355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дэн Абнетт » Инквизиция: Омнибус (ЛП) » Текст книги (страница 285)
Инквизиция: Омнибус (ЛП)
  • Текст добавлен: 9 мая 2017, 18:30

Текст книги "Инквизиция: Омнибус (ЛП)"


Автор книги: Дэн Абнетт


Соавторы: Сэнди Митчелл,Грэм Макнилл,Джон Френч,Роб Сандерс,Саймон Спуриэр,Энди Холл,Джонатан Каррен,Нейл Макинтош,Тоби Фрост
сообщить о нарушении

Текущая страница: 285 (всего у книги 325 страниц)

Глава 19

«Алое письмо» было одним из самых простых приемов Инквизиции. Но столетиями оно оставалось и одним из самых эффективных. Гурион за свою долгую карьеру не раз использовал его с большим успехом, и никогда оно его не подводило.

Это был самый примитивный метод выявления вражеского агента. Фальшивые разведданные – приманка, намеренно подбрасывались противнику. В данном случае Росс указал противника – это лорд-маршал Кхмер.

Далее срабатывал механизм манипуляции. Противник передавал приманку своему агенту. Агент действовал, основываясь на фальшивых сведениях, и тем самым раскрывал себя, демонстрируя, что владеет информацией, которую не мог знать кто-либо, не связанный с врагом. Весьма простая ловушка, основанная на базовых методах работы Инквизиции.

Простая, но сложность ее была в искусстве исполнения. Безупречно сработанное «алое письмо» было искусной и утонченной ловушкой.

Гурион наслаждался этой игрой. Он уже много дней усиленно работал над ней. Для Кхмера надо организовать что-то особенное и чрезвычайно замысловатое.

Во-первых, он взял из морга труп матроса. Матрос умер по естественным причинам, если можно считать естественной причиной лопнувший трос в ангаре, хлестнувший своей восьмидесятикилограммовой тяжестью его по груди.

Гурион одел труп в серую штормовку и бронежилет, и даже нацепил на бедро болт-пистолет. Самое главное, он повесил на шею мертвеца инквизиторскую печать, и назвал его «инквизитор Гейбл».

Приманкой в данном случае послужили документы в кармане «инквизитора Гейбла». В них просто сообщалось, что Конклав подозревает, что в оперативную группу «Бдительность» внедрился вражеский агент. Далее в них сообщалось, что зашифрованная запись Делаханта содержит сведения о личности агента, и что Росс работает над ее расшифровкой. Конечно, все это тоже было зашифровано, но относительно простым кодом, который, как считал Гурион, будет способна расшифровать разведка флота.

Ирония была в том, что Гурион и понятия не имел, что содержала запись Делаханта, кроме его контакта с Селеминой. Но Кхмер не должен это знать. Семя уже брошено.

Труп «инквизитора Гейбла» был помещен на борт вместе с прибывающим грузом, специально, чтобы флотские офицеры нашли его. Гурион не сомневался, что командование прикажет обыскать труп и забрать все, что содержит какие-либо секретные сведения, прежде чем сообщить о находке Инквизиции.

Все произошло именно так, как предполагал Гурион. Труп был возвращен Конклаву, но документов при нем не было. Теперь они были в руках военной бюрократии. Пытаться подсунуть фальшивку напрямую Кхмеру было бы слишком глупо. Вместо этого Гурион позволил событиям идти естественным путем. Без сомнения, лорду-маршалу сообщат о находке, если он не обыскивал труп лично.

В качестве последнего штриха к своей ловушке, Гурион написал отчет о смерти инквизитора Гейбла. Он сообщал, что инквизитор был убит на Холпеше агентами противника. На следующем заседании Пленарного Совета Гурион сообщил об этом с большой торжественностью. Инквизитор Гейбл погиб на службе Конклава, и офицеры, в том числе и Кхмер, участвовали в минуте молчания.

Ловушка была поставлена. Остальное, он знал, зависит от Кхмера.

Танковый снаряд упал в центр имперской цепи.

Осколочный подкалиберный. Это безошибочно определялось по тому, как он низко пролетел над землей, визжа, словно злой дух, вырвавшийся из ада.

