время кажутся незначительными и угасают.

И я угасаю вместе с ними.

Держись, держись. Последнее, что еще сохраняет свою значимость, этот голос. Я чувствую, как мое бесполезное, умирающее тело дергается и дрожит под руками Людмилы Башесвили.

Она тяжело дышит. Я чувствую ее напряжение. Как, впрочем, и ее самоотдачу. Доктор подключила к моим системам и органам различные трубки. Я слышу, как попискивают и гудят ее машины. Чувствую разливающееся внутри тепло, происхождением которого, как подозреваю, я обязан введенным мне анестетикам или переливанию крови.

Кроме того, я ощущаю странный шорох на грани своего сознания. Людмила также чувствует его и начинает беспокоиться. Ку'куд. Наступила ночь, и кустарник просыпается. Это даже не чувство – только сухое, скрежещущее шипение фоновой ментальной активности. Оно не слишком неприятно, просто назойливо, точно жужжание насекомых. Кустарник представляет собой огромную психоотзывчивую массу.

– Гидеон? – спрашивает доктор, бросая окровавленные инструменты в миску. – Вы еще здесь?

– Да.

– Отлично, – произносит Людмила.

Она лжет. На несколько мгновений я покидаю свое тело и взираю на мир через ее глаза. Передо мной на операционном столе лежит уродливая, отвратительная груда. Из нее выходят катетеры, трубки капельниц и отсосов. Я уже довольно давно не видел себя самого во плоти.

В изувеченной, бессильной плоти. От человеческого лица остались только неопознаваемые останки, увенчивающие опухолью морщинистый мешок, содержащий в себе органы и бесполезные кости. Боже-Император, как же мне удалось пережить взрыв на Трациане Примарис? И, Боже-Император, почему ты позволил мне выжить?

Я вижу бледную плоть и атрофированные культи ампутированных конечностей. Вижу мертвенные пятна застарелых ожогов и рубцы шрамов там, где мое тело зашивали хирурги. Кроме того, я обращаю внимание на черные пятна гематом и некроза, как тень листвы под деревом, усеивающие мою кожу. Я вижу раны, похожие на распахнутые рты, оставленные кривыми когтями тварей. Повреждения оказались серьезнее, чем я предполагал. Из того, что я когда-то считал своим животом, Людмила только что удалила десятисантиметровый обломок костяного крюка. С гримасой отвращения на лице она бросает его в миску. Великий Пожиратель.

Мое сознание начинает уплывать. Боль остается, но за болью я уже ощущаю покой… думаю, это смерть. Людмила вставляет нить в иголку.

Я должен оставаться в сознании. Я знаю. Знаю.

Я заглядываю внутрь доктора. Скольжу мимо рифов печали и обхожу их легко, поскольку сейчас она сосредоточена на другом. Как я вскоре понимаю, жизнь полевого медика трудно назвать жизнью. Ее путь тернист и неблагодарен. Вспыхивают и раскрываются энграммы памяти. Я вижу ее вместе с братьями, еще тогда – дома. Детский смех – лелеемый золотой слиток ее памяти. Голубое платьице. Письма отца. Смерть отца. Передо мной возникают картины неудачного замужества и несколько кошмарных любовных интрижек. Вижу ребенка, которого она потеряла.

Я подглядываю. Мне стоило бы отвернуться и устыдиться, но не получается. Основная часть хранилищ ее памяти заперта на замок от самой себя. Тайные течения в теплом, забытом море.

Я вижу войну, продолжающуюся уже тридцать лет. Восстание на Веде, причиной которому стала эмансипация. Имперские сепаратисты. Оцепленные Гвардией системы. Продолжительный конфликт, вспыхнувший сразу на трех мирах. Слухи о массовых казнях, санкционированных Гвардией.

Грязная война. Империум сражается сам с собой. Неудивительно, что Аза Ланг настолько измотана. Извечный Враг, зеленокожие, эльдары – все они страшные противники. Но в конечном итоге, когда дело доходит до войны людей с себе подобными, я не знаю более страшного и жестокого врага, чем представители нашего собственного вида. Людмиле все это кажется отвратительным. Ага, понимаю: ее семья происходит с Веды.