Снаряд взорвался, ударившись о землю, исторгнув поток осколков. Действие их на пехоту, лишенную укрытий, было страшным, они срывали форму с плоти, а плоть с костей.

Росс подумал, что, скорее всего, это выстрел «Леман Русса». Надо двигаться, пока наводчики противника не успели лучше прицелиться и перезарядить.

Росс выкатился из-за трупа лошади, за которым прятался, и пополз по грязи туда, где перестраивались остатки 7-го и 22-го полков. В его ребрах пульсировала сильная боль, вдавленная пластина брони впивалась в тело, но он продолжал ползти. Уланы и солдаты легкой кавалерии были дисциплинированы, и они постоянно двигались, отстреливаясь и меняя позиции, прежде чем противник успел точно прицелиться. Дисциплинированный огонь и маневр – единственное, почему они еще не все были убиты.

И еще из-за дождя. Ливень продолжал обрушиваться с неба серыми колоннами, так что Росс едва мог видеть что-то на расстоянии двадцати метров. Если дождь прекратится – им всем конец.

Майор Арвуст упал в скользкую грязь рядом с Россом. Его кепи куда-то пропало, и лицо было вымазано грязью.

– Инквизитор! Мы должны отступать! Дальнейшие потери неприемлемы, – закричал он.

Словно подтверждая его мнение, мощный лазерный луч, скорее всего, из лазерной пушки, опалил землю в десяти шагах от них. Вспышка энергии оставила после себя вакуум, заполнившийся воздухом с громовым треском.

Росс колебался. Отступить сейчас означало отдать врагу позиции, с таким трудом захваченные ими в предгорьях. Хотя кантиканцы оставили за собой след из горящей вражеской бронетехники, противник вернет высоты, и они окажутся в том же положении, что и до того. Их тактическая победа станет лишь жестом отчаяния.

– Тогда отступаем, пока еще можем, – сказал Росс. Он хотел бы верить, что его раны не оказали влияния на его решения, но он и сам не был уверен.

– По моему сигналу. Двигаемся к востоку и обходим траншеи Броненосцев, на случай, если они перегруппировались и готовы отрезать нас.

– Понятно, – ответил Росс, дождевая вода и кровь затекали в его рот.

Майор Арвуст поднялся и сделал два шага. Пуля пробила его затылок. Из выходного отверстия Росса обдало фонтаном дымящейся крови.

Арвуст замер, глядя на Росса расширенными глазами. Рот майора двигался, пытаясь произнести слова, но ничего не было слышно. Его мозг больше не был связан с позвоночником. Медленным движением майор упал на спину под неестественным углом.

Потом из-за пелены дождя вырвались Броненосцы.

Они появлялись с боевым кличем, материализуясь из стены дождя, как дымящиеся призраки. От их бронированных силуэтов шел пар. Они размахивали оружием. Булавы, кистени, молоты и тесаки блестели мокрым металлом.

В первый раз Росс оказался лицом к лицу с корсарами Хорсабада Моу. Он видел их безликие маски, их грубые, варварские доспехи. Он чувствовал ярость от того, что такие свирепые дикари могут угрожать ткани цивилизации. Росс понял, что ненавидит их. Это был не страх, или адреналин, но холодная расчетливая ненависть. Он ненавидел их за неудобства, которые они причиняли ему. Было нелепо, что он пытается им отомстить, но его вело высокомерное равнодушие к собственной жизни. Ему было плевать, он просто был зол.

Броненосцы с плеском шли по грязи. Первые кантиканцы, которых они заметили, прятались за трупами лошадей, стреляя из лазганов. Варварские орудия убийства разрубали мягкую плоть и хрупкие кости. От ударов Броненосцев вверх взмывали фонтаны крови. Гвардейцы падали, и тяжелые куски металла разрывали их на части.

Росс поднялся на ноги, его ярость преодолела боль.

– Встать! Построиться и в атаку! – взревел он. – Примкнуть штыки и атаковать!

Невозможно было указать направление атаки. Росс не знал, где сейчас фронт, где тыл, где фланги. Бой превратился в беспорядочную кровавую мясорубку. Броненосец с громоздкими наплечниками, выкованными из танковых гусениц, оказался перед Россом. Инквизитор поднял плазменный пистолет, целясь в массивный наплечник, и выстрелил. Пораженный плазменным зарядом в упор, Броненосец упал, верхняя часть его туловища просто испарилась. Раскаленный газ обжег лицо Росса, но он был слишком полон адреналина, чтобы это заметить.

Росс стрелял еще и еще. Заряды перегретой плазмы разорвали еще трех Броненосцев. Твердое вещество превращалось в газ, вскипая фонтанами кровавого пара. Росс расстрелял весь аккумулятор, и перезарядил.

Краем глаза Росс заметил капитана Прадала, лазган кантиканца стрелял в полуавтоматическом режиме. Росс думал, что Прадал тоже убит. Зрелище того, что он жив, побудило Росса сражаться с новой яростью.

– Положить нас всех тут не было частью плана, капитан, прошу прощения, – крикнул ему Росс, стреляя по целям, находившимся на расстоянии удара.

– Мы сделали то, за чем пришли, и сделали это хорошо! – ответил Прадал. Он поразил Броненосца в смотровую щель шлема, стреляя, как по уставу на стрельбище.

– Все равно, я иногда думаю, что подвергаю себя ненужной опасности, – пошутил Росс, уклоняясь от удара булавы.

– Вы действительно так думаете? – произнес в ответ Прадал. Росс не понял, это был сарказм или нет. Мелькнувшая перед его глазами булава занимала большую часть его внимания.

Один из гвардейцев поблизости упал на колени, его лоб был проломлен ударом молота. Росс ударил силовым кулаком, разбив оружие, и расплющив Броненосца, державшего его.

Он был так охвачен неистовой яростью боя, что не заметил кувалды, ударившей его в спину. Обжигающая боль пронзила позвоночник, и его ноги подогнулись. Боль была настолько сильной, что он чувствовал ее вкус во рту – резкий, горький, с оттенком серы. Его ударили снова, но на этот раз он даже не почувствовал. Он только заметил, что лежит на спине, глядя в небо.

Мир вокруг, казалось, отключился. Картины боя стали какими-то неестественными и отрывочными. Он не переставал думать, что боль – это хороший знак. Боль означает, что его тело все еще действует так, как должно. Отсутствие боли вообще не означает ничего хорошего.

Он видел кувалду, раскачивавшуюся, как маятник. Он следил, как он опускается. Он ждал, что она сейчас обрушится на его голову, и думал, почувствует ли он при этом что-нибудь.

Но этого не произошло.

Кувалда не опустилась. Выстрел отбросил державшего ее Броненосца куда-то в сторону.

За этим выстрелом последовали другие. Четкие, точные. Сияющие лазерные лучи, словно от нимба Императора. Несколько Броненосцев поблизости были убиты. Они беззвучно падали в грязь.

Слабо, словно очень-очень издалека, Росс услышал звук оловянных свистков. Сначала он подумал, что это звук крови, вырывающейся под давлением из его ушей, но оказалось, что это не так. Характерное звучание командирских свистков Кантиканской Гвардии было ясным и отчетливым. И это был самый прекрасный звук, который Росс когда-либо слышал.

На фоне неба появилось лицо капитана Прадала.

– Дышите, Росс, дышите. Можете двигаться?

Росс покачал головой, не зная, может ли. Потом он понял свою глупость и поднял ногу. Он мог двигаться.

– Они здесь? – спросил Росс, пока Прадал поддерживал его и помогал ему встать на ноги. Капитан не прекращал стрелять по врагу, держа лазган в одной руке.

– Они здесь. С большими силами, – ответил Прадал.

Дождь прекратился. По болотистой низине, вдоль их фланга, меся гусеницами жидкую грязь, наступал полный эскадрон «Леман Руссов». Их броня была окрашена в серо-коричнево-золотистый камуфляж кантиканских полков, их турельные стабберы регулярно изрыгали очереди трассирующих пуль.