Еще более ненавистно для нее это назначение. Раец. Прямо на передовой, на станции слежения. Постоянные тревоги, напряжение, оборона. Она устала от всего этого.

И основную ненависть вызывает в ней ку'куд. Шепчущий терновник. Люди, запертые здесь, и без того страдали бы от паранойи. Кусты только усугубляют ее.

Жаль, что я не могу ее утешить. Я…

– Гннххх!

– Гидеон? Вы все еще со мной? Я вас не потеряла?

– Я здесь.

Мой голос трудно назвать даже шепотом. Людмила только что извлекла еще один осколок костяного крюка. Он со звоном падает в миску.

– Меня тревожат ваши жизненные показатели, Гидеон. Прошу вас, постарайтесь оставаться здесь, со мной.

– Попытаюсь.

Ку'куд скребется в мое сознание. И хотелось бы заглушить его, но не выходит. Словно где-то поет хор… неодушевленный хор. Я…

Кустарник резонирует. Когда я пытаюсь откинуть его, он только сильнее напирает. Разумен он или нет, но усиливает мои мысли, возвращая их в виде эха. О Трон, я могу…

– Арнгхххх!

– Гидеон? Гид…

Похоже, что я терял сознание. Да, действительно хрон, установленный на столе, убежал уже на восемь минут. Восемь ли?

– Людмила?

– Гидеон? О, ради Трона! А я-то, мать вашу, уже думала, что угробила вас!

– Ну что за слова.

Она смеется. У Людмилы приятный смех. Мужчины, ухаживавшие за ней, обожали его. Почему же она так и не смогла найти себе хорошего партнера, с которым можно было бы связать свою судьбу? Теперь все кажется таким далеким. Похоже…

– Гидеон! Вернитесь, ублюдок!

– Я все еще здесь.

– Мне придется залезть еще глубже в эту рану. Вы должны собраться с силами. Сможете выдержать?

– Да.

– Попытайтесь подумать о чем-нибудь. Сосредоточьтесь на этом.

– Хорошо.

Я пытаюсь сосредоточиться на… Меня уносит. Я пытаюсь вспомнить, как фокусировать свои мысли. Все кажется пустым и незначительным. Я думаю о Нейле, Кыс, Каре, Уилле…

Он мертв. Я знаю, что он мертв. Его убил Молох.

Когда я вспоминаю о Молохе, ко мне отчасти возвращается связность мыслей. Зигмунд Молох. Если бы не он, я бы не оказался здесь. Без него моя жизнь сложилась бы совсем иначе.

Я испытываю жгучую ненависть. Во мне вскипает энергия.

– Так-то лучше. Отличные жизненные показатели. А теперь будет действительно больно.

Молох. Молох. Я хочу… хочу прикончить его. Пусть он от меня в тысяче лет и на расстоянии в половину Галактики, но я не забыл о нем и мечтаю уничтожить его. За все, что он сделал со мной. За то, что загнал меня сюда.

– Гидеон, ваш пульс слабеет. Гидеон?

Ку'куд. Дверь. Теперь я все вижу. Теперь я все могу видеть и…

– Гидеон?

Я все вижу. Трон, я понимаю, что очень быстро угасаю. Каждый из инструментов Людмилы, погружаясь в меня, обладает собственным привкусом. Соленый запах скальпеля, металлический оттенок пинцета, хлорный аромат рано-расширителей.

О Трон. О Трон, я и в самом деле умираю.

Но теперь я все вижу. Ох, как отчетливо я все вижу. Дверь. Ключ. Ку'куд. Я посылаю этот образ в сознание Людмилы. Если бы только я мог… если бы только получилось.

– Ой! – Она вскрикнула и затряслась. – Прекратите!

Если бы я только мог. Если бы я только мог. Если бы я только…

Если бы я только мог. Если…

Башесвили отскочила от хирургического стола.

– Гидеон? – спросила она.

Все мониторы вокруг нее перестали попискивать и показывали только прямую линию.

– Нет! – закричала Людмила.

Глава десятая

С толчком и скрежетом металла о металл служебный модуль пристыковался к «Милашке». Засуетились сервиторы и корабельные грузчики, с шумом и криками перегружая в межпалубные лифты ящики с провиантом. Шипя гидравликой и выпуская клубы пара, открывались массивные люки.