Наступая вместе с редкими кантиканскими танками, двигались шесть, восемь, возможно, десять рот кантиканской пехоты. Построенные сомкнутыми шеренгами, как на марше, они стреляли на ходу, залпы губительного огня врезались в открытый фланг противника. Барабанщики громко выбивали на своих инструментах, офицеры передавали приказы свистками, развевались полковые знамена.

– Значит, они отозвались, – прошептал Росс.

Прадал не ответил. Он сделал еще несколько выстрелов по отступающим Броненосцам. Стремительность их контратаки иссякла, наткнувшись на залпы лазерных лучей и пуль. Поток огня очищал высоты Магдалы, преследуя противника за их гребнями. Выстрелы, как тысячи сияющих стрел света, жалили бегущих врагов и валили их лицом в грязь.

Кто-то закричал:

– Магдала наша!

Выжившие из 7-го и 22-го не кричали. Они просто падали в грязь, предельно уставшие, их лица ничего не выражали. Многие закрывали глаза и тут же засыпали. Они знали, что, по крайней мере, сейчас они в безопасности.

Предгорья Магдалы стали первой настоящей имперской победой за многие месяцы.

Части кантиканской полевой артиллерии и пехотные батальоны оказали поддержку 7-му и 22-му полкам. Броненосцы отступили, потеряв двухкилометровый участок своих позиций. Над высотами было поднято имперское знамя.

Новости распространялись на улицах Мантиллы, и впервые даже беженцы смеялись и плясали от радости. Поспешно изображенная художником картина имперского знамени, поднятого на высотах офицером с высокомерным лицом аристократа, рисовалась повсюду на стенах города. Хотя такого офицера не существовало, эта картина на много недель стала символом имперского сопротивления.

Глава 20

Сильверстайн следил за Броненосцами из укрытия.

Он был замаскирован красной пылью, ее песчаная пленка покрывала даже линзы его биоптики. Он лежал, растянувшись у кромки высохшего речного дна. Его дыхание было ровным, медленным и неглубоким. Маскировочная сеть, сплетенная из корней, ветвей и других частей сухих пустынных растений, закрывала его силуэт. Партизаны так же старательно замаскировались, как и он. Если бы не знания и опыт Сильверстайна, патрули Броненосцев, охотившиеся за ними последние пять дней, уже нашли бы их. В маскировку была втерта костяная мука и соль, чтобы скрыть запах. Это позволило сбить со следа боевых псов Броненосцев после побега, и Сильверстайн требовал, чтобы они продолжали выполнять эту процедуру. Партизаны не спорили. Под покровом ночи они казались лишь неровностями на грядах скалистой бухты.

Меньше чем в двадцати метрах от них стояли три заправщика, огромные гусеничные транспортеры, укрытые маскировочными сетями. В темноте восемнадцатиметровые машины казались непомерно громадными, но Сильверстайн по опыту знал, что воздушная разведка увидит только длинные заросли кустарника.

Апартан, бывший сержант Кантиканской Гвардии, подполз к Сильверстайну, ветви на его маскировочной сети слегка вздрогнули.

– Это уже одиннадцатый склад горючего, который мы находим за три дня, – прошептал он в ухо Сильверстайна.

– Здесь они добывают горючее, – сказал Сильверстайн партизанам. – Видите вышку?

Асинг-ну покачал головой. Сельский житель, он никогда раньше не видел нефтяных вышек. Решетчатое строение из стальных балок выглядело странным и неуклюжим.

– Для чего она?

– Выкачивает ископаемое горючее из подземных залежей. Противник собирает ресурсы, готовясь к большой кампании, и осторожно, я бы сказал. Прячет склады в глуши и собирает войска вдали от глаз имперской разведки.

– Почему? Почему они просто не атакуют и не захватят планету, как захватили они Тарсис, Орфратис, Ниневию… – Апартан замолчал и глотнул – … и Кантику?

Сильверстайн не знал, что ответить.

Броненосцы действовали таким образом уже некоторое время. Они заготавливали ресурсы, чтобы снабжать силы вторжения, и тщательно маскировали свою деятельность от имперской разведки. Биоптика Сильверстайна заметила в небе характерные очертания разведывательной «Молнии» Имперского Флота, несомненно, выполнявшей здесь воздушную разведку. Противник прилагал большие усилия, чтобы скрыть свои действия. Эта в высшей степени скрытная, методичная подготовка совсем не была похожа на массированные высадки с воздуха, характерные для Броненосцев. Слишком необычно, чтобы это игнорировать.