В грузовом отсеке, освещаемом только тусклыми лампочками под потолком, было практически темно. Кара спрыгнула с массивной трубы воздушного циркулятора, на которой пряталась во время полета от орбитальной станции. Низко пригибаясь, она пробежала вдоль платформы и запрыгнула на один из загруженных подъемников, уже уходивший наверх.

Подъемник вплыл в огромный трюм «Милашки». Здесь пахло специями и гнилыми фруктами. Члены экипажа и сервиторы были слишком заняты разборкой другой башни из контейнеров, поэтому Кара незамеченной соскользнула с подъемника и растворилась в тени. На ней был черный комбинезон с капюшоном, скрывающим ее рыжие волосы. Мимо нее, переговариваясь, прошли матросы. Она почувствовала запах пота и застарелый перегар лхо, исходящий от их одежды. Когда они удалились, Кара нашла более удобное место, где и спряталась. Со своей позиции она могла наблюдать за происходящим в основном трюме. Сам Сайскинд присутствовал здесь – рыжеволосый мужчина с красивым суровым лицом, облаченный в стеклотканевую куртку. Сейчас он разговаривал с капитаном служебного модуля и подписывал грузовую декларацию.

Однажды Кара уже побывала на борту «Милашки». В тот день «Потаенный свет» захватил капера и досмотрел по пути на Ленк. Казалось, будто это произошло целую вечность назад, но Кара прекрасно помнила расположение помещений. Она дождалась некоторого затишья и пробежала по боковому проходу к люку.

В коридоре, открывавшемся за ним, было тихо и безлюдно. Она устремилась вперед.

На то, чтобы миновать три палубы, у нее ушло десять минут. Пять раз за это время ей приходилось искать укрытие, когда мимо проходил кто-нибудь из экипажа. По ее оценке, мостик был уже недалеко.

Она торопливо шагала вперед, когда услышала приближающиеся голоса и шаги. Кара огляделась.

Прятаться было негде.

Люциус Уорна, возвышаясь над идущим рядом с ним капитаном Сайскиндом, с громким лязгом вышагивал по коридору. Уродливые раны, полученные им в Ведьмином Доме, до сих пор не были обработаны и начинали покрываться черной неровной коркой.

– Долго еще? – спросил он.

– Через тридцать минут мы отстрелим последнего поставщика, – ответил Сайскинд. – Еще час уйдет на то, чтобы прогреть двигатели, отключить якоря и завершить расчеты массовых соответствий для перехода. Лично я сейчас собираюсь поужинать. Не желаете ли присоединиться?

Уорна одобрительно хмыкнул.

Когда они уже подошли к выходу из коридора и Сайскинд открыл люк, Уорна остановился и оглянулся назад.

– Что случилось? – спросил капитан.

Уорна, продолжавший всматриваться в пустой проход, пожал плечами:

– Мне показалось… будто я что-то унюхал.

– И что бы это могло быть? – спросил Сайскинд.

– Не имеет значения, – произнес Уорна, покачав головой.

Они прошли через люк и скрылись из виду.

Кара выдохнула и спрыгнула с балки, приземлившись на ноги. Слишком близко.

Она слышала, как Сайскинд говорил про тридцать минут. Если она хочет оказаться на служебном модуле, когда тот отчалит, именно столько времени у нее и оставалось.

Мостик – широкое помещение с низким потолком – был практически пуст, системы переключены в автоматический режим ожидания. Она пряталась в тени, пока первый помощник капитана «Милашки» – Кара припомнила, что его звали Орналесом, – проверял показания нескольких мониторов вместе с еще двумя своими людьми. Затем все трое удалились, направившись в навигационный зал.

Необходимая Каре информация была выведена на основной пульт, подвешенный под потолком над капитанским креслом. На экране ретранслятора сверкали колонки Данных. Внимательно вчитываясь в них, Кара прокрутила информацию вниз.

Голоса. Она спряталась за капитанским креслом. Орналес вместе со своими людьми вышел на мостик, а затем удалился снова, скрывшись за люком, через который она сама попала сюда.

Кара поднялась и подползла к пульту связи. Ей удалось разобраться в управлении высокомощного вокса незнакомой конструкции. Выбрав канал связи и аккуратно поднастроив направление передачи, она выбрала неречевой сигнал, после чего очень осторожно вбила свое сообщение: «Балерина вызывает Гнездо. Гудрун».