– Не двигаться! – прошипел Апартан.

Они все замерли, прижавшись лицами к скале. Камень был все еще теплым от дневной жары. Сильверстайн медленно досчитал до десяти, вцепившись в рукоять трофейного лазерного пистолета. Взглянув на свои руки, он увидел белые бесцветные точки на коже. Но потом он понял, что это не так. Эти светлые пятна были естественным цветом его кожи, почти полностью покрытой красной грязью, пылью и засохшей кровью. Его руки были розовато-лиловыми, как и лицо. Прошли уже недели, если не месяцы, с тех пор, как он в последний раз мылся. Пять дней со времени их побега, а сколько времени прошло до того?

– Противник, прямо внизу, – прошептал Темуган, глядя за каменную гряду в прицел лазгана.

Сильверстайн посмотрел туда, и его биоптика подтвердила этот факт. Вокруг нефтяной вышки стояли часовые Броненосцев. Другие вражеские солдаты, раздетые до пояса, тащили трубы и присоединяли шланги к ожидавшим гусеничным заправщикам. Их бледные мускулистые тела, покрытые шрамами, странно выглядели вместе с безликими железными масками. До сих пор Сильверстайн часто сомневался, люди ли скрываются под этими пластинами брони.

+++ Расстояние: горизонтальное 17 метров – вертикальное 6 метров. Показатели тепла/движения: 8 человек/гуманоидов (вероятность 85 %). Температура: 31 градус. Видимость: низкая +++

– Обнаружено восемь солдат противника, – сказал Сильверстайн, оценивая полученную информацию и передавая ее своим спутникам. – Действуем так: бывший гвардеец и фермер со мной, – сказал он, указывая на Апартана и Асинг-ну. – Темуган, остаешься здесь и прикрываешь нас огнем, отстреливаешь их, если… что-то пойдет не так.

Темуган, бывший часовщик с крепкими руками, кивнул. Он нес лазган, единственное настоящее оружие, которое им удалось захватить во время побега пять дней назад. Остальные переползли через каменную гряду на руках и коленях, держа трофейное оружие и импровизированные взрывные устройства.

Они двигались мучительно медленно, иногда совсем замирая на месте, ползли вперед едва заметными движениями. Они двигались в обход по окружности расположения противника, заходя во фланг. Силуэты Броненосцев, казалось, маячили везде на территории склада. Сильверстайн старался не смотреть на них. Это было суеверие старого охотника – что, глядя на жертву, ты предупреждаешь ее, она почувствует, что за ней охотятся. Как дети, которые верят, что, если они закроют глаза, то и их не увидят. В этом была и какая-то частица истины. Хороший охотник полагается на другие чувства.

Они затратили двадцать минут, чтобы ползком зайти во фланг, и еще десять, чтобы приблизиться к нефтяной вышке.

– Стой! – встревоженно зашипел Апартан.

Сильверстайн уже замер. Левой ногой он покачал пучки тростника в маскировочной сети, чтобы они качались так же, как сухая трава, по которой он прополз.

В темноте прямо на них шел Броненосец. Было темно, и Сильверстайн мог разглядеть только силуэт в громоздких, широких наплечниках. Охотник решил не рассматривать врага подробнее. Но успел безошибочно заметить очертания тяжелого стаббера на плечах Броненосца.

Трое беглецов лежали очень тихо. Броненосец подошел ближе. Подкованный железом сапог с пластинами брони на лодыжках опустился на землю лишь в пяти метрах или около того от лица Сильверстайна. Вражеский солдат начал поддевать сухую траву сапогами, как будто искал что-то.

Медленно рука Сильверстайна скользнула к спусковому крючку автогана. Броненосец подошел еще ближе, шаркая по траве одной ногой. Сильверстайн сжал спусковой крючок на волосок сильнее.

С удовлетворенным ворчанием Броненосец нашел то, что искал. Он начал возиться в своем кольчужном табарде, бормоча что-то сквозь зубы. Сильверстайн услышал журчание горячей жидкости, шипевшей на сухой траве, и вздохнул с облегчением. Вражеский солдат искал отхожее место.

Они подождали, пока он удалится, и еще несколько минут после этого. Наконец, Сильверстайн подал знак продолжать двигаться.

Передвигаясь на животе и локтях, они ползли к вражескому складу горючего. Из-за необходимости маскировки лагерь не был освещен ничем, кроме света луны. Темнота была главным преимуществом Сильверстайна.

Охотник еще раз осмотрел местность своей биоптикой. Он насчитал восемь Броненосцев, не больше. Поднявшись на одно колено, он просигналил остальным целиться в противников слева от него. Сам он, глядя в прицел, взял на себя шестерых остальных. Он собирался вести огонь так, чтобы наиболее гладко переходить от одной цели к следующей. Он собирался застрелить часового у основания вышки, но понял, что из-за расположения его позиции это оставит самой дальней цели – Броненосцу у кабины заправщика – возможность спастись. Он мог отстреливать врагов с середины лагеря к окраинам, начиная с двух Броненосцев, которые курили сигареты в центре лагеря, но это встревожит находящихся дальше противников на долю секунды раньше.

После некоторых раздумий, Сильверстайн решил отстреливать их справа налево, быстро переходя от одной цели к следующей. Если ветер не испортит ему прицел – а скорее всего этого не будет – он уложит всех шестерых за три секунды.

Раздался бешеный треск выстрелов. Партизаны поднялись, стреляя очередями.

– По грузовикам огонь! – приказал Сильверстайн.

Раздался новый шквал выстрелов, за ним последовал страшный взрыв. На секунду ночь превратилась в очень яркий день. Из взорвавшихся заправщиков изверглось грибовидное облако ярко-красного газа.

Среди дыма и смятения, Сильверстайн бросился к нефтяной вышке и бросил в насос единственную осколочную гранату. После этого охотник бросился бежать, не оборачиваясь. Взрыв мог сжечь волосы на его лице.

Сильверстайн и партизаны быстро покинули расположение склада, их мотоциклы исчезли задолго до того, как ближайшие подразделения Броненосцев успели подняться по тревоге. Когда они уезжали, горизонт полыхал желтым заревом на фоне темного неба. Это был девятый склад горючего, который они уничтожили за пять дней.

Росс был отправлен в офицерский лазарет, стоявший отдельно от госпитальных палаток для нижних чинов. После боя у Магдалы санитары привязали его к лошади и направили в Мантиллу для лечения. Если бы его не накачали метадином и гипроксолом, поездка на лошади была бы невыносимо мучительна для его израненного тела. Инквизитора разместили в доме Бокоб, бывшем сиротском приюте, и здесь, за стенами Мантиллы, вдали от боев, он позволил себе немного отдохнуть.

Дом Бокоб был большим зданием с двумя флигелями, настолько по-имперски аскетичным и строгим, насколько позволяла архитектура Холпеша. Тем не менее, его купол был отделан мозаичной глазированной черепицей и инкрустациями из цветного стекла. Выложенный глиняными кирпичами двор, окружавший приют, был уставлен деревянными постройками для игры детей.

Там были горки, качели, кольца, сейчас они были похожи на скелеты животных, обглоданные падальщиками и высушенные солнцем. От детей не осталось и следа. Никто не знал, куда они исчезли. Никто и не подумал спросить.

Раненые офицеры быстро проходили через лазарет. Здесь не было достаточно коек, и фронт взимал с офицерских кадров тяжкую дань. Офицеры с ранениями легче второй степени возвращались на фронт, проведя максимум три дня в доме Бокоб. Умерших сносили в подвалы, в которых раньше хранились продукты. Койки, которые они занимали, обмывались водой, и на них помещались новые пациенты. Кровь и испражнения пропитывали простыни и матрасы. Поэтому в доме Бокоб сейчас пахло разложением.

У Росса были ранения четвертой степени.