Кара нажала на кнопку передачи. Машина тихо пропела что-то сама себе, и слова сообщения заменило слово «отправлено».

Кара метнулась к выходу. По ее собственным расчетам, в запасе оставалось не более десяти минут. На то, чтобы добраться до мостика, времени ушло значительно больше.

Она промчалась по коридору, отходящему от мостика, пробежав мимо четырех ответвлений, и свернула налево. Где-то позади раздались голоса, но они были достаточно далеки. Спустившись по лестнице, она повернула еще раз. Где-то поблизости располагалась столовая. В воздухе носились ароматы тушеных овощей.

Кара поспешила к ближайшему люку.

Она была уже всего в нескольких метрах от него, когда на свет, перекрывая проход, вышел Люциус Уорна. В его глазах читались самые недобрые намерения.

Она попятилась, обернулась…

Там, в десяти метрах от нее, стоял Сайскинд. На лице рыжего капитана расплывалась довольная улыбка. Он держал Кару в прицеле лазерного пистолета, сжимая его в вытянутых руках.

– Привет, – сказал он. – Или, что вернее, до свидания.

– Тебе не кажется, что она никогда не откроется? – спросила Ангарад, наблюдая за работой Нейла.

Гарлон присел возле двери камеры и покачал головой. Он так старался, что его выбритая макушка покрылась бисеринками пота. Пластековая фомка погнулась и смялась.

– Позволь мне попытаться еще раз…

– Ты говоришь так уже целый час, – произнесла Ангарад.

– Он никогда ее не откроет, – сказала Айозоб. – Ключи – это такие забавные штуковины, и это явно не ключ.

– Сиди тихо, ребенок! – сплюнула Ангарад.

– Она права, – сказал Нейл, поднимаясь.

Он повернулся к двери спиной и с раздраженным рыком отшвырнул бесполезную фомку. Та ударилась о стену и упала на пол.

В темноте снаружи шипел и трещал ку'куд. Раздался тихий хлопок – щелчок отпирающихся запоров, и дверь камеры распахнулась.

– Здорово! – закричала Айозоб, захлопав в ладоши.

– Это был не я. – Нейл медленно обернулся назад.

На них глядела Людмила Башесвили.

– У нас очень мало времени, – прошептала она. – Пойдем.

Все трое уставились на нее.

– Вы… что вы собираетесь делать? Выпустить нас? – спросил Нейл.

– Да, – нетерпеливо прошептала Башесвили. – Пойдем же!

– А что с Рейвенором? – требовательно спросил Гарлон.

– Мне очень жаль, – посмотрела на него доктор. – Как я только что доложила полковнику Лангу, ваш друг Гидеон скончался пятнадцать минут назад на операционном столе.

– Может быть, ты все-таки сядешь? – предложил Тониус.

– Нет, спасибо, – ответил Белкнап, продолжая мерить мостик шагами.

– Если честно, то я не о тебе забочусь, – сказал Карл. – Твои метания уже действуют мне на нервы.

Белкнап прожег его взглядом.

– Мы уже должны были услышать от нее хоть что-нибудь, – произнесла Плайтон. – Почему она так долго?

– Просто… надо сохранять терпение, – сказал Бэллак. – С ней все будет в порядке. Она…

Ануэрт, сгорбившийся за капитанской консолью, тихо пискнул.

– Что там? – спросил Белкнап, метнувшись к нему. – Что?

Шолто с мрачным видом показывал на монитор своей изуродованной рукой.

– «Милашка» только что активировала двигатели, – сказала Плайтон, не сводя глаз с дисплея.

– О нет! – произнес Белкнап. – Давай же, Кара, давай. Милостью Трона и славой Бога-Императора…

– Отключились гравитационные якоря, – прошептала Плайтон, вскакивая на ноги и всматриваясь в дисплей. – О нет!

– «Милашка» уходит, – произнес Бэллак, – ложится на курс к краю системы.

– Кара! – беспомощно взвыл Белкнап.

«Милашка» уходила. И они ничего не могли с этим поделать.

За спиной Тониуса пропищал вокс.