Боль была, вероятно, по крайней мере, третьей степени. Он получил тупую травму грудной клетки, достаточную, чтобы вызвать небольшое внутренне кровотечение. Медики также скрепили его позвоночник железными стержнями, чтобы ограничить его движения. Удар кувалды выбил диск и почти привел к грыже седьмого позвонка. Возможно, его ранения соответствовали более высокой степени, чем четвертая, но медики оценили их как «не угрожающие жизни/средней тяжести».

Последние двадцать четыре часа Росс, больше чем от ран, страдал от полукоматозной лихорадки. Вероятно, он подхватил инфекцию из-за плохой гигиены в лазарете. Медики поставили ему капельницу с венцом трубок. Посреди притока раненых никто не заметил, что он был инквизитор. В доме Бокоб он был просто пациентом четвертой степени, и они оставили его дальше бороться за жизнь самостоятельно.

– Это просто мое мнение, но мне кажется, ты предпочел бы, чтобы тебя убили, – голос вывел Росса из тяжелого забытья.

Росс очнулся, охваченный жаром лихорадки. В его поле зрения показался нечеткий, расплывающийся силуэт Селемины. Она по-прежнему была одета в платье с цветочными узорами. Переливчато-зеленые тени, украшавшие ее глаза, придавали им кошачий отблеск. На ней были длинные накладные ресницы, и она убрала кольцо из губы. Росс едва узнал ее.

– Что, во имя Трона, ты на себя нацепила? – слабо пробормотал Росс.

Селемина скрестила руки и притворилась, что злится.

– Это для встречи с Голиасом. Но ты этого не знал, потому что был слишком занят, пытаясь произвести впечатление на гвардейцев, – проворчала Селемина.

– Я думаю, что она выглядит очень мило, – сказала Мадлен, подходя к его койке. Она так же была одета в праздничный наряд. Ее каштановые волосы были сейчас длинными и прямыми, с модной прямой челкой. Ее губы были рубиново-красными.

– Вы обе выглядите как уличные… – Росс замолчал, когда Мадлен твердо сжала его плечо.

– Так с леди не разговаривают, – упрекнула его Мадлен.

– Тогда вам, наверное, лучше вернуться к Голиасу. Похоже, он знает, как должна выглядеть леди, – сказал Росс, трясясь от смеха.

– Не думаю, что теперь мы там желанные гости, – сказала Селемина.

Росс перестал смеяться.

– Как прошла встреча?

– Плохо, – сказала Мадлен. Она бросила взгляд на Селемину, но ничего не сказала.

– Насколько плохо?

– Он пытался нас убить, – ответила Селемина.

Росс вскочил. Железные стержни врезались в спину, но сейчас ему было плевать.

– Что?

– Когда переговоры не удались, он попытался нас убить. Он был очень осторожен с этой сделкой. Не думаю, что он позволил бы нам даже взглянуть на товар.

– Но вы уверены, что артефакт подлинный?

– Не понимаю, зачем ему пытаться убить нас, если бы артефакт не был подлинным, – заявила Мадлен.

Росс начал с яростью вырывать трубки капельницы из вен, потом отстегнул железные стержни от спины.

– Росс, ты что делаешь? – протестующе закричала Селемина. Они с Мадлен попытались затолкать его обратно на койку.

Но Росс уже вышел из себя. Он оттолкнул их руки и сорвал последние бинты.

– Найдите мне капитана Прадала. Пусть он отберет взвод лучших кантиканских гвардейцев. Мы нанесем визит этому ублюдку Голиасу. Этой ночью.

Уланы были одним из подразделений, на основе которых создавалась Кантиканская Колониальная Гвардия. Они были элитной частью, входившей в первый Полк Основания, набранный из неспокойных колоний Медины. Еще во времена Войны Освобождения уланы сражались мечами и алебардами в Пограничной Ауксилии на стороне лоялистов. Это было шесть с половиной тысяч лет назад.

Кантиканская Гвардия, не будучи богата боевой техникой, характеризовалась прежде всего качеством солдат, а не превосходством в вооружении, и апогеем этой философии были уланы. Подобно кадианским касркинам или курассианским коммандос, набор в уланы был ограниченным и весьма избирательным.

Требовался рост не ниже 185 сантиметров, и требования к физической подготовке были чрезвычайно высоки. В основном кандидаты выбирались из своего полка, из любой части в составе полка, и никому не оказывалось особых предпочтений. Уланы были элитой, и сама рота, а не офицеры, решали, кто достоин носить значок улана.

Рекрутов, которых называли «пони», мучили беспощадно, невзирая на их происхождение. В ходе ритуала, называемого «закалкой», рекрута зверски избивали пять полноправных улан. Рекрутов ломали морально и физически. Это был процесс, во многом сходный с обстругиванием палки. У человека оставалась лишь его храбрость и твердость, которая и оценивалась равными ему. Тех, кто не был сломлен, принимали в свой круг. Те же, кто не выдерживал, как шутили уланы, всегда могли пойти в «конную пехоту».

Росс не смог бы найти лучших солдат для нападения на поместье Голиаса. Капитан Прадал привел его к дому, где были расквартированы уланы, реквизированному военными властями зданию, ранее известному как «Дом ревнивых возлюбленных». Это был нелегальный бордель на окраине Мантиллы, закрытый после начала войны. Фасад дома был украшен красными шелковыми драпировками, интерьер отделан так же. Дорогие ткани красных, черных и желтоватых оттенков, привезенные с других планет, струились со стен, обрамляя открытые окна.

Росс нашел улан из резерва, чистящих оружие и проверяющих снаряжение, сидя под массивными портьерами. Это было странное зрелище – суровые худощавые гвардейцы, сосредоточенно разбирающие оружие среди роскошных шелковых тканей. Большинство улан сидели на больших овальных кроватях, части оружия и снаряжения, разложенные на ткани, оставляли жирные черные полосы.

– Это капитан Алмейда, он командует вторым взводом, позывной «Шакал», – с гордостью объявил Прадал. Хотя они были в одинаковом звании, было очевидно, что более молодой Прадал испытывает почтительное благоговение перед уланским офицером.

Капитан Алмейда пожал руку Росса. Его ладонь была твердой и мозолистой, и Росс заметил, что костяшки его пальцев были пыльно-белого цвета – признак кулачного бойца.

– Инквизитор. Вы командовали наступлением у Магдалы с потрясающей храбростью, я и мои солдаты восхищаемся вами. Но надеюсь, что ваша репутация не внушила вам ошибочных мыслей. Мы – уланы, и это мои уланы. Вы работаете вместе с нами, понятно?

Росс подумал, что Алмейда – типичный офицер спецназа. Ему понравилась эта резкая прямота. Не каждый день полевой офицер будет говорить так открыто с членом Инквизиции.

– Вполне понятно, капитан. Берем штурмом поместье и все. Вошли и вышли, – сказал Росс.

Алмейда не смотрел на него. С сосредоточенным лицом он застегивал на груди характерный уланский пояс с подрывными зарядами и осколочными гранатами. Гранаты висели на кожаной амуниции, словно металлические плоды.

– Капитан Прадал уже проинструктировал нас. В поместье могут быть гражданские, поэтому мои парни вооружатся малокалиберными автоганами. Я не хочу, чтобы случайные лазерные лучи пробивали стены и убивали матерей с детьми и стариков. Еще вопросы есть? – спросил Алмейда.

Он помахал автоганом Т20 «Стэм», липким от смазки, и вероятно, служившим уже много столетий. Оружие было из штампованного металла, с тонким профилем, и было похоже на металлическую трубу с металлической же Т-образной планкой вместо приклада. Его магазин был горизонтальным и расположенным сбоку. Без сомнения, это было самое неудобное и некрасивое оружие, которое Росс когда-либо видел.

– «Стэм» Т20, капитан? Вы считаете, этого достаточно?

Алмейда со щелчком вставил магазин, и с металлическим лязгом отпустил рукоятку.

– Какая разница, если вам между глаз попадет заряд болтера калибра.75, или 10-мм пуля Т20? Результат будет тот же.

Капитан был прав. Кантиканские Колониальные полки определенно не являются лучше всех снаряженными в Имперской Гвардии, но если сорок злых улан не смогут взять это поместье, то лучше даже и не пытаться, подумал Росс.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю